Английская литература

Английская литература. Норманское завоевание (1066 год) не только оттеснило англосаксонскую культуру и англосаксонскую литературу, но и окончательно установило в стране феодальную систему социальных отношений. Военная аристократия отчасти норманского, отчасти английского происхождения говорила в продолжение первых столетий после завоевания только по-французски, и на этом языке долгое время творили ее поэты, как Уас (Wace), автор Roman de Ron (1154). По-французски писал даже еще в XIV веке поэт Гоуэр. Постепенно из смешения языка победителей норманнов и побежденных англосаксов образовался язык английский. Древнейшая английская литература (XIII век), развивавшаяся в замках военной знати и в монастырских кельях, носила феодально-монашеский характер. Господствующий класс увлекался заимствованными из Франции рыцарскими романами («Sir Tristrem»), поэмами о Троянской войне и Александре Великом, а также сказаниями о датском вторжении («King Horn»). Наиболее крупным представителем военно-аристократической поэзии был неизвестный автор поэмы «Sir Gawain and the greene Knight» (1370), в котором на фоне рыцарских приключений слагается гимн главным добродетелям феодального класса — верности и стойкости. Монашеская литература воспевала в свою очередь святость аскетической жизни («Наli Meidenhad»), излагала правила монастырского общежития («Ancren Riwle»), рассказывала в полулегендарном освещении родную историю (рифмованные хроники монахов Р. Глостера и Р. Маннинга). В художественном стиле преобладала тенденция к моральным аллегориям за счет жизненной правды. Автор «Гавейна» пишет аллегорические поэмы в честь целомудрия (Сlаnnesse) и терпения (Patience). Между тем как в господствующих кругах процветают рыцарские поэмы и аскетические произведения, народ воспевал в своих безыскусственных песнях своих любимых героев, — бунтовщиков и врагов общества, вроде лесного разбойника Робина Гуда. В XIV веке художественная литература Англии значительно видоизменяется и по содержанию, и по форме. Это была эпоха, когда под влиянием развившегося денежного хозяйства феодальный строй рушился, когда помещики переходили от крепостного к вольнонаемному труду, когда торговля заняла видное место в хозяйстве и, несмотря на усмирение восставших крестьян (1381), возникало и упрочивалось мелкое крестьянское землевладение. На границе между отживавшим средневековьем и зарождавшейся новой жизнью, в середине XIV века, возникла поэма Ленгленда «Visio de Petro Plowman». Облеченная в популярную в средние века форму видений, изобилуя всевозможными аллегорическими персонажами, эта поэма содержала вместе с тем ряд реалистических картин из жизни как господствующих классов, так и трудящегося народа. Проникнутая консервативно-патриархальным духом, одинаково восставая и против эгоизма помещиков, и против революционных стремлений сельских рабочих, проповедуя необходимость социального мира, поэма Ленгленда была, тем не менее, очень популярна среди восставших крестьян, главным образом благодаря той роли, которую в ней играет Петр Пахарь, указывающий испорченным господствующим классам путь в царство Правды. Еще решительнее Ленгленда порвал со старыми приемами творчества Чосер (1340-1400), именуемый обыкновенно родоначальником английской поэзии. Он начал свою деятельность придворным поэтом, подражателем труверов, и его более ранние произведения переполнены аллегориями («The book of the duchess»; «The assembly of flowers»; «The house of fame» и др.). Познакомившись в Италии с литературой раннего Ренессанса, Чосер создал, отчасти под влиянием Бокаччио, свои знаменитые «Кентерберийские рассказы». Пролог, где описываются 29 паломников, принадлежащих ко всем классам общества и идущих поклониться мощам Святого Бекета, —  шедевр реалистической живописи. Лучшие из рассказов, которыми паломники коротают дорогу, заимствованы не из феодально-монашеской литературы, а из поэзии горожан, из итальянских новелл и французских фабльо. «Кентерберийские рассказы» проникнуты уже не аскетическим духом, а жизнерадостным настроением, любовью к шутке и смеху. Истинным героем их является трактирщик Гарри Бейли, в таверне которого собрались паломники, типический горожанин, требующий, чтобы писатели писали точно и удобопонятно. Сам Чосер, находящийся среди богомольцев, сообщает комическую историю о рыцаре Топасе, сражавшемся с великанами во имя феи, — пародия на отживавший феодальный мир. «Кентерберийские рассказы» сделали наречие лондонских горожан языком изящной литературы. Значительное влияние на выработку литературного языка оказал и богослов Виклеф своими мелкими памфлетами, направленными против римской церкви, и в особенности переводом Святого Писания (1388 год, в сотрудничестве с Н. Герфордом). В XV веке после недавнего подъема наступил упадок художественного творчества. Поэзия, прозябавшая во дворцах, изображала жизнь великих людей прошлого (Лидгет, 1373-1460, «Falls of Princes»), любовные переживания (Гоуэр, 1325-1408, «Confessio amantis»), ударялась в аллегорию и символику («Kings Quhair» короля Иакова, умер в 1437; «Дворец Чести» Дугласа, умер в 1522; «Роза и Терновник» Дунбара, умер в 1520 году.

Между тем как знать увлекалась пережитками средневековой поэзии, народ слагал на вольном воздухе свои песни (songs) и баллады (ballads), изданные в 1765 году епископом Перси (Percy’s «Reliques of Ancient English Poetry») и послужившие внешним толчком к возрождению в конце XVIII века английской поэзии. Новый подъем в области литературного творчества замечается лишь в XVI веке, когда под влиянием новых явлений в хозяйственной жизни значительно изменялась социальная структура общества. Англия становилась все более торгово-промышленной страной. Производство шерсти достигло внушительных размеров. Помещики переходили от хлебопашества к овцеводству на широких капиталистических началах. Под двойным натиском лендлордов и степлеров погибал класс крестьян-съемщиков (йоменов). Эта социальная катастрофа внушила канцлеру Генриха VIII, Томасу Мору, мысль написать свою «Утопию» (1516), картину идеального острова, где все счастливы, потому что нет ни частной собственности на землю, ни денежного хозяйства, — картину, представлявшую с одной стороны идеализацию патриархальных отношений, разрушенных вторжением в жизнь капитала (преимущественно торгового), а с другой — предвосхищавшую социалистическое будущее. Развитие торговых сношений, становившихся все более международными, обострявшаяся борьба за рынок между отдельными нациями, усложнение государственного механизма — все это требовало наличности более усовершенствовавших знаний и методов, и в ответ на этот запрос явилась новая социальная группа — профессиональная интеллигенция, в состав которой входили как выходцы из падавшего феодального класса, так и представители поднимавшихся социальных низов. Эта новая интеллигенция (гуманисты) порывала со средневековой, чисто формальной богословской ученостью (схоластикой), искала реальных знаний, изучала античных мыслителей и поэтов, создавала новые приемы исследования природы. Тип этого нового интеллигента нашел свое художественное воплощение в образе героя трагедии Марло — Фауста, неудовлетворенного схоластикой, мечтающего о практических знаниях, способных подчинить его власти вселенную и дать ему богатство и славу. Теоретиком этой новой интеллигенции был знаменитый естествоиспытатель Бэкон (1561-1626), творец индуктивного метода, автор «Instauratio Magna», занимавший высокий пост при Иакове I. В своей утопии «Nova Atlantis» он заставляет интеллигенцию заниматься усовершенствованием техники и промышленными экспериментами, причем государство обязано обставить ее всевозможным комфортом в специально для нее выстроенном дворце «царя Соломона». В век оживленных международных торговых сношений и литература становилась, так сказать, интернациональной. Английские поэты XVI века черпают свои сюжеты, образы и стиль повсюду — у итальянцев, испанцев и французов. Постоянные торговые войны вызывают потребность в сильной центральной власти, опирающейся на армию и флот, а эта власть, в свою очередь, спешит окружить себя блестящим двором, куда прежние независимые феодалы стекаются в качестве слуг и, если они одарены писательским талантом, в качестве поэтов. Королевский двор становится в XVI веке одним из главных центров литературы. Большой популярностью пользовались у великосветской публики сонеты Уайта (1503-1542) и Серрея (1517-1546), проникнутые модным в салонах платонизмом, и пастушеский роман Ф. Сиднея (1554-1586) «Arcadia». Великосветский жаргон нашел свое классическое выражение в романе Лили «Euphues» и отсюда получил свое название эвфуизм. Талантливейшим представителем салонной поэзии был Эдмунд Спенсер (1553-1599), прославившийся своими любовными сонетами («Amoretti») и поэмами («Epithalamion»), своею пасторалью («The shepherd's calendar») и в особенности аллегорической поэмой «Fairy Queen», где под видом феи Глорианы изображена Елизавета.

Наиболее крупные таланты эпохи работали, однако, гораздо охотнее для театра, который пышно расцвел в XVI веке, развившись из церковно-религиозных представлений (miracle-play; moral-play) и народных фарсов (interludes). Творцом английской драмы обыкновенно считается Гейвуд (умер после 1640 года), давший в своих интерлюдиях галерею живых типов, особенно из среды духовенства («А mery Play betwene а Pardoner and а Frere, the Curate and neybour Pratte» и др.). К концу царствования Генриха VIII относится первая книжная комедия Н. Удолля «Ralph Roister Doister», изображавшая злоключения самовлюбленного дурака, эксплуатируемого ловким аферистом-паразитом. В 1563-62 годах студенты юридической академии (Inner Temple) играли первую книжную трагедию Саквиля и Нортона «Gorboduc», написанную в подражание Сенеке. В эпоху Елизаветы и Иакова английская драма достигла поразительного развития. В 1570 году в Лондоне было только два театра, в 1578 уже 8, в 1633 году целых 17 (при населении в 300 000 жителей). Театр представлял для писателей ту выгоду, что только он оплачивал литературный труд: за пьесу обыкновенно платили от 6 до 8 фунтов. Так как профессия актера была выгоднее профессии драматурга, то многие из видных поэтов была заодно и актерами, и драматургами (Шекспир, Марло, Бен-Джонсон). Между тем как более обеспеченные из них (Шекспир, Бомонт, Флетчер) работали сравнительно медленно, другие — бедняки (Деккер, Миддльтон, Т. Гейвуд) — превращались в литературных ремесленников, писали много и поверхностно: плодовитость некоторых изумительна (Т. Гейвуд создал один и в сотрудничестве с другими 220 пьес). Так как авторы смотрели на свои пьесы обыкновенно только с точки зрения заработка и не всегда их печатали, потому что напечатанные пьесы не находили покупателей, то многие из их произведений до нас не дошли. В развитии английской драмы второй половины XVI и первой половины XVII века можно подметить три периода. Первый (Марло, Лили, Грин) — период исканий. Его лучший представитель Х. Марло (1564-1593), автор «Фауста», «Tamburlain the Great» и «The Jew of Malta», кладет основу трагедии характеров с сконцентрированным вокруг одной страсти действием и окончательно устанавливает господство на сцене белого стиха. Второй период (Шекспир, Бен-Джонсон, Бомонт и Флетчер) — период расцвета. Под пером Шекспира (1564-1616) трагедия характеров (Гамлет, Отелло, Лир, Макбет) достигает своего кульминационного пункта. Бомонт и Флетчер (1584-1616; 1579-1625) уже знаменуют начинающийся упадок: характеры у них не выдержаны, в центре внимания поставлена запутанная интрига на манер испанских пьес «плаща и шпаги», — все рассчитано на то, чтобы поразить публику неожиданным эффектом. Третий период (Вебстер, Чапман, Деккер, Марстон, Миддльтон, Форд) — период разложения и умирания драмы. Авторы прибегают для возбуждения интереса к изображению кровавых ужасов (Вебстер; «The duchess of Malfi», «Vittoria Corombona») или к изображению на сцене рискованных проблем (Форд: «’tis pity she’s, а whore»). В продолжение всей этой эпохи в английской драме боролись два течения — классическое и романтическое. Первое, пользовавшееся успехом лишь в короткий период между 1568 и 1580 годами, имело своего теоретика в лице Ф. Сиднея, своих сторонников в лице Уэтстона, Дэниеля, Брэндона, впоследствии Чапмана и особенно Бен-Джонсона («Catilina», «Sejanus»). Победа осталась за романтическим направлением, имевшим таких крупных представителей, как Шекспир, Бомонт и Флетчер. Английская драма этой эпохи распадалась на ряд разновидностей: 1) трагедия характеров (Марло, Шекспир, Бомонт и Флетчер); 2) историческая хроника (Шекспир); 3) сказка (Шекспир); 4) комедия нравов (Бен-Джонсон); 5) историческая трагедия (Шекспир, Бен-Джонсон). Haряду с этими наиболее популярными видами драмы в эту эпоху возникла и драма буржуазная («Arden of Feversham», неизвестного автора; «А woman killed with kindness», Т. Гейвуда) и драма социальная, единственным образчиком которой является пьеса Мессинджера «The bondman». В продолжение всей этой эпохи происходила ожесточенная борьба из-за театра между знатью и правительством, покровительствовавшими ему, и пуританской буржуазией, требовавшей его уничтожения. Против театра ратовали пуританские проповедники (Уилькот, Норебрук), памфлетисты, как Госсон «The school of Abuse» и Принн («Histriomastix»). На защиту актеров и драмы становились Лодж («А defence of Poetry, Music and stage-plays»), Т. Гейвуд («An apology for actors»). Пуритане не ограничивались одними словесными нападками на театры, стараясь вытеснить их за городскую черту или подчинить строгой цензуре. Между лондонским советом и правительством Елизаветы происходила все время резкая полемика по вопросу о театрах. По мере того, как пуританская буржуазия все энергичнее переходила в наступление против придворно-аристократического общества, нападки ее публицистов против драматического искусства становились все более беспощадными, и в 1642 году парламентским указом все театры были закрыты. В 1648 году пуританская буржуазия подняла победоносное восстание против короля и паразитической знати и стала у власти. Для художественного творчества ее господство представляло малоблагоприятную почву. Все мысли пуританина сосредоточивались на идее греховности мира, на необходимости преодолеть искушения дьявола. В воображении пуританина, воспитанного на чтении Ветхого Завета, жизнь отражалась не в виде ярких и пестрых образов, а как ряд отвлеченных понятий морального характера — черта, противоположная основе артистической психики. Эта рассудочность и отвлеченность, эта наклонность к сухому морализированию ярко отразились в поэме пуританина Беньяна (1628-1688): «Pilgrim's Progress from this world to that, which is to come», изображающей странствия души по юдоли плача, среди всевозможных соблазнов и преград, как Ярмарки Тщеславия, Мирской мудрости, Отчаяния и т.д., в Небесный Град. Необходимость бороться словом и мечом против короля и знати, против божьих врагов, оставляла к тому же пуританину мало времени для художественного творчества. Величайший поэт пуританства Мильтон (1608-1674) занимался больше публицистикой, чем искусством. В своих многочисленных памфлетах он излагал взгляды революционной буржуазии на семью, церковь и государство. Как политик, Мильтон строил гражданское общество (семью, государство) на идее договора (covenant); как философ, он был материалист, не признававший дуализма материи и духа, не признававший ничего трансцендентного и никаких тайн. Мильтон ставил искусству исключительно духовно-нравственные цели, а именно: «воспевать борьбу святых и мучеников», «деяния и торжество праведных и благочестивых народов, силою веры сражавшихся против врагов Христа». Борьба двух противоположных начал добра и зла была основной темой творчества самого Мильтона. В поэме «Потерянный Рай» эта борьба происходит объективно в мировой жизни, проявляясь как отпадение Люцифера и первых людей от Бога. В поэме «Возвращенный Рай» та же борьба протекает субъективно в душе высоконравственного человека (Христа), удалившегося в пустыню и здесь торжествующего над соблазнами мира. Эпизод Адама и Евы (в «Потерянном Рае»), которых Мильтон наделил специально пуританскими добродетелями — умеренностью, трудолюбием, супружеской привязанностью, — содержит первый эскиз семейно-нравственного романа, любимого чтения английской буржуазии XVIII века.

Если Мильтон был теоретиком и поэтом революционной буржуазии, то деревенский пролетариат нашел своего идеолога в лице Джер. Уинстанлея, сторонника социализации земли, нарисовавшего в своей утопии «The law of freedom» картину крестьянской коммунистической республики, где нет ни разделения на классы, ни интеллигенции и духовенства, ни промышленности и торговли. Реставрация Стюартов (1660-1688) на время вернула власть королю и знати. На смену республиканцам шел теоретик абсолютизма Филльмер, автор «The Patriarca», предшественником которого был Гоббс («Leviathan»). Пуритане осмеяны в поэме Бетлера (1612-1680) — «Hudibras» — в лице героя, пресвитерианского сквайра Гудибраса, и его слуги индепендента Ральфа, изображенных паразитами, лицемерами и трусами. Театры вновь открыты и становятся любимым развлечением придворной знати. Драйден (1631-1700) переделывает «Бурю» Шекспира, превращая невинную Миранду в гризетку, а «Потерянный Рай» Мильтона в оперу. Комедия (Уичерли 1640-1715, Конгрив 1670-1730) выставляет героями кутил, развратников и игроков, а героинями — проституток по профессии или по натуре. В области романа, где тон задавали дамы (мисс Гейвуд, М. Мэнли, Афра Бен), царил такой же фривольный дух. Литература, недавно еще служившая целям нравственной пропаганды, отражала в эпоху реставрации вкусы и настроения придворного общества. «Славная революция» 1688 года, покончившая с самодержавием короля и знати, снова продвинула к власти буржуазию — землевладельческую (партия ториев) и капиталистическую (партия вигов). Присяжным философом новых хозяев положения был Локк (1632-1704), защищавший в своих политико-экономических трактатах, по словам Маркса, «новую буржуазию против рабочих классов и пауперов, коммерсантов против старомодных ростовщиков, финансовых аристократов — против государственных должников». Локк по своим воззрениям настолько же менее радикален, чем Мильтон, насколько буржуазия, достигшая политической власти, была менее революционна, чем буржуазия, еще только стремившаяся к этой власти. Локк не материалист, а только сенсуалист, монархист, а не республиканец, и если Мильтон отрицал вечность частной собственности, то Локк верил в ее исконное существование; если Мильтон не распространял свободу слова на католиков, то Локк присоединил к ним еще и атеистов. — Локк был теоретиком господствующего класса, трудовой же народ нашел своего идеолога в лице Беллерса, ратовавшего за устройство «товарищеских ассоциаций» («College fellowship»), в основу которых должен быть положен принцип «труда», а не «денег» («College of Industry»). В XVIII веке Англия окончательно превратилась в страну мануфактурной промышленности и мировой торговли. В тронной речи короля Георга I (1721) торговля была официально признана «основой могущества и богатства страны». Политическая экономия, уже существовавшая в XVII веке, получила характер науки (Л. Смит, «Богатство народов», 1776). В буржуазном обществе пробуждается интерес к политическим вопросам, и в ответ на этот спрос возникает ряд политических трактатов («Письма» Юниуса; «Thoughts on the causes of the present discontents» - Борка, 1770). Ежедневная пресса становится все более растущей силой, особенно после 1771 года, когда газеты получают право печатать отчеты о парламентских заседаниях. В 1785 году поэт Крабб жаловался в поэме: «The Newspaper», что публика читает только газеты и не интересуется больше серьезными книгами. Огромной популярностью пользовались семейно-нравственные листки, издававшиеся Стилем и Аддисоном («The Tatler», 1709; «The Spectator», 1710; «The Guardian», 1713 год). Все крупные писатели XVIII века — Дефо, Свифт, Фильдинг, Смоллет, работали вместе с тем в качестве издателей газет, потому что журналистика была не только прибыльным занятием, но и давала вес в обществе. Писатели не стыдились при этом менять свои убеждения из материальных соображений (Дефо, Свифт). По своим эстетическим вкусам буржуазная публика XVIII века мало чем отличалась от пуритан XVII века. Она требовала от писателя, прежде всего, нравоучительной тенденции, и потому сами писатели ставили искусству главным образом моральные цели. «Драма должна способствовать победе добродетели над пороком» (Лилло); «роман обязан возбуждать ненависть к пороку и любовь к добродетели» (Ричардсон). Мораль, которую проповедовали писатели, была моралью специально буржуазного общества, сводилась к проповеди умеренности и расчетливости, к культу семейных добродетелей. Рассудочный характер буржуазной культуры убил интерес к поэзии. Самый крупный поэт эпохи, А. Поп (1668-1744), пользуется стихом для ученых диссертаций («Essay on man»; «Essay on criticism»). По мнению Попа, в поэзии самое важное не красота, а точность выражения. Техника стиха казалась ему главной задачей поэта, и за свое техническое мастерство он был прозван «царем рифмы» (prince of Rhymes). Драматическое искусство, когда-то так высоко стоявшее, влачит теперь жалкое существование. Соутерн, Роу, Аддисон («Cato») продолжают традиции ложного классицизма времен реставрации. Возникшая в средине XVIII века буржуазная драма, лучшим представителем которой был автор «George Barnwell» Лилло (1693-1739), не создала школы. Ни комедии Шеридана (1751-1816) «The Rivals» и «The School for Scаndal», ни комедия Гольдемита «The goodnatured man» и «She Stoops to conquer» не могли спасти драму от ее неизбежного вымирания. Первенствующее место на книжном рынке занял, начиная с XVIII века, роман. С формальной точки зрения роман распадался на две разновидности:

1) роман морально-психологический и 2) роман с приключениями.

К первому тину относятся роману Ричардсона, отчасти Дефо, ко второму — романы Свифта, Фильдинга, Смоллета. Морально-психологический (вместе с тем тенденциозный) роман тесно связан с буржуазными кругами. Ричардсон (1689-1761) был типичный представитель пуританской буржуазии с ее склонностью к семейной жизни, ее культом семейных добродетелей, ее нравственной чопорностью, смесью преклонения перед внешними приличиями и самой простой расчетливости («Pamela»; «Clarissa Harlowe»; «Sir Charles Grandison»). Дефо (1661-1731), защищавший в своих небеллетристических произведениях («Essay on projects» и др.) интересы торгово-промышленной буржуазии, создал в своем романе «Робинзон Крузо», стоящем на грани между морально-психологическим романом и романом приключений, апофеоз колонизаторским тенденциям английского капитализма, покорявшего весь мир своей гегемонии. Буржуазное общество нашло резкого критика в лице Свифта (1667-1745), обрушившегося на него в «Приключениях Гулливера» и противопоставившего ему, как идеал, аристократический строй на древнеспартанский лад, царящий на острове благородных коней, гуингмов. Фильдинг (1707-1754) высмеивал умеренных и аккуратных героев Ричардсона, по его мнению лицемеров и ханжей, и идеализировал помещичий быт, нравы старой веселой, аристократической Англии («Joseph Andrews»; «Тоm Jones»). Насмешливое отношение Фильдинга к буржуазии (городской) переходит в ярую ненависть и злое издевательство у Смоллета (1721-1771), особенно в «Humphrey Clinker».

По мере того, как Англия все более превращалась в страну крупных мануфактур, оттеснялась назад мелкая буржуазия. Из этой разлагавшейся социальной среды выходили люди неуравновешенные, нервозные, чувствительные. Они смотрели с грустью на гибель родного класса и вместе с тем всем своим существом срослись с этой будничной, ограниченной средой. В их душе жили рядом слезы и смех, любовь к маленьким людям и сознание их ничтожества. Эти сентиментальные юмористы скоро сделались героями дня, так как социально-экономический переворот, происходивший в стране, делал людей всех классов общества более беспокойными и неустойчивыми, легко возбуждающимися и потому чрезмерно чувствительными. Наиболее яркими выразителями этого сентиментального настроения в литературе были Л. Стерн (1713-1768), автор «Сентиментального путешествия» и «Тристрама Шэнди», и Гольдсмит (1728-1774), автор «Vicar of Wakefield». В романе Мекензи «The Man of feeling» (1771) сентиментализм доведен до крайности.

Во второй половине XVIII века Англия все белее превращалась из земледельческой в промышленную страну (благодаря отчасти техническим изобретениям), и этот процесс завершился к концу первой четверти XIX столетия. В этот период возникает в Англии новое литературное движение, отразившее гибель старых докапиталистических форм быта и жизни и известное под названием романтизма. В нем можно различить две струи: народническую и феодальную. Никогда: ни раньше, ни позже - деревня не играла в английской литературе такой видной роли, как именно в этот период ее умирания. Из деревни (особенно шотландской) выходит целый ряд видных поэтов-самородков, ткач Таннагилль (1774-1810), писарь Мотервелл (1797-1835), каменотес А. Кеннинггем (1784-1842), сын поденщика Р. Николль (1814-1837), автор известных песен «Thoughts of Heaven» и «We are brethren» и, наконец, знаменитый «этрикский пастух» Дж. Гогг (1770-1835), издавший свои песни под заглавием «The queen's wake». Деревня все более привлекает и внимание интеллигенции. Гольдсмит воспевает в поэме «The Deserted Village» гибель «старого сельского веселья и сельских нравов», вызванную концентрацией земли в руках немногих крупных собственников, выражает надежду провести остаток дней среди крестьян, поучая их, как жить. Деревня нашла внимательного наблюдателя и поэта в лице Крабба (1754-1832), нарисовавшего в поэме «The Village» мрачную картину оскудения крестьянского мира, а в своем лучшем произведении «The Parish Register» ряд превосходных бытовых картин из жизни деревенского люда; он выражает свою симпатию трудовому крестьянину и относится чрезвычайно отрицательно к пролетаризованным и деклассированным элементам деревни (контрабандистам, ворам и т.д.). Типическим народником был и В. Вордсворт (1770-1850), идеализировавший трудового крестьянина за счет горожанина и скорбевший о гибели деревни под влиянием роста промышленности («The Excursion»). Все эти поэты крестьянского мира были, однако, по своим убеждениям консерваторами, и все они были далеки от идеи национализации земли, которую, проповедовал их современник Т. Спенс. Только в Р. Бернсе (1759-1796) горел протестующий дух, и в некоторых его стихах чувствуется отблеск великой революции. Вышедший из деревни, он превосходно знал и описал ее нравы и при этом, в отличие от Крабба, сумел понять поэзию не только жизни труженика («Субботний вечер поселянина»), но и особую прелесть быта деревенских босяков («Веселые нищие»). Близко к этой деревенской поэзии стоял и В. Коупер (1731-1800), также любивший идеализировать нравы крестьян и брать свои сюжеты из их жизни. Все эти поэты предпочитали городу сельскую природу, которую до них так восторженно воспел Томсон (1700-1748) в своей' поэме «The Seasons». Все они преднамеренно противополагают городу деревенский пейзаж, как Коупер в поэме «The Task», Крабб в поэме «The Village», Вордсворт в своих стихотворениях. У других поэтов этой эпохи замечается невольная тяга от культуры (то есть города) к первобытной природе, как у Р. Соути (1774-1843) и С. Кольриджа (1772-1834), в юности мечтавших поселиться в девственных лесах Америки и там основать анархо-коммунистическую общину, и у Т. Кэмбелля (1777-1844), который переносит действие своей поэмы «Gertrude of Wyoming» на берега первобытной реки Саскачеванны. Haряду с этим народническим течением замечается в английском романтизме струя феодальная, идеализировавшая средневековой быт и рыцарскую культуру. Макферсон (1738-1796) издает свою знаменитую подделку оссиановых песен, Чаттертон (1752-1770) под псевдонимом средневекового монаха Роулея набрасывает в форме старинных баллад великолепные картины из жизни феодального рыцарства, а епископ Т. Перси (1729-1811) издает остатки народной поэзии средневековой старины («Reliques of Ancient English Poetry»). Наиболее ярким представителем этого феодального романтизма был Вальтер Скотт (1771-1832), который поэтизировал в своих поэмах «Последняя песня менестреля»; «Маrmion», «The Lady of the Lake» и др. быт и нравы рыцарства, поединки и набеги, божьи суды и похищения, народные суеверия и фантастические предания, вправляя эти пестрые картины в раму детально расписанного пейзажа. Нежелание конкурировать с Байроном и необходимость заплатить долги заставили В. Скотта перейти от поэмы к романам, большая часть которых посвящена феодальной эпохе («Айвенго», «Квентин Дервард», «Талисман», «Замок Вудсток», «Кенильворт»), другая («Гэй Маннерниг», «Антикварий», «Веверлей») и хотя и относится к более близким к автору временам, однако описывает быт и жизнь шотландского общества докапиталистического периода. Как всякая переходная эпоха, когда рушатся вместе со старым укладом и старые понятия и верования, вторая половина XVIII века и первая четверть XIX столетия представляли богатую почву для нервозности, неуравновешенности, меланхолии и всевозможных психических аномалий. Меланхолическое настроение, свойственное таким переходным эпохам, нашло свое яркое выражение уже в элегической поэме Юнга (1684-1765) «The complaint or night thoughts» и отличает, так или иначе, всю литературу этой эпохи. Крайняя повышенность нервов располагала публику к увлечению всем таинственным, ужасным и страшным. Успех «Оссиана» Макферсона, таких лубочных романов, как «The castle of Otranto» Вальполя, «The Monk» Льюиса (1795), «The family of Montorio», Метюрина (1782-1824), аналогичных произведений госпожи Редклиф (1764-1823), баллады Кольриджа «Старый моряк», объясняется именно изображенными в них ужасами и их таинственным колоритом, бившими по нервам.

По мере того, как английский капитализм завоевывал иностранные рынки и, в частности, колонии, взоры писателей и читателей все охотнее обращались на восток, и этим объясняется популярность восточной романтики, наводняющей и поэзию (Соути, «Thalaba, the Destroyer», «The Curse of Kehama»; Т. Мур, 1779-1852, «Lalla Rookh») и романы (Морьер, «Hajji Baba», «Zohrab», «Ayesha»). Чем ближе к буржуазной революции (1832), тем более руководящая роль в литературе отходила от чистых романтиков к другой группе писателей, в поэзии которых романтические настроения своеобразно переплетаются с демократическим и революционным духом. Это была группа интеллигентов, вышедших из аристократии, но порвавших со своим классом. Эта деклассированность предрасполагала их к роли странствующих апостолов революции. С. Лендор (1775-1864) продает свои поместья, после неудачных попыток ввести реформы в интересах своих фермеров, эмигрирует на чужбину, дружит со всеми видными революционерами континента и громит в своих «Imaginary Conversations» тиранов древнего и нового мира, прославляя афинскую и римскую республику. Трелауни (1793-1883) рассказывает в романе «The adventures of а younger son» историю молодого аристократа, разъезжающего по океану в поисках приключений, сражающегося на корабле пирата-республиканца против английских купцов, идеализируя при этом нравы и быт чуждых культуре дикарей. Наиболее яркими представителями этой революционной группы был лорд Байрон (1788-1824) и П. Б. Шелли (1792-1822). В поэзии Байрона есть еще немало романтических черт, характеризующих его как потомка старой феодальной знати: отрицательное отношение к городу, любовь к природе, культ первобытной жизни, склонность облекать своих протестантов в костюм разбойников. В ней ясно выступает вместе с тем струя демократическая, ненависть к привилегированной знати, симпатия к угнетенным и порабощенным, хотя и в народолюбии поэта отражается аристократическая закваска его души, сказавшаяся в презрении к черни, в жажде господства над толпой (Лара, Марино Фальеро). Феодальной культуре Байрон впоследствии любил противополагать культуру буржуазную, жестоким и жадным сеньорам — владельцам земли — итальянские купеческие республики с их мирными нравами и политическим равенством («Вернер»), а в «Дон-Жуане» он резко нападал на европейскую и в частности английскую феодальную реакцию, присвоившую себе название «Священного Союза». Своей неустанной борьбой против воинствующего милитаризма (особенно в «Дон-Жуане»), и против всякого религиозного фетишизма («Манфред», «Каин») Байрон расчищал почву для новой индустриальной и научной цивилизации. Как поэт, он все более переходил от романтических героев («Чайльд-Гарольд», «Манфред») к изображению будничных событий («Беппо», «Дон-Жуан») и социальных конфликтов («Вернер»). Романтические черты замечаются и в поэзии Шелли, который также не любил города и также благоговел перед природой («Аластор», «Мимоза», «Облако», «Жаворонок», «Стансы, написанные в Неаполе» и др.) и предпочитал реальной действительности мир грез и видений. Еще в большей степени, чем Байрон, Шелли был вместе с тем певцом грядущей революции (буржуазного характера которой он не предвидел). В своих «песнях к британцам» и «к защитникам свободы» он призывал рабочий класс к восстанию против господ; в «Розалинде и Елене» и в «Ченчи» он подвергал уничтожающей критике патриархальную семью; в «Восстании Ислама», в «Царице Маб» он восставал против всех видов тирании, в «Освобожденном Прометее» он сложил восторженный гимн человечеству, сбросившему с себя все материальные и духовные оковы. Как дети переходной эпохи, и Байрон и Шелли отличались оба повышенной чувствительностью и крайней нервозностью, что выразилось у первого в виде инстинктивной меланхолии («Чайльд-Гарольд», «Манфред»), увлечения всевозможными ужасами и таинственностью («Осада Коринфа», «Паризина», «Манфред»), склонности к видениям и кошмарам («Тьма», «Сон»), а у второго в его сомнамбулизме, в стремлении к миру всего загадочного, в мир галлюцинаций и потусторонних грез («Аластор», «Прометей»), в чрезмерной одухотворенности и неосязаемости его образов и настроений, порой отличающихся непонятностью и сумбурностью («Эпипсихидион»). Повышенная чувствительность и впечатлительность, свойственные людям всякой переходной эпохи, когда рушится старый быт и уклад и из его развалин вырисовывается новый общественный строй, являются вместе с тем одной из главных причин пышного расцвета поэзии в конце XVIII и начале XIX столетий. С веком Байрона и Шелли можно сопоставить в этом отношении только две эпохи: эру Чэсера и эру Шекспира, XIV и XVI века, такие же периоды социального перелома, когда в недрах старого распадавшегося мира возникали новые общественные отношения и в связи с ними новые чувства, понятия и верования.

Во второй четверти XIX века господствующим классом становится капиталистическая буржуазия (избирательная реформа 1832 года). Экономические вопросы получают преобладающее значение. «Властителями дум» эпохи являются знатоки политической экономии. На их авторитет ссылаются действующие лица из господствующего класса в романах Диккенса, госпожи Гаскелль, Кингсли и др., с ними полемизируют сами авторы этих произведений. Одна из книг повестей госпожи Мартино так и озаглавлена: «Illustrations of Political Economy». Все более видное место в умственной жизни общества занимает ежедневная пресса. Между тем, как с 1753 по 1853 годы население возросло в 4 раза, число экземпляров ежедневно выходивших газет увеличилось в 17 раз. Все чаще беллетристы выступают вместе с тем в роли журналистов (Диккенс — редактор «Daily News», Теккерей и Бульвер — сотрудники «Constitutional»). Общество резко раскалывается на два враждебных класса — буржуазию и пролетариат. Буржуазия, еще не вышедшая из эпохи первоначального накопления, пользуется примитивными средствами эксплуатации («sweating system», «truck system»). Рабочие организуются в профессиональные союзы, задумывают всеобщую стачку, потом образуют (в союзе с мелкой буржуазией) самостоятельную политическую партию, с целью завоевания всеобщего избирательного права. Вспыхивают чартистские волнения. Социальный вопрос становится господствующим мотивом эпохи. Томас Карлейль (1795-1881) подвергает резкой критике буржуазное общество за его грубый материализм, за его пренебрежение искусством и религией, за чисто механический уклад его отношений, за его культ парламента и стремление к политическому равенству. Одинаково вооружаясь и против капиталистов, заботящихся только о прибыли, и против рабочих, мечтающих о захвате власти, Карлейль хотел построить современное индустриальное общество по образцу идеализированного феодального прошлого так, чтобы во главе стояли просвещенные и гуманные предприниматели и интеллигенты, которым рабочий класс будет подчиняться с детской доверчивостью, как в старину земледелец-крепостной видел в сеньоре и монахе своих прирожденных руководителей («Latter-day pamphlets», «Chartism», «Past and Present»). Взгляды Карлейля оказали огромное влияние на всю английскую художественную литературу 30-х и 40-х годов. В деловой атмосфере промышленного общества поэзия заняла сравнительно скромное место. Поэма, стоявшая в центре литературы предшествовавшего периода, теперь уступает роману. Дизраэли (лорд Биконсфильд, 1804-1881) переходит от поэмы в духе Байрона и Шелли («The Revolutionary Epick») все решительнее к прозе, причем некоторые его вещи, как «David Alroy», носят еще и по сюжету и по колориту явный романтический отпечаток, вытесняемый в остальных его произведениях реалистическим письмом. Видно, как в атмосфере городской массовой жизни роман все более теряет свойственный поэме субъективно-индивидуальный характер и становится все более объективным. Первые романы Дизраэли («Vivian Grey», «Contarini Fleming») еще рассказывают в духе байроновской поэмы историю исключительной личности, чрезвычайно похожей на самого автора; его более поздние романы («Coningsby», «Sybil») уже носят объективный характер (хотя и со значительной примесью субъективизма). Аналогичную эволюцию переживает Э. Бульвер (1805-1873), ранние романы которого («Pelham», «Paul Clifford») являются в значительной степени еще личными исповедями, тогда как его более поздние и более известные вещи («Rienzi», «Последний день Помпеи») относятся к объективному историческому жанру. В атмосфере развивавшейся городской жизни роман все более терял свой прежний помещичий и сельский колорит, и деревенский пейзаж все более уступал место крупному фабричному городу (Диккенс: «Домби и сын», «Тяжелые времена»; Дизраэли: «Sybil»). Преобладающей формой повествовательной литературы становится роман бытовой, широкая картина нравов тех или других классов общества, достигающий своей высшей точки развития под пером Теккерея (1811-1863), автора «Ярмарки тщеславия». Под влиянием кипевшей кругом классовой борьбы бытовой роман все более проникался социальным содержанием. Социальные темы властно вторгаются даже в творчество Бульвера. Его «Евгений Арам» — интеллигентный пролетарий, совершающий убийство из нужды, тогда как исторический прообраз героя совершил преступление из ревности. Социальный вопрос все более покорял и вдохновение Диккенса (1812-1870), начавшего бестенденциозными очерками, возродившего «Записками Пиквикского Клуба» старую «плутовскую» повесть с приключениями, выдвигавшего затем в «Оливере Твисте», «Николае Никльби» и др. уже те или иные общественные вопросы, преимущественно филантропического характера и, наконец, в «Домби и сыне», «Тяжелых временах», «Рождественских вечерах» воспроизводившего те или другие стороны социального вопроса. Огромную роль в этом превращении романа из бытового в социальный сыграло чартистское движение, поставившее во весь рост перед господствующим классом вопрос об организации капиталистического общества на нормальных началах. В социальном романе 30-х и 40-х годов в глаза бросаются три течения. С аристократической (торийской) точки зрения решал социальный вопрос Дизраэли, давший в романе «Coningsby or the New generation» идеализированную картину неоторизма, или партии «Молодой Англии», а в романе «Sybil or the two Nations» нарисовавший мрачную картину нищеты и вырождения рабочего класса, как результат эксплуатации со стороны буржуазии, причем выставлял истинными вождями народа не капиталистов, не чартистов, а «молодое поколение аристократии», сознавшее свои социальные и культурные обязанности перед трудящимися классами и родиной. С христианской точки зрения решал социальный вопрос священник Кингсли (1819-1875), одно время близко стоявший к чартистскому движению, потом ставший в ряды христианских социалистов, давший в романе «Yeast» яркую картину быта сельских рабочих, а в романе «Alton Locke» — жизни портных, занятых в домашнем производстве, причем его герои превращаются из эгоистов-буржуа (Ланцелот Смит в «Yeast») или из социалистов-чартистов (Эльтон Локк) в христианских социалистов, усматривающих. в церкви истинную руководительницу трудящихся. С буржуазно-либеральной точки зрения, в интересах сохранения социального мира, решал социальный вопрос Диккенс, противополагая в «Тяжелых временах» революционеру-чартисту Слекбриджу, как идеальный тип, рабочего Стефенса, относящегося к предпринимателям с детской доверчивостью и отвергающего принцип классовой борьбы, а эгоистам и эксплуататорам Гредграйнду и Бендерби косвенно-просвещенных и гуманных предпринимателей, проникнутых сознанием своих социальных обязанностей. На такой же точке зрения стояла и госпожа Гаскелль (1811-1865), в романе которой «Maria Barton» капиталист женится на работнице и превращается из угнетателя в отца своих рабочих. В связи с социальными вопросами Шарлотта Бронтё (псевдоним Currer Bell, 1816-1855) изображала бесправное и тяжелое положение женщины в современном буржуазном обществе в романах «Джен Эйр» и «Shirley». Рядом с романом лирика, занимает в 30-е и 40-е годы сравнительно скромное место и подвергается тем же внутренним изменениям, как и повествовательная литература. Из нее также все более исчезает сельский пейзаж, в ней явственно слышится шум городской жизни, гул обостренной борьбы за существование и стук машинных колес. Лирика так же, как и роман, все более теряет свой чисто субъективный характер и выражает уже не индивидуальные чувства поэта, а настроения других, как и роман, лирика почти исключительно занята социальными темами. Главными представителями этой новой городской, объективной и социальной лирики были Эбенезер Эллиот (1781-1849), воспевавший в своих «Anti-cornlaw-rhymes» страдания рабочего класса, вызванные, по его мнению, исключительно пошлиной на иностранный хлеб, введенной лендлордами, и Томас Гуд (1798-1845), автор «Песни о рубашке», «Моста вздохов», «Сна леди», обращавшийся не к уму и воле рабочих, а к сердцу и совести богачей. К этим двум наиболее выдающимся поэтам «нужды и горя» примыкает ряд второстепенных социальных поэтов, одни из которых, как Ч. Джонс (1818-1868), были сторонниками Карлейля, более симпатизировавшими старой докапиталистической Англии («The Battle-Day»), тогда как другие, например, Ч. Макай (1814-1889), стихи которого почти все были переложены на музыку, видели напротив в промышленности и машине великий фактор прогресса («Collected Songs»). Большой популярностью пользовались также фабричные песни госпожи Нортон («А Voice from the Factories»). Между тем, как роман и лирика отражали в 30-е и 40-е годы живую современную действительность с ее нуждами и заботами, драма, не пользовавшаяся симпатиями публики, продолжала традицию исторической трагедии в стихах, занимавшей среднее место между драмой елизаветинской эпохи и классической драмой Шиллера (акклиматизированной Кольриджем). Только один крупный талант посвятил себя в эту эпоху драме, — Бульвер, написавший, кроме трагедий («The Duchess de la Valliere», «Richelieu»), мелодраму «The Lady of Lyons», до сих пор удержавшуюся на английской сцене. Вокруг него группируется целая плеяда писателей, продолжавших писать исторические трагедии, между тем как окружающая жизнь была так богата драматическими сюжетами: Наульс (1784-1862, «William Tell», «Alfred the Great»), Тальфурд (1795-1854, «Iona»), Дарлен (1795-1846, «Thomas а Becket»), Х. Горн (1803-1884, «Cosmo Medici», «Death of Marlowe») и др.

Из философов и историков, обладавших большим литературным талантом и оказавших большее влияние на умственную жизнь, следует отметить Дж. Стюарта Милля (1806-1873), первые произведения которого относятся еще ко второй четверти XIX века («Система Логики», «Основы политической экономии»), хотя расцвет его деятельности, как политического писателя и философа утилитаризма, относится к третьей четверти века («On Liberty», «Representative Government», «Utilitarianism», «А. Comte and Positivism»), Т. Маколея (1800-1859), автора целого ряда классических исторических монографий и истории Англии с эпохи Якова II.

После 1850 года в Англии наступает пора промышленного расцвета и социального мира. Между буржуазией и пролетариатом устанавливаются сравнительно дружественные отношения. Буржуазия охотно идет на уступки рабочим, рабочие проникаются профессионализмом и либерализмом. Эта эра гармонии и тишины длится приблизительно до 80-х годов. Литература этого периода носит яркий отпечаток этих новых социальных условий. Из нее исчезают темы острых общественных конфликтов. Социальный роман, недавно еще господствовавший, снова сменяется романом бытовым. Крупнейшим его представителем является Джордж Элиот (Марианна Эванс, 1820-1880). С большим реалистическим талантом воспроизводила она нравы и быт провинциального мира, трудящихся слоев («Адам Бид», «Сайлас Марнер»), мещанство («Мельница на Флоссе»), помещиков («Миддльмарч»). Дж. Элиот продолжает вместе с тем «феминистский» роман Шарлотты Бронте, так как в лучших ее произведениях («Мельница на Флоссе», «Миддльмарч») на фоне бытовой обстановки выступает отчетливо история высоко развитой девушки, томящейся в тисках обывательщины — ее собственная история. «Идейные» романы писательницы («Феликс Гольт», «Даниэль Деронда») и историческая картина «Ромола» слабее ее бытовых произведений. Нравы аристократии и особенно духовенства нашли прекрасного знатока в лице А. Троллопа (1815-1852), продолжавшего манеру Теккерея («The Warden», «Ваrchester Towers», «Framley Parsonage»). Шотландское общество отразилось в романах Маргариты Олифант (1828-1897) «Caleb Field» «Merkland», «Adam Graeme».

В духе ранних произведений Диккенса бичевал разные недочеты английской общественной жизни Е. Рид (1814-1884), протестовавший против тюремного режима в романе из быта австралийских золотоискателей («It is never too late to mend»), против частных лечебниц для умалишенных («Hard Cash»), давший в «Put Yourself in his Place» довольно тенденциозную картину деятельности тред-юнионов. Оригинальный жанр создал Дж. Борро (1803-1881), большой знаток быта разных бродячих и босяцких элементов общества («Lavengro», «Romany Rye»). Деревенский быт и сельская природа нашли восторженного и внимательного к мелочам изобразителя-певца в лице Р. Джеффриса (1848-1887), от повестей и рассказов которого («Gamekeeper at home», «Wild Life in а Southern Country» и др.) веет воздухом полей и лесов. Исчезают социальные темы и из лирики, которая в этот период расцветает особенно пышно. Властителем дум эпохи становится Альфред Теннисон (1810-1892), выступивший уже в 30-е годы с романтическими стихотворениями, прошедшими бесследно в шуме и дыме социальной борьбы. Возведенный в 1850 году в сан поэта-лавреата, он пользовался, благодаря своим консервативным убеждениям и светскому тону, симпатиями широких слоев буржуазии и аристократии. Его патриотические песни имели такой же успех, как и его приторная и сентиментальная эротика. В своих поэмах Теннисон уходил от настоящего в сказочные времена короля Артура и Джиневры («Idylls of the King») или в классическую мифологию («Demeter», «The Death of Oenone», «Ulysses») или в мир средневековой романтики («The Princess»). Останавливаясь порой на современной жизни, Теннисон предпочитал брать сюжеты из помещичьего быта («Maud») или из жизни старосветских людей («Enoch Arden»). Еще большая отчужденность от современной жизни промышленного общества замечается в поэзии Елизаветы Баррет (1806-1861), потом вышедшей замуж за Роберта Броунинга. Она резко нападает на промышленность, машинную технику, естественные науки, которым противополагала свою веру в спиритизм («Poems»). Лучшая ее вещь, поэма «Aurora Leigh» была одним из предвестников феминистского движения. Социальные темы не играют никакой роли и в поэзии Р. Броунинга (1812-1889), верившего в разумность и совершенство существующего общественного порядка («Рiрра passes»), занимавшегося охотно вопросами веры («Christmas Eve»), или проблемой любви («Fifine at the Fair») уходившего от настоящего в более красочные исторические эпохи («The Ring and the Book»). Поэзия Броунинга часто настолько непонятна, что, например, Карлейль не мог себе отдать отчета, говорится ли в «Sordello» о книге, городе или человеке, а Теннисон сумел уловить смысл только первого и последнего стиха. В 1887 году возникло специальное общество изучения его туманного творчества («Browning Society»). От современной жизни в средневековье с его легендами и мистицизмом уходил и Данте Габриель Россетти (1828-1882), бывший, вместе с тем, одним из видных представителей прерафаэлитской живописи, подделывавшийся под дантовскую любовную мистику и тон старинных баллад («Poems», «Ballads and Sonnets», «The Blessed Damozel»). Близко к этой архаизированной поэзии стоял в начале своей литературной деятельности и Вилльям Моррис (1834-1896), воскрешавший средневековый рыцарский мир («Defence of Guinevere», «The Earthly Paradise») и образы скандинавского героического эпоса («The Story of the Volsungs and Nibelungs»). А. Свинберн (1837-1909), воспевавший в своих «Songs before sunrise» идею революции, вводит вместе с тем в английскую поэзию мотивы французских сатанистов и декадентов; обращая обыкновенно больше внимания на форму, чем на содержание, он часто впадал в стилистическое фокусничество. Из трех основных видов литературного творчества и в этот период драма пользовалась наименьшею популярностью, так как высшее общество избегало театра, как слишком демократического учреждения, а средние классы не посещали его из чувства пуританского благочестия. Драма этого периода носит больше книжный, чем сценический характер, черпая свои сюжеты из истории и мифологии (Теннисон: «Queen Mary», «Harold», «Becket»; Броунинг: «Paracelsus»; Свинберн: «Atalanta in Calydon», «Магу Stuart» и др.). По мере того, как английская буржуазия все более выходила из периода первоначального накопления, получая возможность наслаждаться утонченными благами жизни, замечается все усиливающаяся тенденция эстетизировать окружающую действительность. Во главе этого эстетического движения стоял Дж. Рескин (1819-1900). В его мировоззрении переплетаются архаические и реакционные черты с вполне современными идеями и настроениями. По своим общественным убеждениям он был романтик, мечтавший о возрождении средневековых форм быта и техники, как о единственном условии возможности эстетизировать жизнь. В его эстетическом мировоззрении значительную роль играли, далее, социальные и моральные мотивы, и он обращался к господствующим классам с проповедью опрощения и уничтожения фабричной системы («Unto this Last», «Munera Pulveris», «The Crown of Wild Olive», «Fors Clavigera»). К Рескину примыкает в значительной степени Вилльям Моррис, также видевший в восстановлении ручного труда и уничтожении машинного производства единственное средство эстетизировать предметы обихода и роскоши («Fears and Hopes for Art»). В отличие от Рескина Моррис требовал не восстановления средневековой организации общества на началах господства просвещенных собственников и подчинения рабочей массы, а уничтожения социального неравенства и рабства. К эстетизации жизни он шел через социализм, вернее коммунизм («Как я сделался социалистом»). В своей утопии «Вести ниоткуда» Моррис нарисовал картину идеального будущего общества, где благодаря отсутствию социального неравенства и фабричного производства жизнь стала пышным праздником красоты, и где архитектура, декоративная живопись, художественное ремесло достигли полного расцвета. Эстетическое мировоззрение Рескина и Морриса было скоро очищено, во-первых, от своих утопических черт, ибо машинное производство успешно конкурировало с ручным трудом в области художественного ремесла, а во-вторых, от своего социального и морального содержания, ибо интеллигенция господствующих классов стала все более защищать социальное неравенство, как основу возможности эстетизации жизни. Этот буржуазный аморальный эстетизм нашел горячего апологета в лице Дж. Мура (родился в 1857 году), автора романа «Confessions of а Young Man», где герой резко вооружается против морали альтруизма и сострадания и доказывает, что красота и искусство предполагает для своего расцвета эксплуатацию большинства меньшинством. Наиболее ярким представителем аморального эстетизма был Оскар Уайльд (1854-1900), резко вооружавшийся против христианской морали отречения и самопожертвования во имя нового гедонизма и культа красоты и нарисовавший в романе «Портрет Дориана Грея» образ аморалиста эстета, для которого красота — единственное и высшее требование жизни. Оба писателя отказались впоследствии от своего эстетического аморализма во имя отвергнутой ими христианской, даже аскетической морали. Дж. Мур изображает в своих последних романах (в 90-е годы) «Evelyn Innes» и «Sister Theresa» героинь, отрекающихся от мирской суеты во имя монастырской кельи, а Уайльд в свой исповеди «De profundis» переходит обратно от гедонизма к религии страдания. Начиная с 80-х годов, английская промышленность переживает благодаря победоносной немецкой и американской конкуренции хроническую депрессию. Под влиянием экономического кризиса обостряются классовые противоположности, буржуазия становится все консервативней (известные процессы предпринимателей с тред-юнионами), рядом с либеральными тред-юнионами старого типа возникают радикальные  союзы неквалифицированных рабочих, пролетариат организуется в самостоятельную политическую партию (Independent Labour Party). Под влиянием обострявшейся классовой борьбы часть английской интеллигенции проникается все более радикальными настроениями. Агитация Генри Джорджа, посетившего в начале 80-х годов Англию, вызывает к жизни Land Restoration League (земельную лигу), Land Nationalisation Society (общество национализации земли). Естествоиспытатель Уоллес пишет свои блестящие статьи в пользу принудительного (с выкупом) отчуждения помещичьей земли («Land Nationalisation, its necessity and its aims»). Все сильнее становится в известной части интеллигенции тяга к социализму. В 1881 году возникает, руководимая Эвелингом и Гайндманом, Социал-демократическая федерация, исповедующая марксистскую программу. От нее откалывается Социалистическая Лига, приближавшаяся к анархо-коммунизму, душой которой сделался Вилльям Моррис. Наконец в 1884 году образуется Фабианское Общество (основано американцем Давидсом, главные деятели: Б. Шоу, супруги Вебб, Бланд, Кларк), стоявшее на почве социального реформизма и классового сотрудничества, издавшее ряд превосходных популярных пропагандистских брошюр (Fabian Essays in socialism, Fabian Tracts). По мере того, как часть английской интеллигенции все больше проникалась социалистическими настроениями, повеяло боевым духом и в изящной литературе. Вилльям Моррис превращается из певца сказочных витязей в автора «социалистических» песен, воспевая в них социальный переворот («Chants for Socialists»), и возрождает в «Сне Джона Болла» с большой археологической точностью крестьянское восстание XIV века, во главе с Уатом Тайлером и Джоном Боллом. В социалистических журналах печатает и Б. Шоу свои первые романы («Unsocial Socialist» и др.) и, перейдя затем (см. ниже) к драматургии, начал ее сатирическими походами против капиталистов-паразитов, с маской джентльменов на лице(«Фарисеи», собственно «Widowers House», «Промысел г-жи Уоррен»).

В конце XIX и начале XX веков роман снова становится в центре литературы. Большинство английских читателей черпает, по словам Вальтера Безанта, все свои сведения о жизни и искусстве, о науке и религии «исключительно из романа». В ответ на этот спрос явилась огромная литература романов. По словам того же Безанта («The Pen and the Book») в 1898 году в Англии насчитывалось 1 300 романистов и романисток. Ежегодно в Англии появляется на рынке до 6 000 романов. По своей технике новейший английский роман не пошел дальше традиционного условного реализма. Натуралистические приемы творчества не встретили в английской публике никакой симпатии. В натуралистическом стиле написано лишь несколько выдающихся произведений («Esther Waters» Джорджа Мура, «Jude the Obscure» Томаса Гарди). Господствующей формой романа является в настоящее время роман бытовой. Традиции Дж. Элиот продолжает госпожа М. Уорд (родилась в 1851 году) своими популярными романами «Robert Elsmere» и «The History of David Grieve». Чрезвычайно распространенной разновидностью бытового романа является роман провинциальный, изображающий с большой точностью нравы и характеры тех или других, преимущественно сельских, местностей Англии, Шотландии и Ирландии. Наиболее крупным представителем этого жанра является Томас Гарди (родился в 1840 году), обычно трактующий тему о трагическом столкновении города и деревни («Far from the Madding Crowd», The Return of the Native», «Life’s little ironies»), превосходный знаток быта и нравов местности, называвшейся в древности Уэссексом. Шотландская деревня нашла двух изобразителей в лице В. Блека (1841-1898, «The strange Adventures of а Phaeton», «Highland’s Cousins» и др.) и Дж. Уотсона (псевдоним Maclaren, 1850-1903, «The Days of Auld», «Long Syne» и др.). Быт шотландского мещанства изображал с большой любовью Дж. Барри (родился в 1860, главное произведение «Margaret Ogilvy by her son»). Нравы и быт разных классов ирландского общества, нашедшие еще в середине XIX века ряд талантливых изобразителей (Карлтон, 1798-1869 годы, Ловер, 1797-1868 годы), представлены Мак Манусом, пересказавшим между прочим на диалекте родные сказки («Donegal Fairy Stories») и Бёллоком («The Squireen», «The Barrys», «The Irish Pastorals»). Рабочий класс привлек внимание сравнительно немногих писателей. Крупнейшим произведением этого жанра является роман Вальтера Безанта (1836-1901) «Аll Sorts and Conditions of Men», послуживший (вместе с публицистической и лекторской деятельностью Тойнби) одним из факторов возникновения The People’s Palace («Народного дворца») и так называемых Settlements. Сильную картину быта социальных низов столицы дал Уайтинг (Whiteing, родился в 1840) в романе «№5 John Street». Интеллигентское социалистическое движение 80-х и 90-х годов изображено в романе госпожи Уорд «Марчелла», где не без тенденции выведены «фабианцы». Светский роман Бульвера и Дизраэли нашел оригинальную продолжательницу в лице госпожи де ла Рамэ (псевдоним Ouida, 1840-1908 годы), которая резко ополчается против «мещанства» (cad), против неэстетичности современного капиталистического уклада, идеализирует старые итальянские города, стоящие в стороне от большой дороги истории («Массарены», «Signa» и др.) и любит рисовать аристократические натуры, чувствующие себя лишними в буржуазном обществе, натуры, представляющие нечто среднее между революционерами и богемой («Tricotrin», «Under two Flaggs»). К категории светского романа относятся и лучшие произведения Дж. Мередита (родился в 1828 году), с особенной охотой изображающего или выскочек из низов, пробирающихся в аристократическое общество («Еvоn Harrington», «Emilia in England») или аристократов, превращающихся в радикалов («Карьера Бьючемпа»), и отличающегося большим психологическим талантом («Эгоист»). К типу светского романа принадлежит и «Дориан Грей» О. Уайльда. Особенной популярностью из старых разновидностей романа пользуются в конце XIX и начале XX веков роман с приключениями, роман юмористический и роман «женский». Наиболее видным представителем первой категории является Р. Гаггард (родился в 1856 году), нагромождающий ужасы, невероятные события, приключения золотоискателей («The Witch’s Head», «King Solomon's Mines»), королем второго жанра является Джером К. Джером (родился в 1859 году), юмористические рассказы которого переведены на все европейские языки. Особенно пышно расцветает в 90-х годах — под влиянием разрастающегося феминистского движения — «женский» роман. Количество романов, написанных о женщине преимущественно женщинами, не поддается подсчету. Наиболее выделяются романы и повести писательниц группы Novel Problems: Моны Кэйрд, Дж. Эджертон и в особенности Сары Гранд, «Небесные близнецы» которой выдержали наибольшее число изданий из всех новейших английских романов. Во всех этих произведениях речь идет об индивидуальных семейных правах и обязанностях женщины привилегированных классов. Радикальнее поставлена проблема о браке в нашумевшем романе Грент Аллена (1848-1899 годы) «Женщина, которая осмелилась», где героиня хочет возродить древнюю форму семьи, основанной на началах матриархата. В последних десятилетиях XIX века возникает и целый ряд новых разновидностей романа. Р. Стивенсон (1850-1894) вводит в моду особенный вид романтической повести, занимающей середину между романом приключений и романом фантастическим («New Arabian Nights», «Остров сокровищ», «The strange Case of Dr. Jekyll»); Г. Уэльс (родился в 1866 году) создает оригинальный жанр, в котором фантастика мешается с научными и социальными гипотезами («Машина времени», «Пробуждение спящего» «Пища богов», «Борьба миров» и др); Конан Дойль (1859-1909) вводит в литературу тип сыщика («Шерлок Холмс» и др.), вызывая массу подражаний; наконец, Гиссинг (1857-1903) и дю-Морье (1834-1896) открывают для литературы мир артистической и литературной богемы, первый такими вещами, как «New grub street», «Born in Exil», «The private papers of Н. Ryecroft», второй своим обошедшим всю Европу романом «Трильби». Рядом с этими художественными произведениями стоит огромная литература романов, имеющих характер простого рыночного творчества. На грани между ними поднимаются произведения Марии Корелли (родилась в 1864 году), к которым критика относится настолько же отрицательно, насколько охотно их читает публика. А дальше идут бесчисленные романы, рассчитанные на сенсацию и сбыт (Sensation Novels, Schilling Shokers). Порой и крупные таланты вынуждены работать на рынок ради насущного хлеба, как Грент Аллен, изобразивший в «Pot — Boiler» и «Ivan Great's Masterpieces» трагедию художника, растрачивающего в тисках предпринимателей свой первоначальный талант. Необходимо указать, что в конце XIX века в английской повествовательной литературе замечается тенденция развития от громоздкого романа к небольшой повести, очерку, эскизу. Эта тенденция обнаруживается уже у О. Уайльда, с особенной любовью создававшего небольшие идейные сказки, и особенно у Р. Киплинга (родился в 1865 году), прославившегося во всем мире своими сжатыми рассказами из жизни школьников, солдат, животных, индусов. В сравнении с романом лирика занимает в конце XIX века и начале XX века гораздо более скромное место. Только один крупный талант, Мередит, посвятил себя этому виду литературного творчества, воспевая в своих стихах преимущественно отношения человека к природе («Poems and Lyrics of the Joy Earth»), только изредка касаясь социальных тем. Деревенский мир нашел своих поэтов в лице В. Барнса (1800-1886), известного филолога, писавшего частью на дорсетширском диалекте, частью по-английски («Poems of Rural Life») и А. Гоусмана (родился в 1859 году), вложившего в уста деревенского парня вереницу безыскусственных песен («А Shropshire Lad»). Из ремесленной среды вышел поэт Waugh (1817-1890), воспевавший в своих «Poems and Songs» горе и радости тружеников. Мистические традиции Россетти продолжала его сестра Христина Россетти (1830-1894 годы) в «Goblin Market», «Annus Domini» и др. Близко к этому мистическому течению по духу стоит движение, связанное специально с Ирландией, известное под названием «кельтийского возрождения». Его наиболее крупным представителем является В. Иитс (Yeats, родился в 1865), писавший не только стихи («Poems»), но и драмы («The Shadowy Waters», «Cathleen in Heolihan», «Where there is Nothing») и рассказы («The Celtic Twilight», «Jonn Sherman» и др.). Он возрождал ирландские сказки и легенды («Irish Fairy and Folk Tales»), воспевал Оссиана («The Wandering of Oisin») и пытался передать склонность древнекельтийской расы к мистике («The Countess Cathleen»). У его подражателя, В. Шарпа (1856-1905, псевдоним Fiona Maсleod) мистицизм и религиозность своеобразно переплетаются с пантеизмом и суевериями («А romance of the Isles», «The Mountain Lovers», «Green Five», «The dominion of Dream» и др.). Особенной популярностью пользуется в Англии империалистская лирика, воспевающая мировое могущество нации и доблести войска, родоначальником которой является В. Генли (1849-1903), автор воинственных песен «For Englands Sake», а наиболее видным представителем — Р. Киплинг, автор «The five Nations» — творец солдатской песни. К империалистскому лагерю в поэзии принадлежат и Конан Дойль и А. Оустин (родился в 1835), автор многочисленных поэм, стихотворений и драм, возведенный в 1896 году в сан поэта-лавреата. В конце XIX века замечается в драматическом искусстве некоторое оживление сравнительно с предшествующим периодом, хотя оно находится, в общем, на низкой ступени развития.

Театры в Англии — прежде всего, капиталистические предприятия, преследующие исключительно коммерческие цели. При каждом из них находится специальный драматург, обязанный поставлять пьесы во вкусе публики. Все попытки освободить театр из-под власти капитала оказались неудачными. На призыв известного критика Арчера, помещенный в видном журнале, — жертвовать деньги на постройку художественного театра, никто не откликнулся. «Независимый театр», основанный Грайном, с трудом держится. На английских сценах господствует мелодрама, где идеализируется высший свет, и добро неизменно торжествует над злом. Низкий уровень театра отвратил от него крупных писателей. Если О. Уайльд сделался одно время присяжным драматургом, то исключительно из денежных соображений, и такие пьесы, как «Веер лэди Уиндермер», «Идеальный муж», и др. не внесли ничего нового в английскую драматургию. Лучшие вещи О. Уайльда «Саломея», «Флорентийская трагедия» не предназначались собственно для сцены. Одно время много говорили о «возрождении драмы», связанной с именами Пинеро (родился в 1855 году) и Джонса (родился 1851 году), чьи некоторые вещи пользовались огромным успехом, но ни драмы первого («Sweet Lavender», «The Notorious Mrs. Ebbssmith», «Вторая жена»), ни пьесы второго («The Liars», «The Triumph of the Philistines») не стоят выше обычных мелодрам, проникнутые той же мещанской моралью и идеализацией старых устоев. С конца 90-х годов в борьбу с театральной публикой и рутиной вступает Бернар Шоу (родился в 1856 году). Вынужденный постоянно бороться с обывательской публикой и обывательской моралью, он впал в страсть к карикатуре и парадоксу («Полководец», «Цезарь и Клеопатра», «The Philanderer»), и у него обыкновенно трагедия перекидывается в фарс («Arms and the Man», «You never can tell», «John Balls Other Island», «Человек и Сверхчеловек»).

Библиография. Wart on, «History of English Poetry»; Taine, «Histoirе de la literature anglaise» (есть русский перевод): Scherer, «Geschichte der englischen literature»; Ten-Brink, «Geschichte der englischen literature»; Jusserand, «Histoire de la litterature anglaise»; Jusserand, «Le poeme mystique de Langland»; Каутский, «Т. Морус»; Кох, «Шекспир и эпоха Возрождения»; Стороженко, «Предшественники Шекспира»; Брандес, «Шекспир»; Ward, «А history of english dramatic literature»; Mеzieres, «Contemporains et successeurs de Shakspeare»; Greizenach, «Geschichte des neueren Dramas» (т. lll и IV); Collier, «Annales of the Stage»; Masson, «The life of J. Milton, narrated in connection with the political, ecclesiastical and literary history of his time»; Бернштейн, «Общественное движение в Англии в XVII веке»; Геттнер, «История английской литературы в XVIII веке»; Forsyth, «The novels and novelists of the XVIII с.»; Raleigh, «The english novels»; Saintsbury, «А short history of the english literature» (глава о драме XVIII столетия); В. Лазурский, «Сатирико-нравоучительные романы Стиля и Аддисона»; Beers, «History of english romanticism in the ХVIII с.»; Herford, «The age of Wordsworth»; Brandl, «Coleridge. Ein Beitrag zur Geschichte der englischen Romantik»; Брандес, «Английская литература XIX века»; Bleibtreu, «Geschichte der englischen Literature im XIX t.»; Стороженко, «Из области литературы» (статья «Английские поэты нужды и горя»); Cazamien, «Le roman social en Angleterre»; Tuckermann, «History of english Prosa from Six. Malary to Elliot»; Harrison, «Studies in Early Victorian Literature»; Frewen Lord, «The Mirror of the Century»; Sarassin, «La renaissance de la рoesie anglaise»; Sieper, «Das Evangelium der Schonheit in der englishen literature und Kunst in XIX J.»; Kassner, «Die Mystik, die Kunstler und das Lehen»: Kellner, «Die englische literature im Zeitalter der Konigin Victoria»; Hale, «Dramatists of To-Day»; Filon, «The English Stage»; Ферстер, «Женский вопрос в английском романе»; Grant, «Newpapers Press».

В. Фриче.