Благотворительность

Благотворительность, как форма помощи, в отличие от обязательного общественно-государственного призрения, носит факультативный характер. Она явилась ответом на непосредственные запросы жизни. Не говоря уже о современном капиталистическом строе, который по социально-техническим условиям своего существования порождает безработицу, как массовое социальное явление, мы и в прошлом не знаем ни одной исторической эпохи, которая в той или иной форме не была бы знакома с бедностью (как недостатком средств существования) и нищетой (как полным отсутствием последних). В прошлом источниками бедности и нищеты были, по преимуществу, стихийные бедствия - землетрясения, наводнения, неурожаи, эпидемические болезни, пожары, затем — войны, поборы победителей и т.д.; в настоящем — вытеснение труда машиной, промышленные кризисы, малоземелье, неорганизованность капиталистического рынка и т.д. К этим основным причинам бедности и нищеты можно прибавить еще разнообразные формы индивидуального разорения: болезни, несчастные случаи, потери, порочные наклонности. Благотворительность и является самым элементарным, непосредственным и добровольным актом помощи, которую оказывают неимущим частные лица и общество. До настоящего времени в научной литературе не существует общепризнанного мнения о наилучшей системе призрения. В то время, как одни с жаром отстаивают систему волюнтаризма или добровольного призрения, другие не менее горячо высказываются в пользу противоположной системы — обязательного призрения. Сторонниками системы волюнтаризма являются, прежде всего, мальтузианцы, которые утверждают, что обязательное призрение нецелесообразно: во-первых, потому, что оно поощряет бедные классы населения к усиленному размножению, во-вторых, потому, что оно ослабляет энергию трудящихся классов, наконец, в-третьих, потому, что оно является своеобразной премией в пользу неимущих, перелагая бремя их содержания в форме специального налога на имущие классы. Так как обязательное призрение способствует росту населения, то тем самым способствует оно и росту нищеты. Последняя, в свою очередь, требует все более усиленного обложения имущих в пользу бедных и может грозить экономическим истощением всему обществу. Другие сторонники системы волюнтаризма указывают, что обязанности государства призревать всех неимущих должно, очевидно, соответствовать право требования такой помощи. Между тем, подобное право, по их мнению, не может быть юридически обосновано. Они выдвигают против системы обязательного призрения и нравственные мотивы, указывая, что бюрократическая, по необходимости, организация этой системы должна убить всякое живое чувство милосердия к ближним, что она невольно вырабатывает ледяное равнодушие к страданиям других, раз требуемый государством или коммуной налог в пользу бедных уплачен. Наконец, защитники этой точки зрения отмечают и то глубоко-деморализующее влияние, которое, якобы, оказывает обязательное призрение на самих призреваемых, отучая их от правильного труда, развивая в них повышенную, ничем не мотивированную требовательность к обществу. Волюнтаристы признают, однако, необходимость организации центрального бюро частной благотворительности во избежание возможных злоупотреблений, так как одно и то же лицо в ущерб другим может пользоваться одновременно пособиями из разных благотворительных учреждений. В чистом виде система волюнтаризма не встречается уже нигде. Даже Франция, классическая страна волюнтаризма, установила обязательное призрение бесприютных и брошенных детей и сумасшедших. Сторонники обязательного призрения оспаривают доводы волюнтаристов, выдвигая соображения полицейского, экономического, политического и морального характера. Одни указывают на крайнюю опасность оставления без помощи бедных и нищих, в виду того, что они легко могут стать угрозой общественному порядку. Другие останавливают внимание на самой природе хозяйственного строя, который, в силу социально-технических предпосылок современного производства, освобождает относительно все большее и большее количество рабочих рук, совершенно неповинных в своём бедственном положении. Бедность в этом случае является продуктом общего социального неустройства, а потому общество обязано взять на себя поддержание тех его членов, которые стихийной силой технического процесса обречены на вынужденную безработицу. Третьи, наконец, утверждают, что право на существование есть неотъемлемое естественное право современной личности, что процесс демократизации общества, расширяющий каталог естественных прав, тем самым расширяет и область положительных услуг, оказываемых государством. Этим достаточно подрывается утверждение тех волюнтаристов, которые отказываются признать юридические основания за правом личности требовать вспоможения в той или иной форме со стороны государства. Наконец, и моральные соображения заставляют высказаться против волюнтаризма. Правовое государство не может оставаться равнодушным к страданиям или даже гибели одного из его членов; нравственный долг государства заключается в обеспечении каждому условий свободного развития, тем более в устранении таких внешних препятствий к этому, как материальный недостаток или нищета. Этими общими соображениями еще далеко не исчерпываются доводы сторонников обязательного призрения. Некоторые из них указывают еще на экономическую ценность человеческой жизни, как производительной силы, другие — на понижение, при системе обязательного призрения, коэффициента заболеваемости, смертности, преступности, на сокращение алкоголизма, проституции и т.д. Обширный исторический опыт показал, наконец, что система обязательного призрения может прекрасно уживаться с широким развитием частной благотворительности. С особенным успехом это может быть констатировано на примере Англии — страны раннего развития обязательного призрения, в то же время знакомой с самыми разнообразными формами частной благотворительности. Немало сторонников и у смешанной системы, то есть такой, которая пытается начала обязательного призрения сочетать с частной благотворительностью. «Одностороннее преследование той или другой формы, — читаем мы у одного исследователя, — сопряжено с неизбежными недочетами; параллельное же их существование и гармоническая деятельность одной рядом с другой способно обеспечить более полное достижение общей цели, более действительную помощь в нужде. Наличность государственного обязательного призрения в Англии порождает в обществе уверенность, что неотложная и безусловно необходимая помощь обеспечена за всяким нуждающимся, и вследствие этого частная благотворительность получает возможность направлять свою деятельность туда, где желательна помощь сверх того minimum'a, который обеспечивается государством, и где благодаря этому может быть достигнуто не только устранение нужды в настоящем, но и возможное предупреждение ее в будущем» (Дерюжинский). При существовании учреждений того и другого рода необходимым является установление центральных объединяющих организаций, которые могли бы служить целям взаимодействия и осуществлять необходимые контрольные функции. Таковыми являются — «Charity Organisation Society» в Лондоне с 1870 года, «Der Deutscher Verein für Armenpflege und Wohlthätigkeit» в Германии с 1880 года, Парижский «Office central des oeuvres charitables» с 1890 года. Социалистические течения относятся отрицательно к принципу благотворительности независимо от ее формы. Отсюда — разнообразные формы самопомощи (страхование от безработицы профессиональных союзов, организация рабочих бирж труда и т.п.). Современный пролетариат стремится удовлетворять все свои нужды через собственные классовые организации, питая недоверие не только к помощи со стороны государства, но и со стороны органов местного управления. Особенно ярко сквозит такое отношение в тактике революционного синдикализма. Некоторые круги немецкой социал-демократии (Каутский) отрицательно относятся к новейшим проектам государственного страхования безработицы, усматривая в нем замаскированный закон о призрении бедных. В истории благотворительности можно наметить три основных фазы, как для Запада, так и для России. Первая характеризуется хаотическим состоянием благотворительности, которая выражалась почти исключительно в подаче милостыни. Нищенство рассматривалось как своего рода необходимость, так как его существование, по представлениям тогдашнего общества, входило в планы Провидения, чтобы дать возможность подающим благостыню совершить богоугодное дело и тем облегчить себе путь к вечному спасению. Государство, поэтому, мирилось с нищенством, взирая на него, как на необходимый, Богом ниспосланный крест, и само выступало исключительно в роли частного благотворителя. Выдающуюся роль в эту эпоху в области благотворительности играют церковь и духовенство, пытающиеся внести в нее некоторые организационные начала. Однако, общее воззрение эпохи на нищенство, как на богоугодный институт, способствует развитию профессионального нищенства, которое постепенно вырастает до размеров крупного общественного бедствия. Монастыри, аббатства были центрами, привлекавшими целые толпы тунеядцев, рассчитывавших найти здесь всегда богатую поживу. Второй период открывается в связи с теми глубокими хозяйственными изменениями, которые совершаются в XV-XVII веках. Разложение крепостничества, массовое обезземеление крестьянства, дезорганизация средневекового цехового строя выбрасывают на рынок массы свободных рабочих рук, не могущих найти себе приложения в только что начавшей складываться мануфактурной форме хозяйства. Войны, неурожаи, эпидемические болезни довершают стихийное народное разорение, и нищенство развивается в грандиозных, небывалых дотоле размерах. Напуганное ростом этого явления, государство, неспособное ни вдуматься в природу явления, ни, по техническим своим средствам, рационально бороться с ним, реагирует на него с чудовищной жестокостью. Франция, Англия и другие страны рядом ордонансов открывают эру гонений на нищенство. Тюрьма, клеймение раскаленным железом, позорные столбы, битье кнутом, ссылка, массовые казни — вот средства борьбы тогдашнего государства с бедностью и нищетой. Однако, репрессии оказались бессильны. У государства постепенно открываются глаза на истинную природу бедствия. Обширный опыт указал, что профессиональное нищенство есть лишь накипь на общем фоне народного разорения, разорения неизбежного в силу своеобразных и неотвратимых условий технического прогресса. Капиталистический строй с его торжеством машины над человеком и промышленные кризисы дали наиболее яркую иллюстрацию такого положения вещей. Государство должно было оставить политику преследований и создать систему положительных мероприятий для борьбы с бедностью. В Англии, где секуляризация монастырских имуществ переложила все бремя забот о бедных на государство, уже в XVI-м веке издается ряд статутов в целях искоренения нищенства. Статут 1536 года, например, поручает приходам заботу обо всех бедных и нищих, неспособных к труду, воспрещает подаяние милостыни, возлагает на приходы обязанность подыскать работу для всех трудоспособных, наконец, организует порядок так называемых «добровольных подаяний», которые должны собираться систематически по воскресеньям и праздникам от жителей местными властями. Этот порядок «добровольных подаяний» постепенно рядом статутов обращается в принудительный сбор — сперва через особых сборщиков подаяний и епископов (статуты 1551 и 1563 годов), позже через мировых судей (статут 1572 года). Наконец, в 1601 году актом Елизаветы был установлен общеобязательный налог в пользу бедных. Этот акт остается и до настоящего времени краеугольным камнем в английском законодательстве о бедных. Аналогичный перелом в воззрениях на бедность произошел и во Франции в XVI веке. И там церковь понемногу утрачивает свое руководящее значение в качестве ходатая за сирых и убогих, государство убеждается в бессилии исключительно репрессивных мероприятий, и дело призрения постепенно переходит в руки правительства и муниципальных управлений. Правовое государство, родившееся вместе с капитализмом, создает уже целую сеть органов призрения, в которых наряду с государством принимают участие общественные организации (коммуны, муниципалитеты), классовые организации (посреднические бюро, кассы, камеры и проч.), частные благотворительные общества. Такова — последняя, современная фаза благотворительности.

В России развитие благотворительности шло приблизительно тем же путем. И в древней России нищенство считалось не «экономическим бременем для народа, не язвой общественного порядка, а одним из главных средств нравственного воспитания народа, состоящим при церкви практическим институтом общественного благонравия»... «Человеколюбие, — поясняет профессор Ключевский, которому принадлежат и вышеприведенные слова, — на деле значило нищелюбие. Благотворительность была не столько вспомогательным средством общественного благоустройства, сколько необходимым условием личного нравственного здоровья; она больше нужна была самому нищелюбцу, чем нищему. Нищий был для благотворителя лучший богомолец, молитвенный ходатай, душевный благодетель». Так учили Святые отцы, вроде Иоанна Златоуста. Так учил Домострой — «Церковников и нищих, и маловажных, и бедных, и скорбных, и странников-пришельцев призывай в дом свой и по силе накорми, и напой, и согрей; и милостыню давай от своих праведных трудов, и в дому, и в торгу, и на пути: то бо очищаются греси, те бо ходатаи Богу о гресех наших». Так же старались поступать и русские князья - Владимир Святославович, славившийся своей широкой благотворительностью, Владимир Мономах, говоривший: «будьте отцами сирот: не оставляйте сильным губить слабых; не оставляйте больных без помощи» и многие другие. Подобное отношение к нищенству, быстро плодившемуся от стихийных бедствий, иноплеменных нашествий и набегов, лихоимцев-управителей, постепенно породило и у нас профессиональное нищенство. Благотворитель с одинаковым чувством подавал милостыню и действительно чуждавшемуся в ней, и тунеядцу. Особенным богатством отличались княжеские и царские милостыни. При царях и царицах находились целые штаты «своих постоянных нищих». При Алексее Михайловиче жили в хоромах «специальные царские нищие, именовавшиеся верховными богомольцами» (Сперанский). Были еще нищие: патриаршие, соборные, монастырские, церковные и другие. Соборные нищие были «вроде штатных» и имели некоторую организацию (Снегирев). По выражению одного исследователя, «нищими были наполнены княжеские и царские терема, торги, площади и крестцы; ими набиты все церкви...» Стоглавый Собор 1551 года уделил много времени на обсуждение вопроса о нищенстве. Он признал у нас широкое развитие тунеядства и высказался за желательность организованного призрения. Средства должны были дать частные лица: наблюдение должно было быть сосредоточено в руках духовенства и целовальников. Нет никакого материала для суждения о том, осуществились ли в жизни пожелания Стоглавого Собора. Во всяком случае, прошло более столетия, прежде чем центральное правительство вновь обратило внимание на вопиющее явление русской жизни. Голод при царе Борисе, войны смутного времени размножили еще более нищенство. Правительство довольствовалось паллиативами, вроде запрещения помещикам в голодные годы «сгонять» своих холопей под угрозой их освобождения. В 1682 году, наконец, царь Федор Алексеевич издал указ, в коем после меткой характеристики профессионального нищенства и ссылки на опыт Запада («Еуропских стран»), повелел: неспособных к труду помещать в специально приспособленные для того богадельни, а праздных тунеядцев отдавать на работы. «Таким поведением учинится, — заключал указ, — что не токмо в Москве, но и в городах всего Московского Государства никакого нищего по улицам бродящего не будет». Хотя и этот указ, по-видимому, осуществления не получил, тем более, что и Федор Алексеевич умер в самый год его издания, но идеи, выраженные в нем, не замерли, а были положены в основу законодательства петровской эпохи. Если эта эпоха и характеризуется беспощадным преследованием профессионального нищенства, во вкусе западноевропейских репрессий (битье батожьем и кнутом, каторжные работы — указы 1691, 1718 годов), запрещением прошения и подачи милостыни (указы 1718, 1720, 1722 годов и регламенты Главному Магистрату, Духовной Коллегии 1721 года), то рядом шли и заботы об организации призрения для истинно нуждающихся. В целом ряде указов Петр I повелел помещать неспособных к труду в госпитали, богадельни, раздавать престарелым и увечным «кормовые деньги», устраивать госпитали для незаконнорожденных, заботиться о призрении воинских чинов (Указы 1700, 1701, 1710, 1714, 1715, 1720, 1722, 1724 и др.) и т.д. В городах заботы о призрении бедных возлагались на городские магистраты, во владельческих селениях на помещиков, в селениях со свободным населением на старост или сотских. Центральное руководство находилось первоначально в руках Патриаршего и Монастырского приказов, потом было передано в ведение Святейшего Синода (1721) и Камер-Конторы (1724). Таким образом, Петру принадлежит у нас первая попытка не только внести порядок в дело призрения, но и построить его на совершенно новых началах, передав в руки светских правительственных и общественных управлений. Разумеется, меры, подобные запрещению подавать милостыню, на практике было провести невозможно. Да и распоряжение это было встречено с сильнейшим неудовольствием в русском обществе. Писатели Петровской эпохи - Посошков и Аврамов горячо протестовали против указа. Дело Петра было продолжено Екатериной II. Из мероприятий этого царствования особенно заслуживает внимания организация особых «Приказов общественного призрения» (Учреждение о губерниях 1775 г.), которые должны были озаботиться открытием по всем городам — народных школ, сиротских домов, госпиталей, богаделен, домов для неизлечимо больных, работных домов, наконец, смирительных домов для сумасшедших. Работные дома, по мысли «Учреждения о губерниях», должны были находить нищим работу, за которую они могли бы получать «пищу, кров, одежду или деньги». Но в том же 1775 году московскому обер-полицмейстеру Архарову был дан Екатериной II именной указ, коим повелевалось учреждать для праздных «ленивцев» работные дома, долженствовавшие находиться в ведении полиции. Таким образом, в 1775 году был проектирован работный дом двух разных типов. Работный дом по указу, данному Архарову, является собственно исправительным заведением для «ленивцев обоего пола», работный дом приказа общественного призрения - домом трудолюбия. Позже оба эти, различные по задачам, учреждения сливаются вместе. Помимо приказов, заботы о призрении были возложены при Екатерине II на земских капитанов (1775), городничих (1781), частных приставов (1782). Средства для функционирования приказов в размере 15 тысяч рублей должны были быть выданы из губернских сумм. Эта система, просуществовавшая в основных чертах вплоть до введения у нас Положения о земских учреждениях, дала очень незначительные результаты. Это объясняется смешением разнородных задач в деятельности приказов (организация школ, работных и смирительных домов), недостатками личного состава, его бюрократическим характером и т.д. Тем не менее, система Екатерины II положила у нас прочное начало организации общественного призрения, которое позже было передано органам земских учреждений и городского управления (см. общественное призрение). В царствование Александра I в России впервые появились частные благотворительные общества. В 1802 году частными лицами было основано «Филантропическое общество», которое в 1816 году было преобразовано в «Императорское Человеколюбивое Общество», существующее и в настоящее время и занимающее выдающееся место в ряду других благотворительных учреждений. Согласно уставу, оно должно было «раздавать милостыню, выводить из нищеты могших пропитываться собственными трудами, дряхлых и увечных призревать, а бедных малолетних воспитывать». По образцу «Императорского Человеколюбивого Общества» образовалось несколько других обществ, не имевших, впрочем, крупного значения. Вообще до 60-х годов частная благотворительность развивалась туго: с одной стороны потому, что администрация смотрела на нее подозрительно и тормозила ее начинания (история «Общества посещения бедных в Санкт-Петербурге» 1846-1848 годов), с другой и потому, что до 1862 года существовал крайне стеснительный порядок открытия благотворительных обществ (требовалось Высочайшее соизволение). Только с этого года разрешение на открытие обществ было предоставлено министру внутренних дел, что значительно сокращало формальности. Наконец, в 1897 году был издан нормальный устав для «Обществ пособия бедным». В настоящее время все частные благотворительные учреждения и общества состоят в ведении министерства внутренних дел. Но рядом существуют самостоятельные благотворительные ведомства: а) «Ведомство Учреждений Императрицы Марии» с 1797 года, с чрезвычайно широкой программой и массой учреждений, обнимающих призрение младенцев, детей, взрослых (престарелых, дряхлых и увечных), глухонемых, слепых (особенно «Попечительство Императрицы Марии Александровны о слепых»), подачу врачебной помощи и т.д.; b) «Императорское Человеколюбивое Общество» с 1802 года, располагавшее к 1902 году - 221-м благотворительным заведением и капиталом до 24 миллионов рублей; c) «Российское Общество Красного Креста», существующее с 1867 года, наконец, d) «Попечительство о домах трудолюбия и работных домах» с 1895 года, располагавшее к 1902 году 135 домами трудолюбия и капиталом в 1 126 тысяч рублей. С 1899 года Попечительство произвело ряд опытов организации трудовой помощи (приволжские губернии, Сибирь). С 1897 года оно издает журнал «Трудовую Помощь», посвященный вопросам благотворительности, общественного призрения и организации трудовой помощи. В 1909 году был открыт «Всероссийский союз учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению», поставивший себе задачей «упорядочение и объединение благотворительной деятельности во всей России». В марте 1910 года этим союзом в Петербурге был созван «Первый съезд русских деятелей по общественному и частному призрению». По данным Ведомства Учреждений Императрицы Марии, относящимся к 1899 году, в России всего считалось 14 854 благотворительных учреждения с капиталом в 405 миллионов рублей (эти данные не распространяются на обширную область частной неорганизованной благотворительности). Несмотря на абсолютную значительность этих цифр, они далеко не могут быть признаны достаточными для такой обширной территории, как Россия, где и в земских губерниях в призрении нуждается не менее 5% населения (Максимов). Сравнение Европейской России (48 губерний) по числу благотворительных учреждений с Прибалтийским краем и Финляндией оказывается не в пользу первой. В то время как в Прибалтийском крае на каждую сотню тысяч жителей приходилось 57 благотворительных учреждений, в Финляндии - 33, в Европейской России — только 12 (только три губернии стоят на уровне Прибалтийского края - Санкт-Петербургская, Тульская и Московская). Наши благотворительные учреждения сосредоточиваются, по преимуществу, в городских центрах. Около 35,5% всего числа их находится в губернских и областных городах (Кавказ, Сибирь, Среднеазиатские владения — 53,5%, Европейская Россия — 37%, Финляндия — 27%), что, по справедливому указанию исследователей, отмечает слабое участие в нашей благотворительности общественного элемента. Благотворительность даже и в соединении с системой обязательного призрения может быть признана лишь паллиативом, способным смягчить остроту явлений, с которыми она борется, но бессильным устранить их совершенно. Совершенно правильно замечает один из авторитетнейших немецких исследователей, что «призрение бедных между мерами попечения о благосостоянии населения занимает, безусловно, последнее место, и это не следует ни на минуту упускать из виду» (Мюнстерберг). Бедность и нищета — явления не индивидуального, а социального порядка, и потому исчезнуть могут лишь при коренном переустройстве современного социально-экономического порядка. Они — не болезнь, а лишь симптом болезни. Болезнь — в капиталистической организации общества.

Литература — чрезвычайно обширна. Е. Münsterberg, «Bibliographiе des Armenwesens» (1900); Cranier, «Essai de Bibliographie Charitable» (1891): В. Межов, «Благотворительность в России» (1883; библиографический указатель - очень устарел); Loening, «Armenvesen» (в «Handb. d. polit. Oek.» Шенберга, т. III); Cary, Dérouin et Worms, «Traité théorique et pratique d'assistance publique» (I-II. 1900); Георгиевский, «Призрение бедных и благотворительность» (1894); Д'Оссонвиль, «Нужда, порок и благотворительность» (1899); Мюнстерберг, «Объединение деятельности благотворительных учреждений»; Гогель, «Объединение и взаимопомощь, государственная и общественная благотворительность» (1908); Montheuil, «La Charité privée à l'etranger» (1899); Böhmert, «Das Armenwesen in 77 deutschen Städten» (1886); Le Roy, «L'assistance publiqueen Allemagne» (1890); Maxime du Camp, «La charité privee à Paris» (1885); Mary Richmond, «Friendly visiting; among the poor» (1899); Максимов, «Особенности благотворительного ведомства и учреждения» (1903); обширный материл см. в «Трудах первого съезда русских деятелей по общественному и частному призрению», 8-13 марта 1910 г. (Спб., 1910). См. журналы «Трудовая Помощь», «Детская Помощь», «Вестник Благотворительности».

А. Боровой.