Главная / Энциклопедия / Буква "Ч" /

ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914-1918 г. И ЕЕ ЭПОХА. XXI. Франция в эпоху мировой войны

ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914-1918 г. И ЕЕ ЭПОХА. XXI. Франция в эпоху мировой войны. I. Перед войной (ср. XLIV т.). Социальная история Франции в период между 1910—1925 гг. может быть разделена на 3 фазы: первую, предвоенную, которая оканчивается в июле 1914 г.; вторую — военную, в собственном смысле; и третью, — начинающуюся с перемирия в ноябре 1918 г.

Мировая война, завершившая целый период экономической и политической эволюции и давшая начало бесчисленным революциям и кризисам, является событием такого значения сама по себе и по своим последствиям, что ею устанавливается демаркационная линия, не менее ясная и резкая, чем раздел Римской Империи или падение Константинополя — в другие эпохи. Все попытки связать воедино мир в 1919 г. с миром 1913 г. оказываются безуспешными: правящие классы не смогли снова обрести своего спокойствия и своей устойчивости; буржуазное государство не восстановило своих основ; классы, эксплуатируемые не обнаруживают прежней пассивности в своем рабстве. Не напрасно потерпели крушение три военных империи, и не напрасно русская революция бьет своими волнами центральную и западную Европу.

***

Если мы возьмем Францию в 1910 г., то сможем констатировать, что ее экономическая и социальная структура изменилась довольно мало по сравнению с предшествующей четвертью столетия. В этот период она эволюционировала гораздо медленнее, чем другие страны, например Германия или Америка: в ней мы не найдем ни изумительной быстроты развития механического оборудования, представляющего собой главную силу производства, ни столь резко обозначившегося там исхода населения из деревни и концентрации его в городах. Правда, французские консерваторы уже в 1910 г. жалуются на опустошение деревни, но оно, хотя и продолжается непрерывно, не становится от этого быстрее. Здесь нет ничего, подобного стремительному наплыву населения в индустриальные центры, как это имело место за Рейном или за Атлантическим океаном. Движение населения здесь не быстрее течения французских рек: Сены или Луары. Нетрудно понять, насколько  важно констатирование этого факта,   если принять во внимание, что из него  вытекают многие следствия: положение   во Франции оказывается менее революционным; оно дает меньше непосредственных шансов для революции, чем в странах с огромной индустрией и сильно отставшим сельским элементом. Необходимо, чтобы пришла война и до дна всколыхнула массы.

По профессиональной переписи  1911 г. (последней, результаты которой известны целиком) сельское население, которое не следует, впрочем, смешивать с сельскохозяйственным, составляет половину всей нации.

Годы

Все население, млн.

Сельское население, млн.

%

1846

35,4

26,7

75,6

1861

37,4

26,6

71,1

1876

36,9

24,9

67,5

1886

38,2

24,4

64,1

1896

38,5

23,5

62,6

1906

39,3

22,7

57,9

1911

39,6

22

55,8

Ни Англия, ни Германия давно не дают подобного сельского коэффициента.

В некоторых департаментах еще имеется сельское население, превышающее 80%. Это имеет место в Эн, Канталь, Ла-Коррэз, Кот-дю-Нор, Жэр, Ланд, Ла-Лозэр, в Савойе и в департаменте Нижней Сены (где, однако, находятся большие индустриальные центры Руана и Гавра). Очень немногие департаменты спускаются ниже 40%: это — Рона, Нор, Вуш-дю-Рон, Сена-и-Уаза, Вар. Департаменты Па-де-Кале и Луары, несмотря на все значение их каменноугольных бассейнов, насчитывают еще 41 и 44% сельского населения.

Если, однако, взять не отношение сельского населения ко всей его совокупности, а отношение сельскохозяйственного элемента к самодеятельному населению, то придется придти к несколько отличному заключению, несмотря на то, что нельзя отрицать мощности сельскохозяйственных групп.

На 20 210 000 чел. самодеятельного населения в 1911 г., перепись показывает 8 517 000 лиц, живущих, так или иначе, на счет земледелия. Из них 5 219 000 объединяется под рубрикой хозяев, в том числе — собственники, фермеры и арендаторы, — несмотря на то, что среди них встречаются группы, находящиеся в самых различных экономических условиях; кроме указанных категорий, насчитывается 2 403 000 рабочих и поденщиков, 745 000 домашней прислуги, 29 000 возчиков и 115 000 садовников. Всего — 3 292 000 лиц, живущих на заработную плату. Число лиц, отнесенных к категории собственников, как будто превышает число не обладающих собственностью. Но первая категория, наряду с крупными аграриями, охватывает и владельцев ничтожных участков и мелких арендаторов, знакомых с материальной нуждою. Впрочем, знаменитое дробление французского сельского хозяйства, о котором так часто и так много говорилось, по-видимому, остановилось перед войной. Парцелл насчитывалось: в 1890 г. —14 140 000, в 1900 г. — 13 618 000, в 1910 г. — 13 440 000 и в 1913 —  13 392 000.

Стоимость аграрного капитала оценивалась во время переписи 1911 г. в 62 мрд. франков; следовательно, он составлял весьма значительную часть всего национального капитала.

О значении сельского хозяйства говорит также величина обрабатываемой площади земли и сельскохозяйственная продукция. В годы, предшествующие началу мирового конфликта, пшеница занимает в среднем 6,5 млн. гектаров, другие хлебные злаки — 7 млн., картофель — 1,5 млн.; 10 млн. гектаров состоит под пастбищами и 250 000 — под сахарной свекловицей.

Перед 1914 г. Франция производит в среднем ежегодно 86 млн. квинталов пшеницы и 87,5 млн. квинт. других видов зерна. Она близка к тому, чтобы довольствоваться своим хлебом. Крестьянин жалуется на хлебные цены, обеспечивающие ему лишь скудное пропитание. Квинтал пшеницы продается по 27 фр., а овес стоит ниже 22. Производительность на гектар (несколько более 13 квинталов) остается довольно слабой, поскольку дело идет о пшенице и об овсе. Тем не менее, сельское хозяйство  сохраняет свое место и притом — весьма значительное место в общей совокупности французской экономики. Почему-то во Франции не наблюдается такого, как в других странах, ухода сельского населения в большие города, несмотря на всю их притягательность, несмотря на развитие индустрии и соответствующее влияние воинской повинности.

Французская промышленность этого периода далеко не может сравниться с промышленностью Англии и Германии. Она растет в течение XIX в., но не обнаруживает, однако, исключительной силы роста. Будучи менее богатой каменным углем по сравнению с Англией и Германией, вывозящими значительное количество топлива, Франция  оказывается неспособной удовлетворить свои собственные топливные нужды. Она ввозит, по меньшей мере, треть нужного ей угля. Несмотря на свои обильные залежи железа в Лотарингии, она не развивает такой металлургии, какая имеется у ее конкуренток за Рейном и за Ламаншем. Равным образом, она отстает от Англии в текстильной промышленности и от Германии — в химических производствах. Ей принадлежит первенство лишь в переработке шелка (Лион, Сент-Этьен и их округа). В 1906 г. профессиональная перепись давала 6 200 000 промышленных рабочих. С 1906 по 1910 гг. их кадры несколько увеличились.

Торговля, со своей стороны, занимает в 1910—14 гг. от 1,5 до 1,6 млн. человек. Внешний товарообмен Франции растет не особенно быстро. Ввоз в 1913 г. доходит всего до 4 450 млн. фр., тогда как вывоз дает 4 600 млн. Морская навигация и тоннаж коммерческого флота также остаются в своих скромных размерах. Во всех областях экономический рост Франции отстает от многих других стран. Этот факт приходится констатировать, прежде всего, когда приступаешь к изучению ее социальной истории.

Со своей медленно эволюционирующей экономикой Франция давно бросилась в объятия колониального империализма. Можно даже сказать, сохраняя все пропорции, что ее колониальные предприятия были наиболее смелыми и наиболее дорогими из всех. Английский «колониализм» находит свое объяснение в первую голову, если не исключительно, — в самом механизме капиталистического строя, который ищет все новых источников сырья и новых, более широких, рынков для сбыта. Невольно спрашиваешь себя, каким образом без Индии, Канады и Австралии промышленная и коммерческая аристократия Соединенного Королевства могла бы продержаться на уровне своего господства и довести до такой степени концентрацию своих богатств. Но как раз вследствие меньших размеров своей индустрии и ввиду отличительных особенностей ее хозяйственной структуры по сравнению с Великобританией, Франция должна была бы менее тяготеть к расширению своих экзотических владений. Здесь сыграли, однако, роль психологические основания и соображения международной политики, на которых не стоит останавливаться подробнее. С 1880 по 1914 г. были аннексированы Тунис, Мадагаскар, Тонкин, Аннам, Дагомея и Марокко, и в то же время непрерывно увеличивались суданские и экваториальные владения республики. Эти приобретения, произведенные чаще всего вооруженной рукой, чуть не вызвали несколько раз конфликты с великими державами. Достаточно вспомнить тяжелые инциденты, возникшие между Францией и Германией по поводу Марокко, и нет сомнения, что они в значительной мере подготовили ту атмосферу, в которой разразилась мировая война. Кроме того, колониальные экспедиции оплачивались миллиардами франков, тогда как захват новых африканских и азиатских территорий давал лишь скромные экономические результаты.

Французский бюджет, обремененный подобными издержками и ежегодным увеличением стоимости милитаризма, продолжал безостановочно отягощаться в предвоенный период. В среднем, он равнялся 5,5 миллиардам; иными словами, он поглощал более одной шестой всего национального дохода страны.  Из всех стран мира Франция обладала наиболее тяжелым государственным долгом; так, в 1914 г. она должна была выплатить своим кредиторам 1 119 млн. Ее военные расходы на голову населения были самыми большими (22,35 фр. против 15,55 фр. в Германии). Ее бюджет, в своей расходной части, являлся наиболее ярким воплощением буржуазного бюджета вообще. Та же самая картина раскрывалась и при рассмотрении росписи доходов. При капиталистическом строе все налоги оплачивает всегда пролетариат. Но капитализм предпочитает прямым налогам косвенные, так как их легче возложить на массы. Во Франции, особенно в этот период, прямые налоги сведены к минимуму, и буржуазия ведет сильную кампанию против подоходного обложения, хотя бы и сведенного к простому праву на статистику. Таможенные пошлины, налоги на предметы широкого потребления и государственные монополии являются главными источниками доходов во французском бюджете.

Франция представляет собой буржуазную демократию, в полном смысле этого слова. Всеобщее голосование существует в ней с 1848 г.; исполнительная власть выполняет свои функции под контролем палат; но так как Гражданский Кодекс не ставит никаких границ нраву собственности, и так как капиталистический строй — подчинение миллионов рабочих и служащих промышленной, аграрной и финансовой плутократии — остается во всей своей силе, то несколько сот тысяч людей диктуют свою волю миллионам других и живут их трудом. Кустарные промыслы мало-помалу были разрушены средней и крупной индустрией: остатки кустарей работают на хозяев, а не на потребителя. Точно так же и мелкий земледелец является свободным лишь по внешней видимости: ипотека гложет его хозяйство, и, чтобы продать свои продукты, он должен подчиниться ценам, устанавливаемым крупными — отдельными или коллективными — посредниками, спекулирующими на его нужде. Но не может быть истинной политической демократии до тех пор, пока капиталистическая система поддерживает экономический феодализм.

Состав правящей политической группы, без сомнения, изменился. Во времена июльской монархии и империи он вербовался в среде крупной буржуазии. В период третьей республики  он вербуется из рядов буржуазии средней и мелкой, но мелкобуржуазные министры остаются в порабощении интересам крупных промышленных и финансовых компаний. Об этом свидетельствуют структура бюджета, международная политика и политика колониальная. И когда рабочему классу удается путем организованного давления вырвать ту или иную реформу, имущие классы силятся ее аннулировать, прямо или окольными путями.

Наиболее влиятельными министрами периода 1910—1914 гг. являются: Бриан, Кайо, Вивиани, Пуанкаре, Мильеран, Думерг, Делькассе, Рибо. Одни из них, например, Рибо и Пуанкаре, выдвинулись на сцену из рядов прежней умеренной республиканской партии; другие, например, Думерг, Кайо и Делькассе, — из партии радикальной; третьи — Мильеран, Вивиани и Бриан — на известном этапе своей карьеры числились в социалистической партии и в свое время являлись даже лидерами ее. Но практически они осуществляют одну и ту же политику и работают рука об руку в ряде сменяющих друг друга правительств. Они защищают Гражданский Кодекс, конституцию 1875 г. и капиталистические привилегии; способствуют усилению вооружений (закон о трехгодичной службе) и служат прочной опорой находящегося в силе социального строя. Радикальная партия, опиравшаяся при своем возникновении на мелкое земледелие, мелкую торговлю и мелкое чиновничество, с течением времени стала партией консервативной. Между политическими партиями, которые оспаривают друг у друга власть (справа налево: демократический союз, радикалы и радикалы-социалисты, республиканцы-социалисты), гораздо менее различия в программах, чем личного соперничества представителей этих группировок. Каждый министерский кризис сопровождается компромиссами между представителями средней и крупной буржуазии. Крупная буржуазия выражает согласие на те или иные мнимые реформы, а средняя буржуазия уже давно перестала выставлять требование истинной демократии. Что касается мелкой буржуазии, то она идет против своей прежней тактики; это ясно обнаружилось в связи с законом о трехлетней военной службе и событиями в Марокко; большинство, огромное большинство депутатов, высказывается за банальную формулу: ни реакции, ни революции, иными словами — высказывается за застой.

Оно борется, с одной стороны, против роялистов из Action francaise, дерзость которых возрастает с каждым годом; и против католиков, которые не отказались от намерений вновь набросить на Францию свои цепи, восстановить конкордат и вызвать к жизни религиозные конгрегации. С другой стороны, оно борется против социализма и синдикализма, являющихся постоянными объектами его опасений. Но оно гораздо более враждебно настроено по отношению к социализму и синдикализму, чем по отношению к роялизму и клерикализму. Впрочем, уже в этот период можно констатировать то, что еще чаще придется констатировать во время и после войны, а именно, — что часть буржуазии вновь устремляется к церкви; она полагает, что для того, чтобы обуздать революционные течения, защитники капиталистической собственности должны сблизиться друг с другом, оставляя в стороне, если не свои предпочтения в области политики, то, по крайней мере, свои философские убеждения. Таким образом, в действительности мы приходим, в конце концов, к схематически намеченной борьбе классов.

***

Однако, если во Франции и не наблюдается такой концентрации производства, как в других странах; если сельское хозяйство еще занимает в ней значительное место; если средний класс здесь более компактен и стоит под меньшей угрозой непосредственной пролетаризации; иными словами, если во Франции имеется, при указанной структуре, больше данных и шансов для социального консерватизма, — не следует забывать, что в ней весьма жива революционная традиция. Со времени XVII века Англия шла размеренным историческим курсом, спокойным, лишенным бурных эпизодов. Германия этого периода является страной покорности и пассивности; остальная Европа почти не знала иных политических бурь, кроме национальных возмущений и временных восстаний, — если не считать грандиозного русского потрясения 1905 г. Но у Франции была ее Великая Революция,  ее мятежная Коммуна 93 г., ее славные июльские дни, дни 1831 и 1834 гг., июнь 48 г., Коммуна 1871 г. И хотя различные слои буржуазии поднимались один за другим, чтобы освободиться сперва от господства привилегированных сословий, затем от вернувшегося абсолютизма и, наконец, от цензового режима Гизо, — буржуазия никогда не побеждала иначе, как с помощью вооруженных рабочих. Эти последние, полагая, что они борются за самих себя, боролись вначале за буржуазию. Потом, в июне 48 г. и в. марте 1871 г., они воздвигли свои баррикады во имя социальной демократии и подняли красное знамя. Воспоминание об их поражениях живет нетронутым в пригородах Парижа, Обладая меньшей сплоченностью, французский пролетариат проникнут зато большей инстинктивной и сознательной враждебностью по отношению к капиталистическому строю. Он не перестал каждый год вспоминать 18 марта и «кровавую неделю». И если он так жестоко нападает на милитаризм, то это потому, что армия подавляла одно за другим его восстания. Настроение борьбы в нем сильнее, чем в пролетариате германском и англо-саксонском. Бланкизм продолжает жить в нем с редкой силой. Он не ждет своего освобождения от автоматизма событий; он полагается на самого себя и на свои действия. Правильно или неправильно, он верит, что опрокинет господство буржуазии, подобно тому, как опрокинул Карла Х, Луи-Филиппа, Наполеона III, и это обстоятельство объясняет, почему революционный синдикализм так легко преобладал во Франции, тогда как в других странах ему удавалось завербовать лишь ничтожное количество сторонников. Мы встретим его во всей полноте его развития в период 1910—1914 гг., и нам придется, далее, констатировать его несомненное влияние на дух французского социализма.

Каковы материальные условия, в которых живет французский пролетариат?

Крупная индустрия держит его под своей строгой опекой и силится сохранить длительный рабочий день. Она продолжает оставаться весьма неподатливой в отношении социальных законов, а когда они вотируются, ухитряется их нарушать и обходить. Торговые и банковские служащие почти лишены защиты закона. Французское законодательство не знает сельскохозяйственного рабочего. Закон 30 марта 1900 г., устанавливающий на фабриках десятичасовой рабочий день, говорит лишь о женщинах и детях, а о взрослых рабочих, лишь занятых в одних с ними помещениях. Иными словами, взрослых рабочих, занятых отдельно от женщин и детей, можно наставлять работать 11 и 12 часов. Но и закон 1900 г. не применяется в ряде районов, а инспектора труда часто оказываются бессильными в своих обследованиях. Закон 29 июня 1905 г. установил восьмичасовую смену для работ в шахтах, но шахтеры непрестанно жалуются на злоупотребление долгим рабочим днем. К этому надо прибавить закон 13 июля 1906 г. об еженедельном отдыхе, который был вырван у правительства «прямым действием» пролетариата в который хозяева умеют лишать реального значения; закон 27 ноября 1909 г., который обеспечивает роженицам сохранение работы, а законы 5 апреля 1910 и 7 февраля 1912 г., устанавливающие образование фонда социального страхования (путем вычетов из зарплаты и взносов со стороны предпринимателей и государства) и вводящие ничтожные пенсии для достигших 65, затем — 60 лет. Этими законами и исчерпывается существенное содержание социального законодательства в изучаемый нами период. И здесь Франция отстает от Германии и Англии.

Относительно размеров заработной платы в этот, предвоенный, период имеются довольно точные данные в расценках мэрий и промышленных судов. Приводимые данные относятся к 1911 г. Интересно их отметить, с тем, чтобы впоследствии сравнить с послевоенными ставками.

В Париже за девяти — десятичасовой день получают: печатники — 7,20 фр., переплетчики — 6 фр., кожевники — 6,50 фр., портные — 7,50 фр., токари по дереву — 7,50 фр., столяры-краснодеревщики — 9 фр., плотники — 9 фр., столяры и водопроводчики — 8 фр., кузнецы — 10 фр., слесаря — 8 фр., токари по металлу — 8,25 фр., часовщики — 7 фр., каменотесы — 7 фр., каменщики — 8,55 фр., землекопы — 7,60 фр., кровельщики — 8 фр., маляры—7,25 фр., штукатуры-орнаментщики — 10,80 фр., стекольщики 7,65 фр. Минимальная ставка — 6 фр., максимальная — 10,80 фр. Но в провинции плата  гораздо ниже, даже если иметь ввиду лишь городские ставки; рабочий же день более продолжителен: нередко он превышает 10 часов. В провинции получают в среднем: пивовары — 4,21 фр., наборщики — 4,94 фр., переплетчики —  4,67 фр., кожевники — 4,09 фр., седельники — 4 25 фр., сапожники — 3,95 фр., портные — 4,55 фр., красильщики-пятновыводчики — 4,15фр., ткачи — 3,32 фр., веревочники — 3,64 фр., каретники — 4,44 фр., токари по дереву — 4,88 фр., бочары — 4,48 фр., высококвалифицированные деревообделочники — 4,86 фр., обойщики — 5,06 фр., плотники — 5,07 фр., столяры — 5,05 фр., медники — 5,40 фр., жестяники — 4,74 фр., водопроводчики — 4,92 фр., кузнецы — 4,40 — 5,12 фр., слесаря — 4,65 фр., токари по металлу — 5,39 фр., часовщики — 5,31 фр., каменоломы — 4,16 фр., каменотесы — 5,11 фр., каменщики — 4,80 фр., землекопы — 8,82 фр., кровельщики — 5,05 фр., маляры — 4,76 фр., штукатуры-орнаментщики — 6,39 фр., кирпичники — 4,17 фр., горшечники — 4,26 фр., стекольщики — 4,72 фр., поденщики и чернорабочие — 3,26 фр. Здесь минимум — 3 26 фр., максимум — 6,39 фр. Заработная плата женщин еще ничтожнее. Гладильщица получает в день в среднем — 2,15 фр., портниха — 2,18 фр., белошвейка — 2,08 фр., жилетница — 2,50 фр., кружевница — 2,1З фр., вышивальщица — 2,44 фр.

Если взять всю совокупность мужских профессий в 1911 г., средняя городская ставка будет около 4,77 фр. за рабочий день. Она спускается ниже 4 фр. в Нижних Альпах (3,90), в Верхних Альпах (3,83 ), в Ардэш (3,94), Од (3,98), Канталь (3,92), Финистэр (3,93), Жар (3,55), Ланд (3,69), в департаменте Верхней Луары (3,57), в Ло (3,50), Лозэр (3,59), Морбиган (3,96) и в Вандее (3,72), т. е. в тех областях, где не акклиматизировалась крупная индустрия и где рабочий еще близко соприкасается с деревней.

Наоборот, средняя заработная плата превышает 6 фр. в департаментах Устья Роны, Сены и Марны, Сены и Уазы,— в департаментах с большой плотностью населения, имеющих на своей территории крупные фабрики и заводы и примыкающих к столице, куда они ежедневно посылают большое количество рабочих. В силу первого из указанных оснований, средняя заработная плата доходит до 5,97 фр. в Об (текстильное производство) и Бельфоре (текстиль), 5,41 фр. — в департаменте Луары (копи, металлургия, текстиль), 5,63 фр. — в Нор (копи, текстиль, стекольное производство, металлургия), 5,92 — в деп. Уазы (металлургия, щеточные и пуговочные фабрики). Для деп. Сены средняя ставка намечалась в 7,35 фр. Все эти ставки, указанные для 1911 г., лишь весьма незначительно варьировали с 1911 по 1914 г. Стоимость месячного содержания (квартира и питание) для одинокого рабочего доходила в это время в провинции в среднем до 70 фр.; иными словами, принимая среднюю месячную заработную плату в 110—120 фр., она составляла 7/12 всего заработка. Правда, надо оговориться, что стоимость жизни довольно значительно колеблется в пределах одного и того же департамента: от 67 до 90 фр. — в Эн, от 60 до 75 — в Приморских Альпах, от 67 до 97 — в Кальвадосе, от 50 до 90 — в департаменте Нижней Сены, от 80 до 125 — в департаменте Сены и Уазы, от 40 до 75 — в Нор, от 55 до 86 — в Эро.

Отметим еще цены на некоторые предметы потребления и на съестные припасы в предвоенный период, чтобы иметь возможность сделать в дальнейшем полезные сопоставления. Бумажные носки стоили 0,50 фр. пара; шерстяные носки — 1,15 фр.; готовый мужской костюм — 38 фр.; дамская блуза — 3,30 фр.; детские ботинки — 12,70 фр.; ботинки женские — 13,60 фр.; ботинки мужские — 18 фр.; метр простой бумажной материи — 0,85 фр.; дюжина носовых платков — 3,50 фр. (здесь указаны цены потребительской лавки при одной из железных дорог). В то же время рабочие Крезо платили в розничном магазине за костюм — 70 фр., за пару обуви — 25 фр., за шляпу — 5 фр., за фуражку — 3,50 фр., за рубашку — 4 фр., за рабочий костюм 6 фр., за дюжину платков — 3,50 фр., за новые подметки — 5,60 фр., га носки — 1,25 фр. Антрацит стоил в Париже 56 фр. 1000 кг, уголь — 42 фр., кокс — 1,90 фр. 100 кг, дрова — 45 фр. 1000 кг., керосин — 0,45 фр. литр, бензин — 0,65 фр., белое мыло — 35 фр. 100 кг, вино — 62 фр. бочка, мясо — от 0,60 до 4 фр. кило, телятина — от 1 до 2,80 фр., баранина — от 0,50 до 2,40 фр., сахар — 0,75 фр., растительное масло — 1,75 фр., соль — 0,24 фр., рис — 1 фр.; фасоль — 0,80 фр., чечевица — 0,85 фр., картофель — от 0,08 до 0,10 фр., капуста — 0,30 фр. кочан, ветчина от 3 до 5 фр. кило, молоко — 0,25 фр. литр, сливочное масло — 4,25 фр. кило, яйца —12 фр. сотня. У Крезо хлеб стоил 0,27 фр. кило, вино — 0,35 фр. литр, картофель — 0,07 фр. кило, фасоль — 0,36 фр., сливочное масло — 3 фр., яйца — 1,10 фр. дюжина, молоко — 0,25 фр. литр, масло — 1,25 фр. кило, свинина — 1,80 фр., телятина — 1,80 фр., баранина — 1,75 фр., сахар — 0,70 фр., кофе — 5 фр., мыло — 0,60 фр., керосин — 0,35 фр. литр.

Синдикат металлургических рабочих Крезо высчитал, что семья из двух человек тратила ежедневно, помимо непредвиденных расходов, 10,65 фр., семья из 6 человек, из которых 4 детей, тратила 15,60 фр.

***

Профессиональные и политические организации рабочего класса заметно усилились в годы, предшествовавшие войне. Со своей стороны, буржуазия стала прилагать большие старания к образованию в своей среде сильных корпораций, самое возникновение которых подчеркивало борьбу различных социальных категорий.

Наиболее воинственными из этих предпринимательских союзов были: Объединение металлургической и каменноугольной промышленности, а также Объединение текстильных союзов, к которым примыкали организации не синдикатного характера: Комитет угольной промышленности и Федерация французской индустрии. Объединение металлургической и каменноугольной промышленности и Федерация промышленности и торговли учредили у себя предпринимательские кассы страхования от стачек. Были еще и другие предпринимательские организации, которые играли роль в конфликтах между трудом и капиталом: Комитет парижских пищевиков, Федерация строительной промышленности, Группа синдикальных палат города Парижа и департамента Сены. Все эти хозяйские объединения, устанавливавшие ставки заработной платы и продолжительность рабочего дня, решавшие вопросы об объявлении локаутов и заботливо следившие за поведением рабочих организаций, тем сильнее оспаривали права этих последних, чем больше росло их собственное значение.

Жизнь профессиональных организаций регулировалась перед войной законом 1884 г. устанавливавшим условия, при соблюдении которых она могли жить и функционировать. Так как этот закон берет свое начало в другую эпоху, мы не считаем уместным подвергать его анализу. Как мы увидим в дальнейшем, он был несколько изменен лишь в послевоенное время. С величайшими трудностями удалось рабочим организациям постепенно добиться возможности легального существования. Когда власти признали свою неспособность проводить далее прежнюю свирепую политику по отношению к десяткам тысяч рабочих, которые объединялись для защиты своих экономических интересов, они просто зарегистрировали этот факт синдикальной жизни. Но закон 1884 г. предоставлял столь же мало свободы союзам, сколь мало свободы стачек устанавливал закон 1864 г. Пролетарские организации продолжали рассматриваться, как опасные и антисоциальные объединения, против которых должны направлять свои усилия государство и хозяева. Элементарные права оспаривались у железнодорожников, служащих общественных предприятий, у коммунальных и государственных чиновников. Вот несколько фактов из этой области, заслуживающих упоминания.

В ноябре 1911 г., на следующий день после стачки железнодорожников, Бриан, президент совета, заявляет, что следует усилить законы о профессиональных союзах, вернее, против них. И крупные предпринимательские организации поощряют его намерение подготовить дополнительное рабочее законодательство, т. е. ввести новые ограничения.

В июне 1913 г. правительство вносит в палату проект закона о союзах. Этот проект расширяет сферу их легальной деятельности, потому что расширение их прав в коммерческой области считается средством отвлечения их от революционной пропаганды; он изменяет и отягчает условия их ликвидации, он обязывает корпоративные группировки ввести у себя пропорциональное представительство, отвергнутое большинством из них, — иными словами, подвергает эти группировки опасности вмешательства со стороны государства. Проект был, однако, предан забвению, так как подвергся энергичным нападкам со стороны ВКТ (Всеобщей Конфедерации Труда).

Впрочем, юстиция и полиция великолепно умели прибегать к существующим законам и так же хорошо умели нарушать их для застращивания воинствующих союзов.

В мае 1913 г. Всеобщей Конфедерации Труда угрожал роспуск, так как она высказалась против трехлетней военной службы. Затем, в июле, 19 синдикальных деятелей были арестованы за антимилитаризм. В палате Барту от имени кабинета объявил ВКТ организацией незаконной по своим целям и по направлению своей деятельности, и палата вотировала расклейку его речи большинством 547 против 167 голосов. ВКТ ответила, что ей смешны все эти пустые угрозы.

В течение этого периода имело место постоянное вмешательство армии в стачки (Марсель, апрель 1910 г.; Дюнкирхен, май 1910 г.; Гавр и Бордо, июль 1912 г.). Это вмешательство осуществлялось сообразно давно установленной традиции. Под видом защиты свободы труда, солдаты должны были служить интересам хозяев.

Хозяева не пренебрегали никакими средствами,  чтобы разбить рабочие синдикаты, которые они намечали к разрушению. Не покладая оружия, они отказывались признавать синдикаты и всячески преследовали, беспокойный элемент в них. В апреле 1908 г. лидер строительного треста, Вилдемен, организовал локаут, неудача  которого его, однако, не обескуражила. В ноябре 1910 г. секретарь союза угольщиков в Гавре, Дюран, был присужден к смертной казни за моральное соучастие в  смерти «желтого» рабочего. В действительности это было прямым и явным нарушением правосудия. Дюрана должны были, в конце концов, освободить, но от него осталась лишь тень человека — хозяева ему отомстили.

В особенности против рабочих в общественных предприятиях направляло свои удары буржуазное государство, потому что оно полагало, что здесь затронут его престиж. Железнодорожники, число которых доходило до 300 000, занимают во Франции промежуточное  положение между промышленными рабочими и административными служащими. Им всегда отказывали в праве коалиций и в праве союзов.

10 октября 1910 г., после долгого периода напряжения, разразилась забастовка на Северной сети, распространившаяся затем и на другие дороги. Премьер Бриан приказал арестовать стачечный комитет, мобилизовал, 35 000 железнодорожников и заявил, что, если бы ему не удалось сломить движение, он обратился бы к незаконным мерам. 22 декабря он внес три законопроекта,, которые запрещали какое бы то ни было прекращение работ на железных дорогах и вводили организацию принудительного улажения конфликтов и арбитража. Но эти проекты потерпели крушение.

Чиновники, со своей стороны, боролись с необычайным упорством, чтобы добиться для себя права профессиональных организаций. Период 1905—1910 г. был временем мощной кампания, отмеченной в особенности двумя стачками почтово-телеграфных служащих (март и май 1909 г.). Потерпев временное поражение (судебный роспуск синдиката низших почтовых служащих, июль 1909 г. и октябрь 1910 г.), государственные служащие не замедлили переорганизоваться. Всеобщая федерация чиновников насчитывала 164 000 членов. Почтовые служащие созвали в Париже международный конгресс. Национальная федерация ассоциаций служащих (государства, департаментов и коммун) высказалась за форму синдиката. Правительство пыталось прибегнуть к репрессиям, начав преследования против союзов учителей, которые ранее были им терпимы (сентябрь 1911 г.). Но союзы оказывали сопротивление вопреки направленным против них административным мерам и судебным приговорам. Конгресс чиновников, который собрался в Париже в декабре 1912 г., протестовал против этих репрессий и потребовал ясного и безоговорочного распространения на своих членов закона 1884 г. Он возобновил это требование в декабре 1913 г., а в апреле 1914 г. конгресс низших почтовых служащих провоз, гласил, наконец, принцип солидарности государственных служащих и служащих в промышленности. Таким образом, властям не удалось запугать эта группы пролетариата.

Сколько было во Франции перед войной организованных рабочих?

Наладить статистику этого рода было всегда трудным делом, потому что синдикальные организации, или по крайней мере большинство из них, никогда не проявляли подлинно серьезного отношения к подобным работам. Что же касается сведений, собранных министерством труда, то на них нельзя ссылаться иначе, как с крайней осторожностью. Население, из которого вербовались члены союзов, насчитывало, по переписи. 1906 г., приблизительно 8 431 000 человек (промышленность, торговля, общественные предприятия). Министерство труда, которое не желало упоминать союзов  чиновников и низших государственных служащих,  показывало наличность: в 1906 г. — 4 857 союзов, в 1910 — 5 260, в 1911 — 5 325, в 1912 — 5 217, в 1913 — 5 046, в 1914 — 4 846. Что касается числа членов союзов, то оно, по данным того же министерства, оценивалось: в 1906 г. — в 836 000, в 1910 — в 977 000, в 1911 — в 1 029 000, в 1912 — в 1 064 000, в 1913 — в 1 027 000, в 1914 — в 1 026 000. На 1-ое января 1914 г. наиболее крупными союзами обладали департаменты: Сены (391 000), Нор (114 000), Устьев Роны (41 000), Рены (37 000), Па-де-Кале (32 000), Луары (28 000), Жиронды (28 000). С другой стороны, некоторые департаменты, вроде Верхних Альп, Нижних Альп и Верхней Савойи, насчитывали менее 200 членов. Союзы имели в 1914 г. 1137  рекомендательных контор, 1502 библиотеки, 808 касс взаимопомощи, 624 кассы помощи безработным, 473 отделения Виатикума — бюро передвижений, 357 профессиональных курсов, 96 потребительских кооперативов, 135 изданий и пр.

Синдикат образует первую ступень профессиональной организации. Объединение синдикатов (l’union), которое заключает в себе группировки всех профессий в данном городе или департаменте, и федерация, которая объединяет все синдикаты одной и той же профессии или одной и той же отрасли индустрии во всей Франции — образуют вторую ступень. Всеобщая Конфедерация Труда (ВКТ— CGT) является третьей ступенью, объединяя в себе организмы второй ступени. Объединений синдикатов было: 188 — в 1910 г., 196 — в 1911, 200 — в 1912, 207 — в 1913, 201 — в 1814. В них было зарегистрировано членов: 903 000 — в 1911 г., 934 000 —в 1912, 941 000 — в 1913, 839 000 — в 1914. Период 1913 — 14 гг. был временем ослабления профессионального движения. На конфедеральном конгрессе в Гавре (1912) отчет показывал 53 записанных в ВКТ федерации. Некоторые объединяли в себе более 100 синдикатов (питание, строительные профессии, дровосеки, железные дороги, книга, металлы, текстиль); в других число участвующих синдикатов исчислялось несколькими единицами (спичечники, отбельщики, перчаточники, моряки).

Цифры, указываемые конфедеральными отчетами, часто, однако, отличались от цифр, представляемых различными федерациями конгрессу. Случалось, что федерация записывала не всех своих членов в ВКТ. Случалось, наоборот, что рабочие брали карточки, уклоняясь затем от уплаты взносов, и, естественно, что те и другие цифры в результате не совпадали. В 1910 г. ВКТ показывала в число членов 139 000 строительных рабочих, 11 000 работников питания, 50 000 железнодорожников, 10 000 кожевников, 10 000 работников книги, 40 000 металлистов, 30 000 шахтеров, 20 000 текстильщиков, 29 000 транспортников, 27 030 работников муниципальных предприятий и т. д. Конгресс железнодорожников насчитывал 48 000 членов в 1909 г., 24 000 — в 1911, 23 000 — в 1913; в то время как конгресс шахтеров в 1908 г. показывал 60 000 записавшихся в представленные на нем синдикаты. Федерация строительных рабочих насчитывала 35 000 участников в 1908 г., 59 000 — в 1910 и 80 000 — в 1912. Число местных или охватывающих целый департамент объединений, группировавшихся в ВКТ, достигало з 1912 г. количества 153 участников. В это же время, Интернационал профессиональных союзов в своем восьмом отчете оценивал в 400 000 чел. наличный состав членов, уплачивавших свои членские взносы во Франции Но так как платили не все к нему примыкавшие, то количество этих последних можно предполагать доходящим до 600 000 человек.

Тридцать восемь печатных органов выходили в 1914 г.

Предвоенные статуты ВКТ, которые несколько раз пересматривались, могут быть резюмированы следующим образом:

ВКТ объединяет лиц, работающих по найму, для защиты их моральных и материальных интересов. Она допускает в число своих членов всех трудящихся, которые ведут борьбу за уничтожение института хозяев и наемного труда, независимо от их принадлежности к той или иной политической школе. Она охватывает, во-первых, национальные промышленные федерации и синдикаты; во-вторых, — местные и департаментские объединения. Чтобы войти в состав ВКТ, союз должен стать участником федерации и примкнуть какому-нибудь объединению. Комитет Конфедерации составляется из делегатов примыкающих организаций. ВКТ делится на две секции: секцию федераций и секцию бирж труда (местные и департаментские объединения). Секция федераций, в которую входят делегаты этих организаций, координирует их действия, поддерживает профессиональную борьбу во всех областях экономической жизни, вызывает к жизни новые федерации. Секция бирж труда имеет аналогичные функции в делах, касающихся территориальных объединений.

Кроме того, имеются 3 постоянных комиссии: журнальная, контрольная, стачечная и всеобщей стачки. Соединение обоих секций образует Комитет Конфедерации, который приводит в действие решения национальных конгрессов и принимает участие во всех событиях интересующих рабочий класс.

Конгресс собирается каждые два года. Каждая организация имеет только один голос: иными словами, все организации считаются разными, и принцип пропорционального представительства устраняется. На предвоенных конгрессах Конфедерации дебатировалось много вопросов, касающихся ее устава, и специально вопрос о пропорциональном представительстве, которого требовали реформисты и которое отвергалось революционерами. Оно было отвергнуто на конгрессе в Бурже (1904) 822  голосами против 384 и на конгрессе в Марселе (1908) 741 голосом против 389. Равным образом, много и долго дискутировался вопрос о сравнительной ценности объединений по профессиям и по отраслям индустрии, причем указывалось, что производственные объединения более значительны по размерам и более способствуют устранению корпоративного духа, так как они выходят из узких рамок отдельной профессии. Тулузский конгресс (1910) высказался за производственные объединения, предлагая объединиться рабочим литейных, механических и металлургических заводов, большинством 919 против 180 голосов. В период 1906—1914 гг. генеральным секретарем ВКТ был сначала ее подлинный основатель Гриффюль, лидер революционного крыла, человек большого ума и огромной активности, обладающий несравненным тактическим искусством. В феврале 1909 г. его сменил Ниель, избранник реформистов, а после отставки Ниеля в марте 1910 г. — Жуо, личный друг Гриффюля, входивший в число революционеров.

С 1906 по 1914 г. имели место конгрессы: в Амьене (1906), в Марселе (1908), Тулузе (1910), Гавре (1912) и экстренный конгресс в Париже (конец 1912). Амьенский конгресс займет важное место в истории ВКТ, потому что он вотировал ряд предложений, сделавшихся на долгое время хартией французского революционного синдикализма. Они подверглись новой дискуссии лишь в последние годы. Многие сторонники УЗКТ (Унитарной Всеобщей Конфедерации Труда — организации с коммунистическими тенденциями, существующей, после раскола, наряду с ВКТ) считают их отжившими свой век. На Амьенском конгрессе речь шла о взаимоотношениях профессионального движения и политических партий. Федерация текстильщиков, секретарем которой был Ренар (Нор), гедист (гедисты считали себя точными последователями марксизма), внесла проект резолюции, приглашающей комитет Конфедерации входить в соглашение с социалистической партией путем временных или постоянных делегаций всякий раз, как того потребуют обстоятельства. Но этот проект был отвергнут большинством 774 голосов против 34. Затем, 830 голосами против 8, было принято предложение Гриффюля, главные пункты которого сводятся к следующему.

«Конгресс подтверждает пункт устава, на основе которого ВКТ ведет свою объединительную деятельность; вне зависимости от какой бы то ни было политической школы, все трудящиеся, сознательно готовые вести борьбу за уничтожение наемного труда и класса хозяев»...

«Эта декларация есть признание классовой борьбы»... «В текущей ежедневной борьбе синдикализм стремится к координации усилий рабочего класса, к улучшению положения трудящихся» ...  Но это является лишь одной из задач профессионального движения: оно подготовляет, далее, полную эмансипацию рабочего класса, которая может осуществиться лишь путем экспроприации капитала. В качество метода ее достижения синдикализм выдвигает всеобщую стачку и при этом полагает, что профессиональные союзы, являющиеся в настоящее время организациями для отпора хозяевам, впоследствии станут органами производства и распределения. Конгресс подтверждает полную свободу отдельного члена профессионального союза принимать участие вне профессионального объединения в различных формах борьбы, соответствующих его философским или политическим взглядам, ограничиваясь лишь требованием не распространять в союзе взглядов, которые он отстаивает вне его. Что касается профессиональных организаций, конгресс заявляет, что для достижения максимальных результатов экономическое давление должно быть направлено непосредственно против хозяев; конфедерирование организации, поскольку они являются профессиональными союзами, не должны заниматься партиями и сектами, которые могут на стороне и вне профессионального движения свободно подготовлять социальный переворот».

На Марсельском конгрессе 1908 г. большие дебаты вызвал вопрос об антимилитаризме. Конгресс, 681 голосом против 421, одобрил декларацию, которая требовала проведения всеобщей революционной забастовки в ответ на возможное объявление войны. Тулузский конгресс   1910 г. подверг обсуждению проект закона о работах пенсиях, одобренный большинством палаты. «Этот закон является опасностью для рабочего класса», заявил Меррейм (представитель металлистов). По предложению Жуо, конгресс, большинством 1049 голосов против 259, принял резолюцию, выражавшую отрицательное отношение к нему ВКТ: ВКТ должна парализовать применение этого закона, полезного в принципе, но в своей разработке идущего в разрез с интересами трудящихся. Конгресс в Гавре (1912) возобновил амьенскую дискуссию о взаимоотношениях между ВКТ и политическими партиями.

На этом конгрессе Ренар нападал на конфедеральное большинство, упрекая его в революционном вербализме; он выражал сожаление по поводу опубликования лидерами Конфедерации манифеста, направленного против нарушения синдикальной автономии некоторыми социалистическими депутатами. Он пытался доказать ценность парламентской борьбы. Дюмулен, Дюмерк, Моррейм и Гриффюль защищали принцип революционного синдикализма. Большинством 1057 голосов против 35, конгресс вотировал резолюцию, провозглашавшую желание Конфедерации «сохранить свою автономию и свою независимость», которые показали свое значение в прошлом и которые являются залогом ее прогресса и ее развития. Таким образом, нарочито была подтверждена амьенская хартия, против которой высказывалось незначительное меньшинство.

Экстренный конгресс в Париже (ноябрь 1912) был созван по поводу Балканской войны, — в момент, когда появились опасения, что она может непосредственно отразиться на общеевропейских делах. Результаты парижских дискуссий были формулированы в следующей  резолюции: «Будучи далек от желания идти на какие бы то ни было жертвы войне, рабочий класс принял решение прибегать к революционным действиям, пользуясь случаем любого социального кризиса. В случае наличности военной авантюры, долг каждого трудящегося — не отвечать на распоряжение о призыве и присоединиться к своей классовой организации на предмет борьбы со своими единственными противниками — капиталистами. Конгресс, таким образом, зафиксировал общие принципы пролетарской борьбы против хозяев и государства. В повседневной жизни синдикаты и возвышающиеся на их фундаменте группировки 2-й и 3-й степени проявили свою верность вытекающим из них директивам. Так, в 1911 г., во время франко-германского конфликта по поводу Агадирского инцидента, делегаты Конфедерации, по соглашению с их зарейнскими товарищами, отправились на большой митинг в Берлин; в 1913 г. ВКТ опубликовала манифест против законопроекта о трехлетней военной службе.

Одной из нормальных форм синдикальной борьбы является стачка. Профессиональные союзы всегда придавали ей огромное значение, потому что всеобщая стачка считалась первым актом будущей революции. В 1910 г. насчитывалось 1502 конфликта с 281 000 участвующих и 4 830 000 потерянных дней; в 1911 — 1471 стачка с  231 000 участников и 4 096 000 потерянных дней; в 1913 г. 1073 стачки с 220 000 бастующих и 2 288 000 потерянных дней. В первые 7 месяцев 1914 г. имели место 634 стачки со 141 000 бастующих. Наиболее крупными в этот период были конфликты марсельских моряков и железнодорожников (1910), строительных рабочих (1911), моряков и докеров в больших портах (1912) и горнорабочих в Па-де-Кале (1913).

Французские федерации примыкали к международным объединениям задолго до 1910 г. В 1890 г. заседал 1-й Международный конгресс горнорабочих. В это время уже существовали интернациональные объединения шляпников, типографов и пр. Французы вошли в 1910 г. во всеобщее объединение строительных рабочих и в 1911 г. — во всеобщий почтово-телеграфный союз.

Центральные профессиональные организации, аналогичные ВКТ, со своей стороны, делали попытки взаимного объединения (конференции в Париже 1900, в Копенгагене, Штутгарте, Дублине, Амстердаме). Было создано Международное Бюро, но ВКТ не поддерживала с ним близких отношений, потому что в своей деятельности ока руководилась иными тенденциями, например, отвергала всякую связь с социалистической партией! Революционеры упрекали Бюро за отказ допустить какие бы то ни было прения об антимилитаризме и о всеобщей стачке. Реформисты, на конгрессах конфедерации, требовали установления с Бюро более тесных отношений. Но они постоянно терпели поражение. На Парижской конференции, которая была созвана по инициативе заседающего в Берлине Международного Бюро, установились более спокойные отношения между большинством ВКТ и иностранными центрами. Но соглашение, тем не менее, не наладилось.  Конференции в Будапеште (1911) и в Цюрихе (1913) вновь констатировали противоположность точек зрения.

Французские синдикалисты тщетно требовали замены конференций конгрессом. В результате, международная организация была более кажущейся, чем реальной.

Социалистическая партия конституи­ровалась в апреле 1905 г. на конгрессе в Salle du Globe, утвердившем ее программу. Программа была вотирована под влиянием международного конгресса в Амстердаме (август 1904). По своей программе социалистическая пар­тия является партией классовой. Ее цель — социализация средств производства и обмена, превращение капиталисти­ческого общества в общество коллективистическое или ком­мунистическое. Будучи партией революции, она должна, в лице своих депутатов, отказывать правительству в средст­вах, обеспечивающих господство буржуазии. Таким образом, были окончательно осуждены участие в органах власти и утверждение государственного бюджета. Это было по­ражением ревизионизма и реформизма и завершением продолжительной внутренней борьбы, которая началась во время вступления Мильерана, — бывшего тогда со­циалистическим депутатом, в кабинет Вальдека-Руссо в 1899 г. Но ревизионизм и реформизм, потерпев пораже­ние — в значительной степени благодаря подъему рево­люционного синдикализма, продолжали вести свою под­польную работу. Они представляли собой течение, не же­лавшее умирать. Они вновь будут появляться на сцене через короткие промежутки времени и с большой решительностью укрепят свои позиции после объявления войны. Наличный состав французской социалистической партии, унифицировавшейся в 1905 г., будет расти одновременно с повсеместным ростом социалистических партий в других странах. Она извлечет пользу — даже в деле расширения своих кадров, из того значения, которое имеет в глазах пролетариев провозглашенное единство; — из авторитета, который она приобретает благодаря принятию определен­ной доктрины, и из популярности ее вождей: Жореса, Года, Лафарга, Вальяна. Склонившись перед решением Амстердама, Жорес увеличит свое влияние на народные массы. Демократическое и марксистское течение будут идти рука об руку, способствуя численному расширению партии. Время от времени будут происходить столкновения. Социалисты-демократы и марксисты выступят друг против друга на конгрессах. Развернутся страстные прения. Но в эту фазу они неизменно будут заканчиваться компро­миссами. Чтобы избежать разрыва, оба течения будут делать шаги к улаживанию разногласий. Условия внутри французской социалистической партии не являются, од­нако, ее особенностью, и те же идейные расхождения можно найти среди больших партий в других странах.

Французская социалистическая партия имеет за собой долгую историю — гораздо более долгую, чем любая другая партия. Наиболее глубокие ее корни восходят к секциям Парижской Коммуны 92 г. Она гордится «За­говором Равных». Сен-Симонизм и Фурье с его школой оставили ей свое наследство. Луи Блан, перешедший впоследствии к буржуазии, и Прудон, терявшийся в своих бесчисленных противоречиях и прославивший формулу: «собственность — кража», — прежде чем начать поносить коммунизм, — завещали ей ряд идей, никогда, впрочем, не отличавшихся особой ясностью. Государственный со­циализм в 1848 г. предшествовал социальной войне июнь­ских дней. Затем, после шестнадцатилетнего периода упадка, вновь началось пробуждение. Бланкизм и первый Интернационал одновременно вызывали к жизни рабочие массы, комбинируя в той или ивой мере свои усилия.  Индустриализм второй империи подготовил социализму поле для расширения его кадров, которые и доминировали в первый период чрезвычайно сложного движения Коммуны 1871 г. В конце, когда начинается Кровавая Неделя, эта гражданская борьба определенно принимает характер войны классов, и Тьер возобновляет против восставших пролетариев резню Суллы. После кровопролития — новая фаза молчания. Затем следуют друг за другом рабочие конгрессы. Гед и Лафарг создают французскую рабочую партию с марксистской программой. Эта организация не замедлила, однако, расколоться вследствие различия тенденций, проводившихся бруссистами и аллеманистами (см. Брусс). Своеобразная линия связывается, далее, с именами Вальяна и бланкистов. Независимые образуют левое крыло демократии и отвергают марксизм... Но из всех этих элементов после долгого кризиса возникает объединенная партия, которая не может, впрочем, отрешиться ни от своего смутного прошлого, не лишенного героических перипетий, ни от продолжавших в вей жить идейных разногласий.

В момент унификации французской социалистической партии, в 1905 г., число записанных в нее членов составляло 34 688 человек. Оно доходило в 1906 г. до 43 462 человек; в 1907 — до 48 237; в 1908 — до 49 348; в 1909 — до 51 692; в 1910 — до 53 928; в 1911 — до 63 358; в 1912 — до 68 357; в 1913 — до 68 864; в 1914, перед всеобщими выборами, — до 72 765 и до 90 725 человек после выборов, состоявшихся накануне войны. Таким образом, с 1905 по 1910 г. партия приобрела 17 000 новых сторонников, а с 1910 по 1914 г. — более 36 000. Департаментами, которые обладали в 1914 г. наибольшим числом членов партии, были: Нор (12 310), Сена (11 020), Па-де-Кале (2 425), Гар (2 400), Жиронда (2 200) и От-Виенн (2 050).

По отношению к общему числу жителей департамента, первое место занимает Нор со своими 6,5 членами партии на 1000 жителей; за ним следуют: Гар с 5,7; От-Виенн с 5,3; Об с 4,9; Воклюз с 4,5; Арденны с 4,1; Восточные Пиренеи с 2,9 и Сена всего только с 2,8. Это значит, что Париж с прилегающим к нему промышленным районом в меньшей степени способствовал расширению партийных кадров, чем металлургические и угольные бассейны иди даже некоторые специфически сельскохозяйственные округа.

Число голосов, собранных на последних выборах, резко расходилось с числом членских взносов. Следует, однако, заметить, что социализм некоторых избирателей был весьма сомнительного качества и в иных случаях плохо влиял на позицию некоторых депутатов. Не следует также забывать, что Франция является страной, где политические организации могут пользоваться огромным влиянием, не опираясь на значительные партийные контингенты. Все французские партии обладают довольно текучим составом и достаточно скудными кадрами.

Первые после унификации парламентские выборы 1906 г. дали социалистической партии 878 000 голосов и 52 депутатов. В 1910 г. она получила 1 106 000 голосов и 76 мест; в 1914 — 1 400 000 голосов и 103 кандидатов.

Муниципальные выборы также свидетельствовали о росте успехов партии. В 1912 г. она завоевала 8 муниципалитетов в Эн, 24 — в Альс, 1 — в Нижних Альпах, 15 — в Арденнах, 2 — в Об, 1 — в Од, 5 — в Авейроне, 1 — в департаменте Устьев Роны, 1 — в Шаранте, 1 — в Нижней Шаранте, 12 — в Шер, 2 — в Корсике, 2 — в Крез, 4 — в Дром, 4 — в Финистер, 29 — в Гар, 1 — в Верхней Гаронне, 2 — в Жиронде, 5 — в Эро, 6 — в Изере, 3 — в Юре, 2 — в деп. Луары, 2 — в деп. Луары и Шер, 1 — в деп. Мэн и Луары, 2 — в Ламанше, 1 — в Морбиган, 1 — в деп. Марны, 14 — в Ниевр, 51 — в Нор, 2 — в деп. Уазы, 14 — в Па-де-Кале, 8 — в Пюи-де-Дом, 4 — в Восточных Пиренеях, 2 — в деп. Роны, 7 — в деп. Соны и Луары, 1 — в Савойе, 8 — в деп. Сены, 1 — в деп. Нижней Сены, 1 — в деп. Сены и Марны, 5 — в Дэ-Севр, 6 — в Тарн, 9 — в Вар, 4 — в Воклюз, 11 — в От-Виенн. Социалистическими оказались индустриальные города: Мовлюсон, Комаатри, Виерзон, Брест, Ним, Тулуза, Виенн, Рубэ, Сен-Дени, Сент-Уан, Лимож.

Программа партии на выборах притязала на определенную доктрину и, хотя она содержала требование немедленных реформ, она указывала в то же время па их ограниченную ценность. Манифест 1910 г. гласил: «До тех пор пока средства производства будут в руках одного класса, до тех пор, пока этот класс капиталистов, распоряжающийся большими именьями и крупными заводами, будет господствовать и эксплуатировать ваш труд, — у вас не будет ни свободы, ни обеспеченности, ни благополучия. Вы будете надрываться, чтобы доставить капиталу его ренту, его наемную плату, его дивиденд, его аренду его «десятины», умноженные и разросшиеся; вашими соками будет создаваться богатство ваших хозяев; ваша пассивность будет укреплять их силу».

В этот период в распоряжении социалистической партии имеются 4 ежедневных газеты: L‘Humanité (Париж), Le Droit du Peuple (Гренобль), Le Populaire du Centre (Лимож) и Le Midi socialiste (Тулуза), к которым в конце присоединяется еще Le Populaire du Midi. La Guerre sociale Эрве, проводившая бунтарские тенденции некоторое время пользовалась известным влиянием (впоследствии Эрве примкнул к буржуазным партиям, наиболее агрессивно настроенным против социализма). Кроме того, выходили 5 двухнедельных и 66 еженедельных периодических изданий. Все эти издания вместе взятые достигали тиража в миллион экземпляров в неделю L Нumanité, основанная Жоресом, стала собственностью партии и получила в 1911 г. свой устав, с оставлением Жореса в роли редактора. Еженедельник Le Socialiste был официальным органом, который публиковал отчеты конгрессов и национальных совещаний. Три издания были поставлены под контроль партии: La Revue socialiste с реформистскими тенденциями; Le Mouvement socialiste, орган революционного синдикализма, и Le Socialisme, представлявший марксистское течение. С 1905 по 1914 г. Луи Дюбрейль был генеральным секретарем и Камелина, старый борец Коммуны, — казначеем партии.

При изучении интеллектуальной жизни и эволюции французского социализма в течение этой фазы и при выяснении взаимной борьбы различных течений — течений, которые не менее отчетливо обнаружатся во всем 2-м Интернационале, — можно идти двумя различными путями.

Можно, во-первых, веять каждую проблему в отдельности, освещая позиции, занимаемые в ней различными течениями, воплотившимися в трех главных лидерах: Геде, Вальяне и Жоресе. Проблемы, о которых здесь идет речь, это — антимилитаризм, взаимоотношения с корпоративными рабочими организациями, связь с кооперативными обществами и т. д. Во-вторых, можно просто следовать хронологическому порядку, перечисляя конгрессы и давая обзоры происходивших на них дискуссий. Этот второй путь кажется нам более предпочтительным.

Двенадцать конгрессов имели место в период с 1905 по 1914 г.: в Шалоне на Соне (октябрь — ноябрь 1905), Лиможе (ноябрь 1906), Нанси (август 1907), Тулузе (октябрь 1908), Сент-Этьене (апрель 1909), Ниме (февраль 1910), Париже (июль 1910), Сен-Кантене (апрель 1911), Лионе (февраль 1912), Бресте (март 1913), Амьене (февраль 1914) и Париже (июль 1914).

Напомним вкратце содержание первых конгрессов до 1909 г.

В Шалоне конгресс занялся исключительно вопросом о выборной тактике. Конгресс в Лиможе одобрил вотированную национальным советом в марте 1906 г. революцию, исключавшую из партии Аристида Бриана, ввиду его вхождения в буржуазное министерство. Затем на нем обсуждался вопрос о взаимоотношениях социализма и синдикализма. Предложение, выдвинутое делегатами департамента Нор и поддержанное Жюлем Годом и Ренаром (представителем текстильщиков), заканчивалось следующим образом: «Наступило время принять меры к тому, чтобы в нужные моменты профессиональные и политические выступления трудящихся могли быть согласованы друг с другом». Вальян и Жорес защищали предложение деп. Тарн, которое следовало за резолюцией Амьенского конгресса ВКТ и признавало принцип автономности политических и профессиональных организаций. Тарнская резолюция была принята большинством 148 против 130 голосов. Конгресс в Лиможе занимался также вопросом о том, какую позицию следует занять по отношению к антимилитаризму. «Бунтарское» предложение, призывавшее граждан ответить всеобщей стачкой и революцией на объявление какой бы то ни было войны, получило 31 мандат; 153 мандата собрала революция деп. Сены, взывавшая к международной солидарности пролетариата и одобрявшая все средства, могущие способствовать предотвращению войны: парламентские выступления, агитацию, всеобщую стачку, восстание. Она признавала также желательность разоружения буржуазии и вооружения рабочего класса. Предложение деп. Нор, рассматривавшее войну и милитаризм, как необходимые следствия капиталистического строя, и требовавшее отказа в кредитах и всеобщего вооружения народа, собрало 98 мандатов. Эти дебаты возобновились и в Нанси, причем фракции сохранили свои относительные силы. В Тулузе открылась большая дискуссия об общей политике. Под влиянием Жореса была единогласно принята примирительная резолюция, объединившая реформистское и революционное течения. «Пролетариат идет вперед и завоевывает себе свободу своими прямыми усилиями, своим прямым давлением — коллективным и организованным — на хозяев и на власти; в этой борьбе он прибегает к различным средствам вплоть до всеобщей стачки, объявляемой им для защиты рабочих свобод и великих рабочих требований, и вплоть до совместных выступлений всего организованного пролетариата, направленных на осуществление экспроприации капитала. Подобно всем эксплуатируемым классам прошлого, пролетариат утверждает за собой право прибегать в крайних случаях к революционной силе; но широкие революционные выступления, могущие возникнуть лишь на почве всеобщих движений в глубине пролетариата, он не смешивает с бунтарскими вспышками, в которых трудящиеся необдуманно бросаются против соединенных сил буржуазного государства». Конгресс в Сент-Этьене, который собрался накануне предвыборных совещаний 1910 г., внес в порядок дня вопрос о выборах и аграрный вопрос. Он отверг предложение о блоке левых партий (с радикалами) и о систематической поддержке на выборах социалистических кандидатур.

Аграрная проблема, которая занимала — и вполне законно — все социалистические партии, была особенно серьезной для Франции, ввиду значения сельскохозяйственного населения в этой стране. Несколько раз в 1848 и 1871 гг., деревня способствовала подавлению рабочих восстаний. Рабочая партия выработала некогда программу, касающуюся сельскохозяйственных рабочих, а также мелких собственников, фермеров и арендаторов. Конгресс в Лиможе назначил анкетную комиссию, изыскания которой и были закончены в свое время. Но Сент-Этьенский конгресс вотировал предложение об отсрочке: он назначил новую комиссию для изучения предлагавшихся ранее проектов и для подготовки декларации, которая должна была быть рассмотрена на следующем конгрессе.

В порядке дня на Нимском конгрессе стояла общая проблема социальных реформ при капиталистическом строе, — старая проблема, но становившаяся все актуальнее по мере того, как росли наличный состав в влияние партии. Дебаты о рабочих пенсиях выдвинули ее па передний план. ВКТ уже высказалась и подвергла суровой критике правительственный проект. Парламентская группа должна была вотировать в палате. Одним ударом перед партией встала целая серия классических вопросов: какова ценность социальных реформ? Нужно ли и можно ли за них держаться? Улучшат ли они в конце концов положение трудящихся? Партия всегда признавала, что, хотя конечной целью ее стремлений является переустройство общества, уничтожение капиталистического строя и переход к коллективизму или коммунизму, — что, тем не менее, социальные реформы должны быть требуемы и вырываемы из рук буржуазии при каждом удобном случае, чтобы иметь возможность, пользуясь уже достигнутыми этапами, продолжать дальнейший путь к конечной цели. Такую концепцию отстаивала резолюция деп. Тулузы, которая в подробно развитой форме отдавала должное всем партийным течениям. Можно было, таким образом, думать, что проблема в принципе уже решена. Но тут она вновь выплыла на поверхность, в связи с начавшейся дискуссией о пенсиях, пробуждая разногласия, разделявшие рабочий класс... В подобном случае всегда прибегают к теоретическим соображениям наряду с более конкретными аргументами. Правительственный проект не возлагал издержек по рабочему страхованию исключительно на государство и хозяев. Он требовал взносов и с рабочей стороны. Одна партийная фракция принимала это основание (Жорес, Вальян, Самба), рассчитывая на улучшение закона с течением времени. Другая фракция, состоявшая из прежних гедистов и синдикалистов-революционеров, отвергала его. Резолюция Вальяна, формулируя все возражения, заканчивалась принятием проекта, так как он признавал за рабочим право на существование. Но при этом партия публичной декларацией брала на себя обязательство принять меры к его улучшению и указывала, в каком смысле следует это улучшение понимать. Против этой резолюции, собравшей 193 мандата, была выдвинута другая, имевшая за себя 156 голосов и отвергавшая, согласно пожеланиям ВКТ, правительственный проект. Парижский конгресс должен был установить позицию французских делегатов на международном совещании в Копенгагене. Прежде всего, на нем рассматривался вопрос о безработице. Она является бичом, неотделимым от капиталистического строя; но рабочий класс должен стремиться ослабить ее влияние, увеличивая силу своего сопротивления и свою боевую мощь. Он должен, кроме того, согласовать свои действия в международных размерах. В число требований по рабочему вопросу должны войти: совместное проведение анкет синдикатами и общественными властями, уменьшение рабочего времени, устранение посредничества при найме и отмена сдельной работы. Наконец, было признано, что следует начать кампанию за проведение всеобщего социального страхования. В другой резолюции конгресс признавал необходимость национального и международного рабочего законодательства, оговариваясь при этом, что только социалистическое общество принесет с собою полное освобождение трудящихся.

В это время все настойчивее привлекала к себе внимание проблема войны и мира в Европе, находившейся под угрозой нарастающего антагонизма между империалистическими державами. По этому вопросу была единогласно вотирована следующая резолюция Вальяна: «В случае появления угрозы вооруженного конфликта между двумя или более странами и наличности колебаний или запаздывания в решениях их национальных партий, секретарь международного социалистического бюро, по требованию хотя бы одного из заинтересованных пролетариатов, созывает в экстренном порядке международное социалистическое бюро и межпарламентскую социалистическую комиссию, которые должны немедленно собраться в Брюсселе или в каком-нибудь другом месте, если оно, смотря по обстоятельствам, будет признано более подходящим».  Федерация деп. Сены провела, кроме того, следующую резолюцию: «Война неперестанет быть постоянной угрозой до тех пор, пока существует капиталистический строй. В настоящее время рабочий интернационал является лучшим орудием охраны мира. Но он не может игнорировать попыток, которые, вне его, делаются в тех же целях. Не питая никаких иллюзий, он должен оказывать давление на правительства, чтобы обеспечить всеобщее применение арбитражных комиссий... Он должен делать усилия, чтобы добиться одновременного разоружения».

Кроме всего сказанного, на конгрессе имела место дискуссия по вопросу о кооперации между делегатами, приписывавшими ей самостоятельное значение, и группой, которая отрицала за ней какую бы то ни было социалистическую ценность, если она не связана с общей деятельностью партии. Первая точка зрения собрала 202 голоса, вторая —142.

Сен-Кантэнский конгресс интересен дебатами о национализации железных дорог и об управлении муниципальными предприятиями. По первому пункту конгресс вынес постановление, приглашающее центральные органы исследовать вопрос о том, каким образом может быть осуществлена национализация железных дорог при условии наилучшего соблюдения общественных интересов и интересов железнодорожников. По второму вопросу конгресс признал, что борьба за завоевание городских управлений является лишь одной из сторон рабочей борьбы. Лишь всеобщее преобразование права собственности может обеспечить пролетарскую свободу. Но муниципальная борьба может, со своей стороны, увеличить боевую мощь трудящихся, поэтому конгресс одобрил муниципализацию коммунальных работ и предприятий и участие в управлении ими представителей профессиональных и кооперативных организаций рабочего класса. Трудящиеся должны иметь все гарантии для обеспечения своего существования и свободы. Но аграрная проблема еще раз была отложена.

Взаимоотношения партии с ВКТ дали повод для новой полемики на Лионском конгрессе. Второго декабря 1911 г. два социалистических депутата, Гескиер и Компэр-Морель, критиковали, в палате революционную тактику центрального органа профессиональных союзов; эта критика, вызвавшая раздражение со стороны синдикатов, возбудила, равным образом, недовольство и в партии. Жорес не скрывал своего отношения к этому делу. Конгресс вотировал довольно неясную резолюцию. Она подтверждала постановления прежних конгрессов, но в то же время признавала, что оба названных депутата желали поддержать интересы рабочего класса. Предметом другой дискуссии было масонство: 1535 голосов высказались за предоставление членам партии свободы оставаться в любой организации философского или просветительного характера, участие в которой не приводит к расхождению с принципами социализма. 927 голосов призывали членов партии посвятить себя социалистической пропаганде и 105 рекомендовали разрыв с масонством. Конгресс в Бресте продолжался лишь короткое время, так как его работа была прервана политическими событиями. Он приступил к большой дискуссии о проекте введения трехлетней военной службы (вместо прежних 2 лет) и о вооружениях, которые волновали пролетариат, — особенно ввиду разгара империалистических аппетитов в Европе, находившейся под угрозой войны. Вальян и Пресансэ произнесли две важных речи. В результате была принята резолюция, заканчивавшаяся следующим образом: «Конгресс с удовлетворением отмечает общность действий германской и французской социалистических партий и солидаризуется с эльзас-лотарингскими социалистами, которые, выражая пожелания всего населения Эльзас-Лотарингии, подтверждают, что они ни в коем случае не одобряют реванша, который привел бы к конфликту между Франции и Германией. Конгресс поручает социалистической парламентской группе и постоянной административной комиссии вести в парламенте и в стране самую энергичную и самую решительную агитацию за франко-германское сближение, за международные третейские суды, за национальную милицию и против закона о трехлетней службе.

Состоявшийся накануне парламентских выборов конгресс в Амьене постановил отложить аграрный вопрос и приступил к обсуждению выборной тактики. Партия высказалась за пропорциональное представительство. За неимением его, необходимо иметь своих кандидатов повсюду на первой стадии выборов. На второй ступени следует голосовать за других более подходящих кандидатов, в зависимости от степени их оппозиционности по отношению к трехлетней службе.

Парижский конгресс, в июле 1914 г., состоялся за две недели до начала мировой войны. Атмосфера была уже в высшей степени насыщена грозою. Буржуазный империализм, не сдерживаемый ничем, устремился к осуществлению своих вожделений. Балканский полуостров был охвачен тревогой и волнением, и за сложной игрой, развертывавшейся на юг от Дуная, выступали контуры австро-русского антагонизма. Сараевские события раскатились по Европе громовыми ударами, и для тех, кто помнил 1908, 1909, 1912 и 1913 гг., шансы сохранения мира свелись к минимуму. На этом конгрессе речь шла о международном положении, о  противодействии, которое пролетариат может оказать зачинщикам новой резни, и о средствах, которые можно применить по отношению к ним. Французские социалисты отдавали себе отчет в угрозах, которые таила в себе царистская политика. Еще раз встретились точки зрения, которые не раз сталкивались на национальных и международных совещаниях. Так, например, на этом национальном конгрессе вызвала дебаты поправка к резолюции о войне, предложенная на международном конгрессе в Копенгагене в 1910 г. Вальяном — Кейр-Гарди.

Эта поправка была составлена следующим образом: «Наиболее действительным средством конгресс считает всеобщую забастовку, в особенности — в отраслях промышленности, снабжающих войну ее орудиями: амуницией, вооружением, транспортными средствами». Вальян, Жорес и Гед, наряду с другими ораторами, произнесли обстоятельные речи. Было принято, 1670 голосами против 1184, предложений, которое присоединяло к резолюциям предыдущих конгрессов несколько измененную резолюцию Вальяна — Кейр-Гарди. Резолюции предыдущих конгрессов говорили, что война окончится лишь с уничтожением капиталистического строя. Рабочие должны стараться проливать свет на причины войн, а депутаты должны отказывать в кредитах. К этим положениям было теперь добавлено: «Среди средств, применяемых для того, чтобы помешать правительствам начать войну и заставить их прибегнуть к мирному улаживанию конфликтов, особенно действительными конгресс считает всеобщую забастовку, организованную одновременно и в интернациональном масштабе в заинтересованных странах, равно как широкую агитацию и народные выступления в наиболее активных формах».

Наконец, вновь были подтверждены резолюции международных конгрессов: «Если разразится война, долг рабочего класса использовать события для ускорения гибели капиталистического строя».

Нам пришлось здесь вспоминать о международных конгрессах; к ним приходится вернуться хотя бы для того, чтобы восстановить в памяти ту роль, которую французский социализм играл на совещаниях в Копенгагене (август 1910) и Базеле (ноябрь 1912) — последних имевших место перед войной. В Копенгагене заседали 49 французов, при общей наличности около 900 делегатов. Они принимали участие (в их числе Гед) в дебатах по кооперации. Вальян, которого особенно занимала угроза войны, подписал предложение, выработанное им совместно с Кейр-Гарди.

Следующий конгресс должен был собраться в Вене в 1913 г. Но обстоятельства потребовали, чтобы делегаты Интернационала собрались в Базеле и притом гораздо ранее. Конфликт на Балканах — предвестник других конфликтов, был в полном разгаре. И можно было опасаться, как бы Австрия и Россия, а за ними Франции и Германия, не оказались втянутыми в него. Здесь, в Базеле, Жорес произнес одну из своих наиболее знаменитых речей, развивая мысль шиллеровского «Колокола»: «Vivos voco, mortuos plaugo, fulgura frango».

«Я зову живых на защиту против чудовища, появившегося на горизонте. Я оплакиваю бесчисленных мертвых, павших там, на Востоке, откуда трупный смрад доходит до нас, пробуждая угрызения совести; я разобью громовые стрелы, которые грозят нам из-за туч... да, я слышал это слово надежды. Но этого мало, чтобы помешать войне; необходимо совместное выступление всего мирового пролетариата».

Теперь нам остается рассмотреть усилия партии в течение этого периода — в парламенте и за его пределами.

Выполняя свой долг, французский социализм поддерживал рабочие требования и становился на сторону профессиональных союзов всякий раз, как они оказывались под угрозой. И хотя тактика ВКТ, которая была революционной в своем подавляющем большинстве, встречала критику со стороны депутатов, тем не менее разрыва между ними не было. Этого не допустила бы избирательская масса. Партия выступает при каждом удобном случае, могущем служить поводом для выявления противоречия между интересами трудящихся и капиталистическим строем. Так, это имело место, например, во время кризиса в связи с дороговизной 1910—11 г., которая тяжело давила на население севера, откуда и пошло движение. Когда власти начали свою борьбу против административного синдикализма, партия обещала чиновникам свое содействие. Железнодорожная стачка в октябре 1910 г. была значительным эпизодом в социальной жизни Франции Исполнительный комитет и парламентская группа подписали обращение к стране, призывая трудящихся на защиту права стачек, находящихся под угрозой. Члены стачечного комитета были арестованы в помещении центрального органа партии, L'Humanité в присутствии большого количества делегатов и стачечников. Стараниями секций была организована широкая агитация в департаментах.

Одной из существенных глав истории этого периода является борьба, которую французский социализм безостановочно вел против милитаризма и надвигающейся войны. Национальные и интернациональные конгрессы были свидетелями того, что он предвидел великую опасность. От его внимания не ускользала смертоносная игра различных империализмов. Он восставал против интриг экспансионистов, которые концентрировали свои усилия в связи с вопросом о Марокко; он протестовал против тайной дипломатии, которая связывала Франции с царизмом. Он всегда боролся против союза между Парижем и Петербургом, заключенного без опубликования текста его статей и обязательств. Он всегда выступал против колониальных авантюр, и последняя из них — марокканская, ему казалась наиболее опасной из всех. Активность его лидеров в парламенте и в стране — Жореса в особенности — не прерывалась ни на минуту. В июне 1911 г. великий оратор, одаренный удивительным чутьем событий, нарисовал с поражающей точностью картину Европы. Это был момент, когда был захвачен Фец. Но его не слушали, его бранили... Мировая война готова была вспыхнуть с минуты на минуту... В следующем году, когда Балканская война чуть не вызвала всеобщего пожара,  партия усилила свои призывы, умножила митинги...

Европа переживала новую фазу вооружений, тесно связанную с событиями на Востоке. Германия и Франция одновременно старались усилить наличный состав и вооружение армии. Каждая из них ссылалась при этом на предпринятые другой шаги. Против установления трехлетней военной службы партия развернула активность, не имевшую себе прецедента. В больших и в маленьких городах —  везде собирались многочисленные аудитории, чтобы поддержать ораторов своими аплодисментами. Ораторы непрестанно встречали новые аудитории. Они обращались как к крестьянам, остававшимся антимилитаристами в глубине своего сердца, так и к промышленным рабочим. Массы чувствовали отчетливо, что, чем больше будет вооружений, тем ближе будет война. Они различали в органах власти проявления деятельности воинственных сил, которые в более или менее замаскированном виде распоряжались действительными судьбами нации. И, тем не менее, социализм был побежден. Однако, он развил большую деятельность, увеличил свой престиж, расширил свои контингенты. И никто в этот момент не мог предвидеть того перелома во взглядах, которому вскоре суждено было совершиться и который  обнаружился, впрочем, во всех или почти во всех странах одновременно.

С 1910 до 1914 гг. французский социализм проявлял неослабную деятельность в различных областях. Он боролся против буржуазии, обличал темные стороны капитализма и милитаризма, раскрывал империалистические происки и поднимал свой голос против угрозы вооруженного конфликта. И хотя в его рядах, подобно другим рабочим партиям, считавшим себя марксистскими, реформистские элементы сочетались с элементами революционными, — он отвергал сотрудничество с буржуазией и шел, по большей части, нога в ногу с профессиональными рабочими организациями, в которых господствовало классовое сознание пролетариата.

II. Период мировой войны.

Мировая война, включая и короткий период напряженного выжидания перед формальным ее объявлением, продолжалась с июля 1914 г. по ноябрь 1918 г. Мы не станем подробно останавливаться на причинах этого великого столкновения народов, наиболее кровавого и разорительного по своим последствиям, какие знает история. Мы не будем также рассматривать, на ком лежит ответственность за эту войну. Этому вопросу посвящены многие исследования, причем одни исследователи всю ответственность за эту войну возлагают на германское и австрийское правительство, другие обвиняют русский империализм, вступивший в союз с империализмом французским. Но действительной причиной войны является эволюция самого капиталистического строя. Вожделения держав, руководимых торговой и военной плутократией, должны были в известный момент неизбежно привести к катастрофе. Эта катастрофа была избегнута каким-то чудом в 1905, 1908, 1909, 1911, 1912 и в 1913 гг. Эти даты вызывают в памяти инциденты в Марокко, в Боснии, на Балканах и т. д., в которых сталкивались не только два или несколько государств, но, благодаря существующей системе альянсов, — большинство, если не вся совокупность держав.

Если бы война не разразилась в 1914 г., она была бы отсрочена лишь на недолгое время.

Лица, которые придают исключительное значение докладам дипломатов и их нотам, видят лишь внешнее проявление вещей. Трагическая действительность, основная причина, из которой вытекало все остальное, — это столкновение интересов буржуазии. События, которые последовали вслед за высадкой Вильгельма Второго в Танжере вплоть до австро-венгерского ультиматума Сербии, логически связаны между собой. В основе этих конфликтов лежали вопросы о французской колонизации, об интересах железоделательной промышленности, которыми руководились германские металлурги, являвшиеся истинными властителями империи, стремление Австрии к Эгейскому морю, честолюбивое желание царского правительства захватить Константинополь и проливы, расширение второстепенных балканских государств, которые являлись орудием в руках больших европейских объединений и, в особенности, становившаяся все обостреннее промышленная конкуренция между Англией и Германией.

Мы видели, что в период, непосредственно предшествовавший войне, французский рабочий класс, организованный в свои профсоюзы и в социалистическую партию, не останавливался ни перед чем, чтобы противодействовать воинственным стремлениям. Руководящие же элементы французской буржуазии довели вооружение страны до максимума, проведя закон о трехлетней воинской повинности. Этот закон был делом не одной только крупной французской буржуазии, социальные интересы которой не позволяли никогда ни в чем отказывать французскому генеральному штабу.

Правда, пресса была в руках крупной буржуазии, но она оказалась бы бессильной, если бы средняя и мелкая  буржуазия не поддались ее подстрекательствам. Но средняя буржуазия рабски подражала крупной; а мелкая буржуазия, продолжавшая представлять собой значительный фактор, была в некоторой своей части заражена шовинистическим духом. Не надо забывать, что немалая часть радикалов перешла на сторону Пуанкаре и консерваторов и что радикалы вообще имели склонность к милитаризму.

Провозглашая себя пацифистами, они все же хотели, чтобы Франция имела великую армию. Критикуя от времени до времени колониальное бешенство правительства, — что они делали больше для успокоения тех своих избирателей, которые осуждали дальние экспедиции — радикалы охотно содействовали расширению колониальных владений республики, когда их представители были у власти. Не надо забывать, что если вначале радикалы и высказывали некоторое недоверие к союзу с русским царским правительством, то уже с давних пор они перестали его критиковать.

Делькассе, который в качестве министра иностранных дел в течение многих лет вел переговоры с Россией, вышел из рядов радикалов и, вместе с Пуанкаре, всецело подчинялся влиянию русского правительства.

Все буржуазные политические партии, так или иначе, виновны в совершившейся катастрофе, и только на французском пролетариате не лежит ответственности за эту катастрофу, столь внезапно, но в то же время не неожиданно разразившуюся.

Но, если французский пролетариат не хотел и не подготовлял этого столкновения, он все же не сумел противостоять в решительный час воинственному порыву. Он оказал не более сопротивления, чем германский или австро-венгерский пролетариат. Подобно циклону, воинственный порыв охватил и увлек массы. И лишь спустя много месяцев после объявления войны среди масс пробудилось снова сознание, и началось отрезвление от военного угара.

Военные инстинкты проснулись у буржуазии всех стран. И если некоторые представители буржуазии в последнюю минуту испугались громадности предстоящего разрушения, если правительства и выказывали колебания перед решительным шагом, правящая олигархия и люди власти не были уже больше хозяевами положения.

Франция была связана договором с царской Россией и, таким образом, балканский или восточный кризис становился кризисом всеевропейским. История французской буржуазии в те дни, когда решалась судьба миллионов, человеческих существ, — я говорю о последних днях июля 1914 г. — тесно связана с историей актов французского правительства. Эта буржуазия вверила тогда свои дела «левому кабинету», главой которого был Вивиани, бывший социалист, и президенту республики — Пуанкаре.

Французская буржуазия слишком подчинялась политике Николая II и его министров, чтобы оказывать на них реальное влияние. Подобно буржуазии и феодалам Германии и Австро-Венгрии, она была слишком привержена к милитаризму, чтобы сдержать необузданные стремления зачинщиков конфликта. Оставалась только Всеобщая Конфедерация Труда и социалистическая партия. Крестьянский класс, будучи инертным и плохо осведомленным, представлял послушное орудие в руках власти.

В это время ВКТ готовилась к своему конгрессу, который должен был состояться в Гренобле.

Деятели Конфедерации были заняты предварительным обсуждением тех вопросов, которые должны были быть поставлены в порядке дня съезда. Среди этих вопросов был и вопрос об антимилитаризме.

Незадолго до этого состоялся съезд горнорабочих. Съезды швейников и текстильщиков были назначены на ближайшее время.

Когда в газетах было напечатано известие об австрийском ультиматуме Сербии, опасность положения и близость войны стала несомненной для синдикалистов. Тогда оба конфедеральных секретаря, Жуо и Дюмулен, немедленно выехали в Брюссель 26 июля, куда они были приглашены на конгресс бельгийских профсоюзов. В Брюсселе они встретились с Карлом Легином, секретарем центральной комиссии германских профсоюзов.

Согласно изложению «Голоса Народа», официального органа ВКТ, Жуо предложил Легину следующие вопросы:

«Что думаете вы предпринять для предотвращения готовящейся войны? Решили ли вы начать борьбу? Мы, с своей стороны, готовы ответить на ваш призыв и выступить одновременно и согласованно с вами».

Легин оставил эти вопросы без ответа.

Двадцать седьмого июля союз синдикатов Сенского департамента, который по числу своих членов принадлежал к самым мощным организациям Франции, выпустил воззвание к рабочим Парижа. В этом воззвании указывалось на близость надвигающейся войны. И союз спрашивал парижских рабочих — допустят ли они совершение такого злодеяния, не попытавшись  сделать все зависящее от них для предупреждения грозящей опасности.

18 июля состоялось совместное заседание синдикальных советов департамента Сены и конфедерального комитета ВКТ. Синдикаты были охвачены тревогой и повсюду в провинции.

После этого заседания ВКТ опубликовала манифест, в котором она провозглашала свое непримиримое отношение к войне, указывая на то, что долг организованных рабочих напрячь все свои силы, чтобы предотвратить надвигающуюся опасность, действуя коллективно и сознательно в международном масштабе. «Война может быть еще избегнута, говорилось в манифесте, если протесты пролетариата будут достаточно сильны и энергичны».

«Наступил трагический момент», писали синдикалисты, «никто не вправе оставаться равнодушным. Война никоим образом не является средством разрешения проблем, которые стоят перед европейскими народами. Долой войну! Да здравствует мир!» В зале Ваграма был назначен митинг, который и состоялся, несмотря на запрещение правительства.

30 июля ВКТ и союз синдикатов Сенского департамента снова организовали совместное заседание, чтобы выпустить новое воззвание. В этом воззвании говорилось, что еще не исключена возможность сохранения мира и что рабочий класс должен энергично бороться с произволом правительства.

В это же время Жуо послал Легину телеграмму для согласования действий немецкого и французского пролетариата. 31 июля конфедеральный комитет обсуждал вопрос, на какое число назначить большую демонстрацию против войны. Во время этого заседания получилось известие об убийстве Жореса.

1-го августа ответственные работники-синдикалисты, собравшись в Париже, обратились с последним воззванием к французским пролетариям. Это воззвание заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью. Вот его текст:

«Если наши усилия не дали, по-видимому, тех результатов, которых мы были в праве ожидать и на которые надеялся организованный рабочий класс, то это произошло потому, что события оказались сильнее нас, а также и потому, — мы обязаны это сказать открыто, — что пролетариат не вполне осознал еще, какую энергичную борьбу нужно было вести, чтобы предохранить человечество от ужасов войны. Можем ли мы требовать от наших товарищей еще больших жертв? Как ни тяжело это признать, мы должны сказать — нет. Но мы требуем ото всех беззаветной преданности синдикализму, который должен пройти сквозь предстоящий кризис и пережить его. И так же твердо, как и прежде, мы останемся верны нашим убеждениям и верим в их конечное торжество. Рабочий Интернационал всегда останется целью нашей борьбы».

Посмотрим теперь, каково было поведение социалистической партии в продолжение этого короткого периода, но столь важного по своим решающим событиям.

На конгрессе социалистической партии, происходившем в Париже в средине июля 1914 г., ораторы выясняли общее положение Европы, и многие из них указывали на то, что австро-венгерский империализм, начиная с 1908 года, постоянно из года в год усиливал свои угрозы. Ультиматум Сербии, говорили одни ораторы, является одним из обычных актов австрийской дипломатии. Жорес, который столько раз нападал на русский царизм, клеймил теперь камарилью, окружавшую Франца Иосифа.

25-го июля он напечатал в L'Humanité свою большую статью против войны. 26-го июля в Лионе, на собрании, Жорес, говоря об общем положении в Европе, сказал: «Никогда в течение последних сорока лет Европа не переживала более грозных и трагических моментов. В настоящую минуту всем нам, миру, жизни людей грозит ужасная катастрофа, и нужно, чтобы пролетарии Европы напрягли все усилия, проявили бы наибольшую солидарность, на которую они способны, чтобы предотвратить надвигающуюся опасность».

И Жорес анализировал угрозы, нависшие над миром, и  перечислял виновников могущей произойти катастрофы. «Каждый народ выходит на улицы Европы со своим маленьким факелом в руках, и ответственность в настоящий момент лежит одинаково и на французах, и на австрийцах, и на русских, и на немцах. Только пролетарии, соединив свои усилия, смогут устранить надвигающийся ужасный кошмар». Центральный партийный орган заседал непрерывно. Тучи продолжали сгущаться.

28-го июля социалистическая парламентская группа протестовала в парламенте против вооруженного вмешательства России, «которая сыграла бы в руку наступающему пангерманизму», и рекомендовала формулу посредничества, предложенную Англией, заявляя, что Франции не должна быть втянута в войну в силу тайных договоров. Административная комиссия партии издала воззвание в пользу мира и приглашала правительство оказать в этом направлении давление на Россию. Секциям партии было предложено умножить количество собраний.

29-го июля Жорес, Гед, Вальян, Самба и Лонге присутствовали, в качестве представителей Франции, на собрании международного социалистического бюро в Брюсселе. Они встретились там с Адлером (от Австрии), Гаазе (от Германии) и Кейр-Гарди (от Англии). Обменявшись своими впечатлениями о положении дела, делегаты решили, что международный социалистический конгресс, назначенный на конец августа в Вене, должен быть созван 9-го августа в Париже. За это время секции Интернационала, должны были напрячь все усилия, чтобы способствовать сохранению мира:

«Немецкие и французские пролетарии должны оказать самое энергичное давление на свои правительства для того, чтобы Германия сдержала воинственный пыл Австрии, а Франции потребовала бы от России невмешательства в конфликт».

30- го июля в L'Humanité была напечатана статья Жореса, в которой указывалось на необходимость организации большой народной демонстрации против войны в день открытия международного социалистического конгресса.

В своей статье 31 июля Жорес, констатируя растущее напряжение и усиливающуюся панику, настаивал на том, чтобы увеличить рабочее давление на правительство. В той же статье Жорес призывал рабочих на митинг, назначенный на второе августа в зале Ваграма, где он хотел полностью обрисовать международное положение.

Сознавая опасность, идущую со стороны Петербурга, а также Берлина и Вены, Жорес участил свои визиты к представителям правительства.

Вместе с другими депутатами социалистами 31-го июля он отправился к председателю совета министров. Но последний не принял его, под предлогом занятости другими посещениями, и Жорес виделся только с помощником государственного секретаря.

Выходя после этой беседы, Жорес сказал своим друзьям: «Начинается война, и мы станем первыми жертвами, сорвавшихся с цепи националистов».

Странное предчувствие! Через два часа после этого Жорес был уже мертв, сраженный пулей фанатика Виллена.

Около 8 часов вечера 31 июля Жорес покинул редакцию L’Humanité и пошел обедать в соседний ресторан. Когда он заканчивал свой обед, редактор одной левой газеты протянул ему портрет своего ребенка. Жорес внимательно разглядывал фотографию; в это время раздались два выстрела с улицы, через окно. Великий оратор упал. Немедленно был вызван доктор, который, осмотрев раненого, объявил, что нет никакой надежды. Через три минуты доктор прибавил: «Жорес умер», и присутствующие разразились слезами. Это убийство и в этот день было событием символическим.

Слух об убийстве Жореса распространился по рабочему Парижу с быстротой молнии. Под влиянием быстрой смены событий, в рабочих кварталах Парижа началось лихорадочное возбуждение. Повсюду собирались рабочие митинги, на которых обсуждались шансы войны и мира. И вот наводные массы с шумом лавины двинулись из предместий в центр — достаточно было малейшего инцидента, чтобы в Париже вспыхнуло восстание.

Правительство расклеило на улицах Парижа воззвание к населению, призывая народ к спокойствию. Воззвание клеймило убийство и воздавало должное Жоресу. Ночь на 1 августа закончилась громовыми раскатами гнева, но восстание не разразилось.

1 августа германский депутат рейхстага, социалист Мюллер, приехал в Париж и посетил палату депутатов. Здесь он был принят парламентской группой социалистов. По словам одного из свидетелей этого свидания, Мюллер просил, чтобы французские социалисты придерживались той же тактики, как и германские. Принципиально было условлено, что социалисты обоих стран будут воздерживаться при голосовании военных кредитов в том случае, если правительство будет их испрашивать. Однако, на этот счет не было заключено никаких обязательств, и с той и другой стороны парламентарии сохраняли свою автономию. После этой конференции и отъезда Мюллера из Парижа парламентская группа социалистов выступила перед правительством с требованием, чтобы войска, посланные для прикрытия границы, раз декрет о мобилизации уже опубликован, были бы задержаны в нескольких километрах от немецкой границы.

Это был конец. Синдикализм, как мы видели выше, сдался перед надвигавшейся бурей. Социализм также признал свое бессилие. Французские социалисты голосовали за военный бюджет, возлагая ответственность за войну на Германию. За военный бюджет голосовала и социал-демократия, которая, со своей стороны, возлагала ответственность на Россию. Таким образом, социалисты отреклись от прошлого. Кризис Интернационала начался вместе с разрывом международных сношений.

Германия объявила войну России. 2 августа немецкие войска вошли в нейтральный Люксембург, и в то же время Германия предъявила Бельгии ультиматум.

Митинг, который предполагал организовать Жорес незадолго до своей смерти, состоялся в зале Ваграма. Социалисты вынесли резолюцию, провозглашавшую волю партии до конца сохранить надежду на мирный исход: «Как бы ни было гнусно нападение Австрии на Сербию, как бы ни были вероломны и провокационны действия германского империализма, который объявил войну России, мы сохраняем всю нашу осторожность по отношению к тайным договорам, которые нам неизвестны и которых не утверждал наш парламент. Но, как мы указывали всегда и раньше, мы заявляем и теперь, что на нападение на республиканскую и мирную Франции, угрожающее цивилизации и человечеству, мы ответим со всей нашей силой и энергией».

Эта резолюция, конечно, значительно отличалась от взглядов партии за последнее время. Но она соответствовала взглядам партии в настоящий момент. И лишь гораздо позднее в партии начнутся споры об ответственности за войну; спадут некоторые завесы; наметятся разногласия по вопросу о тактике, которой следует держаться, и сформулируются соответствующие критические точки зрения.

3 августа Франции получает от Германии ноту с объявлением войны. В тот же день Вальян, во главе парламентской делегации, заклинает Вивиани добиться от Англии новой попытки посредничества.

4 августа состоялись похороны Жореса. В этот же день палата депутатов единодушно, вместе со всеми депутатами социалистами, голосовала за все законопроекты, касающиеся войны.

Война началась. Принцип «сотрудничества классов», лозунг «священного союза» пролетариата и буржуазии восторжествовал и во Франции, как в Германии, Бельгии и т. д. Военная буря смела принцип «классовой борьбы», который до того времени принимали все социалисты. И придется долго ждать, прежде чем снова восторжествует это основное понятие социализма.

***

Какова была роль французской буржуазии во время мирового кризиса?

Она постаралась, с одной стороны, сомкнуть свои ряды, а с другой, — привлечь представителей пролетариата к власти, уверившись предварительно, что они не воспользуются этой властью для того, чтобы пробить брешь в существующем политическом и социальном строе. И в то время, как она ведет переговоры с вождями социалистической партии и профессиональных союзов, она уничтожает самые элементарные свободы, оправдывая это необходимостью национальной защиты.

Период войны был для французской буржуазии периодом такого абсолютного господства, какого она не знала уже с давних пор. Роялисты, бонапартисты, католики, умеренные республиканцы, радикалы и т. д. братались в министерствах и во всех организациях, которые ставили своей целью достижение солидарности или удовлетворение экономических потребностей страны. Люди, вроде Дени Кошена, которые, вследствие их слишком явной близости к церкви, показались бы компрометирующими фигурами в обычное время, теперь получили видные и ответственные места; Альберт де-Мэн (de Mun), один из лидеров воинствующего клерикализма, стал влиятельным членом правительства.

В то же время президент Пуанкаре и премьеры военного времени предлагают несколько мест в правительстве социалистам, которые в продолжение трех лет заседают рядом с буржуазными министрами. Этим социалистам было, однако, не все известно, что делало правительство. От них очень многое скрывали. Они являлись как бы заложниками в лагере буржуазии, и когда рабочий класс волновался и роптал, их посылали к рабочим давать объяснения и вновь завоевывать их доверие.

Правительство старалось привлечь на свою сторону и вождей Всеобщей Конфедерации Труда, которым давались места в государственных учреждениях. Правящий класс употреблял всю свою дипломатию, так как знал, что, не сумеет продолжать войну до победного конца, если общенациональный блок перестанет существовать и если «священный союз» между классами нарушится. Буржуазия чувствовала себя более покойной, когда она видела, что три министра социалиста оказывают содействие ее собственным уполномоченным.

Буржуазия не хотела преждевременного мира и не желала точно также и «мира в ничью». Преждевременный мир помешал бы ей выполнить тайные договоры, которые были заключены в 1915 г., но происхождение которых, в частности — по вопросу об уступке России Константинополя и проливов, по-видимому, восходит ко времени до 1914 года. Делькассе, возвратившись снова на пост министра иностранных дел, объявлял каждому пришедшему, что он низведет Германию до степени простого географического термина. Италии было обещано полное разрушение Австрии. Вот почему, вплоть до 1918 года, т. е. до того момента, когда Америка заставила заключить перемирие, французская буржуазия упорно отказывалась от всякого даже предварительного обсуждения вопроса о возможности окончания войны. Весьма показательна в этом отношении история с Карлом I, принцем Сикстом, Пуанкаре и Рибо. Французская буржуазия не соглашалась и на мир в ничью и не только потому, что тогда сохранились бы государства центральной Европы, но потому, что французский милитаризм стремился к полному торжеству, и правящий класс во Франции как и всюду, считал, что военный успех укрепит существующий социальный строй. И она выставила формулу «война до победного конца» столько же против Германии, сколько и против своего пролетариата.

И лишь одного обстоятельства не предвидела французская буржуазия, это — падения своего союзника, царизма. Благодаря сплочению всех своих политических фракций, равно как и своих различных пластов, начиная с финансовой олигархии и кончая мелкими лавочниками; благодаря соглашению с представителями рабочих союзов, буржуазия смогла осуществить свою полную диктатуру. Во время войны не существовало во Франции ни свободы печати, ни свободы собраний. С 1914 по 1918 год во Франции царил приблизительно такой же порядок, как при Наполеоне I. Военные суды выносили строгие приговоры всем тем, кто пытался бороться с политикой правительства. И в то время, как пролетариат был принужден молчать или молчал в состоянии пассивности, партии прошлого становились с каждым днем все смелее: потому что у республиканского правительства не осталось снисходительности ни для кого, кроме монархистов, духовенства и конгрегаций.

В то же время экономическая политика правительства дает полное удовлетворение крупным капиталистам, благодаря введению удлиненного рабочего дня и учреждению консорциумов. Огромные состояния наживаются в несколько месяцев в ущерб обществу, благодаря сообщничеству государственного аппарата. Казна безнаказанно разграбляется поставщиками оружия, провианта и военных припасов. Всякий, у кого имеются хорошие связи, может быть уверен в получении заказов, которые обогатят его с исключительной быстротой.

Подкуп, раздача концессий, воровство совершаются безнаказанно. Что касается до налогов, то их оставили почти без изменения — тяжелые для неимущих и легкие для богачей. Вместо обложения накопленных капиталов правительство прибегает к бесчисленным займам. Буржуазное правительство избегает причинять убытки своему классу, и буржуазия патриотически ссужает казну деньгами за большие проценты. На почве Франции вырастает, как огромный паразит, грубая и беззастенчивая сила «нуворишей» (новых богачей), еще более жадных до прибылей, чем старая промышленная и банковская буржуазия. Война укрепила, таким образом, положение правящих классов, и буржуазия будет прочно чувствовать почву под ногами вплоть до того дня, когда она окажется перед лицом революции и когда перед ней встанут квазинеразрешимые задачи.

Французская буржуазия поставила у кормила правления преданных ей людей.

Кто же эти люди? Это, во-первых, Пуанкаре, во имя которого на президентских выборах были потеряны голоса социалистов, верных принципу пропорционального представительства, но который является прежде всего представителем правых, воплощением консервативного политикана, как Гизо и Тьер; Пуанкаре — чемпион капиталистической собственности, непримиримый враг социализма, верный слуга милитаризма, в котором он видит главного защитника государства. Затем идет Мильеран, бывший социалист,   холодный, юридический ум, подобно Пуанкаре. Проделав эволюцию вправо, падая со ступеньки на ступеньку, он сделался, в конце концов, верным союзником высшего военного сословия и духовенства и ярым противником рабочего класса, тем более опасным, что раньше он близко стоял к нему и знал его лучше других. Из всех военных министров он был наиболее угодливым слугой генерального штаба. За ними следует Бриан, бывший социалист, пришедший к власти благодаря Клемансо, выдающийся оратор, с гибким характером, способным защищать и крайних правых и льстить крайним левым, смотря по требованию момента; парламентский тактик и посредственный работник. Наряду с ним нужно поставить Вивиани, бывшего социалиста. Из всех современных политических деятелей Вивиани, — подобно Бриану неспособный серьезно изучить ни одного дела, — больше всех рисуется в своих речах и на словах больше других не идет на соглашения с правыми. Делькассе, — бывший радикал, мегаломан и империалист, который считал себя новым Ришелье. Он являлся уполномоченным Франции при заключении многих тайных договоров, которые наряду с другими вызвали мировой конфликт. Делькассе — наиболее преданный царизму изо всех французских министров, менее всех был осведомлен о действительном положении дел. Рибо — тип непостоянного парламентского деятеля, ловкий спорщик, бывший глава правого центра, ставший затем главой «левого» центра, и в то же время облеченный доверием католиков, несмотря на то, что сам он протестант. Рибо пользуется репутацией финансиста, потому что он всегда защищал простую формулу «займа», столь приятную банкирам. Пенлеве, — вначале с некоторым социалистическим оттенком, большой ученый, который захотел играть политическую роль, робкий с генералами, мало с ним считающимися; жадный до политической известности, запутавшийся среди приводящих его в замешательство политических комбинаций и интриг в парламентских кулуарах. Наконец, Клемансо, один из главарей парламентского мира, бывший радикал, убежденный защитник принципа авторитарной власти, вернее — диктатуры, при условии, что он сам будет диктатором, — тупой и непримиримый враг социализма, шовинист до мозга костей; бывший когда-то защитником всех демократических свобод, он теперь уничтожал самые основные из них. Протестуя когда-то против цензуры, он вводил ее теперь со всей непреклонной суровостью; обличавший когда-то министров за то, что они развивали фаворитизм, Клемансо, став у власти, окружил себя самыми гнусными людьми. Невежда во внешней политике и во внутренних делах, как и в экономических вопросах, идол буржуазии, организатор самой сильной реакции, которую когда-либо переживала Франции со времен Коммуны. «Я веду войну», говорит Клемансо, и это в его глазах и в глазах его поклонников оправдывает все. Благодаря полиции и военным судам он мало-помалу ввел во Франции террор  продолжив войну наивозможно дольше, он является одним из главных авторов ужасного Версальского мирного договора, который сделал из Европы очаг новых столкновений.

Таковы были передовые люди правящего класса, или по крайней мере те, которые обладали видимой властью. Конечно, за этими людьми стояли коллективные силы: церковь, высшее военное сословие, промышленники и банкиры. Эти закулисные силы проявлялись теперь с большей дерзостью, чем прежде, так как теперь они могли низвести до молчания и отправить в тюрьму или на фронт всех своих противников, которые осмелились бы бороться с ними.

***

Война сразу парализовала производство и торговлю. Миллионы людей были призваны под знамена; многие отрасли промышленности закрылись, а в других работа сократилась.

Обследования, произведенные инспекторами труда, дают нам возможность выяснить состояние заводов и мастерских, продолжавших работать и после объявления войны.

Из 27 610 предприятий, достававших сведения и работавших в июле 1914 г. с полной нагрузкой, производили работы в августе только 12 422 предприятия, а в октябре — 16 102, в январе 1915 года — 19 106, а в апреле того же года — 21 209.

Эти предприятия, на которых в июле 1914 года было занято 1 097 000 рабочих, в августе насчитывали только 373 000 рабочих; затем число рабочих стало увеличиваться и дошло до 615 000 весной 1915 года.

Оживление промышленности продолжало увеличиваться и дальше.

Анкета инспекции труда в начале 1917 года содержит в себе данные о 44 860 предприятиях, существовавших накануне войны, а именно: предприятий пищевой промышленности, химической промышленности, резиновых изделий, полиграфического производства, текстильной промышленности, предприятий по производству готовой одежды, кожевенной промышленности, по обработке дерева, драгоценных камней, металлов; по металлургии, во производству кирпичей, транспортных предприятий и различных торговых предприятий.

Процент предприятий, продолжавших существовать во время войны, был таков: 52 в августе 1914 года, 68 в январе 1915 года, 77 в июле 1915 года, 84 в январе 1916 года, 87 в июле 1916 года, 89 в январе 1917 г.

Число рабочих, занятых в этих предприятиях, равнялось 1 512 000 человек до войны (в июле месяце 1914 года), 524 000 в августе того нее года, затем 844 000 в январе 1915 года, 1 045 001 в июле 1916 года, 1 238 000 в январе 1916 г., 1 371 000 в июле 1916 года и 1 481.С00 в январе 1917 года. В некоторых предприятиях производительность пяла больше, чем в других, это можно видеть из следующих данных. Так, в полиграфическом производстве число рабочих упало с 42 000 в июле 1914 г. до 15 000 в августе того же года; причем в январе 1917 г. в полиграфическом производстве насчитывалось только 23 000 рабочих; в строительном производстве число рабочих с 62 000 удало до 12 000, но затем поднялось до 31 000. В кирпичном производстве вместо 82 000 рабочих, зарегистрированных в июле 1914 г., в апреле 1915 г. оставалось только 17 000, а в январе 1917 г. насчитывалось 44 000. Но зато в предприятиях, работающих на военные нужды, число рабочих не только не уменьшилось, но, наоборот, превысило нормальное количество. Химическая промышленность насчитывала в июле 1914 г. 77 000 рабочих; в августе число рабочих, занятых в этой промышленности, упало до 34 000, в январе 1915 г. увеличилось до 53 000, в июле до 64 000, а в январе 1916 г. в химическом производстве работало 75 000 человек. Число рабочих химической промышленности продолжало расти. В июле 1916 г. насчитывалось уже 82 000 рабочих, а в январе 1917 г. — 91 000 человек — 117% довоенного количества.

То же самое мы наблюдаем и в металлургической промышленности. В августе 1914 г. рабочих металлистов насчитывалось 125 000, вместо 369 000 рабочих, бывших в июле. Но затем число рабочих металлистов увеличивается: в январе 1916 г. их было уже 427 000, а в январе 1917 года 585 000 чел., т. е. 158% довоенного количества. Рабочая сила постепенно переместилась, концентрируясь в предприятиях, работающих на военные нужды. В то же время произошло и территориальное перемещение рабочей силы, объясняющееся в значительной мере оккупацией северных и северо-восточных областей и сосредоточием в известных областях предприятий, работающих на войну. Так, в Парижском округе было зарегистрировано в августе 1914 г. 109 000 рабочих, а в январе 1917 г. 382 000. В Руанском округе, в те же месяцы — 12 000 и 35 000, в округе Бордо — 42 000 и 96 000, в Тулузском округе — 21 000 и 86 000, в Лионском — 85 000 и 266 000. Эти цифры показывают, что в металлургических предприятиях число рабочих во время войны стало больше, чем до войны. Наоборот, например, Нанси насчитывал временами не более одной десятой своего прежнего рабочего населения.

Затем в промышленности во время войны наблюдается и другое явление — это «феминизация» промышленности.

Мужчины ушли на войну, и женщины заняли их место на заводах, в мастерских, конторах и в государственных учреждениях. В период, предшествовавший войне, женщине был затруднен доступ в известные профессии. Во время же войны наблюдается наплыв женщин во все производства. Им не только не чинят препятствий, но открывают свободный доступ всюду и даже приветствуют это явление. В самом деле, без женского труда оказалось бы невозможным продолжать многие производства, и многие учреждения должны были бы закрыться. Правда, капиталистический строй давно уже отрывал жен и дочерей пролетариев от домашней работы, но за 62 месяца войны эта экономическая эволюция значительно усилилась. Перед синдикатами оперилось новое поле для вербовки своих членов. В силу обстоятельств, девушки и женщины перестали оставаться равнодушными к профессиональному движению.

Накануне войны в 52 278 промышленных и торговых предприятиях Франции, упомянутых в анкете инспекции труда на июль 1917 г., работало 1 037 000 мужчин и 487 000 женщин. 1 августа 1914 г. число женщин работниц падает до 199 000, а в июле 1915 г. повышается до 418 000, в июле 1917 г. — до 626 000, превышая нормальный состав женщин работниц в 1913—1914 г. на 139 000. Процентное отношение здесь — 129%. Но это лишь простая средняя цифра. В книжном деле и в некоторых других отраслях это отношение меньше, потому что там наблюдалось сокращение производства. Но в химической промышленности количество женщин по сравнению с довоенным уровнем доходит до 164%; в деревообделочном производстве до 154%; в погрузочном деле и в транспорте — до 454%; в металлургии — до 913%. В металлической промышленности было занято в июле 1914 г. 18 800 женщин, в июле 1917 г. — 171 700. Здесь всего яснее сказалось влияние войны.

В июле 1917 г. женщины составляют 26% рабочего состава в химической промышленности (против 18% в 1914 г.), 26% — в металлургии (против 6%), 44% — в пищевой промышленности (вместо 37%), 71% — в текстильном производстве (вместо 61%), 40% — в кожевенном (против 32%).

Но это лишь частичные данные, в которые не входят женщины  работающие в государственных и общественных учреждениях, на железных дорогах и в военном ведомстве, а между тем только в одном военном ведомстве на 1 января 1918 г. было занято 132 000 женщин.

Другим важным явлением военного времени во Франции был непрерывный рост дороговизны. Правда, это явление наблюдалось не только во Франции, но и в других странах, и оно стало замечаться и в период предшествовавший войне, хотя и в несравненно меньших размерах, чем во время войны. Причины этого вздорожания жизни различны.

В годы войны во Франции не наблюдалось падения курса франка, оно началось лишь после заключения перемирия. По мнению некоторых экономистов, которые защищают интересы правящих классов, повышение цен на продукты явилось следствием повышения заработной платы. Но это совершенно неверно. Вздорожание цен наблюдалось раньше повышения заработной платы. Оно увеличивалось гораздо быстрее, чем рост заработной платы, как это мы можем видеть из данных официальной статистики. Надо, следовательно, найти другое объяснение. Причинами дороговизны являются: сокращение производства, как в земледелии, так и в промышленности, увеличение потребления некоторых продуктов и, кроме того, алчность производителей и посредников, которым благоприятствовало наличие безнаказанно действующих консорциумов и картелей, и все возраставшее стремление к наживе, которое охватило всех тех, у кого на руках имелись те или иные товары.

Во время войны наступила действительная экспроприация потребителя. Рабочий класс вынужден был сокращать свои потребности, будучи связан по рукам и по ногам законами, отменявшими гражданские свободы.

Капитализм становился все беспощаднее по отношению к рабочему классу, тем более, что рабочий класс фактически лишен был возможности бороться с произволом капиталистов.

Принимая за 100 стоимость набора из 20 пищевых продуктов широкого потребления в период с 1901 по 1914 год, мы имеем индекс в 121 в конце 1914 г., 159 в конце 1915 г. и 279 в конце 1917 г. и даже 288 в последние дни декабря 1917 г.

Индексы для набора из 25 промышленных изделий за период с 1901-1910 г. со 100 поднимаются до 126 в конце 1914 г., до 187 в конце 1915 г., 387 и 402 в конце 1917 г. Больше всего повысились цены на картофель, рис, свинину, сахар, шерсть. Рост цен с августа 1914 г. по август 1917 г. выразился в 347 для картофеля и 473 для свежих овощей.

Особенно увеличилась цена на мясо. Согласно таблице, составленной синдикатом содержателей парижских ресторанов, цена за одно кило мяса повысилась за три года с 60 сантимов до 2 франков 90 сантимов; кило баранины с 75 сантимов до 3,10; прованское масло с 1,75 до 4,80 за литр, уксус с 48 сантимов до 2,60, кочан капусты с 30 сантимов до 1 франка 20; свежие яйца сотня с 12 до 42 франков, а цена на сыр увеличилась в четыре раза. Пищевые продукты, которые являлись предметом роскоши, поднялись в цене значительно меньше.

Но рабочая семья не могла ограничиться потреблением одних только съестных припасов. Она нуждалась, также в топливе, одежде и т. д.

Цена на уголь увеличилась во Франции за время войны в четыре с половиной раза, за кокс в 8 раз, цена керосина в 5 раз, бензина в 7 раз, зеленое мыло в 9 раз.

Посмотрим теперь какова была стоимость набора первой необходимости для семьи в 4 человека. Согласно данным официальной статистики, получаются следующие цифры: 1020 франков в 1913—1914 г., 1105 франков в первые три месяца 1915 г. 1 336 в первые три месяца 1916 г., 1547 в первые три месяца 1917 г., 2120 в первые три месяца 1918 и 2381 за второй триместр этого года.

Если мы перейдем к рассмотрению повышения цен на одежду, то увидим, что процент удорожания поднялся с 71 до 218. В дальнейшем мы увидим повышение цен и на другие предметы, но и указанное выше вздорожание цен могло нарушить равновесие рабочего бюджета 1).*)

*) Для более ясного представления о дороговизне, мы приводим здесь цены в потребительских лавках при железных дорогах (за январь 1918 г.) для сравнения с теми, которые были приведены в первой части нашей статьи.

Бумажные носки – 1 фунт 70 сантимов;
Шерстяные носки – 2,40;
Дамская кофта – 6,10;
Мужской костюм – 67,00;
Детские полусапожки – 39,00;
Женские башмаки – 33,60;
Мужские ботинки – 31,40;
Простая бумажная ткань за метр – 1,65;

Цены в Крезо

Мужской костюм – 150,00;
Ботинки – 45,00;
Шляпа – 10,00;
Фуражка – 8,00;
Рубашка – 10,00;
Прозодежда – 18,55;
Подметки – 12,00;
Носки – 3,50;
Дюжина платков – 12,00.

В начале 1918 г. синдикат горнорабочих в каменноугольном бассейне департамента Изеры вычислил минимальный бюджет семьи из двух человек. Согласно этим вычислениям, в 1914 г. расходы рабочей семьи в день составляли 7,44 фр., а в начале 1918 г. — 20,93. Между тем заработная плата для шахтера равнялась в то время лишь 11 фр. 25 с. — 12 фр. 10 с., а для сортировщицы угля — 8 фр. 50 с. в день. Из приведенного примера мы видим, что семье, состоящей из шахтера и сортировщицы угля, не хватало заработка на удовлетворение  самых насущных потребностей.

Обследование и изучение этого явления, предпринятые с разных сторон, указывают, что не было никакого параллелизма между двумя кривыми: кривая повышения цен на продукты значительно обгоняла кривую роста заработной платы.

В  Бюллетене Общей статистики Франции мы видим, что заработная плата с июля 1913 г. по 1916 г. повысилась на 25% для рабочих мужчин и на 38% для женщин (в крупной промышленности), а в мелкой промышленности: на 22% для мужчин и на 16% для женщин. Между тем за этот же период времени стоимость жизни возросла на 45%.

Согласно данным промысловых советов, с 1913 по 1916 г. заработная плата повысилась: на 43% в Эпинале,   на 40% в Ренне, на 37% в Бурже, на 27% в Безансоне и Руане, на 28% — в Лиможе, на 18% — в Пуатье, на 15% — в Париже, на 7% — в Дюнкирхене и на 3% — в Марселе.

Все эти данные относятся к крупной промышленности.

Из приводимой ниже таблицы легко увидеть все несоответствие заработной платы со стоимостью жизни. Принимая за сто уровень заработной платы и стоимость жизни в довоенное время, мы получим следующие цифры для 1916 г.:

Заработная плата; Стоимость жизни:

Марсель – 103; 148;

Дижон – 117; 153;

Ним – 118; 157;

Ла Рошель – 116; 157;

Орлеан – 109; 150;

Анжер – 106; 143;

Бар-ле-Дюк – 103; 142;

Шамбери – 114; 153;

Ницца – 92; 148;

Драгиньан – 108; 175;

Осер – 117; 153;

Ажан – 115; 141.

Таким образом, в Ницце, например, заработная плата даже уменьшилась, в то время как стоимость жизни увеличилась в полтора раза.

Во время войны существовало мнение, что рабочие предприятий, работающих на оборону, получали особо повышенную плату. Но по официальным данным, согласно декрету от 16 января 1916 г., часовая оплата труда выражалась в следующих цифрах:

В деп. Па-де-Кале — от 65 сантимов, до 95 сантимов. В деп. Шер — от 65 с. до 80 с.

В Париже, при сдельной работе, часовой заработок равнялся 80 сант. — 1 фр. 25 с.; когда стали выдавать пособия на дороговизну, общая сумма заработной платы в Париже не превышала 17 фр. 60 сант. И такая заработная плата существовала в 1917—1918 г.

Легенда о высокой заработной плате в предприятиях, работающих на оборону, настолько распространилась среди широкой публики, что в начале 1917 г. профсоюзы, входящие в федерацию металлистов, сочли нужным выступить с опровержением этой легенды, приводя цифры фактических заработков.

Недостаточность заработной платы и ее медленный рост по сравнению с ростом дороговизны вполне объясняют рост рабочих выступлений, которые, начиная с 1917 г., иногда принимали даже революционный характер.

***

Во время войны почти воя власть во Франции перешла к высшему военному командованию. Почти все завоеванные ранее свободы были отменены: право собраний союзов и коалиций существовало больше на бумаге. Значительная часть рабочих, хотя и работавших в промышленных предприятиях и сохранивших штатскую одежду, фактически была милитаризована.

При малейшем неповиновении их сажали в тюрьму предавали военному суду и высылали на фронт. Во всякую минуту префекты и полицейские комиссары могли подвергнуть каждого рабочего под тем или иным предлогом аресту или надзору.

Цензура, находившаяся в руках радикалов или даже социалистов, так урезывала печать, что не было никакой возможности вести пропаганду тех или иных идей. Самое упоминание о мире считалось преступлением! Многие факты не были известны широкой публике; даже те, которые не касались военных операций, могли  печататься лишь с разрешения правительства.

Таким образом, вполне понятно, что какая бы то ни было синдикальная борьба была в это время затруднительна; активные работники профсоюзов постоянно подвергались опасности самых тяжелых репрессий. Так правительство, в согласии с железнодорожными компаниями, запрещало железнодорожникам устраивать собрания, грозя увольнением. Горнорабочие горько жаловались на препятствия, чинимые правительством в деле вербовки новых членов. Самое простое заявление в этом роде подвергало автора риску попасть в тюрьму.

Печатный орган федерации металлистов «Союз металлистов» вынужден был издаваться нелегальным образом; этот журнал является цепным документом той эпохи.

В нем отражались взгляды оппозиционного меньшинства, т. е. тех синдикалистов, которые оставались верны духу революционного синдикализма. На каждой странице «Союза металлистов» мы видим сообщения о грубом нарушении прав профсоюзов предпринимателями и представителями власти.

Так, летом 1916 г. префект и полицейский комиссар запретили рабочее собрание, имевшее чисто профессиональный характер, по той причине, что одного докладчика они считали неподходящим. Объединение профсоюзов Ронского департамента решило созвать конгресс в 1916 г., префект не дал разрешения. Бельфорские рабочие были уволены только за то, что они пытались создать синдикат. В Со-дю-Тарн, в металлургическом центре, синдикалисты, временно демобилизованные для работы в военно-промышленных предприятиях, были отосланы в армию за попытку сорганизоваться, — и так далее. Профсоюзная деятельность становилась невозможной. Каждый раз, когда рабочие хотели устроить собрание, им угрожали и производили аресты, напоминая о том, что префекты обладают неограниченными полномочиями. Невозможно даже перечислить или высчитать какое огромное количество арестов среди рабочих было произведено и сколько вынесено приговоров за этот период за участие в профессиональном движении. Каждый активный работник попадал в список неблагонадежных, и за ним устанавливалось постоянное наблюдение.

Государственные служащие находились в таком же, если не в худшем положении. Однако, несмотря на это, они возобновили в конце войны борьбу за право синдикальной организации. В сентябре 1917 г. низшие почтовые служащие потребовали распространения на них закона 1881 г. о профсоюзах. Народные учителя, с которыми правительство считалось еще меньше, чем с другими служащими государственных учреждений, протестовали против запрещения их федерального съезда и против обысков у членов их профсоюза.

В 1918 г. начинается период усиленной профсоюзной деятельности среди государственных чиновников. Чиновникам удается созвать съезд. Всеобщая ассоциация служащих почты и телеграфа на своем конгрессе в мае 1918 г. хотя и откладывает немедленную реорганизацию своего объединения в синдикат, но при этом заявляет, что эту реорганизацию она проведет не позднее 1 января 1919 г.  независимо от того, какую позицию займет правительство.

Явным нарушением права профсоюзов был декрет от 18 января 1917 г. об обязательном арбитраже. В этом декрете указывалось на случаи учащения стачек в парижском районе, в результате которых работа на заводах совершалась не с полной нагрузкой.

Согласно декрету, ни предприниматели, ни рабочие предприятий, работающих на войну, в случае конфликтов, имеющих коллективный характер, не имели права прекращать работу впредь до разбора конфликта и спорных вопросов в примирительных камерах. В случае отказа предпринимателя подчиниться решению арбитражного комитета, его предприятие реквизируется. В случае отказа рабочих, — они также могли подвергнуться «реквизиции». Бросается в глаза неравенство наказания для той и для другой стороны; в одном случае государство брало в свое распоряжение имущество ответчика, в другом — его личность.

«Права стачки более не существует во Франции», писала «La Bataille syndicaliste». «Мы не можем», говорилось в этой газете, «допустить столь серьезные нарушения наших прав».

***

Несмотря на все препятствия, которые ставились их деятельности, профсоюзные организации стремились не впасть в состояние пассивности. Немедленно после мобилизации они принялись за работу по поддержке связи между организованными рабочими и по пополнению синдикатов новыми членами.

Между тем в августе 1914 г. безработица достигла громадных размеров, потому что многие предприятия закрылись; чтобы облегчить положение рабочих, профсоюзы создали комитеты помощи безработным. Под влиянием безработицы, многие синдикальные организации приходили в упадок. Так, от всей организации строительных рабочих, бывшей раньше одной из самых мощных как по числу своих членов, так и по своей кассе, осталось только небольшое ядро активных работников; это ядро взяло на себя инициативу реорганизации федерации. Благодаря их усилиям орган федерации «Строительный Рабочий», прекративший свое существование за неимением средств, снова стал выходить в апреле 1915 г. Союзы механиков, машинистов, шапочников и печатников обратились с воззванием к своим членам, призывая теснее сплотиться вокруг своих профсоюзных организаций.

Особенную энергию в этом отношении проявила федерация металлистов. Правда, что численный состав рабочих этой профессии увеличивался по мере развития войны, но, с другой стороны, следует сказать, что предприятия по снабжению фронта оружием и провиантом находились под особенным надзором военных властей. Относящиеся к первым месяцам мирового конфликта воззвания о необходимости взаимного объединения и сплочения своих рядов можно найти также в федерациях швейников, транспортников, землекопов и рабочих в электрической промышленности.

В октябре 1915 г. Всеобщая Конфедерация Труда обратилась, в свою очередь, к профсоюзам, указывая на необходимость поддержать профсоюзную деятельность и перечисляя вопросы, которые встают перед рабочим классом. В мае 1916 г. съезд союза синдикатов Сенского департамента обращается к рабочим с призывом не допускать понижения заработной платы, бороться с урезыванием социальных законов и привлекать в организации женщин, экономическая роль которых непрерывно продолжает возрастать.

С течением времени работа по восстановлению профессиональных организаций все более и более усиливается, в связи с возрастающей дороговизной.

В январе 1917 г. отдельные профсоюзы железнодорожников сливаются в объединения по железнодорожным сетям. В марте 1917 г. на съезде горнорабочих обсуждаются вопросы о повышении заработной платы. В сентябре, на съезде швейников, выставляется требование «английской» недели. В то же время съезд металлистов подвергает рассмотрению вопрос о делегатах от фабрично-заводских предприятий. В мае 1918 г. на съезде железнодорожников разгорается борьба между революционерами и реформистами, т. е. между меньшинством и большинством. Это — первый из федеральных съездов, который вновь принимает довоенный облик и тон. В июле, во время большого наступления немцев на Париж происходят съезды строительных рабочих, печатников, железнодорожников, рабочих автомобильного транспорта, рабочих пороховых складов и бочаров.

И на конгрессе металлистов подвергается резкой критике Всеобщая Конфедерация Труда за поддержку, оказываемую ею органами власти.

 ***

Если численный состав членов французских профсоюзов значительно сократился в первые месяцы после объявления войны, то надо заметить, что вскоре начался снова прилив членов в профессиональные союзы.

К сожалению, у нас не имеется  за этот период точных статистических данных. Министерство Труда не печатало никаких сведений по этому вопросу за весь период с 1 января 1914 г. по январь 1920 г. С своей стороны, и Всеобщая Конфедерация Труда не собрала никаких данных, указывающих на ее численный состав. Мы должны поэтому довольствоваться сведениями, приводимыми на конференциях и съездах некоторых наиболее значительных профсоюзных объединений.

Так, в отчете федерации металлистов за 1915 г. указывается на наличие 84 синдикатов и 7 500 членов. В 1916 г. федерация объединяет 84 синдиката и 18 000 членов; в 1917 г. — 160 синдикатов и 163 000 членов; к концу апреля 1918 г. — 210 синдикатов и 195 000 членов. В ноябре число членов дошло до 204 000 — против 40 000 в 1913—14 г.

Железнодорожники насчитывали в своем национальном синдикате в июне 1916 г. 25 000 членов. В начале 1917 г., после слияния, их синдикат объединял 70 000 членов, а в июне 1918 г. число их достигло 75 000. В то время тираж его двухнедельного органа достиг 180 000 экземпляров. Союзы горнорабочих и низших почтовых служащих отмечают, что число их членов возросло по сравнению с 1914 г. В связи с выступлениями за повышение заработной платы наблюдался прилив новых членов в союзы швейников и банковских служащих. Одним словом, всюду мы видим быстрый рост профессиональных организаций, даже и в тех производствах, где вербовка новых членов всегда происходила с большим трудом.

В начале войны стачки были редки, но затем постепенно число их увеличивается. Число участников стачек увеличивается по мере того, как растет число членов: профсоюзов. Рабочие борются одновременно за обуздание хищнических стремлений торговцев и за повышение заработной платы, соответствующее вздорожанию жизни.

Позднее к этому стали присоединяться и требования политического характера, причем рабочие выступления в районе департамента Луары и Роны и в парижском округе приняли такие размеры, что правительство было не в состоянии скрыть их при помощи цензурных запретов.

В ноябре 1914 г. замечается первое недовольство в пригородах Парижа. Заработная плата систематически понижается, и тем рабочим, которые протестуют против этого, грозят, что их отправят на фронт. В январе 1915 г. происходят волнения среди парижских швейников, заработная плата которых была: у мужчин — 30 фр. в неделю, а у женщин — 26. Затем недовольство распространилось среди железнодорожников и горнорабочих; 1915 г. является самым тяжелым годом для французского пролетариата, несмотря на наличие стачек.

В 1916 г. происходят забастовки швейников, у которых заработная плата уменьшилась почти вдвое; волнения распространились и среди женщин, работающих в автомобильном транспорте, а также и среди рабочих спичечного производства и трамвайных служащих Сенского департамента.

В 1917 г. горнорабочие, ткачи в Роанне и формовщики оптических инструментов постановили начать совместную борьбу за улучшение своего положения. В апреле этого же года выступают служащие государственных учреждений, указывая правительству на невозможность существовать на установленное жалованье. Затем выступают парижские строительные рабочие, союз, женщин, работающих в швейном производстве, и другие женские союзы с требованиями прибавки на дороговизну, так как заработок модисток и корсажниц в это время не превышал 3 фр. 75 с. в день.

В конце мая в Парнасе забастовали 23 000 работниц в швейных предприятиях, а вскоре объявили стачку банковские служащие, приказчики мелочных лавок, скорняки, прачки и рабочие-ювелиры. В марте 1918 г. волнения приняли еще более острый характер. Парижские работницы выступили с новыми требованиями. Но что больше всего беспокоило правительство, так это растущее недовольство рабочих в предприятиях, работающих на войну. В этом движении приняли участие около 330 000 рабочих.

Это было наиболее ярким выступлением французских рабочих за весь период войны и, несмотря на цензурные запрещения и на все меры, принятые правительством, чтобы парализовать движение, оно приняло большие размеры и приковало к себе всеобщее внимание.

Движение началось в Париже, затем распространилось на всю область Центра, от долины Луары до Роны. Оно началось стихийно, когда были уволены некоторые категории рабочих для отправки их на фронт. К этому движению тотчас же присоединились 180 000 парнасских рабочих. Они в первую очередь потребовали от правительства опубликования точных сведений о целях войны, о которых правительство до того времени систематически умалчивало. Вскоре руководство движением перешло в руки профессиональных организаций. В Париже был образован комитет в составе трех федеральных секретарей, секретарей синдикатов и делегатов от стачечников. Движение захватило и рабочих в Гавре, в Бурже, в Невере, в Фуршамбо, Гериньи, Рив-де-Жиере, Сен-Шамоне, Сент-Этьене, Роанне и Лионе, т. е. во всех областях, где изготовлялись пушки, ружья и военное снаряжение.

Рост стачечного движения во Франции за время войны рисуется в таком виде: за последние месяцы 1911 г., являющиеся в то же время первыми месяцами мировой войны, во Франции было всего 17 стачек с 900 участниками. В  1915 г., по официальным сведениям, было 98 стачек с 9 600 стачечниками и 55 000 потерянными рабочими днями. Это, конечно, очень мало, особенно  если мы вспомним, что в 1913 г., например,  бастовали 22 000 рабочих и было 2 223 000 потерянных рабочих дней. В 1916 г. было 315 стачек с 41 000 стачечников и 236 000 потерянных рабочих дней. В 1917 г. 696 стачек с 294 000 стачечников и 1 481 000 потерянных рабочих дней. В 1918 г. 499 стачек о 146 000 стачечников в 950 000 потерянных дней.

Таковы официальные данные, но они значительно ниже действительных. Например, в эту статистику не вошли большие выступления металлистов в 1917 г. В официальных отчетах министерства труда говорится, что за время с 1914 г. по 1913 г. было всего 275 стачек у металлистов при участии 123 000 стачечников. На самом же деде стачек было значительно больше.

Время между объявлением войны и заключением перемирия является одним из наиболее интересных периодов во внутренней жизни ВКТ.

Это время характеризуется оживленной полемикой между синдикалистами разных направлений, причем число сторонников реформистской тактики уменьшается, а революционной — увеличивается. Это расхождение и послужило причиной раскола, который произошел позднее.

С начала августа 1914 г. исполнительное бюро Конфедерации Труда стало сотрудничать с правительством по вопросам, связанным с интересами рабочего класса. Например, секретарь ВКТ и секретарь объединения синдикатов Сенского департамента участвовали в Национальном Комитете по оказанию общественной помощи, который ведал распределением пособий.

В сентябре 1914 г. правительство и парламент, точно так же, как и главные административные государственные учреждения, опасаясь, что германские армии захватят Париж, переехали в Бордо. Туда же направило пятерых человек и исполнительное бюро Конфедерации.

Около того же времени был создан Комитет действия, в котором ВКТ вошла в контакт с социалистической партией. Немного позднее ВКТ предложила создание смешанных комиссий из представителей предпринимателей и рабочих, для изыскания возможностей оживления экономической жизни и для борьбы с безработицей.

Здесь уместно продолжить наше рассмотрение деятельности ВКТ, так как это даст нам возможность понять, какое направление принимала в это время деятельность этого центрального объединения французских синдикатов. В январе 1915 г. Всеобщая Конфедерация Труда обратилась с воззванием к рабочим, призывая их бороться за то, чтобы разразившаяся война была последней. В следующем месяце ВКТ послала 5 делегатов на конференцию социалистов союзных стран. На этой конференции делегаты ВКТ, войдя в соглашение с английскими тред-юнионами, потребовали перевода международного секретариата профсоюзов из Германии в нейтральную страну.

Весной 1915 г. в синдикатах раздались впервые голоса, критиковавшие позицию ВКТ. Среди синдикалистов образовалось меньшинство, во главе которого стала федерация металлистов. Печатный орган федерации — «Союз металлистов», напечатал в мае очень резкую статью: «Мы подняли свой голос против тех из наших товарищей и друзей, — говорилось в статье, — которые, ни во что не ставя принципы синдикализма и интернационализма, прикрывают моральным авторитетом ВКТ политику правительства и оправдывают бойню и разорение, вызванные войной». Затем федерация металлистов протестовала против участия ВКТ на социалистической конференции, на которой присутствовали министры.

В августе 1915 г. состоялась конференция ВКТ. На этой конференции присутствовали представители 38 федераций, 34 департаментских объединения и 42 биржи труда или местных объединения. Конференция высказала порицание всякой завоевательной политике и одобрила предложение Американской Федерации Труда о созыве Всеобщего Международного Рабочего Конгресса одновременно и в том же самом месте, где соберется дипломатическая конференция для выработки условий мира.

Через несколько недель после этого состоялась в Швейцарии знаменитая Циммервальдская конференция, которая в некотором роде ознаменовала собой исторический поворот в социалистическом и рабочем движении. Меньшинство Всеобщей Конфедерации Труда было представлено на этой конференции Бурдероном (от союза бочаров) и Мерреймом (от союза металлистов). Мы не будем подробно останавливаться на дебатах, которые имели место на этой конференции. Резолюции сводились, главным образом, к требованию скорейшего мира без аннексий и контрибуций. Конференция вынесла также порицание организациям, виновным в сотрудничестве с властью. Конференция призывала пролетариат всех стран возможно скорее восстановить международные сношения.

Тем временем «меньшинство» продолжало усиливаться; оно насчитывало в своих рядах: федерации шляпников, гончаров, бочаров, металлистов, кожевников и местные объединения департаментов: Гар, Луары, Роны и Верхней Вьенны.

С своей стороны, «большинство» стало также организовывать свои силы. Исполнительное бюро ВКТ вынесло порицание федерации металлистов за ее критику и обвинения, направленные против представителей ВКТ.

Но федерация металлистов решила продолжать свою тактику; она присоединилась, вместе со всем меньшинством, к резолюциям, вынесенным конференцией в Кинтале (май 1916 г.), которая являлась продолжением Циммервальдской конференции.

В том же месяце «Союз металлистов» напечатал статью против Жуо, порицая его за участие в банкете, организованном федерацией французских промышленников и коммерсантов.

В следующем месяце 10 представителей конфедерального «большинства» присутствовали на Лидской междусоюзнической конференции. На этой конференции было принято решение перенести секретариат Интернационала профсоюзов в Женеву и было выставлено требование включить в будущий мирный договор целый ряд требований, касающихся охраны труда. Федерация металлистов резко критиковала и обвиняла участников конференции за их деятельность, полную компромиссов и отречения от прошлого синдикализма.

В декабре состоялась конференция федераций и объединений, на которой Меррейм и Бурдерон выступили с теми же обвинениями.

Но резолюция Жуо, при поддержке Кефера, собрала 99 голосов за, против 26, и конференция одобрила деятельность исполнительного бюро ВКТ.

Затем конференция единогласно выставила требование, чтобы правительство опубликовало условия мира и чтобы в будущий мирный договор были включены пункты о недопустимости тайных договоров, о восьмичасовом рабочем дне и т. д.

1-е мая 1917 г. пришлось на самый разгар общего возбуждения. События русской революции электризовали массы и давали мощную поддержку «меньшинству», престиж которого значительно выигрывал, благодаря начатой им борьбе за повышение заработной платы. ВКТ  со своей стороны приветствовала падение царизма. Союз металлистов выражал радость по поводу победы Советов, заявляя о солидарности французских рабочих с русскими и немецкими товарищами.

В то время как французские организованные рабочие с жадным любопытством следили за развитием событий на востоке Европы, в политическом мире Франции усиливалось реакционное течение, и некоторые политические деятели стали настаивать на применении репрессий.

Всеобщая Конфедерация выступила против этой провокационной кампании и выпустила манифест в сентябре 1917 года, общий тон которого, однако, глубоко отличался от подобных документов 1915 и 1916 г.г. В это же время Конфедеральный Комитет созвал конференцию в Клермон-Ферране. Федерация металлистов протестовала против того, что Конфедеральный Комитет, под предлогом военной опасности, созывал конференцию не в Париже, а в провинции. Эта конференция была  отмечена дебатами о войне и мире.

Отвечая представителям «меньшинства», Жуо заявил, что он не хочет отделять интересы страны от интересов пролетариата, и что он, со своей стороны, лично готов вернуться в ряды армии.

Конференция решила созвать конфедеральный конгресс с предварительными съездами федераций и департаментских объединений, как это было в обычае до того времени.

Прошло несколько месяцев, но конгресс все еще не созывался. Тогда «Комитет Защиты Синдикализма», в который объединилось революционное «меньшинство», взял на себя инициативу созыва общего синдикального конгресса, приглашая рабочие организации немедленно высказаться по этому вопросу (апрель 1918 г.). Но это предложение встретило отрицательное отношение со стороны не только федерации строительных рабочих, но и со стороны федерации металлистов, то есть федерации, бывшей на стороне «меньшинства». Федерация металлистов напоминала, что, борясь с представителями реформистского течения во Всеобщей Конфедерации Труда, она никогда не забывала, что ВКТ является органом национального единства французских рабочих, и что инициатива, взятая на себя «Комитетом Защиты Синдикализма», является выступлением нежелательным и незаконным. «Комитет Защиты Синдикализма», защищая принципы единства рабочего класса, тем не менее, принесет ему вред, беря на себя инициативу созыва общего конгресса, который должен быть созван Конфедеральный Комитетом.

Вследствие этого, федерация металлистов отказалась принять участие в предполагаемой конференции. Тем не менее, конференция была созвана и состоялась в Сент-Этьене. На этом конгрессе присутствовали представители 200 синдикатов.

В это время возбуждение в рабочих кругах дошло до максимума. Конференцией была принята резолюция, в которой она подтверждала свое намерение оказать поддержку движению. Делегаты обращались к городскому и сельскому пролетариату с призывом немедленно присоединиться к бастующим рабочим. В резолюции указывалось, что конференция, не желая заменять собой центральные организации, т. е. ВКТ, требует, чтобы представители рабочих прислушивались к требованиям масс.

В случае, если бы центральные организации, не желая или не будучи в состоянии взять на себя руководство борьбой, стали бы уклоняться от нее, конференция считает, что «Комитет Защиты Синдикализма» сможет с полным правом взять тогда на себя защиту и проведение в жизнь принятых постановлений.

В это время ВКТ созывала свой конгресс в Лиможе. Она не могла дольше уклоняться от взятых на себя обязательств, тем более, что правительством были приняты репрессивные меры для подавления забастовок, которые все учащались. Жуо, Меррейм и другие отправились в палату депутатов обсудить создавшееся положение совместно не только с депутатами социалистами, но и с депутатами различных других группировок.

В июле месяце состоялись съезды производственных федераций и департаментских объединений. На съезде рабочих-построечников произошло разделение делегатов на две почти равные части между «большинством» и «меньшинством». На съезде федерации металлистов обсуждалось поведение «Комитета Защиты Синдикализма». Была принята резолюция, в которой одобрялась тактика оппозиции, которую вела федерация внутри конфедерального комитета до конференции в Клермон-Ферране; но в то же время резолюция одобряла верность принципу рабочего единства и высказывалась против Комитета Защиты, который, по словам резолюции, пришел в Сент-Этьене к пагубным решениям. Затем съезд федерации металлистов потребовал опубликования целей войны и высказался за то, чтобы мир был заключен без аннексий и контрибуций. Приветствуя русскую революцию, съезд выразил протест против какой бы то ни было интервенции союзников в русские дела.

На съезде федерации транспортных рабочих и на съезде пищевиков большинство высказалось за ВКТ и одобрило поведение конфедерального бюро.

Съезд ВКТ открылся 16 июля в Париже, а не в Лиможе. На нем были представители от 32 производственных федераций, 30 бирж труда и 40 департаментских объединений и от 1 151 синдиката.

Секретарь федерации синдикатов Сенского департамента, Блед, выступил с резкой критикой против тех, кто начал кампанию против ВКТ. Он призывал конгресс вынести порицание членам Конфедерации, которые «едва не погубили единства профессионального движения», и указывал на «клевету, которая создала атмосферу подозрения, недоверия и разделения среди рабочих». Бурдерон, представитель «меньшинства» и участник циммервальдской  конференции, возражая Бледу, обвинял «большинство» в отклонении от своей прежней политики и в том, что оно вошло в соглашение с правительством. Бидегаре, защитник тактики «большинства», выступил с критикой сент-этьенского съезда и требовал от меньшинства ответа на вопрос, что оно сделало для спасения Рабочего Интернационала?

Валле, представитель союза строителей, оправдывал «Комитет Защиты синдикализма», который, по его словам, ограничивался лишь синдикальной пропагандой, избегая всего, что могло бы привести рабочее движение к расколу. Мало того, он заявил, что этот комитет готов самоупраздниться, если ВКТ вернется к своей довоенной тактике.

Савуа, защищавший тактику «большинства», говорил в том же духе, как и Блед: «Никто не имеет права нас упрекать в том, что мы не организовали всеобщую революционную стачку в момент объявления войны, так как никто не требовал этого от нас». Несмотря на протесты оппозиции, он добавил: «Мы не можем отделять себя от нации. Мы связаны с нею, равно как рабочий связан некоторым образом и с национальной промышленностью».

Большие программные речи были произнесены Мерреймом и Жуо. Выступая по вопросу о довоенной пропаганде, Жуо говорил, что она велась в тех формах, в которых тогда надлежало ее вести, при помощи простых, иногда даже грубых образов, способных потрясти сознание масс. Но в настоящее время, добавлял он, речь идет о строительстве». Желая оправдать свое поведение с 1914 по 1918 г., Жуо сказал: «Мы должны установить связь между интересами производителя и потребителя, так как эти интересы сливаются в одном и том же лице. Мы должны добиться осуществления лозунга: максимум производительности с наименьшей затратой времени, — ради максимальной заработной платы и расширения покупательной способности масс. Мы должны вызвать улучшение техники там, где инертность и алчность предпринимателей препятствуют этому».

Конгресс принял 908 голосами против 283 при 46 воздержавшихся резолюцию по ряду очередных вопросов.

В этой резолюции напоминалось, что устав ВКТ предоставляет полную возможность проявления всем идейным течениям внутри единого рабочего движения. В ней утверждалось, что нельзя допустить, чтобы организации, входящие в Конфедерацию, были бы отстранены от руководства профессиональными выступлениями рабочих. В резолюции также подтверждалось, что поведение ВКТ было продиктовано исключительной заботой об интересах рабочего класса и стремлениями скорее положить конец войне, и выражалось доверие ответственным работникам ВКТ. Затем в ней высказывалось осуждение секретной дипломатии и высказывалось требование опубликования условий мира, которые должны быть согласованы с условиями, предложенными Вильсоном, выставленными русской революцией и указанными на циммервальдской конференции.

Затем на съезде обсуждалась политика Антанты по отношению к России, и съезд категорически высказался против вооруженной интервенции, так как эта интервенция делается вопреки воле самого русского народа. На съезде оппозиция, т. е. течение меньшинства, представляла более одной пятой всех голосов, причем не нужно забывать, что в военный период всякая пропаганда идей «меньшинства» строго преследовалась правительством.

В то же время съезд не ограничился только обсуждением общей политики ВКТ, а пересмотрел устав Конфедерации и внес в него значительные изменения, которые были окончательно приняты в декабре 1918 г.

Согласно новому уставу, ВКТ отныне должна состоять из национальных федераций по производствам, с одной стороны, и из объединений синдикатов по департаментам — с другой (федерации по профессиям и местные объединения стали, таким образом, пройденным этапом). Конфедеральный комитет состоит из делегатов от федераций и департаментских объединений и избирается на два года. Из среды комитета выделяется ревизионная комиссия из шести человек и административная комиссия из тридцати. Конфедеральный комитет нормально собирается три раза в год. Комитет назначает членов исполнительного бюро. На этот раз были избраны: в качестве генерального секретаря — Жуо, а в качестве секретарей-заместителей — Лоран и Дюмулен. Казначеем Конфедерации был выбран Кальвейрак. Административная комиссия, избранная согласно новому уставу ВКТ, должна была быть промежуточным звеном между исполнительным бюро Конфедерации и конфедеральным комитетом.

В сентябре 1918 г., во время германского отступления из Франции, ВКТ опубликовала манифест против репрессалий, требуя, кроме того, чтобы война не шла далее установленных Вильсоном пунктов.

11-го ноября 1918 г., приветствуя германскую революцию, ВКТ выступила с новыми требованиями различных реформ, которые улучшили бы положение французских рабочих. Но в это время Конфедерация уже переживала кризис, который парализовал ее силы и привел, в конце концов, к расколу, о котором мы будем говорить дальше.

***

Эволюция Социалистической партии в период 1914—1918 гг. совершалась почти тем же путем, как и эволюция профессиональных организаций. Вначале большинство, поддерживавшее идею «священного гражданского мира», было близко к полному единодушию, затем небольшая группа начала борьбу за выпрямление партийной тактики, и с течением времени она стала приобретать все более и более приверженцев.

Первая мобилизация привела партию в состояние дезорганизации. Ее кадры потерпели сильный урон. В то же время она покинула свою традиционную идеологию. Лозунгу «борьба классов» было теперь противопоставлено «сотрудничество классов». Руководство партией было предоставлено тесно объединившимся между собой: административной комиссии, парламентской группе и административному совету газеты L'Humanité. Эти организации в начале войны вынесли резолюцию, в которой говорилось: «Французские и бельгийские социалисты подчиняются тяжелой необходимости вести войну, будучи твердо убеждены в том, что они этим самым поддерживают принцип свободы и право народов на самоопределение».

В начале августа 1914 г. партия отказалась сотрудничать с правительством, каковы бы не были делаемые ей предложения. Но в конце августа, в то время, когда германские армии приближались к Парижу, партии были сделаны правительством новые предложения, и партия приняла их. Чтобы точно обрисовать характер этого эпизода, который так тяготеет над историей французского пролетариата, нам следует познакомиться с докладом, который был сделан на партийном конгрессе в Париже в 1915 г. Процитируем его дословно: «Принимая во внимание серьезность положения, которое переживает страна, президент республики выразил желание образовать правительство национальной обороны, в которое входили бы представители всех фракций республики. Вместе с председателем совета министров президент обратился с призывом к патриотизму социалистов, приглашая их войти в правительство, главной целью которого будет усиление национальной защиты. Надо всем доминировал вопрос, усилит ли присоединение социалистической партии национальную защиту? Дело шло в это время о спасении Парижа и Франции. Вот под каким углом зрения рассматривалось нами создавшееся положение». Правящий орган партии уполномочил тогда Жюля Геда и  Марселя Самба войти в правительство, причем Жюль Гед был назначен министром без портфеля, а Самба получил портфель министра общественных работ (декрет 28 августа). В манифесте по этому поводу, напечатанном в партийном органе L'Humanité, говорилось: «Партия дала им следующие полномочия: потребовать, чтобы правительство раскрыло истинное положение дел, привлечь массы к делу обороны и усилить производство военного снаряжения. Они должны были обеспечить спасение отечества и прогресс человечества». Когда министры-социалисты отправились в Бордо вместе с правительством, партия образовала в Париже «комитет действия», целью которого было способствовать защите страны и охранять республиканский строй. В этот комитет вошли депутаты социалисты, оставшиеся в Париже, и представители федерации Сенского департамента и союза синдикатов. Мало-помалу партия восстановила свой численный состав. Через 5 месяцев после начала войны она продолжала стоять на той же позиции, как и в начале войны. Это видно из манифеста, опубликованного административной комиссией и парламентской группой, в котором они называли войну «освободительной». «Мы боремся за то, — говорилось в воззвании, — чтобы области, аннексированные 44 года тому назад вопреки их желанию, получили бы право свободно вернуться к своей родине. Мы боремся еще за то, чтобы эта ужасная война была бы последней». В следующем месяце конференция секретарей федераций одобрила принятую тактику и послала 10 делегатов на конференцию социалистов союзных стран, созванную в, Лондоне. На этой конференции были приняты три резолюции. В первой резолюции ответственность за мировой кризис возлагалась на капиталистический строй, но в то же время напоминалось, что вторжение германской армии в Бельгию представляет угрозу для других наций.

Во второй резолюции указывалось на необходимость восстановления международного объединения рабочих — восстановления Интернационала — и учреждения международного третейского суда. В третьей резолюции клеймилось царское самодержавие. Здесь наметились, таким образом, контуры Лиги Наций — Лиги Наций без уничтожения капиталистического строя. Но если направляющий орган социалистической партии и соглашался обсудить положение дел вместе с партиями союзных стран, то в то же время он отказывался вступать в какие бы то ни было другие переговоры. Так, он отверг в апреле и мае 1915 г. предложения швейцарской и итальянской партий созвать международную конференцию.

Май 1915 г. ознаменовался в жизни партии важным событием. 15 мая федерация департамента Верхней Вьенны разослала другим федерациям циркуляр. Следует сказать, что эта федерация является одной из наиболее значительных по своей численности, что она состоит почти исключительно из рабочих и крестьян, и что в ней живы идейные традиции старой французской рабочей партии. Федерация эта отличалась ярким антимилитаристическим направлением, присущим французскому крестьянству, и этот инстинктивный антимилитаризм еще углублялся систематически партией. Федерация Верхней Вьенны пользовалась большим авторитетом; вот почему циркуляр этой федерации нашел себе широкий отклик, несмотря на все старания верхов задушить его.

После изложения общего положения дел в стране, в циркуляре высказывались следующие упреки. «Мы спрашиваем руководящий орган партии, сделано ли было все, что можно было сделать, чтобы сохранить тесную связь между членами партии и партийными организациями... Федерации виновны в том, что они не проявили большой активности; но они были вправе ожидать более энергичного выступления со стороны тех, кто поставлен во главе партии и действует от нашего имени». Далее в циркуляре говорилось, что не дело партии призывать к войне до победного конца, и указывалось на шовинистический дух, которым были проникнуты некоторые статьи видных членов партии. Федерация требовала, кроме того, внимательного отношения к мирным предложениям.

Административная комиссия партии ответила, что до сих пор партия единодушно одобряла ее деятельность. Между тем федерации департамента Изера и Роны, точно так же, как и сильное меньшинство социалистов департамента Сены, одобряли выступление федерации Верхней Вьенны. Назначение Альберта Тома, депутата социалиста Сенского департамента, в военное министерство также вызвало резкую критику. Большинство оправдывалось, опираясь на Постановление, принятое Национальным Советом партии (14—10 июля 1915 г.).

В этом постановлении партия признавала законность и необходимость голосования за военные кредиты и основывала будущий мир на принципах самоопределения национальностей и их политической и экономической независимости, с учреждением обязательного третейского суда.

В постановлении высказывалась также готовность партии неуклонно оказывать свою помощь делу национальной защиты. В общем, этой резолюцией одобрялась политика руководящих органов партии.

Но через несколько недель после этого состоялась Циммервальдская конференция, о которой мы упоминали выше, и на которой присутствовал персонально Бурдерон, член синдиката бочаров и в то же время член федерации деп. Сены. На Циммервальдской конференции было вынесено, как известно, осуждение политике «священного гражданского мира», и в то же время рабочие и социалисты призывались к возобновлению международных сношений. Таким образом, намечался возврат к традициям социализма.

Но административная комиссия, которая уполномочила Геда, Самба и Тома войти в правительство, выступила против Циммервальдской конференции. Она указывала на неправомочность Циммервальдской конференции и предупреждала секции о том, что пропаганда идей «циммервальдизма» вредна и интересам национальной обороны, и самому социализму.

Однако, это выступление осталось без всякого результата.

В декабре 1915 г. в Париже состоялся социалистический конгресс. На нем присутствовали представители от 24 638 членов партии. Принятые съездом резолюции не отличались от тех, которые были приняты на предшествующих съездах. В постановлениях съезда рекомендовалось голосование за военные кредиты и предлагалась согласованность действий при баллотировке как в парламенте, так и в секциях: это уже являлось указанием на то, что в партии существовало некоторое разногласие. Однако, постановления съезда вотировались подавляющим большинством.

В это время в жизни Франции наступал перелом. Громадные потери, нанесенные войной, не прекращавшиеся мобилизации, рост дороговизны и трудность существования заставили задуматься народные массы, которые до  этого времени верили, что война будет непродолжительной.

После разоблачения некоторых тайных договоров, недовольство еще увеличилось, и народ стал отдавать себе отчет в том, что в силу этих тайных договоров мировая бойня может затянуться на бесконечно долгое время. Огромные состояния, которые наживались спекулянтами у всех на глазах, возбуждали у рабочих ненависть к капиталистическому строю и недовольство правительством. В это время революционное «меньшинство» укрепило свои позиции, и «военный социализм» поневоле должен был начать  отступление. Руководящие органы партии также начинают раскалываться надвое. Четыре члена административной комиссии отказались вотировать резолюции против федеральных газет Лиможа, Тулузы и Гренобля, которые критиковали последний конгресс. Многие федерации открыто выступают с критикой Международного Социалистического Бюро и упрекают его за то, что оно не выполнило своей миссии.

В апреле 1916 г., среди всеобщего возбуждения, состоялась сессия Национального Совета партии. При этом произошла большая неожиданность. «Меньшинство» собрало 960 голосов, когда вотировали резолюцию, предложенную «большинством»; «большинство» собрало 1996 голосов. Эта резолюция была всецело направлена против тех, кто требовал восстановления международных сношений между секциями различных стран: «Никакой международный съезд в данный момент не желателен и не будет иметь авторитета до тех пор, пока различные секции Интернационала не созовут своих национальных съездов. На этих съездах надлежит публично заявить свое отношение к вопросам, поставленным войной, в особенности к вопросу об ответственности за начало войны, и обсудить гарантии, которые должны требовать социалисты, чтобы обеспечить продолжительный мир». Помимо этих заявлений, в резолюции заключались угрозы, направленные против меньшинства. Подтверждая постановление административной комиссии, резолюция напоминала членам партии, что созданием внутрипартийных организаций они нарушают уставы партии, под контролем которой они находятся».

Этот параграф был направлен специально против «циммервальдистов» и против «Комитета защиты международного социализма», который только что образовался.

Резолюции «большинства», защищаемой Реноделем, депутатом департамента Вар, «меньшинство» противопоставило свою резолюцию, которую подписали, наряду с другими, Лонге, депутат департамента Сены, и Пресманс, депутат департамента Верхней Вьенны. В этой резолюции выставлялось требование немедленного возобновления сношений между секциями Интернационала.

В апреле собралась Кинтальская конференция. На ней присутствовали три французских депутата-социалиста: Александр Блан, Бризон д'Алье и Раффен-Дюжан. Она явилась продолжением Циммервальдской конференции. В первой резолюции, которая была принята на этой конференции, было вынесено осуждение «националистическому социализму». Затем было выставлено требование амнистии и усиления деятельности для низвержения капитализма. Вторая резолюция содержала нападки на тактику Международного Социалистического Бюро, которое отказалось созвать пленарное заседание, и председатель которого, Вандервельде, принял пост министра.

Административная комиссия французской партии полагала, что не может обойти молчанием это событие. Она публично заявила, что никто не был уполномочен быть представителем французской социалистической партии в Кинтале; затем 11 голосами против семи была принята резолюция, в которой предлагалось тем федерациям, членами которых были кинтальские делегаты, принять против них необходимые меры.

Этот вопрос бы снова поднят на августовской сессии Национального Совета партии. 1914 голосами против 972 воздержавшихся совет партии высказался против «опасного циммервальдского и кинтальского раскола». Мало того, совет партии считал противным духу социализма отрицать право самозащиты за страной, которая подверглась нападению, В другой резолюции заявлялось, что партия должна продолжать оказывать полную: поддержку делу национальной защиты. Меньшинство, представлявшее, как видно из указанных выше цифр, добрую треть всех делегатов; съезда, требовало, со своей стороны, чтобы партия начала, кампанию за немедленный мир без аннексий и контрибуций и за немедленное восстановление международных сношений. Меньшинство настаивало также, чтобы партия потребовала от правительства опубликования военных целей Франции и ее союзников.

Национальный съезд партии был созван в декабре 1916 г. Он был отмечен новыми успехами «меньшинства». «Меньшинство» разослало предварительно циркуляр, подписанный 31 депутатом парламента.

В нем критиковалось участие социалистов в правительстве и указывалось, что это участие компрометирует социализм. «Черный и Желтый Интернационалы могли быть созваны в данный момент, говорилось в циркуляре, но рабочий Интернационал никак не может восстановить свою деятельность, а между тем рабочим надлежит также выработать свои условия мира».

На съезде произошли оживленные прения. «Большинство»,  главными ораторами которого были Ренодель, Жюль Гед и Леба, поддерживало резолюцию, в которой указывалось на последовательность партийной политики, диктуемой двойным чувством долга перед страной и рабочим классом. В резолюции говорилось, что партия тотчас же перестанет стоять за войну, как только Германия заявит, что она согласна прекратить военные действия и заключить мир на основе признания принципа права. В резолюции выражалось также одобрение деятельности парламентской группы.

Резолюция «меньшинства» была составлена в следующих выражениях: «Конгресс заявляет о своем решении продолжать политику, согласную с интересами пролетариата, как это было определено в постановлении Амстердамской конференции, в договоре об единстве и в резолюциях международных социалистических конгрессов».

Таким образом, съезд приглашался порвать связь с «министериализмом» и отказаться от сотрудничества с правительством. Однако, за первую резолюцию, предложенную «большинством», было подано 1603 голоса, а за резолюцию, предложенную «меньшинством» только 1348. Голосование резолюции по вопросу о возобновлении международных сношений дало еще более благоприятные для «меньшинства» результаты.

За резолюцию «большинства», предлагавшую отложить созыв Интернационала до того момента, когда немецкие социал-демократы доставят в Международное Социалистическое Бюро резолюции, принятые на съезде и выясняющие их отношение к своим правительствам, отказывающимся определить их условия мира, — было подано 1537 голосов. За резолюцию «меньшинства», требовавшую немедленного созыва Международного Социалистического Бюро, было подано 1467 голосов.

Таким образом, расхождение между двумя фракциями французской социалистической партии становилось все больше и больше, и «большинство» видело,  как таяли его ряды. Перед, партией продолжали стоять два вопроса: вопрос о дальнейшем участии социалистов в правительстве и вопрос о полном отсутствии каких бы то ни было сношений между социалистами, воюющих стран. Оба эти вопроса были тесно спаяны друг с другом. На самом деле, до тех пор, пока французский пролетариат (точно так же, как и: пролетариат других стран) оставался прикованным к своей буржуазии, он не мог через объятый пламенем фронт вести борьбу за международное объединение рабочих.

После парижского съезда в административную комиссию партии вошли новые представители «меньшинства»; это были Вешар, Делепин, Живер, Гуд, Гурдо, Гранвале, Жан Лонге, Мистраль, Муре, Поль Луи, Верфель.. Против этих одиннадцати представителей «меньшинства» стояли тринадцать делегатов «большинства»: Альберт Тома, Брак, Камелина, Дормуа, Дюбрейль, Жерар, Гэд, Элье, Леви, Пуасон, Ренодель, Селье и Самба. Борьба между этими двумя группами не прекращалась.

Голландские члены Международного Социалистического Бюро предложили в январе 1917 г. созвать пленарное заседание Бюро. Это предложение было отклонено 13 голосами против 11. Национальный Совет в марте снова отклонил, как антисоциалистические, резолюции Циммервальда и Кинталя, однако, резолюции по этим вопросам не собрали большинства голосов присутствовавших.

Все эти события происходили как раз накануне русской революции, мировое влияние которой было необычайно велико. Эта революция привела в замешательство старые социалистические партии. Громадный взрыв энтузиазма охватил французские массы при известии о победе русской революции. На революцию в России смотрели, как на начало новой эры, как на провозвестницу близкой мировой революции.

25 марта федерация Сены шлет русским революционерам свой привет и выражает свое восхищение перед всеми, кто подготовил и обеспечил освобождение России. В конце апреля Гюисманс, секретарь Международного Социалистического Бюро, объявил о созыве Международной социалистической конференции, назначенной на 15 мая в Стокгольме. 13 голосами против 11 административная комиссия французской партии отклонила это предложение и в то же время она решила, что Национальный Совет партии соберется 27 мая, чтобы обсудить быстро развивающиеся события. Но 1-го мая «Газета Народа», в которой сотрудничали представители меньшинства, опубликовала призыв Комитета Защиты международного социализма, предлагая созвать конференцию «меньшинства». Большинство административной комиссии выступило в ответ на это с обвинением меньшинства в том, что оно создает новую организацию внутри партии без санкции партии.

«Меньшинство» на это возражало, что 4 депутата «большинства»: Кашен, Тома, Муте и Лафон, отправились в Россию, не имея на то полномочий от партии. Конференция «меньшинства» собирается 8 мая и высказывается за участие на Стокгольмском съезде. Национальный Совет партии открывает свои заседания в самый разгар стачечного движения в Париже, когда настоящий революционный порыв охватил массы. Кашен и Мутэ, вернувшиеся из России, заявили, что русские революционеры требуют созыва Интернационала и что Стокгольмская социалистическая конференция послужит подготовкой к этому конгрессу.

Приверженцы тактики «большинства», видя свое бессилие, единогласно решают присоединиться к требованию русских Советов рабочих депутатов о созыве конференции в Стокгольме. Было решено, что французская партия пошлет в Стокгольм свою делегацию. Это решение было первым крушением военного социализма.

Французское правительство отказало делегатам в выдаче паспортов. В это время намечался также созыв междусоюзнической социалистической конференции. Часть депутатов, стоявших на позиции «большинства», внесла предложение, чтобы в порядок дня конференции был внесен вопрос об ответственности за войну. Это предложение было отвергнуто. Но на самой этой междусоюзнической конференции представители «большинства» снова подняли этот вопрос, но и на этот раз они потерпели поражение.

С своей стороны, «кинтальцы» отделились от другого «меньшинства», представителем которого был Жан Лонге. Конференция приняла предложенную Мак-Дональдом резолюцию о необходимости участия в Стокгольмской конференции, на которую должны быть допущены и представители «меньшинств».

Несколько позднее во Франции произошло одно важное событие. Кабинет Рибо, в котором был министром Альберт Тома, вышел в отставку (7 сентября). Перед партией снова встал вопрос об участии в правительстве. Должны ли социалисты вступать в министерство, если им будет сделано предложение? По этому поводу административная комиссия и парламентская группа собрались на совместное заседание. «Большинство» решило войти в переговоры с новым председателем совета министров; но, в конце концов, партия отказалась участвовать в правительстве.

***

Очередной съезд партии открылся в Бордо через месяц после того, как был ликвидирован министерский кризис. Партия стояла теперь перед новой политической ситуацией. Тем не менее, одна из фракций французского социализма продолжала отстаивать безоговорочное голосование за военные кредиты. Эта фракция провела на съезде свою резолюцию, предложенную Реноделем, и собрала 1552 голоса. За другую резолюцию, — в которой выражалось согласие на участие в Стокгольмской конференции, принципиально отвергалось участие в правительстве и предлагалось депутатам голосовать за военные кредиты до того момента, когда правительство отклонит сделанные ему приемлемые условия мира, был подан 831 голос. Резолюция, предложенная Бризоном, отклонявшая участие социалистов в правительстве и запрещавшая голосование за военные кредиты, собрала лишь 385 голосов, и, наконец, резолюция, предложенная «кинтальцами», собрала всего лишь 188 голосов.

В общем, хотя съезд и высказался единодушно за созыв Международного Социалистического Конгресса, каждая из фракций шла на него со своей особой точкой зрения. Несмотря на все разногласия, «большинство» тем не менее, одержало победу и на этот раз, благодаря выходу из правительства - выходу в глазах большинства никоим образом не окончательному.

В это время во Франции у власти встал Клемансо. Реакция усилилась. Роялисты и бонапартисты стали играть роль, о какой они раньше не смели и мечтать. Начались большие политические процессы. Подавление рабочих волнений принимает все более и более жестокий характер. Председатель совета министров отказывает в выдаче паспортов в Россию. Октябрьская революция вызывает в правительственных кругах Франции резко отрицательное отношение, которое все усиливается. Французской буржуазии кажется, что против такой революции все средства хороши.

В феврале 1918 г. собрался Национальный Совет партии. Снова разгорается борьба по вопросу о военных кредитах. Будут ли представители партии в парламенте голосовать за военные кредиты после того, как в Брест-Литовске раздались призывы ко всеобщему миру, на которые не дано никакого ответа? 1548 голосов высказалось за то, чтобы продолжать голосование за военные кредиты, и 1415 голосов высказались против. Но это была уже последняя победа «большинства».

Следующее заседание Национального Совета партии было созвано в конце июля 1918 г., в тот момент, когда соотношение воюющих сил изменилось, и германские армии были в полном отступлении. В это время против, L'Humanité, — партийного органа, находящегося в руках «большинства», выдвигается газета «Le Populaire», орган «меньшинства» (Лонге, Поль Фор, Поль Луи, Рену). «Le Populaire» скоро завоевала симпатии у парижских рабочих, и ее тираж достиг большой цифры. Резолюция меньшинства (Лонге), требовавшая от правительства точного определения мирных условий и порицавшая всякую попытку вооруженного вмешательства в русские дела, собрала 1544 голоса, в то время, как за резолюцию «большинства», предложенную Реноделем, высказалось только 1172 голоса и за кинтальскую резолюцию — 152 голоса. Потерпевший поражение Ренодель выходит из состава редакции «L‘Humanité».

В момент следующего собрания Национального Совета в октябре 1918 г. партия насчитывала 34 063 члена (более на 6 000 человек, чем в предыдущий год). Весь мир думает только о мире. Партия высказывает одобрение политике Вильсона, который только начинает с нею выступать. На этот  раз «меньшинство», имея 1528 голосов, укрепляет свое преобладающее влияние в партии. Экс-«большинство» собирает 1212 голосов; небольшая группа «центра» (Блюм, Кашен и др.) насчитывает всего 128 голосов, Национальный Совет, руководимый прежним «меньшинством», высказывается за восстановление Интернационала, против участия в правительстве, против всякого враждебного действия, направленного на подавление русской революции. Бывшее «меньшинство» берет в свои руки управление партией. Фроссар избирается генеральным секретарем, а Кашен, «центрист» — становится главным редактором «L'Humanité». Экс-«большинство» выступает с рядом обвинений против нового состава административной комиссии партии, но административная комиссия, не обращая внимания на эти обвинения, приветствует перемирие и германскую революцию и порицает преступное вмешательство французского правительства в русские дела. В общем, новое «большинство» заняло почти такую же позицию и держалось почти такой же тактики, какой придерживалась партия перед 1914 г. Разница была только та, что мировое положение было иное, чем до 1914 г. Теперь почти везде поднималась революционная волна, и вследствие этого перед французским пролетариатом, как и перед пролетариатом других стран, стояли более сложные и широкие задачи, требовавшие срочного разрешения.

III. После войны

Семилетний период с момента заключения перемирия до настоящего времени был беспокойным и хаотичным – во Франции, как и везде. Война внесла огромное опустошение в народную жизнь; но тяжкие мирные договоры, продиктованные победителями в Версале, Сен-Жермене, Трианоне, Нельи и Севре и рассчитанные лишь на то, чтобы раздавить противника, создают положение вещей не менее грозное, чем сама война. Вновь накопляются благоприятные условия для конфликтов; множатся ирредентистские движения. Брошенные на ветер формулы, например — о правах наций на самоопределение, ни для кого не пропали даром. Уже начинают пробуждаться народы Востока; чувствуется возбуждающее и расшатывающее влияние русской революции; глубокие потрясения вызываются полуреволюциями в Германии, Австрии и Венгрии. Никогда не наблюдалось подобной политической и социальной неустойчивости. Французский милитаризм, французская дипломатия и французский консерватизм играют первенствующую роль в послевоенных событиях, — стоит лишь вспомнить о переговорах между Антантой и ее бывшими противниками или о реакционных попытках, направленных против Советской России.

Прошлое не знало колебаний, характеризующих современное состояние промышленной, коммерческой и валютной неустойчивости. Старая теория кризисов превзойдена, преодолена и упразднена необычайным ускорением их ритма в ходе современных событий. Как Франция, так и остальная Европа оказываются в этот период свидетелями жесточайшего краха. Он отмечен резким сокращением товарообмена, катастрофическими колебаниями цен и понижением заработной платы. Впрочем, промышленный кризис во Франции  значительно меньше английского потому, что процент промышленного населения во Франции остается ниже соответствующего процентного отношения по ту  сторону Ламанша.

Капитализм трещит по всем швам. Начинает казаться, что у него уже не хватает сил для восстановления своей нормальной активности, и что необычайные скачки в экономике возвещают приближение новой эры.

И, тем не менее, во Франции реакция оказывается способной бороться против революционных угроз. У власти становится сперва национальный блок, управляющий в интересах крупной буржуазии, аграриев и промышленных трестов; затем, после выборов 1924 года начинается фаза преобладания радикалов-социалистов, во время которой правящему классу удается охранять и спасать свои привилегии, благодаря пособничеству, соучастию или пассивности так называемых демократических партий. Формы буржуазной самозащиты видоизменяются с чередованием различных этапов, но она осуществляется с неизменным упорством и настойчивостью. Что касается пролетариата, то он переживает в шестилетие с 1919 по 1925 г. период большого кризиса, о котором мы постараемся рассказать с максимальной объективностью; и обнаруживающиеся в его среде разногласия по вопросам политической и профессиональной жизни помогают имущим классам усилить свои позиции и обеспечить себе неожиданную и изумительную победу — победу без завтрашнего дня, потому что процесс экономической эволюции, перипетии французской истории и истории мировой быстро подтачивают устои существующего строя. Но ни консерваторы, ни радикалы, стремящиеся спасти эти устои (т. е. прежнюю концепцию классового государства), ни социалисты, желающие подкопаться под эти устои, чтобы подготовить иной правопорядок, не замечают мощных революционных сил, действующих в современном обществе. Одни верят в незыблемость этого общества; другие думают, что для того, чтобы его изменить, нужны десятки и десятки лет. Вот почему эти социалисты играют в руку консерватизму. Они ясно обнаруживают эти тенденции, вотируя за государственный бюджет.

По своему населению послевоенная Франция близко напоминает Францию перед войной. Мы хотим этим сказать, прежде всего, что общее число жителей в ней остается почти тем же, несмотря на присоединение Эльзас-Лотарингии. В 1921 г. у нее было даже на 400 000 чел. меньше, чем в 1911: в 1911 г. — 39 600 000 и 39 200 000 — в 1921. Но ведь она потеряла сотни тысяч людей на полях сражений, и некоторые области обезлюдели в результате войны. Более того, сельское население, несмотря на то, что оно было особенно затронуто войной, остается весьма сильным; причем продолжают сохраняться все основные соотношения. Оно составляло 57,9% в 1906 году, 55,8% — в 1911 и 53,6% — в 1921 году, во время последней переписи. Считают что было убито 600 000 земледельцев! Однако, уход из деревни в город был менее чувствительным, чем казалось. Города выросли, в особенности, благодаря приливу иностранцев, число которых, по данным 1925 г., превосходило 3 миллиона, — главным образом: итальянцев, испанцев, бельгийцев, люксембуржцев, поляков и чехословаков. Например, среди углекопов в департаменте Нор  и Па-де-Кале насчитывается 100 000 иностранцев; на разработках железной  руды в деп. Мерты-и-Мозеля имеется  большое число рабочих, пришедших из северной Италии.

Наоборот, средний класс во Франции переживает в этот период кризис необычной интенсивности, что является фактом большого значения, так как этот средний класс был виновником буржуазных революций 1830 г., 1848 г. и 4 сентября 1870 г. Он был самой прочной основой демократической и капиталистической республики; теперь он стал подвергаться процессу быстрой пролетаризации. Жизнь, тяжелая для работников ручного труда в собственном смысле, сделалась еще тяжелее, для работников умственного труда, работа которых стала оплачиваться значительно ниже довоенного уровня. Мелкая буржуазия подверглась жестокой экспроприации там, где мелкой индустрии еще удавалось себя отстоять. Так, явным образом понизился реальный заработок чиновников, составлявших значительную часть этого класса. Рантье и пенсионеры оказались не в состоянии жить на свои нормальные ресурсы. Тот, кто двенадцать лет тому назад имел на 3 000 фр. ренты или пенсию в 1 500 фр. и таким образом достиг реализации своей давнишней мечты, превратился теперь в обладателя менее, чем 780 фр. ренты и менее, чем 375 фр. пенсии, — если принять во внимание обесценение денег. Он возвратился, следовательно, в ряды пролетариата и имел иногда более оснований для жалоб, чем подлинный пролетарий, потому что, состарившись или переутомившись, он оказался прикованным к своему жребию, не имея возможности бороться с надеждой на успех. Он перешел в ряды недовольных; он потерян для социального консерватизма и для традиционной демократии, для которой он был одной из опорных точек и которая обладала миллионами опорных точек этого рода.

Французская индустрия в этот период делала необычайные скачки. То богатая и счастливая, то стоящая под угрозой катастрофы, она, тем не менее, шла, непрерывно прогрессируя, все к большей и большей концентрации. Благодаря колебаниям франка, трудно измерить национальное богатство страны. Согласно статистическим расчетам американских банковских деятелей, оно достигло в 1924 г. 58 млрд. долл., т. е. почти равнялось национальному богатству перед войной; но доллар, который стоил 5,15 фр. в 1913 г., превышал 23 фр. в 1925 г. Ежегодный доход, исчисляемый на 1924 г. в 7 млрд. долл., почти не изменился, хотя территория Франции и увеличилась, благодаря присоединению Эльзас-Лотарингии.

Специалисты по сельскому хозяйству говорят, что земельный капитал, оценивавшийся в 1913 г. в 62 млрд. франков, или 12 с дробью млрд. долл., в 1923 г. оценивался в 110 млрд. фр., или 6,6 млрд. долл., иными словами, — понизился вдвое; однако, эти цифры не вполне надежны, и выводы, по-видимому, преувеличены. Тем не менее, во всяком случае, можно утверждать, что индустриальный и финансовый капитал вырос реально, за счет капитала сельскохозяйственного. Это легко заметить, если бросить взгляд на статистику обрабатываемой площади земли и сельскохозяйственной продукции.

Пшеница занимала в 1913 году 6 542 000 га, в 1923 — 5 533 000 га; другие хлеба: 1913 г. — 7 миллионов га, в 1923 — 6 800 000 га картофель — 1 548 000 и 1 451 000; свекловица — 249 000 и 162 000. Таким образом, только для одних этих категорий имело место уменьшение более, чем на 1 350 000 га. Производительность на   гектар в период с 1913 по 1923 г. также  упала  для пшеницы — с 13,28 квинтала до 12,51*) (в 1923 г.); для овса —  с 13,22 до 12,17. Цена квинтала пшеницы поднялась с 27 до 79 фр., а цена квинтала овса — с 21,78 до 63,15 фр., но это увеличение не соответствовало  увеличению курса золота.

*) Она поднялась в виде исключения в 1925 г., но, как известно, в этом году повышение можно было констатировать по всей Европе.

Нельзя считать абсолютной истиной непомерное обогащение французского крестьянина в течение военного и послевоенного периода. Этот крестьянин, бывший, одним из крупных покупателей государственных займов и копивший банковые билеты, должен был страдать от обесценения тех и других, а также от обесценения ренты. Правда, можно было констатировать, что многие арендаторы к 1919 г. стали собственниками и что некоторое количество владений было очищено от ипотеки; но уже давно обнаружилось и обратное движение, и приходится лишь сожалеть, что статистика не дает возможности составить точное представление о ходе фактов.

Достоверным можно считать то обстоятельство, что главные отрасли промышленности: копи, металлургия, машиностроение, текстильное и химическое производства, продолжали увеличивать свои капиталы и концентрировать свою деятельность. Угольный и железоделательный комитеты располагают в настоящее время средствами, значительно большими, чем до войны.  Угольные бассейны (оставляя в стороне ре-аннексированную Лотарингию) занимают в настоящее время на 80 000 шахтеров более, чем в 1913 г.; здесь мы имеем, таким образом, увеличение на 40%. Также весьма заметно увеличились контингенты железнодорожников и кадры работников кредитных учреждений.

Точными данными мы располагаем, далее, относительно французской внешней торговли. В 1913 г. ввоз во Франции оценивался в 8,4 млрд., вывоз — в 6,9 млрд., фр.; всего — 15,3 млрд. В 1922 г. общая стоимость внешней торговли достигла 45,2 млрд. в 1923 — 63 млрд. и в 1924 — 81,5 млрд. Даже если принять во внимание, что франк упал ниже четверти своего довоенного курса, все-таки придется констатировать, что результаты 1924 г. на треть превосходят результаты 1913 г. Годы 1923 и 1924 были благоприятными для промышленного и торгового капитала во Франции однако, процветание этих лет является, прежде всего, искусственным потому, что инфляция и обесценение денег позволили экспортерам расширить свои рынки, и, следовательно, в любой момент оно может смениться периодом депрессии, тем более, что экономические колебания становятся все шире и быстрее.

Период господства национального блока заполняет 55 месяцев внутренней истории Франции — и даже более, потому что в него должен быть включен и режим Клемансо. Выборы 1919 г., проведенные с применением поддельного пропорционального представительства, дали социалистам всего 67 мест, тогда как по справедливому математическому принципу, они должны были иметь 100 мест или более. Основное ядро палаты вышло из среды шовинистической и консервативной буржуазии, преданной интересам крупного землевладения, крупной индустрии, крупной торговли и банков. Во внешней политике этот период характеризуется жестоким и бесплодным применением Версальского договора; умножением военных союзов и предоставлением больших займов второстепенным государствам — вассалам Франции; оккупацией Рура и вооруженной интервенцией против Советской России, когда Врангель нашел у парижского правительства ту же поддержку, которую ранее у него получали Деникин, Юденич и Колчак. Франции национального блока была как бы главой нового Священного Союза, но направленного не против Запада, а против Востока. Внутри страны это был режим подавления рабочего класса, ограничения приобретенных свобод; режим полицейского сыска, заключения в тюрьму беспокойных элементов, вмешательства армии в стачки и фискальной политики, тем сильнее давившей на слабых, чем больше она щадила сильных. В результате этой политики на государственный долг наросло к 1924 г. около 19 млрд. недоимок. Тресты обирали народную массу под защитой государства, потому что оно, хотя и угрожало постоянно монополистам и слишком жадным посредникам, никогда не било по ним. Господствующая олигархия, напуганная событиями 1918—1919 гг., но победоносно выбравшаяся из опасного испытания, прибегла к репрессиям и к беззастенчивому подавлению своих противников. Ее погоня за наживой, ее жажда наслаждений, ее безумная спекуляция пользовались полной свободой. Накануне выборов в мае 1924 года, чувствуя, что против нее нарастает общественный гнев и презрение, она попыталась возобновить махинации 1919 г., выбросив на борьбу огромные суммы денег; на этот раз она потерпела поражение, но это поражение было более видимым, чем реальным.

Прежний национальный блок был раздавлен. Новая палата насчитывала 27 коммунистов, 106 социалистов, 3 социалистов-коммунистов — вдвое более числа мест, которое бывшая объединенная социалистическая партия получила в 1919 г. Радикалы и радикалы-социалисты также выиграли, со своей стороны, значительное количество мест. Было очевидно, что прежний состав лиц, стоявших у власти, все эти Пуанкаре, Мильераны, Мажино, Ластери, Франсуа-Марсали, Лейги и пр. должны сойти со сцены. Но в то же время было не менее очевидно, что среди избранных 11 мая 1924 г. радикалов было не мало членов национального блока, которые лишь переменили лица и этикетки. Правительство группы, объединившейся вокруг Эррио при поддержке социалистов — в дальнейшем мы познакомимся с соображениями социалистической партии на этот счет — столкнулось со следующими крупными вопросами:

1. Продление или немедленное прекращение оккупации Рура, т. е. Вестфальского промышленного бассейна?

2. В фискальной политике: уничтожение «двойной десятой» (против которой во время господства национального блока боролись радикалы и социалисты, потому что она давила на потребителя) или укрепление прежней системы? Всеобщий пересмотр бюджета с уменьшением косвенных налогов и усилением прямых — или  продолжение практики национального блока, который прибегал к займам, чтобы избежать обложения состоятельных классов?

3. В социальной политике: будут ли восстановлены в служебных правах железнодорожники, уволенные из-за большой стачки 1920 г.? Будут ли признаны профессиональные союзы чиновников?

4. В колониальной политике: какой линии поведения следует придерживаться в Марокко и в Сирии, где сконцентрированы крупные военные силы?

Кабинет Эррио во всех вопросах — в указанных только что, равно как и во всех прочих — старался не возбудить против себя недовольства буржуазии, и хотя он нередко говорил иным языком, чем национальный блок, на практике он придерживался той же линии поведения. Он весьма долгое время не эвакуировал Рура; он сохранил «двойную десятую»; он не затрагивал фискальной системы или старался ее не затрагивать вплоть до того часа, когда оказался на краю банкротства; он отступил перед железнодорожными компаниями и не потребовал массового возвращения железнодорожников; он фактически признал профессиональные союзы  чиновников, — по крайней мере, некоторые из них, — но не провел никаких законов, чтобы санкционировать их права; он провоцировал восстание риффов, оккупировав северный край бассейна Уэрги. Он не провел ни одной из обещанных им мер против купцов, которые грабили казну в разоренных районах, и против торговцев, создававших дороговизну.  Правда, когда Эррио уходил со своего поста перед лицом оппозиции сената в апреле 1925 г., передавая председательство в совете министров Бэнлеве, крупная буржуазия испустила более криков, чем она получила ударов. Но было бы грубой ошибкой думать, что блок радикальной и социалистической партий нападал на самый строй. Радикалы и социалисты проектировали лишь частичные реформы, которых они, однако, не осмелились осуществить. Хотя они и прогнали Мильерана на следующий день после парламентских выборов с президентского места, они не смогли провести в Елисейский дворец Пэнлеве, которого они тогда считали своим человеком, и место было занято Думэргом. И затем, когда Пэнлеве занял председательское место в совете министров, они пришли к тому мнению, что французская политика эволюционирует вправо. Пэнлеве попытался вернуться к «священной коалиции», стараясь использовать войну с риффами, которая разразилась в момент его прихода к власти. Он призвал в свой кабинет, помимо Кайо — осужденного в свое время Верховным судом, — людей вроде Бриана и Стэга, которые более или менее осторожно служили национальному блоку, и социалисты — они тоже — вначале поддержали своими голосами марокканскую кампанию, возвращаясь, таким образом, к «священной коалиции» эпохи войны. Левые партии немало торжествовали по поводу коммунальных выборов в мае 1925 г. и по поводу кантональных выборов в июле 1925 г., но буржуазия укрепилась у власти или думала, что укрепилась; и, чтобы избежать банкротства и обложения капитала, перед лицом бюджета, в 36 миллиардов фр. (номинально, более чем в шесть раз превосходящего бюджет 1913 г.), Кайо решил прибегнуть к займу по твердому курсу, санкционируя, таким образом, обесценение франка*).

*) Вскоре после того, как были написаны эти строки, произошел министерский кризис: после крушения займа Пэнлеве реформировал свой кабинет, устранив Кайо (29 октября 1925 г.).

В конечном итоге, промышленные картели, крупные банки и крупная торговля, благодаря соучастию парламентских деятелей, сумели обернуть в свою пользу выборы 1924 г., которых, впрочем, никто не приветствовал с наивным оптимизмом, как преддверие больших перемен.

В течение этого периода 1919—1925 г., как при режиме национального блока, так и при главенстве объединенных левых партий, жизнь продолжала сильно дорожать. 1920-й год отмечен максимумом; вслед за тел имело место внезапное понижение цен, но за ним последовал новый период вздорожания, особенно значительного в 1921—25 г. Причины этого вздорожания весьма многочисленны: обесценение франка, который в 1923 г. стоял ниже трети, а в 1925 г. — ниже четверти своей стоимости  увеличение прямых и косвенных налогов, неизменна отражавшееся на ценах; алчность производителей и поставщиков и т. д.

Для Парижа, по данным общей статистики, стоимость тринадцати определяющих индексы товаров выражалась по отношению к 1914 г.: в июле 1918 г. — 206%, в январе 1919 г. — 243%, в июле — 261%, в январе 1920 г. — 290%, в июле — 373%, в декабре — 424%, в июне 1921 г. — 312%, в декабре — 323%, в мае 1922 г. — 327%, в декабре — 305%, в мае 1923 г. — 325%, в декабре — 365%, в августе 1924 г. — 360%, а августе 1925 г. — 423%. Но эти индексы относились лишь к пищевым продуктам. В расчет не входили ни одежда, ни хозяйственные принадлежности, ни отопление, ни издержки по передвижению и т. д. Цены, удвоившиеся о 1914 по 1919 г., вновь удвоились с 1919 по 1925 г.

Министерство труда провело анкету относительно вздорожания месячного содержания для одинокого рабочего (питание и квартира). Стоимость такого содержания в сравнении с предвоенным периодом поднялась: в г. Бурге — в 65 фр. до 390 фр.; в Лане — с 90 до 540; в Ницце — с 75 до 525; в Монлюсоне — с 75 до 325; в Шарлевилле — с 67 до 450; в Нарбонне — с 55 до 285; в Марселе — с 75 до 390; в Ангулеме — с 67 до 300; в Дижоне — с 85 до 360; в Париже — с 75 до 285; в Шартре — с 80 до 345; в Тулузе — с 77 до 300; в Сетге – с  67 до 315; в Ренне – с  71 до 280; в Сен-Мало (в том же департаменте) — с 75 до 420; в Шатору — с 60 до 360; в Гренобле — с 77 до 360; в Блуа — с 70 до 360; в Нанте — с 80 до 300; в Ажапе — с 70 до 330; в Анжере — с 60 до 350; в Реймсе — с 70 до 425; в Нанси — с 75 до 325; в Мобеже— с 67 до 400; в Аррасе — с 75 до 345; в Лионе с 80 до 465; в Мане — с 67 до 255; в Руане — с 55 до 300; в Амьене – с  56 до 450.  Этот перечень показывает, что вариации индексов являются весьма значительными; во многих случаях перед нами более чем учетверение, в других дело идет об увеличении в 6 и более раз.

Перейдем к заработной плате. Объединение металлургической и горной промышленности, механических за подов и пр. (хозяйская организация) — опубликовало отчет о заработной плате, выдававшейся входящими в него предприятиями в 1924 г. Из этого отчета вытекает, что квалифицированные рабочие получали, в среднем  для всей Франции, 8,29 фр. в час; все взрослые рабочие, независимо от квалификации, — 2,91 фр. По данным анкеты, проведенной мэрами и промышленными судами, поданная заработная плата в Париже поднялась за время с 1914 по 1924 г., смотря по производствам, от 233 до 393% (минимум и   максимум). Иными словами, для многих отраслей она не учетверилась. Например, поденный наработок кузнеца поднялся с 10 до 36 фр., плотника — с 9 до 30, каменотеса — с 9 до 32. В остальной Франции заработная плата поднялась на 377%. С 4,61 фр., в среднем, перед войной, она поднялась до 22 фр. в 1924 г. — Однако, доступные каждому факты показывают, что эти указания анкеты преувеличены. Но если даже допустить их правильность, то и тогда придется признать, что заработная плата отставала от кривой повышения стоимости пансиона.

Притом здесь дело идет исключительно о рабочих. Обследования заработной платы чиновников и служащих, доведенные, правда, только до 1922 г., дают следующие результаты. К этому времени стоимость жизни более чем утроилась; служащие же, которые получали до войны  от 2400 до 2700 фр., теперь имели от 7000 до 7900 фр., т. е. им не удалось достичь повышения жалованья, соответствующего вздорожанию жизни. Что касается чиновников, то только наиболее скудно оплачиваемые из них достигли утроения своего вознаграждения; жалованье промежуточных категорий едва удвоилось.

В общем, вздорожание жизни не компенсировалось увеличением жалованья и, во всяком случае, оно всегда обгоняло повышение последнего. Вздорожание жизни вызвано не повышением заработной платы: на самом деле имело место обратное явление.

В период 1918—1925 г. французское рабочее законодательство не было особенно изобильным. Если оставить в стороне закон о синдикатах, к которому нам придется еще вернуться, единственный акт первостепенной важности, который был издан за это время, это – закон о восьмичасовом рабочем дне. Предварительный законопроект был вотирован палатами вскоре после перемирия, когда рабочие массы наскоро сорганизовались и перешли в наступление по всей линии. Но со времени опубликования текста закона в «Официальной Газете» 23 апреля 1919 г., крупные хозяева не переставали нападать на него, старались его обойти, требуя многочисленных изъятий, или настаивали на его пересмотре. И в действительности, он не применялся в большинстве промышленных областей; а на многих заводах 8 часов были заменены восемью с половиной, девятью, десятью, даже одиннадцатью часами. Инспектора труда закрывали на это глаза. Весьма нередко рабочие сами охотно шли на удлинение рабочего дня, который давал им увеличение заработной платы, освобождая их от необходимости добиваться этого увеличения путем борьбы. Хотя некоторые рабочие объединения были достаточно сильны для того, чтобы принудить предпринимателей соблюдать закон, другие уступали позиции, и таким образом установилось фактическое положение, которое вредило всему пролетариату. Ортодоксальные экономисты продолжали, даже вопреки официальной статистике, утверждать, что восьмичасовой рабочий день уменьшает продукцию. Они утверждали также, что он повышает издержки производства, хотя там, где закон применялся, повсеместно наблюдалось повышение часовой производительности.

На следующий день после окончания войны рабочим был обещан другой закон, который должен был охватить все формы социального страхования, тогда как до того лишь старость и несчастные случаи давали право на пенсию или на возмещение. Этот закон, весьма далекий от пожеланий трудящихся, прождав 5 лет, был, наконец, принят палатой накануне самых выборов 1924 г. Однако, с тех пор он был еще задержан в сенате, который стремится по возможности умалить предоставляемые им права.

Крупные предпринимателя, сорганизовавшись во Франции наподобие своих германских, скандинавских или английских коллег; снабжая обильными средствами кассы своих объединений; располагая солидно оборудованными боевыми газетами и распространяя свое влияние на всю прессу, — борются шаг за шагом против этого социального законодательства, равно как и против требований повышения заработной платы. Они стремятся возложить на рабочий класс тяготы фискального обложения и вздорожания жизни, и им это легко удается, благодаря механизму капиталистического строя.

По данным министерства труда, на 1 января 1924 г. существовало 6210 предпринимательских синдикатов, объединявших 434 000 чел. На 1 января 1914 г. было 4967 синдикатов с 403 000 чел. Правда, вначале эти объединения не имели своею целью защиты классовых интересов; но с течением времени они превратились в боевые организации. Именно этот боевой характер отличает организации крупной индустрии: Объединение горной и металлургической промышленности. Комитет угольных предприятий Франции, Объединение синдикальных палат текстильного производства, Комитет военной промышленности, Всеобщую конфедерацию французской промышленности, Комитет торговли и промышленности республики.

Объединение горной и металлургической промышленности образовалось вокруг Комитета железоделательных заводов, который и остается душой Объединения. Оно охватывает 75 синдицированных палат с 6743 членами, причем каждый из этих членов командует, в  свою очередь, многочисленной группой лиц. Оно создало, между прочим, кассу взаимопомощи против стачек. Также и Комитет угольной промышленности установил у себя боевой фонд. Кроме того, все эти ассоциации находятся в контакте друг с другом и, идет ли дело о вмешательстве в пользу хозяев в экономической области в собственном смысле, или о том, чтобы надавить на политику, повлияв на избирателей или на палаты, — хозяйские объединения пребывают в тесном согласии друг с другом. Они финансировали, между прочим, реакционные и буржуазные партии в 1919 и в 1924 гг., — в союзе с крупными банками, страховыми обществами и транспортными компаниями.

В годы, последовавшие за окончанием войны, синдикальные рабочие организации обнаружили сперва значительный рост во Франции, равно как и в других странах. Демобилизованные солдаты массами вливаются в «федерации», заставляя их внезапно раздвинуть свои рамки. Вновь пришедшие изменяют облик и дух рабочих группировок, требуя немедленного перехода к действию: серия наступательных стачек является показателем этого боевого настроения. Созидательные попытки и опыты реорганизации сопровождаются требованиями относительно заработной платы. Весной 1920 г. французский синдикализм достигает максимума своей качественной и моральной мощи. Но после крушения большой железнодорожной стачки начинается отлив. Кадры организованных рабочих подвергаются уменьшению. Их ослабление объясняется, впрочем, и экономическим крахом, который свирепствовал во всем мире и везде вызвал сокращение рабочих организаций. Но, кроме того, наличность в рабочем движении различных тенденций, затем раскол на ВКТ и на УВКТ и его непосредственные последствия также способствовали ослаблению рабочих союзов. Борьба между соперничающими организациями слишком часто предшествует социальной борьбе в собственном смысле слова, и каковы бы ни были стремления к перегруппировке (между прочим, совершенно нескрываемые), единство не восстановлено до конца 1925 г.

Юридическое положение рабочего синдиката за это время несколько изменилось. Пересматривая законы о союзах, парламентское большинство имело в виду отвлечь организованных рабочих от политических и социальных выступлений и направить их внимание на другие сферы деятельности. Закон 13 марта 1920 г., переделывавший закон 1884 г. — официальную «хартию» рабочих объединений, — примыкал к закону 25 марта 1919 г. относительно коллективных договоров. Подобно этому последнему, он вызвал сильную оппозицию со стороны революционных рабочих.

Этот закон расширил экономическую компетенцию синдикатов, давая им право на целую серию новых видов деятельности. Его авторы надеялись, что рабочие синдикаты займутся внутриорганизационными и экономическими вопросами и будут менее думать о наступлении на капитализм. Закон предоставлял возможность свободным профессиям воспользоваться вытекающими из него правами, но намечал специальные статьи относительно чиновников. Вопрос о них был наиболее спорным, так как государство придерживалось традиции преследования административного синдикализма. В ожидании будущего, министерство заявило, что оно будет признавать status quo, но опыт показал, что это обещание не имело никакого определенного значения.

Законопроект, предусмотренный актом 13 марта 1920 г., был доложен палате 1 июня того же года, но, практически, он исключал истинный синдикализм; он распределял чиновников на несколько обособленных групп и запрещал им всякий контакт с рабочими массами. Он должен был установить для союзов подлинный драконовский режим. Но будучи встречен бурей негодования, он не был даже подвергнут дискуссии.

Гонения на синдикаты продолжались непрерывно с 1919 по 1924 г. Настоящее преследование началось в феврале и мае 1920 г., после двух железнодорожных стачек. Даже сама ВКТ была привлечена к суду, на предмет ее роспуска, и, в результате, была «распущена» судом исправительной полиции Сены 12 января 1921 г. Однако, дело осталось для нее без реальных последствий. В этот период, когда правительство мало щадило и рабочие организации, особенно доставалось синдикатам чиновников.

В конце 1918 г. служащие почты, телеграфа и телефона решили превратить свою организацию в синдикат.

Их пример вызвал подражание, например, у учителей, которые вотировали в принципе необходимость создания обширного синдиката и присоединения его к ВКТ. Чрезвычайный конгресс ратифицировал это решение. В мае 1920 г. федерация чиновников собралась на конгресс, который объединил 200 000 членов и высказался за установление связи с ВКТ. В этот именно момент правительство выдвинуло указанный выше законопроект, и возбуждение возросло еще больше.

Тогда власть решается перейти в наступление. Она начинает преследования против организаций почтовых чиновников, служащих министерства финансов и министерства колоний и требует роспуска федерации учительских синдикатов. Но она наталкивается на мощное сопротивление, а ВКТ обещает свое содействие чиновникам общественных предприятий.

Во время министерств национального блока опасность угрожала всем ассоциациям синдикального типа, созданным государственными служащими. Федерация чиновников, которая объединяла все ведомства (ее конференция в 1921 г. представляла более 150 000 чел.), не отступила, однако, ни на один шаг.

Объединение левых партий обещало перед выборами 1924 г. санкционировать законом право чиновников на свой синдикат. Но этого закона, вероятно, еще долго придется ожидать, и если чиновники имели некоторую передышку в месяцы, следовавшие за выборами; если их делегации имели фактическую возможность предпринимать шаги даже перед министрами, — тем не менее преследования не замедлили возобновиться: правительство Пенлеве отказалось иметь дело с подобным синдикатом, ввиду его тенденций, и некоторые синдикальные работники были временно удалены со службы за участие в демонстративной стачке в сентябре 1925 г.

Количество входивших в синдикаты рабочих, правильно возраставшее с 1904 по 1914 г. и упавшее вначале мирового кризиса, чтобы затем вновь начать подниматься, — быстро увеличилось на следующий день после перемирия.

Как указано выше, цифры официальной статистики требуют ряда оговорок. Эти цифры показывали на 1920 г. 5283 рабочих синдиката с 1 581 000 членов, — на 437 синдикатов и 554 000 членов больше, чем в 1914 г. Один департамент Сены насчитывал 291 000 синдицированных рабочих, Нор —  166 000, Па-де-Кале — 88 000. В организации входило 293 000 женщин. Среди отдельных союзов на первом месте шли транспортники и грузчики с 508 000 членов, затем металлисты с 234 000, текстильщики — с 174 000, шахтеры — с 120 000, и строительные рабочие — с 146 000. На 1-е января 1920 г. насчитывалось 192 биржи труда с 2470 синдикатами и 832 000 членов. Однако, эти цифры решительно расходятся с данными союзных отчетов и с конфедеральными документами.

На сессии Национального Комитета ВКТ в январе 1920 г. число членских карточек, взятых различными федерациями, исчислялось в 2 400 000, т. е. на 800 000 превосходило цифру, указанную министерством труда. Впрочем, это было максимумом, потому что общее число членов быстро понизилось в период внутренней борьбы, который последовал за большой железнодорожной стачкой. Возникший в результате нее раскол также заставил многие и многие тысяча рабочих отойти, в ожидании перегруппировки. К концу 1920 г. было не более 300 000 членов Конфедерации, к концу 1921 г. состав ее опустился до своего минимума — 550 000, чтобы вновь подняться до 750 000 в следующем году и до приблизительно 1 000 000 в 1925 (ВКТ и УВКТ). Чтобы дать представление о характере имевших место колебаний, достаточно указать, например, что количество организованных железнодорожников в несколько месяцев упало с 320 000 до 57 000.

Министерство труда насчитывало на 1-е января 1924 г. 6540 рабочих синдикатов с 1 809 000 членов, но, по всей вероятности, оно включало в это число некоторые организации, не имевшие синдикального характера, и истина обязывает сказать, что этот расчет страдает излишним оптимизмом. Стачки были наступательными с 1918 по 1920 г., затем они сменились периодом оборонительных стачек. В последнее время они были то наступательными, то оборонительными. В верную фазу непосредственно вслед за заключением перемирия, соответствующую максимуму рабочего возбуждения, стачки имели целью вырвать у хозяев увеличение заработной платы и заставить их применять восьмичасовой рабочий день.

Вот некоторые цифры. С января по апрель 1919 г. — 213 стачек с 41 000 участников; с мая по август — 1488 стачки с 415 000 участников; с сентября по декабрь — 560 стачек со 195 000 участников; с января по апрель 1920 г. 1165 стачек с 570 000 участников; с мая по август — 373 стачки с 508 000 участников; с сентября по декабрь — 249 стачек с 39 000 участников.

В течение этого периода не раз вздымались огромные волны рабочего движения. В апреле 1919 г. забастовали парижские швейники, требуя 44-часовой недели; 1-го мая вся экономическая жизнь столицы совершенно прекратилась, и на улицах имели место столкновения. В это же время происходила и забастовка банковских служащих. Месяцем позднее разразилась стачка металлистов, распространившаяся на 150 000 человек. Затем поднимаются служащие больших магазинов, шахтеры в Нор и Па-де-Кале, мобилизованные портовые рабочие, докеры Марсели, рабочие лотарингских металлургических заводов, ткачи во Вьенн и в Изере, строительные рабочие севера — числом до 80 000 человек.

В начале 1920 г. появляются признаки нарастающего возбуждения среди железнодорожников; вскоре наступает быстрый подъем настроения, ведущий за собой историческую стачку. 23 февраля рабочие в мастерских сети Париж-Лион-Средиземное море бросают работу из солидарности с одним из товарищей, и движение начинает перебрасываться с одного узла на другой. Федеральный совет железнодорожников объявляет всеобщую стачку; правительство декретирует чрезвычайные меры и приступает к арестам. Однако, стороны заключают соглашение. Этот эпизод, впрочем, послужил лишь вступлением к дальнейшим событиям.

В марте 1920 г. 90 000 шахтеров в Нор и Па-де-Кале оставляют работу; в то же время бастуют 70 000 ткачей Лилльского района и 30 000 рабочих металлургических предприятий в восточных департаментах. Бастующие выставляют требование 8-часового рабочего дня и увеличения заработной платы. Вновь возникает движение среди железнодорожников. Организованные рабочие сети Париж-Лион-Средиземное море высказываются против слишком осторожной политики федерации и требуют от нее перехода к революционным действиям, а от правительства — национализации железных дорог. Синдикаты восточных департаментов присоединяются к их вотуму. Федеральный конгресс в Обервильере в апреле санкционирует принцип всеобщей стачки, начало которой федеральный комитет назначает на 30 апреля. ВКТ обещает поддержку со своей стороны. Благодаря присоединению шахтеров, число бастующих быстро достигает 500 000. В этот момент металлисты и строители заявляют о своем желании вступить в их ряды, чтобы придать производимой атаке грандиозный размах. ВКТ советует им ожидать ее призыва.

Но металлисты не могут ждать. Призыв к стачке быстро переходит от федерации к федерации. Электрики, рабочие на газовых заводах и мебельщики бросаются в борьбу. Правительство отвечает массовыми арестами. 15 мая конфедеральный комитет, ввиду наличности проекта реорганизации железных дорог, заявляет, что правительство признало законность рабочих требований, и предлагает организациям, поддержавшим железнодорожников, приступить к работе, выдав бастовавшим некоторую субсидию. Затем и сами железнодорожники прекращают стачку. В результате остается 22 000 уволенных со службы. Это — одна из наиболее значительных перипетий в истории синдикальной борьбы. Пролетариат в ней получил жестокий удар. Он потерпел поражение. В после0-дующие месяцы число конфликтов уменьшается. Даже в последние месяцы 1920 г. отмечается некоторое затишье.

В 1921 г. насчитывается несколько более 500 стачек с 360 000 участвующих. Количество участвующих — но не стачек — здесь меньше, чем за один месяц 1920 г. Также и 1922 г. оказывается исключительно спокойным — 306 стачек с 76 000 участников за все первое полугодие. В ряду этих лет 1924 год дает 1345 стачек, но всего лишь 242 000 участников. Здесь встречаются также и наступательные стачки, которые выступят на передний план в 1925 г. Одной из наиболее значительных наступательных стачек этого времени является неудачная стачка банковских служащих (август—сентябрь 1925 г.). В итоге, даже до настоящего времени рабочее движение не смогло восстановить своей мощи 1919—20 гг.

История раскола, который совершился в рядах французского синдикализма и начало которого приходится на конец войны и на ближайший послевоенный период, является одной из наиболее печальных страниц французского профессионального движения. Сначала мы увидим, как ВКТ распадется на два отдельных обрубка; затем обнаружится новый разрыв, из которого возникнет третий обрубок.

В 1918—19 г. ВКТ посвящает свое внимание тому, что она называет своей программой реорганизации. Эта программа подвергнется резкой критике со стороны революционных элементов, и с течением времени их критика будет становиться все более и более суровой.

Вскоре после заключения перемирия, в Зимнем цирке в Париже состоялось собрание, на котором обсуждалась минимальная программа рабочих требований. Программа, принятая собранием, требовала участия пролетариата в мирной конференции, отмены военных ограничений гражданских свобод, синдикального права для чиновников, восьмичасового рабочего дня, охраны женщин и подростков и т. д. Эта программа позднее была санкционирована конфедеральным комитетом на декабрьской сессии его в 1918 г. Следующая сессия, в марте 1919 г., выразила пожелание об учреждении национального экономического совета и высказалась против аннексионистского мира. На 21 июля была назначена международная  демонстрация, в которой должна была принять участие и Франция протестуя против интервенции в России и требуя признания программы ВКТ. Но в последний момент демонстрация была отменена конфедеральным бюро, и это решение, несмотря на одобрение его национальным комитетом (91 — за, 16 — против, 8 — воздержавшихся), вызвало чрезвычайно энергичные нападки со стороны революционного меньшинства.

Большинство в это время особенно озабочено, во-первых, созданием экономического совета, который должен стать внутренним механизмом всего государства; во-вторых, — национализацией железных дорог и копей. В сентябре 1919 г. ВКТ принимает участие в официальной рабочей конференции в Вашингтоне, а после своего Лионского конгресса вновь собирается для создания неофициального экономического совета, имеющего целью способствовать реконструкции французской индустрии. Это решение было одобрено комитетом в январе 1920 г. 104 голосами, против 18 мандатов революционного меньшинства,

В момент первой стачки железнодорожников ВКТ поднимает свой голос в пользу промышленной национализации, требуя: перехода железных дорог в коллективную собственность, передачи эксплуатации и управления ими автономному организму, представляющему общие интересы, и создания совета, образованного государством совместно с производственными и потребительскими организациями. Во время второй стачки ВКТ заявляет, что эта программа должна быть распространена также на копи и на производство электрической энергии. Но мы уже видели: поражение, понесенное железнодорожниками, оказало свое влияние на все рабочее движение; ВКТ должна была свести свою деятельность к обороне; пролетариат принужден был ограничиться защитой своей заработной платы, а внутренняя борьба, с отыскиванием несущих ответственность за поражение, начала все больше и больше выдвигаться на передний план. Революционное меньшинство обращало к большинству упреки в резком снижении уровня синдикальной энергии; реформистское большинство обвиняло революционеров в недостаточной зрелости их выступлений. Расколу французского синдикализма предшествовал международный раскол профессионального движения. Прежде, чем появилось во Франции раздвоение на ВКТ и УВКТ, Московский Интернационал уже противопоставил себя Амстердаму.

Амстердамский Интернационал сорганизовался в июле 1919 г. Им было назначено бюро в составе 4 членов: Эпльтона (Англия) — президента; Жуо (Франция) и Мертенса (Бельгия) — вице-президентов, и Фиммена (Голландия) — секретаря.  В качестве его постоянного местопребывания избран указанный выше большой голландский порт. Амстердамский Интернационал составился из ряда национальных объединений, входивших в довоенный Интернационал и ставших в некоторых — не последних, странах на платформу политики сотрудничества.

Интернационал красных профсоюзов был основан в Москве. Его первый конгресс состоялся в июле 1921 г. В основу своей деятельности он положил принцип классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Несколько французских делегатов подписались под его декларацией, что вызвало отречение от них «Комитета Революционных Синдикалистов» (КРС—CSR), представлявших левое крыло ВКТ. В том же смысле высказалось и объединение синдикатов деп. Сены; эти организации отказались установить существенную связь между коммунистической партией и синдикатами — будь то в национальном или в интернациональном масштабе. Такова была их позиция, по крайней мере, вначале.

Тем временем внутри самой ВКТ продолжалась борьба между правыми и левыми. На Лионском конгрессе в сентябре 1919 г. реформисты имели подавляющее большинство: 1393 голоса против 588 (при одном голосовании) и 1638 против 323 (при другом).

После второй железнодорожной стачки реформисты, потерпевшие перед нею поражение на некоторых железнодорожных узлах, вновь одержали верх. На федеральном конгрессе они собрали 155 000 голосов против 116 000, и резолюция, враждебная Коммунистическому Интернационалу, была принята 294 голосами против 118.

На Орлеанском конгрессе в сентябре 1920 г. меньшинство, объединяющее коммунистов и революционных синдикалистов, оказывается уже более сплоченным и организованным. В одном голосовании они собирают 691 голос; представители большинства — 1482 голоса. Последние провозглашают неприкосновенность Амьенской Хартии, хотя сотрудничество и без того фактически проводилось на практике. Со своей стороны, меньшинство созывает на исходе конгресса  особое совещание, создает комитет действия и решает примкнуть к Московскому Интернационалу, сохраняя, однако, во всей целости принцип автономии профессионального движения. КРС удваивает активность. Национальный комитет ВКТ прибегает к угрозам, обвиняя левых в том, что «они смущают совесть рабочего класса» (ноябрь 1920 г.). Резолюция собирает 72 голоса против 28, при 23 воздержавшихся.

Однако, в декабре 1920 г. объединение синдикатов деп. Сены назначает бюро из представителей меньшинства. Наоборот, федерация сельскохозяйственных рабочих одобряет тактику исключения по отношению к КРС, и ряд других федераций следует ее примеру. Конфедеральный комитет в феврале 1921 г. подтверждает, 80 полосами против 24, необходимость подчинения Амстердамскому Интернационалу, и заявляет, что группировки, примыкающие к Москве, тем самым исключают себя из ВКТ.

Борьба развертывается со все возрастающей силой. Несколько департаментских объединений протестуют против новых исключений сторонников КРС. Революционеры оказываются победителями в федерации строительных рабочих и на некоторых железнодорожных узлах. Конгресс железнодорожников раскалывается надвое, и два федеральных бюро оказываются стоящими друг против друга. Это первый случай раскола (июнь 1921 г.).

Между тем Исполнительный комитет Амстердамского Интернационала увеличивает смуту, исключая из этого Интернационала группировки, примыкающие к Москве. Соответствующее решение было опубликовано как раз накануне конфедерального конгресса в Лилле. В этот момент еще несколько федераций перешли от большинства к меньшинству.

Обе стороны явились на конгресс в чрезвычайно воинственном настроении. Меньшинство (имевшее 840 делегатов—в 6 раз больше, чем в Орлеане) устроило предварительную конференцию и вотировало посылку делегации в Россию. Доклад бюро был утвержден на конгрессе всего лишь 1556 голосами против 1348 при 46 воздержавшихся (27 июля 1921 г.). Дебаты об ориентации профессионального движения продолжались 3 дня и закончились принятием резолюции большинства, которая собрала 1572 голоса. Но и резолюция меньшинства собрала 1325 голосов. Она требовала разрыва с Амстердамским Интернационалом и вхождения в Московский Интернационал, под условием признания им автономии синдикального движения; следует добавить, что центральный совет Красного Интернационала Профессиональных Союзов прислал сообщение о своем согласии на предлагаемое условие.

Лилльский конгресс не привел даже к перемирию. Обе стороны обвиняли друг друга в сепаратизме, ссылаясь на ежедневные инциденты, имевшие место в синдикальной жизни. На обострение их политики оказывала немалое влияние война, которая велась между двумя бюро железнодорожников. Сессия конфедерального комитета в сентябре 1921 г. еще более усилила процесс разложения. Меньшинство протестовало против исключений Комитетов Революционных Социалистов; большинство настаивало на осуждении последних и на исключении их из конфедеральной организации. Большинство получило на сессии 63 голоса против 55, при одиннадцати воздержавшихся. Исключения из ВКТ все умножались, тогда объединения деп. Сены и деп. Сены и Уазы, а также федерация строительных рабочих, заключили между собой соглашение о созыве национальной конференции революционных объединений и федераций. Эта конференция потребовала, чтобы ВКТ созвала общий конгресс железнодорожников. Но ВКТ отказывает в этом, и с этих пор, практически и официально, существуют две федерации работников железных дорог.

В декабре меньшинство выставляет требование созыва чрезвычайного конгресса конфедерированных синдикатов, объявляя в опасности единство конфедерации. 14 объединений и 11 федераций подписывают этот призыв. ВКТ отвечает манифестом, в котором, со своей стороны, объявляет предполагаемый конгресс незаконным. Конгресс, тем не менее, открывается 21 декабря, причем регистрирует присутствие 1528 синдикатов. Он настаивает на том, чтобы ВКТ назначила чрезвычайную сессию для обсуждения вопроса о синдикальном единстве. Конфедеральное бюро отказывается вести с ним переговоры. 24 декабря конгресс самостоятельно назначает новую сессию на первое полугодие 1922 г. Если до 31 января комитет Конфедерации не выскажется в пользу этого проекта, специальная комиссия, назначенная унитарным конгрессом (название, которое только что было принято), созовет по собственному почину конгресс, чтобы объявить о несостоятельности центральных органов. Кроме того, унитарный конгресс рекомендует воздержаться от взятия членских карточек и марок из федераций и объединений, одобряющих политику исключения. Конгрессом были назначены бюро и административная комиссия для поддержания связи между унитарными синдикатами.

ВКТ оспаривает указанную выше цифру 1528 синдикатов и констатирует, что опубликованные резолюции создают раздвоение в рабочем классе и фактически осуществляют раскол. ВКТ обращается к синдикатам и синдикальным меньшинствам, уважающим ее решения, с предложением брать свои карточки и марки непосредственно от нее; она будет строго держаться резолюций конгрессов, провозглашающих несовместимость вхождения в синдикальное единство с нарушением постановлений, принятых сообща всей конфедерацией.

Вскоре после этого, наряду с ВКТ, возникает Унитарная Всеобщая Конфедерация Труда — УВКТ (CGTU). Начинается новый период синдикальной жизни, характеризующийся наличностью двух центральных органов профессионального движения.

На сессии конфедерального комитета в феврале 1922 г., на которой были представлены 71 объединение и 37 федераций, ВКТ вынесла резолюцию, возлагающую на УВКТ ответственность за происходящую ломку.

Со своей стороны, 5 марта собрался комитет УВКТ. Он подверг обсуждению условия организации конгресса, который должен был состояться в том же году, а также проект устава новой конфедерации. По этому последнему вопросу немедленно возникли разногласия между революционными синдикалистами и коммунистами или сочувствующими коммунизму. Некоторую роль в этом расхождении мнений играли и анархисты. Затем дискуссия еще более усложнилась. Коммунисты требовали безоговорочного вхождения в Красный Интернационал профессиональных союзов; революционные синдикалисты соглашались на вхождение в него, но настаивали на оговорке относительно синдикальной автономии; анархисты желали присоединения к чисто синдикальному Интернационалу, основания которого были заложены в Берлине.

Конгресс в Сент-Этьене, собравший, но его собственному исчислению, делегатов от 360 000 рабочих, заседал с 26 по 30 июня 1922 г. Главным пунктом его был вопрос о присоединении к Московскому Интернационалу. Оно было вотировано 777 голосами против 391, при условии, что вопрос будет пересмотрен, если за УВКТ не будет признано права на национальную автономию. Делегаты меньшинства заявили, что они остаются в организации лишь в целях защиты находящегося в опасности синдикализма. Представители большинства ответили, что они намерены идти к революции без опеки какой бы то ни было партии или секты. Во главе бюро был поставлен Монмусси.  Затем конгресс утвердил устав, который сильно походил на устав ВКТ: структура обоих группировок была продиктована сущностью вещей; она имела свои корни в глубине жизни воинствующего пролетариата.

В дальнейшем приходится рассматривать отдельно историю ВКТ и УВКТ. Последняя со временем увидит новые распри в рядах своей организации, но в течение всего периода между сент-этьенским конгрессом и настоящим моментом (октябрь 1925 г.) она не перестанет развертывать свою деятельность, организуя стачки, ведя агитацию в рабочих массах и стараясь принудить ВКТ вернуться единству на отстаиваемых ею условиях — в силу решения конгресса, на котором встретились обе организации. ВКТ, со своей стороны, посвящает свою деятельность завоеванию частичных улучшений, она прибегает все менее и менее к стачечной тактике, продолжает придерживаться методов сотрудничества, обвиняет свою соперницу в подчинении коммунизму и заявляет, что объединение возможно лишь в ее собственных рамках.

В ноябре 1922 г. она принимала участие в пацифистском конгрессе в Гааге, организованном Амстердамской федерацией профессиональных союзов. В январе 1923 г. открылся ее собственный национальный конгресс в Париже, на котором было представлено 1 500 синдикатов. Его заседания отличались замечательным спокойствием. Конгресс высказался против внешней политики национального блока и против оккупации Рура; он требовал строгого применения восьмичасового рабочего дня, введения социального страхования и предоставления синдикального права чиновникам.

В следующем году реформистская программа была слегка переработана перед выборами 11 мая. Нападая на дороговизну, ВКТ сочла нужным повторить пожелания конгресса 1923 г., настаивая на пересмотре системы обложения, введении налога на капитал и создании монополий на сахар, керосин и страхование; равным образом она повторила требование национализации и создания экономического совета труда, где должны встретиться делегаты производителей и потребителей. «Этот совет», сказал генеральной секретарь ВКТ Жуо, «не будет буржуазным органом, подобно высшему совету труда».

Появление у власти кабинета Эррио (июнь 1924 г.) было благожелательно встречено конфедеральными кругами, оказавшими поддержку новому правительству. Они согласились на то, чтобы бюро ВКТ приняло участие в предварительной подготовке вопроса о создании экономического совета труда, а также на то, чтобы Жуо заседал в качестве делегата Франции в Лиге Наций. В этот момент взаимоотношения ВКТ с социалистической партией были более тесными, чем когда-либо.

Наоборот, полемика с УВКТ продолжала вестись с большим ожесточением. УВКТ, пользуясь каждым удобным поводом для возобновления своих предложений относительно сближения и объединения, осуждала, однако, действия бюро ВКТ; ВКТ, со своей стороны, не упускала случая упрекнуть УВКТ в подчинении коммунистической партии. В августе 1925 г. Национальный Учительский Синдикат, осуществляя давно лелеемую мечту, предложил ВКТ принять в ее состав 70 000 его членов. Это присоединение состоялось накануне конфедерального конгресса в Париже (в конце августа), на котором должен был быть поднят вопрос об единстве рабочего движения.

В феврале комитет ВКТ уже ответил на шаги УВКТ решительным отказом. «Рабочее единство», по мнению комитета, «может осуществиться лишь путем возврата трудящихся в ряды законно конфедерированных организаций (т. е. путем безоговорочного упразднения УВКТ)». В то же время комитет подтверждал правильность своего вхождения в Международное Бюро Труда и участия в работе Лиги Наций, на которую нападала УВКТ.

Тогда бюро УВКТ решило предложить назначенному на лето конгрессу ВКТ устройство межконфедерального конгресса, объединяющего обе организации. С этою целью оно постановило перенести в Париж сессию конгресса УВКТ, который по плану должен был собраться в Бурже.

Конгресс ВКТ, одобрив почти единогласно доклад секретариата, высказал свое решение по вопросу об единстве (29 августа), вотируя 1627 голосами против 118 резолюцию, предложенную комиссией. Резолюция заявляла, что единство может восстановиться лишь в лоне ВКТ. Это единство может быть восстановлено лишь на основании принципа: один местный синдикат, по профессии или по производству. Конгресс отверг, таким образом, сделанное ему предложение об объединении и, кроме того, поставил под сомнение искренность членов УВКТ, называя их инициаторами раскола.

Четыре месяца спустя после конгресса в Сент-Этьене, на котором был вотирован устав УВКТ, ею были отправлены делегаты на 2 конгресс Красного Интернационала Профессиональных Союзов в Москве, на предмет переговоров относительно гарантий автономии для французской организации. Считая, что их требования удовлетворены Профинтерном, делегаты исполнительной комиссии УВКТ окончательно примкнули к нему, но встретили критику своих действий со стороны революционных синдикалистов и анархистов, заявлявших, что полученные уступки являются одной формой. В этот момент в Берлине возникла Международная Ассоциация Трудящихся (МАТ—АІТ), соответствовавшая взглядам меньшинства в УВКТ.

В марте 1923 г. Национальный Комитет УВКТ ратифицировал присоединение к Красному Профинтерну 75 голосами против 23. Это был момент, когда правительство, воспользовавшись рурскими событиями, сочинило дело о заговоре, в которое старалось замешать коммунистов и УВКТ. Дело окончилось, однако, не к выгоде правительства, потому что сенат, который должен был вынести свое решение в качестве высшей, апелляционной инстанции, признал себя в нем некомпетентным.

Раздоры в УВКТ между коммунистами и их противниками шли, усиливаясь с недели на неделю. Коммунистов упрекали в создании синдикальных комиссий, которые в глазах их противников символизировали опеку коммунистической партии над профессиональными союзами. На сессии комитета в июле 1923 г. большинство собрало 60 голосов, против 37 голосов революционных синдикалистов и анархистов. 12 членов комитета вышли в отставку, что обозначало явное наступление кризиса. Вероятность кризиса еще более усилилась, благодаря угрозам, выставленным некоторыми группами.

В ноябре 1923 г. был созван чрезвычайный конгресс в Бурже, на котором большинство имело огромный перевес, проведя 967 голосами против 367 резолюцию, в которой говорилось, что синдикальная автономия не понесла никакого ущерба. Большинство имело успех и в вопросе о присоединении к Москве, которое было ратифицировано 1114 голосами против 220. По поводу Амьенской резолюции, когда-то считавшейся органической хартией синдикальной деятельности, конгресс вынес следующее постановление:

«Конгресс считает опасным истолкование Амьенской резолюции, как требования рассматривать социальную революцию лишь под узким углом экономической концепции, во имя которой синдикализм должен был бы запретить своим сторонникам свободное выражение их политических и философских взглядов в лоне профессиональных союзов. Конгресс полагает, что подобная концепция должна неизбежно привести к ограничению синдикальной деятельности одними лишь внутриорганизационными вопросами».

Разрыв между коммунистами и меньшинством, или меньшинствами, был избегнут, но лишь на короткое время.

Кровавые инциденты на одном парижском митинге (в январе 1924 г.), необычайно резкий тон полемики, а также июльские резолюции 3-го конгресса Красного Профинтерна о желательности установления связи с Коммунистическим Интернационалом ускорили кризис. Объединенный синдикат строительных рабочих в Париже, ухватившись за утверждения одной газетной статьи, порвал с УВКТ. Комитет национальной федерации строительных рабочих последовал за ним. В первых числах ноября в Париже собралась конференция меньшинства УВКТ, заявлявшая, что она представляет около 200 синдикатов. Конференция постановила создать Федеративное объединение французских автономных синдикатов и высказалась за разрыв с УВКТ, осуждая, однако, и позицию ВКТ. Но она при этом добавляла, что не желает создавать третьей конфедерации. Тем не менее, во Франции имелись теперь три центральных профессиональных организации, и война велась как между новым федеративным объединением и УВКТ, так и между УВКТ и ВКТ. Федеративное объединение стало на платформу прежнего революционного синдикализма, который поддерживал неприкосновенность Амьенской хартии.

Выше мы видели, что УВКТ постановила назначить свой конгресс 1925 г. на то же время, что и ВКТ. Конгресс УВКТ заслушал сообщение о предложениях, сделанных Всеобщей Конфедерации труда; обсуждал вопросы стачечной стратегии; подверг пересмотру уставы; высказался в пользу перевыборности должностных лиц (948 голосами против 425) и исследовал вопрос о заработной плате. За конгрессом немедленно последовала конференция по объединению, на которой делегаты конфедерации и автономных группировок заседали бок о бок с представителями УВКТ. Конференция требовала безотлагательного принятия мер к осуществлению синдикального единства и рекомендовала образование смешанных комитетов. Это было само по себе эпизодом немалого значения, но лишь будущее сможет оценить его реальный вес. Этот эпизод показал с очевидностью, что французский пролетариат не может оставаться долгое время безразличным к лозунгу единства.

В послевоенный период имел место, если и не полный, то, по крайней мере, весьма далеко идущий параллелизм между историей социализма и историей профессионального движения. Национальный конгресс в июле 1918 г. перевернул соотношение сил в Социалистической партии. Меньшинство в ней приобрело руководящее влияние. Но ведь другие проблемы тревожили пролетарские массы в революционный период, в который вступал мир.

С 3 по 10 февраля 1919 г. в Берне заседала международная социалистическая конференция. Среди других вопросов обсуждался и вопрос: демократия или диктатура. Причем под последней разумелась рабочая диктатура, установившаяся в России. Французская делегация раскололась, и ее меньшинство, вопреки голосу большинства, осудило принцип диктатуры.

В апреле был созван в Париже чрезвычайный конгресс французской Социалистической партии. Он представлял 57 000 сторонников, тогда как в предыдущем году их было всего 37 000. Этот конгресс имел первостепенное значение. Кинтальский комитет предложил конгрессу резолюцию, требующую полного захвата власти «для восстановления международных отношений». Третий Интернационал появлялся на сцену.

Уже в Кинтале Ленин и Троцкий высказали мнение о необходимости создания нового Интернационала. 24 января 1919 г. они обратились с призывом на первый конгресс, от лица русской Коммунистической партии и в согласии с другими коммунистами. Среди провозглашенных ими тезисов находилось, между прочим, и требование установления пролетарского правительственного аппарата, покоящегося на диктатуре. Возвещенный ими конгресс состоялся в марте в Москве. Конгресс вынес постановление о необходимости повсеместной замены буржуазной демократии демократией пролетарской в форме советской власти, заявляя, что наступил час последней борьбы. Тотчас же Итальянская Социалистическая партия постановила приложить старания к созданию нового Интернационала и, подобно швейцарским социалистам, отказалась принять участие в Бернской конференции.

На конгрессе. Французской Социалистической партии некоторые делегаты потребовали разрыва со 2-ым Интернационалом. Но они собрали всего 270 голосов. Наибольшее число голосов получило предложение о временном сохранении вхождения в эту организацию, с требованием возврата к прежним принципам (874). Третье предложение было за безоговорочное сохранение с ним прежних отношений (757).

Конгресс принял программу для предстоящих выборов, запрещая какую бы то ни было коалицию с буржуазными партиями. Таким образом, началась борьба вокруг двух Интернационалов и уже можно было предвидеть раскол во Французской Социалистической партии, происшедший в конце 1920 г.

В то время как 2-ой Интернационал, чувствуя себя под угрозой, пытался реорганизоваться, Франции приступила к ноябрьским выборам 1919 г. По разным причинам и в особенности из-за самого порядка выборов, они были ударом и разочарованием для социалистов. Против них была направлена грандиозная кампания лжи и клеветы, организованная на миллионы, отпущенные на это дело финансовыми промышленными картелями. За социалистов голосовало, правда, большее число избирателей, а именно 1 700 000, но число проведенных ими депутатов уменьшилось до 67. Национальный блок торжествовал.

Социалистическая партия выступила против него. Но отныне она обнаруживала те же характерные черты, что и ВКТ: в ней имелось правое и левое крыло, которые вели упорную борьбу друг с другом и становились все менее и менее способными находиться в рамках одной организации — настолько были различны их общие принципы действия. Эта внутренняя борьба еще более усиливалась под влиянием развертывающегося зрелища аналогичной борьбы в большинстве других европейских стран. Швейцарская партия уже высказалась в принципе за вхождение в 8-й Интернационал (август 1919 г.). Германская Независимая партия на своем конгрессе в Лейпциге (ноябрь декабрь 1919 г.) порвала со 2-ым Интернационалом и сделала решительный шаг к третьему. И ее действия нашли себе глубокий отклик во Франции, где все более и более ясно обозначалось охлаждение ко 2-му Интернационалу.

Страсбургский конгресс — национальный конгресс Французской Социалистической партии — заседал в феврале 1920 г. Борцы за 3-й Интернационал оказали активное влияние на его подготовку, а германские Независимые обратились к его делегатам с посланием, настаивая на переговорах с ними. В самом деле, вопрос: за или против Москвы, заполнил собою почти всю сессию.

Три выдвинутых на конгрессе проекта резолюций отразили тенденции трех партийных группировок: во-первых, сведенной к небольшой горсточке группы защитников 2-го Интернационала,  во-вторых, — группы партизанов немедленного и безоговорочного присоединения к Москве, представлявших собою внушительное меньшинство; в третьих, — группы центра, которая была самой многочисленной, но в то же время наименее однородной из фракций.

Сперва конгресс вотировал выход из 2-го Интернационала (4330 голосами против 337), по предложению федерации деп. Нор, которое гласило: «Конгресс констатирует невозможность восстановить прежнюю международную организацию в рамках 2-го Интернационала; поэтому он признает необходимым выход из него французской секции».

Затем открылась дискуссия по вопросу о присоединении к 3-му Интернационалу, которого требовал «Комитет 3-го Интернационала» (бывший кинтальский). Резолюция в пользу присоединения собрала 1621 голос. 3031 голос получила резолюция группы «реконструкторов», которые стремились к всеобщей перегруппировке социализма, стоящего на почве классовой борьбы. Резолюция ссылалась на традиционную доктрину, апеллируя одновременно и к Коммунистическому Манифестуи к санкционированной в 1904 г. в Амстердаме резолюции о выпрямлении партийной линии. Резолюция указывала, что ни один из главных тезисов, отстаиваемых Москвой, не расходится с этой традиционной доктриной, но говорила, что необходимо считаться с позицией, занятой крупными рабочими партиями Центральной и Западной Европы, и рекомендовала поэтому взаимные переговоры между ними и партиями, входящими в 3-ий Интернационал.

Комитет 3-го Интернационала после конгресса продолжал свою пропаганду, опираясь на федерацию деп. Сены. Все увлекало партию к Москве, в том числе и аресты главных руководителей указанного комитета. В партии намечался глубокий и быстрый переворот во взглядах и симпатиях. В начале мая два «реконструктора» — Кашей, директор L‘Humanité и Фроссар, генеральный секретарь партии, — отправились в Россию с мандатами от административной комиссии на предмет выяснения возможности устройства согласительной конференции между партиями, входящими в 3-ий Интернационал, и партиями, еще не примкнувшими к нему, но твердо стоящими на революционной платформе. После первой встречи с Исполкомом 3-го Интернационала, Кашен и Фроссар потребовали от Национального Совета Французской Социалистической партии посылки на второй конгресс Коминтерна делегации с совещательным голосом. 2735 депутатов высказались за посылку делегации, 454 — против; 1262 воздержались (это были сторонники немедленного присоединения к Москве — 4 июля).

Московский Конгресс фиксировал 21 условие, которые должна была принять Французская Социалистическая партия, если она пожелает примкнуть к 3-му Интернационалу. Первыми условиями были: строго коммунистическая пропаганда и агитация — на основе принципа диктатуры пролетариата, — и удаление с ответственных постов реформистов и центровиков. Сообщив эти условия, Кашен и Фроссар начали кампанию за их принятие по всей Франции. И чем сильнее проявлялась ненависть буржуазии к 3-му Интернационалу, тем больше увеличивался его престиж в сознании рабочей массы.

Тем временем 2-ой Интернационал, в котором оставалась лишь незначительная диссидентская группа, именовавшая себя Французской Социалистической партией, перенес свое местопребывание в Лондон. Германские Независимые раскололись на две группы (Галле, октябрь 1920 г.), причем большинство образовало, совместно с прежними коммунистическими элементами, Германскую Коммунистическую партию.

Турский конгресс Французской Социалистической партии стоял под непосредственным влиянием этого решения Независимых. Впрочем, он был и тщательно подготовлен на федеральных конгрессах. На нем было представлено 180 000 сторонников партии цифра, которой не знало прошлое и которая показывала значение партийного призыва последнего времени и энтузиазм молодых рабочих поколений.

Три проекта резолюций были предложены на обсуждение конгресса:

1. Проект резолюции первых сторонников Москвы и «левых реконструкторов», которые соглашались на подписание 21-го условия с некоторыми оговорками (название партии; исключения; взаимоотношения с синдикатами, которые энергично отстаивали свою автономию).

2. Проект резолюции «правых реконструкторов», которые отвергали большую часть московских условий, объявляя их неприменимыми для Франции.

3. Проект резолюции реформистов, которые отвергали все вообще концепции 3-го Интернационала и подчеркивали расхождения с ним в вопросах теории и тактики.

Между представлением этих резолюций и открытием конгресса произошло еще одно важное событие — конференция в Берне.

Ни правое крыло германских Независимых, ни швейцарская партия, ни австрийская социал-демократия не отказались от мысли о «реконструкции». В декабре они созвали небольшой конгресс в федеральной столице Швейцарской республики. Этот небольшой конгресс решил подготовить новое объединение, в которое должны были войти все те, кто оставался в стороне от обоих Интернационалов. В этот момент французские реформисты присоединились к резолюции правого  крыла реконструкторов. Таким образом, в Туре стояли один против другого 2 партийных блока.

Присоединение к Москве было вотировано на этом конгрессе 3252 голосами против 1082, при 397 воздержавшихся. В партии намечался разрыв: оставалось только неясным, в каком месте он произойдет. Одно из писем Зиновьева на этот счет гласило: «Интернационал не может  иметь ничего общего с членами центра» (т. е. с правым крылом реконструкторов, лидером которого был Лонге). Левые предложили резолюцию, которая разрешала оставаться в партии лишь тем, кто подчинится принятому решению. Центр требовал сохранения единства — в том виде, как оно существовало до того времени, т. е. с включением и реформистов. Резолюции центра и правого крыла собрали лишь 1398 мандатов против 4665. Обе фракции, оставшиеся в меньшинстве, покинули залу. Партия, объединившаяся в 1905 г., таким образом, вновь раскололась в декабре 1920 г.

С этих пор во Франции имеются две партии, примыкающие к двум Интернационалам, находящимся в антагонизме друг с другом, что еще более обостряет их отношения. Уже в Туре КП выпускает манифест, в котором определяет свою позицию. Она организует свой исполнительный комитет, который назначает Фроссара генеральным секретарем, а Кашена — редактором L'Humanité. Вновь созданный партийный орган приступает к реорганизации федераций, приспособляя их к новому положению.

Годы, истекшие со времени Турского конгресса до настоящего момента, отмечены интенсивной деятельностью КП, оживленной полемикой ее с СП, многочисленными репрессиями по отношению к ней со стороны правительства и рядом внутренних кризисов, совпавших в период 1922—25 г. с глубокой реорганизацией ее общей структуры.

Несколько месяцев спустя после Турского конгресса представители французской социалистической молодежи напали в Московском Исполкоме на комитет Французской Коммунистической партии. Состоявшийся вскоре после этого международный конгресс предложил партии ликвидировать в ее рядах остатки «националистического пацифизма и парламентского реформизма». Эти первые несогласия стали в дальнейшем расти и умножаться.

Национальный коммунистический конгресс собрался в Марселе в декабре 1921 г. В это время в ФКП было более 130 000 членов, из которых 21 200 приходилось на деп. Сены, 20 700 — деп. Нор, 14 000 — деп. Па-де-Кале. Она имела 15 депутатов и 48 генеральных советников; в ее руках находилось много муниципальных советов, 8 ежедневных газет (в Париже: утром — «L'Humanité», вечером — «L‘Internationale»), 2 двухнедельника и 46 еженедельных периодических изданий.

В Марселе был вынесен ряд резолюций по вопросам общей политики и профессионального движения, по аграрному вопросу и по вопросу о национальной защите. Затем обсуждалось сообщение из Москвы, которое подвергло критике действия исполнительного комитета ФКП по отношению к партийной прессе. Это обсуждение и выборы нового комитета дали повод к нескольким инцидентам. Так как один из прежних членов комитета, Суварин, оказался не переизбранным, 4 вновь назначенных члена солидаризировались с ним.

Дискуссии этого конгресса продолжались и в 1922 г. В феврале, на федеральном конгрессе деп. Сены левое крыло стало обвинять партийное большинство в оппортунизме. Немного спустя было получено письмо Исполкома Коминтерна, которое указывало на наличность во французской КП мелкобуржуазных и реформистских пережитков, настаивало на тактике единого фронта, оспариваемой комитетом ФКП, и требовало возвращения ушедших в Марселе членов комитета. Но в апреле национальный совет встал на сторону комитета и высказался против согласительных органов между социалистическими главными штабами, вроде проектируемого комитета трех интернационалов: 2-го, 2 ½*) и 3-го, хотя такое решение и было принято на Берлинской конференции, инициатива которой принадлежала Коминтерну. Это значило начинать конфликт. В июне тактика ФКП  вновь подверглась суровой критике расширенного Исполкома Коминтерна, причем Троцкий подчеркнул серьезность имеющихся разногласий. Исполком Коминтерна заявил, что отныне более половины членов комитета ФКП должны посвятить себя политической или синдикальной работе; что этот комитет будет иметь непосредственное право исключения; что революционные синдикалисты должны быть изгнаны из партии; что должна быть изменена структура партийной прессы и т. д. В середине 1922 г. количество членов ФКП опустилось до 78 000.

*) 2 ½ Интернационал – организация реконструкторов, которая была учреждена в Вене и к которой примкнуло Турское меньшинство.

В сентябре было получено новое обращение Исполкома Коминтерна к ФКП. В этом обращении констатировалось существование 4 группировок: 1) правой, «враждебной революции» и подлежащей исключению; 2) крайней левой, локалистской и федералистской, и потому именно опасной; 3) левой, которая пользуется симпатией Москвы, и 4) центра, который, предварительно очистившись, должен к ней присоединиться. Первое исключение из партии было произведено федерацией деп. Сены. Тогда в «L‘Humanité» появилась декларация, подписанная несколькими членами исполнительного комитета ФКП, которая, настаивая на чисто коммунистической политике, требовала сохранения прав за меньшинствами. Эта резолюция отражала тенденции центра. Руководящие круги левой отвечали на нее декларацией, со своей стороны.

Весьма страстные дебаты развернулись на национальном конгрессе в Париже (октябрь). На нем решался вопрос об общей ориентации и структуре партии и вместе с тем — о распределении ответственных партийных постов. Так как большинство голосов оказалось на стороне центра (1698 голосов против 1516 левой, при 814 воздержавшихся правой), то к нему перешли обсуждавшиеся партийные посты до момента соответствующих решений 4-го мирового конгресса.

Этот конгресс заседал в ноябре и был посвящен специально французским делам. Он вынес ряд постановлений касательно профессионального движения; несовместимости пребывания в партии с вхождением в Лигу прав человека или в масонскую организацию; касательно тактики единого фронта, состава главного партийного комитета, партийного бюро и пр. 16 ноября большинство членов избранного в Париже партийного комитета заявили о своем подчинении принятым решениям. Произошел раскол. К концу 1923 г. число членов ФКП дошло до 60 000.

После конгресса партия вновь принялась за работу, заявляя, что отставки и исключения из партии не ослабили, а скорее усилили ее, очистив ее от «нежелательных элементов».

1923 год начался кампанией партии против Рурской оккупации; правительство национального блока, стремясь уничтожить всякие следы революционной пропаганды, объявило эту кампанию заговором. Но, несмотря на аресты лидеров КП и УВКТ, правительство, в конце концов, понесло поражение.

Правительственные репрессии пошли лишь на пользу организациям, против которых они были направлены. На выборах 1924 г. ФКП пошла на выборы одна, под именем рабоче-крестьянского блока. Она противополагала свою позицию тактике ФСП, которая в большинстве департаментов вошла в блок с радикалами. Она собрала 900 000 голосов и завоевала 26 мест; но большинство полученных ею мандатов приходилось на парижский округ: в департаментах даже с большой плотностью рабочего населения вроде деп. Па-де-Кале, Роны, Устьев Роны, Соны и Луары она осталась довольно слабой.

1924, 1925 годы были посвящены внутренней большевизации ФКП, т. е. реорганизации ее по плану, указанному Коминтерном. По этому плану она должна была, прежде всего, приложить старания к укреплению своих корней в рабочей массе, заменяя прежнюю структуру секций и федераций организацией ячеек и районов. Объединение рабочих отдельного завода, промысла, копи и т. д. заменяет в качестве первой единицы, при этой системе объединение членов партии по местности или городскому району. Одновременно с проведением этой системы, был реорганизован и центральный аппарат ФКП, причем было создано организационное бюро наряду с политическим, которое с 1922 г. представляет собой постоянный орган центрального комитета. Основные линии этой внутренней реформы были установлены 5-м конгрессом Коминтерна.

Попутно с проведением всех этих мер партия продолжала «чистку», борясь против фракции «правых». Суварин, Монатт, Ронье, Делагард и их группа были исключены из партии за несоблюдение партийной дисциплины: с вопросом об их исключении было, однако, покончено лишь на конгрессе в Клиши, в январе 1925 г. Исключенные выпустили «La Revue prolétarienne», в которой стали на сторону Троцкого против большинства Коминтерна, но Троцкий рекомендовал им подчиниться партийной дисциплине.

КП заняла безусловно отрицательную позицию по отношению к кабинетам Эррио в 1924 г. и Пенлеве в 1925; она начала решительную борьбу против мароккской кампании и против фискальных мероприятий Кайо. Она приступила к организации комитетов действия, обращаясь с призывом ко всем пролетариям, но встретила со стороны СП лишь весьма незначительную поддержку. Несколько партийных деятелей были арестованы за пропаганду против войны. Но связи партии с УВКТ, направляющие круги которой обещали ей свою поддержку, становились все теснее и теснее. В середине 1925 г. в партии насчитывалось 70 000 членов.

***

Большинство Турского конгресса реконституировалось в качестве французской секции рабочего Интернационала и продолжало вести жизнь параллельную Коммунистической партии, согласуя свою деятельность с работой ВКТ. Между двумя партиями все время велась ожесточенная полемика. 22 февраля 1921 г, СП, органом которой остался «Le Populaire», принимала участие на конференции 2 ½ - го Интернационала в Вене, где были вотированы статуты Международного Социалистического Объединения, которое не претендовало на роль Интернационала, но считало себя лишь средством его осуществления.

И почти тотчас же начались попытки сближения со 2-ым Интернационалом, при посредничестве его секретаря, Рамзея Макдональда. В ноябре, национальный конгресс СП принял резолюцию, приглашающую Венское бюро войти в переговоры со 2-ым Интернационалом, подтверждая в то же время свою верность хартии единства 1905 г. Берлинская конференция, на которой собрались делегаты 3-х Интернационалов в мае 1922 г., как известно, потерпела крушение. В противовес ей, объединительный комитет 2-го и 2 ½  Интернационалов, в котором Брак представлял Французскую Социалистическую партию, созвал конгресс в Гамбурге.

Его открытию предшествовал новый конгресс ФСП (в феврале 1923 г.), на котором было констатировано увеличение числа членов партии и был отвергнут единый фронт, предложенный КП. Гамбургский конгресс санкционировал слияние 2-го и 2 ½  Интернационалов в одну организацию, которая открыто допускала сотрудничество в органах власти при буржуазном строе. В конце января 1924 г. конгресс ФСП вынес ряд резолюций по вопросу о позиции партии на предстоящих парламентских выборах. В одной из них говорилось: «Партия должна изо всех сил бороться против национального блока; выборный закон принуждает ее к коалициям, но она на них пойдет с сохранением целости своей доктрины. Следовательно, она санкционирует коалиции, под контролем своей административной комиссии».

Выборный блок с радикалами, который должен был автоматически вести за собою и блок политический, осуществился почти во всех департаментах. Он имел место в департаментах: Сены, Роны, Устьев Роны, Жиронды, Гар и т. д. Исключение составляли три департамента (Нор, Па-де-Кале, От-Виенн) и  один парижский сектор. Благодаря самой структуре этой коалиции, было невозможно учесть количество голосов, поданных за СП; некоторые социалистические депутаты оказались представителями областей, где партия была чрезвычайно слаба. В палате она получила 103 места — максимальная цифра, которой ей удавалось достичь.

После выборов, кабинет национального блока, составленный Пуанкаре, был принужден выйти в отставку, и Социалистической партии предстояло определить свое отношение к вновь создавшемуся положению. Для этой цели был созван конгресс в Париже, который отклонил предлагаемое радикалами участие в министерстве, но отклонил «при настоящей ситуации»: иными словами, он допускал в будущем возможность таких обстоятельств, при которых вхождение в министерство могло оказаться приемлемым. Наоборот, политика поддержки была одобрена конгрессом. В силу этого постановления, СП взялась поддерживать — не в исключительных только случаях, а как правило — кабинет Эррио, получившего власть благодаря обещаниям провести некоторые реформы. И фактически она следовала за новым правительством во всех его решениях; она дала свое согласие и на секретные фонды, и на военные кредиты, и на бюджет в целом. По этому последнему пункту была принята резолюция Национальным Советом в ноябре 1924 г. Поль Бонкур сделался делегатом Франции в Лиге Наций, а Ориоль, другой социалистический депутат, — председателем финансовой комиссии палаты, с одобрения Социалистической партии. Гренобльский конгресс в феврале 1925 г. постановил, что политика поддержки должна продолжаться, хотя партия при этом заявляет, что «она остается по-прежнему на традиционной позиции классовой борьбы». Муниципальные выборы в мае 1925 г. и кантональные выборы в июле 1925 г. вновь соединили Социалистическую партию с радикальной. Но в это время кабинет Эррио пал, а Пенлеве, который сменил его, призвал в кабинет людей, стоящих вне коалиции радикалов с социалистами. Парламентская социалистическая группа высказалась против дальнейшей поддержки правительства, но ее отношение к Мароккской кампании, провоцированной кабинетом Эррио, осталось двусмысленным; и несколько раз она раскалывалась по этому вопросу.

Конгресс, собравшийся в августе 1925 г., исключил из партии Александра Варенна, социалистического депутата, самостоятельно решившего принять губернаторство в Индокитае, и определил условия, на которых могла бы быть возобновлена политика поддержки — при другом председателе совета министров, — потому что конгресс подтверждал необходимость разрыва с Пенлеве. Он отклонял, 2210 голосами против 559, участие в органах власти «при настоящем состоянии партии и создавшейся общей конъюнктуре». Этой резолюцией конгресс стремился дать удовлетворение тем, кто протестовал против отхода от партийной программы и тактики и критиковал поддержку депутатами Мароккской кампании. Этот Парижский конгресс непосредственно предшествовал Международному конгрессу в Марселе, на котором встретились социал-демократические делегации всех стран и который ни в каком отношении не напоминал довоенных конгрессов.

В октябре 1925 г. СП насчитывала 110 000 членов.

С конца декабря 1922 г. существует третья французская организация. В это время выделилась группа коммунистов, критиковавшая решения 4-го Московского конгресса и заявившая свой протест против его постановлений. 1-го января Фроссар подал в отставку из генерального секретариата КП. Центральным комитетом партии был произведен ряд исключений. Исключенные и вышедшие в отставку образовали комитет Коммунистического объединения, который в апреле 1923 г., на конгрессе в Булони, слился с Социалистическим федеративным союзом — организацией аналогичного происхождения. Так возникло Социалистическо-коммунистическое объединение, которое имело ввиду создание классовой партии для революционного завоевания власти пролетариатом, с временной и не персональной диктатурой пролетариата, при переходе от капиталистического строя к социалистическому или коммунистическому. Новая партийная группа отвергает голосование за бюджет и участие во власти; во всех своих органах она устанавливает пропорциональное представительство. На конгрессе в Сент-Этьене часть Социалистическо-коммунистического объединения предложила слияние с СП; авторы этого предложения остались, однако, в меньшинстве и вышли из общей организации. В июне 1924 г. СКО реорганизовалось (с П. Луи в качестве генерального секретаря) и сохранило или создало ряд федераций в деп. Сены, Па-де-Кале, Нор, Устьев Роны, Луары, Шаранты, Ду и т. д., причем на первом плане стояло осуществление принципа революционного единства. СКО имеет трех депутатов и некоторое количество генеральных советников и муниципалитетов. В 1925 г. СКО имело два конгресса и примкнуло к новой группировке, в которую вошли Норвежская Рабочая партия, Итальянская СП, германские Независимые, левые эсэры России и Украины и польский Бунд. Это объединение не претендует на то, чтобы стать новым интернационалом, работает, однако, в направлении мирового единства.

Несмотря на образование коалиции, несмотря на выборные и парламентские комбинации, классовый антагонизм является реальной действительностью во Франции 1925 г. так же, как и во всех других странах мира. Богатства сконцентрировались; фактические монополии, все более и более прибыльные, сосредоточились в руках современных олигархов. Капиталистический строй, потрясенный войной и ее последствиями и сам являющийся ее величайшим зачинщиком, укрепился по внешней видимости. Перед нами бесчисленные свидетельства его упадка: отягчение налогового бремени, дороговизна, неустойчивость положения, военные угрозы, колониальные экспедиции. Все сошлось для того, чтобы возбудить враждебность масс против правящих классов, которые — под видом ли национального блока или правительств, составленных радикалами, —  защищают капиталистические вооружения, в качестве гарантии собственного господства, и их позиция логична. Они рассчитывали сделать ловкий шаг, во Франции, как и в других странах, призвав социал-демократию к прямому или косвенному участию во власти и внеся, таким образом, разделение в среду пролетариата. Но это разделение может быть лишь временным, и уже сейчас, в конце 1925 г., замечаются признаки одушевляющей пролетариат воли к единству, которая, победив, изменит лицо истории.

Поль Луи.

Номер тома47
Номер (-а) страницы462
Просмотров: 538
← ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914-1918 г. И ЕЕ ЭПОХА. XXII. Россия в эпоху мировой войны
ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914-1918 г. И ЕЕ ЭПОХА. XX. Ирландия в эпоху мировой войны →




Алфавитный рубрикатор

А Б В Г Д Е Ё
Ж З И I К Л М
Н О П Р С Т У
Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ
Ы Ь Э Ю Я