ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914—1918 г. И ЕЕ ЭПОХА XLVIII. Индия в эпоху мировой войны

ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА 1914—1918 г. И ЕЕ ЭПОХА  XLVIII. Индия в эпоху мировой войны (ср. XXI, 622/32, XXII, 1/11 и приложение социально-экономический обзор Индии, там же). За последнее пятнадцатилетие главными факторами, повлиявшими на жизнь и судьбы Индии, явились мировая война 1914-1918 годов и длительное революционное брожение внутри страны. Последнее представляло собой лишь очередную очень высокую волну давнишнего процесса в Индии, начатого с дней генерал-губернаторства лорда Бентинка, то есть с тридцатых годов прошлого столетия. Война только дала лишний материал этому движению.

В 1910 году вице-король лорд Минто был сменен лордом Гардингом, дипломатом по профессии, бывшим в русско-японскую войну послом в России. Первый же год пребывания его в должности был отмечен посещением Индии королем и королевой; из Бомбея король последовал в Дели, где была с исключительной помпой отпразднована его коронация (как императора Индии). На этом «дурбаре» король возвестил — «довольно неожиданно», по уверению некоторых англо-индийцев — о перенесении столицы из Калькутты в Дели, о воссоединении разделенных Керзоном двух Бенгалий, о создании новой провинции Бигар-Орисса (с включением в нее Чота-Нагпур) и о восстановлении Ассама, как самостоятельной провинции. Первые два возвещения были столь неприятны англо-индийцам, что в своей критике они перешли даже границы традиционной почтительности к особе короля; в первом они увидели (например, историк Смит) ненужное заигрывание с мусульманами, а во втором — отказ от определенной политики по отношению к Бенгалии. Покушение в Калькутте на лорда Гардинга в декабре 1912 года, на «гостя, а не жителя Калькутты», подсказывалось, между прочим, местью за перенесение столицы.

В августе 1913 года индусами была разрушена пристройка («омывальня») к мечети в Каунпоре; среди индийских мусульман началось сильное волнение, и в результате произошла схватка между индусами и магометанами, сопровождаемая человеческими жертвами. Вскоре за этим в Айодии (священном для индусов городе на берегу Гогры) магометане зарезали корову, чем вызвали волнение индусов. Гардинг очень внимательно реагировал на оба события, но не уберег себя от некоторого пристрастия в сторону мусульман.

Еще более серьезное беспокойство было причинено правительству в сентябре 1914 года, когда бунт в Будж-Будже среди сиккских эмигрантов, вынужденных возвратиться из Канады, вскрыл довольно широкие революционные планы. Агитация неудачников-эмигрантов нашла себе благоприятную почву в Пенджабе, благодаря временному вздорожанию цен на хлеб. Правительство, хотя и подчеркивало местный характер, стараясь даже муссировать интриги Германии, но внесло в законодательный совет, по предложению губернатора (Lieutenant Governor) Пенджаба, законопроект об ускоренном судопроизводстве (The Public Safety Віll), близко напоминающий нашу старую «усиленную охрану». Энергия и осведомленность агентов департамента тайной полиции (Criminal Intelligence Department) и пенджабской полиции вскрыли заговор в подробностях: около 400 человек «заговорщиков» были пойманы, найдена была фабрика бомб и склад оружия. Расправа последовала очень быстрая и крутая. Случай показал, между прочим, что не одна только Бенгалия (І914 год отметил в ней ряд «политических преступлений, убийств и грабежей») стала на путь фабрикации бомб и оружия, а что за нею теперь последовал и Пенджаб.

Дипломат по своим основным устремлениям, но слишком нервный администратор, вице-король слабо справлялся с внутренними делами Индии (поговаривали даже о замене его Китченером), но зато он сумел хорошо подготовить ее к мировой войне. В этом направлении шаги делались заблаговременные и дальновидные. Уже в 1913 году была образована под председательством лорда Излингтона «Public Services Commission» для «расследования административной системы в Индии и изыскания способов к ее улучшению». Состав комиссии, в которую входило несколько индусов, а также журналисты и члены лондонского парламента, знавшие Индию понаслышке, внушал мало надежд. В первый год комиссия посетила разные города Индии, допрашивая сотни «witnesses» и нагромождая груды бумаги, мало для кого интересной. В 1914 году комиссия ограничилась посещением только городов Дели, Калькутты, Бомбея и Мадраса, оставаясь в каждом из них по месяцу. Один из членов комиссии, впоследствии премьер рабочего министерства, Рамзай Макдональд, рано уехал в Англию, опубликовав ядовитое письмо относительно «нового Дели» и выпустив затем книгу «The Governement in India», с виду более либеральную, но по существу мало чем отличающуюся от других британских трудов Стрэгея, Лилли и им подобных.

Комиссия затянулась до начала мировой войны, вскрыв лишь с достаточной наглядностью старое различие в индусском и британском миросозерцании. Было ясно, что для англичан дело шло не о решении старого, многотрудного вопроса, а главным образом о том, чтобы накануне войны поднять упования Индии и тем легче заманить ее на мировое кровавое состязание.

Во всяком случае, внешне Индия для войны была обработана с достаточным успехом: помимо патриотической резолюции Имперского законодательного совета в сентябре 1914 года и национальный конгресс, заседавший в конце декабря в Мадрасе, присоединился вполне к мнению председателя, сказанному в начале собрания: «Избегать критики правительства и выражений разных пожеланий в области внутренней политики, а объединиться ради оказания ему всякой помощи и поддержки в борьбе с врагом и тем доказать свою преданность престолу и свою благодарность за безопасность и благосостояние, которыми Индия обязана своим правителям». Дальнейшее показало, что Индия не была в этом случае лишь слепо лояльной по отношению к своим властителям, а пыталась, чтобы не совсем уж бесплодными для нее были ее жертвы кровью своих детей и своим достоянием на арене мировой бойни. Во всяком случае, расчеты немцев на «поголовное восстание» в Индии резко не оправдались.

Гардинг покинул Индию в 1916 году и был заменен лордом Челмсфордом, бывшим до того генерал-губернатором Австралии. Англо-индийская пресса, приветствуя нового вице-короля, отметила уход его предшественника с довольно ясным злорадством. Англо-индийцы были недовольны Гардингом за его «потакательство разнузданности» черных, Бенгалия не могла ему простить переноса столицы в Дели.

Вице-королевство Челмсфорда было одним из самых нервных и тяжелых в новейшей истории Индии. Последовавшая волна бунтов, стачек, революционных заговоров, разгромов лавок, трамваев и т. д. явилась в итоге сложного сочетания причин: максимальное использование ресурсов Индии для империалистической войны, общий кризис, вызванный ею, крайнее обеднение района, вспышка инфлюэнцы, вырвавшей в зимние месяцы 1917-18 годов свыше шести миллионов жизней, недород 1919 года, растущее самосознание народных масс, теперь более пригодных для организованного отпора, рост индустриализации страны, а с этим и рабочих организаций, — явились более крупными слагаемыми, создавшими упомянутый невроз Индии. Немалую роль в этом случае сыграло и невыполнение англичанами своих обещаний, предшествовавших мировой войне.

Во всяком случае, первые годы (1914-16)  войны прошли довольно спокойно. Согласно депеше главнокомандующего англо-индийской армией, опубликованной в июле 1919 года, участие этой армии на войне сказалось следующими цифрами: к моменту войны боевая сила туземной части армии исчислялась в 194 тысячи людей, включая резервистов; в течение войны комплектование людской массы для всех видов службы доходило до 791 тысячи человек, давая тем общую сумму в 985 тысяч. Из этого числа 552 тысячи были направлены за пределы Индии. Что касается не боевого элемента, то до войны его сила исчислялась в 45 тысяч; во время войны дополнительно были набраны 427 тысяч, из которых 391 тысяча были посланы за границу. Общая жертва Индии живой силой доходит до 1 457 тысяч, из которых целый миллион (943 тысячи) служил вне пределов родины. Общие потери за смертью, болезнями и ралами достигали 106 594, из коих умерло 36 696. 60% всех набранных рекрутов падает на Пенджаб. Жестокое использование живой силы этой провинции в связи с выкачиванием отсюда же пшеницы для нужд Англии создали предпосылки последующих волнений.

Не следует вслед за англичанами видеть в этом потоке живой силы, двинутой на кровавые поля, доказательств особой лояльности Индии. Прежде всего общая цифра оказывается меньше 0,5% всего населения и является очень скромным процентом сравнительно с участием, принятым в войне воюющими странами Европы. А затем крайняя нищета народа, затем наличность в его среде боевых групп, еще не забывших старого солдатского ремесла (гуркасы, догры, пенджабские мусульмане, патаны и др.), соблазнительные для молодежи перспективы повидать мир — таковы причины, объясняющие удачу набора в Индии. Кроме жертв народной силой, Индия значительно участвовала и материально, приняв на себя, сверх всего остального, сумму в 100 миллионов фунтов стерлингов в общем военном долге Англии.

Как красивый признательный жест, англичане в состав имперского военного кабинета Индии включали магараджу Биканира (2-е по величине туземное государство в Раджпутане и 7-е в Индии) и сэра С. И. Сингу. Первый из них — один из наиболее преданных англичанам князей и наиболее ими обласканный — участвовал в войне лично и всем своим военным контингентом, второй (ныне лорд) — первый из туземцев губернатор (Бигара и Ориссы).

Общий сравнительно спокойный фон первых годов войны был в одном случае резко и опасно нарушен: в Пенджабе обнаружилось брожение, сильно захватившее и войсковые части. В средине 1915 года из 4 044 человек, привлеченных к суду в различных пунктах Пенджаба, около 2 500 оправданы, над остальными суд еще продолжался. В Раваль-Пинди была полная паника: ожидалось восстание в туземных войсках, которое, действительно, и готовилось. Англичане отнеслись к бунтовщикам с обычной решительностью и жестокостью: смертной казни было предано, по-видимому, не менее 50 человек. Один из главных зачинщиков, он же, как говорили, и главный вдохновитель и организатор покушения на Гардинга в 1912 году, разыскан не был, хотя за его голову обещана была премия в 100 тысяч рупий. На северо-западной границе в первые годы войны было сравнительно тихо, лишь небольшая карательная экспедиция была направлена против Масудов.

Начиная с конца 1916 года, Индия пережила длинный ряд внутренних потрясений, кульминационным годом которых является 1919 год. Англичане довольно скоро реагировали на эту волну народного недовольства и невроза. Отвлечение состоятельных слоев от подымающегося национального движения, террор против масс — вот двойная программа англо-индийского правительства с 1919 года. В 1917 году Монтэгю, преемник Чемберлена по должности статс-секретаря по делам Индии, осуществляя мысль последнего, посетил Индию. Результатом посещения оказалась опубликованная в следующем году схема реформ Монтэгю-Челмсфорда, окончательно проведенная в 1919 году (см. ниже). Вслед за этим опубликованием последовало опубликование другого «рапорта» специальной расследовательской комиссии Роулатта (Mr Justice Rowlatt), изучившей вопрос о преступной пропаганде в Индии. Этот рапорт и вытекавшее из него законодательство (Rowlatt act), существо которого сводилось ко введению во всей Индии военного положения, в связи со схемой Монтэгю-Челмсфорда, вызвали целую бурю народных волнений и ряд запросов и дискуссий. Уже в 1917-1918 годах наблюдались «случаи забастовок и отдельных вспышек, подогретых эпидемией инфлюэнцы, но ранней весной 1919 года на сцену в Бомбее и других местах появились длительные, по-европейски организованные, стачки; они показали, что Индия, хотя в это время не только не потрясенная войной, но даже форсированно усилившая свою промышленность, все же в глубинах народной жизни была охвачена тяжкими экономическими недугами. Ажиотаж, выросший на почве широких военных потребностей, и рост туземной промышленности за прекращением подвоза извне помогали хищническим элементам и создавали колоссальные частные наживы, от обильного стола которых слишком малые крохи перепадали в изнуренную и оголодавшую народную массу.

В январе 1919 года правительство Индии оповестило о своем намерении провести через законодательный совет основные положения комиссии Роулатта; в феврале (в Дели) началось их рассмотрение в этом совете. Но еще до начала последнего туземная печать, всякого типа собрания и митинги, как по сигналу какого-то властного дирижера, забили тревогу и обрушились на правительство решительным ударом. Сравнение последнего с Надир-Шахом, угроза событиями хуже 1857 года, подчеркивание бесчестности тиранического правительства были основными темами, которые бросали ораторы в разгоряченную общенародную массу... именно, общенародную, хотя англичане из нее и хотели сделать «городской и пригородный сброд, с небольшой примесью студентов». Но население от слов перешло к делу; когда проект комиссии Роулатта начал (6-го февраля) рассматриваться в законодательном совете; правительство, хотя и делая частные поправки, все же в основах проекта настаивало на его проведении. В самом Совете неофициальные члены решительно выступили против билля, и только члены-чиновники стояли за закон. Вне Совета экстремисты заодно с печатью приняли вызывающую, непримиримую позицию. К ним примкнул Ганди со своими единомышленниками, пославший в печать призыв, в случае проведения закона Роулатта, не повиноваться этому закону «и им подобным» и рекомендовавший в последующей борьбе честно стоять за правду, но воздерживаться от всяких насилий по отношению жизни, личности и имущества. Это было провозглашением принципа пассивного сопротивления, вызвавшего длительное движение (the Satyagraha Movement... Satya graht, в близком переводе, настаивание на правде). Даже лидеры модератов, обычные помощники правительства в роковые для него дни, даже беспартийные просвещенные туземцы (например, Чандра-Варкар) высказались против билля. По северной Индии покатилась волна мятежей. Сигнал к ним дал Ганди, как глава комитета своих учеников; он возвестил на 30-е марта общее закрытие лавок и прекращение работ (хартал). Потом он этот день переменил на 6-е апреля, но город Дели подхватил первую версию. В день разъезда вице-короля, высшего административного мира и членов законодательного совета все было в Дели закрыто, и улицы полны были толпами народа; пущены были в ход войска, и по массам был открыт огонь. Это послужило сигналом для народных движений в других городах, но уже с более решительным колоритом: в Ахмедабаде были подожжены правительственные места, порван телеграф, подвергались нападению европейцы, избит насмерть полицейский, в Вирамгаме (60 верст, к западу от Ахмедабада) один чиновник был облит керосином и сожжен. В Бомбее и Калькутте дело свелось лишь к избиению чиновников, но зато с тем большей силой проявились народные движения в Пенджабе, особенно в Лагоре и Амритсаре (в подробностях факты установлены были комиссией Гентера, специально назначенной для исследования мятежей). В Пенджабе агитация велась, начиная еще с 1907 года, причем, учитывая преобладание мусульманского населения (55%), она старалась утилизировать его религиозный фанатизм (как после и немцо-турки). Крутые меры решительного и сурового губернатора Михаила О’Дуайера ввели кажущийся покой, продолжавшийся почти четыре года.

6-е апреля, во второй день Ганди, начались волнения в Лагоре, продолжавшиеся до 12-го. Лавки то закрывались, то открывались, порваны были телеграфные провода, атакованы телеграфные станции и европейские кварталы; неоднократно войска открывали огонь. 15-го в Лагоре и Амритсаре введено было военное положение, распространенное потом на четыре округа. Но все это меркло пред событиями в Амритсаре, где с 10-го апреля начались волнения, сопровождаемые порчей телеграфной проволоки, разбором рельс, избиением европейцев, ограблением банков и т. д.; заволновались и прилегающие деревни. 13-го апреля произошла навсегда памятная «амритсарская бойня». На площади Джаллианвала-Баг собралась многотысячная толпа народу (по одной версии свыше восьми тысяч) с женами и детьми. Она была обстреляна длительным (в течение десяти минут, по одной версии) огнем британского отряда, стрелявшего в самую гущу народа. Несколько сот убитых и до двух тысяч раненых были жертвами этой бесчеловечной расправы; однако, при всей своей жестокости эта бойня не только не потушила революционного движения, но еще более усилила его.

Следовавшие за пенджабскими волнениями таковые же в Ахмедабаде проявляли более широкий размах и планомерность; одним из слагаемых этих волнений явилась 50-тысячная забастовка рабочих, но эти волнения не сопровождались насильственными актами и постепенно были прекращены более культурными приемами правительства. Большую помощь оказал в этом случае Ганди, который, испуганный «пробудившимися силами дьявола», посоветовал своим последователям прекратить сопротивление властям и сам активно помог правительству при восстановлении порядка.

Короче говоря, Индия весной 1919 года перенесла волнения, не уступавшие таковым 1857 года, и была на волосок от общеиндийской революции. Хотя взгляд на карту Индии отмечает лишь отдельные пятна, ясно затронутые движением, но нельзя не видеть, что многие районы Индии, и в частности северная Индия, только выжидали удачный момент, чтобы примкнуть к движению.

На стороне англичан оставались туземные князья, крупные землевладельцы, армия и полиция; некоторые народности, например, сики, проявили неожиданную лояльность.

Интересно отметить, что группировки населения, оставшиеся верными британцам, оказались почти те же, что были и в дни великого возмущения сипаев, но с той разницей, что в корень переорганизованная армия, прослоенная британским контролем, на этот раз против британцев почти не погрешила.

Суровые меры, принятые англичанами по отношению населения северной Индии, и крутая расправа с вождями движения, часть которых была казнена, часть сослана, достигли своего: в Индии настало временное затишье. Немалую роль в смысле отвлечения умов сыграла англо-афганская война. Англичане обрисовывают ее, как начатую (25 апреля) юным эмиром Амануллой ханом, в целях использовать волнения в Индии и отвлечь внимание своей армии от внутренних неурядиц в Афганистане. Так ли это, выяснят не наши дни, но для англичан эта война явилась спасательным поясом; она отвлекла помыслы Индии в сторону вражеского, ничем не вызванного, наступления и законно продолжила в Индии «военное положение». Фактически боевые действия длились 10 дней, и уже 14 мая афганцы просили о перемирии, видя полную немощь боевых ресурсов и особенно техники (роковое влияние воздушного флота англичан), но «состояние войны» умело было продолжено британцами еще долго, и только 8 августа был подписан мир, в результате которого Афганистан получил самостоятельность, то есть разбитый на-голову стратегически Афганистан вышел из войны политическим победителем.

Во всяком случае, третья англо-афганская война в общеиндийской политике англичан оказалась отдушиной, которая проветрила полную гари и огня атмосферу Индии и дала возможность англичанам осмотреться. Были пущены в ход и другие меры, чтобы вернуть Индию в дирижирующие руки правительства. Для выяснения апрельских беспорядков назначен был ряд комиссий разного состава, в которых подробно изучались случаи бунта, неповиновения, с одной стороны, но и превышения власти — с другой. Искание правды, создание беспристрастного и надежного состава членов, отыскание свидетелей, очные ставки и т. д. — все это значительно поглотило внимание печати, руководителей партий, интеллигенции. Этот сложный и умно проведенный процесс выяснения виновных явился вторым клапаном. Наконец, с особой быстротой были проведены реформы Монтэгю-Челмсфорда; их конечная редакция, измененная, согласно указаниям соединенной комиссии из членов обеих палат, прошла через обе палаты с исключительной быстротой и уже 23 декабря 1919 года была утверждена королем. Одновременно с этим утверждением было опубликовано королевское послание, написанное в традиционном стиле и призывающее к дружной работе членов правительства и представителей народа. Эта прокламация сопровождалась возвещением об учреждении палаты принцев (Chamber of Princes) и ближайшим посещением Индии принцем Уэльским. Сверх того, прокламация сопровождалась возвещением очень широкой амнистии, принятой англо-индийцами довольно холодно.

Этот поток британских мероприятий показал, что 1919 год для их владычества в Индии явился годом действительно крупных испытаний и что англичане отдавали себе в этом полный отчет.

1920 год явился, по сравнению с предшествующим годом, менее нервным, мятежей и насильственных выступлений было меньше, но по-старому Индия оставалась неспокойной. Два события вызвали раздражение умов, казалось бы, надежно усмиренных недавними репрессиями. Весной были опубликованы результаты трудов комиссии Гёнтера по поводу пенджабских беспорядков, которые вскрыли массу административной жестокости и произвола. Это был первый зажженный фитиль, поднесенный к пороховому погребу народных настроений. Вторым таким фитилем явились конечные результаты мировой войны, как они сказались по отношению к Турции. Обида за униженного и прогнанного калифа охватила мусульманские массы Индии и создала так называемое калифатское движение; оно было прекрасно использовано вождями революции и тем же Ганди. Крестьянско-аграрное, по существу, движение шло под знаменем защиты веры и требованием выдвигало сохранение независимости калифата и возврат англичанами турецкому султану, как калифу, Константинополя и священных мест. Эти две темы: пенджабский «произвол» и калифатская «обида» — послужили главными моментами в развитии национального движения доследующих 3-4 лет и пропитали собой программы заседаний национальных конгрессов и вытекающих из этих программ народных движений. 1920 год отмечен очень яркими сессиями национальных конгрессов: специальной в сентябре, имевшей место в Калькутте, и обычной в Нагпуре (о них см. ниже). Хотя программа «несотрудничества» (см. ниже) стала уже проповедоваться весьма горячо, выборы в первые советы прошли без серьезных помех. За этот год цены продолжали быть высокими, и оживление мирового рабочего движения нашло свой отклик и в Индии в серии серьезных забастовок.

 1921 год оказался вновь годом больших волнений, вызвавших суровые меры британского правительства. Начался год сравнительно спокойно. В феврале месяце, в присутствии принца Конаутского, были открыты в Дели заседания вновь избранных государственного и законодательного советов, верхней и нижней палат Индии. Реформаторское и критическое настроение народных представителей (по сообщениям национальной печати, из 3 миллионов цензовых избирателей 90% бойкотировали их по предложению народного конгресса) сказалось даже и при этой исключительной обстановке, хотя принц и лорд Челмсфорд произнесли весьма тактичные примиряющие речи, а первым было прочитано, кроме того, тепло написанное императорское послание.

Среди народных вспышек, помимо многочисленных стачек и ряда аграрно-крестьянских движений в Пенджабе, Бигаре и Бенгалии, нужно особо упомянуть о «хеджрате» индийских мусульман (летом 1920 г.) и о мятеже моплахов (в августе 1921 г.). Оба эти явления были, каждое по-своему, результатом калифатского движения. Хеджрат, то есть вывод, сказался в том, что 30 тысяч индусов-мусульман, покинув свои благодатные долины Пенджаба и Бенгалии, толпою Петра Амьенского двинулись на запад на защиту прав обиженного калифа. Аманулла хан, эмир афганский, дал приют этой толпе, предоставив ей земельные участки; странники, успевшие достаточно охладеть за время перехода чрез Сулеймановы горы и за время мытарств в Афганистане, охотно приняли предложение мусульманского властителя; более интеллигентная часть толпы, например, студенты, пошла дальше и рассеялась по углам передней Азии и даже Европы.

Гораздо серьезнее и кровавее протекло возмущение моплахов (moplabs), дравидийской народной группы, пропитанной значительной примесью арабской крови; группа, насчитывающая до двух миллионов душ, обитает на Малабарском побережье (Кург и западные части Майзора и Траванкора). Бедные, давно живущие в тисках деревенского ростовщика, но храбрые, пылкие и горячие мусульмане, моплахи своеобразно реагировали на калифатский призыв; свой протест они начали (в селе Тирурангади 19 августа) с разграбления торговцев и помещиков, главным образом брахманистов по религии. Англичане должны были, чтобы подавить «крестьянский бунт», постепенно увеличивать количественно и качественно свои карательные отряды, пока, наконец, после настоящего 5-часового боя (30 августа при Пуккатуре), ведомого бунтарями чисто оборонительно, британцам не удалось сломить сопротивление. Моплахи потеряли много сотен народа в «честном бою» и немало в процессе судейского ликвидирования. Вся тяжелая распря продолжалась около 3 месяцев.

Тот же год был отмечен раскатами движения «несотрудничества» и проведением программы Свадеши (см. ниже). Венцом национального движения было заседание национального конгресса в Ахмедабаде, подкрепившего программы предшествующих заседаний и провозгласившего идею набора волонтеров.

В области внешних сношений 1921 год отмечен дипломатической борьбой Англии с СССР в Афганистане. В Кабул в январе отправилась британская миссия, где, после неудачной попытки добиться от эмира разрыва с СССР, был в ноябре подписан долго обсуждавшийся англо-афганский договор, главные пункты которого сводились к признанию полной независимости (complète independence) Афганистана, к признанию старой границы с небольшим изменением в пользу англичан у Дакки и к установлению определенной взаимно-обязательной политики по отношению к афганцам Сулеймановых гор. Субсидия, платившаяся раньше эмиру и во время войны повышенная с 1,2 миллиона рублей до 1,5 миллионов рублей, была отнята еще постановлением Равальпиндского мирного договора от 8 августа 1919 года. Характерной статьей Кабульского договора было письменное обязательство эмира не допускать установления русских консульств в Газни, Джелалабаде и Кандагаре.

В апреле Челмсфорда сменил лорд Ридинг. Его политика, видимо, должна была отличаться возможно полной снисходительностью и терпением, в надежде, что движение «несотрудничества» разложится на свои составные элементы, причем состоятельные слои совсем от него отойдут.

В ноябре месяце принц Уэльский высадился в Бомбее и сделал очень длительное турне по Индии. Поездка была проведена под флагом полной аполитичности. Он привез с собой послание короля. Англичане много применили усилий, чтобы обставить приезд высокого гостя возможной торжественностью и возможной искренностью приема. Как протек визит в действительности, индусские и британские источники говорят совершенно разно. Но и вторые в свое время не могли замолчать о «бунте в Бомбее», «о хартале» (всеобщая забастовка в знак протеста) в разных городах Индии, о «мертвом» Аллагабаде и т. д.

1922 год, за исключением ареста в начале самого года руководителей агитации, связанной с приездом наследника престола, прошел сравнительно спокойно, хотя национальное движение продолжалось. Оно настолько сделалось сильным и преобладающим для Индии наших дней, что всякие другие виды общественных движений, например, классовое или религиозное, сейчас же по возникновении принимают расово-национальную окраску. Для примера можно указать на два крупных явления, значительно нарушивших ровный ход событий рассматриваемого года: 1) на большую забастовку служащих Восточно-Индийской железной дороги в феврале месяце, начатую по экономическим причинам, перешедшую скоро в национальное русло и приведшую, в конце концов, к тому, что пострадало много служащих англичан, и 2) на религиозное движение акали среди пенджабских сиков. Сущность последнего движения сводилась к тому, что одна часть сиков, получившая название акали («бессмертные»), потребовала смещения и удаления духовных лиц, занимавших места при национальных святынях и будто бы недостойных своего назначения; когда другая часть с этим не согласилась, акали насильно захватили наиболее важные и почитаемые храмы и выгнали неугодных им лиц; англичане, во имя порядка, вмешались в спор (Sikh Shrines Dispute). Наибольшими нарушителями порядка были акали, но они располагали в то же время значительно большей моральной силой; естественная защита англичанами более слабой стороны лишь усилила борьбу и, кроме того, придала ей враждебный англичанам политический колорит, нашедший свое сильное отражение в следующем году.

1923 год в политическом отношении был отмечен борьбой двух национальных течений, из которых одно — свараджисты, вызванные к жизни С. Р. Дас’ом *), явились противниками движения non cooperation в том смысле, что они высказались за недавно образованные советы, рекомендовали не уклоняться от выборов, а с тем большей силой бороться за сварадж, уже поступивши в советы. Против них резко выступили ортодоксальные конгрессисты, которые видели в шаге Даса предательство пред общим делом, начатым Ганди. У каждой из партий имелись свои доводы, составляющие и в настоящее время предмет горячих дебатов в печати. Дас подвергся жесточайшим нападкам и прибег к лукавому объяснению, что он вступление в советы рекомендовал, будто бы, с затаенной мыслью разгромить эти самые советы; ему удалось привлечь на свою сторону более талантливую часть конгрессистов, лишить влияния ряд крупнейших либералов (например, Сурендраната, Бенарджи — «некоронованного короля Бенгалии») и в результате внести значительный раскол, правда, уже в пошедшее на убыль движение — non cooperation.

*) Умер в июне 1925 года и сожжен в Калькутте с исключительной торжественностью в присутствии колоссальной массы народа.

Вторым явлением, положившим свою печать на физиономию 1923 года, явился взрыв национальной розни между магометанами и индусами. Этот постоянный крупный козырь в политической тактике англичан пущен в оборот был очень своевременно и искусно. Лозаннская конференция значительно отвечала желаниям индийских мусульман, причем «роль» вице-короля в установлении некоторых решений конференции была очень умело муссирована в магометанской Индии. Конгресс вновь временно потерял для магометан свою притягательную силу. С другой стороны, индусы имели ряд поводов к подозрительности и недовольству (притязания пенджабских мусульман на приоритет в провинции, жестокости моплахов, обращенные в сторону индусов-ростовщиков по преимуществу, поразивший индусов статистический итог переписи в Соединенных Провинциях, указавший на падение цифры индусов по сравнению с магометанами и т. д.), и среди них началось брожение, вылившееся, с одной стороны, в ряд «движений» (шудди, задавшееся целью возврата в индуизм недавно омагометанившихся ражпутов, малкака и других низших каст, и сандгадхан, проповедовавшее среди индусов культ физических и военных упражнений) и, с другой — сказавшееся в ряде индусо-магометанских схваток очень серьезного характера (15-20 на протяжении года).

Пенджабское движение акали в течение года приняло явно политический и резкий характер, далеко уклоняясь от заветов Ганди. Одна из групп акали, называемая бабар-акали, перешла на чисто национальную платформу (национальное освобождение сиков), произвела террористические убийства среди англичан, лояльных индусов и даже своих товарищей конгресса. Англичане приняли ряд суровых мер, объявив некоторые группы акали вне закона, и движение временно затихло; попытка конгресса обеспечить движению акали общую поддержку Индии имела слабый успех.

События 1924-1925 годов не представили чего-либо нового и крупного. Пред нами идущее на убыль движение non cooperation; шедшее в разрез с современным укладом индустриально-капиталистического строя, оно могло держаться лишь при помощи большого морального подъема, а подобный подъем долго длиться не мог, и реальные требования взяли верх. Фабрика одолела ручную прялку. Арестованный Ганди был скоро забыт, и его освобождение в 1924 году, по распоряжению рабочего правительства Англии, прошло мало замеченным. Борьба между свараджистами и конгрессистами составляет основную тему в современной стадии национального движения, и с ней мы часто встречаемся на страницах как индусской, так и лондонской печати. Она закончилась победой свараджистов в сессию национального конгресса в Бельгауме в декабре 1924 года, когда, по предложению председателя Магатмы Ганди, конгресс отказался от «четвертого бойкота», кроме бойкота европейского платья (см. ниже).

Второй темой в 1924 году и первой половине 1925 года явилась индо-мусульманская распря; Бельгаумский конгресс внес паллиативное решение: «пусть меньшинство (то есть мусульмане) идет своей дорогой». По-видимому, распри еще находятся в периоде подъема. На сессии законодательного собрания в Соединенных Провинциях от 19 декабря 1924 года зачитаны были сведения об индусско-магометанских столкновениях за четыре последних месяца август-ноябрь; в них значилось, например, что в Аллагабаде за это время было убито 12, ранено 131, арестовано 160; в Шахжданнуле убито 9, ранено 112; в Лукнове убито 2, ранено 163 и т. д. В Аллагабаде пришлось ввести 144 дополнительных полицейских поста. Британские политики, например, Чироль, Вилькокс, рекомендуют правительству усилить права мусульман, то есть рекомендуют правительству углубление национальных противоречий. Во вступительной речи при открытии сессии законодательных палат в январе 1925 года вице-король обещал мусульманам не менее ¹/₃ голосов. Смерть С. Р. Даса нанесла партии свараджистов тяжелый удар. По совету Ганди, предложено было принять руководство партией Арабиндо Гозу, бенгальскому литератору, жившему со времени политических убийств 1908 и 1 909 годов в Пондишери (французская территория), но Гоз отказался. Жребий руководителя пал на Сен Гупту, политического деятеля Бенгалии, до того времени мало известного вне пределов своей провинции. Влияние и прежний ореол свараджистов сильно пошли на убыль; многие из видных членов партии (Тамб, из Центральных Провинций Патель, бомбейский свараджист и др.) приняли ответственные посты и усвоили тактику («responsive non-cooperation»), мало чем отличную от таковой умеренных. .

Национальное движение. Национальные конгрессы, начавшие функционировать в Индии с 1885 года, в течение 22 лет представляли чисто теоретическую, беспочвенную и бесправную «говорильню» (употребляя выражение англичан), не имевшую в стране никакого влияния и вызывавшую к себе со стороны владык Индии полупрезрительное замалчивание. Мусульмане, то есть более ¹/₄ населения Индии, в конгрессах почти не принимали участия. На конгрессе в Сурате (1907 г.) между членами произошел раскол, и образовались партии экстремистов и модератов (позднее названных индийскими либералами), и тогда же (в первый раз) была формулирована основная задача конгресса, сводившаяся к достижению Индией системы управления, которая делала бы эту страну самостоятельным членом Британской империи, то есть доминионом. Как средства для достижения, рекомендовались: 1) конституционные приемы борьбы за постепенное улучшение существующей формы правления, с одной стороны, и 2) развитие и организация интеллектуальных, моральных, экономических и промышленных ресурсов страны, с другой. Инглизированная интеллигенция составляла движущую силу движения.

Так продолжалось до 1916 года (в Лукнове), когда совершилось внешнее примирение между расколовшимися экстремистами и модератами, и найдена была объединенная линия работы. С момента специальной секции конгресса (в сентябре 1920 г. в Калькутте) он переходит в резко оппозиционную политику и до самого момента ареста Ганди всецело находится под его влиянием.

После Амритсарской сессии (1919-20 гг.) конгресса, в очень бурный период народного движения, был опубликован рапорт комиссии Гёнтера по поводу пенджабских беспорядков. Он вызвал исключительное волнение. Чтобы обсудить как связанные с этим, так и другие политические вопросы, в сентябре 1920 года в Калькутте имела место специальная сессия индийского национального конгресса (традиционно он собирается в декабре).

Ганди внес свою программу «несотрудничества» (non cooperation programme), и она получила одобрение большинства конгресса. Конгресс вынес резолюцию, в которой, осуждая действия индийского и британского правительств, требовал установления свараджа — самоуправления (home rule), и единственным путем достижения его признавал политику «прогрессивного несотрудничества без насилия» (progressive non violent non cooperation). Практически эта политика выливалась в ряд требований: отказываться от почетных назначений и должностей, не участвовать в собраниях, дурбарах и других правительственных организациях, взять детей из правительственных школ и коллегий и основать свои национальные, постепенно бойкотировать правительственные суды и обходиться своими частными, отказываться поступать на военную службу, если имеется в виду Месопотамия, как место стоянки войск, не принимать кандидатуру в реформированные советы и не голосовать за тех, которые не выполнят этого пункта и, наконец, бойкотировать иностранные товары. В качестве «дисциплинирующей меры и как средство каждому показать свой труд и усердие в организации несотрудничества», конгресс рекомендовал применение свадеши и прежде всего по отношению европейской одежды, в развитие каковой мысли советовалось в каждой избе оживить старые «почтенные» ремесла по пряже нитки и изготовлению тканей.

Указанное решение и связанная с ним программа были утверждены конгрессом в Нагпуре в декабре 1920 года, причем здесь была изменена основная статья конституции конгресса в таком смысле: «Задачей национального индийского конгресса является достижение народом Индии свараджа путем всех законных и мирных средств». На этом же конгрессе была по пунктам повторена программа «несотрудничества», и в нее внесены лишь некоторые усиливающие оттенки; заключительный пункт поднимал вопрос об образовании национального фонда под названием Всеиндийский фонд свараджа имени Тилака. По существу, конгресс в Нагпуре повторил лишь специальную сессию Калькутты, но говорил языком смелым и властным, вполне сознавая свое огромное влияние. Конгресс в этот период становится объединенной национальной партией в борьбе за независимость Индии и коренным образом перестраивается организационно.

Претворенное в жизнь движение «несотрудничества» дало свои плоды в течение 1921 года. Вся Индия покрылась сетью конгрессовых комитетов, начиная от окружных и кончая деревенскими; комитеты дружно заработали для осуществления программы «несотрудничества». Началось с бойкота судов и правительственных школ. О результатах движения трудно составить определенную картину, так как данные англичан и туземцев резко расходятся. Англичане, например, утверждают, что вместо одного крора рупий (6,5 миллионов рублей) в действительности собрано было только 35 ляков рупий (немного больше 2 миллиона рублей). Туземцы говорят, что 90 тысяч студентов покинули правительственные учреждения, а в национальных — училось 70 тысяч студентов. По докладу вице-канцлера калькуттского университета от 15 сентября 1921 года, в школах, имевших в средине 1920 года 210 936 учеников, к средине 1921 года оставалось 163 787, то есть на 23% меньше; из 10 492 студентов в колледжах к 15 сентября 1920 года оставалось к 10 августа 1921 года 7 585, то есть на 27% менее.

В апреле 1921 года всеиндийский конгрессовый комитет (All-India Congress Committe), заседавший в Безваде, обсудив политическую ситуацию Индии, выставил следующие пожелания («Безвадская программа»): собрать крор ¹) рупий; навербовать крор членов; привести два миллиона прялок в рабочее состояние, — все к концу июня месяца.

По уверению туземной печати, первые два пункта были в точности выполнены. Из Безвадской программы вытекало, как естественное следствие, свадеши, сначала в форме бойкота иностранной материи и уничтожения ее. Конец года ознаменовался призывом к гражданскому неповиновению — индивидуальному и массовому — и неплатежу податей. Посещение принцем Уэльским Индии в ноябре, сопровождаемое достаточно красноречивыми проявлениями народного неудовольствия, побудило правительство остановиться на решительных мерах. Особенно круто проявили себя правительства Бенгалии, Соединенных Провинций, Пенджаба и Мадраса.

При такой обстановке в декабре 1921 года открылось заседание конгресса в Ахмедабаде. Около времени этого заседания произошел ряд арестов; были арестованы С. Р. Дас, выбранный президентом конгресса, Лала Лажпат Рай и Пундит Мотилан Неру. Но Ганди оставался еще на свободе, и он был вдохновителем конгресса (его делегаты появились одетыми в кходар — платье, приготовленное из туземной материи ручным трудом — и сидели на земле). Работы конгресса разбились по специальным секциям, и конгресс лишь утверждал резолюции этих секций. Одна из резолюций конгресса назначала Магатму Ганди диктатором, с правом выбирать себе преемника. Эта резолюция повторяла необходимость продолжения политики «несотрудничества» и, между прочим, подтвердила постановление бомбейского комитета об образовании корпуса волонтеров, как активных проводников начал свараджа и свадеши. На конгрессе же было постановлено, что «активное гражданское неповиновение» должно начаться с 21 января 1922 года.

Первые проявления гражданского неповиновения обнаружились на восточном берегу Мадрасского президентства, в форме призыва не платить податей, но были решительно подавлены правительством. В Чори-Чора (в Соединенных Провинциях) движение (4 февраля) приняло грозные облики: крестьянство, поощряемое и поддерживаемое волонтерами, убило 21 полицейского и деревенских сторожей.

¹) Крор – 10 000 000.

Случай произвел в печати и обществе ошеломляющее впечатление и вскрыл перспективу опасных возможностей. Ганди, уже переполненный сомнениями, в Бардоли (около Сурата), где он лично хотел дирижировать событиями, начал бить отбой. На поспешно собранном исполнительном комитете конгресса были опубликованы резолюции, известные под именем Бардольских (Ваrdoli Resolutions), которые, внешне повторяя прошлое решение, в существе своего содержания отказывались от массового гражданского неповиновения. Всеиндийский конгрессовый комитет, заседавший в Дели, частью как бы восстановил программу гражданского неповиновения, но вскоре последовал арест Ганди и главных его помощников, руководители потеряли веру в движение, и на одном из заседаний в ноябре собрание пришло почти к единодушному выводу, что «страна не готова к массовому гражданскому неповиновению».

Заседание национального конгресса в 1922 году (сессия 1922-1923 гг.), имевшее место в Гайе, обнаружило признаки утомления среди вождей национального движения и опасное начало расхождений и споров. Хотя конгресс вновь и утвердил большинством голосов программу «несотрудничества» без насилия и тем самым бойкотирование Советов, но на нем же сформировалась под лидерством Даса партия свараджистов, подрывавшая основы программы и удержавшая верх над секцией ортодоксальных бойкотистов (The hard section). На этом же конгрессе всплыли индусо-магометанские разногласия; они вызвали длиннейший ряд споров, исканий директивной резолюции и закончились перенесением всего вопроса на плечи специального комитета, состоявшего из двух индусов, двух магометан, одного сика и одного парса; согласно английской версии, комитет к своей работе так и не приступил.

1923 год прошел для деятельности национальных конгрессов очень тихо. К моменту сессии конгресса, заседавшего в городе Коканаде, на берегу моря выше устья Годавери, назрели две крупных темы: какой политики держаться относительно партии свараджистов и как реагировать на индо-магометанскую распрю. Ни на первый, ни на второй вопрос Коканадский конгресс не вынес отчетливого решения. Основные резолюции его являлись повторением старых решений, но в их формулировке не было уже прежнего воодушевления и задора. Относительно индо-магометанской распри зачитанный проект договора (называемый Lajpatrai-Ansari Pact, по имени его авторов), предусматривавший как принципы общей веротерпимости, так и некоторые технико-религиозные подробности (убой коров, организация религиозных процессов и т. д.), не удовлетворил конгресс, и вопрос был вновь передан на разработку предварительной комиссии.

Национальный конгресс 1924 -1925 годов (39 сессия) заседал в Бельгауме 26-30 декабря под председательством Магатмы Ганди. Основной темой был вопрос о совместной работе свараджистов, вошедших в состав законодательных советов, и ортодоксальных бойкотистов, стоящих за продолжение четвертого бойкота (английские суды, школы, реформированные законодательные советы и иностранные платья и мануфактура). Ганди в своей вступительной речи признал крушение своих старых надежд и вообще обнаружил упадок реформаторского подъема. Он признал, что бойкот не удался, исключая разве части его, касавшейся иностранного платья, относительно же индусско-мусульманской распри председатель так же меланхолически признал недостижимость примирения; лишь в будущем он надеялся видеть отмену общинно-религиозного или группового представительства. «Пусть меньшинство (то есть мусульмане) идет своей дорогой, а большинство (то есть индусы) пусть покажет в нужных случаях пример самопожертвования».

По предложению Ганди отменен был бойкот трех первых объектов, но удержан был бойкот четвертого — под странной формой, что каждый член конгресса на ручной прялке обязан ежегодно приготовить 2 тысячи фунтов кходара. Эта чисто формальная уступка не должна затмевать общего успеха «реальных политиков»— свараджистов, добившихся на этот раз прямой санкции конгресса на их вхождение в законодательные советы.

Возвещенные конгрессом пожелания, как они внушены Ганди, поражают скромностью; они следующие: 3) введение избирательного права на цензе физического труда (§ малопонятный); 2) сокращение военных расходов; 3) упрощение и удешевление правосудия; 4) упразднение акциза на спиртные напитки; 5) сокращение жалования чиновникам (особенно высшей бюрократии). Национальный конгресс 1925-26 годов заседал в Каунпоре под председательством женщины Сараджини Найду, факт, встречающийся в жизни конгресса впервые. Речь председателя, полная поэзии и теплоты, не дала конгрессу руководящей нити. После горячих споров в течение 2-3 дней конгресс примкнул к политической программе свараджистов, но это не единодушное постановление было отравлено констатированием серьезного разлада в рядах партии. Присутствовавший на конгрессе Ганди оставался молчаливым наблюдателем происходившего, а по возвращении в Ахмедабад он возвестил свое решение воздержаться от всякой политики, по крайней мере, в течение года.

Индийская мусульманская лига, основанная в 1906 году и имевшая вначале задачей способствовать воспитанию и развитию мусульманских масс, оставаясь совершенно вне политики, являлась вначале организацией, пропитанной исключительной лояльностью и предупредительностью по отношению к британскому правительству; «достижение возможных гармонии и согласия между мусульманами и другими народами Индии», но при соблюдении полной лояльности и умеренности в тоне, являлось крайним пределом пожеланий Лиги. В 1912-1913 годах Мусульманская лига внесла в свою конституцию некоторое изменение и ввела параграф о достижении Индией системы самоуправления. Со времени заседания национального конгресса в Лукнове (1916 г.) Мусульманская лига начала иметь с ним одновременные и совпадающие по месту заседания и вообще сильно подпала под влияние конгресса. Ее чисто мусульманские задачи принял на себя Центральный халифатский комитет, проявляющий значительную воинственность в своих выступлениях. В заседании 1924-25 годов комитетом был послан привет риффскому вождю Абдул Кериму и соболезнование «египетскому народу, страдающему под игом англичан». Однако, и Всеиндийская мусульманская лига в сессии в декабре 1924 года резко отошла от конгресса, взяла узко-мусульманскую линию и вернулась к старой лояльности. В сессию 1925-26 годов (декабрь), заседая в Алигаре, Лига повернула еще сильнее в сторону от конгресса, возвестив устами своего председателя Абдур Рахима резкую мусульманскую линию. «Индусы и мусульмане, - сказал он в своей речи, — являются разными народами, и жизнь их бок о бок в течение ряда столетий не слила их в единую нацию». Председатель решительно осудил движение шудди и сандгадхан (см. выше), как угрозу, направленную против магометан. Главная резолюция собрания сводилась к требованию немедленного назначения королевской комиссии для пересмотра конституции Индии под углом интересов населения. Халифатский комитет в сессию 1925-26 годов (Каунпор) повторил линию предшествующего заседания, осудив британскую политику в Ираке и решение Лиги Наций относительно Мосула.

Рабочий вопрос. Хотя Индия является страной преимущественно земледельческой и таковой останется еще очень надолго, все же процесс ее индустриализации идет непрерывными шагами, а с ростом индустриализации рабочий вопрос в стране приобретает роль все более и более крупного фактора. Калькутта и Бомбей являются ныне крупнейшими промышленными центрами; вокруг джутовых фабрик первой и хлопчатобумажных второго вырос целый ряд других производств. Другой крупный промышленный район создался вокруг Каунпора с его хлопчатобумажными, шерстяными и кожевенными фабриками. В Декане большими центрами, преимущественно хлопчатобумажной фабрикации, являются города Шолапур, Нагпур и Ахмедабад. В провинции Бигар и Орисса в последние годы возник центр горной промышленности, имеющей американский уклон по быстроте и характеру своего развития. Железнодорожные мастерские и заводы Северо-Западной железной дороги составили в Пенджабе зерно крупной промышленности, ныне включающей в себе ряд других производств (особенно цементного дела).

Рабочий Индии не является профессионалом; он не всегда даже житель района, на фабрике которого работает; он часто только пришлый нуждающийся человек, для которого фабрика не более, как временное подспорье. В иных случаях, как, например, в угольных копях, рабочим является вчерашний дикарь, представитель первобытных народных групп. Все это необходимо иметь в виду, чтобы понять многие явления, связанные с рабочим вопросом; характер забастовок, роль и значение профессиональных союзов, степень социальной сознательности рабочих вообще и т. д. Рабочая масса в значительной мере является продуктом внутренних переселенческих движений, и последние с этой стороны заслуживают внимания.

Главными провинциями Индии, в которые направляются крупные волны переселенцев, являются Ассам, Бенгалия, Бирма и Бомбей; провинциями же, из которых исходят переселенческие волны, будут Бигар и Орисса, Соединенные Провинции и Мадрас. В Ассаме наблюдается наибольший процент пришлого населения, составляющий 16% населения; пришельцы получаются из двух переселенческих потоков: один идет на чайные плантации из Бигара и Ориссы, Центральных Провинций, Соединенных Провинций и Мадраса; другой составляют колонисты из округов Восточной Бенгалии, ищущие новых земель. В Бенгалии пришлые люди составляют 4% общего населения, и главная масса их уроженцы Бигара и Ориссы. В Бенгалии существует большой недостаток промышленных рабочих: из 181 974 квалифицированных рабочих, занятых во всех индустриях Бенгалии, только 39% уроженцы этой провинции, а остальные пришлые. Для неквалифицированного труда Бенгалия еще более нуждается в пришлых руках. Бомбейский округ в большей мере обеспечен собственными рабочими силами. Во всех отраслях промышленности города Бомбея свыше 85% квалифицированных и неквалифицированных рабочих являются уроженцами самого города. За последние 40 лет (1881-1921) в Бомбейском президентстве число пришлых возросло с 600 тысяч в 1881 году до 825 тысяч в 1921 году, центрами притяжения, по преимуществу, являются города Бомбей, Карачи и Шолапур. Причем в Бомбей идут со всех углов Индии; этот слишком разнородный состав фабричных рабочих был не в силах до сих пор образовать профессиональные союзы. Рабочий состав Ахмедабада (родом из Бароды и около ¹/₃ из Раджпутаны) и Шолапура (из Гайдерабада) является более однородным, и стачки протекают в них (особенно в Ахмедабаде) более дружно и обширно.

Подсчет числа промышленных рабочих Индии, в силу подвижности и неустойчивости его состава, является делом очень трудным. Попытку Роя определить наличность промышленных рабочих («Новая Индия», 93-96) надо признать неудачной, как неудачен вообще его цифровой материал; относительно промышленных рабочих цифры Роя излишне преувеличены. Британская статистика (The Indian Year Book, 1924) насчитывает во всей Индии 7 113 фабрик с примененными на них 2,1 миллионами людей, что составляет 0,7% от всего населения Индии. Из этого числа 810 тысяч работает на «взращивающей» промышленности (плантации чая, кофе, индиго), 558 тысяч на текстильной промышленности, 224 тысячи в горных предприятиях, 125 тысяч в транспорте, 74 тысячи пищевики, 71 тысяча металлисты, 47 тысяч в стеклянно-гончарной промышленности, 47 тысяч в химической и 45 тысяч по предметам искусств и роскоши. Эти цифры приходится считать, несомненно, преуменьшенными. Вероятнее всего, цифра промышленных рабочих будет равна 3-4 миллионам, или 1% населения Индии; эта норма чаще всего и мелькает в книгах.

Фабричное законодательство Индии до двадцатых годов текущего столетия являлось одним из самых отсталых. Первый фабричный закон 1881 года ограничил лишь детский труд; для лиц старше 12 лет продолжительность рабочего дня законом не была регулирована; фабрики работали от восхода до захода солнца, то есть 11¹/₂ — 14 часов. Вторым законом 1891 года внесены были несколько большие ограничения для детей и впервые для женщин; а в развитие его провинциальными властями опубликован был ряд правил, касающихся вентиляции, снабжения водой, улучшения жилищных условий и т. д.

Лишь фабричный закон 1911 года является более цельным и ясно изложенным актом. Он впервые определил понятие «фабрики», включив сюда и «сезонные» фабрики (работающие не менее 4 месяцев), ограничил для детей число рабочих часов шестью в день, запретил ночные работы женщин, исключая хлопкоочистительные и прессовальные заводы, и впервые определил (для текстильных фабрик) minimum взрослого рабочего 12 часами.

Со времени основания Лиги Наций Индия приняла на себя обязательства, вытекающие из постановлений Лиги относительно рабочего вопроса. Индия приняла участие в последовательных (1919-1923) пяти сессиях заседаний международной конференции труда. Постановления первой Вашингтонской конференции (1919 г.) вызвали в Индии создание фабричного закона 1922 года, вошедшего в силу 1 июля того же года.

Этим законом для взрослых установлена 60-часовая рабочая неделя, а продолжительность рабочего дня установлена в 11 часов, с отдыхом или перерывом на один час. Женщины и дети не должны работать на фабрике раньше 5 часов 30 минут утра и после 7 часов вечера. Дети (лица моложе 15 лет) не допускаются совершенно на работу раньше 12 лет и, вообще, не могут работать более шести часов в сутки и более 4 часов подряд. Кроме того, закон строго регламентировал часы работы в зависимости от требуемого перерыва, установил один праздничный день в неделю, запретил работу в один и тот же день на двух разных фабриках и т. п. Этим же законом улучшена и более строго регулирована система фабричного инспектората.

Индийский закон о горных предприятиях (The Indian Mines Act) 1923 года установил точным образом термин «горные предприятия»; он же для работы на поверхности земли установил 60-часовую рабочую неделю, а для работы под землей 54-часовую. Женский труд ничем не отличен, женщины могут работать и под землей.

Закон о вознаграждении рабочих 1924 года возлагает на предпринимателя обязанность вознаграждения пострадавшего, «если рабочему причиняется увечье несчастным случаем, вследствие и во время его работы». Закон предусматривает случаи смерти (30-месячная плата или 2 тысячи рупий взрослому), полной потери трудоспособности (совершеннолетнему — 42-месячная плата или 3,5 тысяч рупий) и временной потери полной или частичной.

Индийскому фабричному законодательству предстоит еще большая дорога совершенствования, — на фабриках еще налицо злоупотребления расплатой продуктами (truck system), система штрафов, отсутствие еженедельной расплаты, забвение рожениц и т. д., — чтобы сколько-нибудь приблизиться к европейским.

Борьба капитала и труда в Индии находится еще в крайне тяжких для второго условиях. Хозяева давно уже сорганизовались; существуют ассоциации владельцев джутовых фабрик (с 1902 г.), угольных копей (с 1892 г.) и т. д. Основана также общая федерация предпринимателей, одним из первых актов которой была посылка своего делегата на вторую Международную конференцию в Женеве. Индийские рабочие организованы крайне слабо. Невежество и неграмотность рабочих, их постоянная перекочевка с места на место, разноплеменный и разнокастовый состав являются главными помехами на пути образования рабочих союзов. Имеющиеся налицо так называемые профессиональные союзы в действительности лишь скромные стачечные комитеты, возникающие в минуты необходимости организовать стачку и исчезающие с ее тем или иным окончанием. Все же в Бомбейском президентстве положено некоторое начало профессиональной организации. Так, согласно данным Отделения Труда (Labour Office) в Бомбее, опубликованным в Labour Gazette, к концу марта 1924 года в городе Бомбее было 10 профессиональных союзов с 27 813 членами, в Ахмедабаде — 7 союзов с 14 085 членами, в остальной части Бомбейской провинции — 6 союзов с 8 404 членами, — всего 23 союза с 50 302 членами. Союзы в городе Бомбее организованы не фабричными рабочими, а железнодорожниками (три союза), матросами, почтовиками и извозчиками, даже парикмахерами; напротив, в Ахмедабаде (где состав рабочих однородный) из 7 союзов 4 — союзы фабричных рабочих. По-видимому, не имея прочной организации, профессиональные союзы Бомбейского президентства не имеют прочных постоянных фондов, то есть финансовое положение их, вероятно, малоудовлетворительно. В Бенгалии существуют сильные союзы железнодорожных и телеграфных рабочих, но нет солидных союзов среди джутовых фабрик, вероятно в виду их пришлого и разнородного состава. В других провинциях Индии профессиональное движение еще слабее. Существует организация — Всеиндийский конгресс тред-юнионов, но влияние ее на рабочее движение весьма слабое; английские справочники даже обходят эту организацию молчанием.

Указанная картина организаций хозяйской, с одной стороны, и рабочих — с другой — достаточно объясняет характер индусской стачки вообще; она, по свидетельству английских источников, отличается следующими особенностями:

а) очень часто стачки начинаются без предуведомления; б) отсутствие ясно определенных требований до стачки; в) сложность, а иногда экстравагантность требований, заявляемых после того, как началась стачка; г) отсутствие правильной организации (исключая, может быть, Ахмедабада), умеющей формулировать заявляемые требования и гарантировать уважение ко взаимным (между хозяевами и организацией) решениям; д) способность бастующих выдерживать стачку значительное время, несмотря на видимое отсутствие организации.

Стачки в Индии представляют собой заметное явление лишь в последние 10-15 лет; в первую голову, по количеству их, идет Бомбейское президентство, за ним Бенгалия; в других районах стачки бывают сравнительно редко. В 1922 году в Британской Индии было 278 промышленных конфликтов против 400 в 1921 году; рабочих в них было затронуто 435 434 (в 1921 г. — 523 155) и число потерянных дней 3 972 727 (в 1921 г. — 6 637 862). Большинство стачек были вызваны вопросами заработной платы; подавляющее число (187) стачек кончилось в пользу хозяев и только 34 в пользу рабочих; 25 кончилось компромиссом. Из всех забастовок 135 происходили в хлопчатобумажной промышленности, 41 — на джутовой, 13 — на железных дорогах и 10 — на металлических заводах.

Как показывают отчеты за 1923 год, напряженность забастовок и их общий характер остались те же, что и в предшествовавший год. В Бомбейском президентстве, например, число забастовок было 132, то есть меньше по сравнению с предыдущим годом, но забастовки вышли напряженнее и массивнее, как показывает крупная потеря в рабочих днях; более всего (77%) забастовок опять-таки выпало на хлопчатобумажную промышленность; в 62% конфликтов победителями вышли хозяева. Число рабочих, примкнувших к забастовкам в 1923 году, равнялось 291 083 с числом потерянных рабочих дней, равным 5 051 704.

Указанные цифры свидетельствуют, что рабочие Индии еще очень слабо подготовлены для серьезных состязаний с капиталистами. 1924 год оказался наиболее ярким в смысле проявления забастовок, показав, что рабочие Индии более умело и дружно стали пользоваться этим орудием борьбы. Число участников в забастовках равнялось 312 462, число потерянных рабочих дней дошло до огромной цифры в 8 720 918. Главным слагаемым в этих забастовках явилась крупная забастовка на хлопчатобумажных фабриках Бомбея в первую четверть года, вызвавшая потерю 7 500 000 рабочих дней. И в этом году рабочие лишь на З0% борьбы оказались победителями. В 1925 году заслуживают быть отмеченными две крупных забастовки; обе продолжались два с половиной месяца. Первая (на Северо-Западной железной дороге) кончилась уступкой со стороны рабочих, но зато вторая — на фабриках Бомбея — вовлекшая в борьбу 151 986 человек, кончилась блестящей победой рабочих.

Бытовые и экономические условия рабочих Индии исключительно плохи. Мировая война внесла много перемен в жизнь Индии вообще и рабочего класса в частности. Она подняла заработную плату (за время с1914-1919 годов в среднем на 21%), но рост цен за это время на предметы первой необходимости поднял стоимость прожиточного минимума гораздо более, на 83% (за тот же период). Стачечные волны, захватившие Индию в 1920-1922 годах, несомненно, значительно подняли заработную плату рабочих; согласно ежегодному отчету «Prices and wages in India», промышленная плата между 1913 и 1922 годами возросла на 40-75%, то есть за время после войны (учитывая 21% за время 1914-1919 гг.) поднималась очень сильно, но это отнюдь не говорит о реальном улучшении жизни рабочих, так как цены также росли непрерывно. Во всяком случае, вопрос об обеспечении рабочих, как функция от заработной платы и прожиточного минимума, очень трудноуловимых и неоднородных данных — представляет исключительные трудности для решения. Вопрос, например, о ценах, варьирующихся от провинции к провинции, является для Индии в целом почти непреодолимой задачей.

Несколько более надежную картину представляет собой Бомбейское президентство в области хлопчатобумажной промышленности. Обстоятельное исследование вопроса показало, что денежная заработная плата за время 1914-1921 годов поднялась на 100%, а стоимость прожиточного минимума несколько меньше — на 77%, и жизнь рабочего за указанное время нужно признать улучшенной. Но нельзя забывать, что подъем заработной платы начался от исключительно низкого предела, почему и в наши дни заработная плата фактически остается чрезвычайно низкой. Средний дневной заработок рабочего профессор Нарайн для 1921 года изображает такой таблицей (см. таблицу А).

Из этого бюджета, являющегося часто достоянием семьи в три-четыре человека, вытекает такая картина распределения трат по главным группам (таблица Б):

то есть более половины дохода уходит на пищу. Само же количество пищи, потребляемое промышленными рабочими (по исследованию 2 473 бюджетов рабочих семейств в Бомбее), является очень малым; оно хотя и равняется максимальной норме зернового хлеба, устанавливаемой инструкцией по борьбе с голодом, но меньше пайка, полагающегося арестанту в тюрьме. Наконец, жилищная обстановка жизни рабочих невыносимо плоха, особенно в городе Бомбее.

Литература: Vincent Smith, «The Oxford History of India», Oxf., 1920 (очень обстоятельный труд, особенно оригинальный в своей древней части. Магометанский, а особенно британский период обработаны пристрастно. Прекрасно иллюстрирован. Общепризнанный англичанами Standart work); Ray (K. S.), «The Crisis in India», Madras, 1918; Report on Indian Constitutional Reforms» (труд статс-секретаря по делам Индии и вице-кор.: так называемые реформы Монтэгю-Челмсфорда), Calcutta, 1918: Das (G.), «The Governance of India», Madr., 1918; Macdonald (J. R.), «The Governement of India», Lond., 1919; Lovett, sir Verney, «А History of the India. Nationalist Movement», L., 1921; Gandhi (Mahatma), «His Life, Writings and Speeches» (пред. m-rs S. Naidu), 3 изд., Madras, 1922; его же, «Young India. 1919-1922» (историческое введение С. S. Ranga Syer‘al, М., 1922: его же, «Speeches and Writings of М. K. Gandhi» (предисловие С. F. Andrews‘а и биографический набросок), 3 изд., Madr., 1922; его же, «Freedom's Battle» (сборник статей и речей о современном положении Индии), М., 1922; Е. А. Horne, «The political System of British India», Oxf., 1922 (изложение реформ 1919 г. с интересным историческим вступлением и с обзором их ближайшего осуществления; приложен обстоятельный перечень официальных документов); Gandhi (М.), «А guide to health» (перевод с индусского), М., 1923; М. Н. Рой, «Новая Индия», Москва-Петроград, 1923; Shirras (G. F). «Report on an enquiry into the wagesand hours of labour in the Cotton Mill Industry», Bombay, 1923; Das (R. Н.), «The Labor movement in India », 1923; Harvey, «Labour in India. А Study of the conditions of Indian Women in modern Industry», Lond., 1923; Dutta (Prof. D.), «Peasant-proprietorship in India» (основная цель труда доказать, что районы с отдаленнейших времен древности были абсолютными собственниками своих земель), Тірреtа, 1924; Leake (Н. М.), «The Foundations of India. Agriculture», Cambridge, 1924; Wadia, prof. Р. А. and Joshi, prof. G. N., «The Wealth of India. А Study in the Problems of Population and Production», Lond., 1925; Б. Hapaйн, «Народное хозяйство Индии», М., 1925 (очень свежий и интересный очерк торгово-промышленной Индии); А. Mayhew, «The Education of India», Lond., 1926; Gyan Chand, «The Financial System of India», L., 1926; K. Т. Shah, «Wealth а. Taxable Capacity of India», Bomb. а. Lond., 1924.

Л. Снесарев.

¹) Рупия = 65-70 копейкам, анна = 4 копейкам, пай = ¹/₃ копейки.