Данилевский Николай Яковлевич

Данилевский, Николай Яковлевич, естествоиспытатель и публицист, один из наиболее видных эпигонов славянофильства, родился в 1822 году. По окончании курса в Александровском лицее, пробыл три года вольнослушателем на естественном факультете санкт-петербургского университета. Занимаясь естественными науками и, главным образом, ботаникой, он вместе с тем увлекался в эти годы изучением системы Фурье. Окончив университетский курс со степенью кандидата, Данилевский вслед за тем сдал экзамен на магистра ботаники и собирался отдаться научным занятиям. Но летом 1849 года, во время научной экскурсии в Тульскую губернию, он был арестован, привезен в Петербург и привлечен к делу Петрашевского (см.). Пробыв 100 дней в Петропавловской крепости, он успел убедить следственную комиссию в своей невиновности, и был освобожден от суда. Однако, это привлечение не прошло для Данилевского совершенно бесследно: он был выслан из Петербурга и зачислен на службу в канцелярию вологодского губернатора, откуда только в результате особых хлопот ему удалось через некоторое время перевестись в канцелярию самарского губернатора. В 1853 году Данилевский был командирован в состоявшую под начальством знаменитого Бэра ученую экспедицию для исследования рыболовства на Волге и в Каспийском море. Эта экспедиция, продолжавшаяся более трех лет, определила собой дальнейшее течение жизни Данилевского. После этой экспедиции он был зачислен на службу в департамент сельского хозяйства и вскоре назначен начальником новой экспедиции — для исследования рыболовства в Белом и Ледовитом морях. За этой второй экспедицией, продолжавшейся также три года, последовал ряд других, менее значительных, поездок Данилевского в различные местности России для изучения вопросов рыболовства. Материал, собранный во время этих поездок, дал возможность Данилевскому принять деятельное участие в выработке законодательства по части рыболовства в водах Европейской России. В 1872 году он был назначен председателем комиссии для составления правил о пользовании проточными водами в Крыму, где он еще раньше приобрел себе имение, а в 1880 году — председателем крымской филоксерной комиссии. Дело борьбы с филоксерой и заняло, главным образом, последние годы его жизни. Данилевский умер в 1885 году.

Досуг, остававшийся у него от собственно служебных занятий, Данилевский отдавал научным и публицистическим трудам. Главной его публицистической работой является «Россия и Европа», напечатанная сперва в 1869 году в журнале «Заря», а затем вышедшая отдельной книгой в трех последовательных изданиях (1871, 1888 и 1889 гг.). В этой книге наиболее ярко и полно высказаны были Данилевским его взгляды на общий ход истории и, в частности, на исторические судьбы России, взгляды, обеспечившие ему определенное место в развитии русской общественной мысли. Друзья и поклонники Данилевского после выхода в свет «России и Европы» поспешили объявить эту книгу «целым катехизисом или кодексом славянофильства» (выражение Н. Н. Страхова). И взгляды Данилевского, действительно, стояли в известной генетической связи со взглядами первых славянофилов, но вместе с тем были и значительно уже этих последних, представляя собою не простое воспроизведение первоначальной доктрины славянофильства, а своего рода переход от нее к теории русского национализма. От первых славянофилов Данилевский усвоил резкое противоположение России и Европы, но вместе с тем выступил решительным, хотя и недостаточно последовательным, противником их всемирно исторической точки зрения. В основу собственных взглядов на ход истории Данилевский положил не гегелевскую схему, согласно которой отдельные народы выступают на историческую арену преемниками один другого, представляя собой последовательные и все более полные воплощения всемирного духа, а мысль немецкого историка Рюккерта о существовании обособленных культурно-исторических типов. Этой последней мысли Данилевский дал в значительной мере самостоятельное и оригинальное развитие. Человечество, по его мнению, представляет собой лишь отвлеченное понятие, благодаря чему не приходится говорить ни о периодах всемирной истории, ни об общей теории устройства гражданских и политических обществ, о теоретической политике или экономии. Реальное существование, по взгляду Данилевского, имеют только «культурно-исторические типы». Таким культурно-историческим типом является всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, достаточно близких между собой, чтобы их родство ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, если это племя или семейство народов по своим духовным задаткам, вообще, способно к историческому развитию и уже вышло из младенчества. Именно эти культурно-исторические типы и только они являются теми реальными величинами, с которыми должны считаться история и обществоведение. Не все национальности одинаково способны к историческому развитию. Одни из них не могут выйти из периода младенчества и служат лишь этнографическим материалом для пополнения состава своих более сильных и устойчивых соседей; другие играют исключительно отрицательную роль, являясь только «бичами Божиими», назначение которых - устранять с лица земли отжившие свое время культуры, и лишь некоторые складываются в положительные культурно-исторические типы. В качестве таких типов Данилевский называет следующие: египетский, китайский, ассирийско-вавилоно-финикийский (он же халдейский или древнесемитический), индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитический или аравийский, германо-романский или европейский и, наконец, славянский с Россией во главе его. Среди этих типов Данилевский различает типы уединенные и типы преемственные, то есть такие, «плоды деятельности которых передавались от одного другому». Такую передачу Данилевский допускает, однако, лишь в очень узких пределах, по преимуществу в сфере техники. По существу же все культурно-исторические типы вполне самобытны, каждый вырабатывает свою культуру из себя самого, и начала цивилизации одного типа не передаются другому. При этом различные культурно-исторические типы различаются и по степени многосторонности своей культуры. Основных сфер культурно-исторической деятельности Данилевский намечает четыре: религиозную, собственно культурную, политическую и социально-экономическую. Одни из культурно-исторических типов развивали по преимуществу какую-либо одну из этих четырех основ культуры; другие — две, наконец, третьи — три. И только России и славянству предопределено развить полную «четырехосновную» культуру.

В этом последнем пункте Данилевский как бы возвращается к отвергнутой им всемирно-исторической точке зрения и к первоначальной славянофильской доктрине. Но вслед затем он вновь отходит от той и другой, утверждая, что содержание жизни отдельных культурно-исторических типов совершенно несоизмеримо и что для них не существует, поэтому, никаких общих культурных ценностей. Свои выводы из этого положения Данилевский ставит как нельзя более определенно и категорично. Для всякого славянина, говорит он, «идея славянства должна быть высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага». Между славянством и, в частности, Россией, с одной стороны, и Европой, с другой, нет и не может быть ничего общего, больше того — между ними возможна только вражда и борьба. Все европейские интересы и дела одинаково безразличны для славян и России. Последним предстоит заботиться исключительно о развитии собственной жизни и культуры, для чего им необходима полная политическая самостоятельность. Поэтому единственной целью стремлений славянства должно служить образование славянской федерации, во главе которой стала бы Россия, уничтожив Австрию и Турцию и обратив Константинополь в столицу славянства. В эту федерацию должны будут «волей-неволей» войти и три неславянские народности: греки, румыны и мадьяры. Самое образование такой федерации должно было, по взгляду Данилевского, состояться в результате ожесточенной борьбы между предводимой Францией Европой и Россией, которая сможет найти себе союзника разве лишь в Пруссии. И сообразно этому Данилевский призывал всех славян, и прежде всего русских, готовиться к такой борьбе с Европой, отрешаясь от всякой солидарности с какими бы то ни было европейскими интересами. Что касается содержания той культуры, какая будет выработана добившимся самостоятельности славянским типом, то оно самому Данилевскому рисовалось не вполне определенно. В религиозной сфере, по его мнению, таким содержанием должна явиться охрана православия. В собственно культурной сфере русский народ «обнаружил достаточно задатков художественного, а в меньшей степени и научного развития». В сфере политической он одинаково способен и жертвовать государству личными благами, и пользоваться гражданской и политической свободой: он может «принять и выдержать всякую дозу свободы». Наконец, в экономической сфере русская община является залогом «общественно-экономического переустройства, справедливо обеспечивающего народные массы». В конце концов, для Данилевского несомненно только то, что грядущая славянская культура будет во всяком случае выше европейской. Таким образом, если в своей критике всемирно-исторической точки зрения Данилевский и подходил довольно близко к современной ему научной социологии, то положительные его воззрения носили не менее метафизический характер, чем и первоначальная славянофильская доктрина. Соответственно этому он не оказал никакого серьезного влияния на развитие русской научной мысли, и в его работах имела значение, главным образом, их публицистическая сторона, одно время доставившая Данилевскому широкую известность в националистически настроенных кругах русского общества. О Данилевском см. Н. И. Кареев, «Теория культурно-исторических типов» (вошло в его книгу «Историко-философские и социологические этюды», изд. 2-е, Спб., 1899); П. Н. Милюков, «Разложение славянофильства» (вошло в его книгу «Из истории русской интеллигенции», Спб., 1902).

В. Мякотин.

Данилевский известен еще своей, наделавшей в 80-х годах много шуму, книгой «Дарвинизм». Громадный объем (два тома в тысячу слишком страниц), внешний аппарат учености (таблицы цифр и рисунков), самоуверенно презрительный тон, популярное изложение, поддержка официальных сфер и многочисленных влиятельных друзей обеспечило книге успех в известных кругах общества. Научная критика встретила ее молчанием, но когда Н. Н. Страхов (по образованию натуралист-магистр зоологии) выступил с обратившей на себя внимание вызывающей статьей «Полное опровержение Дарвинизма», разбор «Дарвинизма» взял на себя К. Тимирязев, озаглавивший свою статью: «Опровергнут ли Дарвинизм?». Страхов в свою очередь в еще более резкой статье «Всегдашняя ошибка дарвинистов» обрушился на Тимирязева, на что Тимирязев ответил рядом статей («Бессильная злоба антидарвиниста»), в которых не оставил без ответа ни одного возражения Страхова. Эта полемика сохранила свое значение и до настоящего времени, так как Данилевским и Страховым собраны были все ходячие возражения против дарвинизма; к тому же в недавнее время появился новый поклонник Данилевского (Карпов, в предисловии к русскому переводу «Философии зоологии» Ламарка). Любопытно, что, заявляя свое сочувствие Данилевскому, господин Карпов попутно выставляет себя сторонником и менделизма, то есть отстаивает две точки зрения взаимно исключающие (см. Тимирязев, «Чарльз Дарвин» в сборнике «Памяти Дарвина», 1910 г.).

Предвзятая мысль, которую имел в виду Данилевский в своем «Дарвинизме», как он заявлял и в предисловии и в заключение своей книги, состояла в том, чтобы, опровергнув дарвинизм, отстоять «истинную телеологию», то есть учение о конечных причинах, осмеянное в XVIII веке Вольтером, сданное в архив наукой XIX века.

Опровержение «Дарвинизма» Тимирязевым послужило толчком к блестящим статьям Вл. Соловьева против «России и Европы» (см. Тимирязев, «Насущные задачи современного естествознания», 1908, стр. XVIII).

К. Т.