Демоны

Демоны. Первобытные верования не знают резкого противопоставления между добрыми божествами и злыми духами. Раннему анимистическому или доанимистическому пантеону чужда сколько-нибудь последовательная иерархия духов, населяющих вселенную, чуждо и различие между ними специально добрых и специально злых духов. Одни из них сильнее, другие слабее, одни более благожелательны к людям, другие менее, но эти индивидуальные различия не укладываются в рамки какой-нибудь системы. Лишь постепенно из массы духов выделяются более могущественные индивидуализированные божества, и среди них представители доброго, светлого начала обособляются от представителей злого, темного начала. Дуалистические космогонии мы встречаем уже у малокультурных народов. В принципе обыкновенно признается верховенство доброго божества, творца всего мира, известная подчиненность ему злых духов или злого духа, но религиозная практика трактует два эти начала, как более или менее равносильные, или даже больше считается со злыми духами. Так, алтайские инородцы признают, что два высших существа управляют миром: доброе — Ульгэнь, и злое — Эрлик. Последний слабее первого, сотворен им, получает от него в известных случаях приказания и т.д., и, тем не менее, алтайцы гораздо чаще обращаются к Эрлику со своими молениями, гораздо чаще приносят ему жертвы, чем Ульгэню, и поступают так по соображениям строго реалистического характера: Ульгэнь — добр до слабости и независимо от того, приносятся или не приносятся ему жертвы, все равно не способен сделать людям что-либо дурное; злой и мстительный Эрлик только и думает о том, как бы причинить людям страдание, и его все время приходится умилостивлять жертвами. Вообще, для сибирских инородцев «черное» шаманство, служение злым духам, характерно никак не менее, чем обращение к добрым божествам. Этот дуализм сохраняется и в верованиях культурных народов. У одних из них он привел к выработанным религиозным системам, в роде авестийской с ее противопоставлением Ормузда и Аримана, у других удерживается вера в существование злых духов, демонов, и в их могущественное вмешательство в человеческую жизнь, но отношение к ним начинает принимать иной характер. Демонам зачастую придается настолько злобный характер, что обращаться к ним с молениями бесполезно; их нельзя умилостивить никакими жертвами, и человек уже не молится им, а борется с ними с помощью ли добрых божеств или самостоятельно путем заклинаний, очищений или других действий, заставляющих демонов удалиться и оставить намеченную им жертву. Вместе с тем и добрые божества перестают относиться с прежним безразличием к молениям злым духам, и от человека требуется, чтобы он определенно стал на ту или другую сторону. Получается строгое противоположение религии и магий; служение злым духам начинает считаться противоречащим поклонению общепризнанным божествам, и потому не безопасным, потому что, в конечном счете, эти божества все же сильнее злых духов. С развитием монотеизма эти представления еще более упрочиваются, а когда в религии первенствующее значение приобрела идея о загробной жизни и спасении души, создалось представление о дьяволе, стремящемся погубить человеческую душу и готовом ради этого дать в земной жизни человеку всякие материальные блага. Тем не менее и в христианских верованиях сохранилось признание прежних демонов или бесов, сохраняющих, вообще говоря, враждебный человеку характер, но отличающихся не столько злобностью, сколько нечистотой, — понятием, совершенно чуждым первобытным верованиям. Влиянию этих нечистых духов, вселяющихся в человека и им овладевающих, по-прежнему приписывались разного рода нервные заболевания, и для изгнания бесов устанавливались особые молитвы. Понятие о дьяволе, первоначально довольно целостное, постепенно тоже раздвоилось; с одной стороны, в нем видели только врага человеческих душ, не останавливающегося ни перед какими средствами, существо низменное, мелочное, лукавое и ни с какой точки зрения непривлекательное, с другой — это был демон (в единственном числе), бывший прежде ангелом или даже главным из ангелов, существо сильное, властное, дерзнувшее из гордости вступить в борьбу с самим Богом и за то низвергнутое и лишенное блаженства. Этот образ оказался способным к известной поэтизации. Для чисто народных верований первое представление о дьяволе является, впрочем, более характерным.    

А. Максимов.