Духовенство

Духовенство. История православного духовенства в России. Православное духовенство появилось в древней Руси еще до общего ее крещения в виде отдельных членов клира, обслуживавших религиозные нужды возникавших под влиянием Византии христианских общин. Так, в Киеве еще до крещения Владимира существовала церковь св. Ильи, при которой, очевидно, было и духовенство. Великую княгиню Ольгу в ее путешествии в Константинополь сопровождал, между прочим, священник. После крещения Владимира, на Руси появились оба вида духовенства, существовавшие в Византии, черное и белое, создалась церковная иерархия, и скоро духовенство выросло в многочисленный класс. Главой русского духовенства в эту эпоху был митрополит, в свою очередь подчинявшийся константинопольскому патриарху. Первые митрополиты не только избирались и поставлялись в Византии, без всякого участия русского духовенства и русских князей, но и сами были, за редкими исключениями, греками; лишь с XII века константинопольский патриархат начал считаться при замещении киевской митрополичьей кафедры с желаниями русских великих князей. Во главе духовенства отдельных епархий стояли епископы, в избрании которых вскоре стали принимать участие как митрополит и другие епископы русской церкви, так и светская власть в лице князей. Местами, в тех землях древней Руси, в которых вечевое устройство получило особенно сильное развитие, в избрании епископа принимало участие и население епархии. Наиболее определенно и прочно сложился такой порядок в Новгороде, где должность епископа, в соответствии с общим строем новгородской жизни, приобрела в значительной степени земский характер, и самое избрание его совершалось на вече. И митрополиты, и епископы избирались из среды монашествующего духовенства (за исключением лишь Новгорода, в котором в эпоху его самостоятельности архиепископы порой избирались и из белого духовенства). Монастыри, первым из которых была Киево-Печерская лавра, очень скоро привились и размножились на русской почве, причем преобладающим среди них типом на первых порах явились монастыри общежительные. Внутренняя организация монастырей предоставляла широкие права жительствовавшим в них инокам: они сами выбирали игуменов, судили провинившихся из своей среды и по общему совету вели монастырское хозяйство. Ни вступление в монахи, ни приобретение монастырями имущества не встречали никаких ограничений, и уже очень скоро после водворения христианства на Руси монастыри, щедро одарявшиеся князьями и боярами, заняли видное положение в окружавшем их обществе и сосредоточили в своих руках значительные средства, в частности — немалые земельные богатства. Вместе с тем и весь, вообще, верхний слой духовенства — митрополиты, епископы, игумены и архимандриты наиболее видных монастырей — играл заметную роль в тогдашней жизни. Не ограничиваясь одной религиозной областью, эти представители высшего духовенства являлись наставниками князей и окружавшего их правящего класса и в светских делах, стараясь при этом, главным образом, проводить в сознание русской власти и русского общества взгляды, выработанные византийской церковной практикой и письменностью, и являясь, в качестве проводников таких взглядов, поборниками идеи сильной светской власти с теократическим оттенком. Одновременно с этим представители высшего духовенства принимали участие и в практике политической деятельности, заседая в княжеских думах, выполняя разнообразные дипломатические поручения, принимая на себя роль примирителей между отдельными, враждовавшими друг с другом князьями и т. д. На это высшее духовенство, наряду с монастырями, и изливался главный поток княжеских милостей. Митрополит и епископы были свободны от налогов и повинностей и, кроме доходов с своих недвижимых имений, получали еще разнообразные доходы: в их пользу шли доходы с кафедральных церквей, весчия пошлины с торговых мер и весов, судные пошлины с церковного суда, оброки, ставленные пошлины и разнообразные сборы с низшего духовенства и различные пошлины с мирян, вроде венечных денег, взимавшихся за браки. Иначе сложились условия для белого духовенства, в особенности же для духовенства сельских приходов. Оно также было свободно от личных податей и повинностей, но средства для своего существования черпало почти исключительно от доброхотства  прихожан, и благодаря этому материальные условия его жизни стояли на весьма невысоком уровне. На первых порах сильно давал себя чувствовать недостаток в священниках, и власти вынуждены были заниматься их приисканием. Позднее такое приискание перешло к прихожанам, которые выбирали священнослужителей и церковнослужителей своего прихода и заключали с ними договор о нормах оплаты их труда. Иногда при этом выбирался уже поставленный священник, но по большей части прихожане выбирали только кандидата в священники, который затем и отсылался на поставление к епископу. Вступление в ряды белого духовенства было равно открыто для лиц всех общественных классов, но на практике в эти ряды вступали, главным образом, лица, принадлежавшие к низшим и более бедным слоям общества, и нередки были случаи выбора в священники даже холопов. С течением времени естественными кандидатами на места священников стали являться их сыновья, не в силу признания за ними каких-либо особых прав или обязанностей — как вступление в ряды духовенства было свободно для всякого, так и перед детьми белого духовенства, при тогдашнем слабом разграничении общественных классов, открыта была при желании и средствах любая дорога, — а просто в силу преемственности занятий. Поповичу, живя при отце, было легче, чем кому-либо другому, подготовиться к исполнению священнических обязанностей, тем более, что школ специально для духовенства совершенно не существовало, и такой попович со временем становился наиболее приемлемым кандидатом на отцовское место. Таким путем, наряду с выборным порядком занятия священнических мест, понемногу начал устанавливаться порядок наследственный. То же самое, хотя в несколько меньшей степени, происходило и по отношению к другим местам в составе приходского причта. Последний в эту эпоху обычно состоял, кроме священника, еще из дьячка, реже — дьякона, и, наконец, пономаря, являвшегося низшим церковным служителем. На первых порах все духовенство, как черное, так и белое, было изъято из-под светской юрисдикции и подчинялось исключительно церковному суду. Ему же были подчинены в киевскую эпоху и лица, находившиеся на попечении церкви, как просвирни, паломники и прощенники, равно и люди, призревавшиеся в церковных больницах, гостиницах и богадельнях. Наконец, в некоторых случаях, какими являлись преступления против религии и против семейственных прав и некоторые гражданские иски между членами семьи, церковный суд распространялся и на всех вообще мирян. В вотчинах своих духовенство, благодаря пожалованиям князей, обычно обладало теми же правами суда над населением, как и светские владельцы вотчин — бояре и дети боярские. Позже, в XIV веке, в эпоху монгольского ига, права духовенства в сфере суда были даже расширены, и церковные люди были подчинены суду митрополита по всем делам, не исключая и уголовных. Некоторые сокращения этой широкой юрисдикции принесла с собой уже московская эпоха.

Постепенное возвышение Москвы повело к ряду серьезных изменений в положении русской церкви. Московские великие князья, позднее — цари, постарались снять с нее ее зависимость от константинопольского патриарха, и венцом их усилий, направленных в эту сторону, явилось сперва поставление московского митрополита собором русских епископов, а затем учреждение в Москве самостоятельного патриаршества. Но оборотной стороной этого процесса создания автокефальной русской церкви было тесное подчинение ее московскому государю и обращение русской церковной иерархии в одно из орудий московской политики, стремившейся к установлению ничем не ограниченного самодержавия. Московские митрополиты, а позднее — патриархи, ставились соборами русского духовенства по прямым указаниям носителей светской власти и в своей деятельности вынуждены были подчиняться воле этих последних. Союз светской и духовной власти, в известной мере подготовленный предшествовавшей деятельностью русского высшего духовенства и окончательно заключенный в Москве, свелся к тому, что светская власть национализировала духовную, взяла на себя обязанность ее охраны и укрепила ее материальные преимущества, но зато обеспечила свое верховенство над ней, тем самым приобретя возможность подчинять церковные интересы государственным и со временем отменять даже те права, которые теперь ею были признаны. Частью в прямой зависимости от этих изменений в положении русской церкви, частью в результате дальнейшего развития других, уже ранее наметившихся процессов, в московскую эпоху произошел ряд серьезных перемен и в положении духовенства, как особой общественной группы.

Верхние слои духовенства, в лице высших церковных иерархов, и в эту эпоху сохранили свое привилегированное положение, причем в некоторых отношениях последнее теперь даже окрепло сравнительно с предшествовавшим временем. Высшие сановники церкви и в эту эпоху заседали в великокняжеской, а позднее царской, думе, принимая деятельное участие в разрешении важнейших вопросов государственной жизни. В XVII веке временами, когда патриарший престол занимали особенно сильные личности, вроде Филарета или Никона, патриарх получал такую крупную роль, что даже в делах светского управления становился рядом с государем. Однако, это уже были только исключения, а в общем правиле высшие  представители духовенства все же сохраняли подчиненное положение по отношению к светской власти, но, и оставаясь в этом подчиненном положении, они могли оказывать и, действительно, оказывали немаловажное влияние на политику государства. С другой стороны, благодаря великокняжеским и царским пожалованиям сильно увеличились размеры земельных владений высших представителей духовенства, а непрерывно и повсеместно совершавшийся на протяжении XV—XVII столетий рост власти частных землевладельцев над крестьянами нашел себе отражение и в церковных имениях, дав возможность сановникам церкви существенно поднять доходы с их земель. Некоторое сокращение испытали только судебные привилегии церковной иерархии, хотя и этот процесс совершался очень медленно и протекал не без колебаний. В начале XV века грамотой великого князя Василия Дмитриевича митрополиту Киприану (1404 г.) был установлен такой порядок: церковные люди, живущие в вотчинах митрополита, свободны от княжеского суда в делах между собой, подчиняясь в этих делах исключительно суду митрополита, но в делах, касающихся княжьего и митрополичьего человека, назначается суд общий — великого князя и митрополита. Тот же порядок, в общем, был подтвержден и позднейшими грамотами, равно как великокняжеским и царским Судебниками и постановлениями Стоглаваго собора. Вместе с тем, этими же законодательными актами была признана неподсудность духовенства светскому суду по всем делам, кроме уголовных, причем и в этих последних обвиняемый, вплоть до снятия с него сана, оставался в ведении духовных властей. Подобный же порядок продолжался и в первой половине XVII столетия. Еще в 1625 г. царской грамотой патриарху все монастыри, церкви, церковные люди и крестьяне патриаршей области по всем делам между собой, кроме уголовных, были подчинены исключительно суду патриарха, а в делах с посторонними — суду тех приказов, где ведался ответчик.

Около того же времени аналогичные грамоты получили и некоторые архиереи. Однако, в это время допускались уже и многочисленные отступления от такого порядка, так как в XVII в. московское правительство стремилось уже ограничить сферу применения церковного суда и укрепить свою власть над духовенством. В 1649 г. в этих видах создан был далее особый монастырский приказ, который должен был сосредоточить в себе дело управления церковными имениями и суда над их населением. Правда, это сосредоточение не вполне удалось, так как отдельным архиереям скоро удалось добиться несудимых грамот для своих епархий, а затем, вследствие протеста, заявленного против нового учреждения со стороны духовенства на церковных соборах 1667 и 1675 гг., и самый монастырский приказ был упразднен. Тем не менее, и после этого упразднения, в последние десятилетия XVII века, правительство продолжало в ряде отдельных случаев вмешиваться в церковные дела и ограничивать сферу деятельности духовного суда, тем самым пролагая путь для общей реформы в этой стороне жизни духовенства

Черное духовенство, значительно разросшееся в своем числе уже в удельное время, когда наряду со старыми общежительными монастырями получили широкое распространение монастыри, построенные по индивидуалистическому типу, в московскую эпоху еще более размножилось. Вместе с тем значительно выросли и монастырские богатства. Сосредоточив в своих руках, благодаря княжеским пожалованиям и подаркам и завещаниям частных лиц, значительные денежные средства и большие земельные владения и располагая к тому же серьезными податными привилегиями, монастыри в громадном большинстве случаев энергично вели хозяйство на своих землях, выступая в этом отношении опасными соперниками для частных землевладельцев, какими являлись служилые люди. Отчасти это последнее обстоятельство, отчасти же этические соображения, выдвигавшиеся против монастырского землевладения, между прочим, и некоторыми аскетически настроенными группами монашествующего духовенства, повели к тому, что в московском государстве в XV и XVI вв. не раз поднимался вопрос об отобрании монастырских вотчин в государеву казну. Однако же, проекты такой конфискации монастырских имений не получили практического осуществления, тем более, что сторонниками их в рядах самого духовенства являлись, главным образом, лица, стремившиеся одновременно к утверждению независимости церкви от государства и к введению деятельности духовных властей в рамки исключительно церковных дел. Московские государи старались, наоборот, привлечь церковь на службу своей политике и ввиду этого, после некоторых колебаний, предпочли стать на сторону противников «нестяжателей» и закрепили за церковными властями и за монастырями их вотчины и податные привилегии. Лишь в XVII в., окончательно расправившись со старыми своими противниками — удельными князьями и боярами, ради борьбы с которыми оно нуждалось в союзе с церковью, и вместе укрепив свою власть над последней, московское правительство начало принимать серьезные меры к ограничению монастырского землевладения и к распространению на него, по крайней мере, части общего податного бремени, с одной стороны, воспретив, по Уложению 1649 г., дальнейшее увеличение церковных вотчин и потребовав отписки на государя поселенных возле городов церковных слобод, население которых занималось городскими промыслами, с другой, — начав все в большем размере требовать с монастырей полоняничных, ямских и стрелецких денег, налагая на монастыри обязанность прокормления инвалидов, солдатских вдов и сирот и т. д. В свою очередь, в среде церковных властей, ввиду все разраставшихся неустройств и непорядков монастырской жизни, под конец ХVII века проявилось стремление к ограничению числа скитов и к сосредоточению монахов в более крупных общежительных монастырях. Были также приняты некоторые, не особенно, впрочем, серьезные и не имевшие большого успеха, меры к уменьшению широко распространившегося бродяжничества монахов и к уменьшению количества проживавших в монастырях мирян.

Что касается белого духовенства, то в его положении в московскую эпоху также произошли существенные перемены, но эти перемены носили иной характер и, в общем, еще более увеличили то расстояние, какое и раньше существовало между белым и более привилегированным черным духовенством. Старый порядок выбора приходского духовенства прихожанами продолжал существовать на протяжении всего московского периода, но теперь этот порядок все чаще встречал себе противодействие, с одной стороны, в общем укладе государственной жизни, стремившемся разбить все население на строго разграниченные сословные группы, с другой — в тенденциях высшей церковной иерархии, старавшейся освободиться от влияния приходов на церковные дела, влияния, совершенно неизбежного при выборе прихожанами духовенства. В глазах правительства дети духовенства были естественными преемниками своих отцов, в глазах церковной иерархии они являлись более подходящими и к тому же более обученными кандидатами на церковные места, чем избранники прихожан, зачастую не владевшие даже грамотой. Благодаря совокупному действию этих условий, наряду с выбором духовенства прихожанами, постепенно стала приобретать все более широкое развитие практиковавшаяся и раньше наследственность духовных мест. Уже в XVI в. она стала вполне обычным явлением, так что даже там, где совершались приходские выборы, они часто ограничивались лишь кругом детей духовенства, не выходя за пределы этого круга. Веком позже собор 1667 г. рассматривал уже посвящение в священники и диаконы людей не из духовного звания как ненормальное и недопустимое явление. Установившаяся таким путем наследственность церковных мест повела к образованию в среде духовенства владельческих прав на них. Бывали случаи, что один священник являлся владельцем двух церквей; в одной он служил сам, а другую отдавал в аренду или нанимал для нее викария. Эти владельческие права на церковные места или, точнее говоря, на доходы с них переходили по наследству и по завещаниям, продавались и переуступались разными способами в целом своем объеме и в отдельных частях, как и всякие другие имущественные права, находя себе полное признание со стороны властей, хотя применение этих прав подчас вносило невероятную путаницу в замещение церковных мест. С другой стороны, создавшаяся наследственность духовного звания повела к образованию большого количества безместных священников, которые либо выправляли т. н. перехожие грамоты и становились бродячими, перехожими попами, приискивающими себе место, либо переходили в ряды особого крестцового духовенства, которое целыми днями стояло в Москве на т. н. крестце и наперебой предлагало свои услуги для совершения треб всем желающим, составляя серьезную конкуренцию приходскому духовенству. Низкий нравственный уровень, установившийся среди перехожего и крестцового духовенства, уже очень скоро побудил и светские, и церковные власти принимать разные ограничительные меры по отношению к этим видам духовенства, но вполне вывести их удалось уже только под самый конец XVIII века. Как ни незавидно было материальное положение перехожего и крестцового духовенства, в его ряды подчас уходили и члены приходского духовенства, стремясь избавиться от лежавших на них тягостей. Средства существования приходского духовенства и в московскую эпоху всецело исчерпывались доброхотными даяниями прихожан и обычно слагались из платы за требы, «запросов» или сборов по приходу в установленные сроки, приходской руги хлебом или деньгами и, наконец, земли, отводимой прихожанами, большей частью, впрочем, взамен руги. Размер всех этих даяний обыкновенно обусловливался договором, заключавшимся прихожанами с духовенством, но при чрезвычайной дробности приходов того времени, вызывавшейся отчасти и чрезмерной многочисленностью духовенства, средства, собираемые последним с приходов, были в большинстве случаев крайне невелики. Между тем белое духовенство, хотя и свободное от личных податей и повинностей, не было, за редкими исключениями, освобождено от поземельных сборов, являвшихся, однако, главной формой податных платежей в московском государстве. За земли, находившиеся в его владении, ему приходилось нести платежи и повинности либо частному владельцу, если это была частновладельческая, либо государству, если это была земля тяглая. Помимо того, на приходском духовенстве лежал целый ряд сборов в пользу епископов и сборов, шедших на нужды церковного управления. Сборы эти разделялись на окладные, неокладные и чрезвычайные. Окладными сборами являлись архиерейская или церковная дань, собиравшаяся в определенном размере с каждой церкви, казенные деньги, десятильный сбор, шедший на нужды управления епархией, и многие другие, более мелкие. Неокладными оборами были архиерейский подъезд — особый сбор на поездки архиерея по епархии, московский подъем — на поездки его же в Москву, ставленнические и крестцовые пошлины за соответствующие грамоты, штрафные, недоимочные, мировые, поднаказные и судные сборы и, наконец, венечные деньги с браков, какие венчало духовенство. Местами, вплоть до второй половины ХVIII века, духовенство платило архиереям еще выводные деньги при браках своих дочерей, подобно тому, как такие же деньги крестьяне платили своим помещикам, и в этом факте как нельзя более ярко отразилось тяглое положение приходского духовенства по отношению к архиереям. Действительно, белое духовенство московской эпохи в массе своей приобрело характер тяглых людей епископов. Самое управление епархиями было построено всецело на начале единоличной власти. При патриархе существовал патриарший приказ, при архиереях — архиерейские приказы, но это были не коллегиальные учреждения, способные в чем-либо ограничить волю епископов, а скорее личные канцелярии этих последних.

Эпоха Петровской реформы сыграла в жизни духовенства приблизительно такую же роль, как и в жизни других русских сословий. Она внесла в эту жизнь кое-что новое, но в еще большей мере обострила и довела до крайней степени напряжения действие принципов, в более робкой и осторожной форме выдвинутых уже ранее, главным образом, в конце XVII столетия. С уничтожением патриаршества, фактически осуществившимся уже в 1700 г., и с учреждением в 1721 г. святейшего синода сделан был решительный шаг к откровенному подчинению духовных властей власти светской. С этой поры устанавливается власть над русской церковью синодального обер-прокурора, который в качестве «ока государева» наблюдает за деятельностью синода и направляет ее в желательную для государства сторону. Архиереи, призванные заседать в синоде и особой присягой обязывавшиеся соблюдать в своей деятельности государственные интересы, сразу же попали в тесную зависимость от обер-прокурора, которая с дальнейшим течением времени непрерывно возрастала, приобретая все более откровенный характер. Если уничтожение патриаршества и создание синода были вызваны мотивами политического свойства, то не свободна была от этих мотивов и вся, вообще, политика Петра по отношению к духовенству, в массе своей враждебно относившемуся к его реформам. Другим исходным мотивом для мер, принимавшихся Петром относительно духовенства, были фискальные соображения, сводившиеся к необходимости искать новых солдат для армии, новых источников обложения и новых плательщиков податей в переживавшем тяжелый финансовый кризис государстве. Оба эти ряда мотивов, знакомых и московскому государству, но теперь выступивших с особенной силой, в своей совокупности продиктовали Петру чрезвычайно энергичную политику по отношению к черному духовенству. Поступление в монашество было обставлено рядом стеснительных условий, в 1711 г. предписано было произвести перепись монахов и постригать только на открывающиеся вакансии, а одно время — правда, недолгое — пострижение даже вовсе воспрещалось (указ 1723 г.). Вместе с тем монахи были прикреплены к своим монастырям, и правительство стремилось подчинить всю жизнь их суровому контролю, частью в целях усиления строгости монашеского быта, частью в видах наблюдения за благонадежностью иноков: монахам запрещалось иметь собственные деньги, свою прислугу, особое хозяйство, запрещалось даже держать чернила и бумагу в кельях, чтобы отдельные монахи не могли писать чего-либо тайком от остальной братии. В 1701 г. был восстановлен монастырский приказ, и церковные вотчины были переданы в его заведывание, с полным устранением от управления ими архиереев и монастырей. Тем и другим должны были выдаваться определенные суммы, а остальные доходы с церковных вотчин правительство взяло в свое распоряжение; податные привилегии церковных имений были уничтожены. Собираемые монастырским приказом доходы расходовались на самые разнообразные нужды — на войско, дипломатию, администрацию, наконец, на благотворительность. Наряду с этим монастырский приказ получил и право разбирать иски на церковных крестьян и служилых людей. Духовенство  по делам церковным сохранило подсудность духовному суду, но по делам тяжебным, уголовным и политическим было подчинено общим судам, вплоть до юстиц-коллегии и тайной канцелярии. Однако, с учреждением синода в его ведение перешло и управление церковными имениями, скоро принявшее прежний свой характер. Одновременно с этим синод постарался собрать в своих руках суд над людьми духовного ведомства и в значительной степени успел в этом.

Белое духовенство в свою очередь испытало на себе бедствие уравнительной политики Петровского правительства, преследовавшей цели привлечения возможно большего количества людей к податному тяглу и к отбыванию военной повинности. В этих видах Петр постарался освободить духовное ведомство от чрезмерного скопления в нем людей, сокращая лишнее духовенства и церкви. В 1722 г. последовал общий указ о штатах белого духовенства. Параллельно с этим принимались меры к прикреплению духовенства к церквам и уничтожению не поддававшихся строгому учету перехожих попов. Помимо того, с первых годов XVIII века начались наборы детей духовенства в солдаты. Наконец, введение подушной подати и сопровождавшая ее ревизия повели к общему определению границ духовенства. Первоначально в подушный оклад были зачислены все церковники (правительство так мало считало их духовными людьми, что еще в 1705 г. распространило на них действие указа о бритье бороды) и сыновьи духовенства, свободными же от оклада были объявлены только священнослужители. Лишь путем долгих и настойчивых  хлопот синоду удалось добиться отмены этого распоряжения, и указ 1722 г. установил новые правила, согласно которым от оклада освобождались, кроме священнослужителей, еще дети священнослужителей, находящихся на действительной службе, а из церковнослужителей те, которые поступили на свои места из действительно служивших священнослужителей. В этих границах духовенство выделялось, таким образом, от податных классов в качестве обособленной законом привилегированной группы, носящей потомственный характер. Но и эта группа не была вполне свободна от податей и повинностей в пользу государства. Старые жалованные грамоты, имевшиеся у отдельных представителей белого духовенства, при Петре утратили свою силу, и земли и имущества духовенства были обложены рядом податей и оброков. Кроме общих податей, на духовенство налагались и особые, взамен военной службы. Так, с 1707 г. был установлен сбор со священнослужителей драгунских лошадей на войско. Около того же времени с негодных к отбыванию личной воинской повинности причетников и детей духовенства был установлен особый церковнический или козловский оклад, отмененный только в 1724 г. С 1711 г. церковники были притянуты и к адмиралтейской повинности, и среди них производились наборы плотников, прекратившиеся также лишь в 1724 г. Сверх того, духовенство обязано было нести постоянную повинность на полки, снятую, впрочем, с него в 1724 г., полицейскую повинность в виде отбывания караулов по улицам, явки на пожары. Увеличилось в своем объеме при Петре и архиерейское тягло, лежавшее на белом духовенстве. К старым сборам, входившим в состав этого тягла, прибавились еще новые в виде богаделенных денег, сбора на жалованье военному духовенству, хлебного сбора на школы и т. п.

Притянув духовенство в несравненно большей мере, чем это практиковалось раньше, к несению податного тягла, Петровское правительство вместе с тем в своей деятельности развило до крайних пределов взгляд на духовных лиц, как на правительственных чиновников. На священников при Петре возлагались самые разнообразные поручения полицейского и административного характера, вроде наблюдения за раскольниками, за уклоняющимися от исповеди, за бродячими монахами и попами, за разгласителями суеверий, за правильным производством переписей населения и т. д. Своеобразным венцом такого рода поручений духовенства явилось распоряжение, согласно которому священники обязывались объявлять Преображенскому приказу и тайной канцелярии о сообщенных им на исповеди народных соблазнах и злодейственных намерениях, к каким были отнесены «измена или бунт на государя или на государство, или злое умышление на честь и здравие государево и на фамилию его царского величества» и даже «слова, до высокой его императорского величества чести касающиеся или государству вредительные». Одновременно был усилен надзор и за самим духовенством, приняв  те же формы, какие принимал в Петровскую эпоху надзор и за светским чиновничеством. Духовный Регламент предписал назначить по всем городам особых закащиков или благочинных, «которые, аки бы духовные фискалы, все надсматривали и епископу доносили», а в 1722 г. при синоде был учрежден особый приказ инквизиторских дел. Правда, институт инквизиторов после Петра просуществовал недолго и в 1727 г. был уничтожен по докладу синода, который писал, что «от инквизиторов не только пользы не явилось, но за многими из них обнаружены противозаконные и гнусные дела». Благочинные же остались существовать и после того, лишь несколько видоизменив свои функции. Что касается замещения церковных должностей, то в Петровскую эпоху перешли и одинаково признавались правительством оба установившиеся раньше порядка такого замещения — выборный и наследственный. К ним, однако, присоединился теперь, благодаря созданию архиерейских школ и стремлению правительства иметь более образованных священников, еще третий способ в виде непосредственного назначения архиереями лиц, окончивших эти школы. Духовный Регламент даже предписывал со временем посвящать в священнослужители только окончивших школы, не стесняясь ни выборами прихожан, ни наследственными правами местного духовенства. Но в начале XVIII века выборы все же производились и признавались властями. Указом 1711 г. синод и сенат требовали при посвящении ставленников заручного челобитья от прихожан, — помещика или крестьян. Такой порядок был подтвержден и Духовным Регламентом, а указ 1722 г. установил особые правила для приходских выборов. Постепенно, однако, в течение XVIII столетия все более выдвигалось «усмотрение епископов», распространявшееся притом и на кандидатов, не окончивших школы. Еще до заведения епархиальных школ архиереям предписывалось быть «опасными и жестокими» в испытании ставленников.

Указ 1739 г. предписывал даже прихожанам на каждое вакантное священническое или дьяконское место выбирать по 2 или 3 кандидата, а архиереям испытывать их не менее трех месяцев и наиболее достойных посвящать. На практике, впрочем, этот указ не исполнялся, но зато установился такой порядок, что в выборах духовенства стали принимать участие только «лучшие» прихожане. Между тем у архиереев накоплялось все больше своих кандидатов на места в лице школьников, и постепенно священнослужительские места стали распределяться в зависимости от успехов в школе, а к концу ХVIII века среди церковной иерархии уже прочно установился тот взгляд, что выборы духовенства приходом представляют собой явление незаконное и вредное для церкви. При Павле после сильных крестьянских волнений, в которых оказалось замешанным и сельское духовенство, этот взгляд был окончательно усвоен и правительством. В 1797 г. синод воспретил заручные челобитья, заменив их одобрением от прихожан по установленной форме. Но скоро и эти одобрения потеряли свое значение, и их место заняли для кандидатов на места школьные свидетельства. Параллельно этому упадку приходских выборов все сильнее развивалась наследственность церковных мест и замкнутость духовенства. Правда, в Петровскую эпоху правительство как будто не склонно было поддерживать эти явления. Указ об единонаследии разрешал младшим сыновьям дворян после достижения 40-летнего возраста поступать и в духовенство и специально оговаривал, чтобы никто не ставил им этого в бесчестие. Указ 1724 г. разрешал, если не будет налицо духовных кандидатов, посвящать в попы и дьяконы крестьян. Но разрешение крестьянам вступать в духовенство имело лишь временную силу, а для дворян, как показывает и оговорка Петровского указа, духовенство представлялось слишком низким званием. В свою очередь и духовная власть была против кандидатов из других званий, отказываясь даже принимать детей других сословий в свои училища, благодаря чему духовная школа скоро приняла строго сословный характер. Самая же церковная служба к концу XVIII века стала настолько исключительным достоянием детей духовенства, что даже на место церковного сторожа или просвирни трудно было попасть постороннему человеку. Указами 1808 и 1814 г. предписано было зачислять в духовно-училищное ведомство всех детей духовенства с 6—8 лет; таким образом, они становились, по выражению одного писателя, своего рода «духовными кантонистами», обязательно подготовляясь к занятию церковных должностей, и вместе с тем должности эти окончательно закрывались для всех, не учившихся в духовных училищах и семинариях. Установившаяся наследственность мест содействовала образованию внутри духовенства, принявшего характер касты, еще особых каст священнослужителей и причетников. До некоторой степени эти последние касты разлагала школа. Синодский указ 1721 г. предписывал не производить в священники не обучившихся священнических и дьяконских детей и производить обучившихся сыновей дьяков и пономарей. Но сперва и школа слабо действовала в этом направлении, так как до средины XVIII века дети духовенства редко кончали школу, в большинстве случаев не идя дальше первых двух или трех классов. Места передавались в наследство и за дочерями в виде приданого, и для наследниц синод далее чаще допускал послабления в исполнении указов о предпочтении ученых кандидатов на места перед неучеными. При несовершеннолетии наследников и наследниц на освободившееся место определялся по выбору семьи викарий, заключавший с ней договор о дележе доходов. Практиковалась и продажа мест, и одни места так и назывались наследными, а другие продажными. Петровский указ 1718 г. отнял право продавать места только у таких священников, которые оставляли их за вину. Постепенно, однако, школа с ее признанными правами дала епископам возможность начать борьбу с наследниками церковных мест. В 1768 г. синодский указ ограничил продажу мест, подчинив владельческие права духовенства на места надзору и влиянию епархиальной администрации и ограничив самые права. Позднее продажа мест была совершенно прекращена. Но, сломив притязания наследников, церковная иерархия затем все же не отринула совершенно их прав, и наследственность церковных мест на практике сохранилась до второй половины XIX века в качестве средства для обеспечения духовных сирот, как сохранился до того времени и кастовый характер духовенства.

Время от времени правительство, однако, признавало необходимым несколько разредить ряды духовной касты, становившейся, благодаря естественному ее возрастанию, чересчур уже многочисленной. Петровская реформа, ограничив духовенство штатами и отчислив всех, не попавших в штат, в светское ведомство — в военную службу или податной оклад, не выдержала, однако, своей первоначальной мысли — ограничить духовенство кругом одних действительно служащих членов клира — и включила в состав духовенства и его детей. Отсюда в дальнейшем явилась нужда в новых единовременных «разборах» духовенства. Особенно жестокий характер приняли такие разборы при Анне Ивановне, когда ко всем другим мотивам, толкавшим правительство на этот шаг, присоединился еще мотив политический в виде недоверия к православному духовенству. В 1736 г., по случаю турецкой войны, по духовному ведомству велено было набрать для укомплектования армии и гарнизонов 7 000 чел. Для этого предписывалось переписать всех детей духовенства, при церквах оставить только действительно служащих и такое же количество не служащих, а остальных (или вместо них наемщиков) взять в солдаты, оставшихся же от разбора в солдаты — в оклад к посадам, в канцелярские рассыльщики и т. д. В первый же год по издании этого указа из духовного ведомства взято было в солдаты 6 557 чел. Подобного рода единовременные разборы, постепенно, правда, смягчавшие свой  характер, но всегда остававшиеся грозой для духовенства, продолжались вплоть до 1831 г., после которого их место окончательно заняли постоянные меры. Еще указ 1805 г. дозволил всем праздным детям духовенства и лишним церковникам записываться во всякий род жизни, какой они изберут себе по желанию и способностям. Указ же 1829 г. предписал всех детей духовенства, остающихся без обучения при отцах и исключенных из училищ, за распределением способных из них на причетнические, служительские и другие должности, увольнять из духовного звания по прошению для избрания в течение определенного промежутка времени рода жизни.

Положение черного духовенства после Петра Великого неоднократно изменялось, хотя, в общем, лица  монашествующие и продолжали стоять выше белого духовенства. В царствование императрицы Анны, вообще малоблагоприятное для духовенства, были, между прочим, вновь приняты меры к уменьшению числа монахов. Указ 1734 г. предписал не постригать в монашество никого, кроме вдовых попов и дьяконов. Одновременно была произведена перепись монахам, и тех из них, которые были пострижены с нарушением установленных правил, расстригали и сдавали в солдаты. С воцарением Елизаветы эти строгости прекратились, и в 1760 г. дозволено было постригать всех желающих. Петр III отобрал церковные имения в казну, и эта реформа была закончена Екатериной II в 1764 г. Для монастырей при этом были установлены определенные штаты, и все архиерейские дома и монастыри были разделены на три класса, с определенным содержанием и с оставлением за ними некоторого количества земель и угодий, подворьев и загородных дворов. Самое число монастырей и монахов, благодаря этой реформе, очень заметно уменьшилось, но в последующие царствования численность черного духовенства, вновь получившего некоторые привилегии, опять поднялась.

В управлении делами белого духовенства после Петра Великого также произошли некоторые изменения, наметившиеся еще в начале XVIII века под влиянием архиереев-малороссов, привыкших у себя на родине к существованию в епархиальном управлении коллегиальных учреждений. В московской епархии, прежде всего, появилось такое учреждение, носившее имя дикастерии и составленное из почетнейших архимандритов. Духовный Регламент указал завести коллегиальные учреждения и в других епархиях. С 1744 г. во всех епархиях были образованы духовные консистории, состоявшие из монахов, и коллегиальные же духовные правления, во главе которых также стали монахи. Низшими органами окружного управления являлись поповские старосты и десятские, выбиравшиеся белым духовенством из своей среды и ведавшие, главным образом, финансовые дела. Позднее старосты и десятские были упразднены, и функции их перешли к назначаемым архиереем благочинным, первоначально существовавшим рядом с ними. Состав духовных консисторий и правлений с течением времени в свою очередь изменился, и белое духовенство стало вытеснять из этих учреждений монахов. При Екатерине II предписано было назначать в консистории вместе с монахами и членов белого духовенства, а при Павле именной указ 1797 г. повелел во всех консисториях половину членов назначать из белого духовенства. Но в сущности все эти и последовавшие за ними перемены в духовном управлении были маловажны и нисколько не изменили патриархально-бюрократического характера духовной власти, остававшейся в отмежеванных ей границах вполне бесконтрольной и неограниченной. Такой она оставалась, с некоторыми лишь смягчениями, и на протяжении всего XIX столетия. Более существенны были перемены в других сторонах жизни духовенства, с течением времени все более выдвигавшегося в ряды привилегированных сословий и освобождавшегося от тех стеснений и ограничений, какие раньше придавали ему характер тяглого класса. При Анне Ивановне еще продолжался сбор с духовенства драгунских лошадей для войска, но вслед затем он был отменен. Снята была с духовенства и полицейская повинность, частью еще при Анне Ивановне, частью при Елизавете. При Екатерине II введены были в 1778 г. новые штаты белого духовенства, распространенные затем, вместе со всеми порядками великорусских приходов, и на Малороссию, в приходах которой до того времени существовал особый строй. Вместе с тем при Екатерине II продолжался рост личных прав белого духовенства, и совершилось раскрепощение этого духовенства от архиерейского тягла. Манифестом 1704 г. были уничтожены хлебные сборы с церквей и подможные гривны, платившиеся приходским духовенства на военное дело, а указ 18 апреля 1765 г. уничтожил все вообще тяглые сборы в пользу архиереев с приходского духовенства, оставив только сборы за поставление — с попов и дьяконов по 2 руб., с дьячков и пономарей по 1 руб. Одновременно синодский указ 1765 г. запретил архиереям без разрешения синода лишать священнослужителей сана. В 1766 г. предписано было взыскания по духовному ведомству производить умеренные, а указы 1767 и 1771 гг. запретили духовным командам подвергать телесному наказанию священников и дьяконов. При Павле одно время состоялось распоряжение, упразднявшее телесное наказание и в светских судах для лишенных сана священнослужителей, но с отменой соответствующих статей жалованных грамот дворянству и городам и это распоряжение было взято обратно. С другой стороны, при Павле был еще более подчеркнут чиновный характер духовенства путем установления для него высочайших наград и отличий в виде крестов, скуфей и митр и пожалования светскими орденами. Александр I указом 1801 г. установил, наконец, полную свободу священнослужителей от телесного наказания, распространив ее и на монашествующих священнослужителей. В 1808 г. эта свобода была распространена на священнослужительские семьи, а в 1811 г. — на всех монахов. Наряду с этим ростом привилегий духовенства выход из духовного звания неизменно оставался затрудненным. Уже в древней Руси на лиц, сложивших с себя духовный сан, смотрели враждебно и подвергали их ряду разнообразных ограничений в правах. Петр Великий попытался облегчить свободу выхода из духовного звания вдовым попам и дьяконам, желающим вступить во второй брак, и указом 1724 г. разрешил определять таких лиц в учителя архиерейских школ или к делам в духовных советах и управлениях. Но этот указ почти не применялся на практике, и после Петра многие архиереи, следуя старому обычаю, продолжали насильно заставлять вдовых священнослужителей постригаться в монахи. Екатерина II восстановила силу Петровского указа и вместе с тем дала в 1779 г. архиереям право увольнять семинаристов по их прошениям в светское звание для поступления в гражданскую службу и в светские учебные заведения. При Павле это право было передано синоду, затем возвращено архиереям, но с некоторыми ограничениями, и, наконец, в 1800 г. отнято и у синода, и семинаристов разрешено было увольнять в светское звание только с особого повеления императора. Александр I сперва вернулся в этом случае, как и в других, к Екатерининскому порядку, но с 1803 г. вновь предоставил увольнение семинаристов синоду. При Николае I запрещен выход из духовного звания для детей духовенства и для церковнослужителей, хотя архиереям и было возвращено право без сношения с синодом увольнять исключенных учеников семинарий до философского класса в светское звание. При этом было установлено резкое различие в правах, как при приеме на службу, так и при производстве в чины, между детьми священнослужителей и церковнослужителей. Одновременно с этим был установлен ряд разнообразных ограничений в правах для священнослужителей, слагающих с себя сан, ограничений, сохранившихся и до настоящего времени и крайне затрудняющих выход из духовного звания.

Материальное положение приходского духовенства вплоть до времени Екатерины II продолжало зависеть исключительно от сборов с прихожан. В 1765 г. правительство попыталось ввести часть этих сборов в определенные границы, и сенатским указом была установлена такса за требы, согласно которой исповедь и причащение должны были совершаться духовенством даром. В 1801 г. эта такса «согласно мнению святого синода и в уважение возвысившихся цен» была увеличена вдвое. С началом генерального межевания Екатерининское правительство предписало отводить причтам церквей, не имеющих писцовых земель, по 33 десятины земли, и это наделение духовенства землей вместе с генеральным межеванием продолжалось и в XIX веке. Павел указом 1797 г. возложил было обработку церковной земли на прихожан, но при Александре I эта мера была отменена. С царствования Николая I правительство начало назначать духовенству жалованье из общегосударственных средств и, применив этот порядок сперва в юго-западных епархиях, затем распространило его и на другие, причем, однако, размер этого жалованья был таков, что само по себе оно не могло обеспечить духовенство и являлось для него лишь вспомогательным средством существования.

Началом новой эры в жизни духовенства послужило время Александра II. В это царствование указами 1867 и 1868 гг. была уничтожена наследственность церковных мест, в 1869 г. введены новые штаты приходских церквей, а указ 26 мая 1869 г. разрушил замкнутость духовенства, отчислив всех его детей в светское звание. При этом дети священнослужителей были приравнены к детям личных дворян, дети церковнослужителей — к личным почетным гражданам, а дети низших служителей обязывались приписаться к городскому или сельскому обществу с сохранением за ними лично прежней свободы от податей и рекрутства. Эти меры уничтожили прежний  кастовый характер духовенства, но другие отличительные его черты, связанные с установившимися в России отношениями церкви и государства, остались неизмененными и после реформ Александра II.

Литература. Помимо общих трудов по истории русской церкви, русской истории и истории русского права, см.: С. М. Соловьев, «Взгляд на состояние духовенства в древней Руси» («Чт. Общ. Ист. и Др.», 1846); «Состояние русского духовенства в XVIII ст.» («Правосл. Соб.», 1862); «Законодательство Петра Великого относительно православного духовенства» (там же, 1863); «Об отношении гражданской власти к русскому духовенству в XVII и XVIII ст.» (там же, 1865); П. Знаменский, «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра» (1873); И. Знаменский, «Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла 1» (1880); Морошкин, «Выборное начало в духовенстве»; Горчаков, «Монастырский приказ»; В. Милютин, «О недвижимых имуществах духовенства в России» («Чт. Общ. Ист. и Др.», 1859—60); М. Горчаков, «О земельных владениях российских митрополитов, патриархов и святого синода» (1871).

В. Мякотин.