Дворянство, как высшее сословие
Дворянство, как высшее сословие, создалось в России на почве государственной службы. Сложилось это сословие лишь постепенно, под прямым воздействием государственной власти, из весьма разнородных общественных элементов. В Киевской Руси высший правящий класс составляли вольные слуги князей — бояре и дети боярские, удержавшие за собой это положение и в северо-восточных русских княжествах начала удельного периода. Но в Московскую эпоху бояре (см.), из вольных слуг превратившиеся в слуг невольных, привязанных к службе, и вместе с тем утратившие и некоторые другие черты прежнего своего положения, представляли собой только высший, наиболее чиновный слой служилого класса. Ниже бояр в эту эпоху сложился и постепенно поднимался наверх другой, гораздо более многочисленный, слой служилых людей, впоследствии давший свое имя всему высшему сословию, — дворяне. Первоначально «дворянами» или «дворными людьми» (первый термин встречается впервые у Суздальского летописца при описании убийства князя Андрея Боголюбского в 1175 году, второй — в Воскресенской летописи под 1215 г.) назывались зависимые лица, состоявшие на частной службе князя и жившие в его дворе. Большинство этих лиц было людьми несвободными, холопами, но были среди них и свободные люди, добровольно вступавшие в ряды княжеских дворных людей. Эти дворные люди или дворяне исправляли разные обязанности по дворцовому управлению, несли иногда на себе и другие виды гражданской службы, а в военное время ходили с князем и в походы и бились в рядах его дружины. Близко к дворянам, но все же несколько выше их стояли «слуги под дворским» — свободные землевладельцы, бравшие на себя служебные обязанности в дворцовом ведомстве и находившиеся в заведывании дворецкого. И дворных слуг, и дворных людей своих, иначе дворян, князья вознаграждали за службу землей, но на иных условиях, чем вольных слуг — бояр и детей боярских. Тогда как последние получали от князей земли в собственность, в вотчину, первым — дворным слугам и дворянам — участки земли давались лишь в пользование на время службы и отбирались у них обратно в момент прекращения этой службы. Частная служба князю, нередко связанная с нахождением у него в рабстве и во всяком случае не соединявшаяся с правом отъезда, бывшим исключительной принадлежностью вольных слуг, и условное землевладение, являвшееся вознаграждением за эту службу, — таковы были отличительные черты дворянства при первом выступлении его на историческую арену в начале удельного периода.
С возвышением московского княжества положение этого разряда княжеских слуг подверглось существенным переменам. С одной стороны, изменился до некоторой степени самый состав дворянства, так как с возраставшим могуществом московского великого князя не только дети боярские, но порой даже и опустившиеся бояре охотно вступали в число близких к нему дворян. С другой стороны, изменилась и служба дворян. По мере сосредоточения самостоятельных удельных дворов в Москве здесь собралось очень много дворян, для которых не могло найтись уже и места на частной службе великого князя, и последний использовал их иначе, выведя их с узкого поприща частной службы на более широкое поле службы государственной. Бывшие дворные слуги и дворные люди превратились таким путем в состоящих на службе у государства дворян-воинов, причем это превращение коснулось не только двора самого великого князя и бывших удельных князей, но и дворов некоторых особенно богатых бояр, державших у себя значительное количество послужильцев. Совершившееся таким образом увеличение количества людей, обязанных военной службой государству, повлекло за собой необходимость их организации и изыскания средств на их содержание. Последние, благодаря сосредоточившемуся в руках московских князей значительному земельному фонду, были найдены в той раздаче земель в пользование под условием и на время службы, какая практиковалась по отношению к отдельным дворянам и раньше, только теперь эта раздача приняла более широкие размеры и более упорядоченный характер, породив так называемую поместную систему. В первое время существования этой системы поместья давались только дворянам и вместе с невольной службой, не сопряженной с правом отъезда, продолжали отличать их от пользовавшихся таким правом и владевших вотчинами бояр и детей боярских. Но уже очень скоро и эти отличия стали сглаживаться. После долгой и упорной борьбы московским князьям удалось сломить право отъезда вольных слуг, а, с другой стороны, поместная система, при которой дававшаяся в пользование служилого человека земля оставалась собственностью государства, представляла такие существенные выгоды для правительства, что оно уже очень рано попыталось применить ее и к боярам, и детям боярским. Уже при покорении Новгорода великим князем Иваном Васильевичем значительная часть вотчин новгородских бояр была отписана на великого князя и затем роздана в поместья московским детям боярским, а новгородцам даны были поместья в других частях государства. Это был первый случай массового создания помещиков из бояр и детей боярских. Но после того подобные случаи повторялись неоднократно, и ко второй половине XVI века поместная система была окончательно распространена на весь служилый класс, как на дворян, так и на бояр и детей боярских. В свою очередь дворяне приблизительно с этой же поры начинают беспрепятственно приобретать вотчины. Московское правительство не находит уже более оснований лишать дворян права участия в вотчинном землевладении, так как служба, ставшая теперь равно обязательной для всех служилых людей, отбывается одинаково и с поместья, и с вотчины. В 1556 году царь Иван IV установил общий размер службы, одинаковый для вотчин и поместий, для бояр, детей боярских и дворян: с каждой сотни четвертей (четверть земли = 1/2 десятины), то есть с 150 десятин пахотной земли при трехпольной системе, в войско по царскому указу должен был быть поставлен человек на коне и в полном вооружении. Таким образом, пропасть, существовавшая прежде между двумя разрядами княжеских слуг, имевшими столь различное происхождение, постепенно уничтожилась, и они обратились в разные слои одного и того же служилого класса. До половины XVI века дворяне занимали в рядах этого класса третье место, стоя ниже детей боярских, но со второй половины века они в официальных документах ставятся уже непосредственно вслед за боярами, выше детей боярских, перешедших теперь на третье место. Бывшие частные слуги князей опередили, таким образом, на службе московских государей потомков прежних вольных слуг и оттеснили их на задний план. Приблизительно около этого же времени дворяне проникли в государеву Думу, заняв там место, следующее за окольничими, и в число чинов московского государства вошел особый чин думного дворянина.
Что касается организации дворян, то она была всецело приурочена к возложенной на них службе. Дворянство московского государства не представляло собою сплошной однообразной массы; оно распадалось на несколько разрядов, довольно сильно различавшихся друг от друга. Выше остальных стояли столичные дворяне, или иначе, «дети боярские и дворяне московского списка». Начало прочной организации этого разряда положено было царем Иваном IV, приказавшим в 1550 году набрать по уездам тысячу детей боярских и лучших слуг и наделить их поместьями в московском и смежных с ним уездах, не далее 70 (по современному счету — 140) верст от Москвы. При этом в том же районе наделены были поместьями бояре, окольничие и другие высшие сановники, не имевшие раньше под Москвой вотчин или поместий. В исполнение этого указа наделено было подмосковными поместьями (в общей сложности на 180 000 десятин пахотной земли) 1 078 человек служилых людей, набранных из 46 городов и подразделенных на три статьи. В первую статью, для которой поместный оклад был назначен в 300 десятин пахотной земли, были включены 28 высших сановников и 33 сына боярских; во вторую статью, с поместным окладом в 225 десятин, вошло 79 детей боярских из знатнейших княжеских и боярских родов; остальные, среди которых также были знатные люди, но преобладали рядовые дворяне, были отнесены к третьей статье и получили поместный оклад в 150 десятин. Это деление столичных дворян на статьи просуществовало, впрочем, недолго. Уже в 1587 году для всех их был установлен одинаковый оклад подмосковного поместья в 150 десятин. Сверх того им, однако, давались еще значительно больших размеров поместья в провинции, и среднее поместное владение московского дворянина состояло приблизительно из 1 300 десятин пахотной земли, не считая лугов и лесных дач. Эти дворяне «московского списка» предназначались, главным образом, для службы в Москве. Они составляли своего рода царскую гвардию, но они же употреблялись и «для посылок», будучи отправляемы в различные служебные командировки, из их среды вербовались главные деятели центрального и областного гражданского и военного управления, они нередко назначались командирами уездных дворянских ополчений и воеводами пограничных городов. Члены знатнейших московских родов стали начинать свою службу со звания московского дворянина и уже затем получали другие чины, тогда как менее родовитые люди, однажды приобретя это звание, обычно на всю жизнь оставались в нем, не поднимаясь выше. Звание московского дворянина передавалось по наследству, но уже указ 1550 года предвидел возможность убыли в рядах этих отборных слуг и наметил меры для пополнения такой убыли: «а которой — говорилось в этом указе — по грехом из тое тысячи вымрет, а сын его к той службе не пригодится, ино в того место прибрать иного». Время от времени состав московского дворянства и пополнялся путем перевода в их число известной доли лучших, то есть наиболее годных к службе и наиболее видных по своему происхождению провинциальных дворян.
Эти последние образовывали уездные дворянские общества, внутри которых существовало опять-таки несколько подразделений. В зависимости от своей пригодности к службе, от родовитости и имущественных средств уездные дворяне распадались на разряды дворян выборных, дворовых и городовых, а каждый из этих разрядов в свою очередь делился на статьи, количество которых в разных уездах было различно, от трех до одиннадцати и даже больше. Выборные дворяне занимали места начальников в уездных дворянских отрядах, дворяне городовые несли рядовую службу и, если не могли нести ее в полках, то обязаны были, по крайней мере, отбывать осадную службу «с городом». С половины XVI века московское правительство в целях точного выяснения своих военных сил систематически вело списки дворян и детей боярских по каждому городу с его уездом. В этих списках, периодически составлявшихся специально посылавшимися из Москвы лицами с помощью выборных от местных дворянских обществ окладчиков, о каждом служилом человеке тщательно отмечалось, «каков он будет на государеве службе конен и оружен и люден», «что с кем на государеве службе будет людей, и коней, и доспехов, и всякого служебного наряду», «кто каков отечеством и службою, и кому кто в версту, и в которую статью кто с кем поместным окладом и денежным жалованьем пригодится, и кому мочно вперед государева служба служити, и на государевы службы приезжают на срок ли и с государевы службы до отпуску не съезжают ли, и которые к службам ленивы за бедностью, и которые ленивы не за бедностью». Одновременно с этими периодическими разборами дворян производилось и верстание на службу «новиков» — достигших урочного возраста в 15 лет сыновей служилых людей. При этом сыновья зажиточных родителей верстались обыкновенно «в припуск», иначе говоря, обязывались отбывать службу с отцовского поместья, а сыновья неимущих верстались «в отвод», то есть получали самостоятельный поместный оклад. Постоянно испытывая острую нужду в увеличении своих военных сил, московское правительство XV-XVI веков, хотя и следило за «отечеством» служилых людей, но, тем не менее, довольно свободно допускало верстание в ряды дворянства и людей худородных, казаков, крестьян, посадских людей и даже холопов. Однако, быстрое уменьшение земельного фонда, находившегося в руках московских государей и служившего им для пожалования поместий, заставило самих служилых людей домогаться прекращения такого порядка. И наказы начала ХVІІ века уже предписывали верстать новиков, «выпрашивая про них про отечество и про службу... чтобы в них не было худых, которых вперед в службу не будет, и поповых и мужичьих детей, и холопей боярских, и слуг монастырских». Постоянные повторения подобных предписаний, в конце концов, положили начало известной обособленности и замкнутости служилого класса, создав трудно переходимую грань между ним и низшими классами московского общества.
В течение ХVІІ века выработалась и несколько большая сплоченность внутри служилого класса. Правда, состав его продолжал еще оставаться крайне пестрым и разнородным. Дворянство, составлявшее главную его массу, верхними своими слоями соприкасалось с родовитым боярством, низшими — с тяглыми классами и даже холопами. Если временами холопов верстали в дворян, то, с другой стороны, нередко дворяне и дети боярские, уклоняясь от тяжести службы, уходили в холопство к частным лицам, и даже московское законодательство почти до половины XVII века возбраняло такой уход в холопство только служилым людям, еще находящимся на службе, дозволяя его почему-либо отставленным от службы. При таких условиях в среде служилого класса не могло быть большого единства. Не было в нем и понятий о сословной чести или сословном достоинстве, которые сближали бы всех членов класса в одно сплоченное целое. Место этих понятий, игравших такую видную роль в истории западноевропейского дворянства, в московском служилом классе занимали другие понятия — родовитости, или, как выражались в Москве, «родословности» и служебной чести. Исходя из этих понятий, родословные бояре с презрением смотрели и на своих захудавших родичей и — тем более — на рядовых худородных дворян и всячески старались оградить себя от смешения с теми и другими, пользуясь для этого в частности институтом местничества. Но местнические счеты, всецело основанные на служебной чести, сами по себе не могли обеспечить за боярскими родами положение правящей аристократии, и чем дальше шло время, тем больше утрачивали под собой почву направленные в эту сторону притязания бояр. Политическая сила последних была еще в XVII веке окончательно сломлена московскими государями, опиравшимися на массу своих невольных слуг. К XVII веку изменился и самый состав боярства, «многие большие роды, говоря словами Котошихина, без остатку миновалися», изменилась в еще большей мере и его роль в общем укладе московской государственной жизни. Звание боярина окончательно обратилось в служебный чин, до которого все чаще дослуживались и худородные люди. Вместе с тем эти худородные люди, бывшие невольные слуги, помогшие московскому государю победить старое боярство, внесли с собой в жизнь и новые взгляды, постепенно вытеснявшие прежние боярские традиции. Даже в местнических счетах прежнему боярскому принципу, в силу которого «за службу жалует государь поместьем и деньгами, а не отечеством», понемногу начал противопоставляться новый взгляд, согласно которому «велик и мал живет государевым жалованьем» и «государь, аки Бог, и мала велика чинит». И хотя уничтожение местничества совершилось только в самом конце XVII века, в течение всего этого века непрерывно шло ограничение местнических счетов, понемногу упразднявшихся московским правительством. Тем самым и значение «родословия» служилого человека постепенно отодвигалось на задний план перед значением выслуги. Так, оставаясь еще в значительной мере разъединенными между собой, различные разряды служилых людей шаг за шагом сводились на одну общую почву: отграниченные от других общественных классов (указ 1641 г. окончательно воспретил всем без изъятия служилым людям поступать в холопство), привязанные к службе, для всех их равно обязательной и пожизненной, они только путем службы повышались в своей чести, и со службой же были тесно связаны все их имущественные интересы, как помещиков и вотчинников, владельцев земли и труда привязанного к ней крестьянского населения. Нечто подобное тому сближению, какое совершилось между отдельными разрядами служилых людей, произошло в XVII веке и между поместным и вотчинным землевладением. Основное различие между вотчиной, как собственностью частного лица, и поместьем, как собственностью государства, продолжало, правда, существовать, но, с одной стороны, на вотчины в интересах службы был наложен ряд ограничений, а с другой, — поместья стали даваться не только на время службы, но и «в прожиток», в виде пенсии одряхлевшему служилому человеку или его вдове и детям, причем сыновья обязывались кормить с поместья мать до ее смерти, а сестер до выхода их замуж, и вместе с тем при известных условиях разрешалась мена поместьями, равно как передача поместья его владельцем постороннему лицу, принимавшему на себя обязательство службы. Неся службу со своих вотчин и поместий, служилые люди пользовались личной свободой от податей, а в качестве землевладельцев распоряжались трудом населявших эти вотчины и поместья крестьян (см. крестьяне в России).
Начало XVIII века, ознаменованное реформами Петра I, для служилого класса явилось временем дальнейшего его объединения, давшего затем новый и весьма серьезный толчок процессу разрастания дворянских прав. Сам Петр не только не ослабил крепостной зависимости служилых людей от государства, не только не смягчил их служебной повинности, но даже еще увеличил тяжесть последней, обратив службу из временной в постоянную. В московскую эпоху громадное большинство служилых людей призывалось из домов лишь на время похода и затем вновь распускалось по домам. В регулярной армии Петра и в его флоте, как и в гражданских учреждениях, служба стала постоянной, и дворянин должен был оставаться на ней с момента вступления в зрелый возраст вплоть до смерти, полной дряхлости или тяжкого увечья; в течение всего почти Петровского царствования дворянству не давалось не только отставок, но даже и сколько-нибудь продолжительных отпусков, и последних стало возможным добиться лишь с окончанием Северной войны. С учреждением сената на него возложена была обязанность следить за тем, чтобы дворяне не уклонялись от службы, а позднее эта обязанность была передана герольдмейстеру, который должен был вести списки всех дворян и наблюдать за своевременной явкой их на службу. Дворянам, не являвшимся на службу, так называемым «нетчикам», грозили жестокие кары. В 1703 году Петр угрожал даже всех дворян, виновных в укрывательстве от службы, казнить смертью, но эта угроза не была приведена в исполнение, и впоследствии правительство перешло к другим, менее свирепым карательным мерам в виде штрафов и конфискации имений. По указу 1714 года донесший на «нетчика» получал в награду все его имение, а указ 1722 года устанавливал для «нетчиков» еще более суровое наказание: имения их бесповоротно отбирались в казну, имена нетчиков — грозил указ — «будут особо напечатаны и для публики прибиты к виселицам на площади, дабы о них всяк знал, яко преслушателей указам и равных изменникам», а сами нетчики «будут шельмованы и с добрыми людьми ни в какие дела причтены быть не могут и, ежели кто таковых ограбит, ранит, что у них отымет, а ежели и до смерти убьет, о таких челобитья не принимать и суда им не давать». Между тем служба в эту эпоху была для дворян тем тяжелее, что Петр, нуждаясь в образованных людях, возложил на дворянство, помимо служебной повинности, еще и учебную. Дети служилых людей в течение всего его царствования в большом количестве посылались для обучения разным наукам за границу, а указ 1714 года предписал всем дворянам, в возрасте от 10 до 15 лет, обучаться «грамоте, цифири и некоторой части геометрии» и воспретил венчать дворян, не имеющих свидетельств об окончании этого курса. Образование требовалось для службы, и потому правительство, навязывая его дворянству, в то же время само полагало ему известный предел. Указом 1723 года предписывалось «светским далее 15 лет не учиться, хотя бы и желали». Дальнейшее обучение могло происходить только с разрешения или по приказу правительства, а нормально дворянин с 15 лет должен был поступать на службу, военную или гражданскую. Петровское правительство было озабочено тем, чтобы большая часть дворянства не вздумала перейти на более спокойную гражданскую службу, и поэтому герольдмейстеру приказано было следить за тем, чтобы из каждой дворянской фамилии на гражданской службе состояло не более трети всех служащих лиц этой фамилии. Службу свою все служилые люди должны были проходить теперь в одинаковом порядке, начиная с низших чинов. Указами 1714 и 1719 годов Петр строго подтверждал, «чтоб из дворянских пород отнюдь в офицеры не писать, которые не служили солдатами гвардии и не знают с фундамента солдатское дело». Выслуге Петровское законодательство, продолжая развивать взгляд, зародившийся еще в XVII веке, отдавало решительное предпочтение перед происхождением, и указ 1712 года предписывал, чтобы «каждый дворянин, во всяких случаях, какой бы фамилии ни был, почесть и первое место давал каждому обер-офицеру». Указ 1721 года пошел еще дальше, установив, что всякий рядовой недворянского происхождения, дослужившийся до офицерского чина, вместе с ним получает дворянское. Полное свое выражение принцип, легший в основание этих частных мер, нашел в знаменитой «Табели о рангах» 1722 года, разделившей все должности на государственной службе на 14 рангов или классов и присвоившей каждому из них особые внешние знаки отличия. Людям знатной породы — говорилось в поясняющих табель статьях — не дается никакого рангу, «пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут и за оные характера не получат». Согласно тем же статьям, чины обер-офицера в военной службе и коллежского асессора в статской должны были давать дворянское звание, и дослужившиеся до этих чинов «в вечные времена лучшему старшему дворянину во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть имеют, хотя бы они и низкой породы были». Имеющие же низшие гражданские и придворные чины, «которые в рангах не из дворян, оных дети не суть дворяне». Так явилось различие между потомственным и личным дворянством, не имевшее ничего общего с различиями, раньше существовавшими в среде служилого класса. Окончательно устранив из служебного обихода последнего всякую роль родословности и построив весь его быт на принципе выслуги, Петровское законодательство тем самым довершило объединение различных разрядов служилых людей в одно сословие, между членами которого не стояло уже более никаких перегородок. Внешним выражением такого объединения явилось и присвоенное с этой поры сословию общее имя. В Петровское время таким общим наименованием служило польское слово «шляхетство», которое позднее было вытеснено русским термином «дворянство», не употреблявшимся при Петре, надо думать, потому, что тогда еще слишком живы были воспоминания о прежней роли дворянства, делавшие это имя унизительным для более знатных фамилий. Трактуя дворянство, как особое «благородное» сословие, которое, правда, только «ради службы благородно и от подлости отлично», Петр I старался внешним образом сблизить его с дворянством западноевропейских государств. В этих видах он заимствовал с Запада титулы графов, баронов и светлейших князей и узаконил гербы, повелев герольдмейстеру выдавать дипломы на дворянство и гербы всем дворянам, которые могли доказать столетнюю службу своего рода, и всем, дослужившимся до обер-офицерского чина. Планы Петра на счет усвоения русскому дворянству характера западноевропейского шли, впрочем, и дальше внешности. С введением постоянной армии старая поместная система потеряла свой смысл. Вознаграждением за службу являлось теперь денежное жалованье, а раздача поместий прекратилась и, хотя отдельным дворянам и давались еще довольно часто земли и населенные имения, но давались они уже только в собственность, в виде награды, а не временного жалованья. Вместе с тем и раньше розданные поместья потеряли свое прежнее значение в глазах правительства, не видевшего больше оснований дорожить своими правами собственника. И Петр, познакомившийся на Западе с майоратным владением и увлеченный мыслью о развитии в России торговли, наук и искусств, решил использовать силы дворянства и в этом направлении и ради этого сделал новый шаг к сближению вотчин и поместий. Указом 1714 года он установил одинаковый для всех недвижимых имений порядок единонаследия, мотивируя преимущества этого порядка тем, что при нем шляхетские фамилии «в своей ясности непоколебимы будут через славные и великие домы», а сыновья, не получившие наследства в виде недвижимого имения, «не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим» и тем самым будут содействовать «государственной пользе». В этих видах не получившим в наследство имений двор, сыновьям разрешалось, прослужив до 40-летнего возраста, выходить в отставку и записываться в купцы, заниматься промышленностью и ремеслами, даже поступать в священники. Законодатель, таким образом, предполагал дать дворянству совершенно новую организацию, разделив его на две группы: одна, состоявшая из владельцев имений, была бы обязана пожизненной службой государству, другая, постоянно пополнявшаяся из первой и составлявшаяся из обделенных имениями дворян, также служила бы государству, но обязанность службы лежала бы на ней лишь до известного времени, после которого она могла предаваться свободным занятиям, увеличивая собою производительные силы страны. На практике, однако, этот замысел потерпел полную неудачу: расширение своих прав на поместья в виде узаконения передачи их по наследству и по завещанию дворяне приняли, как «изящнейшее благодеяние» со стороны правительства, но попытка последнего установить единонаследие вызвала систематический отпор дворянства, выразившийся во всевозможных ухищрениях и обходах закона, благодаря которым он в этой своей части в действительности совсем не осуществился.
Таким образом, дворянство вышло из Петровской эпохи, сплотившись в более однородную массу, упрочив и расширив свои землевладельческие права и приобретя в гвардейских полках, переполненных представителями наиболее чиновных и богатых фамилий, нечто вроде школы сословного духа. Эта школа существовала не напрасно, и в дальнейшем те же гвардейские полки послужили для дворянства орудием, при помощи которого оно воздействовало на политику сменявшихся после Петра I правительств, отстаивая свои сословные интересы. Участие гвардии в дворцовых переворотах заставило эти правительства бережно и внимательно относиться и к самой гвардии, и к представленному ею сословию. Внимание же последнего в первые десятилетия после Петровской эпохи было всецело поглощено заботами об освобождении от тягостей службы и об упрочении своих землевладельческих прав и связанного с ними экономического положения. После смерти Петра II члены некоторые старых фамилий попытались уничтожить самодержавную власть монарха, заменив ее конституционным образом правления, сводившимся к олигархии нескольких знатных родов с предоставлением известных политических прав и рядовому дворянству. Но последнее в своей массе не поддержало сколько-нибудь активно этой попытки, и избранная императрицей Анна Ивановна получила возможность, опираясь на гвардейские полки, уничтожить подписанные было ею пункты об ограничении ее власти и вернуть себе самодержавие. Награда за эту услугу дворянству не заставила себя ждать. Указом 1731 года был отменен закон об единонаследии, и вместе с тем поместья были окончательно сравнены с вотчинами и обращены вместе с последними в полную и неограниченную собственность их владельцев. Другим указом, от 31 декабря 1736 года, срок обязательной службы дворян был сокращен до 25 лет, с 20-летнего до 45-летнего возраста, после чего желающие могли выходить в отставку; при этом для лучшего содержания дворянских домов и деревень одному из нескольких сыновей или братьев разрешалось оставаться дома для управления имением, но с обязательством учиться, чтобы быть годным к гражданской службе. И все вообще дворяне обязывались «от 7 до 20 лет возраста их быть в науках», а указ 1737 года, в видах проверки выполнения дворянами этой обязанности, установил для них четыре смотра: на первом 7-летние дворянские недоросли только записывались в книги, на втором и третьем, в 12 и 16 лет, они экзаменовались по чтению, письму, закону Божию, арифметике и геометрии, и сдавшие эти экзамены удовлетворительно отпускались по домам до 20 лет с обязательством обучиться к четвертому смотру географии, истории и фортификации, а не сдавшие экзаменов отдавались в школы. Еще раньше закона Анны Ивановны дворянству стало уже легче добиваться отставок и долговременных отпусков, а немного позже этого времени они придумали получивший широкое распространение обход указов об отбывании солдатской службы, начав записывать своих детей в военную службу чуть не с колыбели, благодаря чему первые чины получались ими тогда, когда они были еще детьми и находились дома. Параллельно с этим совершилось разрастание прав дворянства и в другой области. Указами Елизаветы Петровны от 1746 и 1758 годов всем сословиям, кроме дворянства, воспрещено было владение населенными имениями и крепостными крестьянами. Вместе с тем длинный ряд указов преемников Петра I, начиная с Екатерины I, настолько расширил права дворян-помещиков над личностью крепостного крестьянина, что последний ко второй половине XVIII века оказался уже совершенно прикрепленным к своему владельцу и отданным ему почти в рабскую зависимость (см. крестьяне в России). Недолгое царствование Петра III принесло с собой для дворянства новые и весьма существенные льготы. В это царствование исполнилась, наконец, заветная мечта дворян об освобождении от обязательной службы. Манифестом 18 февраля 1762 года «о даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» Петр III предоставил дворянам на будущее время полную свободу служить или не служить по их собственному желанию, выходить, когда пожелают, в отставку, 1) беспрепятственно ездить за границу и посылать туда своих детей для обучения. Дворянам разрешалось даже вступать на службу к иностранным государям с тем, что, если они по возвращении на родину пожелают вступить на службу, то будут утверждены в чинах и званиях, приобретенных в чужих землях. Государство оставляло за собой лишь право призвать все дворянство на службу, «когда особливая надобность потребует». Но, снимая с дворянства служебную повинность, манифест 1762 года не снял с него повинности учебной и требовал, чтобы «никто не дерзал без обучения пристойных благородному дворянству наук детей своих воспитывать» под страхом тяжкого гнева государя. Впрочем, и по отношению к служебной повинности манифест, снимая с дворянства бремя обязательной службы, оставлял все же на них нравственную обязанность «по всеподданической верности и усердию не только не удаляться, ниже укрываться от службы, но с ревностью и желанием в оную вступать и честным и незазорным образом оную по крайней возможности продолжать». Соответственно этому тех дворян, которые «никакой и нигде службы не имели, но только как сами в лености и праздности все время препровождать будут, так и детей своих в пользу отечества своего ни в какие полезные науки не употребят», предписывалось, «яко нерадивых о добре общем, всем истинным сынам отечества презирать и уничижать, ко двору не принимать и в публичных собраниях не терпеть».
1) Не дозволялось только выходить в отставку дворянам, служившим солдатами и другими нижними чинами (ниже обер-офицерского) до истечения 12-летнего срока военной службы.
Дальнейшее развитие того положения привилегированного сословия, какое создавалось для дворянства манифестом 1762 года, было произведено жалованной грамотой на права, вольности и преимущества благородному российскому дворянству, данной императрицей Екатериной II 21 апреля 1785 года. Эта грамота подтвердила «на вечные времена в потомственные роды дворянства вольность и свободу» от службы, данную ему манифестом 1762 года, подтвердила за дворянством свободу от каких бы то ни было личных податей, подтвердила, наконец, и исключительное право на владение населенными имениями. Что касается способов получения дворянства, то жалованная грамота, оставив в силе прежние способы приобретения дворянами достоинства путем унаследования его от родителей, путем выслуги и путем пожалования от монарха, прибавила к ним еще новый в виде приобретения дворянства благодаря пожалованию некоторых орденов. В каждой губернии потомственные дворяне, владеющие в ней недвижимой собственностью, должны были вноситься в родословную книгу, разделенную на шесть частей: первая часть предназначалась для родов дворянства, пожалованных в это достоинство монархом; вторая — для родов дворянства, приобретенного чинами на военной службе; третья — для родов дворянства, приобретенного чинами на службе гражданской или пожалованием ордена; четвертая — для иностранного дворянства, то есть тех дворянских родов, которые вышли из иностранных государств и были признаны в своем дворянском достоинстве русскими государями; пятая — для титулами отличенных родов; шестая — для древних благородных дворянских родов, которые могли доказать свою принадлежность к дворянству в течение ста лет до момента издания жалованной грамоты. Никакого существенного различия между этими разрядами дворянства жалованная грамота, однако, не устанавливала, и все упомянутые в ней права и преимущества давались одинаково всему потомственным дворянам. Помимо тех прав, которые принадлежали сословию и раньше и Екатерининской грамотой лишь подтверждались, дворянам давался последней и ряд новых прав, личных и корпоративных. Так, грамота гарантировала дворянству свободу от телесных наказаний и неприкосновенность дворянского достоинства, которое впредь могло быть утрачено лишь в результате преступлений, «основаниям дворянского звания противных». Но и при этом дворянин без суда равных ему не мог быть лишен ни достоинства, ни жизни, ни имений, и лишение его звания могло совершиться только с высочайшего утверждения, а дворянское имение, даже в случае осуждения владельца за важнейшее преступление, не могло подвергнуться конфискации, а должно было перейти к законным наследникам.
Не менее широки и существенны были и корпоративные права, данные дворянству Екатерининским законодательством. Уже в 1766 году, при созыве Комиссии для составления нового уложения, Екатерина предоставила дворянам каждого уезда, для руководства выборами и на случай других требований правительства, выбирать из своей среды на два года уездного предводителя дворянства. Губернские учреждения 1775 года сделали административно-полицейские учреждения уезда выборными от местного дворянства и создали для дворянства выборный же сословный суд в уезде и в губернии. Жалованная грамота довершила сословную организацию дворянства. Эта организация была приурочена к губерниям и уездам. Дворянство каждой губернии составляло дворянское общество, пользовавшееся правами юридического лица. Органами этих обществ являлись дворянские собрания, губернские и уездные предводители дворянства, депутатские собрания и дворянские опеки. Дворянские собрания разделялись на обыкновенные и чрезвычайные, причем первые должны были происходить раз в три года, а вторые могли быть созваны только по инициативе или с разрешения генерал-губернатора. Участвовать в дворянских собраниях могли все местные потомственные дворяне, но право голоса давалось только тем из них, которые были не моложе 25 лет, имели чин и получали со своих деревень доход в количестве не менее 100 рублей. В этих собраниях избирались предводители дворянства, равно как выбирались лица на те должности в суде и администрации, которые предоставлено было замещать дворянам путем выборов из своей среды. Сверх того, дворянские собрания могли составлять сословные капиталы и на особо указанных условиях облагать «складками» дворян своей губернии, должны были разрешать вопросы, предложенные им правительством, и могли обращаться непосредственно к верховной власти с ходатайствами о пользах и нуждах дворянства. Депутатские собрания, составлявшиеся из депутатов от дворянства каждого уезда под председательством губернского предводителя, имели свое специальное дело, — именно они должны были вести дворянские книги по губернии, рассматривать права на дворянство и выдавать соответствующие документы. В уездах были организованы дворянские опеки под председательством уездных предводителей для попечения о дворянских вдовах и малолетних сиротах.
Екатерининская эпоха завершила дело организации русского дворянства, как первенствующего и правящего сословия. Сбросив с себя бремя обязательной службы государству, дворянство не только сохранило за собою те имения, какими оно владело раньше лишь под условием службы, не только осталось владельцем крепостных душ, но и получило ряд новых и важных привилегий, обеспечивавших ему первое место в ряду других сословий и неоспоримое господство в государстве. Не говоря уже о личных правах, создавших для дворян совершенно исключительное в тогдашней России положение человека, личность которого неприкосновенна, а честь и имущество защищены законом, не говоря даже о сословном самоуправлении, предоставленном дворянству в несравненно более широких размерах, чем другим сословным группам, и управление государством на всех своих ступенях перешло, в сущности, в руки дворянства: в уезде правил и распоряжался выбранный дворянами земский исправник, в губернии — назначенный правительством из дворянства же губернатор, состав высших правительственных учреждений, благодаря порядку, при котором чины давали дворянству, пополнялся опять-таки непременно из дворян, и в то же время губернские дворянские общества обладали правом ходатайствовать о нуждах и желаниях дворянского сословия непосредственно перед верховной властью. Ко всему этому и материальные средства сословия за XVIII век испытали значительное приращение. В течение всего этого века шла усиленная раздача дворянству населенных имений, принявшая особенно грандиозные размеры под конец XVIII и в первые годы XIX века (см. крестьяне). Казалось бы, при наличности таких условий русское дворянство должно было обратиться в могучую и самостоятельную сословную корпорацию. И, однако же, на деле этого не случилось, и даже некоторые из прав, данных дворянству жалованной грамотой Екатерины, остались существовать больше в теории, на бумаге, чем в действительной жизни. На это было несколько серьезных причин. Прежде всего, как ни быстро росли в эту эпоху богатства отдельных дворянских фамилий, тем или иным путем попавших «в случай», не менее быстро эти богатства и таяли. С одной стороны, прочно установившийся обычай раздела имуществ между детьми, с другой, — непомерно роскошная жизнь, в какую вовлеклось русское дворянство, познакомившись с внешностью западноевропейской культуры, крайне быстро дробили дворянские имения и не позволяли образоваться в среде дворянства устойчивому в материальном отношении слою, который мог бы явиться опорой самостоятельности и хранителем традиций сословия. Не менее, если не более, серьезно влияло в этом направлении и другое обстоятельство. Главным основанием экономического благосостояния дворянства являлся невольный труд крепостных крестьян. Но эти последние, отданные законодательством почти в полное рабство помещикам, вовсе не мирились со своим положением и в любую минуту готовы были сбросить связывавшие их узы, благодаря чему дворянство постоянно нуждалось в помощи самодержавной власти и в свою очередь оказывалось в тесной зависимости от нее. Вдобавок, начиная с последних десятилетий XVIII века, то есть как раз с того времени, когда русское дворянство складывалось в привилегированное сословие, в Россию стали проникать с европейского Запада идейные течения, приносившие с собой резкую вражду к сословному строю общества и государства. Умственные верхи дворянского общества, захватывавшиеся такими течениями, под их влиянием становились в более или менее резкое противоречие с интересами сословия, а та часть дворянства, которая оставалась верна этим интересам, не имея под собой прочного материального базиса, который обеспечил бы ей самостоятельное положение, вместе с тем оказывалась и безнадежно отставшей от духа эпохи. Совокупность этих условий и определила собой дальнейшую позицию и роль дворянства в государственной жизни России. С конца XVIII века внутренняя политика русского правительства, особенно в сфере экономических вопросов, вдохновлялась, главным образом, сословными интересами дворянства, но зато это последнее в своей массе неизменно являлось верным слугой самодержавия и охотно мирилось с обрушивавшимся на его собственных членов правительственным произволом, изредка только позволяя себе слегка будировать против него.
Самая организация дворянства с Екатерининской эпохи оставалась в главных своих чертах неизменной вплоть до второй половины XIX века, точнее говоря, до освобождения крестьян от крепостной зависимости и последовавших за этим других реформ времени Александра II. Правда, император Павел отменил было Екатерининскую жалованную грамоту дворянству, но Александр I, вступив на престол, поспешил восстановить ее действие. Позднее, при Николае I, правительство попыталось перетянуть дворянство со службы в центральных учреждениях в учреждения областные, но попытка эта не дала никаких сколько-нибудь существенных результатов. Одновременно с этим был несколько повышен ценз, дававший право голоса в дворянских собраниях, и были приняты некоторые меры к тому, чтобы сделать дворянство более замкнутым, затруднив доступ в него через выслугу, для чего были повышены чины, приносившие с собой дворянское достоинство. Такого рода меры принимались и позже, вплоть до самого последнего времени, но, вопреки желаниям сословных идеологов, дело все же не пошло дальше некоторых затруднений в приобретении дворянства, и оно осталось сословием, доступ в которое открывается не только рождением в нем, но и выслугой чинов и орденов на государственной службе.
С реформами времени Александра II положение дворянства во многом изменилось. Освобождение крестьян, хотя оно и было совершено на условиях, чрезвычайно благоприятных для поместного дворянства, все же нанесло тяжелый удар дворянскому сословию, лишив его и дарового крепостного труда, и вотчинной власти над массой бывшего крепостного крестьянства. Последовавшие за этим преобразование уездной полиции и судебная реформа еще усилили этот удар, отняв у дворянства право замещения полицейских должностей в уезде и уничтожив сословный «суд равных». Введение земских учреждений поставило в сфере местного самоуправления рядом с дворянством и другие группы населения, хотя за дворянством и был при этом все же обеспечен существенный перевес сил. В дальнейшем введение всеобщей воинской повинности уничтожило свободу дворянства от обязательной службы, а постепенно совершавшийся отказ государства от сословных податей лишал смысла свободу дворян от личной подати, в то самое время, как свобода от телесных наказаний перестала быть исключительной привилегией дворянства и становилась достоянием все более широких кругов населения. Так состоялось некоторое сближение дворянства с другими общественными группами. Правда, это сближение далеко не было полным, и за дворянством, не говоря уже об его особой корпоративной организации, была оставлена правительством и особая роль в местном управлении. В земстве дворянству не только было гарантировано большинство голосов, но и председателями земских собраний сделаны были предводители дворянства. На тех же предводителей в 70-х годах XIX века постепенно было возложено председательство в целом ряде губернских и уездных правительств, учреждений — в присутствиях по крестьянским делам, воинских присутствиях, училищных советах. При таких условиях дворянство, в сущности, могло оказывать, а порой и действительно оказывало, весьма серьезное влияние на весь характер местной жизни. В большинстве случаев, однако, это влияние ограничивалось лишь охраной экономических интересов дворянства и выполнением прямых правительственных поручений. Идти дальше этих пределов ему мешало и отсутствие сплоченности, и непрерывно совершавшееся разложение экономической силы сословия, плохо справлявшегося со своим хозяйством даже тогда, когда оно было целиком построено на подневольной крестьянской работе, и совершенно не воспитавшего в себе способности вести хозяйство в условиях наемного труда. Ко времени освобождения крестьян более 65% крепостных душ было заложено их владельцами в кредитных учреждениях. Получив выкуп, деньги, помещики расплатились со старыми долгами, но на их место уже очень скоро явились новые, еще более крупные. Благодаря этому из года в год все большее число дворянских имений поступало в залог и все большее количество земли переходило из рук дворянства в собственность других сословий. Как сословная группа, дворянство неудержимо клонилось к упадку и собственными силами не могло предотвратить его.
На помощь сословию, быстро утрачивавшему былую мощь, пришло, однако, правительство, не перестававшее видеть во дворянстве одну из главных опор русского самодержавия. Уже в эпоху реакции, наступившей вслед за первыми либеральными реформами Александра II, правительством приняты были некоторые меры, направленные к поддержанию упавшего в новых условиях значения дворянского сословия. С восшествием на престол Александра ІII такого рода меры, в тесной связи с прочно установившимся реакционным направлением всей правительственной политики, приобрели еще более энергичный и систематический характер. В рескрипте, данном дворянству 21 апреля 1885 года по поводу столетия жалованной грамоты, правительство вполне определенно высказало свое желание, чтобы «российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в распространении примером своим правил веры и верности и здоровых начал народного образования». В соответствии с этой общей целью был намечен и осуществлен ряд практических мероприятий. Учреждение Дворянского банка (см.), создавая для сословия новые и чрезвычайно серьезные льготы в условиях земельного кредита, должно было содействовать поддержанию дворянского землевладения. Введение в 1889 году института земских начальников создало на государственной службе большое количество платных мест, предназначенных исключительно для дворянства, и вместе с тем передало в руки дворянства судебно-административную власть над крестьянским населением, причем самой этой власти был придан ярко выраженный характер вотчинной опеки дворянского сословия над крестьянами. Наконец, новое земское положение, изданное в 1890 году, существенно ограничив права земских учреждений, одновременно еще более увеличило тот перевес, который и раньше имело в этих учреждениях дворянство над другими группами населения. И в следующее царствование продолжался тот же процесс наделения дворянства всевозможными льготами, главным образом в виде дальнейшего облегчения условий земельного кредита, дарования дворянству специальных пособий на обучение детей и т.п. Все эти разнообразные привилегии и льготы, вновь дававшиеся дворянству, не могли, конечно, остановить вызываемый слишком глубокими причинами процесс разложения сословия. Но они, во всяком случае, способны были сильно затянуть — и действительно затягивали — нормальный ход этого процесса, искусственно повышая жизнеспособность дворянского сословия за счет остального населения страны. Неизбежным последствием такого положения вещей явилось, понятно, не увеличение влияния дворянства среди этого населения, а глубокая вражда последнего к «первенствующему сословию», вражда, которая по мере того, как шло время, становилась все более острой и сознательной и все отчетливее подчеркивала обособленное положение, занятое в русской жизни дворянства с его противоположными стремлениям всех других общественных групп интересами.
Эта противоположность интересов определила собой и ту политическую позицию, на какую стало дворянство в последние годы. В разгар революционного движения 1904-06 годов, когда требования коренного политического переустройства страны находили себе горячую поддержку в широких народных массах, большинство дворян осталось верно своему исконному союзу с самодержавной монархией, и крайним пределом дворянского либерализма явилась составленная в начале 1905 года 22-мя губернскими предводителями дворянства записка о необходимости создания в России законосовещательного представительного учреждения. Когда же окончательно выяснилось, что революционное движение преследует не только политические, но и социальные задачи, и прежде всего, серьезно угрожает дворянскому землевладению, масса дворян решительно перешла в лагерь крайней реакции, увлекши за собой на этот путь и колебавшееся в течение некоторого времени правительство. В интересах поместного дворянства предпринято было жестокое подавление аграрных волнений, а затем и вообще крестьянского движения во всех его разнообразных формах, не исключая и самых мирных; по настояниям того же дворянства совершился роспуск первой, а затем и второй Государственной Думы, и по указаниям самочинно организовавшегося в эту пору «совета объединенного дворянства», который взял на себя руководство сословным движением, был составлен новый избирательный закон 3 июня 1907 года и намечена аграрная политика правительства. Вслед затем и на местах, где дворянские собрания предприняли тщательную очистку своей сословной среды, выбрасывая из нее всех неблагонадежных лиц, вроде дворян, подписавших выборгское воззвание, и в третьей Государственной Думе, где за помещиками было обеспечено прочное большинство, представители дворянства явились апологетами и проповедниками откровенной и последовательной реакции. Соответственно этому настоящий момент является моментом торжества дворянского сословия, вновь направляющего всю жизнь государства сообразно своим интересам. Но, принимая во внимание самый характер этого торжества, обусловленный всем прошлым и настоящим сословия, трудно ожидать, чтобы оно было очень продолжительным.
Литература. Кроме общих сочинений по русской истории и истории русского права, см. В. И. Сергеевич, «Вольные и невольные слуги московских государей» («Наблюдатель», 1887 г., №№ 2-3); Н. Загоскин, «Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси»; В. О. Ключевский, «Боярская Дума»; его же, «Смена: боярство и дворянство» («Русская Мысль», 1899 г., №1); Н. П. Павлов-Сильванский, «Государевы служилые люди», 2-е изд. (1909); Романович-Славатинский, «Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права» (1870).
В. Мякотин.
Номер тома | 18 |
Номер (-а) страницы | 70 |