Дьяки

Дьяки (греческий, сокращенно от диакон), письменные люди, княжеские секретари, «приказные», ведающие княжеский «прибыток» в древней Руси; позднее — видные деятели правительственной организации московского государства. Название дьяки упоминается впервые в грамотах XIV в. (до этого времени памятники говорят лишь о «княжих писцах»). Первоначально это — часто несвободные люди, холопы, но непременно грамотные, опытные и ловкие дельцы, скоро превращающиеся в ближайших доверенных лиц удельных князей: им поручаются отдельные отрасли дворцового управления и тайный негласный надзор за деятельностью остальных невольных и вольных княжеских слуг. В духовных удельного периода нередко встречаются распоряжения умирающих князей об отпуске на волю в числе других «приказных людей»  и дьяков. Зародившееся в Москве государство не замедлило по заслугам оценить служебную годность этих родоначальников бюрократизма. Прибирая к своим рукам удел за уделом, московские князья все больше и больше расширяли круг своих слуг, к которым присоединялась многочисленная титулованная и простая удельная знать. Отсюда многие «добрые и высокие роды» должны были, естественно, понизиться в чести и отказаться в пользу других от ратного воеводства и наместнических кормов. С другой стороны, с расширением княжества правительственные задачи его стали заметно усложняться: потребовались и новые учреждения, и новые лица для заведывания ими. В этих новых учреждениях—приказах наряду с захудавшими потомками боярских родов как московских, так и, в особенности, удельных и становятся дьяки. Помимо того, несомненно, что дьячество, чуждое местническим счетам военно-придворной аристократии, худородное, но образованное, искусное в приказных делах, обладавшее в полной мере необходимой служебной сноровкой и подвижностью, представлялось в руках московских князей чрезвычайно удобным, послушным и в то же время могущественным орудием в борьбе с высокомерным, притязательным боярством. Это обстоятельство очень характерно выражено, между прочим, в письме московских отъезчиков Тетерина и Марка Сарыгозина к Морозову. «Есть у великого князя», говорят они, «новые верники—дьяки, которые его половиною кормят, а большую себе берут, отцы их вашим отцам в холопство не годились, а ныне не только землею правят, но и головами вашими торгуют». Так же недоброжелательно смотрел на «русских писарей» и Курбский, которому досадно было, что государь оказывал этим своим слугам особенное доверие, избирая их из поповичей и простого всенародства («Сказания кн. Курбского», изд. 1868 г., стр. 43). С XVI в. значение дьяка поднимается особенно высоко. С этого времени мы их встречаем везде, где только речь идет о служилых людях. «И те дияки, говорит Котошихин, во дьяцы бывают пожалованы из дворян Московских и из городовых, и из гостей, и из подьячих. А на Москве и в городех в приказех з бояры и окольничими и думными и ближними людьми и в посолствах с послами бывают они в товарищах; и сидят вместе и делают всякие дела и суды судят и во всякие посылки посылаются». Особенно важным для боярства было то обстоятельство, что в руках именно дьяков находился Приказ Тайных Дел, в котором сосредоточивался тайный и явный контроль над деятельностью царских слуг, «и в тот Приказ бояре и думные люди не входят и дел не ведают, кроме самого царя». Чрезвычайное разнообразие поручений, возлагавшихся на дьяков, позволяет наметить их служебную компетенцию лишь в самых общих чертах. По всем вероятиям, уже в XV в. собственно канцелярские обязанности отходят от дьяков к подьячим (см.). По свидетельству Котошихина, «пишут те грамоты подьячие, а для крепости вместо царские руки подписывают подпись думные дьяки сами или товарищи их простые диаки». В Судебнике Ивана III (ст. 1) встречаем предписание, чтобы в суде бояр и окольничьих присутствовали дьяки. Такой порядок практиковался, конечно, и ранее, но Судебник впервые делает его обязательным для боярского суда. Затем дьяки командируются к наместникам и воеводам, по крайней мере, в крупные города, с правом на активное и очень важное участие в правительственной деятельности, иногда в качестве «товарищей» наместников и воевод даже «без мест» с последними. Они руководят переписями, сбором и раскладкой казенных платежей, состоят при войске в качестве царских казначеев, заведуют интендантской частью, поместными раздачами, судом общим и, особенно, по поземельным и местническим спорам, ведают меры, весы и т. п.; наконец, им принадлежит самая значительная роль во всех дипломатических сношениях московского государства; они — непременные и наиболее деятельные члены московских посольских миссий. В посольствах к второстепенным «потентатам», например, к Крымскому хану, дьяки даже не фигурируют вовсе; их заменяли в этих случаях подьячие. Не имея «отеческой чести» и потому свободно проникая всюду, дьяки могли в отдельных случаях войти и в замкнутую иерархию московских служилых чинов: разрядный дьяк  мог стать думным, а думный дьяк  мог быть пожалован в думные дворяне и т. д. По свидетельству Котошихина, всего в московских приказах его времени было 65—70 дьяков (на 38 приказов, в которых были дьяки); по списку 1676 г., в 35 приказах значилось 68 дьяков; кроме того, по этому списку числилось 35 дьяков по городам — всего 103 дьяка у дел, да запасных 17, и 1 показан больным. Подьячих Котошихин считает 1 000 чел. Служба дьяков и подьячих вознаграждалась поместным и денежным жалованьем. Дьяки  получали 70—250 руб. (по книге 1627 г.; наибольший оклад 300 руб. получал думный дьяк  Грамотин); подьячие 37—60 руб. (по той же книге). Поместья в Московском уезде дьяки получали 150 четвертей; общий размер их поместий доходил, однако, до 800—900 четвертей; подьячие получали всего 350—500 четвертей. См. Н. И. Лихачев, «Разрядные дьяки XVI в.» (Спб., 1888 г.); В. Сергеевич, «Русские юридические древности» (т. I).

Я. Галяшкин.