Ермолов Алексей Петрович

Ермолов, Алексей Петрович, генерал, родился в 1777 году, в 1792 году начал службу (15 лет) в чине капитана и участвовал в польской кампании 1794 года. В 1798 году за письмо к Каховскому, своему брату по матери, с резкими отзывами о начальниках, был заключен в Петропавловскую крепость и отправлен в ссылку в Кострому. В июне 1801 года принят вновь на службу. В кампаниях 1805-1807 годов принимал участие, командуя частью конной артиллерии. В войне 1812 года был начальником штаба сначала первой армии, потом обеих соединенных армий. В походе 1813 года недолго был генерал-инспектором артиллерии всех заграничных армий. В 1815 году назначен главнокомандующим на Кавказе, где пробыл до 1827 года, когда должен был покинуть пост из-за разногласий с Паскевичем. Остальную часть жизни прожил в Москве, за исключением промежутка 1831-39 годов, когда он состоял членом Государственного Совета. Умер в 1861 году.

А. П. Ермолов (1777-1861).

Ермолов принадлежит к числу оригинальнейших типов первой половины XIX века. Как воин, он стоит в первых рядах деятелей русской армии. На это место его выдвигает не личный героизм, блестяще засвидетельствованный под Бородиным, Бауценом и Кульмом, и не стратегические способности, в которых Ермолов уступал многим русским полководцам, а огромный талант военного организатора. В нем Ермолов не знает себе соперников в русской армии. Он был прирожденным военным министром, и когда в 1814 году поднимался вопрос о назначении его на эту должность, Аракчеев, который ненавидел Ермолова, говорил Александру I: «Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми, но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость его бы вполне впоследствии оправдали». Свои организаторские способности Ермолов проявил не столько в 1812 году, когда он устроил армию после Бородина при самых неблагоприятных условиях и сделал возможным полууспех Малоярославца, сколько на Кавказе. Там, при ничтожных средствах, при незначительном количестве войск, он заложил твердый фундамент русского владычества. Солдат, избавленный от муштры, царившей вокруг Александра и Аракчеева, превратился в легендарного боевого «кавказца», горцы присмирели, край начал устраиваться. Если бы Ермолов умел угождать начальству, он долго оставался бы еще на посту. Но он обладал характером, для русского офицера весьма неудобным: неуживчивость, несдержанность, неумение подлаживаться, острый язык создавали Ермолову много врагов с самого начала его карьеры. По политическим взглядам Ермолов резко расходился с большинством высших представителей офицерства. Он отнюдь не был врагом движения вперед, сочувствовал масонам и не только не был настроен кровожадно по отношению к членам тайного общества, но, по-видимому, питал к ним некоторые симпатии. Будущему декабристу Фонвизину, который прежде был у него адъютантом, Ермолов сказал при свидании, шутливо приветствуя его, как «величайшего карбонари»: «Я ничего не хочу знать, что у вас делается, но скажу тебе, что он (Александр) вас так боится, как бы я желал, чтобы он меня боялся». Грибоедова, который был на Кавказе, когда разразилась гроза, Ермолов, по-видимому, спас от больших неприятностей (см. XVII, 82/85). Декабрист Трубецкой в своих записках положительно утверждает, что тайное общество хотело предложить во временное правление наряду со Сперанским и Мордвиновым также и Ермолова. В либерализм Александра Ермолов верил мало. В 1818 году по поводу разговоров о русской конституции он писал: «Я думаю, что все останется при одних обещаниях всеобъемлющей перемены». Александр был доволен, когда сбыл его на Кавказ, потому что Ермолов не раз говорил ему в лицо горькую правду. Известен его ответ царю, предлагавшему ему просить у него награды: «Государь, произведите меня в немцы», — в момент, когда немецкое влияние грозило ввергнуть Россию в трясину реакции и внешних унижений. В Государственном Совете Ермолов неизменно будировал и заявлял на заседаниях, что ничего не понимает. Эти же качества Ермолова создавали ему огромную популярность в обществе и армии, тоже изнывавшей под немецким игом и угадывавшей в Ермолове любовь к солдату и умение заботиться о нем. Симпатии к нему Москвы выразились в избрании его начальником московского ополчения в 1854 году. Ермолов оставил драгоценные для оценки событий начала XIX века «Записки» (1864).