Эфиопская литература и язык

Эфиопская литература и язык. Эфиопская литература — письменность Абиссинии (Эфиопии) на семитском языке, в основе которого лежит речь переселенцев из разных местностей культурной старинной Южной Аравии (Йемена, Хадрамаута), воспринявшая на африканской почве некоторые типично хамитские влияния, в частности синтаксические и словарные.

За несколько веков до христианской эры мы находим в Абиссинии надписи на сабейском языке, сделанные приезжим и южно-аравийскими купцами. Около начала христианской эры возникает на северо-востоке Абиссинии мощное Эфиопское царство со столицей Аксумом (см.), распространявшее свою политическую власть не только к египетскому Нилу, но и за море, в Южную Аравию, на территории своей давнишней метрополии. Цари аксумские пользовались в своих обстоятельных надписях не только южно-арабским, но уже и своим местным северно-эфиопским языком «геэз», наряду, впрочем, с тогдашним всемирным языком — греческим, речью соседнего эллинистического Египта; царь Зоскал в «Перипле» 1 в. хр. э. аттестуется как «причастный греческой образованности». Шрифт аксумскнх надписей — видоизменённый сабейский, с  добавкой не достававших гласных обозначений и с манерой писать на греческий лад слева направо, а не по-семитски справа налево. Свод надписей помещён в трудах «Deutsche Aksum-Expedition» (Берлин, 1913 г.; в 1 томе «Истории Аксума» Э. Литтмана).

По величине и исторической содержательности выделяются надписи царя Эваны 350-х гг. хр. э., который владел и Абиссинией, и Южной Аравией, доставлявшей ладан и иные благовония для международной торговли. Содержание памятников царя Эзаны — обширная летопись воинственного царствования, не уступающая своими литературными достоинствами другим семитским историческим эпиграфическим памятникам. Религия в Эфиопии до того времени была ещё языческой, но обстоятельства давно уже подготовили переход страны к монотеизму. Царь Эзана, младший современник императора Константина, в первых своих надписях еще славословит языческих богов, потом он перестаёт их упоминать; и это есть указание на то, что в середине IV в. христианство сделалось уже и государственной религией страны. Епископ Фрументий (у эфиопов «авва Саляма») упоминается в письме 356 г, от императора-арианина Констанция к царю Эзане.

Христианство, естественно, принесло с собой в Эфиопию свою церковную литературу, которая и начала усердно, переводиться на эфиопский язык, на аксумское наречие геэз. Переведён был и Ветхий Завет (по 70 толковникам) и Новый, причём от канонических книг не отделялись апокрифические, и эфиопская Библия, пожалуй, исстари оказалась состоящей, как и нынешняя, чуть не из 81 равноценной книги (А. Baumstark в «Oriens Christianus», 1903, т. 5); среди них вошла в Библию, с каких пор — трудно сказать, Кормчая («сенодос»). Некоторые библейские апокрифы, в их числе относящаяся к мирозданию «Книга Эноха», в полном своём виде дошли до нас только через эфиопскую версию. Тогда же переведены были на геэз кое-какие творения «отцов церкви» с монофизитскими тенденциями, кое-что житийное, быть может, и кое-что историческое. Из псевдонаучных книг, как суррогат естественной истории, усвоен был «Физиолог» — «Писілгôс». Стихотворные гимны-песнопения, которыми так богата эфиопская церковь, в своих первоначатках тоже должны восходить к аксумскому времени; Иаред-сладкопевец VI в., по-видимому, — лицо историческое. Но и его гимны и вся прочая аксумская письменность, кроме надписей на памятниках, не дошли до нас в подлинном виде. Упадок аксумского царства в VII—VIII вв. повлёк за собой полную гибель его литературы; всё наследие аксумского периода мы имеем лишь в более поздних, притом существенно изменённых переработках, вдобавок от такого уже времени, когда геэз в живом употреблении умер и сохранил за собой только значение речи церкви и письменности, которая, как и в Древней Руси, держалась направления церковного.

Восстановилось же политическое единство страны только в XIII в. (1270) с административным центром не на севере, в Аксуме, а на юге Эфиопии, где в ходу было амхарское наречие (см. ниже), хамитизированное сильнее геэза, который остался вплоть до нашего времени языком книжников. И вот только начиная с XIII в. дошли до нас реальные памятники эфиопской литературы, под воздействием преимущественно христианско-арабским, на мёртвом геэзе, который, впрочем, под пером амхарских писцов претерпел приблизительно такие изменения, как мёртвый церковно-славянский язык Кирилла и Мефодия в православных славянских странах, например, на Руси; в деловых документах и в летописях амхарский элемент выступает очень сильно, особенно в лексике, так что их речь определяется специальным термином «летописная». Период XIII—XV вв. представлен в эфиопской литературе достаточно оживлённой писательской деятельностью, в которой наряду с авторами-церковниками принимают участие, даже на первом месте и не только в роли меценатов, амхарские цари, обыкновенно воспитывавшиеся в богословском духе. В дополнение к литургическому старому ритуалу и старой аксумской гимнологии появились огромными массами более новые священные песнопения своего местного творчества — гимны, стихиры, иногда очень поэтические. Часть их возводится к св. Иареду-сладкопевцу VI в., ещё аксумского периода, но в большинстве они имеют ясно названных авторов амхарского времени. В связи с богослужебным употреблением житий, читавшихся в дни памяти святых, переведён был копто-арабский синаксарий («Сенкесер») Михаила, но его пришлось дополнить обильным житийным материалом своих эфиопских подвижников. В своей диссертации «Исследования в области этиологических источников истории Эфиопии» (СПБ, 1902) Б. Тураев критически изложил содержание главнейших эфиопских житий. Тураев наглядно показал, что жития эфиопских святых, несмотря на огромную примесь чудесного элемента, могут для нас служить прекрасным источником бытовой истории Эфиопии.

Потребность иметь более широкую общегосударственную историю частично заполнялась такими «царскими» легендарными житиями, как царя Лалибалы, предшественника Соломоновой династии, строителя монолитных храмов в высеченных скалах. Полезнее для истории было то, что несомненно издавна начались в Эфиопии сухие и кратко-деловитые летописные заметки о событиях; судить о них, правда, мы можем только по сводке, видимо, не раньше XVI в., т. н. «Краткой хронике» (см. ниже). Подлинная же повествовательная историография, однако, с большой примесью художественного богатырского эпоса, начинается с героической хроники о подвигах царя Амда-Сиона I (1314—1344), успешно боровшегося (1332) против мусульман, которые захватили абиссинское побережье (изд. на русском языке Б. Тураев, «Абиссинские хроники», Л., 1936). Сухая «Краткая хроника» молчит об этих подвигах Амда-Сиона, а сообщает о вражде царя с церковью. Сто лет спустя выделяется и в государственной, и в литературной жизни царь реформатор Зара-Якоб (1434—1468). Он принял непосредственное участие в составлении сборника церковных стихотворных гимнов. Свои идеи Зара-Якоб изложил в «Книге света» — «Масхафа берхан»; она — богатейший источник для знакомства с культурно-бытовым обликом Абиссинии XV в. К мемуарному повествованию Зара-Якоба добавлено более короткое дееписание о четырех его преемниках.

Большое оживление литературного творчества представляет собой XVI в., хотя как раз в этом столетии эфиопскому государству довелось бороться с агрессивным исламом, яростно напиравшим со стороны Нубии и особенно Красного моря (арабский Египет и Йемен тогда, в XVI в., завоёваны были османскими турками). Одновременно, после открытия морского пути в Индию Васко да Гамой, в Абиссинию начали проникать католические миссионеры, соблазнявшие эфиопское правительство на унию с латинским миром, способным, как сразу стало видно, давать защиту против мусульман. Но идти на религиозное воссоединение с папизмом абиссинское духовенство и народ не соглашались. Против латинян, которые обвиняли эфиопскую церковь в иудействе (она празднует и субботу и воскресенье, придерживается обрезания и запрещает употребление в нишу свинины), выступил с вежливым апологетическим трактатом «Исповедание веры» в 1555 г. царь Клавший (1540—1559). Царствованию «святого Клавдия» («мар Галавдёвос») посвящена объёмистая цветистая хвалебная хроника, которая, наконец, после описания гибели Клавдия в бою против мусульман и описания народной скорби, завершается (гл. 93) стихотворным плачем-иеремиадой на его смерть в библейском тоне, грустно высказываясь при этом, что одинаковые враги страны — и мусульмане, и католики, «люди Рима» (Б. Тураев, «Абиссинские хроники», Л., 1936).

Автором этой панегирической хроники, полной арабизмов, по-видимому, был любимец Клавдия, плодовитый писатель араб из Йемена архимандрит Аввакум, отрёкшийся от ислама. Продолжение — хроника о правлении Клавдиева преемника Мины (1559—1563) [по-русски — в «Абиссинских хрониках, 1936, стр. 171—187]; тут интересны сцены из детства Мины, когда он рос в плену у мусульман, и поучителен рассказ о том, что внутренние междоусобия в Эфиопии, когда Мина вступил на престол, поддерживались и интригами и военными силами латинян, которые негодовали на Мину за воспрещение латинскому патриарху вести униатскую пропаганду в стране. Деятельность следующего царя Сарса-Денгеля (1563— 1597) очерчена в историческом труде явно двух авторов; у первою — сухая летопись, под пером же второго автора получилось очень хорошее, стильное повествование, образцовое вообще в эфиопской литературе (изд. и французский перевод Конти, Россини в «Corpus scriptorum christianorum orientalium», т. III, Париж, 1907). С правлением еще Клавдия (умер 1559), при котором начал свою кипучую писательскую, особенно переводную, деятельность упоминавшийся выше Аввакум, и с правлением Сарса-Денгеля связан целый ряд замечательных литературных явлений. Переведён был писанный по-арабски номоканон копта ибн-Ассаля XIII в. под заглавием «Фетха нагаст» — «Судебник царей», который и сделался для Эфиопии не только церковным, но и гражданским уложением (издание и перевод Гвиди, Рим, 1899). С его же именем надо связать летописно-патериковое «Повествование Дабра-Либаносского монастыря» (пер. Б. Тураев в «Записках Восточного отделения», т. XVII, 1906). Появился спрос на произведения, знакомящие с жизнью и историей других народов. Аввакум перевёл в 1553 г. христианизованную легенду о Будде «Варлаам и Иоасаф» (издание и перевод Бедж, 2 тт., Кембридж, 1924); параллелью к апологам этой легенды явился перевод арабского сборника притч «Калила и Димна» (у славян «Стефанит и Ихнилат»). Об Александре Македонском должна была давать сведения баснословная «Александрия» (изд. и пер. Бедж, 2 тт., Лондон, 1896; переиздание 1933). Иудейская история Иосифа Флавия оказалась переведенной у эфиопов («Зêнâ айхуд») не с основного текста, а с поздней (Х в.) переделки т. н. Иосиппа бен-Горпона (изд. с англ. пер. при «Александрии», Лондон, 1933); летописец Сарса-Денгеля усматривал у Гориона образец исторического стиля. Полезнее оказались: переведённая Аввакумом хронография христианина, т. н. Абу-Шакира XIII в. (собственно Петра ибн-ар-Рагиба, издана на арабском и латинском языках несколько раз), и, вскоре после Сарса-Денгеля, всеобщая история раннего египетского христианина Иоанна Никиуского VII в. Последняя имелась в арабской версии; с неё Иоанн Кальюбский в 1602 г. сделал эфиопский перевод, и теперь труд Иоанна Никийского остался для нас известен только на эфиопском языке (изд. и пер. Zotenberg, Париж, 1883; английский перевод — Чарльз, Лондон, 1916). Кажется, ещё при Клавдии (как намекает глава 15 его хроники) переведена была если не вся, то в извлечении из своей начальной половины всеобщая история араба-христианина Северной Сирии, Агапия Манбидшского (Х в.), из которой, впрочем, имеется в эфиопской фрагментарной рукописи только астрономо-географическая часть, составленная по Птолемею (изд. и пер. И. Крачковский в «Памятниках эфиопской письменности», ХІ, СПБ, 1912). Зимой 1595—1596 гг. придворный священник Бахрей написал ценную историю и очерк быта соседнего хамитского племени галла, вторгшегося в XVI в. на территорию Эфиопии и осевшего там. Борьба взаимно-нетерпимых вероисповедных идей (монофизитства, умеренного и крайнего, католицизма, мусульманства, фалашского иудейства) вызвала в Эфиопии даже религиозный индифферентизм и рационализм, блестящим представителем которого явился «абиссинский мыслитель» Зара-Якоб (XVII в.), под чьим именем опубликован был в начале XX в. трактат «Исследование вопросов» — «Хатата», доказывающий, что в вопросах о боге надо быть только деистом и полагаться на разум (изд. и пер. Б. Тураев в «Записках Восточного отделения», т. XVI, 1906).  Трактат произвёл сильное впечатление на ориенталистику XX в. и прославил эфиопскую письменность даже среди широкой публики. Возникла восторженная литература об «абиссинском свободном мыслителе XVIII в.» (Б. Тураев, в «Вопросах философии и психологии», 1906). Но в 1916 г. выяснилось, что это, якобы абиссинское, «Исследование вопросов» есть европейская подделка 1850-х гг. Смастерил её отличный знаток эфиопского языка, разочарованный итальянский миссионер Джусто да Урбино (И. Крачковский, в «Известиях Академии наук», 1924, стр. 195—206, и в «Библиографии Востока», кн. VII ,1935, стр. 121—122).

Среди литературных явлений XVII — начала XIX вв. наибольший интерес представляет собой историография. Встречаются тут и такие сказочные произведения, как новый вариант (около 1667 г.) легенды о подробностях перехода эфиопского царства в XIII в. к «Соломоновой» династии, «Беэла нагастат» — «Богатство для царей» (издал с русским переводом Б. Тураев в «Записках Восточного отделения», 1900, т. XIII). Полезны для историка работы придворных летописцев, имевшихся почти у каждого негуса вплоть до настоящего времени (за 1667—1769 гг. изд. с французским переводом Гвиди в парижском «Corpus scriptorum christianorum», 1903—1910; Weld Blundell, «The royal chronicle 1769—1840», Кембридж, 1922). Создалось и несколько сводов общей истории Эфиопии. Так как они начинаются после сотворения мира, с баснословных времён Аксума, то их обычное заглавие — «Аксумская хроника»; среди них один вид — сжатая, т. н. «Краткая хроника» в редакции около XVI в. с её продолжениями, другой вид — довольно механическое собрание разрозненных исторических произведений в виде одного большого целого. Из редакций «Краткой хроники» широкую известность приобрела та, которая от сотворения мира доведена до кончины царя Бакаффы в 1729 г.; её издал и перевёл с содержательными комментариями Р. Бассе под заглавием «Etude sur I’histoire de l’Ethiopie», 1881 (в Journ. Asiatique, XVII и XVIII, и отдельный оттиск; В. Болотов, «Заметки к краткой эфиопской хронике», в «Византийском временнике», т. XVII, 1910). К широким сводам относится огромная «Хроника дадж-азмача Хайлю» (1786); этот дадж-азмач (генерал-придворный), по его словам, для спасения памяти о прошлом собрал летописи из многих городов и островных обителей озера Цаны. Другой свод такого же рода составил начитанный Лит-Аткум по совету приезжего путешественника Рюппеля в 1833 г. — сводную историю соборной церкви в Аксуме, с важными текстами ряда вкладных грамот царей, «Масхафа Аксум». Для сравнительно-исторической этнографии интересны многочисленные рукописи всяких суеверных молитв, магических заклинаний против нечистой силы и болезней («трясовиц» и др.), волшебные формулы на монетах и оберегах и т. п. заклинательно-колдовской материал, восходящий к глубочайшей древности, к языческим и начально-христианским временам. Обзор их, с библиографией, у Беджа; («History of Abyssinia», т. II, Лондон, 1 издание., 1928, 2 издание, 1936, стр. 581—601 со множеством снимков).

Северно-эфиопским языком, геэзом, пользуются также фалаши (см. XLII, 640). Геэз, давно умерший и сохраняющий свою силу только письменно, доныне имеет в живой речи Северной Абиссинии если не прямых, то очень   близких потомков, отношение которых к классическому геэзу можно  сравнить с отношением ново-болгарского языка и македонского наречия к старо-болгарскому. Эти живые наречия: более северное — тигре, преимущественно мусульманское, и более южное — тигриня (тиграи), христианское. Тигре архаичнее, чем  тигриня, и ближе его к геэзу, хотя   на тигриня говорят как раз у Аксума, на родине геэза. В сравнении с этими потомками геэзов, язык амхарский представляется сильно хамитизированным, но именно на нём в Абиссинии говорит больше всего людей, и он являлся речью негуса и правительства. По фольклору тигре Конти Россини издал народные предания, пословицы, загадки и пр. в «Giornale» итальянского Восточного общества, т. XIV (1901) и т. XVI (1903). Участвовавший в экспедиции американского Принстонского университета Э. Литтман обнародовал 5тт. тигреских записей: тт. I—II (Лейден, 1910) — сказки, обычаи, имена, заплачки, с английским переводом; тт. III—V (1913—1915) — песни с немецким переводом. Практически владея обоими тигрскими наречиями, т. е. живыми потомками геэза и стоящим далее от геэза амхарским языком, европейские миссионеры XIX—XX вв. повторили опыт своих предшественников XVI—XVII веков и с помощью привлечённых к делу туземцев перевели на эти живые диалекты и напечатали кое-какие книги вероучительного, молитвенного или элементарно просветительного содержания.

В эфиопской литературе амхарская речь несколько проявляла себя приблизительно с XVI в. Для усвоения священ не-литературного языка, т. е. мертвого геэза, понадобились тогда толкования малопонятных слов, имён, понятий, возникли объяснительные геэзо-амхарские словари, «савасев» — «лестница, ступени, мостки». Подобно старорусским «азбуковникам», эфиопско-амхарские словари превращались из грамматических толкований в разносторонние, энциклопедические самого пестрого характера. Но только в XIX в. вопрос о литературизации амхарского языка получил некоторую сознательную опору. Частью этому содействовал местный пример европейских миссионеров, частью же — командировка молодых людей для обучения в Европу, где они скорее начинали понимать, что для распространения европейского просвещения полезнее живой язык, чем мёртвый. В конце столетия негус Менелик II (1889— 1913) посылал абиссинцев учиться в Париж, в Петербург (в Военную академию). Менелик II, заинтересовавшийся раскопками в Старо-Вавилонии, просил Вильгельма II прислать специалистов для археологического обследования Аксума; результаты германской «Aksum—Expedition» были опубликованы. (Берлин, 1913, 5 тт.). Среди новых условий абиссинской жизни XIX в. всё более и более выяснялось письменное практическое удобство живого государственного амхарского языка сравнительно с книжническим геэзом. Если в историографии обильные амхаризмы и раньше считались нормальным явлением, то в XIX в. амхаризация пошла ещё дальше и рельефнее. Вместе с тем начался ряд амхарских переводов старой геэзской историографии, причем сюда были привлечены не только подлинные царские летописи, но и исторически вздорное династическое «Богатство для царей». Среди отдельных новоэфиопских писателей XIX в. приобрёл крупную известность, впрочем, не за талант, Такла Хайманот (ок. 1820—1902). В начале 1840-х гг. он, под влиянием итальянских миссионеров, которые тогда ещё имели право доступа в амхарскую Абиссинию, перешёл в католичество, и некоторые его работы по истории новой Абиссинии печатались в Европе. Но интереснее всего мемуары его, как очевидца деятельности католических пропагандистов среди абиссинцев. В своих мемуарах он, сообщая и об итальянце Джусто да Урбино (умер 1856 г.), превосходном знатоке древнего геэза, отметил, что знаменитый «вольнодумец абиссинец XVII в.», рукопись которого «открыл» Джусто, есть литературная подделка самого Джусто (см. выше). Когда записки Таклы Хайманота через 15 лет после его смерти были изданы (Конти Россини: «Fonti Storiche» в академии Rendiconti, Рим, 1910 г.), они, разоблачивши перед учёным миром пикантную фальсификацию, широко прославили имя Таклы Хайманота. Другой окатоличенный абиссинец, уже не амхарец, а тиграец Фесха Гиоргис, выехав в Рим, напечатал там на своём родном тигрсском наречии письмо к землякам под итальянским заглавием «Notizie del viaggio d'un etiopico» (Рим, 1895 г.), где в тоне европейском, хотя достаточно примитивном, не без юмора описал своё путешествие с родины в Италию (английский перевод Литтмана в «Journ. of the Americ. orient. Soc.», 1902, т. XXII); затем в особом очерке Фесха Гиоргис обрисовал современное состояние своей страны и напечатал в переводе на свою тигрсскую речь сжатую «Storia degli Arabi е degli Egiziani» (Рим, 1897 г.); больше, впрочем, печатал он псалмы, молитвы, славословия богородице и пр. В XX в. подвизаются в Риме амхарцы Г. И. Афаварк и Завальд. Первый из них (он своё имя произносит по-амхарски «Afe-vork»), автор удобных разговорно-практических грамматик своего языка (Рим, 1905 г., французский «Guide», 1908), издал по-амхарски историю ещё не умершего Менелика II: подробную — «Дагмави Менелик» (Рим, 1901 г.) и краткую — «Леб валад тарик» (Рим, 1908 г.). Полное же повествование о всём царствовании негуса (1889—1913) составил на амхарском языке Габра Селясе, а перевёл на французский язык Тесфа Селясе: Guèbrè-Sellassié, «Chronique du règne de Ménélik II, rois des rois», издание с примечанием и иллюстрациями М. de Coppet (Париж, 1930—1931, 2 тт. с атласом). Начинается, впрочем, этот европеизированный труд, в общем солидный, с неизбежных легенд о древнем владычестве исполинского змея над Эфиопией, о царице Савской и Соломоне и т. п. К амхарским писателям европейского типа относится и последний преемник Менелика рас Тафари (родился в 1893 г., регент с 1916 г., негус под именем Хайле Селясе с 1918 г.). Вступивши на престол, Хайле Селясе стремился насадить европеизм в стране, вопреки желаниям эфиопской знати и влиятельного духовенства. Для распространения просвещения он завёл в Аддис-Абебе типографию; до тех пор типографии существовали только у миссионеров на абиссинских окраинах. Правда, в  угоду клерикалам, аддис-абебская печатня начала, прежде всего, выпускать такие книги, как поучения Иоанна Златоуста или аскетические творения Исаака-пустынника, на амхарском языке, со вступительной   статьёй самого негуса (1923). В 1924 г.   была основана еженедельная газета в   Аддис-Абебе «Берханэнна селям»   («Свет и мир»), с французского под заголовком Lumiere et раіх» и с эпиграфом: «Царь царей Хайле Селясе, искренно стремясь видеть в своей стране царство света и мира, пожелал, чтобы так была названа и эта газета»; редактором газеты был назначен отставной генерал Такла Хаварият. Газета, правду сказать, оказалась довольно поверхностной, а укоренившиеся старинные литературные приёмы сказывались в ней иногда в довольно неожиданных случаях. Воззвания негуса Хайле Селясе к своему народу в 1935 году мобилизоваться на борьбу с итальянцами были печатно облечены в традиционную стихотворную форму, с надлежащим метром, с надлежащей рифмовкой, как это делали и прежние негусы.

Историю эфиопской литературы приходится всё ещё изучать по рукописям. Из описательных каталогов особенно ценен: «Catalogue raison; nè des manuscrits éthiopiens appartenant а Antoine d’Abbadie» (Р., 1859) для прекрасно подобранной коллекции д’Аббади, которая теперь перешла в Парижскую национальную библиотеку и дополнительно описана: Chaine P. М., le, «Catalogue des manuserits ethiopiens de la collection Antoine d’Abbadie», Р., 1912; к yей важная «Notice» и указатель Conti Rossini С. в «Journal Asiatique», Р., 1914 (свыше 300 стр.). Также крайне необходимы каталоги других эфиопских рукописей Национальной библиотеки: Zotenberg Н., «Catalogue de la Bibliothèque nationale. Catalogue des manuscrits orientaux», 3 série, Manuscrits Sthiopiens, Р., 1877; Chaine М., «Catalogue des manuscrits èthiopiens de la collection Mondon —  Vidailhet», Р., 1913 и Британского музея — Dillmann (London, 1847), продолжил W. Wright (Л., 1877). Сводный реестр всех известных рукописей — Zanutto S., «Віblіоgraphia etiopica, in continuazione alia «Bibliografia etiopica»  di G. Fumagalli...», Roma, 1929, — как дополнение общей библиографии по Эфиопии: Fumagalli G., «Віblіоgrafia etiopica. Catalogo descrittivo..,», Milano, 1893. Краткие обзоры эфиопской литературы; а) Conti-Rossini С. «Note per la storia letteraria abissina», «Rendiconti della R. Accademia nazionale dei Lincei», Roma, 1899—1900, t. VIII; b) крайне сжато — «Die Kultur der Gregenwart», hrsg. von Р. Hinneberg, Tl. 1, Abtg., 7, Die orientalischen Literaturen, von Е. Schmidt..., Th. Nöldecke..., Lpz., 1906; с) популярно: Littmann Е., «Geschichte der Aethiopischen Litteratur», в кн.: «Geschichte der christlischen Litteraturen des Orients», 2 Ausg Lpz., [1907]—1909; d) Baumstark А., «Die christlichen Litteraturen des Orients», Einleitung, II, 2 Das christlich-arab. und d. äthiop. Schrifttum, В., 1911 (Sammlung Göschen, Bdch. 528); е) Тураев Б.. «Абиссинская литература» в кн. «Литература Востока» [Сборник статей], вып. 2, П., 1920, очень бегло; f) примыкает к Литтману; Harden J. М., «Аn introduction to ethiopic Christian literature», L., 1926; g) Guidi I., «Breve storia della letteratura etiopica», Roma, 1932. За новейшими проявлениями литературной жизни в Эфиопии внимательно следит римский журнал «Oriente Moderno», например, в статьях Conti-Rossini С. и особенно Cerulli Е., «Nuove idee nelle’Etiopia е nuova letteratura amarica», «Oriente Moderno», Roma, 1926, № 3, и далее 1928, 1932, 1933 и др. По эфиопскому языку: Крымский А., «Семитские языки и народы», ч. 3, М., 1909—12 (Труды по Востоковедению, изд. Лазаревен, институтом Восточных языков, вып. 5, № 3); Brockelmann С., «Crundriss der vergleichenden Grammatik der semitischen Sprachen», I—II, В., 1908—13; Cohen М., «Langues chamito-sémitiques», в кн.: «Les langues du monde par un groupe de linguistes sous la direction de А. Meillet et М. Cohen», 9., 1924 (стр. 81—151); Юшманов Н. В., «Языки Абиссинии. Общие сведения», в кн.: «Абиссиния (Эфиопия)», Сборник статей, М.—Л., 1936 (Акад. наук СССР, институт антропологии, археологии и этнографии). Для общеисторических справок см. большие обработки эфиопской истории Budge Е. А. W., «А history of Ethiopia Nubia and Abyssinia...», 2 vis, L., 1928, 2 изд., 1936; Conti Rossini С., «Le lingue е letterature semitiсhe d’Abissinia», Roma, 1921; Coulbeaux J.—В., «Histoire politique et religieuse d’Abyssinie depuis les temps les plus reculés jusqu’à l’ avènement de Мénélick II» , 3 vls, Р., 1929.

А. Крымский.