Эпоха мирового кризиса. I. Мировой экономический кризис

I. Мировой экономический кризис. 1. Мировой экономический кризис начался еще до того, как 24 октября 1929 года разразилась паника на Нью-Йоркской бирже, являвшейся центром международной спекуляции. Биржевой крах, принявший сразу международный характер, конечно, не представлял самостоятельного явления и не был причиной кризиса. Он был специфической формой выхода кризиса, взрыва накопившихся противоречий в сфере материального процесса производства, грозным проявлением и сигналом острого перепроизводства.

Еще до краха на Уол Стрите ряд сигналов свидетельствовал о наличии кризиса перепроизводства. Явные признаки начавшегося сельскохозяйственного кризиса имелись уже в конце 1928 года в Канаде, в США, в Аргентине, в Австралии. Частичные кризисы имели место в производстве отдельных видов сырья и продовольствия, показателем чего является крушение попыток их монополистического регулирования. В 1928 году прекратила свое действие принятая в 1922 году «схема» Стевенсона в области контроля производства каучука; в том же году Куба отказалась от «схемы» ограничения производства сахара, действовавшей 4 года; медный картель 1926 года и бразильская ревалоризация (повышение продажной цены) кофе оказались несостоятельными еще задолго до «черного четверга» на Нью-Йоркской бирже. Канадский пшеничный пул, хотя и устоял против первого натиска разразившейся экономической бури, но огромные непроданные запасы пшеницы на его элеваторах и начавшееся снижение цен на пшеницу подрывали всякую базу под контракты с фермерами и подготовляли его крах, который и наступил в 1931 году. Из промышленных стран перебои производства обнаружились в 1928 году в Германии в связи с ослаблением притока американских кредитов, а также в Польше и других странах.

В то время как в ряде стран, преимущественно аграрных, кризис уже созрел и принял более или менее острые формы, втянув в свою орбиту и американское сельское хозяйство, промышленное производство США еще продолжало развиваться с крайней степенью напряжения. Поворотный пункт здесь наступил в июне 1929 года, когда производство повернуло от подъема к упадку (жилищное строительство начало сокращаться еще в конце 1928 г.). Эта дата оказалась критической точкой и для большинства основных капиталистических стран. Только во Франции она наступила несколько позже, именно в мае 1930 года. Кризис, таким образом, не делал никакого исключения ни для великих, ни для малых стран.

Переплетение аграрного и промышленного кризиса, кризис в США, на которые приходится почти половина мирового производства, означали перерастание кризисов местных и частичных во всеобщий и превращение кризисов национальных в мировой кризис.

Мировой экономический кризис развернулся на базе общего кризиса капитализма. Это придало ему исключительную разрушительную силу. По своему масштабу, продолжительности и глубине мировой экономический кризис является рекордным в истории капитализма вообще и каждой капиталистической страны в частности. Он потряс капиталистическое хозяйство до основания и перерос в кризис политический и идеологический.

Удары кризиса были тем оглушительнее, чем усерднее буржуазные политики и теоретики вытравляли самое понятие кризиса из общественного сознания. Представители буржуазной науки исходили и исходят из смягчения и сглаживания остроты кризисов. Они изгнали проблему кризисов из своих «руководств» и заменили ее учением о конъюнктуре, которое стремится растворить кризисы в коротких и длинных конъюнктурных «волнах» самых различных исторических периодов. Сами буржуазные экономисты, хотя и с опозданием, признают теперь, что многочисленные конъюнктурные институты в капиталистических странах при помощи черно-белой магии, то есть вычерчиванием кривых и конструированием всевозможных «барометров», строили оптимистические экономические «прогнозы» и предсказывали «процветание», когда вплотную надвинулся кризис. Такое известное издание, как «Recent Social Trends» косвенно само подтверждает, что теория непрерывного «процветания» в США была просто фальсификацией. «В медовые месяцы 1925-1929 гг., — пишут в нем авторы резюме, — было много лиц, которые полагали, что циклы «сглажены» в этой благоденствующей стране. В настоящее время каждый из нас сознает, что мы страдаем от одной из самых жестоких депрессий в нашей национальной истории. Всякий, кто знаком с прошлым опытом, предвидит, что, с возвращением оживления и процветания, новая волна процветания закончится в свою очередь последующим снижением, которое перейдет в другой период депрессии, более или менее острый».

Но, распростившись с теорией непрерывного «процветания», эти авторы, как и вся буржуазная наука, беспомощно останавливаются перед кризисом, как перед мистическим явлением, сущность которого они не в состоянии постигнуть. С их точки зрения неизбежность кризисов при капитализме еще является вопросом, подлежащим дальнейшему исследованию и эксперименту. Общий кризис капитализма, в том числе и американского, вообще, как проблема, не стоит перед ними. С такой точки зрения естественным является объяснение исключительной глубины кризиса «нециклическими факторами», что служит псевдонимом для ряда самых разнообразных причин, как например, быстрые темпы технического прогресса и рационализация, замедленный рост народонаселения, мировое производство и распределение золота, мировая война и ее последствия и т. д. Характерно, что, исходя из последствий мировой войны, другой буржуазный исследователь мирового экономического кризиса, английский профессор Lionel Robbins начинает свое исследование «The Great Depression» с прямого утверждения о том, что мы живем не в четвертом, а в 19-м году мирового кризиса.

Капитализм, действительно, уже 19 лет (а считая со времени мировой войны 1914-1918 гг. и больше) переживает кризис, но не в том, конечно, смысле, как это думает Л. Роббинс. Сущность общего кризиса капиталистической системы состоит в том, что капитализм уже не представляет собой единственной и всеохватывающей, системы мирового хозяйства. Отживающей капиталистической системе хозяйства пришла на смену более передовая, социалистическая система, окончательно и бесповоротно победившая в СССР и противостоящая мировому капитализму, как важнейший фактор его разложения. За протекшие 19 лет социалистическая система стала безраздельно господствующей на ¹/₆ земного шара и превратилась в мощную мировую силу; процесс же расшатывания капитализма получил дальнейшее ускорение, выражаясь в гигантском обострении классовой борьбы, в нарастающем революционизировании международного рабочего класса и трудящихся в колониальных и зависимых странах.

Победа социализма закреплена в великой Сталинской конституции, которая является «обвинительным актом против фашизма, говорящим о том, что социализм и демократия непобедимы» (Сталин). Конституция победившего социализма является ярким факелом, освещающим рабочим и всем эксплуатируемым путь борьбы с капиталистическим рабством и империалистическим гнетом и ускоряющим гибель капитализма.

Загнивание капитализма нашло свое выражение в громадном обострении противоречия между производительными силами и буржуазными производственными отношениями, в частности, в наличии хронической массовой безработицы и хронической недогрузки производственного аппарата и особенно наглядно — в исключительной силе мирового экономического кризиса. Капитализм ищет выхода из накопившихся противоречий, до крайности обостренных его кризисом, в установлении в ряде стран фашистской диктатуры, которая во главе с наиболее агрессивным германским фашизмом идет открыто к развязыванию антагонистических сил, готовых к военному столкновению за новый передел мира.

Вышеприведенные рассуждения Роббинса, характерные для бесплодия буржуазной науки, заинтересованной в прикрашивании язв капитализма, показывают, что он ничего не понял в развертывающейся эпохе войн и революций, без учета которой невозможен подлинно-научный анализ такого сложного комплекса, как мировой экономический кризис, ни в его возникновении, ни в разнообразных формах его движения.

Историческое развитие и борьба обеих систем дает в мировом масштабе конкретную проверку также и по вопросу о циклических кризисах. Периодические кризисы возникли вместе с зарождением капитализма и сопровождают его до самой могилы; социалистическая же система, как показывает пример СССР, ликвидирует окончательно кризисы и безработицу.

Подтачивание капиталистической системы общим кризисом, ее прогрессирующее расстройство проявляется в деформации послевоенных циклов воспроизводства. Оно находит свое выражение не только в углублении, затягивании и всеобщности циклического кризиса, в ослаблении сил, противодействующих ему, но не в меньшей мере в урезанности и крайней неравномерности фазы подъема в разных странах и отраслях, в конвульсивности ее развития и быстром созревании противоречий, ведущих к взрыву. Весьма показательно, например, что даже по исчислениям буржуазного американского экономиста Уэсли Митчеля за весь послевоенный период 1919-1928 годов в США приходится на годы повышательной конъюнктуры всего 57% и на годы понижательной конъюнктуры — 43% данного исторического отрезка. Но эти соотношения резко изменятся в обратном направлении, если взять мировую конъюнктуру в целом, ибо, как известно, фаза конъюнктурного оживления в Европе была весьма умеренной. Кроме того, Митчель не учитывает, что американское сельское хозяйство в «процветании» не участвовало наравне с промышленностью, если не считать крупных капиталистических сельскохозяйственных предприятий и зажиточной верхушки фермеров; что хроническая недогрузка производственного аппарата достигала в годы наиболее высокой конъюнктуры, по самым консервативным и преуменьшенным расчетам, не менее 20% в США и около 30% в Англии и Германии; наконец, высокий уровень постоянной безработицы в фазу «процветания», превосходивший в ряде капиталистических стран кризисный уровень довоенного времени. Безусловно, более прав либеральный профессор Р. Тогуэль, один из видных представителей «мозгового треста» при Рузвельте (бывший заместитель секретаря департамента земледелия), указавший, что при наличии в США в 1929 году 10 миллионов семейств — свыше ¹/₃ населения — на уровне бедности и нищеты самое понятие «эры процветания», а также разговоры об исчезновении бедности — просто подлог.

Исходя из марксистско-ленинского анализа третьего периода, из расшатывания капиталистической стабилизации, товарищ Сталин указывал еще в 1927 году, в докладе на XV съезде ВКП(б) на неизбежность наступления самого глубокого и самого острого кризиса мирового капитализма. Этой точке зрения лидеры II Интернационала, Гильфердинг и другие, к которым присоединился и правый реставратор капитализма Бухарин, противопоставили теорию «организованного капитализма», перспективу «оздоровления» капиталистического строя. На XVI съезде ВКП(б) можно было уже подвести историческую проверку этим двум диаметрально противоположным позициям.

Об этом с полным основанием товарищ Сталин напомнил в своем докладе съезду. «Большевики говорили, — указывал товарищ Сталин, — что рост техники в капиталистических странах, рост производительных сил и капиталистической рационализации, при ограниченных пределах жизненного уровня миллионных масс рабочих и крестьян, должны неминуемо привести к жестокому экономическому кризису. Буржуазная пресса посмеивалась над «оригинальным пророчеством» большевиков. Правые уклонисты отмежевывались от большевистского прогноза, подменяя марксистский анализ либеральной болтовней об «организованном капитализме». А что вышло на деле? Вышло так, как говорили большевики» («Вопросы ленинизма», стр. 488, 1933 г.).

Правые реставраторы капитализма уже тогда сомкнулись с Троцким, заклятым врагом Советского Союза, предсказывавшим буржуазии «новую большую эпоху капиталистического роста и могущества» и своей буржуазно-апологетической, капитулянтской, «теорией» «американской исключительности» лакействовавшим перед республикой доллара. Судебный процесс над троцкистско-зиновьевской бандитской шайкой диверсантов и фашистских шпионов и дальнейшее расследование деятельности правых отщепенцев показали, что правые представляют такую же банду преступников и врагов народа. Как троцкизм, так и правые перестали быть политическим течением в рабочем классе и из идейных оруженосцев контрреволюционной буржуазии они превратились в ее авангард, в один из штурмовых отрядов фашизма.

2. Интенсивность кризиса характеризуется амплитудой колебаний, то есть размерами сжатия производства и продолжительностью кризиса. Для иллюстрации интенсивности мирового экономического кризиса приводим следующий ряд, характеризующий размах падения в различные экономические циклы США за последние 50 лет.

Глубина и продолжительность кризиса в США с 80-х годов XIX века (падение от высшей точки до кризиса к низшей точке кризиса по индексу хозяйственной активности Эко-Хоутон‘а и Анналиста) 

Приведенные данные отчетливо показывают, что мировой экономический кризис является действительно рекордным в истории американского капитализма. Из предыдущих кризисов по своим отдельным показателям к нему как будто бы несколько приближается кризис 1880-х годов. Но на самом деле это не так. Как известно, Энгельс характеризовал в 1892 году в своем предисловии к книге «Положение рабочего класса в Англии» кризис 1880-х годов как неполный, как состояние хронического застоя (Соч. К. Маркса и Ф. Энгельса, т. XVI, ч. I). Этот вывод Энгельса также подтверждается и данными Business Annals Торnа, относящимися к США и показывающими, что сплошного снижения там не было за указанный период. Таким образом, приведенные выше показатели кризиса 1881/82-х гг. являются, безусловно, преувеличенными. Вообще, если взять средние показатели, то окажется, что послевоенные кризисы в США значительно превосходят по интенсивности кризисы довоенного времени. Вместе с тем сравнение кризисов 1920/21 и 1929 годов показывает, что острота кризисов усиливается в эпоху общего кризиса капитализма от взрыва к взрыву.

Это различие кризисов в довоенный и послевоенный период, период общего кризиса капитализма, еще нагляднее выступает в Германии. В качестве показателей возьмем данные о динамике производства. За отсутствием месячных данных в Германии (как ниже и в Англии) нельзя сравнивать изменения от высшей к низшей точке производства, но для наших выводов это не имеет решающего значения. За период 1860-1913 годов в Германии было 6 кризисов (1867, 1872, 1883, 1891, 1900, 1907 гг.), но только в 1883 и 1900 годах кризис выразился в замедлении роста промышленного производства; четыре остальные кризиса дали заметное сокращение, а именно: с 1867 года по 1870 год — 6%; с 1872 по 1874 гг. — 6%, 1891-1892 гг. — 3%, 1906-1908 гг. — 6%. Типичное сокращение производства (по среднегодовым данным) для довоенных кризисов в Германии — 6%, кризис же 1929 года дал сокращение на 42%.

Картина в Англии является не менее характерной. Начиная с 1825 года, регулярно повторяющиеся периодические кризисы отличались сравнительно краткой продолжительностью — за исключением кризиса 1870-х годов, растянувшегося на несколько лет. Падение производства за 12 довоенных кризисов составляло в среднем 5,25%; среднее же сокращение производства за два послевоенных кризиса составляет 26%.

Мировой экономический кризис, несмотря на всеобщий характер, развертывался неравномерно по странам и отраслям. Это видно из следующего сопоставления:

Индекс промышленного производства в различных странах (1932 г. в % к 1929 г.)

Наиболее пораженными очагами мирового экономического кризиса являются США и Германия, в относительно меньшей степени — Италия, Франция и особенно Англия, хотя относительно последней следует учесть низкий уровень производства перед кризисом, отстававший еще от довоенного. Среднюю группу между первыми и вторыми, по упадку промышленного производства, представляют Польша. Чехословакия и др. Из сфер промышленного производства наибольшее свертывание показывает производство средств производства по сравнению с производством средств потребления. Наряду со средствами производства почти повсюду было парализовано строительство, а из новых отраслей особенно пострадала автомобильная промышленность. О глубоком упадке строительства свидетельствуют следующие данные (1929 г. = 100): в США индекс строительства снизился в 1933 году до 21,4, в том числе жилищного строительства — до 12,6, прочих видов строительства — до 26,1; в Германии жилищное строительство сократилось до 24,8 в 1932 году и торгово-промышленное — до 20,4; во Франции общий индекс строительства упал до 55,7 в 1935 году; в Англии кризис строительства был слабее, чем в других странах, а именно, сокращение продолжалось только до 1931 года, снизившись в целом до 86,2.

Резкое свертывание производства средств производства и строительства наглядно подтверждает правильность марксистской теории кризисов, указывающей, что накопление является движущей силой в процессе циклического воспроизводства капитала. Глубокий упадок производительного потребления повлек за собой бурное нарастание волны безработицы, так как отрасли, производящие средства производства, помимо широкой амплитуды циклических колебаний, характеризуются большим удельным весом занятой на них рабочей силы.

Катастрофический характер кризиса особенно ярко обнаруживается, если сравнить темпы падения промышленного производства от высшей точки до кризиса к низшей точке кризиса.

Сокращение промышленной продукции в % (от высшей точки до кризиса к низшей точке кризиса)

Весь капиталистический мир — 44,0

США                                               — 53,5

Германия                                     — 52,1

Великобритания                        — 23,4

Франция                                       — 36,3

Италия                                          — 46,4

По этим данным объем промышленного производства сократился во всем мире более чем на ²/₅, а в США и Германии — свыше, чем наполовину. Наименьшее сокращение дала Англия, за нею следуют Франция и Италия.

По оценке Международного бюро труда при Лиге наций («Les consequences sociales de la crise», 1936), потери от свертывания промышленной деятельности во время кризиса за период 1929-1934 годов достигают 117 млрд. долларов (в ценах 1928 г.), а с учетом потерь на транспорте — 149-176 млрд. долларов (в ценах 1928 г.) или 100-120 млрд. долларов в ценах 1913 года. Это равняется стоимости всей мировой войны. Прогрессирующее загнивание капитализма, выражающееся в грандиозном расхищении производительных сил посредством чередования войн и кризисов, наглядно иллюстрируется всеми приведенными данными.

Специфическая природа и механика мирового экономического кризиса тесно связаны с тем, что он выступает как форма движения монополистического капитализма, при котором противоречие между общественным характером производства и капиталистическим способом присвоения — эта основа периодических кризисов — достигает высшего обострения. Монополистический капитализм, говорит Ленин, есть новый общественный порядок, переходный от полной свободы конкуренции к полному обобществлению. Империализм означает такую ступень обобществления, когда «частно-хозяйственные и частно-собственнические отношения составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение, которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое (на худой конец, если излечение от оппортунистического нарыва затянется) время, но которая все же неизбежно будет устранена» (Ленин, Собр. соч., т. XIX, стр. 174).

Капиталистическая монополия находится в безысходном противоречии с конкуренцией, из которой она вырастает. «Именно это соединение противоречащих друг другу «начал»: конкуренции и монополии существенно для империализма, именно оно и подготовляет крах, то есть социалистическую революцию» (Ленин, Собр. соч., т. XX, стр. 297). Во время кризиса столкновение и «спутывание» этих двух противоречивых «начал» развивается с бешеной силой, обостряя конвульсивный, неравномерный характер развития капиталистической экономики и крайне запутывая весь ход капиталистической машины. Господство монополий существенно видоизменяет характер и формы проявления кризиса. Политика высоких монопольных цен является моментом, ведущим к затягиванию и углублению кризиса. Это с огромной глубиной выразил товарищ Сталин в докладе на XVI съезде ВКП(б). Вместе с тем он отметил, как другую существенную особенность мирового экономического кризиса, «резко выраженный кризис крупного промышленного производства».

Кризисы перепроизводства вызывают как реакцию сокращение текущего производства. При господстве же монополий эта реакция еще более усиливается вследствие монополистической политики цен. «Нынешний капитализм, — подчеркивал тов. Сталин, —  в отличие от старого капитализма, является капитализмом монополистическим, а это предопределяет неизбежность борьбы капиталистических объединений за сохранение высоких, монопольных цен на товары, несмотря на перепроизводство. Понятно, что это обстоятельство, делая кризис особенно мучительным и разорительным для народных масс, являющихся основными потребителями товаров, не может не повести к затягиванию кризиса, не может не затормозить его рассасывание» («Вопросы ленинизма», стр. 493, 1933 г.).

Резкое сокращение рынка во время кризиса заставляет капиталистов свертывать производство, монополистический же капитал, в интересах сохранения высоких монопольных цен, в гигантской степени усиливает эту тенденцию. Это подтверждается данными кризиса 1920-1921 годов. Еще более резко выражена отмеченная тенденция в следующих данных об уменьшении количества занятых рабочих в американской обрабатывающей промышленности за 1929-1933 годы.

Уменьшение количества рабочих в обрабатывающей промышленности США во время кризиса в зависимости от размеров предприятий (% изменения)

Очень характерно, что наибольшее сокращение рабочей силы приходится за 1929-1933 годы на крайние группы, причем в гигантских предприятиях рабочая сила сократилась почти наполовину, Для мелких предприятий это означало массовую гибель, а для крупных — гигантский рост недогрузки. Нет сомнения, что США в этом отношении не представляли исключения.

Присущая монополистическому капитализму тенденция к загниванию крайне усиливается во время кризиса. Избыток капитала и избыток рабочей силы достигли в период мирового экономического кризиса неслыханных размеров. Лавинообразный рост безработицы превратил в эти годы капиталистические страны в гигантские дома для безработных. Безработица приняла самые разнообразные формы: полной и частичной, видимой и «невидимой»; она охватила лиц физического и умственного труда, квалифицированных и неквалифицированных рабочих, взрослых и молодежь, мужчин и женщин. О динамике безработицы свидетельствует индекс уровня безработицы, исчисляемый Лигой наций на основе официальных данных соответствующих стран (в основном в отношении промышленных рабочих).

Индекс уровня безработицы в разных странах (1929 г. = 100).

За годы кризиса, по явно неполным и преуменьшенным официальным данным, зарегистрированная безработица утроилась, причем в отдельных странах ее рост продолжался и в 1933 году, когда уже была достигнута низшая точка падения производства. В Германии в 1933 году на 6 млн. занятых рабочих приходилось 6 млн. полных безработных и 4,5 млн. частично безработных, то есть занятые рабочие составляли меньшинство. В результате этого по переписи 1933 года впервые за последние 50 лет (с переписи 1882 г.) численность занятых в промышленности оказалась абсолютно ниже численности занятых в сельском хозяйстве. В США армия безработных достигла, по исчислению Американской федерации труда, в первом квартале 1933 года 13,6 млн. человек, а по более полным оценкам — даже 17 млн., иначе говоря, каждый из трех самодеятельных был безработным, а большая часть остальных была занята сокращенное рабочее время. В результате этого в небывалой степени сократилось использование рабочего времени. По американским и германским статистическим данным, число проработанных человеко-часов сократилось в промышленности обеих стран за годы кризиса наполовину, а в других сферах материального производства, например, в строительстве, в еще большей степени.

Безработица приняла исключительные размеры среди молодежи. При общем количестве безработных в 30 млн., по данным Лиги наций, на молодежь приходилось не менее 6-7 млн. Молодое рабочее поколение вследствие исключительной продолжительности кризиса лишено было доступа к производительному труду. В Германии в 1932 году молодые безработные составляли половину всех безработных. Часть безработной молодежи выделяла банды отщепенцев, которых, по словам Fr. Wunderlich, насчитывалось до 600 в одном Берлине, в каждой от 10 до 100 участников. Из этих деклассированных элементов фашисты черпали резервы для штурмовых отрядов. Сюда устремлялась также и академическая молодежь, так как в это время германские университеты по существу превратились в «ожидальни» для безработной молодежи.

Гигантское расточительство основной производительной силы общества капитализмом ярко выступает при сравнении приведенных выше цифр с размерами довоенной безработицы. До войны в период 1900-1913 годов в США безработица составляла в среднем 7,8% по отношению ко всему числу рабочих; в Англии она колебалась в зависимости от циклических колебаний в пределах 2-10%, составляя в среднем за цикл 4,5%; в Германии циклические колебания безработицы достигали 1-5%.

Одной из особенностей мирового экономического кризиса является рост безработицы среди интеллигенции. Так, по данным профессора Soudy, председателя Комитета по безработице среди инженеров, в США во время кризиса около половины инженеров не имело работы. Главный контингент безработных приходился на возраст 30-40 лет. Эти цифры, кроме того, не учитывают безработицы среди окончивших учебные заведения и не получивших из-за кризиса возможности применить свои способности и знания. По германской переписи 1933 года количество безработных специалистов и технических служащих достигло 257 тысяч человек, что составляет около ¹/₅ общего количества самодеятельных этой категории, то есть каждый пятый из группы инженерно-технических работников в июне 1933 года был безработным в Германии.

Весь ход мирового экономического кризиса целиком подтверждает вывод о том, что чем концентрированнее производство, чем выше уровень его монополизации, тем конвульсивнее его сжатие и, следовательно, тем мучительнее безработица. В связи с этим поучительно сопоставить динамику производства и динамику цен за годы кризиса. Для США характерный ряд приводит американский статистический журнал («Journal of the American Statistical Association», Iune 1935):

Отношение 1929 г. к началу 1933 г.

                                                                              % падения цен                         % сокращения производства

Сельскохозяйственное машиностроение          6                                                             80

Автомобили                                                               16                                                           80

Цемент                                                                         13                                                           65

Чугун и сталь                                                               20                                                           83

Автомобильные шины                                             33                                                            70

Текстильные изделия                                               45                                                            30

Пищевые товары                                                        49                                                           14

Кожа                                                                               50                                                           20

Нефть                                                                             56                                                            20

Сельскохозяйственные товары                              63                                                             6

Эти данные показывают, что сельскохозяйственное производство сократилось очень незначительно, зато цены сельскохозяйственных товаров дали наибольший темп падения; наоборот, в промышленности при колоссальном сжатии производства цены упали в меньшей степени. Внутри промышленности отрасли легкой индустрии в целом испытали относительно меньшее сокращение производства и относительно большее падение цен по сравнению с тяжелой индустрией, давшей рекордное сокращение производства и наименьшее снижение цен. Хотя тяжелая промышленность обычно во время кризиса подвергается наибольшему сжатию, нельзя, однако, считать случайностью, что как раз наиболее монополизированные отрасли, удельный вес которых в тяжелой промышленности очень высок, сокращают в большей степени выпуск продукции и в меньшей степени цены. Благодаря таким разрывам в продукции и ценах, а также между ценами монополизированных и немонополизированных товаров, монополии стремятся переложить тяжесть кризиса, с одной стороны, на трудящиеся массы, а с другой стороны — на мелких и средних производителей, приводя тем самым к углублению и затягиванию кризиса.

Общее падение уровня цен было более резким, чем во все предшествовавшие кризисы при исключительной неравномерности этого падения по отдельным группам и категориям товаров (Мировой экономический обзор Лиги наций, за 1934-1935 гг.).

Падение оптовых цен в различных странах (низшая точка кризиса к средней за 1925-1929 гг., принятой за 100)

Англия                                                                         62                

Германия                                                                    68

США                                                                              66

Япония                                                                          65

Небывалое падение цен отражает всю глубину перепроизводства товаров и давление избыточных производственных мощностей, исключительное сжатие рынка вследствие катастрофического обнищания масс; основным же фактором неравномерности этого падения является степень монополистического господства на различных ступенях производства и распределения. Разрывы цен, как последствие их неравномерного снижения, прежде всего, идут по линии монополизированных и немонополизированных товаров, как это видно из нижеследующих данных (Мировой экономический обзор Лиги наций, за 1935-1936 гг.):

Индекс цен на монополизированные и немонополизированные товары (отношение низшей точки падения к 1929 г., принятому за 100)

                                                   Монопольные цены                         Немонопольные цены

Германия                                               78                                                            46

Австрия                                                  90                                                             69

Польша                                                  70                                                              50

В ходе кризиса «ножницы» монопольных и свободных цен значительно увеличились по сравнению с уровнем 1929 года. Монополии, хотя и не смогли удержать свои цены стабильными, но снижение монопольных цен происходило в меньшей степени и неизмеримо медленнее, чем уровень немонопольных цен.

Особенно глубокий разрыв, благодаря такой политике цен, был создан между картелированной и трестированной промышленностью, защищенной высокими таможенными пошлинами, и распыленным сельским хозяйством, а в интернациональном масштабе — между империалистическими странами и аграрно-колониальной периферией. Этот разрыв нашел свое выражение в росте расхождения между сельскохозяйственными и промышленными ценами, а также между ценами на экспортные и импортные товары промышленных и аграрно-колониальных стран. В этой структуре цен обнаружилась особая острота аграрного кризиса в условиях монополистического капитализма и общего кризиса капиталистической системы в целом.

3. Аграрный кризис, как и промышленный, есть кризис перепроизводства. Производительные силы мирового сельского хозяйства в послевоенный период заметно выросли. Расширение основного капитала имело место не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве, правда, в гораздо более слабой степени и притом, крайне неравномерно в отдельных странах и по отдельным культурам. Развитие новых районов производства продовольствия и сырья, рост механизации и концентрации, повышение производительности труда в старых районах и странах шли одновременно с деградацией и разорением миллионов мелких фермеров и крестьян.

Рост сельскохозяйственного производства явно отставал от роста производительных сил. По индексу Лиги наций за период 1925-1929 годов мировая сельскохозяйственная продукция увеличилась всего на 5% и в основном оставалась стабильной во время кризиса. Более резко возросло производство колониальных товаров (кофе, чай, какао) и особенно каучука. Общее загнивание капитализма получило свое выражение в недогрузке и в сельском хозяйстве.

Несмотря на крайне медленные темпы своего роста, сельскохозяйственное производство переросло рамки рынка, ограниченного обнищанием масс, особенно обостряемым в условиях общего кризиса капитализма. Это нашло свое выражение в безуспешных попытках монополистического регулирования на мировом сельскохозяйственном рынке и в ускорении темпа падения сельскохозяйственных цен, начавшегося еще до кризиса.

Перепроизводство сельскохозяйственных товаров, вследствие особенностей социального строя сельского хозяйства, имеет свои специфические формы проявления. В промышленности капиталисты с наступлением кризиса безжалостно выбрасывают рабочих на улицу и резко свертывают производство; наиболее беспощадны в этом отношении крупные капиталистические монополии. Наоборот, фермер или крестьянин со своей семьей в случае кризиса не может бросить свое хозяйство. Более того, при обострении кризиса крестьянские и фермерские семьи пополняются за счет безработных, вернувшихся из города. В то же время с падением цен на сельскохозяйственные товары фермеры и крестьяне для погашения рентных и других фиксированных платежей (по долгам, налогам и т. п.) вынуждены выбрасывать на рынок все возрастающую товарную массу. Попытка свести в фермерском бюджете денежные покупки до минимума и все больше развивать производство для удовлетворения собственных потребностей способствует скорее не сжатию, а росту производства. С другой стороны, крупные сельскохозяйственные предприятия и аграрные монополии, в силу огромных преимуществ по линии издержек производства по сравнению с мелкими сельскохозяйственными производителями, менее склонны, чем промышленные монополии, к ограничению производства. Все это показывает, какой тяжелый и затяжной характер получает перепроизводство в области сельского хозяйства. К сказанному следует еще добавить влияние природных условий. Оно исключительно велико, например, в производстве кофе, каучука и т. д., где требуется несколько лет прежде, чем дерево созреет, где борьба с перепроизводством связана с истреблением целых лесных массивов.

Единственным результатом такого положения являлось снижение сельскохозяйственных цен. Но стихийное снижение превратилось в катастрофическое падение цен в силу резкого сокращения спроса в результате политики монополий, как это показал ход мирового экономического кризиса. В этом кризисе производители сырья и продовольствия пострадали в исключительной степени: падение цен на их продукты превзошло все известные рекорды, и бедствия аграрных стран и областей не имели примеров в прошлом. Следующий ряд иллюстрирует глубину этого падения по отдельным товарам.

Изменения оптовых цен отдельных товаров, выраженных в стерлингах (низшая точка в % к 1929 г.)

В виду резких колебаний валютных курсов и внешнеторговых ограничений, здесь приведены изменения оптовых цен (выраженных в стерлингах) на английском рынке, который ближе других отражает колебания мировых цен. Катастрофический характер падения цен на предметы продовольствия и сырья, в первую очередь сельскохозяйственного, выступает здесь особенно резко. По отдельным странам неравномерность изменения проявляется в более крутом падении цен в аграрных странах по сравнению с индустриальными.

Неравномерное падение цен на товары сельскохозяйственного и промышленного происхождения увеличило в очень резкой степени расхождение цен — «ножницы» — между товарами, отчуждаемыми фермерами на рынке, и товарами, приобретаемыми ими для личного и производительного потребления, и привело к почти полной ликвидации покупательной способности широких фермерских и крестьянских масс. Петля задолженности стянулась еще туже, продажи ферм с молотка превратились в массовые явления. Многочисленные факты об этом приводятся в разделах по соответствующим странам.

Специфические формы проявления аграрного кризиса, устойчивый и длительный характер перепроизводства, длительная понижательная динамика сельскохозяйственных цен приводят часто к неправильным и даже извращенным представлениям о природе аграрного кризиса. Если одна группа буржуазных экономистов, как Джевонс, Мур и др., основную причину периодических кризисов вообще усматривают исключительно в зависимости колебаний урожаев от природных и космических условий, то, наоборот, другая группа вовсе отрицает аграрные кризисы как самостоятельное явление.

«Сельскохозяйственный кризис и промышленный кризис, — читаем мы в книге, изданной Международным бюро труда при Лиге наций, «Lеs Conse quences sociales de la crise», — не стоят просто рядом, друг подле друга. Резкое ухудшение положения сельскохозяйственных производителей с 1930 года скорее результат — и неизбежный результат — внезапного и резкого сокращения промышленной продукции». Таким образом, получается, что аграрный кризис — простой рефлекс промышленного кризиса. Из механического противопоставления резко сократившейся промышленной товарной массы и менее эластичной сельскохозяйственной товарной массы, этих двух, якобы, эквивалентных «куч», автор приходит к неизбежности резкого падения сельскохозяйственных цен. Так как только промышленность с его точки зрения «ответственна» за кризис, то ее в нужно «лечить», тем самым наступит и «оздоровление» сельского хозяйства.

В ответ на это следует, прежде всего, отвергнуть грубо механистический метод объяснения динамики цен путем голого сопоставления товарных «куч»; иначе, спрашивается, почему не сопоставлять «кучи» средств производства и средств потребления и на основании этого делать заключение о колебаниях цен этих отраслей. Что же касается отрицания аграрного кризиса, то ясно, что помимо явного незнания законов развития сельскохозяйственного производства, автор просто расходится с действительностью, с фактом совпадения и переплетения кризиса аграрного и промышленного в общеэкономический кризис, с тем, что «промышленный кризис будет усиливать сельскохозяйственный, а сельскохозяйственный затягивать промышленный, что не может не привести к углублению экономического кризиса в целом» (Сталин).

Если рассмотренная концепция отвергает специфичность аграрного кризиса, то товарищ Варга, исходя из специфичности сельского хозяйства, отрицает периодичность сельскохозяйственных кризисов вообще. Товарищ Варга распространяет свой вывод не на какой-либо определенный исторический отрезок времени, например, на эпоху общего кризиса капитализма, а на всю историю капитализма, огульно заявляя, что «периодически повторяющихся аграрных кризисов не было, потому что... в сельском хозяйстве преобладает простое товарное производство и производство для собственного потребления... подавляющая часть сельскохозяйственных продуктов, поступающих на рынок, производится не капиталистами, а крестьянами». «Сюда еще присоединяются, — продолжает тов. Варга, — отсталость сельского хозяйства вообще, низкий органический состав капитала и относительно незначительная роль основного капитала — «материального базиса» кризисов, по выражению Маркса»... (Е. Varga, «Die grosse Krіsе», стр. 59-60, подч. у т. Варга).

По существу товарищ Варга впадает в противоречие с самим собой. С одной стороны, он указывает, что основная причина аграрного кризиса та же, как и промышленных, а именно: противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения; с другой стороны, он утверждает, что в сельском хозяйстве преобладает производство для собственного потребления. Эти утверждения несовместимы друг с другом.

Далее тов. Варга неправильно излагает марксистское понимание периодичности кризисов. «Характерная особенность... промышленного цикла состоит в том, — пишет Маркс, — что раз дан первый толчок, один и тот же кругооборот неизменно воспроизводится периодически» («Капитал», т. III, ч. 2, стр. 27-28). Возобновление же основного капитала, по Марксу, является материальной основой периодических кризисов. Хотя цикличность слабее выражена в сельскохозяйственном производстве, чем в промышленности, но она имеется.

Причиной сельскохозяйственного кризиса является противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения, которое находит свое выражение в противоречии между избыточной производственной мощностью сельского хозяйства и обнищанием масс. Одним из конкретных проявлений основного капиталистического противоречия является диспропорция в движении основного и оборотного капитала, которая и приводит к периодичности сельскохозяйственных кризисов. Маркс писал: «Чем ближе подходим мы в истории производства к современности, тем регулярнее оказывается, и как раз в решающих отраслях про промышленности, постоянно повторяющаяся смена периодов относительного вздорожания и вытекающего отсюда позднейшего обесценения сырых материалов органического происхождения» («Капитал», т. III, ч. I, стр. 98).

Характерно, что сам товарищ Варга приводит в другом месте положение Маркса о том, что «в земледелии (как и во всех других отраслях производства, которые ведутся капиталистически) постоянно имеется налицо то относительное перепроизводство, которое само по себе тождественно с накоплением» («Капитал», т. III, ч. 2, стр. 484). Но это положение направлено против трактовки сущности аграрных кризисов у тов. Варга, так как накопление капитала, как указывает и тов. Варга, по Марксу, является движущей силой циклического хода воспроизводства (см. Введение т. Варга к книге «Мировые экономические кризисы», стр. 7-8).

Исследования американского департамента земледелия показывают, что за последние 50 лет (с 1875 года) в США циклы сельскохозяйственных цен в основном соответствовали общим промышленным циклам, причем повышательной конъюнктуре предшествовали относительно низкие, а понижательной — относительно высокие сельскохозяйственные цены (L. Н. Bean, «Agricultural price cycles and business cycles. The Agricultural Situation», June 1927, U. S. Department of Agriculture). Пример США в этом вопросе имеет огромное значение, так как США — страна крупнейшего капитализма, в которой сельское хозяйство занимает видное место.

Товарищ Варга, наконец, недооценивает рост основного капитала в сельском хозяйстве, имевший место в послевоенный период. Этот рост находит свое выражение, между прочим, в том, что сельское хозяйство, в отличие от прежнего времени, связано не только со II подразделением, но также и с I подразделением общественного производства (сельскохозяйственное машиностроение, автомобили, химическая промышленность, оросительные сооружения и т. д.). Очень показателен тот факт, что с обострением аграрного кризиса затраты сельского хозяйства на элементы основного капитала почти полностью прекратились и снова возобновились одновременно с улучшением конъюнктуры. Конечно, рост капитала в сельском хозяйстве при наличии монополии на землю и при существовании ренты идет гораздо медленнее, чем в промышленности; тормозящее значение избыточной производственной мощности и аграрного перенаселения здесь также сильнее. Однако, условия общего кризиса капитализма лишь деформируют, но не устраняют цикличность.

Заслуга товарища Варга, несомненно, заключается в том, что он подчеркнул своеобразие в конкретных формах проявления аграрных кризисов, но его трактовка их природы является в значительной части неправильной.

4. Величайшие потрясения в сфере производства, вызванные кризисом, сопровождались еще более резким сокращением мировой торговли. Сужение международного обмена и возрастающее изолирование отдельных стран вызвали исключительно разнообразный арсенал средств всеобщей конкурентной борьбы. Немудрено поэтому, что спираль, описываемая свертыванием международного товарооборота, оказывается еще более сдавленной, чем в области производства. Это видно из следующего сопоставления (Международный экономический обзор Лиги наций за 1933-1934 гг.).

Индексы промышленного производства и физического объема экспорта (1932 г. в % к 1929 г.)

Страны                                                             Производство                                             Экспорт

Франция                                                                   69                                                               59

Германия                                                                  58                                                              59      

Англия                                                                       83                                                               63

США                                                                            54                                                               53

Таким образом, экспорт в количественном отношении сократился за 1929-1932 годы на 40-50%, в то время как продукция уменьшилась на 17-45%. Эта неравномерность оказывается гораздо более значительной при учете падения цен. Например, по данным Лиги наций, индекс международного товарооборота снизился в 1932 году в золотых ценах до 35,5 (1925-1929 гг. = 100) против 63 по индексу мирового капиталистического производства в том же году (1929 г. = 100). Характерно также, что размеры внешней торговли в ценностном выражении продолжали сокращаться до 1935 года, в то время как в производстве низшая точка кризиса была достигнута уже в 1932 году.

Приведенные выше данные показывают вместе с тем, что американский экспорт оставался в 1932 году на самом низком уровне. Еще более значительна неравномерность в движении международной торговли по отдельным товарным группам, как это видно из следующих данных (Международный экономический обзор Лиги наций за 1934-1935 гг.):

Международная торговля по отдельным товарным группам (1929 г. = 100)

Здесь обнаруживаются крайне характерные сдвиги в торговле по отдельным товарным группам в годы кризиса. По физическому объему торговля продовольствием и сырьем сократилась в меньшей степени, чем торговля промышленными изделиями; в ценностном же выражении получается обратная картина — наибольшее сокращение приходится на первые две товарные группы.

Указанная неравномерная динамика является результатом более резкого падения цен на продовольствие и сырье, чем на промышленные изделия, «ножниц» между экспортными и импортными ценами на эти товары. Это дало возможность промышленным странам переложить часть своих потерь от кризиса на колониальные и аграрные страны, зависящие от сельскохозяйственного экспорта; особенно выгодным оказалось в этом отношении положение Англии, в импорте которой продовольствие и сырье (включая полуфабрикаты) составляли в 1929 году 71,7%, а в 1933 году — уже 77,0% по отношению ко всему ввозу. По оценке Международного бюро труда, Англия за счет разницы экспортных и импортных цен сбросила на трудящихся аграрных стран более 50%, Франция — 36% и Германия — 15% своих потерь от кризиса за период 1930-1933 годов. В целом три крупных промышленных государства Европы переложили на аграрный сектор мировой экономики за 1930-1934 годы бремя приблизительно в 10 миллиардов «долларов 1929 года». Этот пресс еще более усугубил кризис и разорение аграрных и колониальных стран.

Развал международной торговли был ускорен бешеным ростом протекционизма, громадным распространением ограничений ввоза в форме запретов, квот, лицензий, компенсационных расчетов, введением жесткого девизного контроля и т. п. При общем стремлении продавать, но не покупать, при наличии почти непреодолимых барьеров для международного обмена эти мероприятия являлись орудиями всеобщей экономической войны. Свободная торговля была изгнана из своего последнего убежища, почти накануне своего столетнего юбилея, после перехода Англии в 1932 году на рельсы протекционизма.

Наглядной иллюстрацией, характеризующей всю остроту международной конкурентной борьбы, могут служить следующие данные о нарастании аграрного сверхпротекционизма в области пшеницы (см. «Considerations on the present evolution of agricultural protectionism», League of Nations Publications, 1935, II В.):

Пошлины на пшеницу в европейских импортных странах

¹) На неимперскую пшеницу.

²) Квоты, регулирование помола или государственная монополия.

Неудивительно, поэтому, что цены на внутренних рынках, защищенных целой системой охранительных и запретительных тарифов и субвенций, поддерживались искусственно на более высоком уровне по сравнению с ценами на мировом рынке. В большинстве стран, например, пшеница, масло и сахар продавались по ценам втрое более высоким, чем на «свободном» мировом рынке. В связи с этим площади посевов и сборы в импортных странах возросли; Германия, Италия и Франция почти прекратили ввоз хлеба, а Франция официально даже выступила как страна, экспортирующая пшеницу. Вся тяжесть сокращения производства упала на экспортные страны.

Паралич экономической деятельности, выразившийся в упадке производства и в развале международного товарооборота, исключительное падение цен и резкие сдвиги в соотношениях цен, почти полное прекращение вывоза капитала — в колоссальной степени усилили бремя внутренней и международной задолженности и повлекли за собой крупнейшие потрясения финансовой и денежно-кредитной системы, расшатав фундамент мировой валюты. Бегство капитала, принимавшее по временам характер лавины и облегчавшееся быстрой мобилизацией огромных краткосрочных фондов, находившихся в международном обращении (10-12 млрд. долларов против 2-3 млрд. долларов до войны), крупнейшие международные перемещения золота, тезаврирование золота в частных руках — все это свидетельствовало о распространении всеобщего недоверия.

Движение, как шквал, распространялось от периферии к центру, от стран-должников к странам-кредиторам. Оно началось с прекращения платежей и краха валют в аграрных странах Южной Америки и перебросилось в промышленные страны Европы. В мае 1931 года разразилась финансовая паника в Вене, достигшая кульминационной точки в банкротстве «Creditanstalt’а». Через месяц был объявлен банковский мораторий в Германии и приостановлены заграничные платежи, в том числе и репарационные платежи по плану Юнга. В Германии финансовый и кредитный кризис принял исключительно острые формы вследствие огромных размеров ее краткосрочной задолженности — около 12 млрд. марок, — использованной для долгосрочных инвестиций и репарационных платежей, и в силу большой утечки капитала (германского и иностранного) за границу, приведшими к закрытию крупнейших банков (Данат и др.).

Вслед за крахом в Германии последовала волна банкротств и панического истребования вкладов из банков в других странах. Напор иностранных требований на Лондон, замороженные английские кредиты в Германии, стремительное сокращение золотых запасов Английского банка за счет отлива международных краткосрочных фондов, хранившихся в Лондоне, и превращение сальдо английского платежного баланса из активного в пассивное втянули Лондон, старейший мировой финансовый центр, в водоворот стихии. Все эти факторы международного и внутреннего порядка — из числа последних следует подчеркнуть ослабление конкурентоспособности английских товаров на международном рынке вследствие высокого курса фунта при установлении золотого стандарта в 1925 году — в совокупности поколебали устойчивость английского фунта. С отказом Англии 21 сентября 1931 года от золотого стандарта вексель в фунтах потерял свою традиционную функцию мирового платежного средства. Однако, и обесцененный фунт все же оставался притягательным магнитом для целого круга стран, входивших в «стерлинговый блок» (доминионы, скандинавские страны и т. д.). Пляска вексельных курсов, наступившая вслед за этим во всем мире, внесла новое расстройство в международный обмен, как форму мировой материальной связи. Степень обесценения валюты выступила как специфическое орудие конкурентной борьбы за долю участия в мировой торговле.

На примере Англии, являвшейся до кризиса международным финансовым и торговым центром, очень ярко обнаруживается глубина распада мировых торговых связей в этот период. Оградив свой внутренний рынок двойным частоколом с помощью обесцененной валюты и высоких таможенных пошлин от иностранной конкуренции, британский капитал, с одной стороны, сколачивал «стерлинговый блок», а с другой стороны — на конференции в Оттаве совместно с доминионами (включая Британскую Индию и другие имперские страны) в 1932 году — системой имперских преференциальных тарифов стремился к изолированию имперского рынка. Во всеоружии этих средств борьбы Англии удалось несколько поднять активность своей промышленности, особенно ее экспортных отраслей, а также тех отраслей, которые конкурируют на внутреннем рынке с импортом. Вместе с тем возрос удельный вес внутриимперской торговли. Но все эти мероприятия еще более обострили, международную конкурентную борьбу, в частности англо-американские противоречия. Характерно, что в ответ на ограждение английского рынка многие иностранные экспортеры стали открывать в промышленных центрах Англии свои предприятия или отделения своих предприятий.

С углублением кризиса в США, с ростом общего недоверия, усилившегося многочисленными банковскими крахами и обострением мирового финансового кризиса, обнаружилась, с одной стороны, тенденция к тезаврированию (припрятыванию) золота и, с другой стороны — к вывозу капитала из США, в особенности иностранными капиталистами. Особенно крупный пример представляла операция с вывозом больших партий французского золота, хранившегося в американских банках. В начале марта 1933 года все американские банки были закрыты. Паралич кредитной системы, огромное бремя внутренней задолженности и фиксированных платежей при резком снижении цен и дезорганизации всей структуры цен, усиливавшие политическое напряжение в стране, особенно в фермерских кругах, грозная сила безработицы и задача ее рассасывания в условиях общего застоя принудили 19 апреля 1933 года к отказу от золотого паритета доллара. Этим актом правительство широко открыло двери для инфляции. Обесценение доллара послужило сигналом к новому обесценению мировых валют и к отказу от золотого стандарта в подавляющей части мира.

В этой обстановке была созвана в конце июля 1933 года в Лондоне международная конференция в целях «экономического разоружения». Хотя из программы конференции были заранее устранены вопросы, которые вызывали наиболее острые разногласия (например, вопрос о международной задолженности), конференция потерпела полный провал с первых же своих шагов, натолкнувшись на непримиримость англо-американских противоречий, как на первый камень преткновения, в частности по вопросу о стабилизации валюты. В ответ на предварительные переговоры о стабилизации валюты, в которых позиция англичан сводилась к закреплению более низкого курса фунта стерлингов по отношению к доллару, Рузвельт дал директиву американской делегации под лозунгом: охрана внутреннего рынка важнее стабильности внешнего курса денежной единицы. Каждый из противников рассматривал валютные махинации как рычаг конкурентной борьбы, как орудие нападения и средство изолирования своего национального рынка. Единственным жалким результатом конференции было международное соглашение об экспорте пшеницы. После конференции валютная и торговая война развернулась с новой силой.

Крах мировой экономической конференции дал толчок к дальнейшему усилению монополистического движения. Сужение рынка и изменившееся в ходе кризиса соотношение сил внутри отдельных международных монополий привели в результате внутренней борьбы к распаду крупнейших монополистических объединений, образовавшихся до кризиса, как, например, Европейского стального картеля, Международного союза экспортеров меди, трубного, цинкового картелей и др. Кредитный и финансовый кризис усилил центробежные силы, подорвав объединения, основанные на переплетении финансово-капиталистических интересов. Яркие примеры в этом отношении представляют крахи таких могущественных финансовых олигархий, как мирового спичечного финансового концерна Крейгер и Толль, американского энергетического концерна Инсулла и др. Прежние «схемы» монополистического контроля в области производства сырья и колониальных товаров были также взорваны кризисом. Но, с другой стороны, за годы кризиса в отдельных отраслях, в особенности тех, которые менее были затронуты им (производство искусственного шелка, химия), образовался ряд новых монополий; в большинстве же отраслей происходили реорганизация и перегруппировка отдельных монополистических интересов на новой основе.

Правительства своей политикой сверхпротекционизма и контингентирования, своим тесным переплетением с монополиями, введением принудительного картелирования в ряде стран, всей своей экономической политикой всячески усиливали тенденции к монополизации. Так, например, при самом активном и непосредственном вмешательстве правительств (английского, голландского) были возобновлены международные монополистические соглашения в области производства олова, каучука, чая и других товаров.

Мощь государственного аппарата была использована как сильнейший рычаг картелирования и трестификации внутри отдельных стран. Мероприятия в этой области обычно преподносились под громкими лозунгами «реорганизации», «корпоративного строя», «нового курса», «планирования» и т. д. «Национальное» правительство Англии, например, ввело в 1932 году 33¹/₃% пошлину на ввоз железа и стали при условии, что стальная промышленность осуществит «реорганизацию» и «рационализацию». В результате протекционистской политики были созданы при финансовой поддержке Английского банка мощные монополистические комбинаты (Виккерс-Армстронг, Дорман-Лонг, Ланкаширская стальная корпорация, Джон Броун) и обеспечены условия, облегчившие английской стальной промышленности вступить в реорганизованный европейский стальной картель. Те же задачи монополизации были поставлены правительством перед другими отраслями (угольной, текстильной).

В фашистских государствах «корпоративное» устройство является прикрытием для проведения самого жесткого контроля монополий над экономикой страны и служит орудием беспощадной эксплуатации трудящихся, и их подчинения гнету финансовой олигархии. С приходом Гитлера к власти в 1933 году под охраной «тоталитарного» государства поднялась огромная волна монополистического движения в форме принудительных и добровольных картелей. Это «движение» является составной частью фашистской программы по подготовке к новой войне, важнейшим рычагом аппарата фашистской власти в форсировании военно-мобилизационной готовности экономики и населения.

В США «национальный акт по восстановлению хозяйства» Рузвельта, несмотря на свои демократические привески, также привел к концентрации мощи монополий, которые получили решающий голос в «кодексах». Отмена антитрестовского законодательства и лозунг о «самоуправлении» в промышленности дали толчок к усилению монополистических тенденций и распространению монополистического контроля на независимые предприятия. Под флагом «честной» конкуренции магнаты капитала проводили свою политику монопольных цен и договаривались о распределении рынков сбыта и об устранении конкуренции со стороны «неорганизованных». Крупный монополистический капитал забил отбой и резко повернул свой фронт против «новой эры», когда его всемогущество наткнулось на растущий отпор рабочих и недовольство средних слоев. Этот отход от «нового курса» Рузвельта обозначился еще более явственно с улучшением хозяйственной конъюнктуры, выгоды которой наиболее мощные монополистические группы стремились использовать без вмешательства со стороны.

Решение Верховного суда США, признавшего «неконституционность» законодательства рузвельтовского «нового курса», выражало классовые стремления мощных финансово-капиталистических групп, не соглашавшихся ни на какие уступки рабочему классу и опасавшихся усиления его мощи за счет использования «национального акта». Это решение ярко вскрыло, что все разговоры о планировании при капитализме являются прямым обманом. Оно послужило последним толчком к окончательному распаду всей «системы» «новой эры», начавшемуся еще задолго до этого. Классовые противоречия взорвали «национальное единение», прикрывавшееся эмблемой «синего орла» (эмблемой «новой эры» Рузвельта).

Борьба монополии и конкуренции приняла за время кризиса еще более острые формы. Монополия захватывает все более новые сферы, монополистические методы получают государственную поддержку, в то время как конкуренция в ряде случаев даже запрещена законом.

Монополистическая политика цен имеет прочную опору в аппарате государственной власти. Особенно ярко это выступает в странах фашистской диктатуры, в частности в Германии, где, с приходом фашизма, под видом установления твердых цен государство используется как важнейший рычаг в деле проведения политики монопольных цен. По приблизительной оценке, удельный вес монополизированных товаров в товарообороте Германии 5 лет тому назад составлял, примерно, 50%, а в настоящее время, по оценке «Wirtschaftskurve» (Heft IV, 1936), эта цифра поднялась уже до 70-80%. Конечно, это не устраняет конкуренции, а еще более её обостряет. Об этом, между прочим, свидетельствуют продовольственные затруднения в третьей империи, сопротивление крестьянства принудительным поставкам по фиксированным ценам, рост продажи из-под полы и т. д., а также общий рост цен.

Общее ориентировочное представление о соотношении монополии и конкуренции дают также следующие данные. Анализ структуры и группировка индекса мирового производства продовольствия и сырья Лиги наций, в котором преобладающую роль играют сельскохозяйственные продукты (78,2% сельскохозяйственные продукты и 21,8% не сельскохозяйственные в 1935 г.), на монополизированные и немонополизированные товары, показывают, что вес первых составляет около 25%. С учетом частичных и местных монополий, а также монополистической роли транспорта этот процент еще более повысится. Однако, здесь еще остается большое поле для конкуренции. С другой стороны, даже там, где монополия является полной, конкуренция не прекращается, ибо конкуренция проникает в монополию, монополисты же в свою очередь конкурируют между собой.

Это «спутывание» и борьба монополии и конкуренции наглядно разоблачает все буржуазные маневры относительно создания «добросовестной», «честной», «справедливой» и т. п. конкуренции. Усилившееся государственное вмешательство в различных капиталистических странах под флагом «регулируемой» экономики являлось по существу ловко замаскированной формой национализации убытков наиболее крупных капиталистов от кризиса и предоставления им ряда привилегий для обогащения за счет обманутых широких масс.

Буржуазные и мелкобуржуазные ученые исписали целые фолианты, чтобы представить эти государственные мероприятия, продиктованные интересами монополистического капитала, как начало сознательного вмешательства в экономический процесс, как возникновение «организованного хозяйства». Под лженаучными рассуждениями о «кредитном цикле» (Кейнс, Шумпетер и др.) и о возможности кредитного контроля (например, в области инвестиций) по существу защищалась политика инфляции как средство урезывания зарплаты и как орудие борьбы с иностранной конкуренцией; в бессодержательных химерах о переходе от кредитного контроля к общему контролю воскрешалась уже обанкротившаяся теория «организованного капитализма». Сочетание инфляции с общественными работами, этим жалким паллиативом для обмана бунтующих масс, фашистские лагери принудительного труда, демагогические трюки гитлеровцев с «сельскохозяйственной помощью» для снабжения юнкерских и кулацких хозяйств почти даровой рабочей силой — все это превращалось под пером капиталистических апологетов в элементы «планового капитализма».

5. Народный доход — синтетический показатель, суммирующий итоги хозяйственной деятельности, — за годы кризиса сократился в небывалых размерах, причем в неравномерной степени по отдельным странам (см. таблицу): в США — на 39,8%, в Германии — на 40,7% и в Англии — на 11,7% (с учетом дохода от иностранных инвестиций на 14,3%) за период 1929-1932 годов. Эта неравномерность падения выступает с исключительной резкостью при сопоставлении динамики доходов различных классов. Так, фонд зарплаты рабочих и служащих уменьшился за рассматриваемый период в США на 40,9%, в Германии — на 39,3%, в Англии — на 4,2%. Темпы падения зарплаты рабочих являются прямо катастрофическими, составив в США 60,5%, в Германии 56,3% и в Англии 10,3%¹).

Резкое сжатие фонда выплаченной зарплаты является результатом двух факторов: гигантских размеров безработицы и уменьшения зарплаты занятых рабочих. Последняя сокращалась различными методами, из которых главнейшие были: ликвидация всяких приработков, нарушение тарифных договоров и уменьшение тарифных ставок, увеличение выработки при той же или даже уменьшенной оплате, сокращение проработанного времени, увольнение рабочих с высокой оплатой труда и их замещение низко оплачиваемыми рабочими.

На втором месте по интенсивности свертывания доходов стоят сельскохозяйственные производители (особенно в странах с крупным удельным весом сельского хозяйства). Доход последних сократился за тот же период в США на 73,7% и в Германии на 52,9%.

¹) Следует учесть, что эти данные исчислены на основе буржуазных источников и являются минимальными. Подробнее см. примечания к таблице на стр. 37.

¹) По США приводится распределенный народный доход на основании исчислений Отдела экономических исследований департамента торговли «National Income» (1929-1932 гг.). Из общего фонда зарплаты вычтено жалованье высших служащих, которое исчислено нами для 1929 г. в размере 3,087 млн. долларов и для 1932 г. -  2,414 млн. долларов. В зарплату рабочих входит зарплата по обрабатывающей и добывающей промышленности, строительству и транспорту.

²) По Англии народный доход дается в исчислениях Кларка (Colin Clark, «National Income and Outlay», 1937). Под народным доходом понимается доход, произведенный внутри страны, но без дохода от иностранных инвестиций. В зарплату входят данные о зарплате рабочих во всех отраслях народного хозяйства; из жалованья вычтены доходы высших групп служащих, то есть получающих выше 250 фунтов в год. Следует учесть, что переход от кризиса к депрессии совершился в Англии раньше, чем в других странах; поэтому сопоставление с 1932 годом неполно отражает изменения за период острого кризиса, в особенности в сельском хозяйстве, и частично по зарплате.

³) По Германии использованы данные статистического управления («Wirtschaft und Statistik», 1936, № 18, Vierteljabrshefte zur Statistik des Deutschen Reiches, 1934, H. 3). Зарплата и жалованье даются за вычетом жалованья свыше 8 400 марок в год. Зарплата промышленных рабочих фактически относится к 1928 г., но едва ли отличается от 1929 г.

Буржуазные источники не позволяют выделить из данной группы наиболее мощные хозяйства кулаков и помещиков. При дифференцированном подходе обнаружилось бы, безусловно, более резкое сокращение мелких и средних доходов, как выражение глубины разорения этих слоев.

Кризис сопровождался крупным уменьшением дохода на капитал, составившим в США 30,2%, в Германии — 40,1% и в Англии — 21,2%. Но и динамика буржуазного дохода была неравномерной. Это отчетливо видно из данных, относящихся к США. В то время как прибыль в США резко сократилась, фиксированные доходы снижались медленно и в относительно небольшой степени. Большие различия имелись и среди получателей прибыли: в США при огромном росте числа дефицитных предприятий (в 1932 г. — 83% всех промышленных предприятий) в отдельных отраслях и производствах, особенно в военной промышленности, прибыль не только не снижалась, но даже увеличивалась.

В результате указанной неравномерной динамики доходов отдельных социальных групп классовая структура народного дохода в капиталистических странах обнаружила резкие сдвиги. Отметим только изменения в удельном весе зарплаты рабочих в народном доходе, вызванные кризисом. В США удельный вес зарплаты рабочих снизился с 21,2% в 1929 году до 13,9% в 1932 году, в Германии — с 21% до 15,5%; в Англии выделить отдельно зарплату промышленных рабочих не представляется возможным.

 Чистая реальная зарплата в европейских странах ¹) (средняя за цикл; 1900 г. = 100).

¹) С учетом потерь от безработицы, взносов на социальное страхование и страховых пособий.

По уровню жизни кризис отбросил рабочих на несколько десятков лет назад. Это видно из выше приведенных данных, исчисленных Ю. Кучинским для западноевропейских стран за ряд промышленных циклов (J. Kuсуnski, «Labour Conditions in Western-Europe»).

Массовое обнищание рабочего класса достигло крайнего своего выражения. После упорной борьбы ряда поколений материальное положение рабочих в результате кризиса оказывается хуже, чем в конце XIX века. Миллионы пролетариев, лишенных права на труд, вынуждены поддерживать свое существование за счет жалких крох от общественной благотворительности. Если в США накануне кризиса 1929 года одна треть американских семей находилась на уровне бедности и нищеты, то в 1933 году — уже половина. Процесс деградации и разорения фермерских хозяйств углубился. В 1933 году проценты по ипотечной задолженности вместе с налогами составляли уже 36% от среднего валового дохода американских ферм. Выручка же фермера катастрофически упала. Например, в 1928 году фермер продавал булку хлеба за 0,09 доллара и получал из этой суммы 0,02 доллара, а в 1932 году из 0,067 доллара ему доставалось только 0,006 доллара за булку (см. «Capitalism and its culture» by Jerome Davis, р. 462). Эти данные свидетельствуют о возрастающей эксплуатации фермеров со стороны монополий, господствующих в сфере обращения. Монополистическая эксплуатация фермера, как поставщика сельскохозяйственного сырья и продовольствия, приняла особенно резкий размах по линии табака, молока, мясного скота.

Разорение и грабеж трудящихся способствовали их быстрому революционизированию, углублению и расширению форм экономической и политической борьбы. Наряду со стачечной и революционной борьбой рабочих, участились выступления фермеров, оказывавших активное сопротивление приведению в исполнение судебных решений о принудительной продаже ферм. Кульминационного пункта фермерское движение достигло 22 октября 1933 года, когда National Farmers Holiday Association организовала общефермерскую забастовку в США. Брожение приняло такие размеры, что конгресс был вынужден в 1934 году установить пятилетний мораторий на сельскохозяйственные ипотеки. Аналогичные меры были приняты в Германии и других странах. Революционные взрывы и восстания охватили также ряд стран Центральной и Южной Америки: Аргентину, Бразилию, Чили, Кубу и др.

Политическая радикализация масс, взбудораженных неслыханными бедствиями кризиса, выразилась в ослаблении и размывании промежуточных партий, в усилении крайних полюсов: с одной стороны — в росте влияния компартий, и с другой стороны — в наступлении фашизма, открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала, во главе с его самой реакционной разновидностью — германским фашизмом.

Огромное революционизирующее воздействие оказывало на международную обстановку успешное осуществление пятилетнего плана, воспринятого с энтузиазмом не только трудящимися СССР, но и всего мира. Этому противостояло стремление буржуазии вырваться из тисков кризиса за счет колониальных рабов, за счет разорения трудящихся крестьян и беспощадной эксплуатации рабочих. Фашистская каторга должна была сломить революционную энергию рабочего класса и подчинить его гнету монополистического капитала.

6. В середине 1932 года непрерывное спиралевидное свертывание промышленного производства с 1929 года приостановилось в основных капиталистических странах, достигнув низшей точки падения. Этот новый качественный момент означал, что под действием внутренних сил капитализма экономический кризис, затянувшийся на ряд лет, перешел в новую фазу — фазу депрессии. Но это была депрессия особого рода, развивающаяся на базе общего кризиса капитализма со свойственными данному этапу противоречиями (хронической безработицей, хронической недогрузкой и т. д.).

Действие внутренних сил капитализма сказалось, прежде всего, в том, что «капитализму удалось несколько облегчить положение промышленности за счет рабочих — путем углубления их эксплуатации через усиление интенсивности их труда, за счет фермеров — путем проведения политики наиболее низких цен на продукты их труда, на продовольствие и отчасти на сырье, за счет крестьян колоний и экономически слабых стран — путем еще большего снижения цен на продукты их труда, главным образом на сырье и затем на продовольствие» (И. Сталин, «Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б)»).

На этой основе были созданы предпосылки для рентабельности капиталистических предприятий. Благодаря резкому сокращению зарплаты и жалованья, с одной стороны, и росту интенсивности труда, с другой стороны, затраты на труд на единицу продукции начали снижаться в США и Германии уже с половины 1930 года, компенсируя вздорожание издержек вследствие недогрузки, о чем наглядно говорит следующая диаграмма (Международный экономический обзор Лиги наций за 1933-1934 гг.).

В США до отхода от золотого стандарта издержки на труд уменьшались даже более быстрым темпом, чем в Германии. С введением в середине 1933 года промышленных кодексов и установлением минимума зарплаты издержки на труд несколько возросли, но затем, это было перекрыто дальнейшим ростом выработки на одного рабочего. В фашистской Германии, где зарплата остается на голодном кризисном уровне, расходы на труд на единицу продукции неуклонно снижаются. В Японии с декабря 1931 года до июня 1935 года по данным банка Мицубиси, розничные цены повысились на 12,9%, оптовые цены — на 36,1%, а номинальная зарплата рабочего за тот же период снизилась на 9,7%; в результате этого реальная зарплата упала при резком увеличении интенсивности труда. На этой основе усиливается и продолжается голодный японский экспорт. Вместе с огромным удешевлением цен на сырье и лучшим его использованием капитал получил стимулы к расширению производства.

В том же направлении действовал и тот факт, что многие неконкурентоспособные предприятия погибли под ударами кризиса, а в оставшихся предприятиях были проведены, особенно в 1932 и 1933 годах, перегруппировки, реорганизация, кризисная рационализация и т. д.

В результате повысился уровень централизации и концентрации. В 1929 году американские автомобильные концерны — Форд, Дженерал Моторс и Крейслер — производили 77% автомобилей (в США и Канаде), а в 1934 году эти компании дали уже 88% и в 1935 году —93%, почти вытеснив «независимых». В цветной металлургии три ведущих компании — Анаконда Коппер, Кеннекот и Фелпс Додж, — производившие в 1929 году 38% всей добычи меди в США, увеличили свою долю в общем итоге до 71% в 1935 году. Одновременно усилилась тенденция к слиянию перерабатывающих и добывающих предприятий.

Жесткая необходимость заставила монополии признать факт «морального» обесценения капитала и списать часть своего основного капитала в целях приспособления к более низкому уровню цен. За годы кризиса в большинстве предприятий были приостановлены всякие работы по расширению, за исключением самых необходимых; строительство, кроме военного, пришло в упадок. Кризис характеризовался прямым проеданием основного капитала.

Яркие факты в этом отношении дают переписи оборудования, опубликованные журналом «American Machinist». На основе обследования 1 345 447 различных видов оборудования обнаруживается, что в 1925 году оборудования в возрасте свыше 10 лет, следовательно практически изношенного, было в США 44%, в 1930 году — 48%, а в 1935 году уже 65%. На американских железных дорогах за 1929-1935 годы процент паровозов, нуждающихся в ремонте, увеличился с 16,3 до 22,2, а процент плохих товарных вагонов с 6 до 15. Около 60% всех паровозов на железных дорогах 1 класса старше 20 лет и только 10% может быть отнесено к современным, построенным за последние 10 лет. Средний возраст товарных вагонов составляет 15 лет. За пятилетие 1931-1935 годов среднегодовые капитальные вложения на железнодорожном транспорте составляли только 214 млн. долларов против 812 млн. долларов за предшествовавшие пять лет — 1926-1930 гг., что дает уменьшение на 74%.

Давление избыточной производственной мощности сказалось в том, что ряд промышленных кодексов (стальной, цементный и др.) во времена НИРА запрещал увеличение производственной мощности в соответствующих отраслях.

Эта практика ограничения получила особенно широкое применение в Германии. Фашистское правительство Гитлера с конца 1933 года опубликовало 22 постановления, ограничивающие инвестиции в различных отраслях и производствах (см. перечень в «Diе Wirtschaftskurve», Н. IV, 1936); даже еще в 1936 году были изданы постановления о запрещении капитальных вложений в производство цемента, автомобильных частей, пишущих машин, искусственной шерсти и т. д. Многие из этих ограничений имеют силу до 1940 года. Английское правительство также выдавало капиталистам субсидии в целях устранения устаревшего оборудования (в текстильной промышленности, судостроении).

Аграрный кризис вызвал сокращение затрат на приобретение сельскохозяйственных машин и тракторов, а также на их ремонт. Эти расходы фермеров уменьшились в США с 513 млн. долларов в 1929 до 106 млн. долларов в 1932 году. В годы кризиса трактор и комбайн все более вытеснялись лошадью и даже мулом. Также резко упали затраты и на искусственное удобрение.

Таким образом, в народном хозяйстве накоплялся неудовлетворенный спрос как по линии возмещения, так и расширения производственного оборудования, а также строительства. Падение цен и обострение конкурентной борьбы особенно побуждали капиталистов к обновлению основного капитала в целях понижения индивидуальной стоимости товара по сравнению с его общественной стоимостью. Наличие избыточной производственной мощности тормозило этот стимул, но, в конечном счете, он пробил себе путь. Об атом свидетельствует тот факт, что технический прогресс, несмотря на все заклинания против него, не приостановился во время кризиса. С наступлением депрессии особого рода производительность труда возросла как в результате повышения его интенсивности, так и за счет внедрения новых технических усовершенствований и улучшения старых методов производства, а также за счет изменений в организации труда.

Характерно, что в последние годы затраты фермеров на сельскохозяйственное оборудование стали также расти. Так, расходы фермеров в США на покупку автомобилей и грузовиков, сократившиеся с 403 млн. долларов в 1929 году до 11 млн. долларов в 1933 году, составили в 1934 году 185 млн. долларов и в 1935 году — 257 млн. долларов. Число наличных тракторов в сельском хозяйстве увеличилось в 1935 году на 127 000, что является рекордным приростом за все годы. Здесь также сказывается накачивание капиталистических ферм правительственными субсидиями за время «нового курса» Рузвельта. Рост расходов на сельскохозяйственное оборудование и удобрение имеет место и в других странах, но он еще значительно отстает от докризисного периода.

Необходимость хотя бы некоторого смягчения безработицы заставила правительства создать наиболее льготные условия для частного строительства наряду с попытками организации общественных работ. Образовавшийся за годы кризиса огромный жилищный дефицит способствовал оживлению жилищного строительства в отдельных странах. Расширение и усовершенствование производственного оборудования и рост строительства сопровождались увеличением числа занятых рабочих и отработанного времени, а следовательно ростом выплаченной зарплаты и некоторым расширением потребительского спроса. Важным фактором улучшения конъюнктуры являлся рост цен (в национальной валюте), наметившийся в ряде стран в 1935 году и продолжавшийся в последующие годы. Этот рост цен охватывал все более широкий круг стран и товаров, обнаруживая тенденцию к более значительному повышению цен в аграрных странах, чем в промышленных, и сельскохозяйственных цен по сравнению с общим индексом цен, в результате чего «ножницы» были заметно сжаты.

Рост цен в первую очередь обусловливался повышением промышленной деятельности в различных странах. Но, помимо этого, большую роль играет подготовка к войне и громадное увеличение расходов на вооружение, вызывающих спекулятивный и инфляционный рост цен. Первое место по темпу роста цен занимают цветные металлы, зависящие в огромной степени от военного спроса. Военный фактор влияет в сторону сильного вздорожания также и на такие товары, как чугун, сталь, скрап (металлический лом), строительные материалы, шерсть, кожа и даже пшеница, что имеет место особенно в последнее время.

Экономический кризис углубил общий кризис капитализма. Внутренние и внешние противоречия в капиталистических странах достигли крайней остроты. Преодоление экономического кризиса за счет разорения и обнищания трудящихся, за счет роста эксплуатации рабочего класса, обострение противоречия между производственными возможностями и ограниченней емкостью внутреннего и внешнего рынков, перегороженных многочисленными барьерами, крупные сдвиги в соотношении сил между империалистическими государствами в результате кризиса, приведшие к краху капиталистической стабилизации, — все это ставит в порядок дня с исключительной остротой передел уже поделенного между империалистическими хищниками мира. Загнивающий капитализм, задыхающийся от избытка людей и капиталов, которым он не может дать производительного приложения, раздираемый внутренними и внешними противоречиями, подготовляет грандиозную кровавую бойню, чтобы отсрочить свою неминуемую гибель под напором революционизирующихся масс. Наиболее агрессивные империалистические страны в лице военно-фашистской Японии и стран фашистской диктатуры — Германии и Италии — уже заключили тайный блок против СССР — оплота международной пролетарской революции, — одновременно осуществляя империалистические захваты в Китае, в Абиссинии, в Испании, как опорных пунктах для развязывания мировой империалистической войны.

Крупный толчок к росту вооружений дал захват Маньчжурии Японией в 1931 году. «Ассоциация иностранной политики» в США опубликовала недавно (т. XII, № 23) данные о росте военных расходов за период послевоенного нападения японского империализма на Маньчжурию. Согласно этим данным, военные расходы в 60-ти странах составили в 1931 году — 4 067 млрд., в 1934 г. — 5 064 млрд. и в 1935 году — уже 10 731 млрд. долларов (по паритету 1936 г.). Таким образом, вооружения не только растут, но самый темп роста увеличивается, как показывает удвоение расходов в 1935 г. по сравнению с 1931 годом. Нельзя при этом упускать из виду, что эти цифры являются минимальными, так как они не включают скрытых ассигнований на военный бюджет. Но даже по этим данным военные расходы европейских стран уже стоят на уровне расходов первых лет мировой войны, достигая 20% от народного дохода. Европа, а из азиатских стран — Япония, в настоящее время представляют подлинный военный лагерь.

Не случайно, что по размерам военного бюджета на первом месте стоят фашистские страны во главе с Германией. В 1931 году военные расходы Германии составляли, по данным американской ассоциации, всего 247 млн. долларов, но с установлением фашистской диктатуры они увеличиваются в 1934 году до 382 млн. долларов, а в 1935 году они подскакивают уже до 2 600 млн. долларов, то есть дают рост за один год почти в 7 раз. Этот гигантский рост находится в связи с провокационной отменой Гитлером в начале 1935 года военных ограничений Версальского мира и введением обязательной военной службы в Германии. Теперь, когда германский фашизм поставил под ружье армию в 1 350 000 человек (включая военизированные отряды), военные расходы дали еще более крупный рост. По подсчетам английского журнала «The Banker» (февраль 1937 г.), германские военные расходы составили: в 1933-1934 годах — 3 млрд., в 1934-1935 — 5,5 млрд., в 1935-1936 — 10 млрд. и в 1936-1937 годах — 12,6 млрд. марок. Фактически военные расходы уже превышают инвестиции в германское народное хозяйство, составившие в среднем за 1933-1936 годы 9,6 млрд. марок в год. Таким образом, можно утверждать без всякого преувеличения, что все накопление германского народного хозяйства прямо или косвенно предназначено на цели захватнической войны. Военная деформация всей экономики страны, неограниченное хозяйничанье сросшихся с фашистским государственным аппаратом монополий подчинено той же задаче. Фашизм урывает из общественного продукта львиную долю на непроизводительные цели, обрекая трудящиеся массы на недоедание и нужду. Не только нынешнее поколение Германии, но, вследствие колоссального роста государственной задолженности, и будущие поколения уже заложены во имя империалистических интересов германского финансового капитала.

Громадный скачок в росте военного бюджета дает и Великобритания. Захват Абиссинии экспедиционной армией Муссолини поставил под удар коммуникационные линии британской метрополии с ее важнейшими колониальными владениями и крайне обострил англо-итальянские противоречия. В Китае «сферы влияния» британского империализма стоят под угрозой со стороны захватнической политики Японии. Крах Вашингтонского морского соглашения 1921-1922 годов и провал Лондонской морской конференции 1935 года повлекли за собой морское соперничество, в частности — быстрый рост японских вооружений на Тихом океане. Все это показывает, что японо-германское военное секретное соглашение имеет не только антисоветское острие, но направлено также и против британских интересов (равно как и против американских). В свою очередь огромный размах вооружений германского фашизма создал для Англии реальную опасность, которая тем ощутимее, чем более уязвимы британские острова и их жизненные центры со стороны современной военной техники, в частности со стороны авиации.

Военные расходы Великобритании составляли в 1931 году 449 млн. долларов, в 1934 — 481 млн. долларов, и в 1935 году — 847 млн. долларов. На пятилетний период 1937-1942 годов намечено ассигновать 1 500 млн. фунтов стерлингов, то есть 300 млн. фунтов, или 1 500 млн. долларов в год. Учитывая, что накопление в английском народном хозяйстве составляет 500-600 млн. фунтов стерлингов в год, мы получаем, что намеченная программа вооружений составит более половины фонда накопления. Это соревнование в области вооружений, которое охватило все страны, соревнование не только количественное, но и качественное, создает своего рода военный бум, особенно в отраслях, обслуживающих военный спрос (химия, черная и цветная металлургия, авиамоторостроение, различные виды стратегического сырья), и подхлестывает приближение нового взрыва в начавшемся цикле капиталистического воспроизводства. Неразрывная связь между ростом промышленной продукции и подготовкой войны не означает, что циклическое оживление конъюнктуры в капиталистических странах является искусственным. Новый цикл воспроизводства развивается на основе имманентных законов капитализма, но исключительный размах и темпы вооружений способствуют быстрому созреванию и столкновению внутренних сил и конфликтов.

Рост промышленного производства характеризуется значительной неравномерностью по отдельным странам и отраслям, что видно из следующих данных:

Индекс промышленного производства (1929 г. = 100)

                                                                               Среднее за 1936 г.        Январь-февраль 1937 г.

Весь капиталистический мир                               95,6                                         —

США                                                                             88,1                                        97,5

                                                                              Среднее за 1936 г.          Январь за 1937 г.

Германия                                                                  106,3                                        105,6

Англия                                                                       116,0                                           —

Франция                                                                    70,3                                           73,8

Чехословакия                                                           80,2                                           92,1

Польша                                                                      72,2                                           80,3

Япония                                                                      151,6                                           —

Индекс мирового промышленного производства, вероятно, уже достиг весной 1937 года уровня 1929 года, причем в то время, как Германия, Англия и Япония его превзошли, а США вплотную к нему подошли, во Франции и Польше промышленная продукция еще отстает от 1929 года на 20-25%. По отношению же к высшей докризисной точке отставание еще больше. Только первые три страны превзошли высшую докризисную точку, а продукция США еще отстает приблизительно на 10%, в результате чего вся мировая продукция также отстает от докризисного максимума на 7-8%.

По отдельным отраслям также имеется большая неравномерность. Это видно из сопоставления уровня производства средств производства и средств потребления в отдельных странах. Например, в Германии индекс производства средств производства достиг в 1936 году — 112,8, а индекс средств потребления только 98,7 (1929 г. — 100) в Японии соответственные цифры составили 218,7 и 142,7 (1930-100). Этот разрыв увеличился в 1936 году по сравнению с 1935 годом. В других странах эта тенденция обнаруживается в более слабой степени. Очевидно, она находится в связи с резким перераспределением общественного продукта в сторону производства средств вооружения в Германии и Японии.

Одним из структурных противоречий эпохи всеобщего кризиса капитализма является массовая хроническая безработица. В годы кризису армия безработных гигантски увеличилась за счет циклической безработицы. С увеличением промышленного производства размеры циклической безработицы сократились, но в то время как промышленная продукция уже подходит к докризисному уровню, а в отдельных странах даже его превысила, безработица значительно превосходит уровень 1929 года. Например, индекс физического объема промышленного производства в США составлял в начале 1937 года 97,5, а число безработных, по данным National Industrial Conference Board (Bulletin, № 3, February 25, 1937), все еще достигало 8,4 млн. против 1,1 млн. человек по оценке для 1929 года (по другим оценкам — около 2¹/₂ млн.), то есть почти в 8 раз выше. В Англии в начале 1937 года уровень промышленного производства был выше докризисного на 16%, число же зарегистрированных безработных составляло 1 497 тыс. против 994 тысяч в 1929 году (по более полным данным Colin Clark’а, число безработных составляло в 1929 г. — 1,76 млн. и в I кв. 1936 г. — 2,63 млн.). Даже фальсифицированная германская статистика безработицы не в состоянии скрыть этот факт. Согласно профессиональной переписи (июнь 1933 г.) число работоспособных наемных рабочих и служащих в Германии составляло 21,7 млн., а число работающих, по официальным данным 1936 года, достигало 17,1 млн., то есть 4,6 млн. не имели работы против 1,89 млн. зарегистрированных безработных в 1929 году. Промышленная же продукция была на 6% выше докризисного уровня. Даже с учетом увеличения армии безработица все еще значительно выше докризисного уровня. В Японии, по официальным данным, число безработных в конце 1936 года составляло 323 тысячи против 369 тысяч в 1930 году, промышленная же продукция была в 1¹/₂ раза выше.

 Все это свидетельствует о том, что в результате кризиса и дальнейшего повышения интенсивности труда массовая хроническая безработица еще больше возросла. Этот фактор вместе с бешеным нажимом на зарплату обусловливает крайне тесные пределы для расширения емкости рынка.

Основой для некоторого смягчения хронической безработицы могло бы явиться крупное расширение и обновление основного капитала. Однако, огромные размеры существующего оборудования тормозят этот процесс, что видно из данных об обновлении основного капитала в США. Если принять уровень обновления основного капитала в 1925-192у годах за 100, то динамика представляется в следующем виде (Справочник Американской промышленности и торговли, 1937, Амторг):

Эти данные показывают, что в условиях общего кризиса хозяйственное оживление в США наталкивается на относительно узкие границы. Хотя процесс реконструкции основного капитала идет и в отдельных отраслях принимает заметные размеры, но в целом темпы и объем процесса переоборудования значительно уступают предшествующему циклу. В этом процессе огромную роль играют, прежде всего, интенсификация и улучшение в использовании существующего оборудования, замена ряда старых механизмов и агрегатов новыми, усовершенствование отдельных важнейших узлов и т. д. в сочетании с методами «кризисной» рационализации, рассчитанной на жестокое сокращение издержек на труд. На базе таких особенностей в цикле воспроизводства темп роста продукции обгоняет темп обратного вовлечения рабочих в производство, в результате чего хроническая безработица не только не смягчается, но проявляет тенденцию роста по сравнению с докризисным уровнем.

В Англии обновление основного капитала происходило весьма быстрыми темпами. Чистые вложения в основной капитал увеличились с 255 млн. фунтов 1929 году до 268 млн фунтов в 1935 году, причем на жилищное строительство приходилось более половины вложений против ¹/₃ в 1929 году (см. Colin СІаrk «National Income and Outlay»).

Если предпосылкой расширения промышленного производства и его рентабельности было снижение издержек производства путем уменьшения затрат на труд и на сырье в единице продукции, то в сельском хозяйстве, ослабление аграрного кризиса вызвано в основном сокращением товарных запасов и ростом сельскохозяйственных цен за счет расширившегося промышленного спроса. Издержки сельскохозяйственного производства в своих решающих элементах не обнаружили крупных сдвигов в основной массе фермерских и крестьянских хозяйств. По своему технико-экономическому уровню сельское хозяйство находится даже на более низкой ступени, чем в 1928-1929 годах. В повышении сельскохозяйственного дохода по сравнению с его самой низкой точкой в 1932-1933 годах, помимо роста рыночных цен, большую роль играли, кроме того, специальные субсидии кулацким и помещичьим хозяйствам, чрезмерный аграрный сверхпротекционизм, разгул автаркистских тенденций и т. д. В этих своеобразных путях борьбы с кризисом дана основа для дальнейшего отставания сельского хозяйства от промышленности и роста противоположности между ними, для углубления процесса разорения трудящихся масс деревни и их порабощения финансовым капиталом. Но благодаря этому сужается база для развертывания кругооборота промышленного капитала в целом.

Несмотря на значительный рост промышленного производства в капиталистических странах, международный товарооборот еще резко отстает от докризисного уровня. Это видно из следующего сопоставления (по данным Лиги наций; 1929 г. = 100):

Движение международного экспорта отстает от мирового промышленного производства как по темпам, так и по уровню. В 1936 году экспорт (в прежних золотых долларах) составлял немного более ¹/₃ докризисного уровня, в то время как промышленная продукция подошла к нему вплотную. По своему физическому объему мировая внешняя торговля отстает в значительно меньшей степени, но по важнейшим группам здесь большая неравномерность, что видно из следующих данных («La production mondiale et les prix», Société des Nations, 1935-36):

Индекс объема мировой торговли (1929 г. = 100)

Индекс мирового производства (1929 г. = 100)

Хотя индексы производства и торговли не являются сопоставимыми в строгом смысле слова, но для выявления основных тенденций они могут быть использованы. Из трех групп индексы сырых материалов как по производству, так и по торговле менее всего отстают друг от друга, что вполне понятно, так как промышленное оживление предъявляло большой спрос на сырье. Производство продовольствия остается за эти годы стабильным (хотя по отдельным странам произошли значительные сдвиги), но торговля продовольственными товарами находится в угнетенном состоянии, отставая в 1935 году на 14% от докризисного уровня. Расстояние между индексами обрабатывающей промышленности и торговли промышленными изделиями, несмотря на некоторое улучшение внешней торговли, увеличилось за 1932-1935 годы. Это показывает, что изолирование национальных рынков продолжается.

В области мировой валюты действие внутренних сил капитализма обнаруживается в ослаблении колебаний основных мировых валют. Однако, эта весьма относительная устойчивость была нарушена крахом золотого блока и девальвацией франка. Очередь франка и его спутников, уцелевших во время первой бури благодаря неравномерности в развертывании кризиса, хотя и с опозданием на три года, все же, после безуспешной борьбы, наступила. Сужение внутреннего рынка вследствие затягивания кризиса и ослабление конкурентоспособности на международном рынке из-за высокого курса франка по сравнению с обесцененной валютой других стран, обострение классовой борьбы внутри страны подрывали устойчивость франка. Крупная буржуазия в частности стремится использовать финансовое напряжение в стране и шаткость позиции франка для атаки на правительство народного фронта. Все это нашло свое выражение в бегстве капитала за границу, в утечке золота, в припрятывании валюты, в напряжении денежного рынка и в обострении внутреннего политического положения. В результате правительство Блюма 25 сентября 1936 года было вынуждено объявить о девальвации франка на 25-34%.

Обесценение французского франка на ¹/₃ по отношению к его прежнему золотому паритету, а также голландского гульдена и швейцарского франка и последовавшее дальнейшее снижение курса итальянской лиры, повторная девальвация за время кризиса чехословацкой кроны и т. д., фактическое обесценение германской марки и все большее ее оттеснение в сферу внутреннего обращения завершают опустошительный круг в дезорганизации мировой валюты. Не только в прежние кризисы, но и в ходе мировой войны не было такого краха, так как американский доллар и валюты некоторых нейтральных стран все же выдержали в свое время испытания войны.

Соглашение Франции с США и Англией о взаимной поддержке валютного курса реализуется в условиях все обостряющейся международной конкурентной борьбы и это делает его крайне непрочным. В то же время растущее финансовое напряжение в Германии, Японии и Италии в связи с огромными затратами на вооружения и военные авантюры, при остром недостатке денежного капитала в этих странах, таит в себе опасности новых взрывов и катастроф. Инфляционные расходы на финансирование колоссальных военных приготовлений для «тотальной» войны, исчерпание резервов и рост трудностей в связи с вздорожанием импортного сырья и с использованием наличного оборудования, рост диспропорций и неравномерности — заставляют все более усиливать пресс военно-бюрократического контроля и расширять систему ограничений. Вся финансовая и хозяйственная политика фашизма подготовляет развал, который нельзя задержать бюрократической утопией фашистского «регулирования». Загнанные вовнутрь противоречия в любую минуту могут прорваться наружу. Об этом говорит распространение общего недовольства и растущий отпор рабочих, несмотря на фашистский террор. Весьма важным симптомом также является растущая популярность в фашистских странах среди масс лозунга народного фронта.

Характерным моментом в новых условиях международной конкуренции является развитие собственной промышленности, в первую очередь текстильной, в аграрных странах, что видно из следующих данных:

Индекс промышленной активности в 7 преимущественно аграрных странах ¹) (1929 г. = 100)

¹) Чили, Дания, Эстония, Финляндия, Греция, Венгрия, Румыния.

При относительно небольшом объеме промышленности этих стран, темп развития все же представляется весьма интенсивным.

Одним из последствий экономического кризиса также является рост промышленности в скандинавских странах, в частности, в Швеции, выступающей главным поставщиком Германии. С другой стороны, усиливается стремление индустриальных стран к стимулированию сельскохозяйственного производства и к развитию промышленности суррогатирования в целях создания собственной сырьевой и продовольственной базы на случай войны, а также для улучшения своего торгового и платежного баланса. Однако, по сравнению с огромными финансовыми затратами, достижения в этом отношении незначительны. В целом рост спроса на стратегическое сырье в связи с военными приготовлениями и трудности сбыта вследствие застоя внешней торговли еще более усилили зависимость капиталистических стран от международного рынка.

Процесс воспроизводства в эпоху монополистического капитализма осуществляется в рамках мирового хозяйства. Система же международных отношений держится на вывозе товаров и капиталов, на регулярном функционировании денежно-кредитного механизма и на устойчивости мировых цен, на определенной совокупности финансово-капиталистических связей и зависимости и складывающихся на их базе форм международного «сотрудничества». Новый круг мировой капиталистической экономики начался при блокированных рынках, обесцененных валютах, аннулированных долгах, резко сократившемся международном товарообмене, при растущем финансовом напряжении ряда стран, изнемогающих под тяжестью военных расходов, под грохот орудийной пальбы фашистских поджигателей войны. Арсеналы заполняются до отказа боевыми припасами, между тем как трудящиеся массы обречены на надоедание и нужду. Ленин гениально предсказал еще в 1918 году, что эпоха краха капитализма есть «эпоха гигантских крахов, массовых военных насильственных решений, кризисов»... (Собр. соч., т. XXII, стр. 350). Это предвидение подтверждается полностью на особенностях современного этапа. Сейчас нельзя предвидеть, что будет раньше — война или кризис, или оба сольются вместе. Но несомненно, что подготовляется и все более приближается гигантский взрыв. Этот взрыв неизбежен, так как даже сравнительно незначительный рост производительных сил и производительности труда, при наличии постоянной массовой безработицы и постоянной нужды трудящихся масс, вступает в острый конфликт с ограниченными рамками капиталистического рынка. Этот взрыв вместе с тем ускоряется по мере развертывания и сплочения движения народного фронта, по мере кристаллизации единого рабочего фронта для отпора безграничной эксплуатации. Кризис и военное столкновение должны служить своеобразной отдушиной для избыточной продукции, но вместе с тем это такие средства, которые взрывают устои буржуазной общественной системы и гигантски революционизируют рабочий класс и всех трудящихся.

Литература: Сталин, И. В., «Политический отчет XV съезду ВКП(б)» (Партиздат, 1936); Сталин, И. В., «О правом уклоне в ВКП(б)» («Вопросы ленинизма», 10-е изд., 1934); Сталин, И. В., «Политический отчет Центрального комитета XVI съезду ВКП(б)» (там же); Сталин, И. В., «Итоги первой пятилетки» (там же); Сталин, И. В., «Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б)» (там же); Сталин, И. В., «Беседа с Дюранти» («Правда» от 4 января 1934 года); Сталин, И. В., «К итогам работ XIV конференции PКП(б)» (Партиздат, 1933); Сталин, И. В., «Беседа с английским писателем Г. Д. Уэллсом» («Вопросы ленинизма», 10 изд., 1934); Молотов, В. М., «В борьбе за социализм» (речи и статьи, 2-е изд., Партиздат, 1935 г.); Молотов, В. М., «Отчетный доклад о работе правительства VII съезду советов СССР» (Партиздат, 1935); «Коммунистический интернационал в документах» (Партиздат, 1933); стенографические отчеты VI и VII конгрессов Коминтерна и XI, XII и XIII Исполкомов Коминтерна; Варга, Е., «Между V и VII конгрессами Коминтерна. Экономика и политика 1928-1934» (Партиздат, 1935); Варга, Е., «Мировой кризис и борьба двух систем (Партиздат, 1932): Варга, Е., «Мировой экономический кризис» («Московский рабочий», 1930); Варга, Е., «Новые явления в мировом экономическом кризисе» (Партиздат, 1934); «Кризис и загнивание капиталистической промышленности» (сб. статей под ред. Л. Мендельсона и Е. Хмельницкой, 1934): «Новые материалы к работе В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» (2-е изд. под ред. Е. Варга. Л. Мендельсона и Е. Хмельницкой, Партиздат, 1935); «Проблемы мирового хозяйства» (сб. ст. под ред. Л. Я. Эвентова, Л. Мендельсона, Госпланиздат, 1930); «Проблемы мирового кризиса» (дискуссия в Институте мирового хозяйства и мировой политики Комакадемии, Партиздат, 1932); «Современный кредитный кризис» (дискуссия в Институте мирового хозяйства и мировой политики Комакадемии, Партиздат, 1932); Эвентов, Л., «Плановые маневры в капиталистических странах» (Соцэкгиз, 1936); «Мировые экономические кризисы 1848-1935»« (под общ. ред. Е. Варга, т. I, 1937); Varga, Е., «Die grossе Krise und іhrе politischen F. Igèn» («Verlagsgenossenschaft ausländischer Arbeiter in d. USSK», 1934»; Strachey, John, «The nature of the capitalist crisis» (1935); Ohlin, В. «The соurse and puasеs of the world еcоnоmic depression» (Report presented to the Assembly ef the League of Nations, Geneva, 1931); Einzig, Puul, «The world economic crisis 1929-1932» (3-d ed., Lond., 1932); Keynes, J. М., «The general theory of empleуment, interest and money» (а vls., Lond. а. N.-Y., 1930); Haberler, G., «Inquiry into the causes of the revurrence of periods of economic depressions»« (League of Nations); Robbins, Lionel, «The great depression» (Lond., 1934); Hayek, F. А., «Prices and production» (Lond., 1935): Corey, Lewis, «The Cecline of American capitalism» (N.-Y., 1934); Nearing, Scott, «Gust we starve» (N.-Y., 1934); Davis, Jerome, «Саpitalism and its culture» (N.-Y.); Lederer, Emil, «Technisher Fortschritt und Arbeitslosigkeit» (Tüb., 1931); Pigou, А. С., «The theory of unemployment» (Lond., 1933); «Royаl Institute of International Affairs, Unemployment: an international problem. А report by а study group оf members of the Royal. Inst. of int. Aff.» (Lond. а. N.-Y., 1935); «International Labour Office, Unemployment problems in 1930». Studies prepared by the Intern. Lab. Off. in collaboration with Professors Ansiaux, Cole, Hahn аnd Hirsh (Geneva, 1931); Kuczynski, Jürgen, «Labor Conditions in Western Europe» (Lоnd., 1937): Gumperz, Julian, «Die Agrarkrise in den Vereinigten Staaten»; Kirk, J. В., «Agriculture and the trade cycle» (Lоnd., 1933); «International Institute of Agriculture, The world agricultural situation in 1934-1935» (Reme Int. inst. of Agr.); «League of Nations, The agricultural crisis» (2 vls., Geneva); Royal Institute еt International Affairs, World Agriculture» (Loud. а. N.-Y., 1932); Mills, F. С., «Priсеs in recession and recovery, а survey of resentech ages» (N.-Y., 1936); «World social есonomic planning Material contributed to the 1932» (World Social Economic Congrеss in Amsterdam, 2 vls., Haague and N.-Y.); «International Lаb ur Office—Social and economic Reconstruction in the United States» (Geneva, 1934). Большой конкретный материал об этапах мирового экономического кризиса приведены в ежегодных публикациях экономического отдела Лиги наций: League of Nations, Economic Intelligen service, World Economic Survey, World production and prices и т. д. Литературу о кризисе в отдельных странах см. ниже в очерках об отдельных странах. Более детальную библиографию о проблеме кризисов читатель найдет в изд. Института мирового хозяйства и мировой политики «Мировые экономические кризисы 1848-1935», т. I, 1937, а также в «Thе Review of econоmic statistics», vol XIX, February, 1937, Harvard University Press.

Л. Эвентов.

Май. 1937 г.