Эпоха мирового кризиса. II. Дипломатия эпохи

Эпоха мирового кризиса. II. Дипломатия эпохи (о дипломатии в эпоху мировой войны и в первые послевоенные годы см. дипломатия и мировая война, XLVII 42/123). Четырехлетие 1924-1928 годов представляет краткий период  «временной стабилизации», когда «Америке, Англии и Франции удалось сговориться временно о способах и размерах ограбления Германии», английскому, американскому и японскому капиталу — «насчет установления сфер влияния в Китае» и империалистическим группам передовых стран – «насчет взаимного невмешательства в дело ограбления и угнетения своих колоний» (Сталин, «Вопросы ленинизма», изд. 9-е, ст. 113).

В течение 1925 года работа по линии «урегулирования» западноевропейских отношений за счет создания общего фронта против СССР достигла высшей степени напряжения в связи, главным образом, с успехами национально-революционного движения в Китае и всеобщей забастовкой и особенно стачкой горняков в Англии в 1926 году. 12.VІ. 1926 года английское правительство известило НКИД, что «не может обойти молчанием действие советских властей, выразившееся в разрешении перевода в Великобританию фондов, предназначенных для поддержки генеральной стачки». НКИД ответил 15.VI, что советское правительство, «выражающее волю рабочих и крестьян СССР, не могло воспретить профсоюзам... переводить денежные суммы за границу для оказания поддержки профсоюзам другой страны». Нота О. Чемберлена с протестом против речей на партийной конференции и на пленуме ИККИ в Москве (осенней сессии 1925 г.), а также против статей в «Известиях», и угрожавшая разрывом торгового соглашения и дипломатических отношений, вызвала указание наркоминдела Литвинова на грубую и клеветническую кампанию кругов и лиц, близких к английскому правительству, в пользу интервенции в СССР. 12.V. 1927 года, по распоряжению Хикса, был произведен вооруженный полицейский налет на помещения торгпредства и Аркоса в Лондоне, под предлогом розыска пропавшего британского государственного документа. 27.V. 1927 года Остин Чемберлен известил советское полпредство, что обыск доказал, будто бы, наличность военного шпионажа и «разрушительной деятельности» со стороны торгпредства, вследствие чего английское правительство «не может больше поддерживать дипломатических отношений с правительством, допускающим и поощряющим такое положение вещей, какое было обнаружено». Почти одновременно с лондонским налетом подверглось налету помещение советского военного атташе в Пекине (6.IV. 1927 г.), и совершен был ряд провокационных актов, имевших целью вызвать одновременно с англо-советским разрывом разрыв между СССР и Китаем при содействии гоминдановской агентуры. Этот широко задуманный и подготовленный этап наступления на советы ознаменовался также позорным террористическим актом — убийством полпреда СССР в Польше П. Л. Войкова (7.VII. 1927 г.).

В то время, как в Англии вернулась к власти «твердолобая» реакция, взявшая курс на создание антисоветского блока, — во Франции майские выборы 1924 года, прошедшие под знаком банкротства «национального блока», победившего на выборах 1919 года, — при безостановочном падении франка, безостановочном росте дороговизны жизни, фашистско-диктаторских поползновениях президента республики Мильерана, — дали победу «левому блоку», возглавленному Э. Эррио. Но под давлением финансовой олигархии левые правительства пали одно за другим, и Пуанкаре вернулся к власти с программой, которая была принята (в палате 24 июля 1926 г.) майским большинством: борьба с финансовой и политической спекуляцией на понижение франка, поддержка плана Дауэса, отказ от инфляции, увеличение налогов на капиталы, повышение пошлин, косвенных налогов и т. д. Внешняя политика Франции с 1924 года характеризуется англо-французским компромиссом: 1) лондонское соглашение, положившее конец оккупации Рура, и 2) женевский протокол 2.Х. 1924 года, представлявший уступку лейбористского правительства французскому «демократическому» правительству — принятие англичанами формулы «безопасность, арбитраж, разоружение», взамен согласия французов на созыв конференции по разоружению на 15.VI. 1925 года. К ноябрю 1924 года женевский протокол подписали 15 государств франкофильской ориентации, британские же доминионы высказались против ратификации его, то есть против увеличения обязательств, возлагаемых на британскую империю статутом Лиги наций. Когда в октябре правительство Макдональда пало, новый министр иностранных дел Чемберлен заявил отказ от женевского протокола, мотивировав это тем, что протокол «скорее привел бы к международным осложнениям и новым войнам, чем способствовал бы установлению всеобщего мира». Италия и Япония поддержали английскую позицию. Протокол был этим аннулирован, и Франция взяла обратно свое согласие на созыв конференции по разоружению в 1925 году. В то же время французское правительство восстановило дипломатические отношения с СССР (28.Х. 1924 г.), чему предшествовал ряд признаний советского правительства: Италия — 7.II, Норвегия — 15.II, Австрия—25.II, Греция — 8.III, Швеция — 15.III, Китай — 31.V, Дания — 18.VI, Мексика — 4.VIII. За Францией последовала Япония — 20.I. 1925 года.

1925-й год дал картину «поляризации» двух лагерей: империалистической реакции (с английскими твердолобыми во главе) и антиимпериалистического фронта. В английских правящих кругах определились две тенденции: «изоляционистская», нашедшая свое полное выражение в отказе от женевского протокола, и «европейская», выразителями которой были Остин Чемберлен и Болдуин и которая привела в 1925 году к локарнским соглашениям. Последняя не могла удовлетвориться отказом от женевского протокола потому, что стремилась гарантировать безопасность самой Англии при помощи Франции и Бельгии (со стороны Ламанша) и обеих этих стран, вместе с Данией, со стороны Северного моря. Часто сопутствует этой тенденции убеждение, что Германия не напала бы в 1914 году, и в будущем, не нападет на Францию, если бы знала, что Англия состоит в оборонительном союзе с Францией. Английское правительство предложило германскому возобновить то предложение западноевропейского пакта, которое было сделано еще в декабре 1922 года Куно (когда он был канцлером), но тогда не встретило сочувствия Пуанкаре, теперь же, —  в виду провала женевского протокола и усилившегося участия в европейских делах США (то есть увеличения средств давления на Францию) — имело шансы на успех. После неудачных попыток сепаратного соглашения с Францией без Англии и с Англией без Франции, правительство Лютера-Штреземана предложило пакт о соблюдении мира между державами, «заинтересованными на Рейне» (германская нота 9.II. 1925 г.), — а именно Англией, Францией, Италией и Германией — под гарантией США. (Не упоминание Бельгии было объяснено немцами как простая «забывчивость», которая и была ими, по требованию Франции и Англии, исправлена). При обсуждении проекта локарнского трактата генерал Смэтс (Южная Африка) неизменно заявлял, что суть этого проекта заключается в чемберленовском стремлении создать «новый Священный Союз». Чемберлен защищал в палате общин 24.III свою политику тем, что «все великие войны, веденные Англией, вызваны были необходимостью предотвратить превращение какой-либо крупной военной державы в европейского гегемона и хозяина на берегах Ла-Манша и в портах Нидерландов» и что дело идет теперь о том же, то есть о гарантиях не только против Германии, но, в сущности, и против Франции. При этом Чемберлен уверял, что ни Польша, ни Германия «не намерены нарушить мир на общих своих границах», — тогда как польский министр иностранных дел Скржинский объявил германский маневр прологом к пересмотру германо-польской границы и сравнил западноевропейский пакт с принятием противопожарных мер в одной части музейного здания, при сохранении в полном объеме опасности пожара в соседних комнатах. Эррио держался этой же точки зрения, но 10 апреля потерпел поражение в сенате и уступил место премьера Пенлеве, а портфель министра иностранных дел — Бриану. 23 апреля Польша и Чехословакия подписали в Варшаве соглашения, сблизившие Польшу с Малой Антантой. Англия настаивала на эвакуации кельнской зоны, Франция ставила это в зависимость от гарантии безопасности и соблюдения Германией режима разоружения. Попытки найти общий ответ на февральскую германскую ноту вследствие этого не удавались до 4 июля, когда финансовое, главным образом, давление заставило Бриана окончательно принять английскою точку зрения во французском ответе, вручённом в Берлине 16 июня. Франция и Англия согласились по вопросу о вступлении Германии в Лигу наций; разногласие оставалось по вопросу о том, как будет решаться вопрос о выполнении Англией обязанности участника и гаранта «рейнского мира»: односторонним ли решением Англией вопроса, кто явился при нарушении мира агрессором или же точным определением агрессора (в пакте), которое связало бы свободу действий английского правительства. Бриан 8 августа приехал в Лондон добиваться действительной гарантии для Франции, но вынужден был уступить и принять английское условие — чтобы агрессия, влекущая за собою вмешательство Англии, была «очевидной» (flagrant), в сомнительном же случае спор об «очевидности» может (английская уступка) передаваться на решение Лиги наций. В заключительной стадии переговоров германское правительство сделало попытку обусловить свое участие в конференции в Локарно эвакуацией северо-рейнской зоны и даже поднять вопрос о разоружении, но и английское правительство (не говоря о французском) отказалось связать все эти вопросы в один узел. 16.Х. 1925 г. были подписаны в Локарно: 1) заключительный протокол; 2) пять приложений к нему, а именно: а) договор о взаимной гарантии между Германией, Бельгией, Францией, Великобританией и Италией, — «рейнский пакт», б) конвенция об арбитраже между Германией и Бельгией, в) то же между Германией и Францией, г) договор об арбитраже между Германией и Польшей и д) то же между Германией и Чехословакией; 3) коллективная нота участников конференции, адресованная Германии по поводу § 16 статута Лиги наций; 4) договоры между Францией и Польшей и между Францией й Чехословакией. Локарнское соглашение было поддержано дипломатией США. Президент Кулидж, приветствуя заключение его, высказался в том смысле, что вопрос о сухопутном разоружении Европа будет решать без участия США, но проблема морских вооружений должна будет обсуждаться, конечно, при участии США. Добившись досрочной эвакуации рейнского левобережья и вступивши в Лигу наций (в 1926 г.), Германия подписала с СССР торговый договор (12.Х. 1925 г.) и договор о ненападении и взаимном нейтралитете (24.IV. 1926 г.). Политика изолирования СССР потерпела неудачу и в других направлениях: 17.XII. 1925 года СССР подписал договор о ненападении и взаимном нейтралитете с Турцией; 31.VIII. 1926 г. — с Афганистаном и 28.IX. 1926 г. — с Литвой о дружбе и ненападении. Ощутительные результаты эта политика принесла лишь на Дальнем Востоке, в Китае. Национально-революционное движение заставило китайское правительство подписать 31 мая 1924 года соглашение с СССР, но затем давление извне повело китайскую правящую клику по иной дороге, несмотря на то, что народные массы явно симпатизировали СССР и видели врагов Китая в Англии и в Японии.

Финансовая конференция в Париже — с участием США — установила порядок и очередь получений по репарационным платежам. По отчету генерального агента первый год выполнения плана Дауэса дал удовлетворительные результаты. По отчету американской World War Debt Commission состояние международной военной задолженности к концу 1925 года представляло следующую картину: 20 государств в общем имели в США задолженность в 10 338 058 352 доллара. Из этих стран одна Куба погасила свой долг (10 млн. долларов); 5 стран (Финляндия, Англия, Венгрия, Литва, Польша) заключили с США соглашения, урегулировавшие вопрос об их долгах погашением в течение 62 лет; с Францией переговоры кончились неудачей; Австрия получила отсрочку до 1943 года.

В 1926 году французская дипломатия, опираясь на франко-германские картели тяжелой индустрии и на проекты экономической реконструкции Европы при посредстве Лиги наций, пробовала создать единый фронт европейских государств по отношению к США. Однако, в том же 1926 году локарнская «идиллия» нарушилась тревожным оборотом франко-итальянских отношений.

Италия, с одной стороны, заключила с Испанией договор о дружбе, согласительной процедуре и юридическом урегулировании споров (7.VIII. 1926 г.), с другой — военно-союзный договор с Албанией (28.XI. 1926 г.), означавший разрыв итало-югославской Антанты и вызвавший уход в отставку «италофильского» министра иностранных дел Югославии Нинчича. За опубликованным итало-испанским договором подозревалось секретное соглашение, направленное против Франции; договор же с Албанией означал приступ к превращению ее в итальянский протекторат, то есть обострял до крайности итало-югославские отношения, затрагивая интересы и обязательства Франции. Этот взрыв итальянской активности в Средиземном море (и одновременно в Иемене) показал, что Локарно, во всяком случае, не усилило положения Франции в Европе.

В сентябре 1926 года состоялось торжественное появление представителей Германии в Лиге наций и занятие ими постоянного места в Совете Лиги наций. Главные представители Франции и Германии в Лиге наций, Бриан и Штреземан, провели 4¹/₂ часа вместе в Туари (близ французско-швейцарской границы). Согласно информации германского происхождения дело шло о франко-германском компромиссе следующего содержания: Франция согласна на эвакуацию 2-ой и 3-ей зон рейнской оккупации в течение 1927 года, на возвращение Саарской области в том же году, на возвращение Германии Эйпена и Мальмеди; Германия согласна на уплату Бельгии 120 млн. золотых марок за Эйпен-Мальмеди и 250-300 млн. золотых марок Франции за возврат саарских копей, на активную поддержку курса железнодорожных германских обязательств на сумму 1¹/₂ млрд. золотых марок, на отказ от лондонского соглашения 1924 года в отношении льгот по уплате процентов и погашения по этим обязательствам. Публичным поводом к последовавшему признанию бесед в Туари совершенно частными и необязательными была речь Штреземана в Женеве по вопросу об ответственности за войну. Однако, беседы эти, даже будучи облечены в форму соглашения, остались бы беспочвенными, если бы США не дали согласия на участие американских банков в финансовой части этого соглашения, неосуществимой без их участия. Между тем США, в виду неплатежа Францией военных долгов Америке, по-видимому, отказались участвовать в этой сделке и этим аннулировали туарийский компромисс.

Вопросами безопасности и разоружения в 1927 году занимались третья сессия подготовительной к конференции по разоружению комиссии Лиги наций в Женеве, с 21 марта по 26 апреля, и морская конференция трех стран (Англии, США и Японии) там же с 24 июня до 4 августа 1927 года. Ни здесь, ни там не было достигнуто никаких положительных результатов. В то время, как во Франции прошел закон о военной организации всего населения страны в случае войны, основанный (по словам Клотца, докладчика в сенате) на понятии «тотальной войны», то есть участия в войне всего населения и всех ресурсов страны, — французское министерство иностранных дел, в поисках обеспечения мира, встретило готовность США присоединиться к такому соглашению, которое признавало бы неправомерным актом всякую войну. В декабре 1927 года нотой Келлога (от 28 декабря) правительство США в ответ на инициативу Бриана (исключить возможность войны между Францией и США договором между ними) предложило «исключить войну из числа средств ведения национальной политики» вообще, путем многостороннего договора. 27.VIII. 1928 года был подписан «пакт Келлога», а 21.VIII США предложили СССР, через французского посла в Москве, присоединиться к этому пакту, на что последовал ответ, выяснивший позицию СССР — не только против войны в узком смысле этого слова, но и против интервенций, блокад, оккупаций и за действительное разоружение. 29.XII. 1928 года последовало советское предложение Польше о немедленном введении в действие пакта Келлога, и 9.II. 1929 года в Москве соответствующий протокол был подписан СССР, Польшей, Эстонией, Латвией и Румынией. К нему присоединились Турция — 27.II, Персия — 3.IV, Литва — 5.V и Данциг — в июне того же года.

В то время, как советская дипломатия, несмотря на открыто враждебную политику влиятельнейших правительств, успешно проводила в защиту великого социалистического строительства активную политику борьбы за мир, локарнская комбинация с двух сторон взрывалась: ростом реваншистского национализма в Германии и азартной спекуляцией на ослабление позиций Франции со стороны итальянского фашизма. В течение 1926 и 1927 годов все внешнеполитические декларации Муссолини шумно заявляли о необходимости для Италии господствовать на Средиземном море и о невыносимом положении Италии, приравненной версальским миром к побежденной Германии с точки зрения «обделенности» ее колониями. Со страниц итальянской прессы не сходили вопросы о пересмотре (в пользу Италии) танжерского статута, об итальянской колонизации французской Африки (125 тысяч итальянцев во французских Тунисе, Алжире, Марокко — против 27 тысяч итальянцев в итальянской Ливии), о перераспределении мандатов, в связи с восстаниями в Сирии и в Марокко. Показательны были: итало-венгерский договор 5.IV. 1927 года, открывший Венгрии Фиуме (порто-франко), и, особенно, итало-румынский договор, предоставивший Румынии на льготных условиях военное снаряжение одновременно с обнаружением нелегального снабжения Венгрии итальянскими пулеметами. При содействии Англии Италия получает равные с Францией права в Танжере и преимущественное положение (железнодорожная концессия) в Абиссинии.

Известную активность  проявила Англия (в долине Ян-цзы), продолжавшая ускоренно строить сингапурскую военную базу, в то время как Япония завязала с США переговоры о железнодорожном маньчжурском займе.

Ликвидация конфликта с Швейцарией открыла возможность советским представителям участвовать в женевских собраниях. Лига наций продолжала топтаться на месте; советский проект разоружения был задержан обсуждением и в следующем году отклонен. Наступательная английская политика (см. выше) сказалась не только в Польше и в Прибалтике, но и во Франции, которой сделано было Союзом ССР предложение урегулировать вопрос о русских долгах на основе получения во Франции кредитов, но которая ответила отказом, в значительной степени сообразуясь с английской политикой. С другой стороны, французская дипломатия не поддержала старания английской заострить польскую политику против СССР.

 1928 год принес значительное улучшение международного политического положения Франции, главным образом вследствие резкого отражения англо-американского антагонизма в европейской политике. Важнее всего было то, что Англия, обеспокоенная бриановским предложением «вечного мира» с США, воспользовалась превращением политического плана двухстороннего пакта в неопределенное многостороннее объявление войны «вне закона» и, с своей стороны, заключила с Францией военно-морской «компромисс». Последовавшие газетные разоблачения англо-французского военного союза, может быть, и содержали преувеличения, но факты показали действительное восстановление англо-французского сотрудничества в полном объеме: в августе 1928 года английская дипломатия совместно с французской предъявила Болгарии требование прекратить антиюгославскую деятельность в Македонии; в вопросе о продолжении рейнской оккупации первая также солидаризировалась о последней, обманувши ранее возбужденные Англией надежды Германии на досрочную эвакуацию; итальянская активность сразу же притупилась во всех сферах французских интересов, и начались даже разговоры о возможности установления итало-французской Антанты; в Польше прекратилась английская борьба с французским влиянием и наметилось польско-румынское — под французским патронажем — сближение; Греция, подписавшая с Италией договор о дружбе и арбитраже, поторопилась заключить такой же договор и с Югославией.

В сентябре 1928 года состоялось в Женеве решение приступить к окончательному урегулированию проблемы репараций: до этих пор даже вопрос о числе годовых германских взносов оставался не вырешенным в плане Дауэса. Но когда германское (социал-демократическое) правительство поставило там же вопрос о досрочной эвакуации Рейнской области, то, — при полном безучастии со стороны англичан, Бриан ответил, что о ней не может быть и речи, пока Германия не даст гарантии выполнения своих репарационных обязательств.

На сообщение об англо-французском соглашении, США ответили прямым осуждением его и внесением в конгресс — не спешивший ратифицировать пакт Келлога — громадной военно-судостроительной программы (15 крейсеров в 10 тысяч тонн каждый). Некоторые акты США имели характер прямых антибританских выступлений: так, Келлог подписал с египетским правительством, находившимся в конфликте с Англией («4 требования»), договор о дружбе и арбитраже; после подписания в Париже пакта он поехал с визитом к главе Ирландского свободного государства, отказавшись посетить Лондон. В то время как английская дипломатия и Детердинг вели свою подрывную работу против СССР, «Стандарт-Ойль» лояльно сотрудничал с советским нефтеэкспортом, и во влиятельных американских кругах заметно выросло тяготение к СССР. Так была заключена сделка на 26 миллионов долларов «Дженерал электрик К^о» с кредитом на 5 лет в то самое время, когда антисоветский «Комитет Кредиторов России» притянул на свою сторону германских банкиров в разрез с раппальским соглашением.

1929 год был переходным к катастрофическому мировому кризису 1930 и следующих годов. Экономическая конъюнктура ухудшилась, и борьба за рынки сбыта обострилась уже во второй половине этого года. Иностранные эмиссии США в 1928 году сократились на ¹/₃ по сравнению с 1925 годом, в Англии — почти на 50%. Повсеместно началась горячка протекционизма.

В этом году план Дауэса был заменен планом Юнга, определившим общую сумму германских платежей в 25 млрд. долларов и снявшим иностранный контроль с государственных доходов Германии, с рейхсбанка и с железных дорог. Досрочное прекращение оккупации рейнской области обусловлено было мобилизацией части платежных обязательств, превращавшей эту часть в обыкновенный государственный долг владельцам облигаций. 300-миллионный (в долларах) германский заем Франция и США принимали для размещения у себя. Контроль над выполнением Германией «версальских» обязательств передавался Лиге наций, что также несколько смягчало положение Германии. Однако, Германия должна была уплачивать по 2 млрд. марок в год, и всякие льготы, в связи с падением цен, были исключены; почва для национал-социалистской агитации оставалась благоприятной.

1930 год начался в Германии под знаком приближавшейся поляризации сил коммунистического рабочего движения и национал-социалистической контрреволюции. В июне новый канцлер, Брюнинг, заявил Гинденбургу о невозможности сохранения парламентского режима.

 Влияние мирового кризиса на международно-политические отношения сказалось прекращением эры послевоенного, буржуазно-социал-демократического пацифизма. «Социал-демократические партии, руководимые Вторым интернационалом, поверившие во всемогущество и вечность демократии и ее способность охранять мир и отказавшиеся поэтому и отучившиеся от всякой революционной борьбы с буржуазией, оказались в некоторых странах выбитыми из всех своих позиций. Вместе с этими партиями потерпела большой урон и радикальная интеллигентская и пацифистская часть мелкой буржуазии. К тому же выросло новое поколение людей, не знавшее, не испытавшее ужасов мировой войны и не зараженное, поэтому, антивоенными настроениями»... (Литвинов, речь на IV сессии ЦИК СССР). Обнажившаяся борьба и обострение противоречий, присущих мировому капитализму, мировым экономическим кризисам, усиливали «с каждым месяцем, с каждым днем» борьбу «за рынки сбыта, за сырье, за вывоз капитала».

 «Средства борьбы: таможенная политика, дешевый товар, дешевый кредит, перегруппировка сил и новые военно-политические союзы, рост вооружений и подготовка к новым империалистическим войнам, наконец — война» (Сталин, «Вопросы ленинизма», изд. 10-е, стр. 353).

 Главное из противоречий между империалистическими странами – между США и Англией – сказалось обнаженнее всего в Южной Америке, где на почве этого противоречия возникла  трехлетняя война из-за Чако, с не меньшей силой — в Китае, в колониях, в доминионах, с не меньшей обнаженностью и силой — в переговорах о морских вооружениях.

Американский нажим (см. выше) вызвал поездку английского премьера (снова Макдональда) в Вашингтон. В Версале англичане еще отказывали американцам в равенстве флотов; на вашингтонской конференции 1921 года они согласились на равенство линейных флотов, но восставали решительно против равенства вспомогательных морских сил (крейсеров и т. п.); на женевской конференции американское требование равенства крейсерских флотов было англичанами категорически отвергнуто; теперь же, в 1929 году, Макдональд отправился в Вашингтон именно для того, чтобы заявить об английской капитуляции в «крейсерском вопросе», - то есть о сдаче вековой позиции Англии как гегемона на морях. Значение этого события усугублялось тем, что в это самое время разрабатывался в США таможенный тариф, неблагоприятный для Англии и крайне обострилась англо-американская борьба из-за Аргентины.

 В основное противоречие этих двух могущественнейших империалистических систем вплетается японо-американское противоречие, обостренное до крайности внутренними противоречиями японского военно-феодального империализма под активизировавшим его завоевательные тенденции влиянием кризиса. Японо-американский антагонизм — при использовании Японией в полной мере англо-американского противоречия, то есть при широком вооруженном наступлении Японии на Китай, — в известной степени маскирует «главное противоречие», которое, однако же, определяет и смелость, и ширину японской вооруженной экспансии и нерешительную, колеблющуюся позицию США на Дальнем Востоке. Кризис обострил вопрос о «военных долгах», то есть усложнил американо-европейские отношения, в которых и борьба за германскую арену экспорта капитала играла не последнюю роль. Все это должно было парализовать усилия США объединить действия капиталистической дипломатии для защиты «общих интересов» при нарушении целости и независимости Китая тогда, когда дело шло уже не о поддержке милитаристских банд против СССР, а о противодействии японскому военному наступлению на Китай. Вместе с тем, в разожженную кризисом войну мировой буржуазии со своими колониями и борьбу ее из-за полуколоний вклинилась «явная и скрытая работа по подготовке интервенции против СССР», — «разрыв английского консервативного кабинета с СССР, захват КВЖД китайскими милитаристами, финансовая блокада СССР, «поход» клерикалов во главе с папой против СССР, организация вредительства наших спецов агентами иностранных государств, организация взрывов и поджогов, вроде тех, которые были проделаны некоторыми служащими «Лена-Гольдфильдс», покушения на представителей СССР (Польша), придирки к нашему экспорту (США, Польша) и т. п.». Встречные силы, парализовавшие осуществление интервенции в планировавшейся широте, — по определению товарища Сталина — «сочувствие и поддержка СССР со стороны рабочих капиталистических стран, рост экономического и политического могущества СССР, рост обороноспособности СССР, политика мира, неизменно проводимая Советской властью» (там же, стр. 358).

В 1929 году нанкинское правительство продолжало политику провокационной борьбы с национальной революцией. Лицемерно провозглашая отмену навязанных Китаю неравноправными договорами таможенных тарифов, оно, само подталкиваемое иностранной агентурой, подталкивало маньчжурских милитаристов на авантюру против СССР в расчете на поддержку и США, и Японии, и Англии, и даже Германии и в надежде, что северная китайская военщина, ввязавшись в борьбу против СССР, пойдет на объединение с Нанкином для совместной борьбы с революцией. Указанные выше факторы, а также тревога, вызванная неуклонным осуществлением великого плана социалистического строительства в СССР, вместе с расчетом найти выход из лабиринта империалистических противоречий за счет СССР, вызвали попытку «прощупывания штыком» обороноспособности Советского Союза на КВЖД, одновременно с подрывной работой английской агентуры на Среднем и Ближнем Востоке, в Афганистане, в Персии и в Турции. В последних двух странах работа эта не поколебала основ мира, прочно заложенных советской дипломатией; напротив, ангорский советско-турецкий декабрьский протокол еще более сблизил Турцию с СССР. В Афганистане, в результате усилий английской агентуры, рухнул режим своеобразного «просвещенного абсолютизма» Амануллы. Но на Дальнем Востоке Красная армия нанесла сокрушительный удар северокитайской военщине и русской белогвардейщине. Удар этот был настолько молниеносен и решителен, что раздутый на Западе одновременно с «прощупыванием» на Востоке «крестовый поход» против СССР превратился из «штурма» в осадную, потерявшую остроту кампанию. Этот «крестовый поход», организованный, главным образом, английской «твердолобой» реакцией, при ближайшем участии Ватикана и прочих церковных организаций финансового капитала Европы и Америки, завершил собой год, начатый московским протоколом о досрочном введении в действие пакта Келлога. Разгром китайско-белогвардейских банд вызвал попытку дипломатического вмешательства: американскую ноту от 3.XII. 1929 года, переданную наркоминделу Литвинову через французского посла в Москве, выражавшую «надежду, что Китай и Россия воздержатся или откажутся от враждебных действий», и английскую такого же содержания, переданную норвежским посланником. Ответное заявление М. М. Литвинова, переданное Эрбетту (французский посол), разъяснило смысл и характер провокационной политики нанкинского правительства, отвергало права третьих сторон вмешиваться в переговоры СССР с Китаем и выражало «изумление по поводу того, что правительство США, которое по собственному желанию не находится ни в каких официальных отношениях с правительством Советского Союза, находит возможным обращаться к нему с советами и указаниями». В то время как конфликт с Китаем советская дипломатия ликвидировала хабаровским протоколом на основе восстановления мира и доверия между трудящимися СССР и Китая, американские «твердолобые» искали восстановления своего престижа в нажиме на мексиканское правительство, вынужденное этим нажимом разорвать отношения с СССР (формально 23.I. 1930 г.). Все, чего могли добиться, в свою очередь, английские «твердолобые», это предписать лейбористскому правительству Макдональда поставить СССР предварительные условия возобновления дипломатических отношений между Англией и СССР, что затянуло переговоры между Гендерсоном и Довгалевским; лишь 3 октября 1929 года был подписан протокол, ликвидировавший разрыв англо-советских отношений.

1930 год проходил под знаком достигшего полной «зрелости» мирового кризиса: на 1 января в США числилось 6 миллионов безработных; Англия бросилось за помощью к своим доминионам; в Германии еще сентябрьские выборы ознаменовались крахом буржуазно-пацифистских и социал-демократической партий; во Франции трижды сменились правительства; произошел переворот в Румынии; пала диктатура в Испании; вспыхнули революции и в государствах латинской Америки. По примеру США, повсюду воздвигались протекционистские таможенные барьеры.

С развитием мирового экономического кризиса наступало «обнажение и обострение противоречия между странами-победительницами и странами побежденными», в особенности между Францией и Германией. «План Юнга», превозносившийся как окончательное и полное решение репарационного вопроса, рассматривался в Германии как этап на пути к окончательному и полному освобождению от версальского мира. Очищение «третьей» рейнской зоны в июне этого года произвело в Германии лишь тот эффект, что на первый план националистическая агитация выдвинула теперь вопрос о восточных границах, не переставая протестовать против «порабощения двух поколений германского народа» по плану Юнга. Таким образом, снова частичные уступки вызвали лишь обострение внешнеполитической и внутреннеполитической борьбы, причем в Германии националистическая демагогия имела возможность маскировать свою службу финансовой олигархии не только антисемитской демагогией, но и внешнеполитическими лозунгами борьбы с французским империализмом.

Лондонская конференция пяти держав (США, Англия, Франция, Япония и Италия) в течение трех месяцев обсуждала вне Лиги наций проблему нормирования морских вооружений. Выработанный договор целиком не мог быть принят вследствие разногласия между Францией и Италией; последняя добивалась равенства с Францией, Франция ей в этом отказывала. Поэтому наиболее важный, третий раздел был подписан только США, Англией и Японией; раздел этот санкционировал равенство морских вооружений США и Англии. Подготовительная комиссия конференции Лиги наций по разоружению закончила выработку компромиссного (между Англией и Францией) проекта и назначила созыв конференции на январь 1931 года. Между тем, агитация в Германии по поводу восточных границ обострила отношения и с Польшей, и с Францией, и с Чехословакией. Итальянская дипломатия предприняла маневр сближения с Германией, муссируя идею пересмотра мирных договоров и навязывая свое покровительство Австрии, Венгрии и Болгарии.

Английская внешняя политика, отягощенная расцветом гандистского и ростом революционного движения в Индии, стремилась, главным образом, к охране целости и интересов британской империи; наступательная активность ее ослабела; лейбористский кабинет вел в отношении и США, и Франции, и СССР компромиссную политику. Напротив, в Японии обозначилось сильное недовольство военно-морских кругов подписанием и ратификацией лондонского морского соглашения.

Под знаком беспримерного расширения и углубления кризиса проходил в капиталистическом мире «страшный» (annus terribilis) 1931 год. При общем обострении международных противоречий попытки смягчить хотя бы некоторые из них были отброшены. Правда, Германия (Брюнинг) начала год заявлениями о своей готовности «продолжать» политику выполнения договоров и оздоровления германских финансов. Однако, при возрастающем нажиме со стороны гитлеровской организации в эту политику включено было экономическое объединение с Австрией. Декларация Курциуса (германский министр иностранных дел) от 31 марта по поводу таможенного австро-германского союза выдвинула на первый план проблему «аншлюса», ударивши в то же время по французскому плану дунайской таможенной «федерации». Под давлением Франции и Англии германское правительство вынуждено было от осуществления своего проекта отказаться. Финансовое давление на Австрию и Германию еще более обострило их экономическое положение. На этом основании Германия потребовала моратория по репарационным платежам. В Чекерсе Брюнинг и Курциус посетили Макдональда и получили от него доброжелательные обещания, по-видимому, оказать содействие в получении американской помощи. 20 июня Гинденбург обратился непосредственно к президенту Гуверу с призывом о помощи письмом, переданным по телеграфу. Гуверовское предложение о всеобщем моратории по долгам совпало с этим обращением. 7 июля в Париже состоялось соглашение с французским правительством, против медлительности которого в Германии велась ожесточенная кампания, несмотря на предоставленный Германии для облегчения ее положения 100-миллионный краткосрочный кредит (25 июня). 13 июля лопнул один из крупнейших германских банков («Данатбанк»), и Брюнинг с Курциусом вызваны были в Париж для соглашения о мерах предотвращения банкротства Германии. Гуверовский план был, затем, утвержден конференцией 7 держав, и были продлены Германии кредиты. Новый пересмотр репарационного вопроса был в принципе решен, и на январь 1932 года назначен был созыв для этой цели конференции. Давление «национальной оппозиции» вынудило Брюнинга исключить из правительства Курциуса и Вирта как особенно ненавистных фашистам проводников политики компромиссов и сохранения республиканско-парламентского режима. В новогодней речи Гинденбург заявил, что германский народ принес все жертвы, какие мог, и что теперь он вправе требовать от других правительств выполнения их долга перед Германией.

Падение курса фунта стерлингов и отказ от золотого стандарта, в связи с обострением внутреннего положения на почве борьбы за переложение тяжести кризиса на трудящихся и с революционным движением в Индии, ослабляло международную позицию Англии. В августе Английский банк во главе влиятельнейших банкиров и промышленников предъявил категорическое требование правительству «сбалансировать бюджет» путем сведения к минимуму пособий для безработных в первую очередь. Требование это было подкреплено ссылкой на то, что оно представляет условие, поставленное американскими банкирами для получения займа в 25 миллионов фунтов стерлингов, необходимого для разрешения валютного кризиса. Лейбористское правительство Макдональда согласилось провести сокращение и пособий безработным, и вообще расходов по охране труда, здоровья и культурных интересов населения; возмущение рабочих масс не уступало в силе настроению, предшествовавшему генеральной стачке 1926 года; под давлением его профсоюзные центры высказались против правительства, и часть лейбористских министров (Гендерсон и др.) отказалась от проведения плана, выработанного правительством совместно с банкирами и лидерами буржуазных партий. Макдональд, уговорившись с последними о составлении коалиционного («национального») правительства, представил 24.VIII королю отставку кабинета, и тотчас же получил поручение составить новое правительство, образованное им в составе 4 лейбористов-диссидентов, 4 консерваторов (Болдуин и др.) и 2 либералов. Центральные органы профсоюзов и лейбористской партии ограничились словесными и бумажными протестами против перехода Макдональда на открытую службу реакционнейшей части буржуазии. 28 августа был опубликован лейбористский манифест протеста; в тот же день Английский банк получил кредиты на 40 млн. фунтов стерлингов и от США, и от Франции, и новый кабинет Макдональда приступил к реализации «сбалансирования бюджета» за счет трудящихся и проведению «твердого курса» в Индии.

Кризис и в США достиг такой силы, что обсуждались проекты уничтожения урожаев хлопка и т. д. Доллар начал падать; золото текло отовсюду во Францию. В ноябре в Вашингтоне Гувер и Лаваль (французский премьер) согласились о совместных мерах к восстановлению золотого стандарта. США при этом поступились своим диктаторским положением в вопросах о репарациях и о продлении гуверовского моратория. По существу, Франция могла использовать свое положение только для того, чтобы продолжить политику вооруженного мира. Италия обратилась за финансовой помощью к США. Лишь в Испании, где общий кризис вызвал крушение монархии, новая республиканская конъюнктура сложилась к выгоде Франции, что дало повод германской и итальянской прессе обвинять французское правительство в низвержении Альфонса XIII и поддержке революции.

Важнейшим событием этого года была японо-китайская война — завоевание Маньчжурии японцами (Мукден занят 18 сентября, бои на Нонни 4-7 ноября), полностью использовавшими европейско-американские затруднения и противоречия для осуществления давних своих планов (Шимонозеки, Портсмут, 21 требование 1915 г.). В течение 10 лет после Вашингтонской конференции Япония, не нарушая мира, вооружалась; военные расходы в ее бюджете составляли от 28 до 48%. В 1924 году США ввели закон об иммиграции, отменивший «джентльменское соглашение» 1907 года, и абсолютно воспрещавший японскую иммиграцию на территории США. После сентябрьского землетрясения 1923 года (550 млн. фунтов стерлингов убытков) потребовалось 7 лет для восстановления разрушенной Иокогамы. Резко усилившееся со стачки 1919 года в Кобе (35 000 участников) рабочее движение чрезвычайно обострило в этот период положение; правительственная энергия сконцентрировалась на борьбе с «опасными мыслями»; в то же время японский капитализм частично реконструировал свою индустрию, добившись в частности в текстильной промышленности рыночного превосходства над английской. Американский иммиграционный акт 1923 года принят был в Японии внешним образом спокойно. Япония отказалась от участия в бомбардировке Шанхая англо-американскими судами, несмотря на то, что японское консульство пострадало при бурных антиимпериалистических демонстрациях в Шанхае. Но уже в это время военщина и партия сейюкай требовали «активной» политики, добились отставки Сидехары и оккупации Шандуня. Сидехара, вернувшись к власти, отозвал войска. Милитаристы удвоили усилия, аргументируя свое требование «не упускать времени» усилением национального движения в Китае, а также быстрым ростом экономической и военной мощи СССР. Кризис со всею силой охватил Японию: внешняя торговля ее, несмотря на достижения капиталистической «рационализации» японской легкой промышленности, упала в течение года на ¹/₃ оборота, — максимальное падение для всех капиталистических систем мира. К «естественному» сокращению сбыта шелка и хлопчатобумажных тканей присоединились китайский бойкот и почти запретительные таможенные тарифы в британских доминионах.

Созванная в том же 1930 году в Лондоне конференция по ограничению морских вооружений поставила перед японскими милитаристами вопрос об ограничении строительства вспомогательных военных судов, не включенных в постановления Вашингтонской конференции. Когда японские делегаты отказались от этого ограничения, Макдональд обратился через их голову к премьер-министру в Токио и получил согласие японского правительства подписать соглашение. Возмущение японской военщины достигло крайних пределов: через две недели после ратификации лондонского соглашения (октябрь 1930 г.) японский премьер был убит, и политическое руководство перешло к империалистам военно-фашистского лагеря. Взрыв бомбы на Южно-Маньчжурской железной дороге 18 сентября явился поводом к выполнению тщательно подготовленной и разработанной программы, начавшейся оккупацией Мукдена. Программа эта ни для кого не являлась тайной; корреспондент нью-йоркской «Herald Tribune» в том же сентябре телеграфировал из Мукдена: «Удостоверяю, что дело идет об образовании марионеточного («puppet») «независимого» маньчжурского правительства под властью японской военщины».

1932 год представлял дальнейшее развитие контраста между неуклонным, планомерным строительством в СССР и развалом капиталистического мира.

Таможенная война всех против всех продолжалась. Все попытки ввести в капиталистическую экономику подобие планового начала свелись к проектированию на следующий год всемирной экономической конференции. Единственным положительным итогом 1932 года была лозаннская конференция (16 июня-8 июля), упразднившая репарации на основе вложения Германией 3 млрд. марок заемными обязательствами в Международный банк «реконструкции Европы». Таким образом, «баронский» кабинет фон Папена получил то, чего не могли добиться республиканские правительства Германии. Ратификация этого решения джентльменским соглашением между Англией, Францией, Италией и Бельгией была поставлена в зависимость от достижения соглашения между ними и США по вопросу о военных долгах. В этом США увидели создание единого фронта государств-должников против них. Вместе с тем заключен был 13 июля англо-французский договор о «доверии», то есть о кооперации «в духе статута Лиги наций» по всем вопросам экономической политики и разоружения, — «с полной искренностью во всех проблемах того же рода, каковы проблемы, разрешенные в Лозанне». Вопрос о военных долгах, который лозаннское предложение Италии связывало полностью с репарациями, остался отделенным от последних и нерешенным. Кабинет Папена мог еще держаться, хотя в июле выборы дали Гитлеру 13 733 000 голосов; ноябрьские выборы — после «похищения» Папеном гитлеровской программы — уменьшили на 2 миллиона эту армию. Гитлеровцы перешли к подготовке военного переворота и, в качестве последнего ресурса, Шлейфер занял место Папена.

Завоевание Маньчжурии Японией, под прикрытием японских военных действий (с января по май 1932 г.) в Шанхае (прекращение которых должно было составить «уступку» англо-американцам и примирить их с захватом японцами Маньчжурии), беспрепятственно продолжалось: дипломатия США стремилась создать общий фронт против Японии, но фактически стояла перед общим фронтом государств-должников против Америки. Европейская военная промышленность обслуживала одновременно и Китай, и Японию. 10.XII. 1931 года совет Лиги наций принял, с участием («одобрением») США, постановление о создании комиссии обследования (комиссии Литтона). Имелось в виду, что до окончания «следствия» японцы и китайцы останутся на своих позициях, — китайские войска занимали еще район КВЖД и Харбина, а также Мукден-Бейпинскую дорогу. Но 23 декабря японцы начали наступление в последнем направлении и 3 января 1932 года взяли Чин-Чоу, ликвидировав этим китайское сопротивление с юга, и тотчас же открыли операции в северном направлении. 7 января американское правительство обратилось с идентичными нотами к Китаю и Японии, предупреждавшими, что США не признают ни теперь, ни в будущем никаких фактических или договорных изменений прав Китая, фиксированных договорами США с Китаем и обеспечивающих его целость и неприкосновенность, если эти изменения произведены уже или будут произведены путями, несогласными с парижским пактом 27.VIII. 1923 года (так называемая «доктрина Стимсона», заключавшая, впрочем, оговорку о «законных правах» Японии в Маньчжурии). Японцы ответили 16 января, «что у Китая нет ни реальной власти, ни прав в отношении Маньчжурии», которая, на основе прав на самоопределение, стремится «вернуть себе независимость» от Китая (в 1900-1903 гг. царское правительство заявляло это же самое, японское же доказывало, напротив, что Маньчжурия — неотъемлемая часть Китая). 28 января японцы начали наступление на Чапей (Шанхай), а 28 февраля провозгласили «независимость» Маньчжу-Го. 11 марта собрание Лиги наций объявило обязанностью членов Лиги наций «не признавать положения, договора и соглашения, достигнутого средствами, противоречащими парижскому пакту» (Келлога), — формальный успех США. 12 марта Маньчжу-Го обращается за признанием ко всем правительствам, из которых одна Япония отвечает (в сущности — себе самой) утвердительно. Китайский антияпонский бойкот принес сокращение японского экспорта в Китай на 40%, тогда как до того сокращение его (по сравнению с 1931 г.) не превышало 22%. Еще чувствительнее для японцев было неожиданно-стойкое сопротивление 19-й армии в шанхайских боях (японских войск было 70 000; потери их – 3 000 убитых и раненых; китайские потери — 20 000). Концентрация американских (а затем и англо-французских) военных судов в Шанхае и прочие меры США имели целью поддержать в китайцах волю к сопротивлению без прямого вмешательства в их защиту. Обращение Китая за защитой к Лиге наций имело результатом воззвание (от 16 февраля) Совета Лиги наций «к чести» и «к лояльности» токийского правительства, от которого требовалось соблюдение девятистороннего Вашингтонского трактата и Парижского пакта, в виду готовности Китая принять все предложения Совета для мирного улаживания конфликта. Японское правительство ответило ультиматумом 18 февраля командованию 19-й армии. В Совете Лиги наций японский делегат Сато объяснил, что японцы действуют исключительно «в порядке законной самообороны против китайской агрессии», «точно так же, как в прошлом действовали в Китае европейские державы». 3 марта японцы взяли Ву-Сунские форты. Американский флот покинул Атлантический океан и весь сосредоточился в Тихом океане, еще 23 февраля пройдя Панамский канал; но морской департамент объявил в то же время, что эта концентрация не имеет никаких дипломатических целей. В мае японцы, после заключения гоминдановцами перемирия, эвакуировали шанхайский район. Отчет комиссии Литтона должен был быть рассмотрен 21 ноября, но был принят лишь 24 февраля 1933 года, результатом чего был лишь выход Японии из Лиги наций.

В своей внешнеполитической активности США были связаны не только финансовыми взаимоотношениями с европейскими державами, но и развитием революций (обострение классовой и антиимпериалистической борьбы в условиях феодального или полуфеодального строя, хронически потрясаемого военными переворотами и разлагаемого режимом господства и интервенции иностранного капитала) и военных конфликтов в латинской Америке, — гражданская война в Бразилии, революция в Чили, спор между Колумбией и Перу из-за Летиции, конфликт из-за Чако между Боливией (поддерживаемой США) и Парагваем (поддерживаемым Англией) — борьба за нефть и олово.

Проблема «разоружения» продолжала дебатироваться и в 1932 году, главным образом «гуверовский план» сокращения на ¹/₃ всех сухопутных сил. СССР поддержал этот «план», но в результате поправок и оговорок от того, во что превратился этот план, отказались даже и первоначальные его сторонники. Резолюция женевской конференции от 23 февраля выразила принципиальные пожелания: о сокращении всех вооружений, в особенности средств наступательных, о воспрещении воздушных нападений на мирное население, об ограничении калибра тяжелой сухопутной артиллерии, о запрещении химической, бактериологической и «поджигательной» войны. Принятие этой резолюции явилось поводом для Германии демонстративно уйти с конференции на том основании, что конференция не формулировала принципа равноправия Германии в отношении вооружения. Эта демонстрация (при «моральной» поддержке американской дипломатии, стремившейся завоевать германские симпатии) возбудила опасения, что правительство Папена готовится денонсировать V раздел Версальского договора и открыто вооружаться. 29 августа германское правительство предложило французскому вступить в отдельные переговоры о равенстве вооружений. Французское правительство опубликовало это предложение и свой отрицательный ответ на него, в котором говорилось, что Франция не желает вести такие переговоры помимо Лиги наций и США. Так как Англия предложила обсудить франко-германский спор в Лондоне (Англия, Франция, Италия и Германия при американском «наблюдателе»), то Франция поспешила противопоставить этому свой «план» в заседании конференции по разоружению 14 ноября. Этот план включал, наряду с ограничениями армий континентальной Европы, создание международной вооруженной силы, а также договоры о взаимопомощи между континентальными странами; Совет Лиги наций должен был большинством голосов решать вопрос о применении международной вооруженной силы, то есть о том, кто — агрессор и кто — жертва нападения. Обсуждение этого плана было отложено на 1933 год. На конференции 5 держав (2-11 декабря 1932 г.) Франция заявила, что готова принять принцип равноправия Германии в вооружениях «на основе общей системы гарантий безопасности для Франции и для других государств». Германия требовала отмены V раздела Версальского договора и немедленного осуществления равенства, без чего не соглашалась вернуться на конференцию о разоружении. Однако, она вернулась, как только Англия, Франция и Италия подписали декларацию, тождественную по существу с французским предложением. Уже 29.XI был подписан советско-французский пакт о ненападении, тогда как англо-советские отношения пережили новый кризис (денонсирование временного соглашения, заключенного в 1930 г., а затем в 1933 г. — введение эмбарго на экспорт СССР, «дело Метро-Виккерс»). Этот кризис закончился возобновлением торгового соглашения лишь в 1934 году. В том же 1933 году Китай восстановил нормальные отношения с СССР; советская дипломатия заключила пакты о ненападении с Финляндией (21.I. 1932 г.), с Латвией (5.II), с Эстонией (4.V), с Польшей (ратифицирован 27.XI), с Италией (2.Х. 1933 г.). Предложение такого пакта сделано было нами Японии еще в декабре 1931 года, но было отклонено под предлогом, что достаточно пакта Келлога (нарушителем которого в 1933 г. Япония была признана Лигой наций). Так же проволочками и враждебными маневрами встречено было сделанное в мае 1933 года предложение наше о продаже КВЖД, осуществленное лишь в 1935 году.

1933 год принес дальнейшее обострение внутреннеполитической борьбы классов и внешнеполитических противоречий в капиталистическом мире. Наиболее ярким выражением этого обострения были: приход к власти Гитлера в Германии в январе 1933 года, выход Японии из Лиги наций 27 марта (в ответ на резолюцию по докладу Литтона, признавшую Маньчжурию частью Китая) и выход Германии из Лиги наций 19 октября в ответ на принятие плана сокращений вооружений, сохранившего на ближайшее время (до 8 лет) неравенство вооружений стран-победителей и стран побежденных. Внешнеполитической частью программы, с которой Гитлер пришел к захвату власти, было вооружение Германии с лозунгом контрреволюционной войны буржуазной Европы против СССР и громко заявленным вожделением германско-империалистической экспансии на Востоке. Прикрытие реваншистских вожделений на Западе болтовней о «миссии на Востоке» никого не обмануло. (Пресса для внутренней пропаганды не стеснялась угрожать, заявляя: «Целью будущей войны является не какой-нибудь клочок земли, не провинция, не рынок; её цель, говоря прямо, — убить врага, уничтожить его навсегда, как народ» и т. д.). С этого времени проблема непосредственной военной опасности в Европе занимает первое место в мировой политике.

Маневры английской дипломатии, одновременно агрессивной в отношении СССР и благожелательно принимавшей антисоветские выступления гитлеровских агентов (поездка Розенберга в Лондон, меморандум Гугенберга), несмотря на возмущение английского общественного мнения (даже и влиятельных буржуазных кругов), ориентировали агрессивность гитлеровской Германии на Восток, в чем французская дипломатия отказывалась, однако, видеть освобождение Франции от германской опасности. Германская же агрессивность вырастала в борьбе за «равенство вооружений», одновременно взяв на прицел Австрию (подготовкой фашистского переворота и аншлюса изнутри) и поставив Польшу перед необходимостью выбирать между союзом с Германией или союзом с Францией в подготовлявшейся реваншистской фашистской войне.

Результаты мировой экономической конференции в Лондоне были весьма незначительны. Вопрос о военных долгах также не получил решения. И на экономической конференции, и на конференции по разоружению, во всех видах борьбы за мир, дипломатия СССР завоевывала исключительное положение; отметим заявление наркоминдела Литвинова о возможности размещения советских заказов на 1 млрд. долларов и о пакте об экономическом ненападении; замечательным успехом советской дипломатии было подписание 3-5 июля 1933 года, во время экономической конференции в Лондоне, конвенций с Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией, Турцией, Персией и Афганистаном, Чехословакией, Югославией и Литвой об определении нападающей стороны, с последующим присоединением Финляндии. Согласно статье II этих конвенций, будет признано нападающим в международном конфликте... «государство, которое первое совершило бы одно из следующих действий: 1) объявление войны другому государству; 2) вторжение своих вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию другого государства; 3) нападение своими сухопутными, морскими или воздушными силами, хотя бы и без объявления войны, на территорию, суда или воздушные суда другого государства; 4) морскую блокаду берегов или портов другого государства; 5) помощь, оказанную вооруженным бандам, которые будучи образованными на его территории, вторглись бы на территорию другого государства, или отказ, несмотря на требование подвергшегося вторжению государства, принять на своей собственной территории все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства». Приезд Эррио и визит французской авиации в Москву, установление (формальное) дипломатических отношений между СССР и Испанией; обмен с Италией «авиационными визитами» и, наконец, одно из важнейших событий года — признание СССР правительством (президент Рузвельт) США (16.XI. 1933 г.) — все это в значительной степени рассеяло опасность изоляции, созданную для СССР подписанием «пакта четырех» 7 июня 1933 года. Пакт этот подтверждал обязательства сигнатариев перед Лигой наций, локарнское соглашение, пакт Келлога и женевскую декларацию 11.XII. 1932 года: подписавшиеся под ним Англия, Германия, Италия и Франция обязывались сообща поддерживать мир (1), согласовывать между собою решение вопросов, связанных с применением статей 10, 16 и 19 статута Лиги наций (2),сообща стремиться к успеху конференции по разоружению (3), сотрудничать в вопросах экономического порядка в рамках Лиги наций (4). Этот пакт не помешал Германии покинуть конференцию по разоружению и Лигу наций, под предлогом неприемлемости установления «испытательного периода» и несоблюдения принципа равенства в вопросе о качественных сокращениях вооружений. Германский меморандум 18.XII. 1933 года, врученный французскому послу в Берлине, отвергал осуществимость разоружения вообще и требовал для Германии равенства вооружений, взамен участия Германии в пактах о ненападении. Переговоры по поводу этого меморандума продолжались в 1934 году. Тем временем, англо-франко-итальянский протокол 17.II. 1934 года подтвердил принцип независимости Австрии.

Характеризуя международно-политическую конъюнктуру конца 1933 года, М. М. Литвинов указал три «основные группировки государств, борьба между которыми заполняет в настоящее время международную арену»: 1) «Весьма немногие страны, которые либо уже заменили дипломатию военными операциями, либо, еще будучи к этому не подготовлены, собираются это делать в недалеком будущем». 2) Страны, имеющие «свои противоречия с другими странами, которые они не рассчитывают устранить иначе, как войной», но которые «еще не достигли такой остроты, чтобы война считалась актуальной. Считая, однако, войну неизбежной и неустранимой и, с другой стороны, не будучи слишком заинтересованы в сохранении всеобщего мира, они не хотят связывать себе рук и избегают, по возможности, обязательств, которые излишне, по их мнению, упрочивали бы мир, как пакты о ненападении, определение агрессии и т. п. Они, может быть, ничего не имели бы против маленькой драки между третьими государствами, в которую они сами не были бы вовлечены и из которой они могли бы извлечь некоторую выгоду, в особенности, если бы от таких драк мог пострадать наш Союз». 3) «Есть, наконец, и такие буржуазные государства — и их немало, — которые на ближайший отрезок времени заинтересованы в не нарушении мира и готовы направлять свою политику в сторону защиты этого мира».

«Организационный пакт» Малой Антанты (принятый делегатами Чехословакии, Югославии и Румынии в Женеве 16 февраля 1933 г.) целью ее ставил — «поддерживать мир и защищать общие интересы трех государств» и постановил, что все политические договоры каждой из трех стран Малой Антанты в будущем должны будут заключаться не иначе, как с одобрения Совета Малой Антанты (состоящего из министров иностранных дел). Заключение с СССР предложенных советской дипломатией соглашений, укрепляющих мир, равно как и установление вполне дружеских отношений с СССР (поездка Бенеша в Москву и заключение чехословацко-советского соглашения в 1935 г.) свидетельствуют об искренней политике защиты мира дипломатией Малой Антанты на данном историческом этапе. Отход Польши от этой политики ознаменовался сближением с Германией и неизбежным охлаждением отношений с Малой Антантой; до известной степени пошатнувшееся положение последней выправилось подписанием в Афинах 2.II. 1934 года балканского пакта Румынией, Югославией, Турцией и Грецией. Эта «балканская Антанта», являющаяся как бы продолжением Малой Антанты, несколько укрепила мир в юго-восточной Европе, где ему угрожает, с одной стороны, болгарский фашизм, мечтающий о «реванше», а с другой — итальянский фашизм, стремящийся сближением со странами, борющимися подготовкой войны против версальской системы мирных договоров, подкрепить свою политику империалистического великодержавия.

В разрез с линией охраны мира в Европе, в 1934 году продолжалось под прикрытием декларации о ненападении (26.I. 1934 г.) германо-польское сближение. В том же 1934 году были установлены дипломатические отношения между СССР и Румынией, Болгарией, Венгрией, Чехословакией. Между тем, как Германия и Япония покинули Лигу наций — 15.Х. 1934 г. 34 государства обратились к СССР с приглашением вступить в Лигу наций. Болдуин, Остин Чемберлен, Черчилль выступали в английском парламенте как сторонники активной борьбы с германской военной опасностью на континенте.

В. М. Молотов отметил на IV сессии ЦИК СССР (то есть еще в декабре 1933 г.) «сдерживающую роль Лиги наций по отношению к рвущимся к войне силам». Товарищ Сталин в интервью с американским журналистом («Правда», 4.I. 1934 г.) отметил положительное значение на данном историческом этапе Лиги наций как препятствия на пути развертывания войны. 18.IX собрание («ассамблея») Лиги большинством 38 голосов (по уставу достаточно было бы 28 голосов) против трех (Португалия, Голландия, Швейцария), при 7 воздержавшихся (Аргентина, Бельгия, Куба, Люксембург, Панама, Перу, Венесуэла), приняло СССР в Лигу наций с предоставлением ему постоянного места в Совете Лиги наций. В первой речи своей Литвинов оговорил, что СССР не несет ответственности за прежние решения Лиги наций, принятые без участия СССР, а также, что СССР считает подлежащими изменению статьи статута Лиги наций, узаконяющие расовое неравенство и в известных случаях войну (ст. 12, 15, 32 и 23).

В начале 1934 года состоялось досрочное введение в действие франко-советского торгового соглашения, в августе — ответный визит советской авиации во Францию, 5 декабря подписан Литвиновым и Лавалем в Париже протокол о восточном региональном пакте (совместная работа для осуществления его), к которому присоединилась Чехословакия, 9 декабря в Москве подписан франко-советский протокол о кредитах, — события, свидетельствовавшие о непрерывном дальнейшем росте международного влияния СССР. Состоявшаяся, наконец, сделка о продаже КВЖД в известной мере притупила остроту положения на дальневосточной границе СССР в то время, как главным очагом военной опасности стала гитлеровская Германия.

Одним из важнейших международных актов всей послевоенной эпохи является подписанный в Париже 2 мая 1935 года советско-французский договор о взаимной помощи, состоящий из 5 статей и протокола, содержащего 4 пункта.

Статья I: «В случае, если СССР или Франция явились бы предметом угрозы или опасности нападения со стороны какого-либо европейского государства, Франция и соответственно СССР обязуются приступить обоюдно к немедленной консультации в целях принятия мер для соблюдения постановлений статья 10 устава Лиги наций» («члены Лиги обязуются уважать и охранять против всякого внешнего нападения территориальную целость и … независимость всех членов Лиги. В случае нападения, угрозы или опасности нападения, Совет указывает меры к обеспечению выполнения этого обязательства»). Статья II: «В случае, если в условиях, предусмотренных в ст. 15, §7 устава Лиги наций («в случае, когда Совету не удастся достигнуть принятия его доклада всеми его членами, кроме представителей спорящих сторон, — члены Лиги оставляют за собою право поступать, как они считают подходящим для сохранения права и правосудия»), СССР или Франция явилась бы ... предметам невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, — Франция и взаимно СССР окажут друг другу немедленно помощь и поддержку». Статья ІII: «Принимая во внимание, что согласно ст. 16 устава Лиги наций (о санкциях со стороны всех членов Лиги наций против члена Лиги наций, прибегнувшего к войне, экономического и военного характера, на основе взаимопомощи, вплоть до пропуска защищающих обязательства Лиги войск через их территорию) каждый член Лиги, прибегающий к войне вопреки обязательствам, принятым в ст.ст. 12, 13 или 15 устава Лиги наций (обязательство прибегать к третейскому разбирательству конфликта и выполнять решения третейского суда или же отдавать спорный вопрос для его урегулирования Совету Лиги наций), тем самым рассматривается как совершивший акт войны против всех других членов Лиги, — СССР и взаимно Франция обязуются в случае, если одна из них явится в этих условиях и, несмотря на искренние мирные намерения обеих стран, предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, оказать друг другу немедленно помощь и поддержку, действуя применительно к ст. 16 устава».

§ 1 протокола устанавливает, что следствием статьи III является обязательство каждой договаривающейся стороны оказать немедленно помощь другой, сообразуясь безотлагательно с рекомендациями Совета Лиги наций, как только они (рекомендации) будут вынесены в силу ст. 16 устава. Условлено также, что обе договаривающиеся стороны будут действовать согласно, дабы достичь того, чтобы Совет вынес свои рекомендации со всею скоростью, которой потребуют обстоятельства, и что, если, несмотря на это, Совет не вынесет, по той или иной причине, никакой рекомендации и если он не достигнет единогласия, то обязательство помощи, тем не менее, будет выполнено. Условлено также, что обязательства помощи, предусмотренные в настоящем договоре, относятся лишь к случаю нападения, совершенного на собственную территорию той или другой договаривающейся стороны». § 2 устанавливает, что принимаемые обязательства «не могут иметь такого применения, которое, будучи несовместимым с договорными обязательствами, принятыми одной из договаривающихся сторон, подвергло бы эту последнюю санкциям международного характера». § 3: «Оба правительства, — считая желательным заключение регионального соглашения, целью которого явилась бы организация безопасности договаривающихся государств и которое вместе с тем могло бы включить обязательства взаимной помощи или сопровождаться таковыми, — признают друг за другом возможность в соответствующем случае участвовать с обоюдного согласия, в той форме, прямой или косвенной, которая представлялась бы подходящей в подобных оглашениях, причем обязательства этих соглашений должны заменить собой те, которые вытекают из настоящего договора». Пункт этот устраняет очевидным образом какие-либо добросовестные опасения со стороны Германии (или Польши), открывая настежь двери к заключению с их участием соглашения, гарантирующего мир и безопасность, взамен соответствующих обязательств, вытекающих из настоящего договора. § 4 констатирует, что «переговоры, результатом которых явилось подписание настоящего договора, были начаты первоначально в целях дополнения соглашения о безопасности, охватывающего страны северо-востока Европы, а именно: СССР, Германию, Чехословакию, Польшу и соседние с СССР Балтийские государства; наряду с этим соглашением должен был быть заключен договор о помощи между СССР, Францией и Германией, в котором каждое из этих трех государств должно было обязаться к оказанию поддержки тому из них, которое явилось бы предметом нападения со стороны одного из этих трех государств. Хотя обстоятельства до сих пор не позволили заключить эти соглашения, которые обе стороны продолжают считать желательными, тем не менее, обязательства, изложенные в советско-французском договоре о помощи, должны пониматься, как имеющие действовать лишь в тех пределах, которые имелись в виду в первоначально намечавшемся трехстороннем договоре (то есть — в отношении Германии). Независимо от обязательств, вытекающих из настоящего договора, напоминается вместе с тем, что согласно советско-французскому договору о ненападении от 29 ноября 1932 года и притом без ущерба для универсальности (то есть без ограничения европейскими рамками) обязательств этого пакта, в случае, если бы одна из сторон подверглась нападению со стороны одной или нескольких третьих европейских держав, не предусмотренных в вышеназванном тройственном соглашении, — другая договаривающаяся сторона должна будет воздерживаться в течение конфликта от прямой или косвенной помощи или поддержки нападающему или нападающим, причем каждая из сторон заявляет, что она не связана никаким соглашением о помощи, которое находилось бы в противоречии с этим обязательством» (опубликовано в «Известиях» и «Правде» от 4 мая 1935 г.).

16 мая 1935 года в Праге был подписан аналогичный договор о взаимной помощи между СССР и Чехословацкой республикой, состоящий из 6 статей и протокола, содержащего 3 параграфа. § 2 редактирован следующим образом: «Оба правительства констатируют, что обязательства, предусмотренные статьями I, II и III настоящего договора (тождественные с первыми тремя статьями франко-советского договора, заключенного в стремлении содействовать созданию в Восточной Европе региональной системы безопасности, начало которой положено франко-советским договором от 2 мая 1935 г.), ограничиваются теми же пределами, которые установлены пунктом 4-м протокола подписания упомянутого договора. Одновременно оба правительства признают, что обязательства взаимной помощи будут действовать между ними лишь поскольку при наличии условий, предусмотренных в настоящем договоре, помощь стороне — жертве нападения будет оказана со стороны Франции» (опубликовано в «Известиях» и «Правде» от 18 мая 1935 г.).

Подписание обоих этих договоров встречено было всеобщим и сильнейшим удовлетворением не только в непосредственно заинтересованных странах, но и в ряде других стран. Германо-фашистская пресса сначала сдержанно отметила, что франко-советская дружба представляет один из важнейших факторов в европейской политике, но затем пыталась представить ее «угрозой» для Германии. Позиция английской дипломатии, видимо, определилась попытками извлечь возможную выгоду из воссоздавшегося «равновесия сил» и старанием направить энергию германской подготовки войны (вооружений) против континентальных стран. Однако, сразу же обнаружилась влиятельная оппозиция со стороны кругов, учитывающих радикальное изменение обстановки в связи с нынешними условиями морской и особенно воздушной войны. В ходе же развития итало-абиссинского конфликта вскрылась столь ясно несостоятельность маневров английской дипломатии в стиле эпохи «блестящего одиночества», что ей пришлось снова повернуть на дорогу лояльного сотрудничества с Францией.

1935 год. 3 февраля 1935 года Саймон и Лаваль подписали в Лондоне англо-французский протокол о том, что обе стороны согласны решать вопрос о равенстве вооружений лишь как один из элементов общей системы гарантий мира и безопасности в Европе, а 16 марта односторонним актом германского законодательства ликвидирован был V раздел Версальского мира, и германская армия специальным декретом была возвращена в положение крупнейшей военной силы на континенте. По всем признакам этот акт (накануне поездки Саймона и Идена в Берлин) был согласован с антисоветскими кругами Англии, стремящимися ориентировать гитлеровский фашизм на Восток, против СССР (на ближайшем этапе: Литва — Мемель). В самой Англии тенденция эта встречает столь сильное противодействие, что непосредственно за визитом Саймона в Берлин последовала поездка Идена (лорд-хранитель печати) из Берлина в Москву, — акт внимания, каким с ревельского свидания 1908 года ни разу со стороны Англии не было удостоено дореволюционное русское правительство, но не меняющий факта известной поддержки из Лондона гитлеровских вожделений, направленных против СССР.

Установление «единого» англо-франко-итальянского фронта в отношении акта 16 марта на апрельской конференции трех держав в Стрезе логически вытекало из «локарнской» политики в ее современном оформлении, начатом франко-итальянским соглашением 7 января 1935 года. Шесть дипломатических инструментов, составляющих это соглашение, разрешают вопросы: итальянской иммиграции в Тунис (в пользу Франции, так как соглашение предусматривает отмену тех итальянских привилегий в Тунисе, которые являлись ограничением французского суверенитета в этой колонии Франции); разграничение в Ливии, отдающее Италии площадь приблизительно в 114 000 кв. км (и вызывающее резкую критику со стороны французских военно-колониальных кругов, ссылающихся на пример «неудобств», связанных с соседством испанцев в Марокко); разграничение в Эритрее, отдавшее Италии побережье Баб-эль-Мандебского пролива и остров Думеррах; экономическая «кооперация» Франции и Италии в Абиссинии, в частности — передача итальянцам 20% французского общества железной дороги между Джибути и Аддис-Абебой; в отношении Австрии и придунайской Европы оба правительства согласились рекомендовать наиболее заинтересованным государствам заключение дунайского пакта, конвенции о невмешательстве во внутренние дела, взаимного обязательства строго соблюдать неприкосновенность границ и независимость договаривающихся сторон (этот договор должен быть заключен всеми странами, граничащими с Австрией, и самой Австрией, а затем предложен к подписанию Франции, Польше, Румынии, а в последней стадии — другим державам, которые пожелали бы к нему присоединиться); не дожидаясь заключения этой конвенции, оба правительства условились, в случае угрозы целости и независимости Австрии, договориться между собой и с Австрией о мерах ее защиты с последующим распространением этой «консультации» на другие государства для привлечения их к совместным действиям; в отношении германских вооружений оба правительства признали, что ни одна сторона не имеет права односторонним актом изменять свои обязательства в вопросе о вооружениях и что в случае такого изменения они будут действовать сообща; заключительная декларация поясняла, что все спорные вопросы между Францией и Италией разрешены и что впредь они будут действовать сообща, на основе взаимного доверия и «традиционной дружбы».

Лондонская англо-французская декларация 3 февраля заключала присоединение Англии к франко-итальянскому соглашению по всем вопросам европейской политики: о германских вооружениях, дунайском пакте и т. д. Германия приглашается вернуться в Лигу наций; предусматривается «воздушная» конвенция в развитие Локарнского пакта, заключающая обязательства для шести участников его прийти немедленно своими воздушными силами на помощь тому из них, кто подвергнется невынужденному воздушному нападению со стороны другого участника пакта и конвенции. Взамен «равноправия» в вопросе вооружений Германия приглашается к участию в общей конвенции об ограничении вооружений и предварительно присоединиться к восточному пакту взаимопомощи и к дунайскому пакту.

17 апреля Совет Лиги наций принял англо-франко-итальянскую резолюцию, констатировавшую неправомерность одностороннего аннулирования Германией ее международных обязательств и приглашавшую участников декларации 3 февраля продолжать действовать в направлении заключения системы соглашений, обеспечивающих мир; кроме того, резолюция предусматривает выработку мер против нарушителей мира и гарантий эффективности обязательств и гарантий Лиги наций. Резолюция была принята единогласно, при одном воздержавшемся члене Совета — Дании. В день принятия резолюции германский представитель заявил английскому, что эта резолюция затруднит возвращение Германии в Лигу наций и сотрудничество Германии с западными державами. Дальнейшим практическим следствием конференции в Стрезе было выступление 3 держав по мемельскому вопросу в форме коллективной ноты литовскому правительству. После обсуждения министрами иностранных дел Литвы, Эстонии и Латвии этой ноты, подтвердившими солидарность их политики, литовское правительство предложило мемельским немцам 5 мест в мемельской директории, но получило в ответ отказ от этих мест, разумеется, по внушению из Берлина. Державам-гарантам мемельского статута литовское правительство предъявило доказательства, что все меры, принятые им в Мемеле, были вынуждены непрерывным вмешательством германского правительства во внутреннюю жизнь Мемеля и подготовкой национал-социалистского переворота.

27 апреля германское правительство объявило о своем решении немедленно спустить на воду 12 подводных лодок по 250 тонн, между тем как на вторую половину мая назначена была, после визита Саймона в Берлин, англо-германская морская конференция в Лондоне. Эти 12 субмарин были построены еще минувшей зимой, а в апреле был отдан приказ о сборке готовых уже частей. В то же время говорилось, что в Берлине Саймон стал жертвой  «недоразумения» в части переговоров с Гитлером, касавшейся воздушных вооружений: заявление Гитлера о равенстве английских и германских воздушных вооружений Саймон понимал, как относящееся к Англии без ее колоний и доминионов; выяснилось, однако, что Гитлер имел в виду всю Британскую империю. Состоявшееся в июне англо-германское морское соглашение (германский флот = 35% британского) не ухудшило, во всяком случае, для Англии существующей пропорции и представляло не более, как передышку, которой английское правительство намерено воспользоваться для того, чтобы подтянуться к установленной норме. В Англии хорошо известно то место в речи Геринга 2 мая в ассоциации журналистов, которое было вычеркнуто из опубликованных текстов цензурой и которое заключало в себе требование для Германии такого воздушного флота, который был бы равен сумме двух крупнейших военно-воздушных флотов из числа других европейских государств. Англо-германское соглашение вызвало крайнее беспокойство во Франции, где дальнейшие пути «двусторонней» английской политики возбуждают подозрение, и чрезвычайно подняло тон гитлеровской агитации, явно спекулировавшей на нейтралитет Англии в случае войны Германии «на два фронта». 21 мая 1935 года гитлеровским правительством был издан закон о всеобщей воинской повинности, на основании которого кадровая армия (не считая нерегулярных формирований) менее чем через год составилась из 700 000 человек, при 3 000 танков, 2 000 самолетов (а всего самолетов в Германии — 7 000), 3 500 орудий, 6 500 станковых пулеметов и т. д. Число военных заводов с 30 в 1933 году выросло до 340 в 1936-м, число рабочих в военной промышленности — со 110 000 до 600 000 человек. Военный бюджет вырос с 960 млн. марок до 11,2 млрд. марок (данные, приведенные Черчиллем при обсуждении английского бюджета в марте 1936 г.).

Тревожное положение в Европе деятельно использовалось в Азии Японией и в Африке Италией: Япония к началу июля фактически завладела Чахаром и Хубейской провинцией, то есть всем северным Китаем; Италия закончила приготовления к завоевательной кампании в Абиссинии, одновременно демонстрируя свою боевую силу на Средиземном море в связи с концентрацией там английского флота. На попытки Англии и присоединившейся к ней Франции, после заявления английской дипломатии о готовности сотрудничать с Францией в охране мира в Европе, склонить Рим к компромиссному решению в рамках Лиги наций, Италия до английской морской демонстрации отвечала предупреждениями о своей готовности выйти из Лиги наций, а в конце сентября — после этой демонстрации — выставила свои требования в отношении Абиссинии, означающие аннексию значительной части Абиссинии и установление итальянского протектората над остальной ее частью.

Дипломатия США, разочаровавшись в своих надеждах вызвать другие страны на активное противодействие японской агрессии в Китае, вернулась на свою прежнюю — до прихода к власти Рузвельта — позицию сосредоточения своей деятельности в странах латинской Америки: интервенция в Кубе, ликвидация боливиано-парагвайской войны с расчетом на посреднической конференции в Буэнос-Айресе провести решение спора о Чако в пользу американских нефтяных интересов в Боливии, и т. д. Совпало противоречивым образом некоторое оживление антисоветских настроений («недоразумение» в вопросе о царских долгах) с волной возмущения против погромного германского фашизма. В отношении Лиги наций наблюдался также отход от первоначальной позиции Рузвельта, обещавшего сближение США с этой организацией. Однако, основным фактом в политике США оставались лихорадочные морские вооружения в виду краха вашингтонских соглашений. Обострение отношений с Японией сказывается также в стараниях американской дипломатии вытеснить Японию из занятых ею позиций, в частности в Бразилии.

Осенью 1935 года Япония, захватив провинции Хубей и Чахар, принимала угрожающие подготовительные к дальнейшим захватам меры в направлениях Суюань, Шандунь, Шеньси, Фуцзянь. По мере развития японской агрессии развивалось и национально-демократическое движение китайского народа, важнейшим этапом в росте которого явился манифест ЦК компартии Китая и центрального советского китайского правительства, обращенный ко всему китайскому народу и призывавший его, в согласии с ориентировкой VII конгресса Коминтерна, к созданию единого национального фронта против японского империализма. Японию поддерживали Германия и Италия. Германская дипломатия хотела заключения германо-японского союза, направленного непосредственно против СССР, а в то же время представляющего орудие давления и шантажа по отношению к Англии и США. Правительство Муссолини поддерживало гитлеровскую дипломатию на Дальнем Востоке, укрепляя этим связь свою с фашистской Германией в Европе как орудие шантажа в отношении Франции и Англии.

Глубокая трещина в японской империалистической системе была вскрыта в феврале 1936 года военно-фашистским путчем в Японии; несмотря на неудачу его, нажим японо-фашистской военщины в 1936 году продолжался. От нанкинского правительства японская дипломатия добивалась: заключения токио-нанкинского «союза» против национально-освободительного движения китайского народа (под флагом «союза против коммунизма»); признания нанкинским правительством «Маньчжоу-Го», а также так называемой «автономии» пяти северокитайских провинций (Хубей, Чахар, Шандунь, Шеньси и Суюань); принятия японских гарнизонов на реке Янцзы и на острове Хайнан и японских «советников» при нанкинском правительстве; подчинения китайских учебных заведений японскому контролю и т. д.

Работа Лиги наций после заключения локарнских соглашений велась с 1926 года, главным образом, в комиссии по подготовке конференции по разоружению, а с 1932 года — в конференции по разоружению, сорванной агрессивной политикой Германии (см. выше); с 1933-34 годов конференция вернулась к вопросам безопасности, то есть к положению, предшествовавшему заключению локарнского пакта, уничтоженного германским правительством. В 1934 году Союз ССР предложил превратить конференцию по разоружению в постоянную конференцию мира, разрешающую вопросы не только разоружения и безопасности, но и конкретные конфликты. С начала военных действий Италии против Абиссинии (2 октября 1935 г.) Совет Лиги наций занялся вопросом о нарушении Италией ст. 12 пакта Лиги наций; решение о наложении эмбарго на оружие, ввозимое в Италию, было принято 11 октября, о прочих санкциях — 14-19 октября. Эти санкции состояли: в воспрещении ввоза оружия и некоторых видов военного сырья, финансовом бойкоте й бойкоте итальянского экспорта (см. LIII, 555). Из санкций, предусмотренных резолюциями Лиги наций 1921 года, не были осуществлены ни разрыв дипломатических сношений, ни усиление санкций, ни даже предположенное запрещение ввоза в Италию нефти. Принятые санкции введены были в действие 18 ноября 1935 года. 4 июля 1936 года Собрание Лиги наций констатировало, что полного применения пакта Лиги наций достигнуть не удалось, и выразило пожелание о прекращении применения санкций в виду фактического завершения завоевания Абиссинии. Снятие санкций состоялось 15 июля 1936 года.

Принятые Лигой наций санкции против Италии не составили реального препятствия разгрому абиссинских военных сил итальянской техникой. Однако, вместе с обострением отношений с Англией, санкции легли чувствительным бременем, материальным и политическим, на муссолиниевский режим. 9 мая 1936 года декретировано было римским правительством превращение Абиссинии в колонию Италии, после чего, однако, борьба абиссинцев против завоевателей продолжалась (и продолжается) в формах партизанской войны. Катастрофическое состояние итальянских финансов ставило Муссолини перед выбором: либо капитулировать перед Англией, либо пытаться достигнуть компромисса с Англией путем захвата позиций, могущих составить предмет торга с Англией; последнее равносильно взятию курса на крайнее обострение международно-политической обстановки, то есть на быстрое «врастание» в новую империалистическую мировую войну. Муссолини — в виду шаткости фашистского режима в Италии — избрал второй путь, вступив в тесную связь с испанским фашизмом, нашедшим в нем и в гитлеровской Германии деятельных пособников и организаторов подготовлявшегося в Испании (еще до февральских выборов 1936 г.) фашистского переворота.

Гитлеровское правительство, рассчитывая использовать положение, созданное в Европе англо-итальянским спором, а во Франции — острой внутреннеполитической борьбой накануне апрельских выборов, разорвало локарнский договор внезапным занятием 5-ю пехотными дивизиями демилитаризованной рейнской зоны 7 марта 1936 года. При этом оно крепко опиралось на благожелательный нейтралитет и прямую поддержку «фашистофильского» лагеря английской буржуазии, возлагающего на фашизм черную работу по борьбе с революционной демократией («большевизмом») на европейском и азиатском континентах. По линии этой фашистофильской ориентации заключено было в 1934 году англо-германское соглашение о платежах, в результате которого Англия, по признанию Идена, покупала на 100 фунтов стерлингов товаров в Германии за каждые 55 фунтов стерлингов, на которые Германия покупала товары в Англии — беспримерное в германской внешней торговой практике соглашение, оставлявшее гитлеровскому правительству из каждой сотни английских фунтов стерлингов 45 фунтов «на покупку — по словам Идена — сырья, продовольствия (!) и на погашение ее финансовых обязательств», в действительности — на сухопутные, воздушные и морские вооружения германского фашизма, как это открыто констатировано было известным лозунгом «пушки, вместо масла».

Занятие рейнской зоны вызвало дипломатические протесты, нисколько не ослабившие впечатления «успеха» гитлеровского метода разрушения международно-правовых оснований европейского мира. Гораздо более серьезным ударом для германского фашизма была новая и крупнейшая внутреннеполитическая победа антифашистского народного фронта — парламентские выборы 26 апреля и 3 мая 1936 года во Франции. Французский фашизм, разоблаченный как гитлеровская агентура во Франции, потерпел на этих выборах полное поражение. Тем большее значение для гитлеровской политики окружения Франции приобрел вопрос о фашистском перевороте и утверждении германо-итальянской ориентации в Испании. 13 июля было заключено австро-германское соглашение, согласованное с Италией, Венгрией и Польшей, предоставлявшее Германии экономическую «близость» с Австрией и свободу деятельности гитлеровской агентуре — австрийской «национал-социалистической» партии. Одновременно последовало выдающееся по наглости заявление в Женеве президента Данцигского сената, фашиста, о предстоящем разрыве Данцига с Лигой наций, основанное, очевидно, на сговоре с Варшавой. В ночь с 17 на 18 июля того же 1936 года начался фашистский мятеж в Испании, подготовленный испанскими генералами при помощи и под руководством гитлеровского и муссолиниевского правительств, с самым деятельным содействием со стороны военно-иезуитско-фашистской диктатуры Португалии. Героизм испанского пролетариата и единство спаянного компартией народного фронта дали отпор мятежникам, опрокинувший все расчеты фашистских генералов. Тотчас же после того, как мятежники потерпели неудачу в Кастилии, в Каталонии, Валенсии, в Бискайе, то есть с первых дней мятежа, интервенты начали открыто наводнять район фашистско-марокканской оккупации германо-итальянской военной техникой и инструкторами, а затем — войсками; португальская территория и все органы португальской фашистской диктатуры были предоставлены в распоряжение организаторов мятежа, начиная с установления через португальскую территорию связи между северными и южными бандами фашистов. Вопрос о судьбе испанской республики, таким образом, сразу же стал вопросом борьбы против фашизма и начатой им интервенционистской войны в Испании.

Английская дипломатия в испанском вопросе проявила снова бережное отношение к престижу Гитлера и Муссолини, несмотря на захват интервентами Балеарских и Канарских островов, Сеуты, Малаги и т. д., почему и французское правительство, опасаясь более всего «оторваться» от Англии, не решилось выступить на защиту своей безопасности на Средиземном море и на Пиренеях. С другой стороны, французское правительство в свою очередь не поставило Англию перед необходимостью выбирать между поддержкой решительного выступления Франции против фашистской интервенции и разрывом англо-французской Антанты. В пользу интервентов действовали в Лондоне: контрреволюционная вражда к «слишком левому», по оценке влиятельных реакционных кругов (в том числе владельцев богатейших горнозаводских концессий в Испании), республиканскому правительству и уверенность английских «хозяев» Португалии, что успех испанской демократии сметет иезуитско-фашистскую диктатуру в Португалии, охраняющую до сих пор «английские интересы» в этой стране. Этими кругами испанское правительство и было объявлено «красным», почти «большевистским», а интервенция — «борьбой двух идеологий»: фашистской и марксистской... Английская дипломатия заявила себя «нейтральной» в этой «борьбе двух идеологий» и взяла на себя самую выгодную для империализма Гитлера и Муссолини задачу: «локализовать» начатую ими на Пиренейском полуострове, в тылу Франции, войну против испанского народа с целью обосноваться на Пиренейском полуострове и в западной части Средиземного моря.

С начала фашистского мятежа и обнаружения помощи ему со стороны фашистских правительств, французское правительство под давлением английских консерваторов (через английское правительство) и французских реакционных кругов выступило — «во имя предотвращения европейской войны» — с предложением о «невмешательстве в дела Испании». Лондон стал местом обсуждения и проведения в жизнь принципа невмешательства «международным комитетом» в составе представителей Союза ССР, инициаторов политики невмешательства: Франции и Англии, а также фашистских правительств Германии, Италии и Португалии. Уже 7 октября 1936 года представитель Союза ССР в Лондонском «комитете» (под председательством британского представителя, лорда Плимута), Майский заявил, что если не будут немедленно прекращены нарушения соглашения о невмешательстве, Союз ССР будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из соглашения. 4 декабря правительства Франции и Англии предложили остальным державам, представленным в лондонском комитете, сообща установить гарантии невмешательства. Майский заявил требование о немедленном прекращении посылки иностранных «волонтерских» частей в Испанию и об удалении регулярных войск. Португалия оттянула свой ответ до 17 декабря. Установление наблюдения на границах Испании за выполнением изданных отдельными правительствами запрещений отъезда добровольцев в Испанию также оттягивалось фашистскими правительствами до апреля 1937 года. От участия в этом наблюдении своими военными судами Союз ССР отказался; инциденты с английскими наблюдательными военными судами показали, насколько предусмотрительно было это решение с точки зрения мирной политики Советского Союза. Как до установления контроля, так и после установления его фашистские правительства продолжали саботировать соглашение. Итальянские войска и германская авиация с начала 1937 года составляют главные силы мятежников. Итальянское правительство в самое последнее время открыто заявило и в лондонском комитете, и в Риме о своем решении не отзывать своих войск из Испании; германское правительство, своей авиацией уничтожая города и селения в Бискайе, поддержало вторжение итальянцев и мятежников в Бискайю и подняло против себя волну негодования и протестов во всем мире.

Задачу организации действительной борьбы в защиту мира и свободы народов Европы взял на себя Союз ССР.

По адресу японской военщины еще 1 марта 1936 года сделано было открытое предупреждение заявлением товарища Сталина в беседе с господином Рой-Говардом, председателем американского газетного объединения, что в случае нападения Японии на Монгольскую народную республику «нам придется помочь Монгольской народной республике». Это же было заявлено японскому послу в Москве заместителем народного комиссара иностранных дел Стомоняковым и подтверждено опубликованием договора СССР с Монголией. За первые 9 месяцев 1936 года имело место свыше 90 нарушений советской и монгольской границ частями японских и маньчжурских войск. Все они прекращались с такой твердостью и быстротой, что ни одно из них не превратилось из искры, брошенной поджигателями, в пламя.

Создание единой международной политики пролетариата в интересах мира с «действенными мероприятиями», сковывающими «злодейские руки зачинщиков войны» (Димитров, «Правда», 1 мая 1936 г.), сделало Союз ССР признанным руководителем борьбы народов против фашизма и войны. Успех этой политики отражен был в сентябре 1936 года международным конгрессом друзей мира в Брюсселе. На этом конгрессе присутствовало 4 000 делегатов из 35 стран; в основу этого движения легли 4 пункта: 1) признание ненарушимости обязательств, вытекающих из международных договоров; 2) сокращение и ограничение вооружений путем международных соглашений и недопущения наживы на производстве и торговле оружием; 3) усиление Лиги наций в целях предотвращения и прекращения войны путем организации коллективной безопасности и взаимопомощи; 4) установление в рамках Лиги наций действенного механизма, посредством которого можно было бы изменить к лучшему международную обстановку, грозящую вызвать военные осложнения.

Непрерывное возрастание мощи Союза ССР, при неизменной политике охраны мира, было в течение последних лет важнейшим фактом международно-политической действительности, противостоявшим в сознании всего человечества и правительств всего мира военно-фашистской агрессии. Конференция в Монтре показала с особенной наглядностью всю высоту положения, занятого Союзом ССР, сравнительно с международно-политическим положением и весом дореволюционной России; советской дипломатии достаточно было занять в Монтре твердую позицию, чтобы достигнуть того, чего правительство дореволюционной России не могло добиться никакими средствами тайной дипломатии, без разбора пускавшейся им в ход. Коренные изменения в международной обстановке со времени лозаннской конференции 1922-1923 годов (см. XLVII, 114/15) потребовали от турецкого правительства принятия по существу той точки зрения на лозаннскую конвенцию, которую при выработке ее отстаивала советская делегация. Турецкое правительство, верное принципам международного права и мирного сожительства народов, не могло принять тактику нарушения международных договоров, навязывавшуюся ему германо-итало-японскими образцами; оставаясь сторонником мира и права, оно, начиная с 1933 года, возбудило вопрос о правомерном пересмотре лозаннской конвенции, в связи с принятием § 19 проекта конвенции о сокращении вооружений, упразднившим тяжелую сухопутную артиллерию и ограничивавшим воздушные вооружения при сохранении тяжелой морской артиллерии. С другой стороны, неравноправное положение Турции в проливах, при почетном положении, занятом ею в ряду народов, борющихся за мир и право, становилось тем несообразнее, что некоторые государства, подпавшие под иго фашизма, пали настолько же низко, насколько поднялась новая Турция над Турцией старого режима. На эту неравноправность турецкий министр иностранных дел обратил вновь внимание Совета Лиги наций 17 апреля 1935 года и 14 сентября того же года — в пленарном заседании Собрания Лиги наций. 10 апреля 1936 года турецкая нота, адресованная правительствам СССР, Франции, Англии, Румынии, Болгарии, Греции, Югославии, Италии и Японии, а также Лиге наций, указала на несообразность применения лозаннской конвенции, в особенности демилитаризации проливов, при существующей международной обстановке и предложила им приступить к пересмотру лозаннской конвенции для обеспечения неприкосновенности турецкой территории и развития навигации между Средиземным и Черным морями. Италия, игравшая первую роль на лозанской конференции вместе с Англией и Францией, отказалась знаменательным образом от участия в конференции, открывшейся в Монтре. Участвовали в конференции в Монтре и подписали новую конвенцию о проливах: Турция, СССР, Франция, Англия, Болгария, Греция, Румыния, Югославия, Япония. Новая конвенция, подписанная 20 июля 1936 года, декларируя принцип свободы плавания в проливах, упразднила демилитаризацию проливов, предоставила черноморским державам в мирное время право прохода через проливы их линейных военных судов (ст. 11), а также подводных лодок (ст. 12) из Черного в Средиземное море и обратно, ограничила глобальным тоннажем в 30 000 тонн морские силы нечерноморских держав, допускаемые в Черное море, с возможностью повышения этого тоннажа до 45 000 тонн, но ни при каких обстоятельствах не выше этой нормы (ст. 18). Таким образом, режим «закупорки» русского черноморского флота, прочно установленный конвенцией о проливах 1841 года и не менявшийся с тех пор, отошел в прошлое.

В трех фашистских государствах ведется всеми способами подготовка мировой войны. К этой цели направлено было стремление гитлеровского правительства еще более подорвать значение международных договоров односторонней отменой соглашения о режиме судоходства на Рейне и других реках, продиктованной, впрочем, и военно-подготовительными соображениями и планами. 25 ноября 1936 года в Берлине было подписано германо-японское соглашение, направленное — под контрабандным флагом «борьбы против коммунизма» — против СССР в духе аннексионистских планов гитлеровской экспансии «на Восток» и захватнических устремлений японской военщины «на Запад». «Что касается опубликованного японо-германского соглашения, — сказал наркоминдел Литвинов на Чрезвычайном VІІІ Всесоюзном Съезде советов, — то я рекомендовал бы не доискиваться в нем смысла, ибо соглашение это действительно не имеет никакого смысла по той простой причине, что оно является лишь прикрытием для другого соглашения, которое одновременно обсуждалось и было парафировано, а, вероятно, и подписано, и которое опубликовано не было и оглашению не подлежит. Я утверждаю, с сознанием всей ответственности моих слов, что именно выработке этого секретного документа, в котором слово коммунизм даже не упоминается, были посвящены 15-месячные переговоры японского военного атташе с германским сверхдипломатом» («Большевик», 1936 г., № 23, стр. 69). В «Ньюс Кроникл» изложено было содержание этого договора, представляющего военную конвенцию, имеющую целью «совместную защиту законных интересов» Японии и Германии. «Законные интересы» гитлеровской Германии определились в следующем объеме: включить в гитлеровскую империю дунайские, балканские, скандинавские, прибалтийские страны, Швейцарию, Бельгию, Голландию; получить прежние германские колонии и новые — голландские, португальские, испанские; подчинить себе Польшу и Украину. Метод «защиты» этих «интересов»: разрушить при помощи германо-итальянского союза и соглашений с Польшей, Австрией, Венгрией и Болгарией систему коллективной безопасности; добиться, при содействии французских фашистов и наиболее реакционных кругов английской буржуазии, разрыва пактов о взаимной помощи, заключенных Францией с СССР и СССР с Чехословакией; терроризировать угрозой войны Европу; где возможно — организовать фашистскую интервенцию с фашистскими мятежами, а там, где это невозможно, — диверсионно-вредительскую и шпионскую агентуру и террористические банды, широко используя троцкистские резервы фашизма, как это вскрыто судебным процессом в Союзе ССР и троцкистским мятежом в тылу республиканской Испании, в Каталонии. Декларация Гитлера в рейхстаге 30 января 1937 года открыто объявила Германию покровительницей немецкого меньшинства в Чехословакии; одновременно Риббентроп заявил об этих «правах» и «обязанностях» гитлеровской Германии при переговорах с заместителем Идена. Таким образом, открыто, перед всем миром, Чехословакия поставлена на очередь, рядом с Испанией, как ближайший объект разрушения и порабощения. Под «законными интересами Японии» японо-германский договор разумеет известную программу захватов японской военщины в Китае, в Тихом Океане, на советском Дальнем Востоке; японская официозная пресса, сверх того, возражает против «законности» германских вожделений в отношении голландской Индонезии. Таким образом, японо-германский договор является договором о разделе между японским и германским фашизмом восточной половины земного шара.

Позицию «невмешательства» в испанском вопросе английское и французское правительства оправдывали перед общественным мнением своих стран тем, что принятие этой позиции предотвратило превращение итало-германской интервенции в Испании в европейскую всеобщую войну еще осенью 1936 года. Советская дипломатия, защищающая права законного испанского правительства, разоблачала интервенционистскую деятельность фашистских государств, превращавших политику невмешательства в циничный фарс. 7 октября 1936 года представитель СССР в Международном лондонском комитете по вопросам невмешательства в дела Испании заявил, что если не будут немедленно прекращены нарушения соглашения о невмешательстве, Союз ССР будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из соглашения. Соглашение это, само по себе, если бы даже оно соблюдалось й Германией, Италией и Португалией, а не только демократическими государствами, было бы уступкой в пользу испанских мятежников: австрийское правительство при подавлении в феврале 1934 года восстания в защиту республиканской конституции получало боеприпасы от венгерского правительства; также и греческое правительство при подавлении венизелистского мятежа без всяких ограничений снабжались боеприпасами из других стран. «Невмешательство было изобретено лишь тогда, когда фашистские мятежники поднялись против демократического правительства» («Коммунистический Интернационал», октябрь 1936 г., № 16). Но полное игнорирование этого соглашения фашистскими правительствами превратило его в блокаду законного испанского правительства. 29 сентября 1936 года наркоминдел Литвинов в заседании совета Лиги наций изложил точку зрения союзного советского правительства на тактику потворства Германии и Италии: «Агрессор, строящий всю свою политику на превосходстве грубой материальной силы, как имеющий в арсенале своей дипломатии лишь грозные требования, блефы или угрозы и тактику совершившихся фактов, может быть доступен лишь голосу столь же твердой политики... Всякие увещевания и упрашивания его, а тем более уступки его незаконным и бессмысленным требованиям... производят на него лишь впечатление слабости, укрепляют его сознание собственной силы и поощряют его к дальнейшей непримиримости и к незаконным действиям. Даже вовне создается легенда непобедимости агрессора, что порождает фаталистические и капитулянтские настроения в некоторых странах, которые постепенно, иногда даже незаметно для себя, начинают терять свою самостоятельность, превращаясь в вассалов агрессора». На весь мир, наконец, прозвучали слова товарища Сталина: «Освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества». Общепризнано теперь, что то, что теперь разыгрывается в Испании, выходит далеко за пределы внутренней гражданской войны: это война германского и итальянского империализма против испанского народа; это — первый акт войны, которую германский фашизм подготовляет против демократической Европы. Следовательно, теперь уже дело идет, в результате политики Болдуина-Идена-Блюма, не о предотвращении войны: она была бы предотвращена немедленной помощью законному испанскому правительству в объеме его законных прав, тогда, когда обнаружилось участие интервентов в организации мятежа, то есть в первые же дни его. Война была бы легко прекращена в самом начале, если бы под флагом невмешательства не была установлена блокада законного испанского правительства. Война, наконец, может быть прекращена не без некоторого усилия теперь, когда требуется энергичный, решительный образ действий, чтобы интервенты убрали из Испании свои обширные вооруженные силы, частично разбитые, с тяжким уроном для престижа фашизма в Италии и в Германии. Дальнейшая же оттяжка решения ведет к превращению войны в Испании в войну во всем мире.

Литература. Документальные публикации: «Послевоенный капитализм в освещении Коминтерна» (1932); «Локарнские соглашения» (1925); «Сборники документов по международной политике и международному праву», под редакцией Антонова (изд. НКИД, 1929-1934); «Договоры о ненападении и о согласительной процедуре, заключенные между СССР и иностранными государствами» (1934); «Десять лет советской дипломатии» (1927); «СССР в борьбе за разоружение» и «В борьбе за мир» (Советские делегации в Женеве, 1928); «Конвенции об определении агрессора» (1933); «Советско-американские отношения 1919-1933» (1934); «СССР в борьбе за мир» (1935); «League оf Nations, Report of the Commission of Inquiry» (Lytton, 1932); ежегодники: «Survey of International Affairs»; «Documents on International Affairs»; «Schulthess’s Geschichtskalender»;  «The Statesmans’s Year Book». Журналы: «Большевик»; «Мировое хозяйство и мировая политика»; «Коммунистический интернационал»; «Foreign Affairs»; «Current History»; «L’Europe Nouvelle».

Май 1937 г.