Эпоха мирового кризиса. VI. Австрия
Эпоха мирового кризиса. VI. Австрия (см. XLVII, 289 сл.). 1. Австрия как внешнеполитическая проблема. Проблема Австрии не сходила с политической повестки дня, можно сказать, с самого создания этого государства. Особое географическое положение страны, прежде всего, делает ее ценнейшей империалистической и военно-стратегической ключевой позицией, обладание которой для всякой империалистической державы равносильно, по меньшей мере, господству над всей центральной Европой. Но Австрия является вместе с тем и воротами для экспансии на Балканы и в восточную Европу. Это обстоятельство никогда не выявлялось с такой убедительностью, как именно теперь, когда Гитлер бесцеремонно прибирает Австрию к рукам.
Не говоря уже о национальном своеобразии австрийского народа, которое вполне оправдывало его государственную независимость на хозяйственных, исторических и культурных основаниях, создание и сохранение независимого австрийского государства являлось для победителей в мировой войне, а в особенности для стран-наследниц Австрии, актом самоохранения и безопасности по отношению к Германии. Ибо, несмотря на поражение Германии, опасность последующего ее восстановления и связанного с этим возрождения империалистических традиций вильгельмовской эры вовсе не казались устраненными. Вследствие этого уже с самого начала в Австрии сталкивались различные сферы империалистической заинтересованности Франции и Малой Антанты, с одной стороны, Германии, Италии и Венгрии — с другой. Политическая установка Англии по отношению к Австрии станет понятной на основе традиционной континентальной политики Англии. Для борьбы с французской гегемонией на материке Европы Англия не только поддерживала политику Германии, Италии и Венгрии в их стремлении к восстановлению вооружения и пересмотру договоров, но не преминула обеспечить себе господствующее положение и в самой Австрии путем сильного влияния на австрийский финансовый капитал.
Эта внешнеполитическая констелляция Австрии, которая — оставляя в стороне незначительные колебания — продержалась до захвата власти Гитлером, давала всем австрийским правительствам возможность разыгрывать друг против друга эти группы держав с противоположными интересами, то есть выжимать из них займы и всякие иные материальные уступки. Традиционными козырями внешней политики Австрии искони были: присоединение к Германии («аншлюс») и реставрация Габсбургов, и искони протянуты были тайные нити между «Балхаусплатцом» (местонахождение австрийского министерства иностранных дел) и Вильгельмштрассе, но тянулись они и к венгерским легитимистам и к кроатским сепаратистам. Этот принцип — «разыгрывать внешнюю политику на двух роялях», — принцип, возведенный прямо в государственный догмат прелатом Зейполем, политически расчищавшим путь австрофашизму, нашел верных продолжателей в Дольфусе и Шушниге. С другой стороны, Австрия разыгрывает во внешнеполитическом концерте венгерских легитимистов роль политической лаборатории, где в относительно безопасных условиях могут производиться опыты над всеми столь жгуче интересующими Венгрию вопросами реставрации, вооружения и пересмотра договоров. Констатируемое по сравнению с прошлым различие в австрийской внешней политике обнаруживается лишь в изменении внешнеполитического лозунга. Если лозунгом Зейпеля в свое время являлось положение: «Никакой развязки без или против Германии», то позднейший лозунг гласит: «Никакой развязки, без или против Италии». Дело в том, что со времени захвата власти Гитлером Италия, как гарант и временный исполнительный орган Лиги наций в деле защиты австрийской независимости, распространила сферу своего влияния на придунайский район, — позиция, которую она даже и теперь — после соглашения с Гитлером — уступит лишь под давлением крайнего нажима. Ибо независимо от неприятной для Италии перспективы германского соседства при включении Австрии в состав Германии (Южный Тироль), это равносильно было бы полному политическому, так сказать, оттеснению Италии на периферию Европы. Таким образом, в этой смене внешнеполитических лозунгов Австрии отражается огромная политическая перемена, произошедшая в Европе со времени захвата власти Гитлером.
Два обстоятельства поставили за последние годы Австрию в центр мировых интересов: героическая борьба австрийского пролетариата против австрофашистской реакции (12 февраля 1934 г.) и неустанные старания гитлеровской Германии воссоединить Австрию. После необычайно изменчивого развития политических перипетий старания эти, пока что, получили благоприятное для Гитлера разрешение в германо-австрийском соглашении 11 июля 1936 года (см. ниже).
До 12 февраля 1934 года — собственно говоря, все время с возникновения австрийской республики — Австрия неизменно придерживалась предписанного ей Лигою наций принудительного маршрута в области финансов и политики. Зато, как это всегда бывает в государствах с пассивной внешней политикой, тем драматичнее развивалась внутренняя политическая жизнь Австрии. Необходимо знать хотя бы в основных чертах это внутреннее политическое развитие Австрии до февраля 1934 года и в последующее время для того, чтобы понять, почему и каким образом эта маленькая страна в средней Европе могла в последние годы сделаться опасным очагом пожара. В современной напряженной политической атмосфере Австрия играет, примерно, роль Сербии перед мировой войной. Страна эта, географически почти целиком расположенная в бассейне Дуная, вклиненная между Германией, Чехословакией, Венгрией, Югославией, Италией и Швейцарией, является в хозяйственном, политическом и стратегическом отношениях чрезвычайно важной позицией для господства над придунайской территорией. Неудивительно, что жадно стремящиеся к пересмотру договоров германские, итальянские и венгерские поджигатели войны давно уже прилагают все усилия, чтобы вовлечь Австрию в планы своей внешней политики.
2. Социально-экономическая структура Австрии. Даже сжатое изображение хозяйственного развития и положения Австрии в послевоенное время, особенно в фашистский период, не может обойтись без того, чтобы не отметить некоторые характерные для хозяйства Австрии факты, — и прежде всего тот факт, что австрийская промышленность вследствие распада австро-венгерской монархии потеряла семь восьмых территории своего прежнего сбыта, последствием чего явился процесс огромного сжатия всего австрийского производственного аппарата. Политика высоких покровительственных пошлин, проводимая государствами, выделившимися из состава двуединой монархии, и осуществляемая ими из националистических и военно-политических соображений собственная индустриализация все время ставили и ставят поныне непреодолимые в большинстве случаев преграды австрийской экспортной индустрии.
Другими факторами, в первую очередь определяющими социально-экономическую структуру Австрии, приходится считать почвенные условия, распределение земли и населения, а также общие условия производства. Из 7,5 млн. га годных земель 3,13 млн. га, то есть 42%, заняты лесом, и 0,47, то есть 13%, Альпами; иначе говоря, 55% всех годных земель находится под самыми экстенсивными культурами. Значительная часть Австрии является высокогорной страной.
Минеральными полезными ископаемыми Австрия не слишком богата. Однако, у нее есть мощные месторождения железной руды в Эрцберге (Штирия), есть соль (Зальцкаммергут), бурый уголь в Кёфлахе (Штирия) и Вольфсэгге (Верхняя Австрия), магнезит в Фейтче (Штирия). Богата Австрия и водными силами. Зато у нее почти совсем нет каменного угля и нефти, а медь, алюминий и свинец добываются в незначительных количествах. В смысле богатства и удобств добывания (открытая разработка) заслуживает быть отмеченным Эрцберг, играющий значительную роль в игре дипломатических интриг, сплетаемых вокруг Австрии: и германский и итальянский генеральные штабы видят в нем бесценный резерв на случай войны.
Решающим элементом в хозяйственных и политических отношениях Австрии является распределение ее земельного фонда. Самое сжатое понятие о нем дает следующая таблица:
Итак, по меньшей мере, половина, а вероятнее — три четверти всех сельских хозяйств Австрии принадлежит пролетарским или полупролетарским слоям. Чтобы существовать, карликовые хозяйства вынуждены наниматься в рабочие, главным образом в сельскохозяйственные рабочие. Они лишь, по видимости, стоят на более высокой социальной ступени, чем безземельные сельскохозяйственные рабочие. В действительности как раз земельная собственность связывает их в подыскании более благоприятных условий работы, а это равносильно современной форме средневекового прикрепления к земле и превращает их в настоящих glaebae adscripti (крепостных).
Вторая группа, состоящая из малоземельных крестьян, в сущности, тоже ведет пролетарское существование, особенно если хозяйство переобременено долгами, а это в Австрии — обычное явление. Причины такой огромной задолженности: высокие налоги, высокие цены на все промышленные продукты при одновременно низких ценах на сельскохозяйственные продукты, особенно на продукты карликовых и мелких крестьян, которые должны были их реализовать немедленно и при самых неблагоприятных условиях, тогда как торговцы и кулацкие товарищества клали в карман посреднические барыши. При этом нужно заметить, (что так называемое единонаследие Anerbenrecht), по которому крестьянский двор переходит к старшему или младшему сыну, тогда как доля других детей в наследстве выплачивается в виде ипотек (как правило — весьма важный источник задолженности), существует в Австрии только в Тироле и в некоторых частях Зальцбурга и практически имеет значение только для средних и крупных крестьянских дворов, так что здесь оно может остаться за пределами внимания. Задолженность малоземельных крестьян, согласно последним статистическим данным, достигает ужасающей суммы — полумиллиарда шиллингов. Прогрессирующее уже много лет обнищание карликовых и малоземельных крестьянских хозяйств, особенно альпийских хозяйств, происходящее под давлением налогов и ростовщичества, недостатка сбыта и низких цен, является прямо беспримерным. Часть этих малоземельных крестьян, правда, может быть, причислена и к середнякам, поскольку они занимаются высокоценными и интенсивными культурами, как-то: виноградарством, сахарной свеклой и т. д. — все это главным образом в равнинных частях страны.
В третью группу входят подлинные середняки, а также зажиточные крестьяне, которые работают с помощью наемных батраков и батрачек и сбывают значительную часть своей продукции на рынок. Политически они в прежнее время составляли основные массы христианско-социальной партии, ныне они не столь едины. Однако, независимо от того, что одна часть середняков примыкает к фашистскому хеймверу, а другая состоит в христианско-католическом лагере, они все же составляют сильнейшую социальную опору современного клерикально-фашистского режима. Среди же карликовых и малоземельных крестьян находят себе многочисленных приверженцев демагоги национал-социалистов («наци»).
Из приведенной выше таблицы мы усматриваем, наконец, особенно вопиющий факт, а именно, что 3,5 млн. га, то есть почти половина всех годных земель Австрии, принадлежит 6 000 крупных землевладельцев. Дальнейший анализ хозяйств размером выше 1 000 гадает, однако, еще более яркую картину распределения собственности. Оказывается, что 562 крупнейших собственника держат в своих руках в общей сложности 2,1 млн. га, или 28% всех годных земель Австрии. Земельная доля 217 000 карликовых хозяйств, составляющих ровно половину всех сельских хозяйств, равняется всего 6%, или 1/17 всех годных земель. Или, если взять все карликовые и малоземельные хозяйства, 84% всех сельских хозяйств и 1 197 000 лиц, в них занятых, владеют лишь 27% годных земель.
Как крупные землевладельцы, феодальные аристократы и церковь теснейшим образом связаны с торговым, промышленным и банковским капиталом, эксплуатируя многочисленные свои сахарные и спиртоочистительные заводы, мельницы и лесопилки, бумажные и целлюлозные предприятия, кирпичные заводы и цементные заводы. Политически они являются сильнейшими факторами и носителями австрофашистской реакции. Путем господства над всеми командующими высотами хозяйства и государства, путем систематического использования печати, школы, театра, кино и радио в классовых своих интересах, а также путем беззастенчивой социальной демагогии крупные землевладельцы искони умели впрягать мелкое крестьянство в колесницу служения своим интересам, так же как промышленный капитал умел мобилизовать в своих интересах мелких производителей, а банковский капитал — «общее хозяйственное благополучие».
Дальнейшим своеобразным моментом социально-экономической структуры Австрии является распределение населения. В Австрии 6,7 млн. жителей, из них 1,8 млн. приходится на столицу — Вену, соотношение совершенно неестественное. На Вену и Нижнюю Австрию, то есть на две из девяти союзных областей приходится более половины всего населения Австрии. Этот факт вскрывает характерный для политики и хозяйства Австрии дуализм: между высокоразвитым в промышленном и торговом отношениях миллионным городом и примыкающим к нему промышленным районом, с одной стороны, и почти совершенно аграрной остальной территорией — с другой, где города незначительны и промышленность развита слабо, при наличии лишь отдельных вкрапленных предприятий по переработке сырья.
Структуру промышленных и торговых предприятий Австрии вскрывает следующая таблица:
Насколько неблагополучно тут обстоит дело, видно из того, что на торговлю приходится 35% общего числа предприятий и 20% занятого в промышленности и торговле населения. Такая гипертрофия торгового дела является признаком многолетнего кризиса и процесса сжатия хозяйства.
В заключение укажем еще на неблагоприятное географическое размещение, на недостаточность и дороговизну технического оборудования, на бедность капиталом и вытекающие отсюда высокие процентные ставки, - факторы, способствующие существенному превышению производственных расходов австрийской промышленности сравнительно с однородными отраслями других соперничающих стран. Австрийские промышленники, работающие на экспорт, искали уравнительный коэффициент для повышения своей способности к конкуренции и с самого начала нашли его в снижении прожиточного уровня масс. Сложной системой мероприятий в области заработной платы, установления цен, налогов и социальной политики они сумели резко снизить общий уровень жизни и добиться этим необходимой им премии на экспорт.
В первые годы республики, когда австрийская буржуазия откупилась от кровавой расплаты уступками пролетариату в области социального законодательства, желанная экспортная премия получалась путем инфляции. После стабилизации валюты эта же цель достигалась систематически подготовлявшимися прямыми наступлениями на заработную плату и социальные права рабочего, а далее - повышением цен и государственными займами, ложившимися своей тяжестью на все трудящееся население. А победа австрофашистской реакции, в конце концов, открыла возможность для беспрепятственного снижения заработной платы и самой беззастенчивой социал-политической конкуренции.
3. Австрийское хозяйство до захвата власти фашистами. Осенью 1922 года была стабилизована австрийская валюта. Внутри страны валюта расценивалась много выше, чем вовне, и процесс выравнивания ее стоимости внутри и за границей завершился лишь в 1924 году. Между тем заработная плата стояла в Австрии на значительно более низком уровне, чем в конкурирующих промышленных странах, в то время как общие производственные расходы австрийской промышленности были значительно выше. Следствием был огромный хозяйственный кризис, разрешившийся крушением спекуляции с франками, распадением больших инфляционных концернов крупных спекулянтов Бозеля и Кастильони, а также крушением отдельных «политических банков» (основанных или принадлежащих буржуазным партиям). Если австрийские рабочие в эпоху инфляции имели хотя бы иллюзию успешного движения заработной платы, то теперь и это миновало безвозвратно. Заработная плата была стабилизована на низком уровне 1924 года и с той поры уже больше не поднималась. Наоборот, все последующее время стояло под знаком наступления австрийской буржуазии на «социальное обеспечение». Процесс систематического выхолащивания социального законодательства, успешно проводившийся уже с 15 июля 1927 года, нашел свое завершение после 12 февраля 1934 года. С этой поры австрийская крупная буржуазия получила свою экспортную премию, оплачиваемую невообразимо низким уровнем жизни, к которому беспредельная ее жажда к наживе принудила трудящихся Австрии.
1925/26 годы отмечены крупными крахами банков. Сплетение политики с аферами, непрерывный ряд коррупционных скандалов, тянущийся от самого начала австрийской буржуазной республики вплоть по самого последнего уже фашистского времени, может также считаться особенно характерным для Австрии явлением. Ибо австрийская коррупция далеко оставляет за собой всякую привычную при капитализме, так сказать, «законную» меру. От катастрофы «Депозитного банка», «Унионбанкa», «Verkehrsbank’а» и «Центрального банка» немецких сберегательных касс, от скандала с почтовыми сберегательными кассами до крушения «Учреждения земельного кредита» (Воdenkreditanstalt), от краха «Кредитанштальта» (Creditanstalt), «Учетного банка» и «Венского союза банков», до скандала с хищениями в «Фениксе», — тянется непрерывная цепь политического и финансового разложения. Столпы австрийской феодальной аристократии, чьи пышные имена играли роль вывески, соперничали с крупными спекулянтами в разбазаривании народного достояния.
Помимо дополнительного специфически австрийского явления полного разложения общественной жизни, эти крахи крупнейших венских банков должны рассматриваться, прежде всего, как выражение общего процесса сжатия австрийского хозяйства, а также ликвидации Вены как финансового центра и финансового транзитного пункта для центральной Европы и Балканского полуострова, каковую роль Вена в течение многих десятилетий играла в глазах ищущих приложения французских, английских, бельгийских и швейцарских капиталов. Безвозвратно канула в вечность заветная мечта крупных денежных спекулянтов Кастильони, Зиггарта, Эренфеста и д-ра Берлинера, а с ними и всей паразитической шайки обанкротившихся аристократов и христианских политических дельцов воскресить исчезнувшую австро-венгерскую монархию, хотя бы в форме банковских счетов. Ото всего этого остались миллиардные убытки в результате повторных «санаций», остался чудовищный государственный долг примерно в четыре миллиарда шиллингов и страшное обнищание масс. Целые промышленные округа в Нижней Австрии и Штирии, принадлежавшие обанкротившимся банковским концернам, уже много лет спят мертвым сном; безработное, в большинстве своем уже много лет снятое со всех видов пособия, население этих областей влачит ужасное нищенское существование.
Следствием такого коррупционного хозяйничанья и ошибочных финансовых расчетов была непрестанно возраставшая нехватка капитала. Поэтому повсеместно осуществленная за 1926-1929 годы рационализация лишь в слабой степени нашла себе применение в Австрии (рационализация в Австрии происходила меньше за счет капиталовложений, чем за счет интенсификации труда). Австрийская крупная буржуазия вместо этого искала себе компенсации в высоких заградительных пошлинах и в устройстве картелей по сбыту, установлению цен и условий сбыта, причем она всецело обеспечивала себе Австрию как рынок сбыта и открыла эру нелепейшей политики демпинга. Эти тенденции к картелированию и эта политика демпинга, вызвавшие неслыханное обременение собственной страны к выгоде других, получили дальнейшее усиление в эпоху фашизма.
Политика картелей, проводимая австрийской крупной буржуазией и выражающаяся по отношению к рабочим и потребительским массам в непрестанном урезывании заработной платы, в снижении аккордных ставок, в систематическом отнятии социальных прав и повышении цен, повела также к заключению международных картельных соглашений, к продаже на сторону паев на продукцию и сбыт, а это практически привело к остановке большого числа фабрик. Так, например, австрийская железная и стальная промышленность примкнула к международному картелю стального сырья и перешла в значительнейшей своей части в германские руки; то же произошло с электрической и химической промышленностью, а также с австрийскими шелковыми фабриками. Отсюда многочисленные нити повели и ведут поныне к австрийской политике.
1928-1932 годы отмечены резким обострением положения во всех областях хозяйственной жизни. Определившиеся уже в 1928 году регрессивные тенденции усилились осенью и зимой 1930 года до степени вполне развившегося кризиса, которому в последующее время предстояло еще более значительное обострение. Правда, в общей тенденции австрийского хозяйства к снижению можно установить бросающееся в глаза различие между Веной и провинцией. Причиной этого является известная коммунальная политика социал-демократической общины Вены; высоко даровитый финансовый референт ее, Гуго Брейтнер, и знаменитый умерший в 1936 году в Москве профессор Юлиус Тандлер осуществили широкую программу обеспечения и жилищного строительства, благодаря чему общий уровень трудовой занятости поднят был в Вене на значительную высоту по сравнению с провинцией.
В первые месяцы 1930 года картина мирового хозяйства изменилась: мировая конъюнктура, существовавшая до этого времени, сменилась тяжелым кризисом. На австрийском хозяйстве мировая конъюнктура отозвалась лишь очень слабо; тем катастрофичнее сказалась реакция. Специфически австрийский кризис сжимания лишь теперь стал проявляться в полной мере. Он обнаружился не только в металлургической промышленности, особенно раздутой, но прежде всего в области строительства. Крах «Учреждения земельного кредита» и вынужденное, по требованию правительства, слияние его с «Кредитанштальт» (Ротшильд) приводит к объединению и вместе с тем к приостановке мощных промышленных концернов, находящихся в сфере господства этих банков. Австрийский «Кредитанштальт» теперь фактически имел под своим контролем свыше 75% всех австрийских промышленных предприятий. Целый ряд машиностроительных, паровозных и вагоностроительных заводов, автомобильных и текстильных предприятий был приостановлен или снесен. В результате — неописуемая нищета рабочих масс. Число безработных в эту пору впервые перешагнуло за 300 000.
В мае 1931 года последовало крушение гипертрофически развившегося «Кредитанштальт», которое было ударом по банкам во всем капиталистическом мире. Кредиты, выданные им для дальнейшего ведения его собственных и принятых им на себя промышленных концернов, были целиком заморожены. К тому же «Кредитанштальт» и по самостоятельным делам, и по наследству, доставшемуся от «Учреждения земельного кредита» (Bodenkreditanstalt), связано было с многочисленными сомнительными предприятиями за границей, которые сильно обременяли его. Если кризис 1924-1927 годов, например, до известной степени пощадил текстильную и химическую промышленность, равно и производство строительных материалов, то теперь и эти отрасли попали под колеса. Особенно резко была отброшена назад австрийская тяжелая промышленность. На рубеже 1930/31 годов выплавка чугуна достигала лишь 21,6% прежнего своего нормального уровня, прокат железа — 39,9%, в то время как машиностроительное производство во всей совокупности работало лишь на 40-45% своих возможностей.
Крушение «Кредитанштальт» совершенно подорвало австрийское хозяйство. Оно повлекло за собой отказ от всех краткосрочных кредитов, которые — по известному рецепту всех обанкротившихся капитанов банковского дела — инвестированы были «Кредитанштальт» на долгие сроки. Таким именно способом австрийские банки финансировали кратковременную конъюнктуру 1928 года. Австрия, с самого начала стоявшая в финансовом отношении под опекой Лиги наций, не получила от нее никакой поддержки в вопросе о «Кредитанштальт», более того, — западные державы прямо-таки обострили катастрофическое положение. Объясняется это тем, что как раз в это время австрийский канцлер Шобер и германский министр иностранных дел Курциус разрабатывали план таможенного объединения, которое должно было подготовить фактическое присоединение Австрии к Германии («аншлюс»).
Если первоначально говорили, что убытки «Кредитанштальт» составляют всего 160 млн. шиллингов, то впоследствии признанные потери поднялись до гигантской суммы в 11/2 миллиарда. На этом основании, а также на том, что государство санировало этот банк и вместе с тем «контролировало» мощные индустриальные концерны, Отто Бауэр построил в свое время пресловутую теорию о том, что Австрия вступает отныне в полосу «государственного капитализма».
Для санации «Кредитанштальт» государство внесло в «Австрийский национальный банк» денежные векселя на сумму около 700 млн. шиллингов. Несмотря на вдвое сократившееся хозяйство, количество находившихся в обороте австрийских денежных знаков в декабре 1931 года было на 20% больше чем в предыдущем году. Наступившая паника привела в короткое время к быстрой утечке золота (с 928 млн. до 317 млн. шиллингов) из Национального банка. Вследствие этого шиллинг потерял 30% своей стоимости, внешняя торговля также стала быстро падать, и из наличного общего числа рабочих и служащих в 1,5 млн. человек почти 500 000 в течение следующего года остались без работы. Параллельно с этим упадком промышленности, торговли и банковского дела происходило и необычайное обострение кризиса в австрийском сельском хозяйстве. И без того уже искони ненадежное положение австрийских альпийских крестьян прямо-таки катастрофически обострилось вследствие запрещения ввоза в Германию и в дальнейшие годы, вплоть до последних дней, не испытало ни малейшего смягчения. .
Этот кризис всего австрийского хозяйства, обнаруживший — помимо связи его с кризисом мирового хозяйства — специфически австрийские элементы, послужил фоном для развертывания классовых боев между крупной буржуазией и пролетариатом Австрии. 1932 год принес дальнейшее резкое ухудшение общего хозяйственного положения. 1932 и 1933 гг. были в хозяйственной и политической области годами острейших противоречий. Безработица в эти годы достигла высших размеров, в то время как производственные цифры опустились до минимума. При пресловутом канцлере Дольфусе Австрия в торгово-политическом отношении переходит к политике предпочтения и торговых контингентов, с особым подчеркиванием так называемого аграрного курса, который принес крупному землевладению и кулачеству неслыханные барыши, премии и субсидии. В марте 1933 года государству пришлось санировать дальнейшими 180 млн. шиллингов находящиеся на краю гибели «Нижнеавстрийское учетное общество» и «Венский банковский союз».
Цифровое выражение торгового баланса австрийского хозяйства с 1924 года до захвата власти фашистами в миллионах шиллингах таково:
(«Zeitschrift f. öster. Konjunkturforschung»).
В этих цифрах находит себе выражение вся трагедия австрийского хозяйства, чудовищный процесс его сжатия. Мы видим: объем оборота внешней торговли по отношению к высшей точке, 1928 г., снизился на 31/2 миллиарда шиллингов, то есть почти на две трети. Торговый баланс был и остается неизменно пассивным, таков же и платежный баланс, который лишь в незначительной части компенсировался доходами от иностранного туризма, доходами от транспорта (так называемый «невидимый» платежный баланс). Политическая независимость Австрии и в хозяйственном отношении также постоянно обеспечивалась извне (фактически Францией, Англией и Чехословакией) посредством различных займов.
Поучительную картину дают нам и цифры общего хода дел и производства, австрийского железоделательного производства, безработицы и движения заработной платы за это время (годы 1923-1931 приняты за 100):
(Wirtschaftstatist. Jahrbuch d. Arbeiterkammer für 1934/35).
Развитие австрийского железоделательного производства шло следующим образом (в тысячах тонн):
(тот же источник)
(«Öster. Institut f. Konjunkturforschung» und «Öster. Volkswirt»).
Цифры эти — официальные и, разумеется, далеко ниже действительных. Впрочем, они еще и сезонно подчищены в том смысле, что связанные с сезонами конъюнктурные колебания исключены. За десять лет безработица в Австрии утроилась. Цифры числа безработных, получавших пособие, дают совершенно неверную картину. Ибо из года в год десятки тысяч безработных беспощадным образом снимались со всех видов пособия. С другой стороны, из года в год десятки тысяч молодежи достигают рабочего возраста, не получая работы, так что статистика вообще не учитывает их. Если, например, производственная статистика в 1930 году насчитывает 95 000 занятых мальчиков-учеников, то всенародная перепись 1934 года насчитывает их всего 59 000, так что приходится отметить уменьшение числа их на 36 000. Сейчас (1936 г.) в Австрии около 60 000 человек молодежи, вообще не получившей никакого профессионального обучения.
Насколько нагло лжет эта официальная статистика, видно из следующего: в 1930 г. было 984 000 застрахованных от безработицы, в то время как 1934 год дает цифру 663 000. Разница, следовательно, обнаруживает чистый прирост безработных в размере 321 000 человек. А между тем число безработных, получавших пособие, поднялось за это время лишь на 81 000 человек. Куда же делись 240 000 человек? Если вычесть отсюда около 40 000 человек (официально признанное число снятых со всех видов пособия), то все же остается необъяснимый остаток в 200 000 безработных, которые бесследно исчезли из официальной статистики. Этих «черных» безработных приходится, однако, постоянно присчитывать к официальным данным, чтобы хоть сколько-нибудь приблизиться к истине.
В связи со статистикой безработных величайший интерес представляет статистика заработной платы. Если заработки в Австрии уже во время стабилизации валюты стояли относительно ниже уровня их в конкурирующих промышленных странах, то реальная заработная плата в последующие годы до прихода к власти фашистов была еще более снижена вследствие последовательного сокращения защиты прав квартиронанимателей и всего социального законодательства, а также вследствие снижения заработной платы. Австрофашизм переложил кризис на австрийские массы таким способом, что с помощью стройной системы мероприятий в области заработной платы, налогов и цен доходы широких масс испытали дальнейшее чувствительное понижение. Разумеется, статистических данных обо всем этом нет, однако движение заработной платы и жалованья рабочих и служащих за последние годы в Вене дает возможность сделать соответствующие выводы. Вот каково это движение:
Годовой фонд заработной платы и жалований в Вене (в млн. шиллингов)
(«Öster. Institut f. Konjunkturforschung»)
За 1936 год опубликование этой рубрики было приостановлено. К столь же поразительным заключениям о чудовищном обнищании трудящихся Австрии (чудовищном вследствие стремительного сжатия всего производственного базиса, вследствие ужасной безработицы и массового обнищания при одновременном стремительном вздорожании всех предметов широкого потребления) приводит нас и податная статистика последних лет. С прямыми и косвенными налогами, в которых находит свое отражение безудержная классовая борьба, дело обстояло следующим образом:
Хотя заметно некоторое повышение и прямых налогов, но, во-первых, оно не стоит ни в какой связи с косвенными налогами, а, во-вторых, это повышение только по видимости может быть отнесено на счет обременения имущих классов. Действительной причиной этого повышения является пропорциональный кризисный налог на оборону страны (целевые налоги на содержание вооруженных фашистских сил за счет широких масс), получающий характер массового обложения. Поступления от налогов на доходы и заработки, налогов на земли и строения, поимущественного и с акционерных обществ показывают наклонность к стремительному падению, в то время как налоги на потребление, пошлины и налоги с торгового оборота являются чистейшим массовым обложением, так как они путем повышения цен перелагаются на широкие массы.
4. Хозяйственная политика австрофашизма. Австрийская буржуазия имела все основания ликовать, когда австрийский рабочий класс был подавлен в февральских боях 1934 года. 12-е февраля очистило ей путь к беспрепятственному разбойничьему наступлению на весь трудящийся народ. Банки и промышленники, оптовая торговля и крупное землевладение, католическая церковь и Габсбурги — вот кто пожал в первую голову плоды февральской победы: именно они своей эксплуатацией выжимали все соки из австрийского народа.
На другой стороне стоят: рабочие и служащие, у которых отняты были все политические свободы, разгромлено в большей своей части социальное законодательство, а жизненный уровень снижен еще на 30-40% по сравнению с дофашистской эрой; безработные, для которых размер и сроки выдаваемых пособий по-драконовски сокращены, из которых многие десятки тысяч беспощадно сняты со всех видов пособия; карликовые и малоземельные крестьяне, а частично и середняки, как жертвы фашистской грабительской политики. Наконец, мелкое ремесло и мелкая промышленность, средние городские слои и интеллигенция точно так же должны были расплатиться за фашистскую хозяйственную политику ценой тяжелого ущерба своему материальному положению. Беспрепятственной мобилизацией народного достояния, обременением на многие годы вперед народного дохода в виде внутренних и внешних займов, а также интенсивно проводимым под названием «трудовых занятий» вооружением, австрофашизм сумел вызвать в 1934 году некоторое хозяйственное оживление. Он лелеял при этом великую надежду дать знаменитый «начальный запуск» частному хозяйству.
Этот искусственно повышенный уровень производства и объема внешней торговли (премии, субсидии, снижение провозных тарифов, возмещение налоговых взносов и т. п.) поддерживался в 1935 году лишь с трудом. Точно также и наложенный в этом году трудовой заем состоялся лишь при крайне напряженных условиях в противоположность относительно успешному выигрышному займу. Некоторое оживление заметно было на повороте от 1935 к 1936 году в связи с итало-абиссинской войной, но это оживление значительно ослаблено было затяжкой в платежах, а частью и просто неплатежом. Весной же и летом 1936 года наступает резкий поворот назад. Затихание экспорта в Италию, почти полная ликвидация предоставления работы в голодном бюджете 1936 года, хозяйственный и моральный удар, вызванный недавним грандиозным финансовым и коррупционным скандалом в страховом обществе «Феникс», скандалом, который вызван был главным образом финансированием фашистских займов и союзов обороны, — все это, вместе взятое, вскрывает в высшей степени неустойчивое положение фашистской хозяйственной политики. Ибо что же осталось от всего фашистского волшебства? Предприниматели затратили огромные барыши от государственных заказов на военное снаряжение, главным образом на то, чтобы разделаться с долгами, выкупить пакеты акций, рационализировать еще больше свои предприятия или выплатить дивиденды. Фашистские надежды на «частную инициативу» обманули: с прекращением государственных заказов вся конъюнктура в области военного снаряжения внезапно обнаружила понижательную тенденцию. Общий же уровень производительных отраслей, лежащих за пределами определенно выраженного военного снаряжения, как был, так и оставался все время на опасно низком уровне.
Положение общественных финансов весьма ненадежно. Допустимая граница государственной задолженности давно перейдена. Насколько сильно пострадал государственный кредит, показывает недавний выпуск казначейских билетов, которые, вопреки принятому обычаю, присчитываются к бюджету следующего года и не могут быть дисконтированы «Национальным банком». Неудивительно, ибо государство уже более двух лет не вносит «Национальному банку» ни амортизационных платежей, ни процентов за те 663 миллиона шиллингов, которые он ссудил ему в связи с санацией «Кредитанштальт». Долг этот по чисто декоративным основаниям числится у «Национального банка» в его активе. И при ближайшем рассмотрении даже этот показной козырь австрофашистской хозяйственной политики — устойчивость валюты — оказывается совершенно искусственным продуктом, никоим образом не покоящемся на естественной прочности валюты. Австрийский «Национальный банк» фактически выключен из хозяйственной жизни; это видно из вексельного его учета, который давно уже стоит на одном и том же уровне. В довершение всего — это даже и не торговые векселя, а собственные векселя «Национального банка», внесенные в него акционерным «Обществом промышленного кредита» («Industrie-Kredit А. G.»), которые на 99% принадлежат «Национальному банку».
Эта констатация никоим образом не означает, что Австрия в хозяйственном или финансовом отношении стоит накануне крушения. Мы здесь имели в виду наметить лишь экономический базис австрофашизма, базис, который в смысле валюты, государственного кредита и хода производства вооружения обнаруживает те же черты, как и базис большинства центральных и восточноевропейских государств. Наиболее характерным является то, что, несмотря на снижение объема производства и внешней торговли, несмотря на ограниченность валюты и государственных финансов, крупная буржуазия и финансовый капитал умеют не только обеспечить, но даже увеличить свои прибыли. Ибо и в других фашистских и полуфашистских странах, и в Австрии усиленное давление на заработную плату, диктатура цен, обложение предметов широкого потребления, а также политическое угнетение рабочего класса и всего трудящегося народа являются средствами для обеспечения как хозяйственно-политического курса фашистской системы, так и экономической ее основы.
Авантюристическая внешняя политика, враждебная Лиге наций позиция в вопросе о санкциях, двусмысленная реставрационная политика и провокационное нарушение договора по вопросу об обороне и вооружении, — все это чрезвычайно сузило финансовую маневренную способность австрофашизма. И без того уже всегда обостренное финансовое положение можно было до известной степени скрывать, пока «Феникс» выручал фашистский режим в его финансовых злоключениях. Теперь и это кончилось. Под давлением безвыходного хозяйственного положения, ослабленный внутренней политической рознью, расшатанный непрерывным хозяйственным и политическим нажимом Германии, прижатый к стене Муссолини с момента нынешнего внешнеполитического сотрудничества Италии и гитлеровской Германии, австрийский клерикальный фашизм вынужден был заключить чреватое последствиями соглашение с Гитлером 11 июля 1936 года.
5. Политическая жизнь Австрии до 12 февраля 1934 года. На хрупком, полном противоречий социально-экономическом фундаменте этого государства в послевоенное время происходил внутренний политический процесс, порою достигавший захватывающего дух драматизма. Революция 1918 года не коснулась классовых позиций австрийской буржуазии, могущества финансового капитала, феодальной аристократии и церкви, равно как и преданной им бюрократии. Крушение монархии затронуло единственно только армию. Ее оружию предстояло играть еще очень значительную роль в грядущем политическом развитии.
Ростки будущего развития были видны уже при самом рождении австрийской республики. Ибо республика провозглашена была в Австрии социал-демократом Зейтцом, христианско-социалистическим прелатом Хаузером и великогерманцем Динггофером — теперешним подголоском Гитлера. Общеизвестный реформист социал-демократ Карл Реннер видел спасение от «анархии», то есть от пролетарской революции, только в коалиции с австрийской буржуазией и крестьянами-середняками. Так волны пролетарской революции, поднявшиеся было и в Австрии — вследствие воздействия великой русской пролетарской революции и соседства венгерской и баварской революций, а также вследствие всеобщего брожения в самой Австрии — были усмирены, чем немало гордились вожди и идеологи «австромарксизма».
В революционные дни Австрия была ключом к положению во всей Европе, ибо она являлась мостом между венгерской (22 марта 1919 г.) и баварской (7 апреля 1919 г.) республикой советов. Но социал-демократический статс-секретарь по внутренним делам, Маттиас Эльдерш, распорядился арестовать вождей коммунистов, подготовлявших большую демонстрацию за эти советские республики в соседних странах и за власть советов в Австрии. На другой день, 15 июня 1919 года, он приказал оставленному в должности императорскому полицей-президенту Шоберу (которому, как предтече австрофашизма, еще суждено было играть значительную роль впоследствии) стрелять в революционных рабочих Вены, направлявшихся шествием к зданию тюрьмы. 17 трупов и более сотни раненых осталось на мостовой. Сочувствовавший революционерам 41-й батальон народной милиции (Volkswehr) был окружен правительственными войсками и вскоре после этого окончательно распущен по приказанию социал-демократического статс-секретаря по военным делам Юлия Дейча, — пожалуй, самой роковой фигуры австрийской социал-демократии.
Дорога для австрийской реакции была свободна. Уже в дни переворота три реакционных вождя австрийской провинции (пресловутый начальник области Штирии Ринтелен, генерал Хюльгерт в Каринтии и адвокат Штейдле в Тироле) создали так называемые «охраны из обывателей» (Einwohnerwehren), предшественниц поздней их «охран очага» — «хеймверов». Австрийская буржуазия, которая из страха перед ожесточенными рабочими и фронтовиками сделала им значительные уступки в области социального законодательства, теперь решила возможно скорее взять уступки назад. Ее обнадеживало фактическое соотношение сил, но в первую очередь победа венгерской и германской реакции.
После того, как социал-демократия выполнила свое назначение защитного вала против большевизма (еще в 1935 г. христианско-социальный демагог Куншак расточал за это громкие хвалебные речи по адресу социалистической партии), коалиция распалась по ничтожному поводу. С этих пор до самого своего крушения социал-демократия формально все время находилась в «оппозиции». Это кажущееся оппозиционное положение было, однако, источником роковых иллюзий среди австрийских рабочих.
Вождем и политическим идеологом австрийской реакции был пресловутый прелат Зейпель. Вся австрийская политика последующих лет теснейшим образом связана с именем этого иезуита. Он был создателем единой христианско-социальной партии, которая объединяла аристократию и крестьян, мелкое мещанство и значительную часть городской буржуазии, он сколачивал различные антимарксистские единые фронты, и он же был виртуозом виляющей внешней политики Австрии. Зейпель же после оздоровления валюты пользовался женевским финансовым контролем как прикрытием для всех реакционных покушений. Он же покрывал накоплявшиеся из года в год фашистские убийства рабочих, и на его совести лежит кровавое 15 июля 1927 года.
Политическим противником Зейпеля выступала австрийская социал-демократия. Ареной борьбы служил ей парламент, ее политическим идеалом была формальная демократия, ее преимущественным орудием — парламентская риторика и обструкция. Полная иллюзий во всем, что касается путей и средств, псевдореволюционная во всех вопросах о конечной цели, облекавшая все «теории» в патетическую фразеологию1848-х годов, австрийская социал-демократия с какой-то единственной в своем роде притягательной силой влияла на массы. И это — тем более, что относительные успехи австрийского социального законодательства, внешнее положение оппозиции при фактической государственной ответственности, а также вытекавший из целого ряда особых обстоятельств блестящий количественный рост социал-демократической партии и профессиональных союзов, — все это придавало в глазах масс особенный престиж «государственной дальновидности» заведомых оппортунистов. Сюда присоединялось жившее много десятилетий воспоминание о Гайнфельдском учредительном съезде партии, всестороннее почитание старика Виктора Адлера, а также его сына Фридриха за его деяния и за мужественное его поведение перед лицом чрезвычайного суда, — все это моменты, которые с беззаветной верностью привязывали десятки тысяч простых пролетариев к партии и профессиональным организациям, а также к их вождям, и долгое время совершенно застраховывали австрийскую социал-демократию от революционных влияний и идей. Опираясь на такие предпосылки, реформистская и оппортунистическая бюрократия без особого труда превратила понятия «единство партии» и «партийная дисциплина» в какой-то фетиш или, лучше сказать, в повиновение без малейшей критики.
Количество членов социал-демократической партии и свободных профессиональных союзов дает такую картину:
В то время, как профессиональные союзы, по мере растущего ухудшения хозяйственного положения, а также вследствие старательного уклонения от экономической борьбы, неудержимо спустились до половинного количества членов, социал-демократическая партия, наоборот, если не считать 1923 год, обнаруживала до 1929 г. непрерывный прирост членов. Процесс отхода от партии принял крупные размеры лишь с наступлением тяжелого хозяйственного и политического кризиса 1929-1933 годов.
Тем временем, однако, австрийская реакция сознательно и систематически развертывала свои силы против рабочего класса. С денежной помощью от крупных финансовых кругов и индустрии, под командой аристократов и уволенных от службы офицеров, при поддержке церкви, а также государственной юстиции и всей исполнительной власти, пройдя школу немецких офицеров-путчистов и убийц фемы (тайное судилище, см. XIV, 223/24), при содействии итальянских, немецких и венгерских денежных средств, — фашистские хеймверы постепенно выросли в опасную силу. Прикрываемые Зейпелем и другими заступниками, они стали прибегать к безудержной и кровавой провокации, подводя рабочих под пулеметы, собственные или государственные. На зверское убийство фронтовиками в Шаттендорфе (Бургенланд) одного инвалида войны и девятилетнего сына рабочего, рабочие ответили непосредственным прекращением работы и демонстративной всеобщей забастовкой, что послужило прямым поводом к созданию знаменитого республиканского «шуцбунда» (союза защиты) 21 февраля 1923 года. Как при всех предшествовавших случаях убийства рабочих, так и на этот раз центральный социал-демократический орган «Рабочая газета» («Arbeiterzeitung») решительно провозгласила, что это — последнее убийство, за которое должно последовать справедливое возмездие. По обыкновению ровно ничего не последовало. В своей «борьбе за улицу», то есть за право свое выступать всюду в боевом порядке, хеймверы уже к началу 1927 года добились первых своих успехов. Социал-демократия отступила перед провокациями хеймвера, чтобы «избежать гражданской войны и кровопролития», как она обычно выражалась. Эти успехи уже не давали хеймверам покоя. Для того, чтобы разоружить рабочих перед предстоящей борьбой, Зейпель в одну прекрасную ночь приказал внезапно занять арсенал, куда рабочие во время переворота (свержения монархии) — впрочем, в согласии с буржуазией — припрятали десятки тысяч ружей от возможного захвата со стороны Антанты. Не дожидаясь никаких приказаний, рабочие этого района ответили на покушение Зейпеля тем, что сами заняли арсенал и выключили свет во всем районе. В переговорах, одновременно веденных с Юлием Дейчем, Зейпель обещал отменить распоряжение насчет арсенала. Однако, через две недели то же выступление, значительно лучше подготовленное, было повторено, и на глазах совершенно озадаченных рабочих огромная масса оружия — 40 000 ружей и 300 пулеметов — была увезена вместе с боевыми припасами.
Вынесение оправдательного приговора шаттендорфским убийцам повело к кровавому 15 июля 1927 года. В необычайном возбуждении рабочие венских предприятий вышли на Рингштрассе. Долгие годы сдерживаемый гнев вырвался наружу, и в страстном протесте рабочие сожгли дворец юстиции, этот символ позорного реакционного правосудия. Хотя рабочие не были вооружены, они все же оказывали успешное сопротивление неоднократным полицейским атакам, пока начальник полиции Шобер не распорядился — по приказанию прелата Зейпеля — стрелять в толпу. Жертвами 15 июля было 90 убитых и более 1 000 раненых.
Первый вождь шуцбунда, Юлий Дейч, повел себя по отношению к рабочим, требовавшим оружия, прямо позорно. Только в одной части Штирии знаменитый героический борец Коломан Валлиш — впоследствии, после февральского поражения, повешенный клерикал-фашистами — прогнал всю администрацию и фактически захватил власть. А социал-демократия не сделала ничего, ограничившись провозглашением на неопределенное время забастовки транспорта и однодневной всеобщей забастовки протеста, которая происходила уже и без того. Партийное руководство видело в этом клапан для успокоения глубоко возмущенных масс, ибо уже 17 июля Отто Бауэр на многолюдном венском собрании уполномоченных высказался за прекращение забастовки на транспорте, если опасность окажется устраненной. Еще через два дня забастовка транспорта была прекращена без всяких условий, для того, чтобы перенести «борьбу» на парламентскую почву.
15-е июля 1927 года было прологом к кровавой трагедии следующих лет, которая достигла драматического своего апогея и конца в героических днях австрийского пролетариата 12 февраля - 1934 года. Все, что последовало за 15-м июля, представляется, в перспективе уже законченного и достаточно известного в своих деталях исторического развития, неизбежным следствием этой открытой капитуляции социал-демократии, за которой в дальнейшие годы последовал целый ряд капитуляций, пока мужественные австрийские рабочие, обманутые и расслабленные руководством, не были побеждены в героической отчаянной борьбе пушками и гранатами фашистской буржуазии. Сжатые фактические данные осветят ход событий последующих лет.
Австрийская крупная буржуазия переходит в наступление по всему фронту. Террор на производстве, создание фашистских профессиональных союзов, стачки рабочих, входящих в свободные профессиональные союзы, — в порядке дня. И здесь социалистическая партия (СП) сдает позиции в так называемом хюттенбергском пакте 25 мая 1928 года, в котором признано было равноправие фашистского профсоюза (UG = Unabhängige Gewerksсhaft; см. Рабочий класс в Австрии, XXXV, 159). В социал-демократии одерживает перевес правая группировка Карла Реннера.
Последующие столкновения рабочих с хеймвером каждый раз отмечены все теми же стереотипными чертами: кровавая провокация со стороны хеймвера, театральные протесты и угрозы социал-демократии с соответствующими предостережениями о «развалинах», которые останутся после гражданской войны, взывания к «объективной государственной власти», которая сама же и поощряла эту провокацию, и, в конце концов, — капитуляция с одновременным перетолкованием этой капитуляции в «победу». Удивительным во всей этой трагедии, которую целиком надо поставить в вину социал-демократии, является терпеливая выдержка и бескорыстная верность рабочих этой партии, даже и тогда, когда они давно уже пришли к убеждению, что позиция их совершенно проиграна.
«Завоевание улицы» («Die Eroberung der Strasse») хеймвером происходило следующим образом. Под охраной каждый раз мобилизуемой для этого государственной полиции хеймвер совершал провокационные походы в промышленные районы с целью окружить, таким образом, красную Вену. По этой системе последовали выступления в венском «Wiener-Neustadt» осенью 1928 года, в Сан-Лоренцене в августе 1929 года, где хеймверовцы в кровопролитном нападении убили 13 рабочих. Осенью этого года в Австрии уже господствовала атмосфера гражданской войны. Крах «Учреждения земельного кредита» («Воdenkreditanstalt»), отказ в заграничных средствах и бегство капиталов, давление английского финансового капитала — все это приводит к власти кровавого начальника полиции, «человека порядка» — Шобера. И социал-демократия тепло приветствовала этого человека, которого рабочие после 15 июля ненавидели почти так же, как Зейпеля. Социал-демократия голосовала и за его изменение конституции, которое требовало для правительства исключительных диктаторских полномочий. Эта реформа конституции, вполне отвечавшая интересам хеймвера, была, так сказать, закладкой фундамента для фашистского сословного государства. Австрийская социал-демократия с этого времени непрестанно, придерживалась политики «меньшего зла», сознательно отказываясь от решения вопроса силами еще совершенно не сломленного в эту пору австрийского рабочего класса.
Политический маршрут социал-демократии предписывался в это время Карлом Реннером. Он говорил: «Перед лицом этих обстоятельств на австрийской социал-демократии лежит двойной долг: она должна предоставить буржуазным партиям время опомниться, чтобы они сами сумели освободиться от фашизма» («Что должно случиться в Австрии?», «Kampf», февраль 1930). Изумительный диагноз, устанавливающий, что фашизм и буржуазия две разные вещи. Так возникла новая теория, так называемая теория «отсрочки» («Pause»), которая должна была утешить рабочих надеждой на лучшие времена. Меланхолически рассуждая над этой пресловутой отсрочкой, тогдашний главный редактор «Рабочей газеты» писал: «Все то, что произошло в последние месяцы, конечно, не является поражением для австрийской рабочей партии, скорее это ряд решительных оборонительных успехов, гордое самоутверждение в борьбе с неблагоприятными обстоятельствами. Но внутренне это все же глубоко болезненный процесс» («Kampf», март 1936 г.).
Ряд таких «оборонительных успехов» растянулся надолго. Социал-демократия пошла на компромиссы в жилищном законе, в конституции и в законе против террора, который был полон всяких придирок и капканов для свободных профессиональных союзов. Фактическое соотношение сил вне парламента очень значительно ослабило позицию СП в парламенте.
Отдельные характерные этапы этого периода таковы: падение правительства Шобера осенью 1930 года, отчасти вследствие противоречий в самом правительственном лагере, отчасти под внешнеполитическими воздействиями; образование подчеркнуто реакционного правительства Вогуэна-Зейпеля-Штаремберга; последовавшее через шесть недель его падение по тем же причинам, как и падение Шобера, и его замена «демократическим» правительством Эндера (после тяжелого поражения христианских социалистов и хеймвера на выборах), которое фактически продолжало под новым флагом дело австрийской реакции; пропущенные мимо ушей советы КПА, предостерегавшей от преждевременных триумфальных славословий и не оправдываемого оптимизма, ибо решительный бой в лучшем случае только отсрочивался; изменения в составе правительства в связи с последовавшим в мае 1931 года крахом крупнейшего австрийского банка — «Кредитанштальт», санация этого учреждения и избрание при поддержке социал-демократии союзного президента Микласа; разбившийся о сопротивление рабочих и о вмешательство Франции путч хеймвера 13 сентября 1931 года и быстро последовавшее оправдание преданных суду вожаков; обострение международного положения вследствие побед национал-социалистов в Германии; выборы общинных советов в Австрии в апреле 1932 года, которые снова принесли тяжелое поражение христианским социалистам, в то время как СП, в общем, удержала свои позиции; значительные на этих выборах успехи КПА, которая всюду продвинулась вперед, и наряду с этим избирательные успехи национал-социалистов.
Чтобы не потерпеть поражения от бурно продвигающихся всюду национал-социалистов, реакционным кругам пришлось поторопиться. С другой стороны, в лагере австрийской реакции в это время вовсе не было какого-либо особого оптимизма насчет возможности успеха. Рабочие были очень сильны и бдительны, шуцбунд успел восстановить свои боевые потери, в то время как австрийская реакция, раздираемая социальными, политическими и идеологическими противоречиями, обнаруживала и в хозяйственном отношении значительные расхождения в интересах. К тому же и военная ее формация — хеймвер — была сильно разложена и ослаблена перебежчиками в лагерь наци. Да и общее хозяйственное положение, равно и международная ситуация тоже не открывали особенных перспектив для успешных политических экспериментов.
При таких условиях правительство перешло в руки мало известного до той поры и неприметного Дольфуса. Парламентское большинство в один голос, с трудом достигнутое путем блокировки буржуазных партий, большинство, над которым так много иронизировали, было, однако, ему как раз на руку для того, чтобы дискредитировать парламент. Для этого метода систематического дискредитирования парламента, искусно применявшегося Дольфусом, превосходное поприще открывали главным образом исключительные постановления. Главный курьез этих исключительных постановлений заключался в том, что они опирались на императорский закон о расширенных полномочиях в области военного хозяйства 1917 года, который исходил из совершенно других предпосылок и ставил себе совсем другие цели. Этот шедевр юридической казуистики в истолковании и аналогии этого закона к тому же преподнесен был (в октябре 1932 г.), по примеру античных цезарей, в самой безобидной форме и в очень популярном одеянии: имелось в виду привлечь к ответственности директоров «Кредитанштальт»; но именно этот же закон послужил коварным орудием для всех покушений, какие в дальнейшем совершал Дольфус, чтобы расшатать и ослабить рабочий класс в предстоявшем решительном бою.
До известной степени примером для образа действий Дольфуса был и государственный переворот, произведенный 20 июля 1932 года Папеном в Пруссии, как и вообще в ту пору все события в Германии находили себе соответствующий отклик в Австрии. По поводу одного кровавого нападения националистов на дом рабочих в рабочем районе Зиммеринг (Вена), во время которого застрелили двух националистов и одного стражника, Дольфус принял в состав правительства министром внутренних дел Фея, хеймверского майора, пресловутого кровопийцу и взяточника. С обострением положения в Германии заметно обострились и внутренние политические отношения в Австрии. В январе 1933 года раскрыта была, да еще к тому же социал-демократическими железнодорожниками, громадная перевозка оружия между Италией и Венгрией, тайно организованная австрийским фабрикантом боевых припасов и покровителем хеймвера Мандлем; это немало способствовало решению австрийской реакции разгромить рабочие организации.
Захват власти Гитлером в январе 1933 года и связанное с этим обострение международного положения в Австрии; возникшая вопреки желанию вождей забастовка австрийских железнодорожников против дальнейшего ухудшения их положения; «борьба» социал-демократии в парламенте против строгого наказания железнодорожников, 4 марта, и фарс с отставкой всех председателей национального совета, которую Дольфус назвал «самоисключением парламента»; террористические гитлеровские выборы после пожара рейхстага, 5 марта, и приведение в действие Дольфусом всего механизма исключительных положений, одним ударом отменившее свободу собраний, печати и все политические права граждан; провозглашение Дольфусом «авторитарного сословного государства» и необычайное возбуждение и боевая решимость рабочих; смехотворная инсценировка формального созыва парламента руководителями СП и оппозиционными великогерманцами, 15 марта, для обхода угрозы Дольфуса насилием; слабость дольфусовского режима, а также готовность австрийских рабочих ко всеобщей забастовке и вооруженному восстанию; саботирование руководителями СП предложения КПА о едином фронте и лихорадочное ожидание рабочими боевых лозунгов; готовность СП «к мирному распутанию положения» и кровавое издевательство правительства; кровавая борьба рабочих — социал-демократов и коммунистов — против хеймвера и жандармерии в Штирии и роспуск шуцбунда в апреле 1933 года: таковы лишь отдельные подзаголовки к событиям тех напряженных дней.
Дольфус систематически продолжает теперь свою политику провокации и всяческого унижения рабочих. Он запрещает распространение «Рабочей газеты». Последовавшую вслед за этим забастовку полиграфических рабочих всех газетных предприятий руководители профессиональных организаций, однако, считают нужным прекратить, дабы не повредить переговорам о «мирном распутании». Это мирное распутание приняло такой вид, что Дольфус немедленно за ним возвел хеймвер в звание вспомогательной полиции и запретил празднование 1 мая. В социал-демократическом партийном руководстве берут верх Данненберг и заведомо реформистские и оппортунистические провинциальные уполномоченные в качестве «испытанных тактиков в деле переговоров». Лозунг Даненнберга был таков: «против революционных романтиков, за чувство ответственности». Эффектным дополнением к нему был другой лозунг Отто Бауэра: «сломить!» («niedermachen»!). Они обратились против бурно нараставшей левой оппозиции, которая политически и идеологически стала в значительной части приближаться к позиции КПА; политическое и моральное влияние КПА на социал-демократических рабочих выросло в такой же мере, в какой становилась очевидной для масс беспомощность и политическая неспособность руководителей СП, не умевших в ответ на кровавые фашистские провокации выдвинуть ничего другого, кроме ребячьих «демонстративных прогулок». Руководители СП видели в них особенно хитрое решение вопроса, «потому что ведь прогуливаться не запрещено». Но полиция знать не хотела этих гуляющих и каждый раз принималась жестоко расправляться с ними при помощи резиновых дубинок. В стиле этих прогулок и 1 мая должно было превратиться в «гигантскую прогулку», которая вследствие всеобщего напряжения и возбуждения на самом деле выразительно разыгралась под пулеметами и проволочными заграждениями полиции и войск.
Однако, еще до этого, неуклюже подражая геринговскому пожару рейхстага, арестовали около 1 000 коммунистов по поводу якобы найденных планов авантюрной попытки переворота («путча»), для того, чтобы как-нибудь оправдать последовавшее 26 мая запрещение КПА. КПА, предвидевшая подобную возможность, блестяще отразила удар предварительным переходом на нелегальное положение. Хотя рабочие протестовали против запрещения КПА, социал-демократия ограничилась судебным оспариванием «исключительного положения» (точь-в-точь, как сделал это Лейпарт перед лейпцигским имперским судом).
В ответ на это Дольфус отозвал всех членов Верховной конституционной судебной палаты или принудил их к отставке, то есть фактически распустил Верховную конституционную судебную палату. Тогда социал-демократия обратилась со всенародным письмом к союзному президенту Микласу, избранию которого она способствовала, и с призывом к принесенной им присяге соблюдать конституцию, но несмотря на 1 100 000 голосов, которые все-таки удалось собрать, ровно ничего не последовало. Решительные выпады национал-социалистов и запрещение их партии (июнь 1933 г.) были введением к войне Дольфуса на два фронта, к чему его поощрял Муссолини. Этим запрещением клерикал-фашизм хотел избавиться от своих конкурентов, а СП воспользовалась этим поводом, чтобы открыто провозгласить политику «меньшего зла». Внешнее оправдание своей политики руководители СП нашли в решительном с виду выступлении Дольфуса против наци, с которыми он на деле беспрерывно вел переговоры, и в последовавшем в мае 1933 года создании так называемого «отечественного фронта», который по мысли Дольфуса должен был объединить все реакционные силы и в который насильственно загоняли всех сколько-нибудь зависимых от правительства людей — чиновников и служащих всех общественных предприятий.
Партийные и профсоюзные социал-демократические руководители прямо предлагали Дольфусу «гражданский мир» («Burgfrieden») против наци; больше того, они даже готовы были присоединиться к отечественному фронту. Политика же Дольфуса была примерно такова: помощь СП использовать, а в остальном — пинки. Необходимую для такого положения дел приправу по обыкновению состряпал Отто Бауэр, который находил диктатуру Дольфуса, несмотря на некоторые изъяны, все же вполне приемлемой. «Новый курс, конечно, можно назвать диктатурой, ибо выключение народного представительства, законодательство на основании чрезвычайных, распоряжений правительства, временное прекращение, или даже ограничение важнейших свобод, выключение установленного конституцией контроля, — все это составляет сущность диктатуры. Можно назвать этот курс диктатурой буржуазии, ибо все видные слои буржуазии его поддерживают и видят в нем свое представительство. Но его еще нельзя назвать фашистской диктатурой («Kampf», июль 1933 г.).
Но этот недостаток еще можно было устранить. В той же статье Отто Бауэр буквально заявлял «неприступному» Дольфусу: «Мы, стало быть, не безусловно отклоняем исключительные диктаторские распоряжения, если они приняты согласно конституции». Но Дольфус в августе 1933 года ездил к Муссолини в Риччоне и вернулся оттуда с планом подавления рабочих под маской оборонительной борьбы против наци (по международным соображениям). Последующее время до 12 февраля 1934 года было полно внутренних разногласий и провокаций клерикал-фашизма, снаряжавшегося к последней борьбе. Пышный «католический съезд» (в сентябре), к которому приурочено было празднество освобождения от турок (имеется в виду 12/ІХ-1683 г., то есть 250-летие освобождения Вены от турок Яном Собесским, см. XII, 147), полное всяких политических намеков, был по своему внешнему оформлению грозным смотром австрийского фашизма. Несколько дней спустя Дольфус в произнесенной им речи уже прокламировал осуществление «авторитарного сословного государства».
Назначение кровопийцы Фея вице-канцлером и князя Шенбург-Гартенштейна военным министром уже намечало линии дальнейшего движения. Первым делом Фея было создание концентрационных лагерей. Вслед за этим была снова введена смертная казнь, отмененная в 1918 году, а также распространение военного суда по делам об имущественном ущербе, причиненном забастовкой. А социал-демократические вожди все еще уверяли возбужденных рабочих, которые, несмотря на озлобление, нервное напряжение и обессиление, требовали систематической подготовки к вооруженной обороне, что надо ждать еще дальше. «Решение — перед нами», — таково было стереотипное уверение с марта 1933 года, но активные и революционные элементы ясно и с возрастающей тревогой видели, куда клонилось дело. Ведь раньше также стереотипно говорили: «Австрия не Германия».
Радикализация и образование оппозиционных групп в недрах социал-демократии приняли угрожающие для режима формы со времени дольфусовского государственного переворота 7 марта. Отдельные группы уже начали смыкаться, устраивать конференции, выпускать свои платформы и газеты. Сильнее всего эти оппозиционные группы пустили корни в социал-демократическом фронте молодежи, в шуцбунде и в пролетарских спортивных организациях, а также порайонно в отдельных профессиях и предприятиях. Если это оппозиционное движение не всегда вступало на революционные позиции, то все же оно находилось идеологически и политически в сфере влияния ленинизма и КПА. Во всяком случае, оно отражало необычайное озлобление и разложение широких рабочих слоев внутри социал-демократии и сдерживаемое лишь немногими оговорками устремление их к КПА, которая вполне была реабилитирована в их глазах после всякой клеветы, злонамеренных искажений и предрассудков, преподносимых австрийскому рабочему в течение полутора десятка лет.
Состоявшаяся 1 октября 1933 года государственная конференция левых у Каленберга под Веной; то обстоятельство, что на партийном съезде 14 октября впервые за послевоенное время выступила организованно оппозиция против всемогущего партийного руководства; демагогия этого руководства, выразившаяся в его «омоложении» и создании так называемого государственного партийного совета с целью перехватить и парализовать бунтарские голоса; постановка 4 пунктов, в зависимость от которых социал-демократические руководители ставили вооруженную оборонительную борьбу и всеобщую забастовку, столь бурно требуемые рабочими; одновременно с этим затыкание рта оппозиции лишением олова, угрозами аншлюса и всякими бюрократическими придирками; открытое подлаживание правого крыла СП и руководящих делегатов провинции к Дольфусу; глубоко пристыдившая всех честных социал-демократов дискуссия о сословном государстве, открытая изворотливым Отто Бауэром в ряде статей «Рабочей газеты», где он уже теоретически пытался показать, «что рабочему классу вовсе не следует безусловно отклонять развитие организаций, построенный на началах предпринимательских объединений»; наконец, постоянное выдвигание на первый план своих типографий, партийных домов и большого инвентаря собственности, принадлежащей СП, чем особенно дорожила многочисленная партийная и профсоюзная бюрократия, доходя до полного политического ослепления, — во всех этих фактах проявлялся глубокий кризис и далеко зашедший процесс упадка «австромарксизма».
Клерикал-фашистская реакция готовилась к дальнейшим ударам. Для того, чтобы сделать невозможным прославленное жилищное строительство и социальное попечение социал-демократической общины Вены и лишить «красную Вену» всякой притягательной силы, на общину Вены в виде, так сказать, контрибуции стали налагать одну повинность за другой, опираясь на «исключительное положение». Равным образом систематически проводились обыски по домам и аресты, а также конфискация оружия. В декабре 1933 года была «унифицирована» рабочая камера, находившаяся почти всецело в руках рабочих. В это время последовал и полный отход католических священников от общественной жизни, потому что церковь не хотела брать на себя предстоящее кровопролитие.
Последние свои надежды социал-демократия возлагала на заграницу, прежде всего, на Францию и Чехословакию, которые должны были удержать Дольфуса от роспуска социал-демократии и свободных профессиональных союзов. В то время, когда французским министром иностранных дел был Поль Бонкур, вмешательство с этой стороны обычно приносило свою пользу. Но тяготение Дольфуса к Италии и Венгрии, наступившее с приходом Гитлера, изменение в группировке европейских держав, мандат, полученный Италией от Франции насчет Австрии против Гитлера, — все это с самого начала сделало эти надежды тщетными. Что же касается наци, состоявших в оппозиции к Дольфусу-Фею-Штарембергу, то эта троица могла рассчитывать на их пассивное отношение, раз удар будет направлен против рабочих, тем более, что одновременно с этими же самыми наци велись многообещающие переговоры. Затруднительное положение левого блока во Франции ускорило длительно подготовлявшееся наступление австрийской реакции.
В январе 1934 года при поддержке итальянского министра иностранных дел Сувича сделаны были последние приготовления. Муссолини предложил Дольфусу военную поддержку на случай осложнений, которые все же могли бы произойти как-нибудь. Руководство СП было до такой степени напугано и унижено, что на все издевательские провокации правительства оно отвечало предложениями соглашения, пренебрегая и чувством самоуважения, и настроением масс. Совершенно не считаясь с создавшимся положением, Отто Бауэр обратился за помощью даже к церкви, которую он заверял, «что классовая борьба может принять и уже приняла характер спора об истолковании энциклик» (папские послания «Quadragesimo anno» и «Rerum novarum», содержащие духовные основы христианского сословного государства, «Kampf», январь 1934 г.). Больше того, в своем самоунижении и смятении президиум партии послал депутацию «религиозных социалистов» искать защиты к тому самому кардиналу Инницеру, который был в союзе с Дольфусом, Феем и Штарембергом.
Но в конце января 1934 года хеймвер начал действовать сначала в Тироле, затем подряд во всех провинциях Австрии. Реакционная пресса с сильнейшим сочувствием приветствовала это «движение самозащиты». Одновременно и правительство снова приступило к конфискации оружия у шуцбунда и арестам первого состава его руководителей, в то время, как в провинции хеймвер проводил уже занятие социал-демократических типографий и производил аресты. Дольфус тоже готов был нанести удар. На англо-французское вмешательство по поводу вызывающего опасение внутреннего политического положения Дольфус ответил удовлетворительным разъяснением. В руках Фея уже находилось полномочие на предстоящую кровавую расправу. А благочестивый католик Дольфус отправился на это время в Будапешт к Хорти и Гембешу.
Последние дни перед 12 февраля отмечены усилением натисков реакции. Полиция и армия лихорадочно производили поиски оружия и аресты известных шуцбундовцев с целью материально и морально ослабить рабочих к моменту решительного боя. Еще накануне нападения, 11 февраля, Фей в одном своем обращении к хеймверу сказал знаменательные слова: «Завтра мы примемся за работу и доведем работу до конца».
Кровопийца и вождь наемников Фей сдержал слово. Но лишь после применения пушек, гаубиц и танков, после многодневного обстрела рабочих жилых домов, лишь поставив на ноги все боевые силы, клерикал-фашизму удалось одолеть шуцбундовцев, боровшихся с неслыханным героизмом, несмотря на моральное ослабление, безнадежность и подавленность значительной части австрийского рабочего класса.
Наравне с Парижской коммуной принадлежат к славнейшим главам пролетарской освободительной борьбы февральские бои австрийского пролетариата. Имена героев Вейсселя и Мюнихрейтера, Валлиша, Свободы, Станека и многих других, повешенных клерикал-фашизмом, стали достоянием всего международного пролетариата, равным образом и славные воинские подвиги австрийского шуцбунда, а также жертвы и страдания австрийского рабочего класса, которые выпали на его долю при христианском виселичном режиме.
Не социал-демократические вожди, а рабочие спасли честь австрийского рабочего класса. Буквально до самых последних часов эти вожди, сдавая все укрепленные позиции, искали соглашения с Дольфусом, только бы сохранить, безусловно, ложные позиции. Правильный путь австрийским рабочим указывала только КПА, совершенно отчетливо сознававшая положение. В экстренном выпуске «Rote Fahne» от 10 февраля говорилось: «Разбейте фашизм, пока он не разобьет вас! Немедленно бросайте работу! Бастуйте! Снимайте соседние предприятия! Выбирайте комитеты действия в каждом предприятии для ведения борьбы! Выходите на улицу! Разоружайте фашистов! Оружие в руки рабочих! Всеобщая забастовка!».
Не случайно февральские бои начались в Линце. Здесь в месяцы накануне февраля сделала очень большие успехи КПА и находившаяся под ее руководством профсоюзная оппозиция. Не дожидаясь пароля партийного руководства и вопреки всем его попыткам затормозить выступление, невзирая на боевое утомление широких рабочих слоев вследствие многомесячной разлагающей тактики правительства и позорной тактики отступления социал-демократии, революционные рабочие взялись за оружие.
6. Австрофашистская внутренняя и внешняя политика. За правительство Дольфуса стояла вся буржуазия: 1) промышленники, ожидавшие снижения заработной платы и разгрома социалистов и надеявшиеся на военные заказы; 2) банки и заодно с ними могущественное страховое учреждение «Феникс» (перекрестно связанное с рядом других предприятий), с целью избежать угрожавшего ему — вследствие растрат и халатного ведения дела — натиска вкладчиков и застрахованных, а также с целью уклониться от контроля; 3) крупное дворянское землевладение — из-за восстановления прежних привилегий и из-за барышей от принятого Дольфусом аграрного курса; 4) церковь — по тем же причинам, а также вследствие намерений Ватикана создать из Австрии твердыню католицизма; 5) зажиточные середняки и кулаки, политически плетущиеся в хвосте у церкви и феодальной знати; 6) прежнее офицерство — частью из надежды на восстановление блестящего положения и разнообразного своего применения, частью из надежды на реставрацию; 7) домовладельцы, ожидавшие полной отмены защиты квартиронанимателей; 8) наконец, еврейская буржуазия — они боялись чистых «наци». Эти слои, в руках которых находятся ведущие хозяйственные и политические позиции, в союзе с оплаченными наемными солдатами, а также администрацией и бюрократией, несмотря на разложение все же функционировавшими, — таков чрезвычайно узкий социальный базис, на котором предстояло построить свое господство австрофашистскому режиму.
В фашистской правительственной политике можно до настоящего момента (конец 1936 г.) различить четыре фазы: от 12 февраля до путча национал-социалистов 25 июля 1934 года; дальше, — до начала итало-абиссинской войны в октябре 1935 года; затем следующий промежуток, до падения Штаремберга, весной 1936 года, и, наконец, новейшая фаза — до соглашения с Гитлером 11 июля 1936 года.
В то время, как в первой фазе Австрия играла роль моста между третьей империей и Италией и отношения клерикал-фашистов к наци оставались, следовательно, еще вполне благоприятными, они стали уже разлаживаться вследствие волны террора, поднявшейся накануне национал-фашистского путча, с тем, чтобы после путча и убийства Дольфуса превратиться в резкое расхождение. 25 июля 1934 года несколько сот вооруженных национал-социалистов захватили в Вене радиостанцию, ворвались в помещение совета министров, взломали дверь, ведущую в кабинет Дольфуса, и нанесли ему две тяжелые раны, от которых он через несколько часов умер. Однако, правительство при помощи войск и хеймвера овладело положением. Арестом заговорщиков путч был в основном ликвидирован, а начавшиеся одновременно с венскими событиями вооруженные выступления наци во всей стране также через несколько дней были подавлены. С несомненностью установлена была связь путчистов с германскими национал-социалистами. Дальнейшая установка клерикал-фашизма в его отношениях к наци оставалась до самого последнего времени неодинаковой и отражала в каждый данный момент как внешнее и внутреннее политическое положение, так и, в особенности, противоречие в самом правительственном лагере. Во всяком случае, между клерикал-фашизмом и национал-социалистами со времени путча неоднократно происходили открытые и тайные переговоры.
Третья империя после неудавшегося путча изменила свою тактику по отношению к Австрии. Того, чего нельзя было сделать внутренней подрывной работой в администрации и бюрократии, в хеймверах и на отечественном фронте, должна была добиться дипломатия «католического» чрезвычайного посла Гитлера в Австрии, пресловутого Папена. Соглашение с Гитлером — дело его рук.
В то время, как в послефевральский период национал-социалисты не без некоторого успеха умели использовать чувство мести рабочих, — ибо путчистская идеология отдельных рабочих групп шла им навстречу, — во время и после путча обнаружилось, что фактически наци были совершенно оторваны от рабочих. После длительного периода бездействия нелегальное движение национал-социалистов снова зашевелилось зимой 1935 года и стремилось с помощью антигабсбургских, антиклерикальных и антиитальянских лозунгов, а также с помощью демагогического требования всенародного голосования снова примазаться к нелегальному рабочему движению. Против опасных заблуждений относительно наци, сказавшихся у Отто Бауэра, а также у революционных социалистов, которые находились под сильным его влиянием, решительно высказался на VII мировом конгрессе Коммунистического Интернационала вождь КПА товарищ Коплениг в следующих словах: «Фронт мира никогда и ни в какой момент не может быть осуществлен путем какого бы то ни было сотрудничества, какой бы то ни было уступки по адресу обманывающего народ «народного фронта» национал-социалистов. Фронт мира и свободы со всею остротою должен быть обращен против наци».
Политика клерикал-фашизма по отношению к австрийскому пролетариату руководилась после февральских дней тем соображением, чтобы либо привлечь «обманутых» рабочих на свою сторону социальной демагогией, фиктивными уступками, поощрением перебежчиков, либо парализовать их силу как массовым кровавым террором, так и втискиванием в различные фашистские принудительные организации.
Социальная демагогия австрофашизма выступала в самых разнообразных масках. К боевым лозунгам, заимствованным в порядке идеологического субабонемента у итальянского и немецкого фашизма — как, например, «трудовая битва», «запуск промышленности военными заказами», «автаркия» и «добровольная трудовая служба» — присоединены были «боевики» отечественного происхождения: «распролетаризация пролетариата», «заселение городских окраин», «спасение альпийских крестьян», «кампания за снижение цен» и «борьба против картелей». Но ни один из этих маневров, так же как и отдельные «амнистии примирения» не могли смягчить глубокую и неугасимую вражду основной массы австрийских рабочих.
В области внешней политики австрофашизм почти целиком поддался влиянию итальянского фашизма и был верным участником авантюристской итальянской политики. Кульминационным пунктом австрофашистской подготовки к войне явился «бесшумный» государственный переворот Штаремберга 17 октября 1935 года, совершенный не без поддержки Муссолини; этим переворотом Штаремберг отделался как от своего соперника Фея, скомпрометированного путчем национал-социалистов и грязными делами, так и от «демократических» министров Бареша и Рейтера. К тому же этот переворот привел к подчинению всех военных организаций командованию Штаремберга. С точки зрения внутреннеполитической этим, казалось, обеспечивалась победа хеймверовского движения в сторону «тотализации», в то время как с внешнеполитической точки зрения все сводилось к тому, что Муссолини поддержал Штаремберга с целью удержать Австрию за собой.
Если итальянский курс австрофашизма издавна не пользовался популярностью даже среди приверженцев последнего, то это, можно сказать, традиционное нерасположение к Италии усилилось к началу абиссинской войны, дойдя до форменных антиитальянских демонстраций. К этому присоединились рискованные экспортные дела с Италией, а также неулаженные и отражавшиеся в правительственной политике противоречия австрийской буржуазии (хеймверовское и клерикальное крылья), растущая вражда рабочего класса, мелкого крестьянства и мелкой буржуазии вплоть до некоторых средних слоев, — все это вместе взятое принуждало австрофашизм к изменению курса его внешней политики.
По мере того, как положение Италии в связи с абиссинской войной стало ухудшаться, австрофашизм (клерикальное крыло) начал понимать не только уменьшение ценности итальянской дружбы, но и свою неспособность держаться собственными силами. А поэтому он начал постепенно ориентироваться на Францию и Англию, обходным путем, через Малую Антанту. Этот краткий эпизод, отмеченный поездкой Шушнига в Прагу (быстро исправленную такими же поездками в Будапешт и Рим), пришел к быстрому концу, когда, после завоевания Абиссинии, муссолиниевский «костер беспокойства» стал разгораться все сильнее. И Гитлер, со своей стороны, делал все, чтобы помешать возможному повороту австрийского курса в сторону Франции и Малой Антанты.
При всей своей рискованности и двусмысленности, внешняя политика австрофашизма в вопросе о защите австрийской независимости, в общем, была такова, что он и в этой фазе получал от Лиги наций обычную материальную поддержку (займы, конверсия займа, соглашение и моратории). Кроме того, ловкая иезуитская политика австрофашизма умела так поставить вопрос о реставрации, чтобы он разрешен был не вопреки западным державам и Малой Антанте, а с их поддержкой или при их попустительстве. Габсбург оказывался как бы единственным крепким оплотом против завоевательных планов Гитлера, а вместе с тем внутриполитически единственной силой, способной консолидировать неустойчивое политическое положение.
Австрофашизм неизменно ухитрялся извлекать выгоду из особенностей территориального положения и из неопределенности общего состояния Европы. Под этим углом зрения следует рассматривать и соглашение с Гитлером от 11 июля 1936 года. Истинно гитлеровская формулировка этого соглашения гласит: 1) в духе своей речи от 21 мая 1935 г. Гитлер признает полную независимость Австрии; 2) каждое из обоих правительств рассматривает господствующий в другой стране порядок как чисто внутреннее дело этой другой страны; 3) Австрия считает себя немецким государством и координирует свою внешнюю политику с внешней политикой Германии, что, однако, не затрагивает отношений с Италией и Венгрией. К этому надо сказать: в то время, как соблюдение первых двух пунктов находится совершенно под вопросом, координирование австрийской внешней политики определенно указывает, каков должен быть курс внешней политики Австрии.
7. Социальные, политические и идеологические основы австрофашизма. Особенностями австрофашизма являются: недостаток массового базиса, противоречия в недрах буржуазии и в правительственном лагере, скрытая, в большинстве случаев, вражда рабочего класса, политические противники в лице наци, отсутствие концентрации мелкой буржуазии, разложение бюрократии и исполнительного аппарата, а также недостаток идеологии, способной привлекать сторонников. По социально-экономической своей структуре австрофашизм является своеобразным сплетением феодальной аристократии и поповства с разнообразнейшими представителями и формациями финансового капитала: торгового, промышленного и банковского. По политическому своему составу австрофашизм распадается на следующие группы.
а) Хеймверская группа раньше была главным ударным отрядом австрийского фашизма. Под руководством князя Штаремберга и пресловутого кровопийцы майора Фея хеймверы совершили бесчисленные убийства и преступления при подавлении героически боровшегося в феврале 1934 года австрийского пролетариата. Они в качестве сильнейшего представителя муссолиниевского курса до националистического путча 25/VІІ 1934 г. господствовали почти безгранично; с этого момента их влияние непрестанно умалялось по причинам внутреннего, а также и политического разложения всего руководящего их аппарата. Так, вскоре совершенно сведен был на нет майор Фей, скомпрометированный темными своими махинациями во время националистического путча, а также всяческими коррупционными аферами. Подобная же судьба недавно постигла также многократно скомпрометированного Штаремберга. Позиции хеймверов подрывались в той самой степени, в какой росли влияние и мощь клерикальных групп, представителем которых является нынешний союзный канцлер Шушниг. Процесс этот ускорился постоянными угрозами путча со стороны хорошо вооруженных хеймверов, которых клерикальная группа опережала усиленным вооружением армии, являющейся ее опорой. Тот факт, что в октябре 1936 года хеймверы, как вооруженная формация, могли быть бесшумно и бесславно распущены и введены в ряды так называемой «фронтовой милиции», обнаруживает не только полную победу клерикального крыла, но и происшедшую в последнее время перемену во внутриполитическом соотношении сил вообще. Ныне австрийская армия является «единственным носителем оружия»; ей подчинена фронтовая милиция (амальгама из различных оборонных союзов отдельных фашистских реакционных групп), и Шушниг является ее верховным командиром. По социальному своему составу хеймвер в деревне вербуется из сыновей кулаков и середняков, а также из зависимых сельскохозяйственных рабочих, в промышленных районах — преимущественно из элементов люмпен-пролетариата. Среднее руководство состоит из мелкобуржуазной интеллигенции и полуинтеллигенции, сельской и городской, из австрийских офицеров и высших служащих в имениях, в то время как верхушка носит определенный феодально-аристократический характер. Идеологически хеймвер настроен крайне реакционно, фашистски — на итальянский образец. В то время, как верхушка ориентируется исключительно на монархию, в низших пролетарских ответвлениях хеймвера замечаются антиклерикальные и национал-социалистические течения.
б) Клерикальная группа. Политическим исполнителем ее является союзный канцлер Шушниг, который, подобно Дольфусу, считает себя облеченным особой миссией и честно работает по заданиям «Katholische Aktion» («Катологическое действие»). «Katholische Aktion» находится под руководством кардинала Инницера, прелата Фрида и пресловутого патера иезуита Бихльмайера. Военными формациями этой группы являются «штурмовые отряды Восточной марки». Социальную свою опору группа имеет главным образом в приверженцах прежней христианско-социальной партии, в крестьянах-середняках и отчасти в мелких крестьянах, в средних промышленных слоях, а также в разрозненных приверженцах различных социальных лагерей, которых католическая церковь приводит к общему политическому знаменателю. Эта клерикальная группа в лице своих верхов и высшей бюрократии «цефауцев» (Cevauer — по инициалам С. V. — «Cartell-Verband der Katholischen Studenten und Akademiker», «Картельный союз католических студентов в лиц с высшим образованием»), занимающих господствующие хозяйственные и социальные позиции, составляет подлинный центр воли и сознания австрофашизма. Она сознательно исповедует католицизм, придерживается Габсбургов, реакционна и настроена против Пруссии. Клерикальная группа в последнее время заметно усилила свою руководящую роль. Она опирается, прежде всего, на монархический офицерский корпус. Так как «историческая» роль хеймвера ныне сыграна, эта группа стремится свалить вину за февральские ужасы на хеймвер, чтобы этим демагогическим маневром завоевать симпатии рабочих.
в) Христианско-демократическая группа политически и идеологически близка к клерикальной группе и представлена христианскими профессиональными союзами во главе с Куншаком, а также созданным властями профсоюзным объединением. Их вооруженная сила — так называемый Союз «свободы». Вожди этой группы являются противниками как хеймверовской тотализации, так и противниками наци; они стоят за примирение господствующего режима с рабочими. Но вместе с тем — они сторонники идей католической социальной монархии. Нелегальные «Свободные профессиональные союзы» (Frеіе Gewerkschaften) поддерживают теснейшую связь с насильственно — после 12 февраля 1934 года — загнанными в «Объединение профсоюзов» (Gewerksсhaftsbund) бывшими социал-демократическими рабочими, которые оказывают сильнейшее влияние на профсоюзный и политический курс «Единого профсоюза» (Einheitsgewerkschaft). Опыт последних боев в борьбе за труд показал, что нелегальные профсоюзы все больше и больше становятся их руководителями и выразителями. К этой группе можно причислить и известные слои «Крестьянского союза», группировавшиеся около бывшего министра земледелия Рейтера.
г) Национальная группа складывается из бывших великогерманцев и приверженцев «Земельного союза». Социальной ее опорой является академически образованная высшая и средняя бюрократия, а также сельская и провинциальная городская интеллигенция. Политически и идеологически она очень близка к наци. Хотя активные нелегальные наци — главным образом студенты, гимназисты и сыновья мелкого мещанства, не очень высоко ценят их из-за их политического оппортунизма, однако, естественно, не брезгуют использовать их под знаменем «определенно национальных людей» в качестве постоянного связующего звена с клерикально-фашистским правительством. Легальными политическими заправилами этой группы являются влиятельные областные начальники Глейснер и Рерль, которые в свою очередь находятся в теснейшей связи со свояком Геринга, бывшим австрийским министром Гуэбером (Hueber). Группа эта определенно враждебна Италии и католицизму. Бюрократический образ мыслей ее идейных руководителей делает ее противницей насилия, ибо она думает достигнуть гораздо большего путем переговоров и систематического разложения. Массовых единомышленников у этой группы ни в малейшей степени нет, как не имела их и великогерманская партия в пору своего расцвета.
д) Группа католических идеологов не имеет сколько-нибудь значительного круга приверженцев и состоит из отдельных писателей и интеллигентов, которые, однако, играют известную политическую роль в качестве доморощенных идеологов австрофашизма. Сюда относятся: политически совершенно скомпрометированный и выведенный на чистую воду Э. К. Винтер, которому пришлось было непосредственно вслед за 12 февраля начать фашистскую примирительную кампанию; он — противник хеймвера и наци, консерватор и монархист. Далее — Иоганнес Меснер, Карл Лугмайер и профессор Гильдебранд и Кнолль, истинные идеологи христианско-фашистского сословного государства; они — архиклерикальны и противники наци. Наконец — Виктор Матейка, левый католик либерально-демократического направления и во всяком случае единственный из всей этой группы имеющий известный контакт с прежними социал-демократическими рабочими.
Социальные, политические и идеологические границы между этими группами, разумеется, не могут быть устойчивыми. К перечисленным группам должны быть отнесены наряду с некоторым количеством крупных предпринимателей прежде всего монархисты, которые из тактических соображений избегают выступать самостоятельной политической группой. Так, доктор Визнер, уполномоченный на то Отто Габсбургом, ведет искусную политику «перекрестных связей», неизменно следуя принципу «стоящей над партиями социальной монархии». Теснейшим образом связанные со всеми политическими группами и течениями, за исключением, быть может, национальной группы, монархисты мало изменили свои позиции и после соглашения с Гитлером.
Новейшая эволюция в лагере буржуазии, роспуск и преобразование всех и в первую очередь вооруженных отрядов хеймверов, а также временное разрешение борьбы за господство в пользу клерикальной группы, — в известном смысле представляют упрощение политических группировок правительственного лагеря. Но в той же мере, в какой совершается этот процесс упрощения столь характерных для австрофашизма сложных группообразований, происходит, так сказать, диалектически, процесс постепенного выкристаллизовывания антифашистского народного фронта, который от промышленных и сельскохозяйственных рабочих тянется как к малоземельным, так и к мелким крестьянам и середнякам, но захватывает вместе с тем и мелких ремесленников, кустарей и мелких торговцев, служащих, интеллигентов и средние слои. Пока это только слои, которые сильнее всего ощущают хозяйственный и политический гнет австрофашизма и которых все больше пугают внешнеполитический авантюризм режима об руку с Муссолини, Гитлером и Хорти.
На первый взгляд эти группы, составляющие австрофашизм, могут показаться противоречивыми и расходящимися в своих стремлениях, но в действительности у всех них один классовый знаменатель. Их сплачивает общий страх перед австрийским рабочим классом, а также общие интересы барыша и власти. Именно потому такое создание и приобрело известную устойчивость и растяжимость, которая дает режиму внутреннюю политическую возможность по мере потребности и необходимости извлекать из богатого репертуара тот или другой валик.
Идеология австрофашизма — точное отражение ее социально-экономического и политического базиса. За недостатком объединяющей все эти группы идеологии дело свелось к эклектической компиляции фашистских, консервативно-реакционных, клерикальных, монархических и консервативно-демократических идей. В то время как церковь пропагандирует христианское сословное государство во главе с Габсбургом и ревностно старается создать «канцлеру-мученику» Дольфусу легенду святости, в идеологический инвентарь Э. К. Винтера, Куншака, а также бывших министров Гросауэра и Добрецбергера входят идеи «общения народа» и «социальной справедливости». В то время как Штаремберг, который любит разыгрывать роль сурового рубаки, распинается за муссолиниевское корпоративное государство с окраской доморощенности, Шушниг пытается до известной степени олицетворять собой духовное начало. Именно он умеет прикрывать империалистически-монархические планы австрофашизма громкими фразами об особой «австрийской культуре в духе барокко» и «католической имперской идее», о «культурной миссии Восточной марки в придунайских землях». Шушниг же сумел покрыть кровавую гримасу австрофашизма лаком ложной гуманности, панъевропеизма и благородного мечтательства о культуре.
Таким образом, если искать объяснения для австрийского феномена, для того, как мог удержаться у власти до сегодняшнего дня этот австрофашистский режим, отмеченный таким множеством противоречий, то оно заключается: во-первых, в ловком использовании особого положения Австрии во внешней политике, во-вторых, в ее экономической, социальной, политической и идеологической структуре, которые до сих пор делали возможным беспринципное политическое маневрирование. В конце концов, и военные победы 12 февраля и 25 июля 1934 года придали этому режиму известный престиж, в глазах буржуазии. Несмотря на значительное разложение, исполнительный аппарат оказался в руках правительства орудием, функционирующим относительно хорошо, и это сообщило правительству, и внутри страны и за границей, репутацию власти, хотя и сомнительной, но все же, при данных обстоятельствах, способной поддерживать «порядок».
Если, пожалуй, и правда, что более двух третей австрийского населения настроено враждебно правительству, — все же одними голосованиями свергнуть это правительство оказалось невозможно. Глубокий раскол среди австрийского пролетариата после февраля; трудный и часто прерываемый процесс собирания и прояснения; конечная кристаллизация двух главных направлений подпольно борющегося пролетариата: КПА и революционных социалистов (PC); длительная борьба КПА за объединение действий и за единый фронт; колебания, отступления и успехи в этой борьбе, — все это сильно замедляло развертывание единственной и сильнейшей силы против австрофашистской диктатуры. (См. об этом речь т. Копленига на VII мировом конгрессе КИ).
8. Политический опыт боев и задачи австрийского рабочего класса. Революционное событие огромной важности, пережитое рабочими 12 февраля 1934 года, было для десятков тысяч австрийских пролетариев связано с новым поразительным открытием, что только маленькая КПА вела последовательную революционную борьбу во все фазисы послевоенного времени. Десятки тысяч австрийских пролетариев только в феврале осознали, как следует, все значение гигантского дела создания Советского Союза и значение этого дела для мирового пролетариата. Февраль впервые открыл перед их сознанием великую историческую перспективу созревающего революционного кризиса и глубокие истины, содержащиеся в учении Ленина и Сталина. Это убеждение, порожденное горчайшим опытом, заставило их перейти от социал-демократии к КПА, расставшись с иллюзиями и разочаровавшись, они теперь решительно и бесповоротно готовы были выступить борцами в великой освободительной борьбе жестоко угнетенного пролетариата. И в почти трехгодичной борьбе против австрофашистского режима они вместе со старыми кадрами КПА срастаются в единое целое, сплоченное и готовое к борьбе.
КПА вырвала массы из столбняка малодушия и отчаяния после февральского поражения. Предпринятое КПА восстановление разгромленных рабочих организаций непосредственно после февральского восстания было решающей предпосылкой для организации борьбы масс против фашизма. И вопреки фаталистическому скептицизму бывших социал-демократических и профсоюзных чиновников, вопреки путчистским настроениям среди революционных рабочих, опять-таки КПА в упорной борьбе сумела доказать, что и в условиях фашизма и подполья возможно массовое революционное движение, о чем отчетливо свидетельствуют и недавние бои за рабочее дело. Положительным результатом этой работы является то, что австрофашизму, несмотря на разнообразные социально-демагогические маневры, до сих пор не удалось вторгнуться в ряды пролетариата, расширить этим узкий свой базис и укрепить неустойчивое свое положение.
Февраль обнаружил не только полное крушение австрофашизма, но и глубокий раскол в недрах социал-демократии между революционным пролетариатом и реформистской мелкой буржуазией: только железная скоба партийной организации объединяла их. Эта скоба, до той поры связывавшая в организационное, но не в политическое и идеологическое единство сотни тысяч революционно настроенных рабочих с мелкобуржуазными реформистами, теперь лопнула. Значительная часть этих революционных рабочих ушла в КПА, другая, которая не могла окончательно оторваться от социал-демократической идеологии и в то же время искала новой революционной ориентировки, положила начало организации революционных социалистов. «В Австрии, в феврале 1934 года среди элементов, взявшихся за оружие, было еще очень сильно влияние социал-демократической идеологии. Это помешало им поставить и развернуть борьбу, как действительную борьбу за власть» (Эрколи, «Проблемы единого фронта», КИ от 20 августа 1935 г., стр. 1347).
Не из стремления к новшеству, а несомненно из революционной потребности политически и идеологически отгородиться от скомпрометированного реформистского прошлого, избрали эти революционные рабочие свое наименование «революционные социалисты». Естественно было и то, что они — если не говорить о некоторых колебаниях и неясностях — настолько приблизились к позициям ленинизма и КПА, что к первой годовщине 12 февраля не только осуществились единство действия и единый фронт, но уже можно было серьезно обсуждать вопрос об организационной смычке обеих партий. Но с тех пор под влиянием Отто Бауэра, 2-го Интернационала, троцкизма и сектантских уклонов среди PC проявились такие тенденции, которые политически наносят огромный вред единому и народному фронту.
КПА завоевала руководящее политическое положение в австрийском пролетариате, несмотря на тягчайшие преследования, несмотря на то, что почти по всем вопросам революционного строительства, по всем вопросам стратегии и тактики ей приходилось бороться и с реформизмом, и с Отто Бауэром, и с недоверчивыми и сектантствующими элементами PC. С 12 февраля 1934 года КПА приняла на себя высокое историческое обязательство и ответственность, во-первых, потому, что она в сознании масс сделалась центром революционной энергии в борьбе против фашистской диктатуры; во-вторых, потому, что австрийский рабочий класс стоит на самом передовом фронте международной классовой борьбы и может победоносно выдержать эту борьбу только последовательной революционной политикой.
Центральные лозунги теперешней борьбы, уже вступившей в полосу успешного наступления и образования антифашистского фронта, таковы: борьба за мир, за свободу и независимость Австрии, борьба за восстановление демократической республики и всех отнятых свобод.
Борьба на предприятиях за материальные требования есть в то же время и исходный пункт для борьбы за требования политические. Угрожающая унификация или реставрация Габсбургов предъявляют к партии очень высокие требования в смысле политической стратегии и тактики. Ибо, как в области профсоюзной и внутренней политики, так и перед партией стоит задача воспитать массы для реалистического мышления и во внешней политике. Особое внешнеполитическое положение Австрии в свое время служило социал-демократии желанным устрашающим средством для того, чтобы удерживать рабочих от всякого революционного действия указанием на возможность вступления чужих войск. Нет реформистского лозунга популярнее этого; уже в революционные дни 1918 года и во все послевоенное время его усердно вколачивали в массы. Устранить парализующее влияние этой идеологии, растолковать массам, что именно это особое внешнеполитическое положение Австрии дает возможность революционному пролетариату, как вождю складывавшегося в борьбе за политическую свободу народного фронта, вести борьбу против австрофашизма, — такова важнейшая задача Коммунистической партии Австрии.
Источники. Для статистических данных: «Statistisсhes Handbuch d. Österreichischen Republik», «Statist. Naсhriсhten d. Bundesamtes für Statistik», «Monatshefte d. Öster. Konjunkturforsсhungsinstituts», «Statist. Jahrbuch d. Arbeiterkammer» и «Kompass» за различные годы. Далее журналы: «Der öst. Volkswirt», «Das Arсhiv für Banken und Bankiers», «Die Вörse», «Industrie», «Wiener Wirtschafts Woche». Для политической части: за различные годы «Der Kampf», «Kommunistische Internationale», а также австромарксистская литература. Важнейшие работы: «Osterreich—Brandherd Europas» (Universumbücher, Zürich, 1934); Pertinax, «Österreich 1934»; подпольная литература австрийской коммунистической партии и революционных социалистов (с февраля 1934 г.).
Декабрь 1936 г.
| Номер тома | 55 |
| Номер (-а) страницы | 215 |