Франция. История. VI. Утверждение королевского абсолютизма

Франция. История. VI. Утверждение королевского абсолютизма. Сорок лет непрерывных междоусобий тяжело отразились на экономическом состоянии Франции. Страна была разорена. Крестьяне измучены всевозможными поборами и со стороны правительства, и со стороны дворян. Сельское хозяйство находилось в полном упадке, и, по свидетельству одного современника, крестьяне принуждены были обрабатывать поля по ночам, чтобы не попадаться в руки проходивших военных отрядов. Промышленность не находила сбыта, в торговле царил полный застой, городское население резко уменьшилось (в одном Париже, например, оно упало от 400 тыс. до 200 тыс.). Сильно пострадали и высшие сословия. Духовенство, которое преимущественно финансировало сначала правительство, а затем католическую лигу, и значительная часть владений которого была захвачена гугенотами, по приблизительному подсчету потеряло до ¾  своих доходов. Дворянство, привыкшее жить во время войны всякого рода случайными доходами и открытыми грабежами, превратилось в шумную, беспорядочную, а частью и обнищавшую толпу, не желавшую возвращаться к мирной эксплуатации своих имений. Дворянские имения поэтому в громадном числе переходили в руки буржуазии, помещавшей в землю свои капиталы, которым не было применения в промышленности и торговле. Все классы общества жаждали только мира и спокойствия, восстановления порядка и нормальных условий жизни. Во время религиозных войн авторитет королевской власти был сильно дискредитирован, и в противовес ей, как мы видели, была выдвинута идея народного верховенства. Но орган, который должен был служить выражением этой идеи, — генеральные штаты, — тоже обнаружил свою нежизнеспособность вследствие непримиримых противоречий между интересами отдельных классов и партий, и задача умиротворения страны и установления порядка поэтому падала на королевскую власть.

Новый носитель королевской власти, Генрих IV, прошел суровую жизненную школу и вышел победителем из всех препятствий, стоявших на его пути. Человек широкого государственного ума и большой настойчивости, он импонировал окружавшим и своей исключительной личной храбростью, заставлявшей его сражаться в первых рядах своей армии, и своей веселой жизнерадостностью, и удивительной простотой и приветливостью обращения. С оружием в руках завоевав свое королевство и вынесши из опыта религиозных междоусобий отрицательное отношение ко всякого рода проявлениям общественной самостоятельности, он ни с кем не желал делиться своими правами и проводил теорию полной неограниченности королевского авторитета. Еще в разгар религиозно-политической борьбы политический писатель Боден в своем трактате «Республика» развил учение о верховной власти короля, стоящей выше партий и отдельных учреждений и действующей во имя блага государства. Генрих IV как бы осуществлял на практике принципы Бодена. За все свое царствование он только один раз созывал нотаблей, но и то, по его собственному выражению, слушал их «со шпагой на боку» и, несмотря на данное обещание, так и не собрал ни разу генеральных штатов. Принужденный признать губернаторами отдельных провинций представителей крупной, по преимуществу лигистской знати, он немедленно принялся за ограничение их полномочий, урезывая их финансовые и судебные права, назначая помимо них комендантов отдельных укрепленных пунктов, посылая им в помощь особых «королевских наместников» (lieutenants du rоі). Одновременно он деятельно вмешивался и в дела городских муниципалитетов, всячески стараясь их подчинить авторитету верховной власти и заставить слушаться ее указаний. Сопротивление парламентов, этих, по выражению одного из современников, «восьми крепких колонн, на которых держится монархия», он подавлял самым решительным образом, требуя от них беспрекословного повиновения своей воле. Парижский парламент попытался вмешаться в организацию королевского совета, предложив в 1597 г. сузить его состав до 12 человек и назначать его членов из списка 48 кандидатов, представленных королю парламентом. Но Генрих IV решительно отклонил это предложение и составил совет исключительно из выслужившихся чиновников, отстранив принцев крови и представителей высшего дворянства и духовенства. Наиболее важные дела так же, как и при его предшественниках, решал «деловой совет» (conseil des affaires), в состав которого входило не более 5 лиц, и в котором первенствующую роль скоро стал играть старый сподвижник короля во время религиозных войн, гугенот Сюлли, занявший пост суперинтенданта финансов. Представители высшей знати, за время религиозных войн привыкшие почти к полной независимости и превратившие отдельные французские провинции в полуфеодальные княжества, старались противиться этому возрождению королевского авторитета. Наиболее опасным моментом этого сопротивления был заговор маршала Бирона, в котором приняли участие герцог Бульонский и некоторые другие вельможи. Заговорщики вступили в тайное соглашение с Испанией и Савойей, но Генрих IV не остановился пред суровыми мерами, и Бирон поплатился жизнью за организацию заговора.

Генрих IV, как и все его современники, не мог, конечно, не мечтать об установлении во Франции церковного единства и не сознавать в то же время, что при подавляющем преобладании во Франции числа католиков это единство может быть достигнуто только в форме торжества католицизма. Вернувшись в лоно католической религии, он должен был, вдобавок, сделать католической партии ряд уступок: обещать папе восстановление католического культа в занятых протестантами областях, жениться на католической принцессе, Марии Медичи, согласиться, хотя и с рядом ограничительных условий, на возвращение иезуитов, которые были изгнаны из Франции во время религиозных войн. Но переменив в течение своей жизни религию четыре раза, он естественно был чужд какого бы то ни было религиозного фанатизма и строго соблюдал по отношению к протестантам основные положения нантского эдикта, проявляя вообще в вопросах религиозного разномыслия широкую терпимость. Главное внимание свое он устремлял не на проблему религиозного единства, а на задачу экономического возрождения Франции.

В первую очередь надо было так или иначе улучшить положение главных плательщиков налогов — крестьян, в среде которых насилия дворян в 1594 г. вызвали грозное восстание так называемых «кроканов» (croquants). Одних репрессивных мер было недостаточно, и Генрих IV вместе с своим главным сотрудником Сюлли поставили одной из основных целей поднятие сельского  хозяйства. Недаром Сюлли повторял, что «двумя главными сосцами, питающими государство, служат земледелие и скотоводство», а Генрих IV проявлял живой интерес к книге Оливье де Серра «Театр земледелия», которая давала целый ряд ценных агрономических указаний и старалась поставить на научную почву рациональное ведение сельского хозяйства. Чтобы облегчить положение крестьянства, было запрещено за недоимки продавать скот, земледельческие орудия и домашнюю утварь, приняты меры против барщины и произвольных поборов, устанавливавшихся сеньорами, разрешено приходам выкупать отчужденные общинные земли, облегчена свободная продажа хлеба внутри Франции. Основной налог, падавший главной своей тяжестью на крестьян, талия, был значительно уменьшен (с 18 млн. ливров до 13,5 млн.), и приняты меры для более справедливого его распределения среди плательщиков. Чтобы насадить новые сельскохозяйственные культуры и вместе с тем способствовать развитию шелковой промышленности, усиленно поощрялось разведение тутовых деревьев. Для поднятия промышленности правительство проводило политику последовательного протекционизма. Воспрещался вывоз сырья, облагались высокими пошлинами иностранные товары, выписывались иностранные мастера, частные предприниматели получали для устройства промышленных предприятий казенные ссуды, результатом чего было развитие во Франции ряда производств (шелкового, коврового, стеклянного, стального и пр.). Особенное внимание правительства привлекали шелковые мануфактуры, начало развитию которых положил еще Франциск I. Для улучшения путей сообщения было намечено сооружение нескольких каналов и создано специальное дорожное ведомство, во главе которого стал сам Сюлли, и которое деятельно принялось за устройство шоссейных дорог. В области внешней торговли правительство заключило торговые договоры с Испанией и Англией и выговорило ряд торговых привилегий для французских купцов в Турции. По образу Голландии была сделана попытка организовать компанию для торговли с Ост-Индией и Вест-Индией, но попытка эта не встретила сочувствия в рядах французской буржуазии, и некоторые успехи сделала только начавшаяся еще при Франциске I колонизация Канады, где теперь был основан Квебек.

Конечно, далеко не все намеченные правительством экономические предприятия были осуществлены, но уже самый факт установления мира и внутреннего порядка способствовал быстрому подъему народного хозяйства, и это дало возможность Сюлли реорганизовать и улучшить финансы государства. При вступлении Генриха IV на престол государственный долг достигал 300 млн. ливров, а ежегодный дефицит 18 млн. при общем бюджете в 49 млн. Сюлли не решился на радикальные   реформы в области самых принципов финансового обложения, но энергично принялся за улучшение сложившейся финансовой системы, последовательно проводя строгую бережливость и принимая меры для улучшения общей отчетности. Он отчасти конвертировал, а отчасти просто объявил уничтоженными государственные обязательства сомнительного характера. Остальная часть государственного долга была консолидирована и обеспечена правильной уплатой процентов. Продажа должностей по судебному и финансовому ведомствам, давно вошедшая в обычай, была окончательно санкционирована установлением постоянного ежегодного налога с обладателей должностей в размере 1/60 продажной стоимости должности (от Поле, взявшего взимание этого налога на откуп, налог получил название la paulette), чем косвенно было признано право передачи должностей по наследству. Королевские домены при помощи временной сдачи их на откуп были выкуплены у приобретших их во время смут частных владельцев. Взимание косвенных налогов (aides) было сдано на откуп на более выгодных для государства условиях. Проводя параллельно с этими преобразованиями в сборе налогов политику систематического уменьшения непроизводительных расходов, Сюлли через несколько лет не только довел бюджет до равновесия, ограничив общую сумму государственных расходов 30 млн., но и сумел кроме того скопить запасный фонд, достигавший 12 млн.

Тяжелое экономическое и финансовое положение страны в начале царствования Генриха IV предопределило мирный характер его внешней политики. Мир был нарушен только однажды непродолжительной и успешной войной с Савойей, которая по мирному договору в Лионе (1601) в обмен на захваченные французами области по ту сторону Альп уступила Франции три пограничные территории — Бресс, Бюже и Жекс. По отношению к вековой сопернице Франции —  Испании — Генрих ІV сначала ограничивался тем, что поддерживал своими субсидиями боровшихся с нею голландцев, а затем выступил между обеими сторонами посредником и способствовал заключению между ними перемирия (1609). Общее улучшение финансового положения Франции к концу его царствования побудило его вернуться на путь активной политики против австрийских и испанских Габсбургов. Так называемый «великий план» (le grand dessein) преобразования Европы, приписываемый ему Сюлли в своих мемуарах, принад-лежит к числу исторических легечд, но Генрих IV действительно не остался равнодушным к обострению отношений между протестантами и католиками в Германии, взял под свое покровительство унию протестантских князей и готовился вмешаться в спор из-за юлих-клевского наследства. Раздражение его против Австрии и Испании усилилось вследствие покровительства, которое было оказано этими двумя державами молодой принцессе Конде, сделавшейся предметом страстного увлечения короля и вместе с мужем спасшейся от его настойчивых домогательств за границу. Генрих IV уже приготовлялся начать военные действия и на время своего отсутствия передал регентство Марии Медичи, ограничив ее полномочия особым советом, но накануне своего отъезда из Парижа пал жертвой покушения со стороны католика-фанатика Равальяка (1610).

Смерть Генриха IV в разгаре блестяще начатой, но далеко еще не завершенной работы устроения государства и переход престола к его малолетнему сыну, Людовику ХIII (1610—1643), послужили толчком к возобновлению внутренних смут. Парижский парламент согласился признать регентшей королеву-мать без всякого ограничения ее прав, и Мария Медичи воспользовалась этим для того, чтобы в угоду католической партии при дворе приостановить военные приготовления и вступить на путь сближения с Испанией. Сюлли был уволен, а ближайшим советником королевы сделался муж ее фрейлины, итальянец Кончини. Принцы крови и вельможи с принцем Конде во главе, под предлогом дурного ведения государственных дел и обременения народа, сделали попытку поднять восстание, но гугеноты предпочли действовать самостоятельно и отстали от движения, как только получили от правительства некоторые уступки, а народная масса вообще осталась совершенно равнодушной. Мария Медичи тогда умиротворила восставших вельмож раздачей доходных должностей и денежных субсидий, на что быстро были израсходованы все сбережения, сделанные Сюлли, но оказалась все-таки вынужденной созвать генеральные штаты, которым суждено было быть последними в истории старой Франции (1614). Отсутствие общности интересов между отдельными сословиями и полное равнодушие народных масс к ссорам привилегированных групп между собой очень скоро обнаружили полное бессилие генеральных штатов, и поэтому, как только состоялось традиционное вручение королю «жалоб» штатов, правительство поспешило их распустить.

Начатое после смерти Генриха IV сближение с Испанией было завершено браком между Людовиком ХIII и дочерью Филиппа III, Анной Австрийской, и фаворит Марии Медичи, Кончини, сделался всесильным. Тогда принцы снова сделали попытку восстания под тем предлогом, что правительство не выполнило обещаний, данных генеральным штатам. Правительство послало против них армию и добилось уже почти полного успеха, когда внезапно молодой король, страдавший от приниженного положения, в котором его держали королева-мать и Кончини,  отделался от Кончини посредством убийства. Мария Медичи была удалена от двора, а во главе правительства стал фаворит Людовика ХIII, Люин. Правительство еще больше сблизилось с двумя католическими державами, Испанией и Австрией, и совершенно равнодушно отнеслось к восстанию протестантов в Чехии и к вспыхнувшей вслед за тем тридцатилетней войне. Главное свое внимание, вместо вопросов внешней политики, Людовик ХІII и Люин обратили на борьбу с гугенотами, не желавшими признавать свободу католического богослужения в занятых ими провинциях и обсуждавшими даже вопрос об образовании из этих провинций самостоятельной республики. Война с ними (1620—1621) сначала шла успешно: в Беарне Людовик ХIII добился восстановления католического культа и возвращения католической церкви конфискованных у нее имуществ. Но затем Люин потерпел неудачу при осаде Монтабона, и после его внезапной смерти Людовик ХIII должен был заключить с гугенотами мир в Монпелье, подтверждавший условия нантского эдикта. Между тем Испания воспользовалась  таким направлением французской политики для того, чтобы захватить находившуюся под французским покровительством Вальтеллину (часть Граубинденского кантона в Швейцарии), которая отделяла испанские владения в северной Италии от Австрии, и возобновить борьбу с Голландией, а Австрия при содействии католической лиги немецких князей одержала ряд побед над протестантами в Германии. Внезапное усиление могущества Габсбургов и падение международного значения Франции возбудили негодование в широких кругах французского общества и вызвали образование при дворе в противовес партии «ханжей» (dévôts), настаивавших на сокрушении гугенотов и сохранении мира с Испанией и Австрией, партии «добрых французов» (bons français), которые требовали возобновления борьбы с Габсбургами. Под их влиянием правительство заключило соглашение с Голландией, Англией, Савойей и Венецией для того, чтобы остановить успехи Испании и Австрии.

Борьбой этих обеих партий искусно воспользовался для своего возвышения кардинал Ришелье.

Ришелье, по происхождению принадлежавший к рядам среднего дворянства и рано вступивший в духовное звание, впервые обратил на себя внимание в качестве одного из депутатов духовенства на штатах 1614 г. Сблизившись с Марией Медичи, он еще при Кончини был назначен членом королевского совета и после падения Кончини разделил опалу вместе с королевой-матерью. Примирение ее с сыном дало ему возможность вернуться к двору, и в 1624 г. Людовик ХІII, лично его не любивший, под давлением окружавших его лиц согласился вернуть его в свой совет. Ришелье скоро занял пост первенствующего (principal) министра, совершенно подчинив своему влиянию слабохарактерного и равнодушного к государственным делам короля. Ришелье принес на свой новый пост широкий и проницательный ум, богатый житейский опыт, сильную волю и исключительную настойчивость, тесно связанные с присущей его природе властностью и жесткостью характера. Своей основной задачей он ставил укрепление силы и мощи государственной власти, мысля ее в форме королевского абсолютизма и стремясь сломить все силы, враждебные королевскому полновластию. Девизом его правления сделалась государственная необходимость (raison d’État), и в жертву этой необходимости он готов был приносить и личные симпатии, и сословные традиции, и вероисповедные предрассудки. В своем «Политическом завещании» он сам обрисовал основные линии своей политики, показав, как все государственные и общественные силы, дворянство и магистратура, католики и гугеноты, буржуа и крестьяне, даже наука и литература, должны были по его плану всецело служить одной и той же цели — усилению могущества и силы государства.

В своей деятельности Ришелье не был ни новатором, ни революционером, и в деле возвышения королевского авторитета только следовал традиции, наметившейся еще с конца средних веков. В сущности, он продолжал политику Генриха IV, внося только в нее большую жесткость и последовательность, большую суровость, властность и непримиримость. При таких условиях ему все время приходилось жить в атмосфере придворных интриг, переходивших в заговоры и открытые восстания, в которых принимали участие не только влиятельные вельможи, но и брат короля, Гастон Орлеанский, и обе королевы, Мария Медичи и Анна Австрийская. Но ему каждый раз удавалось торжествовать над своими противниками. Королева-мать, несмотря на то, что он ей был обязан возвышением, была выслана из Франции, а несколько видных аристократов погибло на эшафоте. В первые годы своего правления Ришелье должен был еще лавировать между стремлениями «добрых французов» и «ханжей». В угоду первым он остановил успехи Испании в Италии и добился от нее отказа от Вальтеллины. В угоду вторым он возобновил борьбу с гугенотами, лично стал во главе армии, посланной против них, и после продолжительной осады принудил к сдаче их главный оплот — крепость Ла-Рошель. Гугеноты должны  были сдаться на милость победителя, и заключенный с ними в Але мир (1629) не признавал за ними никаких специально выговоренных преимуществ. Таким образом, он окончательно сломил их политическую организацию и лишил их политических прав, воспользовавшись тем, что значительная часть гугенотского дворянства, составлявшего раньше главный оплот гугенотской партии, уже вернулась в католицизм. Но в то же время, вопреки требованиям «партии ханжей» и своей собственной принадлежности к рядам высшего духовенства католической церкви, Ришелье сохранил за гугенотами свободу совести и отправление протестантского богослужения там, где оно совершалось до тех пор. Только в силу своего основного принципа всемогущества государственной власти он предоставил протестантам свободу совести и культа не как их право, а как «милость» (grâce) со стороны короля.

Победа над гугенотами и последовавшее за нею торжество над придворной интригой, едва не приведшей к его отставке, окончательно сделали Ришелье господином положения и дали ему возможность начать последовательное проведение в жизнь его политической программы. Подобно Генриху IV он ни разу не созывал генеральных штатов и только однажды, да и то в начале своего правления, собирал нотаблей. В местной жизни общественная самодеятельность сохранилась в провинциальных штатах, которые удержались в ряде провинций и не только имели право вотировать налоги, но и сами распоряжались их взиманием. Провинции, с штатами носили название pays d’États в отличие от остальных провинций, которые делились на особые финансовые округа, élections, где сбор налогов принадлежал королевским чиновникам, так называемым «выборным» (élus), и назывались поэтому pays d’éleсtion. Провинции со штатами составляли около одной трети всей французской территории, но между тем платили только около 1/10 общей суммы прямых налогов, падавших на все население Франции. Ришелье решил пропорционально увеличить обложение в pays d’États и ввести в них взимание налогов при помощи «выборных». В Провансе и Дофинэ это ему удалось сделать беспрепятственно, и штаты в них перестали собираться, но в Бургундии и Лангедоке его попытки вызвали восстания. Ришелье быстро с ними справился, но принужден был согласиться на то, чтобы местное население откупилось от назначения «выборных» путем значительного увеличения суммы платимых налогов и этой ценой сохранило свои штаты.

Кроме штатов, королевский абсолютизм наталкивался на постоянное сопротивление парламентов. Наследственное чиновничество, заполнявшее судебные и административные должности и выделявшее из своей среды большинство представителей высшей администрации, уже в XVI веке сделалось крупной общественной силой. Комплектуясь из высших рядов буржуазии и отражая преимущественно ее интересы, оно со времени установления Генрихом IV «полетты» и признания наследственности должностей сделалось независимым от короны и, добившись в большинстве случаев дворянских титулов, превратилось в «дворянство мантии» (noblesse de robe) Парижский парламент, опираясь на прецедент установления регентства Марии Медичи парламентским постановлением, стал рассматривать себя, как высшее государственное учреждение, равносильное самой короне, и стремился из орудия королевской власти, каким он был до сих пор, превратиться в орудие контроля над деятельностью короля и его агентов, широко пользуясь для этого принадлежавшими парламентам правом регистраций и правом ремонстраций. Ришелье начал систематическую борьбу с такого рода притязаниями. Уже в 1631 г. Людовик ХIII торжественно запретил парижскому парламенту вмешиваться в государственные дела и управление королевством, так как ведение их принадлежит одному королю. В течение целых десяти лет после этого между обеими сторонами происходили непрерывные конфликты, в которых парламент пользовался каждым подходящим случаем  для того, чтобы протестовать против королевского произвола, а Ришелье расправлялся с непокорными президентами и советниками парламентов путем ссылок и конфискации их должностей. Победа осталась на стороне правительства и нашла свое выражение в королевском эдикте 1641 г. Эдикт раз навсегда запрещал парламентам заниматься делами, «которые касаются государства, администрации и управления им», и разрешал им представлять свои ремонстрации только по поводу распоряжений финансового характера с тем, однако, условием, чтобы в случае отказа короля удовлетворить ходатайство парламентов, королевские распоряжения немедленно регистрировались и приводились в исполнение. Наряду с этим Ришелье боролся с парламентами и в области их чисто судебных прав, широко расширяя пределы компетенции всякого рода административных трибуналов и прибегая к «эвокации» из ведения парламентов всех дел, в которых сколько-нибудь было заинтересовано правительство. Кроме королевского совета и других постоянных административных учреждений, в особенно важных случаях он учреждал для разбора отдельных дел чрезвычайные комиссии, которые в вынесении своих приговоров даже не были стеснены существующими законами и должны были руководствоваться только соображениями «государственной необходимости» (raison d’État).

Центральным органом власти при Ришелье оставался королевский совет. Традиция приписывает ему, кроме того, реорганизацию верховных органов управления. Но единственное существенное нововведение в этом отношении представляло упразднение должности коннетабля. В остальном администрация оставалась под верховным наблюдением Ришелье разделенной между канцлером, или хранителем печатей, четырьмя статс-секретарями и суперинтендантом финансов. Основным вопросом для него была реорганизация не центральных, а местных органов власти. Пока местное управление находилось в руках независимого от правительства и наследственного чиновничества, превратившегося вследствие финансовой политики государства в настоящую сословную корпорацию, правительство не могло быть уверено в беспрекословном повиновении его предписаниям местных властей. Уже Генрих IV принимал меры к уменьшению власти губернаторов. Ришелье не ограничился этим и, не упраздняя множества существовавших должностей, стал наряду с ними создавать новый штат местной администрации, которая бы всецело зависела от правительства. Еще в XVI веке правительство прибегало к регулярным командировкам в отдельные провинции «докладчиков» (maîtres de requêtes) королевского совета для обследования на местах положения дел и, кроме того, в особенно важных случаях посылало особых «комиссаров» или «интендантов», облекая их чрезвычайными полномочиями для решения соответственных дел или принятия необходимых мер. Ришелье стал широко пользоваться этой второй мерой и отправлять по провинциям комиссаров, обыкновенно носивших название «интендантов полиции, юстиции и финансов». Такие интенданты в качестве представителей королевской власти получали право вмешательства и распоряжения во всех административных, судебных и финансовых делах и были ответственны только пред делегировавшим их королевским советом. Сам Ришелье не только не был создателем этой должности, но даже склонен был рассматривать поручения интендантов, как временные миссии, видя в них нечто в роде «государевых посланцев» (missi dominici) эпохи Карла Великого. Но фактически власть интендантов понемногу обращалась в постоянное учреждение, подготавливавшее ту систему административной централизации, которая окончательно сложилась во второй половине ХVII века.

Сам Ришелье не только был кардиналом католической церкви, но и верующим католиком. Но это не мешало ему быть независимым от римской курии и проводить политику примата государства над церковью. Продолжительный период мира и возвращение католическому духовенству большей части отнятых у него во время религиозных войн земель быстро подняли благосостояние французского духовенства, и Ришелье в поисках новых источников пополнения государственной казны решил вступить на путь правильного обложения церковных земель. С этой целью была опубликована (1639) королевская декларация, объявлявшая право духовенства владеть землями «милостивым даром» короля, в силу чего он может брать в пользу казны все излишки доходов с церковных земель, остающиеся за содержанием церквей и духовенства. Вслед за тем Ришелье потребовал от собрания духовенства в Манте (1641) чрезвычайной субсидии на государственные нужды, и для того, чтобы добиться согласия со стороны сопротивлявшегося духовенства, не остановился пред административной высылкой двух архиепископов и четырех епископов. Ту же политику суровой и властной опеки Ришелье проводил и по отношению к земельному дворянству, или «дворянству меча», как его называли в отличие от нового «дворянства мантии». Запрещением дуэлей, бывших характерным пережитком права частной войны, срытием феодальных замков, быстрой и беспощадной расправой со всяким актом неповиновения и своеволия он старался убить в дворянстве мятежный феодальный дух, возродившийся со времени религиозных войн. Но главная причина его успеха в этом направлении заключалась не столько в отдельных мероприятиях со стороны правительства, сколько в общем обеднении и упадке старого дворянства, быстро потерявшего прежнее социальное значение со времени установления в государстве порядка и возрождения королевской власти.

Буйное самоуправство эпохи религиозных войн сделалось уже невозможным, и дворянство ясно, обнаружило свою слабость в поданной королю в 1627 г. записке, где просило уничтожения продажности административных, военных и придворных должностей для того, чтобы сделать их доступными для дворянства, и допущения в высшие государственные учреждения, составлявшиеся обыкновенно из представителей «дворянства мантии», и представителей от «дворянства меча». Ришелье сам неоднократно высказывался о необходимости обратить дворянство в служилое сословие, которое бы сделалось главной опорой государственной власти, но финансовые затруднения лишили его возможности пойти по этому направлению. Правительство ограничивалось тем, что, уничтожая в дворянстве дух политической независимости, в то же время старательно поддерживало его социальные привилегии за счет крестьянства и буржуазии.

Требуя от высших сословий беспрекословного подчинения своей воле, Ришелье в своей социальной политике оставался выразителем их интересов и совершенно чужд был того внимания к нуждам крестьянства и задачам возрождения сельского хозяйства, которое отличало Генриха IV и Сюлли. Он прямо заявлял, что подати должны служить к тому, чтобы народу не было слишком хорошо, и чтобы он не переходил своих обязанностей, и с беспощадной строгостью подавлял вспыхивавшие временами восстания крестьян, доведенных до отчаяния тяжестью государственных налогов и сеньориальными поборами дворян. Теми же чертами отличалась и его финансовая политика. Сознавая несправедливость существующей налоговой системы и необходимость оздоровления финансов, он предпочитал, однако, идти по линии наименьшего сопротивления и для покрытия все возраставших государственных расходов прибегал к увеличению талии, к созданию все новых и новых продажных должностей, к государственным займам, даже к перечеканке монеты. Все изобретавшиеся таким образом источники доходов сдавались на откупа особым посредникам (traitants), немедленно ссужавшим правительство нужными суммами, а затем путем эксплуатации переданных в их руки источников дохода наживавшим громадные состояния. Таким образом, Ришелье оставлял неприкосновенным сословный строй Франции, основанный на социальных неравенствах, и в своей внутренней политике заботился только об усилении мощи королевского авторитета, которую он отождествлял с мощью французского государства.

Усиление мощи французского государства и расширение его территории он ставил целью и своей внешней политики. Главную опасность для Франции он видел в усилении обеих габсбургских держав и мечтал отнять у Австрии Эльзас, а у Испании Франт-Конте и Бельгию, чтобы довести Франции до ее «естественных границ». С этой целью он счел необходимым вмешаться в тридцатилетнюю войну и оказать помощь протестантам против Австрии и Испании. Уже на регенсбургском сейме 1630 г. его дипломатические агенты, среди которых особенно выделялся доминиканский монах Жозеф Дютрамблэ, считавшийся его правой рукой, содействовали ослаблению Австрии, а затем вступили в соглашение с Голландией и с шведским королем Густавом Адольфом, которому Ришелье стал аккуратно выплачивать денежные субсидии. Одновременно Ришелье путем тайного договора с Савойей стал твердой ногой в северной Италии и шаг за шагом начал завоевывать Лотарингию, постепенно продвигаясь к Рейну. Последовательно увеличивая военные силы Франции, он довел французскую армию до таких внушительных размеров, что, когда часть протестантских князей Германии в 1635 г. заключила с Австрией мир, Франции уже не был опасен открытый разрыв с Испанией и Австрией-Ришелье принял на свое содержание немецкую протестантскую армию, бывшую под начальством Бернгарда Саксен-Веймарского, и в союзе с Голландией и Швецией начал решительные военные действия. Выступление Франции скоро привело к ряду крупных успехов. Франции заняла часть Миланской области в Италии, поддержала вспыхнувшее против Испании восстание португальцев и завоевала Руссильон и Каталонию, а на своей восточной границе утвердилась в Эльзасе. Таким образом, торжество французской завоевательной политики в сущности уже было вполне обеспечено к тому времени, когда умер Ришелье (1642) и несколько месяцев спустя за ним последовал и Людовик ХIII.

Людовику ХIII наследовал его четырехлетний сын Людовик ХIV (1643— 1715). Не доверяя своей жене, Анне Австрийской, Людовик ХIII оставил завещание, по которому на время малолетства короля верховная власть предоставлялась особому совету регентства из 7 лиц. Но королева немедленно после смерти мужа вступила в соглашение с наиболее влиятельными принцами крови и без труда добилась от парижского парламента кассации завещания Людовика XIII и признания за нею всей полноты прав регентства. Ее ближайшим советником сделался кардинал Мазарини, итальянец родом, выдвинувшийся на дипломатической службе еще при Ришелье и по его рекомендации вошедший в состав королевского совета. Заслужив неограниченное доверие королевы и воспользовавшись полной неспособностью к государственным делам важнейших принцев крови, Мазарини занял пост первого министра и старался продолжать политику Ришелье. Военные действия шли с полным успехом, и после ряда блестящих побед, одержанных французскими полководцами, среди которых особенно отличались молодой принц Конде (см.), заслуживший впоследствии прозвание «великого Конде», и маршал Тюрен (см.), тридцатилетняя война закончилась Вестфальским миром 1648 г., бывшим полным торжеством французской политики. Франции окончательно утвердила за собой захваченные еще в 1552 г. Мец, Туль и Верден и сверх того получила завоеванный ее армиями Эльзас (за исключением Страсбурга), чем доводила на востоке свою границу до Рейна. Ослабление Австрии и полное разорение и раздробление Германии, бывшие результатом продолжительной войны, на долгие годы, вдобавок, освобождали ее от какой бы то ни было угрозы с востока. Оставалось так же успешно окончить войну с последней из остававшихся противниц, Испанией, но этому помешала внутренняя смута (1648—1653), получившая название «фронды».

Смерть Ришелье вызвала в обществе реакцию против его суровой опеки, и все недовольные общественные элементы снова подняли голову, при чем во главе их опять стал парижский парламент, после истории с завещанием Людовика ХIII снова почувствовавший почву под ногами. Для того, чтобы оплачивать военные расходы и покупать спокойствие недовольных элементов, Мазарини приходилось непрерывно увеличивать налоги, что вызывало сильнейшее раздражение народных масс и постоянное сопротивление со стороны парламента, считавшего себя представителем интересов парижской буржуазии и пользовавшегося в ее среде широкой популярностью. Все возраставшей смелости французской оппозиции немало содействовал успех революции в Англии, приведшей к низвержению там королевской власти и провозглашению республики (1648—1649). Оппозиционное движение направлялось с особенной остротой против личности самого Мазарини и вызвало целую литературу памфлетов, получивших название «мазаринад». Вместе с тремя другими верховными палатами (сours souveraines), обладавшими также правом несменяемости и наследственности должностей, — палатой счетов (cour des comptes), палатой косвенных налогов (cour des aides) и верховным советом (grand conseil), — парижский парламент в так называемом «постановлении единения» (arrêt d’union) от 13 мая 1648 г. сделал попытку юридически ограничить королевскую власть. Парламент потребовал признания за верховными палатами формального права давать свою санкцию на установление новых налогов, запрещения на будущее время учреждать новые должности в парламентах без их согласия, чем парламентская магистратура обращалась в замкнутую наследственную касту, уничтожения должности интендантов, считавшихся главными орудиями королевского произвола, упразднения всяких чрезвычайных трибуналов и судебных комиссий и ограждения личной свободы путем установления правила о немедленном предоставлении всякого арестованного в руки его естественных судей. Эта своеобразная конституция, делавшая попытку ограничить власть короля в пользу олигархии наследственного чиновничества, ярко обнаруживала, какой силы и значения достиг уже новый класс «дворянства мантии», и как бесповоротно умерла идея ограничения власти короля генеральными штатами, о правах которых, как представительства всей французской нации, парламентская оппозиция даже не находила нужным вспоминать.

Правительство сначала не придало серьезного значения движению (отсюда и название его «фронда» от имени игры в пращу) и решило бороться с притязаниями парламента, но когда Анна Австрийская сделала попытку арестовать вождя парламентской оппозиции, Брусселя, то в Париже вспыхнуло восстание, и весь город покрылся баррикадами. Регентша, вместе с маленьким королем и Мазарини покинувшая Париж, вынуждена была пойти на уступки и опубликовала в Сен-Жермене декларацию, которая удовлетворяла главные требования парламента. Но вслед за тем она вызвала к себе на помощь с театра военных действий принца Конде с его армией, и Конде осадил Париж. Между тем в Париже к движению примкнул целый ряд влиятельных принцев и вельмож, из которых особенно выделялся своими интригами коадъютор парижского архиепископа, кардинал Рец, и из Парижа движение перекинулось на некоторые провинции, где во главе оппозиции тоже стали парламенты. Впрочем, скоро обнаружилось, что интересы отдельных элементов, примкнувших к восстанию, — принцев и вельмож, парламентской магистратуры и городской буржуазии, — резко расходятся друг с другом, и парижский парламент предпочел заключить с правительством мирное соглашение. Конде, опираясь на достигнутые успехи, стал тогда открыто стремиться занять руководящее положение в государстве, но по приказу Мазарини внезапно был заключен в тюрьму. Это вызвало новое восстание, в котором первенствующую роль играли представители высшей аристократии, и которое поэтому получило прозвание «фронды принцев». Мазарини начал против восставших, которые вступили в открытый союз с Испанией, правильные военные действия и добился уже почти полной победы, когда вдруг в Париже к «фронде принцев» снова присоединилась затихнувшая было «парламентская фронда», и на сторону восставших стал остававшийся наместником короля в Париже его дядя, Гастон Орлеанский. Восставшие единодушно требовали освобождения Конде и изгнания Мазарини. Анна Австрийская принуждена была удовлетворить их требования, и Мазарини покинул пределы Франции. Победители скоро опять перессорились, и Конде снова поднял восстание против королевы, опираясь на поддержку испанцев. На помощь королеве явился с наемной армией из Германии Мазарини, но попытка его взять Париж, в котором заперся Конде, не имела успеха, и новое оживление «парламентской фронды» заставило его снова уехать в добровольное изгнание. Между тем четырехлетние смуты, разорившие страну и, в сущности, бывшие результатом своекорыстных стремлений и мятежного духа принцев и вельмож, которые то восставали против правительства, то продавали свою покорность за крупные денежные подачки со стороны правительства, то принимали участие в войне с Испанией, то, наоборот, призывали себе на помощь испанцев против французов, измучили население и заставляли городскую буржуазию мечтать о возвращении правительства в Париж и о восстановлении порядка. Несмотря на попытки Конде суровой расправой со сторонниками Мазарини остановить это движение, оно оказалось настолько сильным, что уже осенью 1652 г. Анна Австрийская с Людовиком ХIV с триумфом вернулись в Париж, а Конде принужден был скрыться в Испанию. При полном равнодушии городского населения к дальнейшей борьбе парламентская фронда перестала быть опасной. Мазарини вернулся из изгнания, подавил последние остатки сопротивления в провинциях (1653) и до самой своей смерти сохранил пост первого министра. Парламентская оппозиция была сломлена, все уступки, сделанные правительством в 1648—1649 гг., были взяты обратно, и королевский абсолютизм снова торжествовал.

Предоставив заведывание совершенно расстроившимися финансами новому суперинтенданту финансов, Фуке, сам Мазарини обратил все свое внимание на продолжение затянувшейся войны с Испанией, которая воспользовалась событиями фронды для того, чтобы вернуть себе большую часть завоеванных французами областей. Несмотря на то, что организованный французской дипломатией из западно-германских княжеств Рейнский союз делал невозможной помощь Испании со стороны Австрии, Франция была настолько истощена после фронды, что не могла нанести Испании решительный удар одними своими силами. Тогда Мазарини заключил союз со стоявшим во главе английской республики Кромвелем и взятием Дюнкирхена принудил Испанию к переговорам о мире. По так называемому Пиренейскому миру 1659 г. испанский король Филипп IV уступил Франции Руссильон на юге и часть Артуа на севере и согласился на брак Людовика ХIV с своей старшей дочерью Марией Терезией. Этот брак ввиду возможного прекращения вырождавшейся линии испанских Габсбургов открывал для Франции перспективу испанского наследства, и поэтому формальный отказ Марии Терезии от своего права наследования нарочно был обставлен со стороны Франции рядом оговорок, которые делали возможным в первую подходящую минуту объявить отказ недействительным. Вестфальский мир 1648 г. и пиренейский мир 1659 г. завершили продолжительную борьбу Франции с обеими габсбургскими державами и создали ей исключительно выгодное международное положение за счет ослабленных Австрии и Испании. Вскоре после этого своего торжества Мазарини умер (1661), и Людовик XIV сам вступил в управление государством, начав период так называемого «века Людовика XIV».