Франция. История. VII. Эпоха Людовика XIV

Франция. История. VII. Эпоха Людовика XIV. Фронда была естественной реакцией против политической системы Ришелье, приносившей интересы отдельных классов общества в жертву идее государственной мощи и величия, истощавшей платежные средства населения и равнодушно относившейся к вопросам развития производительных сил страны и роста народного богатства. Но та же фронда еще раз показала, что интересы отдельных классов общества настолько противоречат друг другу, что никакая совместная их работа в деле государственного строительства невозможна. Ни старое «дворянство меча», жившее пережитками феодальных нравов при полной невозможности обходиться без субсидий из королевской шкатулки, ни новое «дворянство мантии», опиравшееся на свои капиталы, но превращавшееся в замкнутую чиновничью касту, ни городская средняя и мелкая буржуазия, не выходившая за пределы своих узких материальных интересов и протестовавшая только против тяжести налогов и хищений правительственных агентов, не сумели ни выставить сколько-нибудь резкую и отчетливую политическую и социальную  программу, ни наметить общий план действий. Идея политической свободы была скомпрометирована безрезультатными смутами, и все классы общества готовы были ждать удовлетворения своих жизненных интересов от одной королевской власти. Королевский абсолютизм опять казался единственным выходом из положения, и никогда еще в связи с блестящими успехами во внешней политике обстановка для его торжества не представлялась такой благоприятной.

В личности Людовика XIV было много черт, гармонировавших с настроением французского общества после фронды. Он обладал здравым смыслом и прекрасной памятью, большой настойчивостью и замечательным трудолюбием, редким чувством такта и сознанием своего достоинства, искусством внушать к себе уважение и преданность. После полного упадка стремлений к политической свободе и общественной самодеятельности не слишком противоречила современному сознанию политических кругов французского общества и та теория божественного права, которая давала церковную санкцию учению о полной неограниченности верховной власти короля и официальным выразителем которой сделался знаменитый Боссюэ (см.) в своей «Политике, извлеченной из святого писания». Но у Людовика ХIV не было ни выдающегося государственного ума, который бы помог ему возвыситься над установившимися традициями, ни достаточного сознания ответственности пред страной, которое бы могло держать в известных границах проявления его эгоистических стремлений. Из личных переживаний эпохи фронды он вынес отвращение ко всякого рода общественным выступлениям и, получив из рук Мазарини утвердившуюся и упроченную власть, в атмосфере полного преклонения пред королевским авторитетом скоро потерял всякое чувство сдержанности, дав полный простор своему тщеславию и властолюбию.

После смерти Мазарини наиболее влиятельным человеком в составе министерства остался суперинтендант финансов Фуке, в течение нескольких лет бесконтрольно и хищнически управлявший финансами, наживший себе громадное состояние и разыгрывавший роль временщика. Одним из первых актов самостоятельного правления Людовика XIV был арест Фуке и упразднение должности суперинтенданта. Место его занял Кольбер (см.) с скромным титулом генерального контролера финансов. Этот крупнейший государственный деятель старой Франции, вышедший из рядов средней буржуазии, соединил в своих руках целый ряд важных административных должностей и, не претендуя на пост первого министра, сделался фактически правой рукой Людовика ХIV во всех его начинаниях. Кольбер приступал к власти с широкой программой преобразований, отражавших интересы наиболее передовых слоев торгово-промышленной буржуазии. Он тоже хотел славы и величия короля и его страны, но источники их видел, главным образом, в развитии производительных сил страны. В своих экономических взглядах он был убежденным меркантилистом. Видя богатство страны, прежде всего, в количестве находящихся в ней драгоценных металлов, он стремился обеспечить для Франции выгодный торговый баланс и надеялся этого достигнуть путем энергичного содействия развитию внутри Франции всех необходимых для ее нужд видов производства,  ограждения туземной промышленности от иностранной конкуренции и приобретения внешних рынков для сбыта французских фабрикатов. Франция должна была, по его мысли, превратиться в страну замкнутого, самодовлеющего, всесторонне развитого национального хозяйства, непрерывно обогащаться приливом драгоценных металлов и восторжествовать благодаря этому над всеми другими государствами Европы. Для осуществления этой цели, по мнению Кольбера, надо было возбуждать повсюду производственную инициативу, призывать население к интенсивному труду, улучшить пути сообщения, уничтожить внутренние таможни, довершить объединение государства путем установления единого законодательства, сократить в численности «праздные» классы духовенства и чиновничества, направить капиталы буржуазии от покупки должностей на помещение в торговых и промышленных предприятиях, освободить от ненужных стеснений сельское хозяйство и облегчить положение крестьянства, разоряемого налогами, реорганизовать, наконец, коренным образом вею финансовую систему и распределить государственные тяготы между населением сообразно со степенью его зажиточности, освободиться в деле взимания налогов от содействия откупщиков и ввести во все дело ведения государственного хозяйства правильную отчетность и строгую бережливость. В своей концепции государственных задач Франции Кольбер вовсе не был противником завоевательной политики, но и здесь он хотел, чтобы войны велись в строгом согласовании с задачами экономической политики и преследовали не простое расширение государственной территории, а обеспечение для Франции новых очагов производства и новых рынков для сбыта. Таким образом, осуществление экономической программы Кольбера было возможно только при полном преобразовании всего государственного и общественного уклада Франции и при ликвидации остатков феодального строя, взамен которого должен был установиться основанный на гражданском равноправии буржуазно-капиталистический порядок.

Кольбер не скрывал от себя исключительной грандиозности своей программы и отдавал себе ясный отчет в громадном количестве препятствий, которые стояли на пути ее осуществления, но это ничуть не ослабляло в нем энергии. Начал он, прежде всего, с реорганизации финансов, приведенных в полное расстройство хищническим хозяйничанием его предшественников. Он учредил особую судебную палату (chambre de justice) для расследования дел о финансовых злоупотреблениях последних лет (см. Кольбер, XXIV, 551). Для установления более правильной отчетности Кольбер ввел порядок ежегодного составления росписи доходов и расходов и старался тщательно следить за ее исполнением. Гораздо менее решительны были его меры в области реорганизации самой системы налогов. Он не имел ни достаточных средств для того, чтобы выкупить все должности финансового ведомства, ни достаточного количества подготовленных агентов, чтобы создать соответственную правительственную организацию и обходиться без услуг откупщиков. Поэтому ему пришлось ограничиться рядом частичных улучшений. Он уменьшил общую сумму талии и принял меры к ее более равномерному распределению между плательщиками, реорганизовал систему эксплуатации королевских доменов и во много раз увеличил их доходность, улучшил порядки сбора соляного налога и косвенных налогов, уничтожил часть внутренних таможен и внес технические улучшения в систему взимания как пограничных, так и особенно уцелевших внутри страны таможенных сборов. Несмотря на то, что на все эти меры он смотрел только как на подготовительные шаги к коренной реформе финансов, результаты их оказались блестящими. Бюджеты сделались бездефицитными, и государственные доходы значительно возросли. В 1661 г. налогов всего взималось на 84 млн. ливров, причем за вычетом всех расходов по взиманию и оплате государственных обязательств в казну поступало чистого дохода всего 32 млн. В 1683 г., в год смерти Кольбера, общая сумма налогов достигла 119 млн., а чистый доход казны — 97 млн.

Быстрое улучшение финансов, которое было результатом не только мероприятий Кольбера, но и общего экономического подъема, наступившего после прекращения смути успокоения страны, дало возможность Кольберу направить свою энергию на дело дальнейшего экономического развития Франции в духе намеченной им программы.

Прежде всего, и больше всего он заботился о развитии торговли и промышленности. В момент вступления Кольбера во власть большая часть французского вывоза и ввоза находилась в руках голландцев. Чтобы нанести голландской торговле удар, Кольбер издал в 1664 г. высокий покровительственный тариф, за которым в 1667 г. последовал новый тариф, носивший уже прямо запретительный характер. Уже с XVI в. наряду с старой ремесленно-цеховой организацией промышленности в деревнях и городских предместьях стала развиваться свободная от надзора цеховых властей домашняя промышленность, начавшая попадать в руки скупщиков и принимать капиталистический характер. Кольбер старался всеми силами привлекать к ней капиталы, содействуя образованию акционерно-промышленных предприятий, широко раздавая предпринимателям казенные субсидии и основывая новые мануфактуры, прямо содержимые за казенный счет. Особенно хорошо оборудованные мануфактуры получали привилегию называться «королевскими мануфактурами», освобождались от уплаты некоторых пошлин и сборов и получали на известное время монополию своего производства. Для насаждения новых родов производства Кольбер не жалел денег на выписку искусных мастеров из Голландии, Венеции, Германии, Англии. Чтобы снабдить мануфактуры рабочими руками, он приказывал направлять туда безработных, нищих и бродяг, прибегал при этом к мерам не только поощрения, но и прямого принуждения. На большинстве мануфактур сохранялся тип домашнего производства, и работа раздавалась рабочим на дом, но возникали мануфактуры и иного типа, объединявшие за общей работой значительное количество рабочих и приближавшиеся к будущему типу фабрики, как, например, известная суконная мануфактура голландского выходца Ван-Робе в Аббевиле. Таким образом, возникал новый общественный класс промышленных рабочих, и пред правительством возникала задача регулирования отношений между капиталом и трудом. Рабочие крупных мануфактур получали кое-какие привилегии сравнительно с остальными рабочими, но зато подчинялись самому бдительному надзору и суровой, чисто монастырской дисциплине, малейшие отступления от которой строго преследовались. Такому же тщательному надзору и правительственной опеке были подчинены и сами фабриканты. Кольбер не доверял личной инициативе и свободной предприимчивости и издавал один за другим регламенты, касавшиеся всех родов производства и регулировавшие их техническую сторону. Он был убежден, что предприниматели без этих «костылей» не научатся сами ходить, и под угрозой строгих наказаний требовал от них самого тщательного исполнения правительственных предписаний, надзор за чем был поручен особым мануфактурным инспекторам. Энергия Кольбера привела к крупным успехам французской промышленности, особенно тех видов ее, которые изготовляли предметы роскоши и обслуживали двор и высшие классы общества. Процветали выделка ковров и тканных обоев (наибольшую славу приобрела в этом отношении знаменитая мануфактура гобеленов), шелковая промышленность (главным центром ее остался Лион), плетение кружев, выделка зеркал, производство тонких сукон. Крупные успехи также были достигнуты в полотняной промышленности, в производстве чулок, в обработке кожи, в различных видах металлургии и т. д. И если некоторые виды промышленности после смерти Кольбера стали приходить в упадок, то, наоборот, производства, обслуживавшие широкие круги потребителей, не только пережили его, но и продолжали развиваться дальше.

Для оживления торговли Кольбер издал новый торговый устав, уничтожил ряд внутренних таможен и принимал меры к улучшению путей сообщения. Между важнейшими городскими центрами проводились шоссейные дороги. Работа производилась крестьянами, отбывавшими для этого в пользу государства особую «дорожную барщину». Сооружено было также несколько каналов, из которых особенно важен был Лангедокский канал, соединивший Средиземное море с Атлантическим океаном. Большое внимание было посвящено развитию флота. Кольбер поощрял частное судостроение, установил особые премии в пользу судоходства и рыболовства, обложил пошлиной все иностранные суда, прибывающие во французские гавани, издал морской устав, для защиты торгового флота создал сильный военный флот. Чтобы обеспечить французским фабрикантам новые рынки для сбыта, Кольбер заботился об увеличении и расширении колоний и завоевал для Франции целую колониальную империю в Америке и Азии (см. Кольбер, ХХIV, 552). Для торговли с колониями и заморскими странами он учредил несколько акционерных торговых компаний с монопольными правами (восточно-индийскую, западно-индийскую, северную, левантинскую и др.). Часть необходимых для этого капиталов была внесена правительством, остальное собрано по подписке, причем пример подписки на акции подавали сам король, принцы крови и вельможи. Тем не менее, торговые компании успеха не имели и большей частью скоро прекратили свое существование, что не помешало, впрочем, частной торговле сделать значительные успехи особенно на Средиземном море, где первенствующая роль по-прежнему принадлежала Марселю.

Совокупностью, этих мер Кольбер стремился дать толчок экономическому развитию Франции. Но система активного вмешательства государственной власти и последовательного проведения правительственной опеки распространялась не на одну экономическую жизнь Франции. Она охватывала одинаково все проявления жизни французского общества, и государственная власть в своем развитии неуклонно шла по пути централизации власти и бюрократизации управления. В эпоху Людовика XIV окончательно сложились все те основные черты государственного порядка, которые дожили до самой революции. С упразднением должности первого министра управление оставалось разделенным между шестью лицами, исполнявшими обязанности министров: канцлером, или хранителем печатей, генеральным контролером финансов, заменившим собой прежнего суперинтенданта, и четырьмя статс-секретарями, распределившими между собой специальные ведомства — иностранные дела, военное дело, морское дело, двор и заведывание вероисповедными делами. Большая часть этих должностей сделалась как бы наследственным достоянием двух соперничавших министерских «династий» — Кольбера и Летелье. Высшим государственным органом был, как и в прежние времена, королевский совет, в котором сконцентрировано было руководство законодательством и финансами, внешней и внутренней политикой. В своей деятельности королевский совет разделялся на несколько отдельных советов: 1) так называемый верховный совет (conseil d’en haut, прежний conseil des affaires), рассматривавший наиболее важные дела и состоявший из нескольких лиц, которые носили титул «государственных министров» (ministres d’État), причем эта должность далеко не всегда совпадала с должностью статс-секретаря (secrétaire d’État); 2) совет депеш (conseil des depêches), состоявший из членов верховного совета и министров — статс-секретарей и ведавший все вопросы внутреннего управления: 3) совет финансов (conseil des finances), имевший тот же состав, что и совет депеш, и заведовавший финансами; и, наконец, 4) государственный совет в собственном смысле слова (conseil privé, или conseil des parties), состоявший из 30 «государственных советников» (conseillers d’État) и 80 «докладчиков» (maîtres des requêtes) и занявший место высшего административного и кассационного трибунала. Первые три из этих советов заседали под председательством самого короля, четвертый — под председательством канцлера. Советы собирались регулярно в определенные сроки и вели правильное делопроизводство при помощи многочисленных бюро и канцелярий. По своему социальному составу весь персонал, как самих советов, так и служивших при них лиц набирался из среды «дворянства мантии» и наследственного чиновничества. Эта бюрократическая организация, возглавлявшаяся самим королем, вела непримиримую борьбу с остатками прежних политических вольностей и местной автономии.

Парламенты уже в последние годы правления Мазарини совершенно присмирели. Людовик XIV продолжал их держать в строгом повиновении. Он охотно набирал из рядов парламентской магистратуры своих сотрудников и хорошо награждал их за исполнение своих поручений, но в корне пресекал всякий намек на возрождение корпоративного духа и оппозиционных традиций. Решительный удар парламентам он нанес указом 1673 г., который установил, что все королевские распоряжения должны регистрироваться парламентами немедленно после их издания, и что только после регистрации парламенты могут представлять королю свои ремонстрации, которые он волен принять или отвергнуть. Право ремонстраций при таких условиях теряло все свое значение, и парламентской оппозиции был положен конец. Одновременно Людовик XIV широко продолжал практику ограничения судебной компетенции парламентов путем создания различных чрезвычайных судов и чрезвычайных комиссий для решения тех или иных интересовавших правительство дел. Еще Мазарини уничтожил провинциальные штаты в Нормандии и ряде других более мелких провинций. Людовик XIV счел это достаточным и сохранил штаты в остальных (исключительно окраинных) провинциях, но правительственные агенты зорко следили за деятельностью штатов во время их сессий, немедленно пресекали всякие попытки духа оппозиции и без особого труда добивались от них безмолвного согласия на установление требовавшихся правительством налогов. Та же политика проводилась и по отношению к городским муниципалитетам, находившимся в руках олигархии из богатой местной буржуазии. Под тем предлогом, что в большинстве городов городские финансы находились в совершенном расстройстве, правительство не только постоянно вмешивалось в городские выборы, но и подчиняло всю деятельность муниципалитетов опеке своих агентов, пока, наконец, в 1692 г. не уничтожило вовсе городские выборы и не объявило должности городских мэров продажными.

Централизация и бюрократизация управления могли быть последовательно проведены только в том случае, если бы правительство, кроме своих центральных органов, имело на местах в качестве исполнителей своей воли не наследственных собственников должностей, а своих собственных, вполне от него зависимых агентов. Такими агентами явились интенданты, восстановленные уже Мазарини, а при Людовике ХIV окончательно обратившиеся в постоянных представителей государственной власти на местах. В отличие от наследственных должностей (offices) интенданты рассматривались как исполнители временного поручения (commissions) и потому могли быть отзываемы и смещаемы по усмотрению правительства. Интенданты назначались по одному на каждое «генеральство» (généralité) — административно-финансовый округ, обыкновенно совпадавший с пределами провинции, — и для лучшего выполнения своих функций сами подбирали себе помощников, которые носили название субделегатов (subdélégués). Должности губернаторов, по-прежнему замещавшиеся из представителей высшей знати вплоть до принцев крови, остались неприкосновенными и даже были окружены внешним почетом. Но фактически управление провинциями перешло в руки интендантов. Интенданты заведовали местной полицией и судопроизводством (с правом изымать процессы из ведения судов и лично их разбирать), местными финансами, военными делами и делами протестантов, народным просвещением, земледелием, промышленностью, торговлей. Они были представителями правительства пред провинциальными штатами и руководили их деятельностью, и в их руках находился также надзор за деятельностью городских муниципалитетов. Сосредоточив, таким образом, в своих руках руководство всей местной жизнью, они сделались всевластными, во все вмешивались, все направляли по желательному для  них направлению, над всем распространяли свою бдительную опеку. При  всем том они оставались послушными   агентами правительства, посылали высшим представителям администрации подробные отчеты о своей деятельности, испрашивали правительственных указаний во всех сколько-нибудь серьезных случаях и всегда  могли быть отозваны за непослушание или не рачительность. Система административной централизации и бюрократической опеки, установившаяся таким образом во Франции, была дополнена реорганизацией полиции, для чего в Париже и других больших городах были созданы особые должности «лейтенантов полиции» (lieutenants de police), наделенных самыми широкими полномочиями в деле преследования и расправы не только с преступными, но и просто внушающими администрации подозрение элементами общества. Административно-полицейская опека, отрицавшая какие бы то ни было гарантии личной неприкосновенности, переходила в полный произвол, ярким примером чего были деятельность так называемого «черного кабинета», занимавшегося вскрытием частной переписки, и широкое распространение издававшихся лично королем «писем с печатью» (см. lettres de cachet). Объединительная работа в области создания единой административной системы управления сопровождалась такой же объединительной работой в области законодательства. Кольбер мечтал об объединении всего французского права в стройную  систему, которая бы навсегда покончила с остатками феодальных пережитков и местного партикуляризма, и образовал для кодификационных работ особый «совет юстиции». Последовательно были выработаны и опубликованы уставы гражданского и уголовного судопроизводства, торговый и морской уставы и так называется «черный кодекс» (code noir), регулировавший положение негров в колониях. Но на этом законодательная работа остановилась, и ни формы уголовного права, ни установившаяся веками сеть гражданских отношений не были ею затронуты.

Так создавалось во Франции на почве полного крушения политической свободы и провинциальной и муниципальной автономии всемогущее, всевластное, всеопекающее полицейское государство с неограниченным владыкой — королем во главе. Но скоро обнаружилось, что это, казавшееся всемогущим, государство не в состоянии идти дальше по пути уничтожения сословных перегородок, устранения феодальных пережитков и нивелирования общества, необходимых для полного осуществления экономической программы Кольбера. Программа Кольбера была рассчитана на быстрый подъем предпринимательской инициативы в среде французской буржуазии, на прилив в основываемые им промышленные и торговые предприятия накопившихся у нее капиталов, на решительный и скорый переход в хозяйственной жизни от привычных форм мелкого ремесла и мелкой торговли к крупнокапиталистическим формам производства и обмена.

Но французская буржуазия чрезвычайно туго отзывалась на призывы со стороны государственной власти. Она пока продолжала удовлетворяться старыми привычными формами хозяйства, и в ее среде мало проявлялся характерный для эпохи торгового капитализма дух предприимчивости. Большинство возникавших по инициативе Кольбера предприятий могло существовать только при активной поддержке со стороны правительства, вкладывавшего в дело большую часть необходимых капиталов. Представители же буржуазии по-прежнему упорно продолжали помещать свои сбережения на покупку государственных должностей, обеспечивавших им почет в обществе, а иногда доставлявших и дворянские титулы, на приобретение ренты и других видов государственных займов. Превращаясь, таким образом, постепенно в «дворянство мантии» и просачиваясь в ряды привилегированных сословий, буржуазия тем самым   не могла еще вырасти в сильный экономический класс, который бы импонировал правительству и заставил бы  его идти по пути решительной ломки старых форм и отношений. Результатом этого было то, что государственные средства стали тратиться совеем не на цели, намеченные Кольбером, и Людовик ХIV не замедлил дать полный  простор своей жажде блеска, пышности, роскоши и великолепия. Не любя Парижа по воспоминаниям эпохи фронды, он начал создавать себе новую резиденцию в Версале, превратившемся благодаря его строительной деятельности из ничтожной деревушки в целый город. На месте маленького охотничьего замка времени Людовика ХІII вырос грандиозный дворец, окруженный рядом монументальных зданий и роскошным парком. Под верховным руководством того же Кольбера, для создания подходящей «королю-солнцу» обстановки, к работе над созданием королевской резиденции были привлечены лучшие художественные силы Франции. Наряду с этим производились грандиозные работы для достройки и украшения старых парижских дворцов — Лувра и Тюльери, и созидался ряд более мелких резиденций в местах, особенно излюбленных королем. Строительную деятельность король продолжал до конца своего царствования, и она стоила государству свыше 200 млн. ливров. Пышный придворный этикет, заведенный в новой столице для удовлетворения тщеславия короля и превративший повседневную жизнь короля в ряд сложных церемоний культа королевской власти, потребовал в свою очередь огромного и дорого стоившего придворного штата. Придворная жизнь и торжественный этикет преследовали и определенную политическую цель — перевоспитание французского дворянства, уничтожение в нем того духа феодального своеволия, который нашел свое выражение во фронде, и окончательное превращение его в послушную придворную аристократию, которая бы составляла подходящий ореол для «короля-солнца», охотно подчеркивавшего, что он только «первый дворянин своего королевства». Наплыв провинциальной аристократии к версальскому  двору, всячески поощряемый самим королем, ставил ее в полную зависимость от милостей короля, охотно раздававшего ее представителям хорошо оплачиваемые придворные должности или просто назначавшего им под различными предлогами пенсии. Мечты Ришелье сделать дворянство служилым сословием давно, потерпели крушение, и Людовик XIV допускал его представителей только, к занятию военных, церковных и придворных должностей. Действительное управление страной он отдавал в руки представителей «дворянства мантии» и выходцев из буржуазии, что заставляло впоследствии аристократическую оппозицию называть время Людовика ХIV «царством подлой буржуазии». Но окончательно лишив, таким образом, дворянство его политического значения,  он не жалел государственных средств для оказания ему материальной поддержки и ревниво оберегал его социальные преимущества, способствуя, таким образом, превращению его в привилегированную и праздную социальную группу, живущую за счет народной, массы вообще и крестьянства в частности.

Еще более дорого, чем строительная  деятельность Людовика XIV, содержание его пышного двора и материальная поддержка дворянства, обходились, государственному казначейству войны,  с небольшими перерывами ведшиеся в течение всего царствования Людовика XIV. При таких условиях блестящее финансовое положение начала царствования сильно пошатнулось еще при жизни Кольбера, и в последние годы ему приходилось для покрытия дефицитов не только прибегать к государственным займам, но и к так осуждавшейся им вначале системе создания и распродажи новых должностей.  После смерти Кольбера финансовое положение государства ухудшалось с каждым годом. Правительство еще шире должно было прибегать ко всевозможным средствам пополнения казны для  того, чтобы справляться с ежегодно возраставшими дефицитами. Пришлось не только отказаться от всех финансовых проектов Кольбера, но и увеличить налоги. К прежним прямым налогам присоединился в 1695 г. так называемый «поголовный сбор» (capitation), в принципе распространявшийся на все население Франции без изъятия и распределявшийся сообразно степени зажиточности; на практике, однако, он всей тяжестью лег на низшие классы населения вследствие предоставления плательщикам права его выкупа путем единовременного значительного взноса, чем поспешили воспользоваться духовенство, провинции, сохранившие провинциальные штаты, отдельные города и вообще все богатые люди. За «поголовным сбором» в 1710 г. последовало установление «десятины» (le dixième), тоже в принципе падавшей на все население, но быстро превратившейся в новый налог на низшие классы населения. Параллельно с этим правительство все шире прибегало ко всяким «чрезвычайным средствам» (affaires extraordinaires) и в первую очередь к перечеканке монеты, к продаже дворянских титулов и к созданию новых и новых продажных должностей. Но важнейшим источником для пополнения постоянных дефицитов сделались кредитные операции, в которые входили и долгосрочные займы, и временные государственные обязательства различного типа, и выпуск кредитных билетов. Вечная нужда правительства в деньгах свела на нет все произведенные Кольбером финансовые улучшения. Государственная власть оказалась опять в тесной зависимости от группы откупщиков, банкиров и финансистов, бравших на откуп различные изобретаемые генеральными контролерами источники доходов и ссужавших за них правительству необходимые суммы под высокие проценты. Государственный долг непрерывно возрастал и к концу царствования Людовика ХIV превышал 3 миллиарда ливров, так что одна уплата процентов по нему составляла громадную часть бюджета.

При такой социальной и финансовой политике, вместо обещавшегося экономической программой Кольбера уничтожения сословных перегородок и нивелирования общества в духе буржуазно-капиталистического строя, во Франции неизбежно должны были окончательно сложиться те основные черты общественных и государственных отношений, которые впоследствии получили название «старого порядка» (ancien régime). Наряду с прежним привилегированным сословием, старым дворянством, становилось все быстрее развивавшееся и разроставшееся новое привилегированное сословие — «дворянство мантии» и наследственное чиновничество, и оба они вместе с католической церковью и с всемогущим полицейским государством целиком жили за счет приниженного и угнетенного крестьянства. Первые три четверти ХVII века были, несмотря на отдельные тяжелые моменты, для крестьянства относительно благоприятным периодом. Правда, возрождение в рядах дворянства старых феодальных традиций в эпоху религиозных войн местами ухудшило и юридическое, и экономическое положение крестьян, и уже с XVI в. сеньоры стали в широком масштабе практиковать захват общинных земель или добиваться в силу так называемого «троения» (triage) выделения из общинных угодий причитавшейся на долю сеньора части. Тем не менее, процесс дальнейшего освобождения крестьян продолжался, в их среде становилось все меньше сервов и мэнмортаблей и все более свободных держателей земли. По крайне, конечно, проблематическим расчетам современников, во второй половине ХVII века около 1/5 всей французской территории находилось в руках крестьянства на правах собственности или приближающихся к собственности форм аренды. Но с последней четверти XVII в. положение французских крестьян стало резко изменяться к худшему. Процесс освобождения крестьян и дальнейшего распространения крестьянской собственности на долгие годы остановился. Кроме многочисленных сеньориальных повинностей, кроме уплачивавшейся ими в пользу католической церкви десятины, на крестьян главной тяжестью легли все новые виды государственных налогов, введенные во вторую половину царствования Людовика XIV. К этому присоединились гнет постоянных реквизиций для нужд армии, всевозможные военные барщины, военные постои, насилия во время рекрутских наборов, произвол и вымогательства властей. Сельское хозяйство стало приходить в упадок, крестьяне голодали  и нищали, и их невыносимо тяжелое положение действительно часто соответствовало тому описанию «диких животных», «обладающих чем-то вроде членораздельной речи», днем «переворачивающих с непобедимым упорством землю», а ночью прячущихся «в свои логовища», которое дал Лабрюйер. Крестьяне отвечали на невыносимый гнет восстаниями, и в течение царствования Людовика XIV неоднократно вспыхивали в отдельных провинциях крестьянские бунты, но правительство быстро расправлялось с ними суровыми мерами и возвращало серую податную массу к повиновению.

Ту же невозможность разорвать с силами старого порядка во имя потребностей новой экономической политики обнаружило правительство Людовика XIV в своей религиозной политике. С окончанием религиозных войн в среде французской католической церкви начался процесс религиозного возрождения. Несмотря на то, что большая часть высших церковных должностей по-прежнему раздавалась королями представителям дворянства, которые смотрели на них, как на доходную статью, в рядах французского духовенства стал наблюдаться религиозный подъем, улучшались нравы, поднималась дисциплина, и церковь энергично принялась за осуществление просветительно-благотворительных функций. Одна за другой создавались новые или реформировались старые религиозные корпорации, основывались новые монастыри, учреждались духовные семинарии, широко развивали преподавательскую деятельность иезуиты, основавшие ряд своих коллегий в Париже и провинциях. Настоящим основателем церковной благотворительности сделался Венсан де-Поль, и под его руководством или в ближайшем сотрудничестве с ним возникло несколько религиозно-благотворительных ассоциаций (сестры милосердия, лазаристы, общество св. таинства и др.), поставивших своей задачей помощь убогим и сирым. Среди деятелей церкви выделился целый ряд выдающихся писателей и проповедников — Боссюэ, Бурдалу, Массильон, Фенелон и др. Общий подъем религиозности отразился и на светском обществе, и католицизм делал все новые завоевания среди высших классов.

Протестантская знать после уничтожения Ришелье политической организации гугенотов почти поголовно вернулась к католической религии, и протестантизм сохранил своих приверженцев только среди буржуазии юга и запада Франции. Правительство не в силах было противиться католическому движению, и Людовик XIV, будучи сам набожным католиком, поставил своей задачей возвращение Франции религиозного единства. Сначала правительство удовлетворилось истолковыванием условий нантского эдикта в ограничительном смысле. На этом основании гугеноты постепенно были лишены всех гражданских преимуществ, и для них были закрыты все пути к государственной службе и общественной деятельности, результатом чего было сосредоточение всей их энергии на единственно остававшейся им сфере приложения труда — занятии торговлей и промышленностью. Вместе с тем католическое духовенство вело в их среде деятельную пропаганду, а правительство поощряло их обращение в католицизм денежными премиями. Но затем, когда все эти меры оказались недостаточно действительными, духовенство и правительственные агенты перешли к приемам простого насилия вплоть до так называемых «дрогонад» — помещения в протестантских домах на постой солдат. Кольбер, отдававший себе отчет в значении религиозной терпимости для экономических успехов Франции, всячески старался отговаривать короля от крайних мер, но его значение падало по мере развития у Людовика XIV набожности и роста влияния на него его последней фаворитки — Ментенон (см.), с которой после смерти королевы Марии Терезии (1683) он даже вступил в тайный брак и которая всецело была предана интересам воинствующего католицизма. После смерти Кольбера Людовик ХIV решился на последний шаг и в 1685 г. вовсе отменил нантский эдикт. Все протестантские пасторы должны были или принять католицизм, или немедленно покинуть пределы Франции, все протестантские храмы  и школы уничтожались, протестантское богослужение воспрещалось, и протестанты, хотя и сохраняли свободу совести, обязывались воспитывать своих детей в католической вере. Результатом этого эдикта и усердия в его применении со стороны католического духовенства и интендантов была массовая эмиграция гугенотов, и, несмотря на всевозможные репрессивные меры со стороны правительства, свыше 2 000 000 гугенотов, принадлежавших преимущественно к торгово-промышленному классу, выселилось в Голландию, Англию и Германию, особенно в Бранденбург. Во Франции началась целая полоса преследований, и в ответ на это в горах Севенн вспыхнуло восстание так называемых «камизаров» (camisards), которое затянулось на несколько лет и подавлено было лишь с большим трудом. Официально после 1685 г. протестантская религия во Франции не существовала, но фактически, несмотря на самые суровые репрессии, массовые ссылки на галеры и даже нередкие случаи применения смертной казни, во Франции осталось около 1 млн. протестантов. Религиозные преследования способствовали религиозному подъему в их рядах, и скоро во Франции не только снова появились протестантские проповедники, не только протестантское богослужение снова стало регулярно совершаться, но тайно была воссоздана даже протестантская церковная организация.

Одновременно с борьбой против протестантов, объединявшей всех французских католиков и заставлявшей их горячо приветствовать меры Людовика XIV для восстановления церковного единства, в самой католической церкви происходил ряд внутренних движений, сосредоточивавшихся с тех пор, как церковная догматика казалась окончательно установленной, вокруг проблем морали и личного спасения. Оппортунистическая мораль иезуитов, ко второй половине XVII в. приобретших сильное влияние на общество и поставлявших из своих рядов королевских духовников, вызвала протест со стороны течения, получившего название янсенизма. Основателем его был бельгийский богослов Янсен, выпустивший в 1640 г. книгу о блаженном Августине, в которой он высказывался в духе отрицания свободы воли и протестантского учения о благодати и проповедовал суровую ригористическую мораль. Книга его имела большой успех среди интеллигентных кругов французского общества, близких к парламентской магистратуре, и привела к образованию кружка поборников нового учения, среди которых главную роль играли влиятельная парламентская семья Арно и знаменитый писатель, и ученый Паскаль. Центром деятельности янсенистов сделался монастырь Пор-Рояль. Они развили энергичную педагогическую работу, и их пропаганда стала идти очень успешно. Иезуиты, бывшие органическими противниками их взглядов за их сходство с протестантизмом и боявшиеся их конкуренции в деле преподавания, добились от папы Иннокентия Х осуждения некоторых положений, содержавшихся в книге Янсена (1658). Но янсенисты в ответ стали доказывать, что осужденных папой положений в действительности в книге не было, а Паскаль выпустил против иезуитов свои знаменитые «Провинциальные письма» (1656—1657), нанесшие авторитету иезуитов непоправимый ущерб. Так как идеи янсенизма приобрели себе большую популярность в рядах парламентской оппозиции и могли быть ею использованы для борьбы с правительством, то Людовик XIV не замедлил принять меры для подавления янсенистского движения, и деятельность янсенистов подверглась решительному осуждению и со стороны церковных авторитетов и со стороны правительства. Но начавшееся движение не умерло и после довольно продолжительного затишья снова возродилось в самом конце ХVII в. и начале ХVIII в., когда вообще во французском обществе стали замечаться признаки пробуждения оппозиционного духа. Людовик XIV решил тоже нанести янсенистам окончательный удар. Пор-Рояль был закрыт и разрушен (1709), а доктрина янсенистов торжественно осуждена двумя последовательными папскими буллами 1705 и 1713 гг. Другое течение, которое вызвало против себя неудовольствие Людовика XIV в последний период его царствования, получило название квиетизма. Оно проповедовало «чистую любовь» к богу и пассивное «созерцание» и, таким образом, легко могло привести к отрицанию долга и морали вообще. Общественное значение оно приобрело благодаря тому, что главную руководительницу этого движения во Франции, г-жу Гюйон (см.), взял под свою защиту близкий ко двору и бывший воспитателем внука Людовика ХIV, герцога Бургундского, епископ Фенелон (см.). Людовик XIV под влиянием г-жи Ментенон и Боссюэ легко добился от папы осуждения квиетизма (1699), но этим только оттолкнул Фенелона в оппозицию и помог ему приобрести еще большую популярность. В преследовании гугенотов, янсенистов и квиетистов Людовик XIV действовал в полной солидарности с папским престолом, но это не избавило его от острого конфликта с римской курией по вопросу о правах государства и церкви. Наткнувшись на сопротивление папской власти в вопросе о распоряжении свободными епархиями, он побудил в 1682 г. собрание французского духовенства принять декларацию о правах французской церкви, составленную в духе галликанизма (см. галликанская церковь). Но удержаться   на занятой позиции ему не удалось, и после долгой борьбы пришлось уступить.

Но, несмотря на эту капитуляцию, галликанское учение твердо укрепилось в сознании общества и парламентской магистратуры. Защита галликанизма сплелась в сознании парламентской магистратуры с ее тяготением в сторону янсенизма и создавала новую почву для развития в ее среде оппозиционного духа.

Если в своем стремлении всецело подчинить своему авторитету религиозную жизнь Франции Людовик ХIV потерпел неудачу, то он в большей степени добился успеха, по крайней мере в первую половину своего царствования, в деле подчинения целям своей политики умственной жизни французского общества. В противоположность философскому свободомыслию эпохи ренессанса настроение интеллигентных кругов французского общества с начала ХVII в. стало отличаться религиозным характером. Но умственное движение XVI в. оставило глубокий след на всем мировоззрении позднейших поколений и подготовило блестящий расцвет французской философской мысли в середине XVII в. в рационалистической системе Декарта и морально-психологических размышлениях Паскаля. Литература первой половины ХVII в. приняла от предшествовавшего периода завещанные ей внешние формы классицизма, но стала в них вкладывать содержание, далекое от эпикурейского скептицизма и политических стремлений XVI в. Под влиянием литературных салонов, в которых собирались представители высшего французского общества, из которых особенное значение приобрел салон Рамбулье, литература стала терять свою народную струю, подчиняться влиянию вкуса салонов, получившего название «вкуса порядочных людей» (honnêtes gens), и разрабатывать преимущественно вопросы личной психологии и личной морали при неизменной верности основному христианскому идеалу. Влияние салонов сказалось и на самом литературном языке, который стал очищаться от заимствований из древних языков, архаизмов, провинциализмов и простонародных выражений и принимать вылощенную салонную форму. Уже Ришелье оценил общественное значение литературы и постарался использовать ее в политических целях, прибегая к прессе как к средству воздействия на общественное мнение и захватив в свои руки руководство печатным словом. Он взял, кроме того, под свое покровительство кружок литераторов, устраивавших периодические собрания, дал ему официальный устав и положил, таким образом, в 1635 г. начало французской академии (Academie Française). Но в эпоху Мазарини и ослабления правительственного авторитета литература снова стала пользоваться большей свободой и даже временами приобретать политический характер («мазаринады»). Правительство Людовика XIV немедленно положило конец этой свободе, установив сверх всегда существовавшей цензуры Сорбонны и парламентов еще собственную бдительную цензуру и категорически запретив каким бы то ни было печатным произведениям появляться в свет без предварительного правительственного разрешения. Но Людовику XIV этого было мало. Он хотел руководить наукой, литературой и искусством так же, как он руководил администрацией и общественной жизнью, и на место отдельных меценатов поставить единого и всеобщего мецената в своем лице, заставив тем самым науку, литературу и искусство служить цели прославления и возвеличения королевской особы. И в этой области ближайшим его сотрудником стал Кольбер. Он основал в Париже ботанический сад, соорудил обсерваторию, создал богатейшую «королевскую библиотеку» с кабинетами медалей и эстампов, расширил и обогатил Лувр, превративши его в первый по богатству музей мира. По желанию короля был составлен список ученых, писателей и художников (в том числе и иностранных), которым король оказывал покровительство и выплачивал пенсии, и они были сгруппированы в несколько академий, так что к французской академии прибавились академия наук, академия надписей и медалей и академия изящных искусств. Король и окружавшее его придворное общество всецело усвоили себе вкус «порядочных людей», придав только ему определенное политическое направление возвеличения королевской власти, и еще больше способствовали развитию в литературе условности и отрешенности от действительности при внешней красоте формы и выработанном изяществе языка. Буало в своей «Art роétique» создал соответственный литературный канон, и в пределах этого канона подвизалась блестящая плеяда писателей второй половины XVII в. (Корнель, Расин, Мольер, Буало, Лафонтен, Ларошфуко, Лабрюйер, г-жа Севинье и пр.), то воспевая в стихах и прозе короля и проводя настоящий культ королевской власти, то изображая в условной форме жизнь греческих и римских героев, нравы и быт придворного общества, то замыкаясь вследствие полного упадка общественных интересов в узкий круг наблюдения над вопросами личной психологии и проблемами личной морали. Единственное исключение в этом отношении составляли произведения Мольера, обращавшиеся к более широкой публике и приобретавшие поэтому более широкое общественное значение. Такое же влияние оказывало покровительство короля и на развитие пластических искусств. Уже в средине XVII в. в этой области наметилось полное торжество классицизма. Теперь, под воздействием короля и двора, окончательно создался «стиль Людовика XIV» с его подражанием античным образцам, стремлением к величественности и торжественности, красотой внешней формы, чистотой линий, отвращением ко всему вульгарному, но в то же время с отсутствием индивидуальности, естественности и жизненности. Неустанная строительная деятельность короля и его заботы о достойном его величия украшении всех его многочисленных резиденций объединили в общей работе под руководством художника Лебрена целую группу крупных художников (Пюже, Жирардон, Куазево, Перро, Мансар, Миньяр и др.), в самых разнообразных формах преследовавших одну цель — возвеличение «короля-солнца». Но блестящий период расцвета литературы и искусства при Людовике XIV в сущности уже завершился к последнему десятилетию XVII века. К этому времени один за другим сошли все выдающиеся писатели и художники, прославившие его царствование, но своим духовным развитием обязанные времени, предшествовавшему самостоятельному правлению Людовика XIV. Литература и искусство стали клониться к упадку, а лучшие представители французской интеллигенции переходили в оппозицию, подготовляя расцвет общественного движения ХVIIІ века.

Как ни много внимания посвящал Людовик XIV вопросам внутреннего управления, они, однако, в его сознании отходили на задний план пред проблемами внешней политики. Всю свою жизнь, по его собственному признанию, он стремилcя только к славе, а славу он прежде всего видел в обеспечении внешнего могущества Франции. Унаследованная от Мазарини традиция выдвигала на первый план французской политики вопрос об испанском наследстве, а вытекавшая из экономической политики Кольбера забота об обеспечении выгод французской торговли и приобретении внешних рынков для французской промышленности делала, кроме того, неизбежной борьбу с Голландией, которая в свою очередь переплеталась с стремлением довести французскую территорию до ее естественных географических границ и утвердить в Европе доминирующее влияние Франции.

Для ведения активной внешней политики Людовик XIV располагал особо благоприятными условиями. В лице своих военных министров, Летелье и в особенности его сына Лувуа, он имел выдающихся военных администраторов, которые совершенно преобразовали военное дело во Франции. Путем вербовки как внутри Франции, так и за границей были набраны значительные контингенты солдат, в армии установлена строгая дисциплина, введено одинаковое обмундирование и одинаковое вооружение, созданы постоянные казармы для расквартирования солдат, учреждены военные магазины для хранения запасов, организованы санитарная служба и врачебная помощь. Чтобы поднять состав офицерства, была уничтожена продажность всех должностей, кроме капитанов и полковников, и установлена правильная военная иерархия, а для подготовки новых офицеров учреждены военные училища, состав воспитанников которых комплектовался преимущественно из молодых дворян. В деле вооружения особенное внимание было обращено на развитие полевой и осадной артиллерии, и создан специальный инженерный корпус, во главе которого стал знаменитый Вобан, создавший на границе Франции ряд неприступных крепостей и разработавший технику осадной войны. Одновременно с работой Лувуа по преобразованию армий Кольбер неутомимо трудился над созданием для Франции сильного военного флота. Он быстро сооружал военные суда, число которых через несколько лет достигло 200, строил военные порты и морские арсеналы, из которых особенное значение приобрели Тулон и Брест, организовал для правильного отбывания службы во флоте рекрутские наборы среди приморского населения, основал, наконец, для подготовки морских офицеров несколько морских училищ. Благодаря деятельности Лувуа и Кольбера Людовик ХIV скоро стал располагать внушительной армией, и по своей численности и по своей организации далеко превосходившей армии всех других держав Европы, и сильным флотом, который мог выдержать соперничество с флотами Голландии и Англии. Значение вооруженных сил Франции еще увеличивалось существованием во Франции целой плеяды талантливых полководцев (Конде, примирившийся с королем после пиренейского мира 1659 г. и обратившийся в его преданного слугу, Тюрен, Люксембург; Катина, Виллар, Бервик, Вандом и др.).

После смерти Мазарини французская дипломатия, насчитывавшая в своем составе нескольких выдающихся деятелей (Лионн, Помпонн, Кольбер де Круасси, Кольбер де Торси и др.), в угоду королю сразу заговорила решительным тоном и скоро добилась ряда успехов, из которых самым крупным была покупка у Англии Дюнкирхена и приобретенное в связи с этим сильное влияние на вернувшихся в Англию в 1660 г. представителей династии Стюартов. В 1665 г. умер испанский король Филипп IV, и испанский престол перешел к его малолетнему и болезненному сыну от второго брака, Карлу II. Тогда Людовик XIV, опираясь на открытое французскими дипломатами деволюционное право (см. деволюционная война), по которому в Брабанте родовое имущество отца в случае его второго брака переходило к детям от первого брака, и на неисполнение Испанией некоторых пунктов брачного договора 1659 г., предъявил от имени своей жены, Марии Терезии, притязания на Бельгию. Испанское правительство ответило отказом, и Людовик XIV начал так называемую «деволюционную» войну (1667). Блестящие успехи французских армий вызвали крайнее раздражение в Голландии, которой Кольбер только что нанес чувствительный удар своими тарифами 1664 и 1667 гг., и голландский пенсионарий Ян де Витт устроил тройственный союз из Голландии, Англии и Швеции для того, чтобы остановить французские завоевания. Людовик ХIV вынужден был принять посредничество Англии и Голландии и подписать в Ахене мир (1668), по которому получил от Испании часть Фландрии и несколько пограничных городов (Лилль, Дуэ, Турнэ и др.).

Раздраженный политикой Голландии, которая не только ответила на тарифы Кольбера запретительными мерами против французской торговли, но и помешала своим выступлением завоеванию всей Бельгии, Людовик ХIV стал готовиться к решительной борьбе с нею.

Путем выплаты значительных субсидий он привлек на свою сторону Англию, Швецию и прирейнских государей Германии, а затем занял владения союзника Голландии, герцога Лотарингского, и открыл военные действия против Голландии (1672). Став лично во главе своей армии, он перешел Рейн и в течение 6 недель завоевал около половины голландской территории. Амстердам был спасен только тем, что голландцы открыли шлюзы и затопили окружавшую его равнину. Голландцы предложили Франции мир на условиях уступки части занятой французами территории, но Людовик XIV нашел это недостаточным. Тогда в Голландии произошел переворот, жертвой которого пал Витт (см. Х, 375/76), и во главе государства был поставлен с титулом статгаудера глава военной партии, принц Вильгельм III Оранский. Он воспользовался медлительностью Людовика XIV, предпочитавшего осаду и взятие городов решительным сражениям, и образовал из государств, напуганных французскими успехами, коалицию, в которую вошли Австрия, Бранденбург и Испания. Людовик ХIV с успехом действовал против своих многочисленных противников, но поражение шведов и переход на сторону его врагов Англии заставили его заключить мир в Нимвегене (1678), по которому он должен был сделать уступку Голландии, согласившись на отмену запретительного тарифа 1667 г., а свои территориальные приобретения ограничил присоединением от Испании Франш-Конте и еще нескольких пограничных городов Бельгии (Камбрэ, Валанеьен, Мобеж и пр.).

Нимвегенский мир был высшей точкой могущества Людовика ХIV Франция вышла из борьбы победоносной, а французский король прямо казался повелителем всей Европы. Тем не менее Людовик ХIV был недоволен его результатами, так как ему не только не удалось сокрушить Голландию и завоевать Бельгию, но и пришлось сделать Голландии серьезные экономические уступки. Поэтому он неуклонно решил продолжать свою политику территориального расширения Франции.

В Меце, Брейзахе и Безансоне при парламентах были учреждены особые «палаты присоединения» (chambres de réunions), которые должны были разъискивать права Франции на те или другие области. На этом основании французские войска заняли Страсбург, Кель, Люксембург и еще ряд пограничных городов в Бельгии. Французские захваты вызвали в Европе переговоры об образовании против нее новой коалиции. Испания объявила даже Франции войну (1683), но не нашла достаточной поддержки у Австрии, которая была занята изнурительной борьбой с турками, и других держав, и в 1684 г. было подписано перемирие в Регенсбурге на 20 лет, по которому Франция отказывалась на будущее время от присоединений, но удерживала за собой все занятые местности.

Для обеих сторон перемирие было только временной передышкой, и благодаря энергии Вильгельма Оранского, использовавшего гонения на гугенотов во Франции для возбуждения против Людовика XIV протестантских держав, переговоры о коалиции против Франции скоро привели к образованию так называемой аугсбургской лиги, в которую вступили Австрия, Испания, Голландия, Швеция и часть прирейнских государей Германии, и официальной целью которой была защита неприкосновенности вестфальского трактата (1686). Людовик XIV решил предупредить своих противников и под предлогом защиты прав жены своего брата, герцогини Орлеанской, на пфальцское наследство начал военные действия вторжением в Пфальц (1687) и варварским его опустошением. Расчеты его на Англию не оправдались. Вторая английская революция (1688), свергнувшая Иакова II и возведшая на английский престол Вильгельма Оранского, установила самую тесную связь между Англией и Голландией и повлекла за собой присоединение Англии к коалиции. Тем не менее, успех сначала был на стороне Франции. Но в 1693—1695 гг. перевес решительно склонился на сторону противников Франции. Франция потеряла свое преобладание на море и с трудом выдерживала натиск неприятеля на суше, и только переход Савойи на сторону Франции, купленный уступкой ей итальянских владений Франции, дал Людовику XIV возможность заключить относительно почетный мир в Рисвике (1697). Людовик XIV отказывался от всех «присоединений» в Бельгии, сделанных после нимвегенского мира, и от Лотарингии, признавал Вильгельма Оранского английским королем и делал новые уступки в пользу голландской торговли, но зато, по крайней мере, удерживал за собой Страсбург. Война с аугсбургской лигой ясно обнаружила признаки упадка могущества Франции и выдвинула на первый план в качестве главной соперницы Франции Англию, которая заняла место первой морской державы Европы.

Между тем, ввиду близкой смерти бездетного испанского короля Карла II, вопрос об испанском наследстве открывался во всей полноте. Главными претендентами являлись Людовик XIV от лица своего второго внука, Филиппа Анжуйского, и император Леопольд I, только что успешно закончивший войну с турками карловицким миром, который отдал под власть Австрии всю Венгрию и Трансильванию, и выдвигавший кандидатуру своего второго сына, эрцгерцога Карла. Для Англии и Голландии не были приемлемы ни та, ни другая комбинация, как одинаково опасные для их экономических и политических интересов, и обе морские державы поэтому добивались раздела испанских владений между отдельными претендентами. Людовик XIV сначала пошел по пути соглашения с Вильгельмом III, и между Францией, Англией и Голландией в 1700 г. был подписан договор, по которому после смерти Карла II испанские владения должны были быть разделены между Филиппом Анжуйским и эрцгерцогом Карлом. Но к этому соглашению не примкнул император Леопольд I, а испанское общественное мнение протестовало против всякого раздела и требовало сохранения целости испанской монархии. При таких условиях французская дипломатия склонила умиравшего Карла II признать наследником всех своих владений Филиппа Анжуйского. Людовик XIV сначала колебался принимать завещание Карла II, но потом пришел к заключению, что война с Австрией, во всяком случае, неизбежна, и что поэтому выгоднее в этой предстоящей войне иметь Испанию своей союзницей, чем своей противницей, и провозгласил своего внука испанским королем под именем Филиппа V. За исключением Австрии все державы готовы были примириться с этим фактом, но под непременным условием полной независимости Испании от Франции. Между тем Людовик XIV смотрел на переход испанских владений к его внуку, как на благоприятное обстоятельство для доставления французской торговле и промышленности, сильно пострадавшим от условий рисвикского мира, соответственных преимуществ. Англичане и голландцы были лишены тех торговых привилегий, которыми они раньше обладали в Испании, вся испанская торговля с колониями перешла в руки французских купцов, и так называемое право asiento (монополия продажи негров в колониях) было передано французской гвинейской компании. Одновременно Людовик XIV изгнал из бельгийских городов занимавшие их голландские гарнизоны, сохранил за Филиппом V его права на французский престол и обещал умиравшему Иакову II признать его сына английским королем. В результате всего этого против Франции образовалась могущественная коалиция (1701). Кроме Австрии, Англии и Голландии в нее вошли еще Португалия, Дания, Бранденбург, курфюрст которого за это получил титул короля Пруссии, и большая часть немецких государств, а затем присоединилась и Савойя. Война (см. испанское наследство) велась одновременно в Нидерландах, на Рейне, в Италии, в Испании и на морях, и кончилась утрехтским (1713) и раштаттским (1714) договорами. Людовик XIV отстоял за своим внуком Испанию и Новый Свет под условием отказа его от всех прав на французскую корону, но должен был согласиться на раздел остальных испанских владений между Австрией (Бельгия, Милан, Сардиния и Неаполь), Савойей (Сицилия) и Англией (Гибралтар). Кроме того, Франция уступила Австрии часть Фландрии, признала за Голландией право занимать часть бельгийских городов своими гарнизонами и отдала Англии часть  французских владений в Северной Америке (Ньюфаундленд, Новую Шотландию и область около Гудзонова залива). В своей торговой политике она должна была вернуться к тарифу 1664 г., признать за Англией «право наиболее благоприятствуемой державы» и уступить в руки английской компании asiento. Территориальные уступки Франции были незначительны, но война нанесла сильнейший удар экономическим интересам и международному положению Франции. Франция окончательно потеряла свою гегемонию в Европе и в течение всего ХVIIІ в. не могла вполне оправиться от понесенных бедствий.

Последние войны Людовика XIV привели Францию в состояние полного разорения. Казна была пуста, государственный долг непомерно возрос, торговля и промышленность находились в упадке, низшие классы, истощенные непосильными поборами в пользу государства, совершенно обнищали. Голодовки и эпидемии не прекращались, и население Франции за последние годы царствования Людовика XIV уменьшилось, по приблизительным подсчетам, больше, чем на 1 млн. Крайне тяжелое положение страны естественно вызывало оппозиционное настроение в обществе. Оппозиция стала развиваться уже после отмены нантского эдикта. Среди эмигрировавших в Голландию протестантских эмигрантов создалась целая памфлетная литература, громившая установившийся во Франции деспотизм, среди которой выдавались сочинения Клода, Жюрье и Ансильона. Наиболее крупным представителем этой оппозиции был Пьер Бейль, выступивший горячим защитником свободы мысли и свободы совести и в своих критических нападках на церковное учение во имя разума сделавшийся провозвестником будущей философии XVIII века. Признаки приближения «века разума» стали чувствоваться и внутри Франции, где в рядах интеллигентного общества на смену религиозности XVII в. распространялось увлечение рационалистической философией, в построениях Мальбранша пришедшей почти к пантеистическим выводам. В последние годы царствования Людовика XIV оппозиционное настроение стало чувствоваться даже в придворных и правительственных кругах. Вобан (см.), Буагильбер (см.), герцог Сен-Симон (см.), Фенелон (см.) по различным мотивам, но единодушно осуждали политику Людовика XIV. Несчастья преследовали Людовика XIV в последние годы его жизни и в семейном отношении. Один за другим умерли его сын, «великий дофин», его старший внук, герцог Бургундский, и целый ряд других членов королевской семьи, так что к моменту смерти старого короля его единственным прямым потомком (если не считать отрекшегося от своих прав на корону Филиппа V испанского) был его пятилетний правнук, будущий Людовик XV. Не доверяя своему племяннику, герцогу Орлеанскому, к которому, как к ближайшему принцу крови, должно было перейти право регентства, Людовик XIV оставил завещание, в котором признавал за двумя узаконенными им сыновьями от г-жи Монтеспан, герцогом Менским и графом Тулузским, право наследования престола в случае прекращения прямой линии королевского дома, поручал герцогу Менскому опеку над малолетним королем и создавал особый совет регентства, ограничивавший права будущего регента. Умирая, он, по-видимому, сам сознавал ошибочность своей политики, так как советовал своему преемнику не увлекаться войнами и затратами на пышность двора. Система Людовика XIV потерпела к концу его жизни полное крушение, но его эпоха, тем не менее, оставила глубокий след в истории Франции и Европы и на долгие годы обеспечила  французской культуре исключительное влияние на всю жизнь европейского общества.