Франция. История. XV. Июльская монархия

Франция. История. XV. Июльская монархия. Торжество июльской революции 1830 г. было делом рук народных масс и, прежде всего, рабочего пролетариата и мелкой буржуазии, но власть осталась в руках старой палаты депутатов, избранной на основании прежнего избирательного закона и представлявшей поэтому интересы только крупных землевладельцев и крупной буржуазии. Этим предопределилась судьба нового избирательного закона. После революции победители разделились на две группы, получившие названия партии движения и партии сопротивления. Приверженцы партии движения, составившейся преимущественно из радикальных элементов бывшей либеральной партии и сохранявшей через Лафайета контакт с группой республиканцев, видели в июльской революции первый шаг по пути демократического развития Франции, требовали поэтому дальнейших демократических реформ и хотели активной внешней политики для поддержки революционного движения в Бельгии, Польше, Германии и Италии. Партия сопротивления, ядро которой составила группа бывших доктринеров, смотрела, наоборот, на июльскую революцию исключительно, как на акт самозащиты со стороны народа в ответ на притязания королевской власти и сторонников старого порядка, противилась каким бы то ни было изменениям в существующих отношениях и стояла за сохранение внешнего мира. Если партия движения пользовалась популярностью в кругах парижского населения, то зато партия сопротивления располагала подавляющим большинством в палате депутатов и опиралась на активную поддержку самого Людовика-Филиппа. Он использовал популярность партии движения для того, чтобы справиться с продолжавшимся в Париже революционным движением, а затем поспешил отделаться от ее представителей (Лафита и Лафайета), поставив во главе управления вождя партии сопротивления — Казимира Перье. При таких условиях партии сопротивления удалось ограничить пересмотр избирательного закона отменой принципа двойного голосования и понижением избирательного ценза с 300 франков прямых налогов до 200 франков, что увеличило число избирателей приблизительно до 200 000 чел. Это понижение ценза распространило избирательные права на среднюю буржуазию и на тесно связанный с интересами буржуазии класс средних землевладельцев и обеспечило в палате депутатов полное и безусловное преобладание крупной буржуазии. Это преобладание оказывалось тем более бесспорным, что палата пэров, из которой была исключена значительная часть старой аристократии, потеряла теперь всякое политическое значение.

Торжество политики сопротивления обнаружило бессилие партии движения и привело к упадку ее влияния в народных массах. Она сохранилась только в палате депутатов в виде немногочисленной группы династической левой, и за ее счет стала быстро расти республиканская партия, черпавшая своих приверженцев за пределами палаты в рядах мелкой буржуазии, рабочего класса и учащейся молодежи. Высокий ценз закрывал для республиканцев двери палаты. Лишенные возможности проводить свою программу легальным путем, они вступили на путь организации заговоров и тайных обществ и несколько раз делали попытки вызвать новую революцию. Наиболее крупные республиканские восстания были в 1832, 1834 и 1839 гг. С другой стороны, прибегали к попыткам насильственного захвата власти также приверженцы старой династии, носившие теперь название легитимистов (в 1831 и 1832 гг.), и бонапартисты, главой которых после смерти герцога Рейхштадтского сделался племянник Наполеона — Людовик-Наполеон Бонапарт (в 1836 и 1840 гг.). Правительство Людовика-Филиппа без особого труда справлялось со всеми этими движениями и уже в 1834—1835 гг. провело ряд законов, установивших строгие кары за все попытки ниспровержения существующего строя, стеснивших печать и подчинивших деятельность политических ассоциаций бдительному надзору полиции. Революционное брожение пугало класс привилегированных избирателей и способствовало успеху на выборах приверженцев политики сопротивления вплоть до самого конца Июльской монархии, и из них неизменно составлялось парламентское большинство. Сначала партия сопротивления была единодушна, но в 1836 г. она распалась на правый центр, бывший под руководством Гизо, и левый центр, вождем которого сделался Тьер. Обе группы, поочередно сменявшие друг друга у власти, в своей политике отличались почти незаметными нюансами, преимущественно в области иностранных отношений.

Преобладание в палате представителей промышленной и финансовой буржуазии и зажиточных землевладельцев определило направление социальной и экономической политики правительства. Старой аристократии июльской революцией был нанесен окончательный удар. Преобладающее место в обществе заняли теперь финансисты и промышленники, негоцианты и банкиры. В руки буржуазии перешли все административные и судебные должности, как в центре, так и в департаментах, а закон 1833 г. о местном самоуправлении и здесь обеспечил ее преобладание путем установления соответственного имущественного ценза. Июльская монархия унаследовала от эпохи реставрации затянувшийся промышленный кризис, еще более усугубившийся под влиянием событий революции. Правительство поспешило придти на помощь фабрикантам и широко раздавало промышленным предприятиям ссуды (в общей сложности было роздано без малого 100 млн.), пока к 1833 г. кризис не стал ослабевать, и в промышленности не стал снова обнаруживаться подъем. В угоду требованиям, шедшим из демократических слоев общества, правительство делало несколько раз попытки смягчить крайности протекционистской политики, но каждый раз отступало перед сплоченной коалицией крупных промышленников и землевладельцев, которым принадлежало большинство в палатах. Так, в 1832 г. ему удалось добиться лишь самого незначительного понижения пошлин на хлеб, а в 1836 и 1841 гг. немного понизить пошлины на шерстяные ткани, железо и некоторые другие иностранные товары. Кроме того, оно заключило торговые договоры с Бельгией и Сардинией и соглашения о торговом мореплавании с рядом других государств, что несколько облегчило условия внешней торговли. Но в то же время широко продолжала развиваться система премий туземной промышленности, ложившаяся тяжелым бременем на бюджет, и общий дух всей экономической политики оставался неизменно протекционистским. Во Франции началась постройка железных дорог, и правительство, предоставляя сооружение отдельных железнодорожных линий частным акционерным обществам, гарантировало им получение известного процента. Кроме того, капиталы находили себе выгодное помещение в государственных займах, в компаниях пароходства и других акционерных предприятиях, в предпринятом правительством сооружении вокруг Парижа укреплений, в начавшейся перестройке улиц внутри Парижа и т. д.

Огражденная от иностранной конкуренции таможенной стеной, французская промышленность пока удовлетворялась внутренним рынком и мало интересовалась рынками внешними. С этим гармонировала внешняя политика Июльской монархии, направленная на поддержание мира с иностранными державами. Действуя сначала в контакте с Англией, Франции отстояла независимость Бельгии, свергнувшей в 1830 г. владычество Голландии, но предоставила на произвол судьбы Польшу и Италию и дала возможность России и Австрии раздавить в них революционное движение. Разойдясь вслед за тем с Англией из-за соперничества на Пиренейском полуострове и Ближнем Востоке, Франции осталась изолированной (1840—1841), но опасность войны была предотвращена миролюбием французского правительства, снова пошедшего на уступки реакционным правительствам Священного союза. В 10-х гг. французская армия принялась энергично за завоевание Алжира и утверждение в нем французского владычества, но в европейских отношениях Франции неизменно оставалась верна мирной и строго консервативной политике, враждебной нараставшему в 40-х гг. в Европе демократическому движению.

Продолжительный период мира и усиленное покровительство со стороны правительства способствовали дальнейшим успехам французской промышленности. Начавшийся уже в эпоху реставрации переход к машинному производству продолжал еще более интенсивно развиваться в эпоху Июльской монархии, и Франции вступила в период индустриальной революции, создававшей крупное фабричное производство за счет мелкого ремесла и домашней формы промышленности. Применение машин коренным образом изменяло самые условия промышленной деятельности и приводило к быстрому увеличению производства. Быстро развивалась и внутренняя торговля, и, несмотря на сохранение протекционистского тарифа, значительно увеличивались обороты торговли внешней (с 1 131 млн. в 1831 г. до 2 437 млн. в 1846 г.). Общий рост благосостояния торгово-промышленного класса выражался и в непрерывном увеличении числа лиц, выбиравших торговые патенты, и в увеличении числа избирателей, количество которых с 200 000 в 1831 г. поднялось к 1848 г. до 241 000.

Рост капиталистической индустрии приводил к увеличению городского населения за счет сельского и к пополнению кадров рабочего пролетариата из рядов обезземеливавшегося или малоземельного крестьянства. Но если успехи капиталистической индустрии способствовали подъему благосостояния буржуазии, то зато они приводили к ухудшению состояния рабочего класса. К полусвободному юридическому положению, в котором он находился в силу законодательства Наполеона, прибавилось теперь понижение заработной платы, бывшее результатом замены труда квалифицированного рабочего работой машины, широкое применение на фабриках женского и детского труда и увеличение продолжительности рабочего дня, достигавшего в некоторых производствах 15 и 16 часов в сутки. Фабрика и городская жизнь разрушали старые семейные связи и способствовали развитию алкоголизма и проституции, пауперизма и нищенства, особенно во время промышленных кризисов, так что в Париже, например, в 40-х гг. десятая часть населения числилась получающей благотворительное вспомоществование. Некоторые производства вдобавок гибельно отражались на здоровье рабочих и влекли за собой не только усиление болезненности и смертности, но и прямое физическое вырождение местного населения, занятого фабричным трудом, и в промышленных департаментах, например, почти половина молодых людей, подлежавших отбыванию воинской повинности, оказывалась негодной к военной службе, тогда как в департаментах земледельческих количество негодных было немногим больше четверти.

Между тем резкое ухудшение положения рабочего пролетариата, сосредоточенного в главных промышленных центрах, совершенно не занимало внимания правящего класса, проповедовавшего принцип полного невмешательства государственной власти в отношения между капиталом и трудом. Английская система фабричного законодательства, клонившегося к охране труда и уменьшению рабочего дня, встречала резкий отпор со стороны французской буржуазии, протестовавшей против нарушения «священного» принципа свободы труда, и лишь с большим трудом удалось в 1841 г. провести закон об охране детского труда, запрещавший труд детей до 8 лет, устанавливавший 8-часовой рабочий день для детей от 8 лет до 12 лет и 12-часовой день для подростков от 12 до 16 лет и не допускавший ночной работы для детей до 13 лет. О законодательном ограничении труда взрослых в эти годы не могло быть и речи. Концентрация многочисленных групп рабочего пролетариата в главных центрах промышленности в связи с резким ухудшением его жизненных условий способствовали пробуждению в его рядах классового самосознания. До сих пор он шел рука об руку с буржуазией в деле борьбы со старым порядком и в своих социальных и политических требованиях мало отличался от мелкой буржуазии. Теперь, наоборот, он начинал проникаться сознанием антагонизма своих интересов с интересами буржуазии, убеждением, что его материальное положение не может улучшиться, пока власть находится в руках буржуазии. Первым ярким обнаружением этого нового, чисто классового самосознания пролетариата было восстание рабочих в Лионе в 1831 г. Вызванное падением заработной платы на почве общего кризиса в шелковой промышленности и нежеланием фабрикантов соблюдать установленный путем взаимного соглашения тариф заработной платы, восстание это отдало в руки рабочих на несколько дней весь Лион и было подавлено только при помощи значительной вооруженной силы. Оно послужило толчком к пробуждению рабочего движения по всей Франции. Старые подмастерские союзы — компаньонажи — с своими традициями ремесленного быта повсюду стали уступать место обществам взаимопомощи, которые брали на себя зачастую руководство стачечным движением и помогали добиваться увеличения заработной платы или уменьшения рабочего дня. Лионское восстание 1831 г. носило совершенно еще аполитический характер, но по мере развития рабочего движения в среду пролетариата все сильнее проникала идея политического переворота, и среди рабочих приобретала популярность пропаганда тайных республиканских организаций, как это обнаружилось уже в восстаниях 1834 г. в Лионе и Париже.

С средины 30-х гг., кроме того, быстрые успехи в среде рабочего класса наряду с распространением республиканских идей стала делать пропаганда социализма. Две первые крупные социалистические доктрины — сенсимонизм и фурьеризм — сложились еще  в эпоху реставрации, но только после июльской революции и обозначившегося  антагонизма интересов буржуазии и рабочего класса начался настоящий расцвет французской социалистической литературы. Кроме дальнейшей пропаганды идей Сен-Симона и Фурье их последователями, одно за другим стали появляться сочинения Кабе, Луи Плана, Бюше, Леру, Прудона, ставивших во всей полноте социальный вопрос, объявлявших войну доктрине экономического индивидуализма  и государственного невмешательства и предлагавших те или иные способы решения социальной проблемы, в основе которых лежали обобществление труда и ограничение или полное уничтожение принципа частной собственности. Наибольшей популярностью в рабочих массах пользовались идеал коммунистического общежития, изображенный в романе Кабе «Путешествие в Икарию», и учение об организации труда и устройства общественных мастерских, изложенное Луи Бланом в его «Организации труда». Социалистические тенденции быстро проникли и в республиканские организации и наиболее яркое выражение нашли себе в кружке революционеров, группировавшемся вокруг Бланки, где возродились традиции бабувизма и выдвинулась идея народного восстания не для провозглашения республики и всеобщего избирательного права, а для осуществления социального переворота путем революционной диктатуры. Демократическая пропаганда, воодушевляемая идеей народного блага, с каждым годом завоевывала все большие и большие круги французского общества. Она отражалась и в появлении в рядах католической церкви старавшегося примирить социализм с христианством демократического течения, самым видным представителем которого был Ламеннэ, и в проникновении демократических и социалистических идей в изящную литературу, где их выразителями явились Жорж Занд, Э. Сю и Франции Пиа, и в оживлении интереса к истории Великой революции (труды Ламартина, Мишле, Луи Блана и др.), сопровождавшемся идеализацией революционного якобинизма, и в создании вообще несколько неопределенного и туманного, но проникнутого горячим чувством интереса и сострадания к нуждам народных масс общественного настроения.

При таких условиях стремления французского общества все дальше расходились с стремлениями немногочисленного класса, которому принадлежала власть. Крупная финансовая и промышленная буржуазия, устранив от участия в политической жизни народные массы, скоро сумела согласовать свои интересы с интересами крупных землевладельцев на почве общей протекционистской политики и образовала вместе с ними компактную социальную группу, ревниво оберегавшую свое привилегированное положение. В политической жизни царил полный застой, и правящий класс заботился только об удовлетворении своих узко-материальных интересов. Официально во Франции существовал парламентский порядок правления с свободой слова, с свободой трибуны, с правильной сменой министерств, согласно голосованию парламентского большинства. Но на практике король, вопреки принципам парламентаризма, оказывал сильнейшее давление на ход политики, подбирая себе послушных министров, а бессменно стоявшее с 1840 г. у власти министерство Гизо добивалось победы на выборах путем всевозможных, вплоть до подкупов, приемов давления на избирателей. Большинство в палате оно обеспечивало себе посредством раздачи депутатам денежных подачек в роде концессий и субсидий и предоставления им всяких административных должностей, что ставило депутатов-чиновников в полную зависимость от министерства. Ко второй половине 40-х гг. эта система организованного давления и подкупа достигла небывалых размеров, и ряд скандальных процессов, в которых были замешаны многие высокопоставленные лица, ярко обнаружил моральный упадок правящего класса.

Мелкая буржуазия, в первые годы после июльской революции бывшая одной из опор трона Июльской монархии, теперь быстро проникалась оппозиционным, а иногда и революционным настроением. Ее материальные интересы были затронуты ростом крупной промышленности, с которой она не могла конкурировать, а между тем правительство, поглощенное удовлетворением требований крупного капитала, не делало ничего, чтобы придти ей на помощь, и упорно отказывалось даже от организации для нее дешевого кредита. Неурожай 1846 г. и промышленный кризис 1847 г. еще более ухудшили положение низших классов общества и усилили их раздражение против правительства. К средине 40-х гг. признаки расслоения стали замечаться и в самом правящем классе. Против крайней протекционистской политики правительства и поддерживавшего его парламентского большинства началось движение в пользу свободы торговли, вдохновлявшееся примером соседней Англии и нашедшее сочувственный отклик не только в торговых кругах, которые были заинтересованы в расширении французского вывоза, но и в наиболее прогрессивной части промышленного класса. Политика Гизо, упорно не желавшего считаться с требованиями, нараставшего демократического движения, заставила династическую левую, во главе которой стоял Одилон Барро, с новой энергией поднять вопрос о понижении имущественного ценза, расширении избирательного права и устранении из палаты депутатов-чиновников, и на этот раз предложения династической левой нашли себе поддержку со стороны левого центра, глава которого, Тьер, с 1845 г. окончательно примкнул к оппозиции. Парламентская оппозиция выставила скромное требование понижения ценза до 100 франков прямых налогов и распространения избирательных прав, кроме того, на представителей либеральных профессий (сараcités), хотя бы они и не удовлетворяли условиям ценза. Но за парламентской оппозицией выдвигалась со своими требованиями республиканская партия, настаивавшая на уничтожении всякого ценза и провозглашении всеобщего избирательного права.

В палате депутатов, республиканская партия была представлена всего  несколькими лицами (Ламартин, Ледрю-Роллен, Гарнье-Пажес и др.), но зато она имела внушительное количество приверженцев за пределами «легальной  страны» (pays légal) из 241 000 избирателей. В ее среде можно было наметить два основных течения. Первое из них, более умеренное, видело в республике главным образом осуществление политического господства народа суверена и, соглашаясь на ряд мер, которые должны были улучшить положение рабочих (признание свободы коалиций, реформа посреднических советов с введением в них представителей от рабочих и т. п.), оставалось на почве сохранения неприкосновенности существующих социальных и экономических отношений. Свою опору это течение находило преимущественно в рядах средней и особенно мелкой буржуазии, не удовлетворявшей условиям существовавшего ценза и стремившейся к активному участию в политической жизни для отстаивания своих интересов. Другое более радикальное течение, представители которого называли себя «социалистами-демократами», шло под лозунгом «республики Демократической и социальной». Социалисты-демократы требовали энергичного вмешательства государства в экономические отношения и  борьбы его с частным капиталом, введения прогрессивного налога, признания за рабочими «права на труд» и обязанности государства обеспечить им этот труд. В их кругах, кроме того, пользовалась широкой популярностью идея организации труда и устройства производительных рабочих ассоциаций. К социалистам-демократам примыкали, не сливаясь с ними вполне, социалисты и коммунисты разных оттенков — фурьеристы, икарийцы, как назывались приверженцы Кабе, последователи Луи Блана и т. д. Несколько особняком стояли только Бланки и группа приверженцев революционной диктатуры. Главной опорой социалистов-демократов и социалистов был рабочий класс и примыкавшие к нему слои мелкой ремесленной буржуазии. Некоторая общность интересов этих двух общественных элементов особенно ощущалась в самом Париже, где еще мало была развита крупная промышленность, и преобладающим типом организации производства были мелкое ремесло и домашняя промышленность.