Фукидид

Фукидид, величайший греческий историк, современник Перикла, родился около 460—455 г., происходил из родовитой афинской семьи, был богат (ему принадлежали золотые прииски во Фракии, у Амфиполя), не чуждался государственной деятельности, участвовал в Пелопоннесской войне: в 424 г. под Амфиполем опоздал придти с эскадрой на помощь городу и за это был обвинен, но уклонился от приговора, отправившись в изгнание. На досуге принялся за свой великий труд — описание Пелопоннесской войны, для чего много путешествовал, бывал и среди врагов родины — пелопоннесцев, посетил даже отдаленную Сицилию, дав впоследствии детальное ее описание. По окончании войны получил право вернуться в Афины, но скоро уехал к себе во Фракию, где и умер между 399 и 396 г., не успев завершить своей работы. Порядок написания и издания «Истории Пелопоннесской войны» не может быть установлен точно. Деление на 8 книг не восходит к самому автору. Распределение материала такое: первая книга содержит общее введение, обзор древности (т. н. «Археология»), краткий очерк «пятидесятилетия» (480—430 гг.) и выяснение причин войны; кн. 2, 3, 4 излагают события первых девяти лет (по 3 года на книгу); кн. 5-я — десятый год войны и ненадежный мир; кн. 6 и 7-я посвящены Сицилийской экспедиции (с 415 г.); кн. 8-я описывает т. н. Декелейскую войну и обрывается на 411-м годе. Издание труда, по-видимому, впервые осуществлено Ксенофонтом (см.), продолжателем Фукидида.

Источники Фукидида: 1) личные впечатления; 2) рассказы очевидцев, которые Фукидид собирал с тщательностью настоящего ученого; 3) документальный материал (Никиев мир 421 г. и другие договоры, переданные близко к подлинному тексту); 4) предшествующие историки и писатели (Гомер, т. н. логографы, Геродот); 5) вещественные памятники (между прочим, надписи).

Задачей своего труда Фукидид ставит «искание истины», вполне совпадая в этом с современной наукой. Он считал достаточным, если его труд «найдут полезным те, кто пожелает иметь ясное и верное представление о прошлом, ввиду того, что по свойствам человеческой природы и в будущем когда-нибудь может произойти нечто подобное». «Составленный мной труд рассчитан не столько на то, чтобы послужить предметом словесного состязания в данный момент, сколько на то, чтобы быть достоянием навеки». Стремясь к точному знанию, Фукидид сам определяет свои критические приемы. Он «не считает себя вправе записывать то, что узнавал от первого встречного» или то, что только «казалось» ему, а описывал либо лично виденное, либо слышанное, но после точной проверки, «т. к. свидетели-очевидцы говорили об одном и том же не одинаково, а под влиянием пристрастия или памяти». Это отчетливое, научное представление о необходимости критики (см. особенно главы 20, 21, 22 в I книге) выгодно отличает Фукидида от наивного в этом отношении Геродота.   Фукидиду знакомы и такие приемы, как метод обратного заключения — от настоящего к прошлому, от известного к неизвестному. Он понимает значение аналогии, причем пользуется для этого свидетельствами эпоса, топографическими данными, бытом более отсталых по культуре греческих племен и варваров, сохранившимися названиями, обычаями, обрядами, словом, так называемыми культурными переживаниями. Во всем этом Фукидид предвосхитил приемы современной научной истории, вплоть до большого внимания, уделяемого им географическим и материальным, в частности экономическим факторам. Непосредственный участник войны, пострадавший от афинской демократии, Фукидид умеет быть объективным в изображении описываемых событий и даже лиц  (его соперник по Амфиполю — спартанец Брасид). Сам  Фукидид по своим политическим симпатиям был, по-видимому, сторонником умеренной цензовой демократии, что не помешало ему воздать должное афинской широкой демократии в знаменитой речи Перикла на могиле павших воинов (II, 35—46), хотя самому Периклу он сочувствует скорее как человеку, сумевшему ограничить демократию своим личным влиянием («по имени у афинян была демократия, на деле же — господство первого человека»). В истолковании событий Фукидид стоит на строго-исторической точке зрения. Везде он ищет причинности, отделяя общие причины от частных, различая причины от поводов. Отыскивая причины явления в предшествующих событиях, он доходит почти до социологического анализа. У него есть сознание закономерности исторических явлений, убеждение, что одинаковые причины и условия приводят к одинаковым последствиям. Это сознание заставляет era объяснять события, не вводя сверхъестественного элемента; у Фукидида нет веры в чудесное, он стоит на строго рационалистической точке зрения.  Но Фукидид, вместе с другими историками древности, любит влагать в уста история, лиц речи, мотивирующие ход событий. Эти речи у него составляют от ¼  до 1/5 всего текста. Но несомненно, что одни из этих речей — прямой отголосок слышанного самим Фукидидом (до 424 г.). Про другие речи он сам говорит: «Речи составлены у меня так, как, по моему мнению, каждый оратор, сообразуясь с обстоятельствами, скорее всего, мог говорить о настоящем положении дел». Это пользование речами является приемом, обычным для греков, которые все политические и общественные контроверсы разрешали путем обмена речами в суде, народном собрании, на площади. Привычный прием проник и в исторические труды.   Всего четверть века отделяет Фукидида от Геродота (см.), но Фукидид жил как раз в пору расцвета философской критической мысли и рационализма, в пору отрешения от старых верований и преданий, и это отразилось на его великом труде. До него авторы компилировали все, доходившее до них; у него мы видим определенную композицию в работе, настоящее историческое сочинение. Геродота зовут «отцом истории», к Фукидиду приложимо было бы название «отца научной истории». Его труд блещет богатством и силой мысли, методом, научностью, цельностью, глубиной. Может быть, преувеличено мнение о нем Эд. Мейера («сколько бы стараний ни было приложено к тому, чтобы навязать истории совершенно новое содержание и новые задачи, как бы с течением времени ни менялся объект исторического интереса, — всегда будет только один тип истории и один метод исследования исторических проблем, совершенный и до сих пор не превзойденный образец которого представил афинянин Фукидид»), но все же приходится признать, что Фукидид своим критицизмом, реализмом, прагматичностью, всеми своими приемами и целями чрезвычайно близок к воззрениям новейшей исторической науки. Ср. XVI, 531.

Библиографию о Фукидиде см. у Бузескула, «Введение в историю Греции», изд. 2-е, Харьк., 1904, и в его же «Кратком введении в историю Греции», 1910. См. также Busolt, «Griechische Geschichte», В. III (613—693). Издания текста: Classen’а, Hude (Teubner, 1903). Русский перевод, с обширными статьями, сделан профессором Мищенко (2 тома, Москва, 1887—88 гг.); новая переработка этого перевода, с новыми статьями, профессора Жебелева (М., 1915, в серии изд. Сабашниковых «Памятники мировой литературы»). Не поколебали значения Фукидида попытки развенчать его (немецкий Мüllеr-Strübing, «Aristophanes u. die historische Kritik», и его же, «Thukydideische Forsеhungen», 1881; венгерский Jul. Schwarc, «Die Demokratie», I, Leipzig, 1884).

И. Ш.