Фюстель де Куланж

Фюстель де Куланж (Fustel de Coulanges), Нума Дэни, французский историк, один из самых крупных представителей современной исторической науки, родился в Париже в 1830 году, по происхождению бретонец, учился в École Normale; был в командировке во Французском Институте в Афинах (1853), руководил раскопками в Хиосе, в связи с которыми написал свои первые исторические этюды о значении культа Весты и о Полибии. Между 1860 и 1870 гг. был профессором истории в Страсбурге, где стяжал свои первые лекторские лавры. В это же время он наезжал в Париж, чтобы читать частные лекции императрице Евгении. Еще до войны Фюстель де Куланж был переведен профессором сначала в École Normale (с 1880 г. он был ее директором), затем в Сорбонну, где в 1878 г. для него была создана кафедра средневековой истории. Умер в 1889 г.

Количество написанного Фюстель де Куланжем невелико: два больших исследования и ряд более мелких этюдов. Но у Фюстель де Куланжа нет ни одной строки, в которой не трепетала бы настоящая, живая научная мысль. До Допша никто из историков не вносил в научное исследование такой плодотворной смуты, как Фюстель де Куланж. И, если результаты собственных работ Фюстель де Куланжа оказались не такими прочными, как был уверен он сам и как сейчас еще стараются доказать его последователи, то в работах других его выводы, вновь проверенные и чаще всего в большей или меньшей степени ограниченные, сделались прочным достоянием науки.

Первой большой работой Фюстель де Куланжа была книга «La cité antique» (1864, два русских перевода), когда-то гремевшая, ныне устарелая в основных выводах, но сохраняющая значение по целому ряду блестящих новых мыслей и по стилистическому мастерству. Книга строит развитие всей общественной жизни древнего мира на фундаменте религии и культа. Вера в загробную жизнь создает культ предков. Культ предков — семью, семья — общество и государство. Такова схема. Она представляет действительные отношения перевернутыми кверху ногами. Но анализ Фюстель де Куланжа таков, что еще долго историк будет читать его книгу и учиться по ней. В последние годы жизни Фюстель де Куланж собирался коренным образом переработать ее. Это указывает на то, что самого его схема «Cité antique» перестала удовлетворять. Во всяком случае, с тех пор, как он вступил в самую гущу анализа происхождения институтов Франции, его взгляды на соотношение между отдельными факторами культуры стали совершенно иными. Широкая картина эволюции французских учреждений, изображение которой он сделал целью своей жизни, подчинила его своей внутренней логике, экономика постепенно начала выдвигаться на подобающее ей место, а идеология незаметно стала отходить на задний план.

Первоначальный план Фюстель де Куланжа заключался в том, чтобы изобразить рост французских учреждений от древнейших времен до Великой революции. Исследование должно было распадаться на две половины: историю феодальных отношений и историю королевской власти. Ко второй половине Фюстель де Куланж даже не приступил. Первая половина не двинулась дальше основного вопроса: о происхождении феодализма. Расцвет феодальной культуры так и не был описан. Написанная часть была рассчитана на четыре тома, но, когда появился первый том (1874), в ученой литературе поднялась такая буря, что чуть не каждый тезис пришлось подпирать новым аналитическим материалом, и книга выросла втрое во втором издании (она обнимает тома I—III). Фюстель де Куланж успел дать последнюю отделку почти всем шести томам, но, за исключением одного, они вышли после его смерти (1. La Gaule romaine, 1891; 2. L’invasion germanique, 1891; 3. La monarchie franque, 1888; 4. L’alleu et le domaine rural, 1889; 5. Les originesdu système feodal, 1890; 6. Les transformations de la royauté, 1892. Все темы переведены на русский язык под ред. И. М. Гревса, 1901 и след.).

Книга Фюстель де Куланжа может быть сопоставлена по своей высокой научной ценности только с большими исследованиями таких историков, как Вайц, Зибель, Гизебрехт. Но в то время, как труды немецких историков стали прочным достоянием науки, результаты огромной работы Фюстель де Куланжа далеко не встретили тогда же общего признания. Немецкие историки (Вайц, Бруннер) давали книге Фюстель де Куланжа резкую, почти пренебрежительную оценку. Мягче был Карл Гегель в своей последней книге. Но только у Допша Фюстель де Куланж встретил спокойное и веское признание. Кроме Франции, по настоящему популярен был Фюстель де Куланж только в России, где в семинариях П. Г. Виноградова в Москве и И. М. Гревса в Петербурге на книгах Фюстель де Куланжа воспитались целые поколения историков.

Неровное отношение позднейшей науки к Фюстель де Куланжу объясняется прежде всего особенными приемами его исследования. Фюстель де Куланж хочет изгнать из исторического исследования логику. Он не придает никакой цены выводу, добытому умозаключением, не почерпнутому из текстов, и поэтому принципиально отрицает метод немецких историков, который был юридическим методом и оперировал  главным образом юридическим материалом. Он всюду полемизирует с немцами, особенно с Зомом, мастером чеканных логических формул, и обвиняет их в том, что они насилуют тексты. Такое отношение к материалу создавало для историка социальных отношений отдаленных эпох большие затруднения. Юридические памятники Фюстель де Куланж считал недостаточными. Он всячески старался помочь горю и открыл для анализа совершенно новые пути. Он, например, доказал, что в летописях гораздо больше данных для истории социально-политических отношений, чем это принято думать. Он умел выжимать из самого ординарного свидетельства, мимо которого не раз с пренебрежением проходил историк, новое освещение того или иного явления. Путем филологических конъектур и этюдов о словоупотреблении в разные эпохи он давал новое толкование использованным вдоль и поперек свидетельствам. Словом, как аналитик, Фюстель де Куланж показал себя мастером первой величины. Недаром он говорил, что для одного дня синтеза нужны годы анализа. Однако, даже его неподражаемое искусство анализа не всегда помогало заполнить огромные пробелы в источниках, и нечувствительно для себя Фюстель де Куланж вступил на путь той самой логики, которую он так страстно осуждал. Но его логика иная, чем у немецких историков. Фюстель де Куланж все-таки пришит к тексту и производит логические манипуляции над текстом, не отходя от него ни на шаг. И при этом еще не всегда с достаточной критической осторожностью относится к самому тексту. Отсюда проистекают натяжки, которые можно было бы назвать передержками, если бы заранее категорически не исключалось малейшее сомнение в его научной добросовестности. Все это объясняется совершенно непонятным стремлением: принципиально отбросить результаты всей прежней работы и проделать все исследование от самого начала самостоятельно.

По своим общим взглядам Фюстель де Куланж — один из самых ярких представителей эволюционного направления в исторической науке (см. XXII, 288). Он смотрит на исторический процесс, как на некое единство. Самое существенное в нем — непрерывность развития. Ничто не возникает из ничего, ничто не пропадает бесследно. Крупные явления подготовляются исподволь, не появляются сразу. Никаких исторических катаклизмов, резко меняющих облик культурного целого, не существует. Поэтому история «есть наука о росте (dévenir): она не столько занимается фактами, как таковыми, сколько образованием и изменением фактов. Это наука о происхождениях, сцеплениях, развитиях, превращениях». Объект истории — общество и его развитие. История «ищет, какими принципами управляются общества, т. е. какие силы связывают их элементы и обуславливают между ними единство». Нет никакой необходимости в новом понятии «социология». Для тех, кто понимал историю по настоящему, она всегда была познанием социальных фактов, т. е. наукой об обществе, или социологией.

Такому представлению а priori должны быть чужды какие бы то ни было общие принципы, к которым так охотно обращалась господствовавшая традиционная школа с ее двумя лагерями: германистов и романистов. Выводить крупное историческое явление из расовой психологии, с точки зрения Фюстель де Куланж значит сознательно идти на недоразумения и ошибки. На вопрос о взаимоотношениях германского и римского элементов Фюстель де Куланж придерживается совершенно определенных взглядов, чуждых всякого традиционализма. Римское общество не погибло в V веке, как принято думать. Живых соков оставалось в нем много. Сила культурных традиций была огромная. Не германцам, грубым и некультурным, было сокрушить старую римскую цивилизацию. Она и не была сокрушена. Тем более, что и настоящего завоевания германцами римских областей тоже не было. Вторгаясь в границы империи, германцы ничего не разрушали. Наоборот, они вступали в подданство империи и приспособлялись к новой социальной и культурной обстановке. Собственных, сколько-нибудь твердо кристаллизованных, учреждений у германцев не существовало: у них не было ни монархии, ни республики. Власть вождя и племенного веча не были разграничены. Отношения между вечем и дружиной были путаны. Суд, администрация, земельный строй — все было зыбко. Ясно, что при напоре такой плохо сложившейся культуры основы римской цивилизации устояли. Единственным результатом завоевания было понижение культурного уровня общества. Фундаментом дальнейшего развития остались римские порядки, лишь видоизмененные новой средой.

Это не значит, что Фюстель де Куланж был романистом. Он протестовал против такой клички. Его главный вывод не есть, как у традиционалистов, идея, управляющая анализом. Он — сам результат анализа. Кроме того, этот вывод совершенно игнорирует расовые начала и выдвигает на место расы весь комплекс культурной традиции. Не романская раса победила германскую, а античная культура устояла перед молодым варварством. «Institutions» — книга аналитика, незаменимый кодекс уроков исторического исследования, хотя ошибок и увлечений в ней немало. О Фюстель де Куланже см. Guiraud, «Р. de С.» (1898, русский перевод), П. Г. Виноградов в Русской Мысли 1890 г., И. И. Гревс — предисловие к переводу «Institutions» (1901), Champion, «Les idées politiques et religieuses de F. de С.» (1903), А. Sorel, «Notes et portaits (1909).

А. Дживелегов.