Гоголь Николай Васильевич

Гоголь, Николай Васильевич, великий русский писатель, один из создателей русского художественного реализма, родился 20 марта1) 1809 г. в местечке Сорочинцах (Полтавской губернии, миргородского уезда) в семье местных малороссийских небогатых дворян, владевших селом Васильевкой, Василия Афанасьевича и Марии Ивановны Гоголь-Яновских.

Принадлежность Николая Васильевича к малороссийской народности и время рождения его оказали существенное влияние на его миросозерцание и писательскую деятельность. Психологические особенности малорусской народности нашли в нем, хотя и писавшем свои произведения на литературном великорусском (он же для того времени и общерусский) языке, свое яркое выражение особенно в ранний период его деятельности; они отразились на содержании его ранних произведений первого периода и на своеобразном художественном стиле его речи, преимущественно того же периода2).

1) А не 19-го; см. «Гоголевские дни в Москве» (М. 1909), стр. 7—16.

2) Подробнее см. И. Мандельштам, «О характере Гоголевского стиля» (Гельсингфорс, 1902, гл. XX, стр. 194 и сл.).

Время сложения миросозерцания и писательской физиономии Гоголя падает на знаменательную эпоху возрождения малорусской литературы и народности (время вскоре после И. П. Котляревского); обстановка, созданная этим возрождением, оказала влияние и довольно сильное также на Гоголя, как в ранних его произведениях, так и позднее в отдельных взглядах в зрелом возрасте1).

Воспитание Гоголя совершается на юге России под перекрестным влиянием домашней обстановки и малорусской среды, с одной стороны, и общерусской литературы в ее отражении в глухой, далекой от центров провинции — с другой. Возрождающаяся малорусская литература несет на себе ясно выраженный интерес к народности, культивирует живой народный язык, бережливо, любовно и в то же время энергично изучает, вводит в литературный оборот народный быт, народнопоэтическую старину в виде преданий, песен, дум, описаний народных обрядов и т. д.2).

Во втором и третьем десятилетии XIX века эта литература (еще не отделяя себя сознательно, еще менее тенденциозно, от общерусской) образует местные центры, где достигает особого оживления; одним из них был Д. П. Трощинский, бывший министр юстиции, типичный малоросс по воззрениям, в с. Кибинцах; здесь сосредоточена была большая библиотека, вмещавшая в себе почти все, печатавшееся в XVIII в. и начале ХIХ-го по-русски и малорусски3); в этом кружке действовал В. А. Гоголь-Яновский, отец писателя, сам писатель в области народной малорусской драмы («Простак» и «Собака-вивця» около 1825 г.), мастерской рассказчик сцен из народного быта, исполнитель на театре (у Трощинского же, имевшего даже отдельное здание театра в Кибинцах) драматических народно-малорусских пьес, наконец, близкий родственник Д. П. Трощинского. Гоголь-сын, учась в Нежине, постоянно пользуется этой связью, получая книги и новинки литературы из богатой Кибинецкой библиотеки.

1) Ср. В.Н. Перетц, «Гоголь и малорусская традиция» (Речи в заседаниях Академии Наук 21 февраля 1902 г.), стр. 47 и сл.

2) Подробнее см. М. Сперанский, «Один из учителей Гоголя» (Известия Института князя Безбородка в Нежине, т. XXIII и отд.).

3) Каталог этой библиотеки, купленной впоследствии антикваром Е. Я. Федоровым, издан в Киеве в 1874 г.

Н. В. Гоголь (1809—1852). С портрета, писанного А. А. Ивановым (1806—1858). (Русский музей Императора Александра III в С.-Петербурге.)

Н. В. Гоголь (1809—1852). С портрета, писанного А. А. Ивановым (1806—1858). (Русский музей Императора Александра III в С.-Петербурге.)

В частном быту — в семье — до начала школьного периода Гоголь живет вместе с родителями той деревенской народной жизнью некрупного помещика, которая мало чем в общем отличается от крестьянской; даже обычным разговорным языком в семье остается язык малорусский; поэтому Гоголю в раннем периоде его жизни (а также и позднее) приходится учиться общерусскому языку, вырабатывать русский свой язык; ранние письма Гоголя, действительно, показывают наглядно этот процесс постепенного обрусения языка Гоголя, тогда еще крайне неправильного.

Десяти лет Гоголь некоторое время учится в Полтаве в поветовом училище, где заведующим был сам И. П. Котляревский, а в мае 1821 г. поступает во вновь открытую в г. Нежине Гимназию высших наук кн. Безбородка (ныне Историко-Филологический Институт). Гимназия эта (представлявшая соединение средней и отчасти высшей школы) открыта была по образцу тех новых учебных заведений, которые были основываемы в «дней Александровых счастливом начале» (каковы Александровский (Пушкинский) лицей, лицей Демидовский и др.). Но при одинаковости целей и программ Нежинская гимназия стояла ниже столичных и по составу преподавателей, и по ходу учебного дела, так что Гоголь, пробывший в ней до июня 1828 г., много в смысле общего развития и развития научного вынести не мог (в чем он и сам сознавался); но зато тем сильнее действовали на него влияния среды и веяния, хотя и с опозданием, доходившие из культурных центров России в стены заведения1).

1) Подробнее — М. Сперанский, «Гимназия высших наук и нежинский период жизни Гоголя» — в сборнике «Памяти Гоголя» (Киев, 1802), стр. 60 и сл.

Эти веяния литературного характера и влияния среды и семьи в достаточной степени уясняют отдельные черты писательской деятельности и духовного облика будущего великого писателя, находя себе впоследствии отражение в произведениях писателя, в отдельных моментах его настроения зрелого возраста: в большинстве случаев зачатки их могут быть намечены уже в «нежинском» периоде его жизни. Эти черты приблизительно таковы: большая наблюдательность (засвидетельствованная биографами и современниками-товарищами), интерес к народному быту и истории Малороссии, хотя и не строго научный, а скорее поэтико-этнографический1), литературные наклонности, обнаруженные еще в Нежине2), драматический талант и интерес к сцене (видное участие в школьных спектаклях), может быть наклонности бытового сатирика (недошедшая пьеса школьной поры: «Нечто о Нежине, или дуракам закон не писан»), искренняя религиозность3), привязанность к семье, наконец, чисто художественные наклонности (еще в школе Гоголь занимается с увлечением и не без успеха, судя по сохранившимся рисункам, живописью и рисованием).

1) См. Записную книги Гоголя 1826 г. – Соч. изд. X, т. VII, стр. 873.

2) См. соч., изд. X, т. VII, стр. 951; участие Гоголя в школьных журналах, чтение его в Нежине; ср. также Письма Гоголя, ред. Шепрока, I, стр. 20-22.

3) См. письмо 28 апреля 1825 г. – о смерти отца – I, 26.

Внимательное изучение биографии Гоголя за детский и школьный период, говоря лишь о зачатках будущего Гоголя, не дает, однако, ясного представления и указания на величину и грандиозность таланта писателя, на ту цельность мировоззрения и ту внутреннюю борьбу, которую пережил он впоследствии; причины этого не только в том, что это — начальная пора развития таланта, а также в скудости точных сведений современников и товарищей, естественно еще не угадавших в Гоголе гениального писателя. В результате школьного периода (1828) — слабый научный запас знаний, недостаточное развитие литературное, но в то же время уже значительный запас наблюдений, стремление (пока бессознательное) к литературе и народности, неясное сознание своих сил и своего предназначения (цель жизни для Гоголя этого времени — принести пользу отечеству, уверенность в том, что он должен совершить что-то необычное, не рядовое; но в конкретной форме это — «служба» в бюрократическом смысле), рядом с наблюдательностью, чувством жизни — отсталость в смысле усвоения веяний романтического характера («Ганс Кюхельгартен» 1827), слабо уравновешиваемых влиянием более прогрессивного направления литературы (Жуковский, Языков, Пушкин — предмет чтения и увлечения Гоголя в школе).

С таким смутным настроением Гоголь попадает в Петербург, где стремится «осуществить свое назначение» (конец 1828 г.), и прежде всего путем службы, к которой на деле он менее всего способен и которая менее всего могла удовлетворить не только романтика, но и поэта-реалиста в народном вкусе.

«Петербургский» период Гоголя — период искания и обретения своего назначения (к концу периода), но в то же время период его самообразования и дальнейшей выработки задатков юности, период великих (правда еще туманных) не сбывшихся и несбыточных надежд и горьких разочарований со стороны жизни; но в то же время это — период выхода на настоящий путь писателя с большим общественным значением. Этот период (декабрь 1828 — июнь 1836) был самым, пожалуй, продуктивным в писательстве Гоголя и важным в развитии его миропонимания. Искание «жизненного дела», рисующегося пока еще в виде службы, борьба с материальной нуждой идут вперемежку, переплетаясь с широкими литературными замыслами, осуществлявшимися частью теперь же, частью осуществленными лишь позднее, с упрочением положения писателя в обществе и литературных кругах, с продолжением самообразования. Так, Гоголь пробует, но неудачно, устроиться артистом в театре, очевидно, желая использовать свою любовь к сцене и свои недюжинные драматические способности; определяется чиновником в департамент, но также неудачно, скоро убедившись, что «служба» не дает ему ни удовлетворения, ни обеспечения; пытается использовать свой литературный опыт в нежинском направлении; но «Ганса Кюхельгартена», первый печатный труд (1829), приходится уничтожить, как совершенно устаревший для современной литературы. Делаются в течение этого времени и другие попытки утилизировать запас знаний, приобретенных в Нежине: попытка поступить в Академию Художеств, посещение классов рисования показали ему, правда, его способности художника-рисовальщика, но в другой области: художник слова, ценитель художественного образа сказался в Гоголе в литературе, а не в живописи. Неудачная профессура в Петербурге (1835) окончательно заставила Гоголя признать все попытки определиться иначе, нежели указывал ему талант литературный, неудачными. Между тем, то, что было в старинном провинциальном укладе жизни здорового, жизненного, и что заложено было в самой натуре Гоголя, неудержимо толкает его на истинный путь, путь писателя.

В этом направлении Гоголь, несмотря на насилование себя, желание убедить себя в ином предназначении, прогрессирует быстро и упорно. Начало этого литературного поприща, пока лишь в виде планов, которые, как хотел убедить себя Гоголь, дадут ему лишь материальное обеспечение, можно заметить уже в 1829 г., вскоре по приезде в Санкт-Петербург: мотивируя тем, что «все малороссийское здесь всех так занимает», Гоголь просит усердно малороссийских бытовых и поэтических народных материалов у матери и родных; на деле же он хочет не утилизировать их, как пьесы отца, со стороны денежной, а уже живет в поэтических думах, отлившихся в его «Вечерах», которые вскоре и появляются: для «Вечеров» нужен был ему этот материал. Гоголь, таким образом, обращается к народности, художественно-реальному изображению родной  страны, освещая все это ярким лучом своего юмора и романтизма, но уже не мечтательного, а здорового, народного.

Приобретенные Гоголем одновременно с этим знакомства с литературными кругами Петербурга довершают его выход на новый путь: Пушкин, чуткий, ласковый, угадывает причину неудач и назначение Гоголя, заставляя его правильно развивать свое литературное образование путем чтения, которым руководит он сам; Жуковский, Плетнев не только поддерживают его своими связями, доставляя заработок, но и вводят Гоголя в верхи тогдашнего литературного движения, его вкусы (например, в кружок А. О. Россет, впоследствии Смирновой, которой суждено было сыграть такую видную роль в жизни Гоголя). Гоголь и здесь, все больше втягиваясь в занятия литературой, пополняет свои недочеты провинциальной школы, провинциальной литературной образованности.

Результаты этих воздействий сказываются быстро: талант Гоголя пробил себе дорогу в противоречивой душе самого его носителя: 1829—30 годы — годы оживленной литературной работы, работы домашней, внутренней, мало еще заметной посторонним и обществу. Упорный труд над самообразованием, горячая любовь к искусству становятся для Гоголя высоким и строгим нравственным долгом, который он желает свято исполнить, благоговейно, бережно относясь к делу, медленно, но доводя до «перла создания», вырабатывая и перерабатывая материал и первые наброски своих произведений — черта характерная для Гоголя и его писательской манеры и во все остальное время.

После нескольких отрывков и начальных редакций повестей в Отечественных записках (Свиньина), в Литературной газете (Дельвига), Гоголь выпускает свои «Вечера на хуторе» (1831—32). «Вечера» ясно определяли и для самого Гоголя его будущее назначение — писателя. Еще яснее роль Гоголя стала для общества (ср. отзыв о «Вечерах» Пушкина), но понята она была не с той стороны, с какой виден стал Гоголь вскоре: в «Вечерах» увидали невиданные доселе картины малорусской жизни, блещущие народностью, веселостью, тонким юмором, поэтическим настроением, и только. За «Вечерами» идут «Арабески» (1835 г., куда вошли статьи, напечатанные в 1830—34 гг. и написанные за это время). Слава Гоголя, как писателя, установилась с этих пор прочно: общество почуяло в нем великую силу, которой суждено произвести переворот, открыть собой новую эру нашей литературы.

Гоголь и сам, по-видимому, теперь убедился, в чем должно заключаться то «великое его поприще», о котором он еще с нежинских времен не перестает мечтать до сих пор. Об этом можно заключить по тому, что уже в 1832 г. Гоголь начинает в душе новый шаг вперед: он не доволен «Вечерами», не считая их настоящим выражением своего настроения, и уже задумывает (1832) «Владимира 3-й степени» (из него позднее вышли: «Тяжба», «Лакейская», «Утро делового человека»), «Женихов» (1833, позднее — «Женитьба»), «Ревизора» (1834); рядом с ними идут его так называемые «петербургские» повести («Старосветские помещики» (1832), «Невский проспект» (1834), «Тарас Бульба» (1-я редакция — 1834), «Записки сумасшедшего» (1834), начало «Шинели» и др. повести, вошедшие в Миргород (напечатаны в 1835 г.). В этом же 1835 г. начаты «Мертвые души», написаны «Коляска» и «Портрет» (1-я редакция). Период этот завершился в апреле 1836 г. изданием и постановкой «Ревизора»: «Ревизор» окончательно раскрыл глаза обществу на Гоголя и ему самому на самого себя и стал гранью в самом творчестве и жизни Гоголя.

Из внешних событий жизни, оказавших влияние на дальнейшую эволюцию настроения Гоголя, следует отметить за этот период: таинственную поездку Гоголя в 1829 г. за границу (до Любека) на месяц, вероятно, результат беспокойного искания «настоящего» дела в начале петербургского периода, поездку в 1832 г. на родину, так им любимую и поэтически увековеченную в «Вечерах».

Однако, на этот раз рядом с светлыми воспоминаниями детства, с уютом домашнего семейного круга родина наградила писателя и тяжелыми разочарованиями: домашние дела шли плохо, романтическая восторженность Гоголя-юноши стерта петербургской жизнью, за ласкающей прелестью природы и малорусской бытовой обстановки Гоголь уже почувствовал печаль, тоску и даже трагическую основу; недаром, вернувшись в Петербург, он стал открещиваться от «Вечеров» и определения по ним в обществе его настроения: Гоголь возмужал, вступил в зрелый период жизни и творчества. Поездка эта имела и другое значение: путь в Васильевку лежал через Москву, где Гоголь впервые вошел в круг московской интеллигенции, завязав сношения со своими земляками, жившими в Москве (М. А. Максимович, М. С. Щепкин), и с людьми, ставшими вскоре и на всю жизнь его друзьями; эти московские друзья не остались без влияния на Гоголя в последний период его жизни в силу того, что оказались точки соприкосновения между настроением писателя и ними на почве религиозных, патриотических и этических идей (Погодин, Аксаковы, может быть Шевырев).

Летом 1836 г. Гоголь поехал в первую продолжительную поездку за границу, где пробыл до октября 1841 г. Поводом к поездке было болезненное состояние писателя, от природы не крепкого (известия об его болезненности идут со времени поступления его в нежинскую гимназию), сверх того сильно расшатавшего свои нервы в той житейской и душевной борьбе, которая вывела его на настоящий путь; с другой стороны, за границу влекла его потребность дать себе отчет в своих силах, в том впечатлении, которое произвел на общество «Ревизор», вызвавший бурю негодования и всколыхнувший против писателя всю бюрократическую и чиновную Россию, но давший, с другой стороны, Гоголю еще новый круг почитателей в передовой части русского общества. Наконец, поездка необходима была для продолжения того «жизненного дела», которое начато было в Петербурге, но которое требовало, по словам самого Гоголя, взгляда на русскую жизнь извне — «из прекрасного далека»; иначе — для продолжения «Мертвых душ» и новых, более соответствовавших настроению обновленного духом писателя обработок и переработок начатого. И, действительно: Гоголь, с одной стороны, представлял себя совершенно как будто раздавленным впечатлением, которым завершилось появление «Ревизора», обвинял себя в роковой ошибке, взявшись за сатиру, с другой, энергично продолжает развивать свои мысли о великом значении театра, художественной правды, продолжает перерабатывать «Ревизора», пишет «Театральный разъезд» и упорно работает над «Мертвыми душами», печатает кое-что из прежних набросков (Утро делового человека, 1836), перерабатывает «Портрет» (1837—8), «Тараса Бульбу» (1838 — 39), кончает «Шинель» (1841). Все это показывает, что и после 1836 г. мы не можем говорить о каком-либо переломе в настроении и творчестве Гоголя (как предполагали прежние биографы), а лишь о дальнейшем развитии того и другого: внешние обстоятельства и внутренние переживания того, что заложено было в нем еще с детства, были причиной того, что к концу жизни настроение и творчество Гоголя направились в ту сторону, которая ярко характеризует его уже в последний период жизни (1847—1852), в сторону этики и религии: это не был отказ от прежнего миросозерцания, а развитие того же миросозерцания в направлении, намечавшемся уже ранее.

Во время первого путешествия Гоголь жил в Германии, Швейцарии, в Париже (с своим школьным товарищем и другом А. Данилевским), где частью лечится, частью проводит время среди русских кружков; в марте 1837 г. он попадает в Рим, к которому искренно привязывается, очарованный итальянской природой, памятниками искусства, остается здесь надолго и в то же время работает усиленно, главным образом, над «Мертвыми душами», заканчивает «Шинель», пишет повесть «Аннунциата» (позднее — «Рим»). В 1839 г. осенью приезжает он по семейным делам в Россию, но вскоре возвращается в Рим, где в 1841 г. летом и кончает 1-й том «Мертвых душ». Осенью он посылает его в печать в Россию: книга, после целого ряда затруднений (московская цензура ее не пропускала, петербургская сильно колебалась, но, благодаря содействию влиятельных лиц, книга была наконец пропущена), вышла в Москве в 1842 г. Около «Мертвых душ» поднялся литературный шум критики pro и contra, как и при появлении «Ревизора»; но Гоголь уже иначе реагировал на этот шум: он успел ко времени окончания «Мертвых душ» сделать дальнейший шаг в направлении учительства и этическо-религиозного мышления; ему уже предносилась 2-я часть, которая должна была выражать уже иное его понимание жизни и задач писателя.

В июне 1842 г. он опять за границей, где видимо уже наметился тот «перелом» духовного настроения, которым отмечен конец его жизни. Живя то в Риме, то в Германии или Франции, он вращается среди людей, более или менее подходивших к нему по настроению (Жуковский, А. О. Смирнова, Виельгорские, Толстые); постоянно страдая телесно, Гоголь все сильнее и сильнее развивается в направлении пиетизма, зачатки которого были у него уже в детстве и молодости; мысли его об искусстве, нравственности все больше и больше окрашиваются религиозностью, притом определенного тона христианско-православного, и «Мертвые души» являются последним художественным произведением Гоголя в прежнем направлении. В это время он готовит собрание своих сочинений (вышло 1842 г.), продолжает перерабатывать, внося в них новые уже черты тогдашнего настроения, прежние свои работы: Тараса Бульбу, Женитьбу, Игроков, и др., пишет «Театральный разъезд», известное «Предуведомление» к «Ревизору», где старается дать то толкование своей комедии, которое подсказывалось настоящим настроением; работает над вторым томом «Мертвых душ». Но те же вопросы - творчества, таланта, задачи писателя — продолжают его занимать, но теперь решаются уже иначе: высокое представление о таланте, как даре Божием, в частности о своем таланте, налагает и в частности на него, Гоголя, высокие обязанности; и обязанности эти рисуются ему в каком-то провиденциальном смысле: для того, чтобы обличая исправлять человеческие пороки, широко смотреть на жизнь (а это его обязанность, как писателя, одаренного Богом; в этом смысл его «посланничества»), надо стремиться самому писателю к внутреннему совершенству; а это последнее доступно только при богомыслии, углублении в религиозное понимание жизни, христианства, самого себя. Религиозная экзальтация все чаще и чаще навещает его. Несомненно, что Гоголь становится в своих глазах призванным учителем жизни, в глазах современников и поклонников одним из крупнейших мировых этиков (ср. Толстого Л. Н.). Но для литературной и художественно-творческой работы это время особенного обострения мысли в одном направлении и самоанализа является порой сокращения, насильственного самоподчинения со стороны автора «Ревизора» и «Мертвых душ» новому порядку идей, далеко отклонявших его от прежнего пути. Это же новое одностороннее настроение заставляет Гоголя уже вторично изменить оценку своей прежней деятельности (первый раз — перед «Ревизором»): он в это время готов отвергнуть всякое значение всего, что написано им раньше, как недостойного, не ведущего, как должно, к той высокой цели совершенствования себя и людей, обращения к богопознанию, как недостойного его «посланничества», как греховного; только что вышедший первый том «Мертвых душ» он, видимо, уже считает, если не ошибкой, то во всяком случае лишь преддверием к «настоящей», достойной работе — второму тому, который должен оправдать автора, искупить его грех — не согласное с духом христианина отношение к ближнему в виде сатиры, дать положительное наставление человеку, указать ему прямой путь к совершенству.

Но такая задача, поставленная для второго тома, была уже не по силам, а главное, противоречила основному свойству Гоголя — прежде всего сатирика, умевшего, как никто, подмечать всю пошлость в жизни, ее противоречие истинному идеалу человечества, давать ей художественное, реальное выражение в своих творениях. В результате художественный талант насильственно повергался на службу тенденции, не свойственной ему; Гоголь его заставляет, но безуспешно, служить новому богу, но сам ясно чувствует невозможность такого подчинения, а все же делает упрямые усилия к этому. Душевная драма, осложняемая мучительным нервным недомоганием, прогрессивно и быстро направляла писателя к развязке: литературная производительность Гоголя слабеет; ему удается работать лишь в промежутки между душевными муками и физическими, и работа эта идет уже по главному пути: дать обществу и знакомым то, что Гоголь считает единственно не греховным, полезным, необходимым. Письма этого периода — проповедь, поучение, самобичевание с редкими проблесками прежнего Гоголя; мысль против воли писателя работает уже в определенном направлении.

Мало продуктивный период этот завершается двумя крупными катастрофами: в 1845 г. (июнь) Гоголь сжигает второй том «Мертвых душ», убедившись, по-видимому, в бессилии своем заставить художника, сатирика-реалиста служить человеку так, как того желал Гоголь-учитель жизни, проповедник богомыслия; сам Гоголь «приносил, сжигая свой труд, жертву Богу», надеялся дать новую книгу «Мертвых душ» уже с содержанием, просветленным и очищенным от всего греховного: она, по убеждению Гоголя, «устремит все общество к прекрасному» уже прямым и правым путем. Гоголь горит желанием поскорее дать обществу то, что ему представляется самым важным для жизни; а это важное было им высказываемо, по его мнению, не в художественных произведениях, а в письмах этого времени к друзьям, знакомым и родным. Решение собрать, систематизировать свои мысли из писем  привело его (1846) к изданию «Выбранных мест из переписки с друзьями». Это была вторая катастрофа для писателя. До этого им написаны (1845) только «Размышления о божественной литургии» и несколько мелочей. Изданные в 1847 г. «Выбранные места» поразили не только читателей, знавших Гоголя, только как автора художественных произведений, но даже людей, близких и родственных ему по духу. Истолкователь истинного литературно-общественного значения прежнего Гоголя, В. Г. Белинский разразился своим знаменитым письмом1) в ответ на обидчивое письмо Гоголя, задетого отрицательным отзывом Белинского о книге (Современник, 1847 г., № 2). На людей близких, сочувственно относившихся к «новому» направлению Гоголя, и на тех произвела книга гнетущее впечатление своим тоном пророчества, властного учительства, проповедью смирения, которое казалось, однако, у самого Гоголя «паче гордости», отрицательным отношением к своей прежней деятельности, в которой уже современники видели одно из важнейших явлений русской литературы; людей не ретроградного образа мыслей, умеренных, поразило мучительно одобрение тех общественных порядков, несостоятельность и тяжесть коих всеми чувствовалась; в более прогрессивных кругах увидали в «Выбранных местах» отказ Гоголя от своего прежнего воззрения на свои задачи, задачи писателя-гражданина. Все без различия увидали, что Гоголем была сделана крупная ошибка: книгу все осудили.

1) См. А. Н. Пыпин, «Белинский, его жизнь и переписка», 18/6, II, 239; отдельно полное изд. «Светоча», под ред. С. А. Венгерова, Спб. 1906; полемика по поводу «Выбранных мест» и письма Белинского до сих пор не кончена (ср., например, странную книгу П. И. Вишневского, «Н. В. Гоголь и Белинский», 1912).

Гоголь сам, по-видимому, если и не вполне ясно, сознавал то, что сделал, он убедился в ошибке, пробовал оправдывать свой поступок, объясняя свою неудачу тем, что он не был понят и т. д. В его письмах после 1847 г. тон стал   умереннее: он уже осторожнее «пророчествует», меньше «учит». Но в общем его настроение, религиозно-этическое, остается тем же, становясь к тому же еще мучительнее: еще более самоанализ вносит сомнения в силах своих у писателя; потребность сохранить, поддержать свою веру, которая, кажется ему, недостаточно глубока, недостаточно искрения, все более овладевает измученным и физически и душевно Гоголем; работа над 2-м т. «Мертвых душ» идет еще хуже: кроме того, что Гоголь, писатель-художник, отвергал Гоголя, моралиста и пиетиста, сознание своего бессилия еще более угнетает его. Он уже ничего почти дать не может. Он стремится успокоить свою душу в религиозном подвиге и в 1848 г. из Неаполя едет в Иерусалим, надеясь там, у источника христианства, почерпнуть новый запас веры и бодрости... но напрасно. Не успокоенный, хотя и желавший уверить других, и прежде всего себя, в том, что цель поездки достигнута, через Одессу Гоголь возвращается в Россию, чтобы больше из нее не отлучаться навеки. С осени 1851 г. он поселяется в Москве у А. П. Толстого, своего приятеля, разделявшего его пиетистические воззрения, пробует опять работать над 2-м т. «Мертвых душ», даже читает его отрывки у друзей (например, у Аксаковых); но мучительный разлад между художником и пиетистом не оставляет Гоголя: он постоянно переделывает свое писание и не находит удовлетворения. Религиозная мысль, усиленная еще влиянием о. Матвея Константиновского, сурового, прямолинейного, но богословски не образованного ржевского священника-аскета, колеблется еще больше, сомнения гнетут писателя; душевная ясность, определенность настроения все чаще нарушается. В один из таких припадков душевной муки Гоголь ночью сжигает свои бумаги; на утро спохватывается, но все же объясняет этот поступок ухищрениями злого духа, от которого он не может избавиться даже усиленным религиозным подвигом и мыслью о Боге. Это было в начале января 1852 г., а 21 февраля Гоголя уже не стало.

Внимательное изучение деятельности и жизни Гоголя, выразившееся в обширной литературе, посвященной писателю, показало все великое значение этой деятельности для русской литературы и общества: влияние Гоголя и созданных им направлений русской литературной и общественной мысли не могут считаться законченными до сих пор, несмотря на видимые изменения, совершившиеся в нашей литературе и жизни за 2-ую половину XIX и начало XX века. После Гоголя русская литература окончательно порывает связь с «подражательностью», кончает свой «учебный» период (еще Пушкин в начале своей деятельности платит дань «подражанию»), наступает время полного ее расцвета, полной ее самостоятельности, общественного и народного самосознания; она получает значение международное, мировое. Этим всем современная литература обязана тем основам ее развития, которые выработаны были к половине XIX ст.; таковыми являются: народное самосознание, художественный реализм и сознание своей неразрывной связи с жизнью общества. Если выработка этих основ в сознании общества и литературы совершена трудами и талантами писателей 1-ой половины века — Пушкина, Грибоедова, Кольцова, Лермонтова, Белинского и др., то Гоголю в ряду этих писателей принадлежит одно из самых видных мест: недаром Белинский еще при жизни Гоголя придавал его деятельности великое значение, а Чернышевский целый период литературы (50-ые годы) в своих «Очерках» назвал Гоголевским. Последующая эпоха — 40-ые и 60-ые годы — с именами Тургенева, Гончарова, Л. Толстого и Достоевского и мн. др., тесно связана с задачами, поставленными литературе Гоголем: они все или непосредственные последователи (например, Достоевский — в «Бедных людях»), или идейные продолжатели Гоголя (каков Тургенев, например, в «Записке охотника»): художественный реализм, этические стремления писателя, взгляд на писателя, как общественного деятеля, необходимость народности, психологический анализ жизненных явлений, широта этого анализа — все, чем сильна русская литература последующего времени, все это дано уже у Гоголя, им, если не везде окончательно, то намечено настолько определенно, что преемникам его оставалось только идти дальше вширь и вглубь. Так, Гоголь до сих пор является крупнейшим представителем реализма, притом художественного реализма, в нашей литературе: он точно и тонко наблюдал жизнь, улавливая ее типичные черты, воплощал их в художественные образы, глубоко психологические, правдивые; далее в своем гиперболизме1) он безукоризненно психологически правдив. Образы, созданные Гоголем, поражают своей необыкновенной вдумчивостью, оригинальностью интуиций, глубиной созерцания: это — черты писателя не только талантливого, но и гениального. Душевная глубина Гоголя нашла себе выражение и в свойствах его таланта: это — «незримые миру слезы сквозь видимый ему смех» — в сатире и юморе Гоголя. Племенные особенности Гоголя (его связь с малорусской историей, культурой), внесенные им в русскую литературу, оказали громадную услугу последней, ускорив и закрепив начавшее в русской литературе пробуждаться национальное самосознание. Начало этого пробуждения, очень нерешительное, бессознательное, относится ко 2-й половине XVIII в., видно в деятельности русской сатирической литературы XVIII в., в деятельности Н. И. Новикова и др.; нашло себе сильный толчок в событиях начала XIX в. (Отечественная война), получило дальнейшее развитие в деятельности Пушкина и его школы; но завершилось это пробуждение только в Гоголе, тесно слившем идею художественного реализма и идею народности и придавшем ей широту полного выражения жизни в литературе.

1) См. статью Б. Брюсова, «Испепеленный».

Гоголь именно и дал средства и указания в своих произведениях для того широкого и истинного понимания народности, которым сильна и жива литература до сих пор. Великое значение деятельности Гоголя, в общественном смысле, заключается в том, что он, притом гениально, направил свое творчество не на отвлеченные темы искусства, не на один спокойный, как бы бесстрастный эпос (ср. А. С. Пушкина), но именно на прямую житейскую, обыденную действительность и вложил в свой труд всю страсть искания правды, любви к человеку, защиты его прав и достоинства, обличения всякого нравственного зла, которым полна наша жизнь. Он стал поэтом действительности, произведения которого сразу получили высокое социальное значение. Гоголь, как писатель-моралист, является прямым предшественником Л. Толстого. Интерес к изображению внутренних движений личной жизни и к изображению явлений общественных именно под этим углом зрения—осуждения общественной неправды, искания нравственного идеала — это дано нашей последующей литературе Гоголем, а в художественной области восходит именно к нему. Общественная сатира (например, Салтыкова), «обличительная литература» 60—70 гг. без Гоголя были бы не мыслимы. Все это свидетельствует о том нравственном влиянии, которое имеет Гоголь на последующую русскую литературу. И это внесено было в нашу литературу в самый тяжелый период нашей общественной жизни, в 30-х и 40-х годах XIX века. В этом великая гражданская заслуга Гоголя перед обществом. Это значение Гоголя почувствовали и ближайшие уже современники его (ср. эпизод 1852 г. с Тургеневым по поводу его некролога Гоголя, цензурные мытарства посмертного издания сочинений Гоголя); это же ясно дало себя чувствовать в последние два юбилея Гоголя (1902 г. и 1909 г.). Наконец, в создании мирового положения русский литературы Гоголь занял видное место: с него и через него (раньше Тургенева) стала западная литература знать, считаться и интересоваться серьезно нашей литературой; Гоголь «открыл» Западу русскую литературу.

Библиографию произведений Гоголя и литературы о нем см. на отдельном листке. М. Сперанский.

Из литературы о Н. В. Гоголе.

Высокий интерес, представляемый для русской литературы личностью и трудами Гоголя, начавшийся в 1829 г. (с рецензии на «Ганса Кюхельгартена») и продолжающийся до сих пор, создал около его имели и произведений обширную литературу, которая вместе с окончанием в 1902 г. прав собственности наследников на сочинения Гоголя, а также особенно под влиянием недавних юбилеев (1902 и 1909 г.) разрослась до весьма значительных размеров, так что обзоры того, что касается жизни и деятельности Гоголя, его значения в литературе, выделены уже в отдельные монографии библиографического характера. Из наиболее полных и обстоятельных обзоров такого рода следует назвать: 1) И. С. Пономарев,   «Памяти Гоголя. Материалы для библиографии литературы о нем» (Известия историко-филологического института кн. Безбородка в Нежине, т. VII, 1882), обнимают 1829—1881 г.; 2) Я. Горожанский, «Библиографический указатель литературы о Н. В. Гоголь 1829—1882» (1883; приложение к «Русской Мысли»); 3) Я. А. Заболотский, «Н. В. Гоголь в русской литературе» (1902; в  Нежинском Гоголевском сборнике), доведено до 1903 года; 4) С. А. Венгеров, «Источники словаря русских писателей», I (1900); 5) О. Бертенсон, «Библиографический указатель литературы о Гоголе за 1900—1909 г.», продолжение П. А. Заболотского (Известия отдела русского языка и слав. Императорской Академии Наук, XIV (1910), 4, стр. 240 и  сл.). Из частных указателей: 1) В. И. Шепрок, «Указатель к письмам Гоголя» по изд. П. Кулиша (изд. 2-е 1888); 2) В. В. Каллиш, «Жуковско-Гоголевская юбилейная литература» (1902; из «Русской Мысли»); 3) Ф. Витберг, «Указатель иллюстраций к сочинениям Н. В. Гоголя» («Литературный Вестник» III, 1902); также см. 4) «Гоголевский сборник Нежинского института» (1902): каталоги выставки. Изображения Гоголя и иллюстрации к его биографии: 1) М. Сперанский, «Портреты Н. В. Гоголя» — в Нежинском Гоголевском сборнике (1902); 2) Портреты Гоголя, собранные и изданные под наблюдением Общества Любителей Российской Словесности (альбом и вводная статья М. Сперанского. М. 1909); 3) «На родине Гоголя» (Полтава 1902 — изд. Хмелевского — большой альбом видов местностей и предметов, имеющих отношение к Гоголю). Переводы Гоголя на иностранные языки (кроме отмеченного в общих указателях): 1) Н. А. Заболотский, «Гоголь в славянских переводах» (Известия отделения русского языка и слав. Императорской Академии Наук, XVI, (1911),  2) Э. Э. Лямбек, «Гоголь у немцев» («Литературный Вестник III, 1902).

Издания сочинений Гоголя. До 1902 г. право издания принадлежало наследникам Гоголя и от них отдельным издателям, после этого года стало общественным достоянием; поэтому, в связи главным образом с юбилеями (1902 и 1909 г.), появилась и появляется масса изданий, как собраний (полных и выборок), так и отдельных произведений Гоголя. Собрания сочинений: 1) «Соч. Николая Гоголя», Сиб. 1842 г. 4 т. — единственное собрание сочинений, сделанное самим Гоголем; сюда не вошли «Мертвые души», вышедшие в Москве в том же 1842 г. 2) Второе издание Гоголь готовил в 1851 г., но закончено оно было наследниками (Трушковским) и издано П. А. Кулишом: «Сочинения и письма Н. В. Гоголя», СПб. 1857, 6 томов, одно из самых полных и наиболее исправных изданий; здесь впервые появились письма Гоголя. За этим изданием вышло еще 7 изданий до 1889 г. 3) Десятое издание, сделанное Марком, под редакцией П. С. Тихоправона (первые 5 томов и половина 6-го) и В. И. Шенрока (остальное) — 7 томов (М. и СПб. 1889—1896) — единственное критическое, безусловно, научное, классическое издание по рукописям автора с привлечением обширного материала к комментарием; лучшая часть издания — работа Н. С. Тихонравова. Но письма Гоголя в него не вошли: они изданы отдельно тем же Марксом под редакцией и В. И. Шепрока: «Письма Н. В. Гоголя» — 4 т. (СПб. 1902), и заключают в себе все письма Гоголя, найденные до того времени; издание внимательное, но не без недосмотров, неизбежных в силу специального характера Гоголевской переписки (ред. см. В. В. Каллаша, «Н. В. Гоголь и его письма» в «Русской Мысли» 1902, II, также: «Отчет о присуждении премий имени Д. А. Толстого И. А. Н.» 1905.). Эти оба издания являются исходным пунктом для всех последующих, имеющих преимущественное назначение для широкой публики. Из этих последних следует назвать: 1) изд. 11-е соч. Гоголя, редакция Я. С. Тихонравова (Спб. 1893) — установленный текст художественных произведений Гоголя; издание позднее не раз повторялось Марксом под редакцией В. И. Шепрока. 2) Сочинения и письма Гоголя, изд. Тов. «Просвещение», под ред. В. В. Каллаша в  9 т.; издание не преследует строго научных целей, но в основу положено научно выработанный текст П. С. Тихонравова, введены наиболее крупные переделки, интересные для истории творчества Гоголя, даны примечания (очень немногие, но обстоятельные объяснительные статьи, например при IV и V т. — о «Мертвых душах»). 3) Иллюстрированное полное собраний сочинении Н. В. Гоголя, в 8 т. (1-й 1912 г.), ред. А. Е. Грузинского, вступ. статья Д. Н. Овсянико-Куликовского; на основе изд. Тихонравова (см. выше) с дополнениями новых материалов, изданных после Тихонравова; по характеру — для широкий публики; иллюстрации — частью воспроизведения более ранних (см. указатель выше). 4) Полное собр. соч. Н. В. Гоголь, изд. И. Д. Сытина (М. 1902), под ред. А. И. Кирпичникова; преимущественно лишь художественные произведения в окончательных редакциях; интерес представляет предпосланный редактором «Опыт хронологической канвы к биографии Гоголя», составленный по образцу аналогичного труда Я. К. Грота о Пушкине.

Кроме этих изданий существует после 1902 г. целый ряд сборников сочинений Гоголя, издававшихся отдельными лицами и обществами (см. юбилейную литературу), каковы, например, изд. Московской Городской Думы (1909), Сытина и др., серии большей частью дешевых изданий отдельных произведений Гоголя (каковы Маркса, Сытина, Панафидиной и др.).

Издания отдельных произведений Гоголя содержат частью роскошные издания — б. ч. иллюстрированные (каковы: «Мертвые Души» с рис. Далькевича, изд. Маркса, 1902; «Невский проспект» — с рисунками в «модерном» стиле, «Вечера на хуторе» — изд. Девриена и т. д.), затем, тексты и отрывки, не вошедшие в полные собрания, предыдущих изданий Тихонравова  таковы: 1) К. Н. Матвеев, «Вновь найденные рукописи Гоголя» («Исторический Вестник» 1902, II, со снимками; неизвестные редакции известных произведений); 2) Г. И. Георгиевский, «Гоголевские тексты» («Памяти Жуковского и Гоголя», изд. А. П., III, 1910), — преимущественно черновые редакции, отрывки; 3) Г. И. Георгиевский, «Песни, собранные Н. В. Гоголем» (там же (Спб. 1908), II); 4) Н. С. Тихонравов, «Ревизор. Первоначальный сценический текст» (М. 1886).

Биография и биографический материал: 1) Николай М. (П. А Кулиш), «Опыт биографии Н. В. Гоголя» (Современник, 1854, т. ХLIII, отд. II) — первая, но ценная попытка современника и знавшего Гоголя лица, воспользовавшегося и личными воспоминаниями, и воспоминаниями родных и письмами. 2) Николай М. (Кулиш), «Записки о жизни Н. В. Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем» (Спб. 1856), 2 т. — то же, но значительно расширенный и переработанный труд. 3) В. И. Шенрок, «Материалы для биографии Гоголя» (М. 1892—1897). 4 т. — самое крупное сочинение по биографии Гоголя, стремившееся объединить все написанное и изданное о Гоголе, внесшее новые данные, но по сложности не везде удачно выполненное (см. Кирпичников А. И., «Сомнения и противоречия в биографии Гоголя» (Изв. отд. рус. яз. и слав. И. А. Н. V (1900) 2, 4., VII (1902), 1); Ф. А. Витберг, «Н. В. Гоголь и его новый биограф» (Спб. 1892); см. также перечень критических отзывов в начале каждого тома труда В. И. Шенрока); 4) А. И. Кирпичников, «Опыт хронологической канвы» — см. выше; 5) В. П. Авенариус, «Ученические годы Гоголя». Биографическая трилогия (Спб. 1899), 3 т. — популярная биография, научного значения не имеет; 6) Н. Заболотский, «Опыт обзора материалов для биографии Гоголя в юношескую пору», и В. Шенрок, «Замечания к статье Заболотского» (Изв. отд. рус. яз. и сл. И. А. Н. VIII (1902) 2). 7) Вл. Львов, «Н. В. Гоголь в рассказах современников» (М. 1909), 8) Каллаш В. В., «Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников и переписке» (М. 1907. Историко-литературная библиотека, I), 9) А. Т. Тарасенков, «Последние дни жизни Гоголя. Записки современника» (Спб. 1857 и М. 1902); 10) Н. И. Баженов, «Болезнь и смерть Гоголя» («Русская Мысль» 1902, II); 11) В. Чиж, «Болезнь Н. В. Гоголя» (М. 1904).; 12) В. А. Чаговец, «Семейная хроника Гоголей» (Киев. 1902 — Чтения в Обществе Летописца Нестора, XVI); 13) его же, «Из семенной хроники Гоголей» (мемуары О. В. Гоголь-Головни. Киев 1909). Другие материалы и статьи биографического характера см. в указанных выше библиографических указателях. Сюда же относится целый ряд воспоминаний о Гоголе (см. библиографию Гоголевской литературы); особенно ценны: 1) «Воспоминания о Гоголе» — Лонгинова («Современник» 1854, № 3); 2) П. В. Анненкова, «Воспоминания и критические статьи» (Спб. 1877); 3) В труде Н. Барсукова, «Жизнь и труды М. П. Погодина» (1888—1902) ряд материалов о Гоголе (см. указатель при 22-м томе); 4) С. Т. Аксаков, «История моего знакомства с Гоголем» (Собр. соч. Аксакова); 5) Записки А. О. Смирновой («Северный Вестник» и отд.). Много материала в письмах к Гоголю, развеянных по журналам и сборникам (см. указатели библиографии).

Обзоры жизни и литературной деятельности, исследования общего характера о Гоголе: 1) Н. А. Котляревский, «Н. В. Гоголь» (1829—1842) (Спб. 1903), выясняет главным образом связь, которая объединяет творчество Гоголя с творчеством предшествовавших и современных ему писателей; 2) Д. Н. Овсянико-Куликовский, «Н. В. Гоголь» (изд. «Вестника Воспитания», М. 1903) — общая характеристика творчества, отчасти сравнительная с Пушкиным; 3) его же, «Гоголь» (Спб. 1907 изд. «Светоча» — 2-е; перепечатано в собрании соч., т. I. 1909) — то же с присоединением биографии, источников в пособии для изучения Гоголя (очень кратко); 4) его же, «Гоголь в его произведениях» (М. 1909, изд. Сытина) — общий очерк художественной деятельности Гоголя и критическая оценка главнейших его произведений; 5) Д. С. Мережковский, «Гоголь — Творчество, жизнь и религия» (Спб. 1909, изд. «Пантеона») — перепечатка более ранней работы «Гоголь и черт». Из общих же трудов, касающихся Гоголь, следует отметить: 6) А. Н. Пыпина, «Характеристики литературных мнений»... (изд. З-е, Спб. 1906), глава VIII и приложение (стр. I—XVI.); 7) его же. «История русской словесности», IV (гл. 44). 8) Герсеванов, И., «Гоголь перед судом обличительной литературы» (Одесса 1861) — одна из первых статей, направленных против Гоголя; значения, кроме исторического, не имеет; 9) П. А. Матвеев, «Н. В. Гоголь и его переписка с друзьями» (Спб. 1894) — довольно строгий разбор творчества Гоголя; 10) Аристов Н. Я. «Сочинения Гоголя со стороны отечественной истории» (Спб. 1887) — об историческом значении соч. Гоголя и иноземном влиянии в изображении Гоголя; 11) А. Соловьев, «Н. В. Гоголь» (Спб. 1908) — биография и разбор (школьные) его главнейших произведений. 12) «Словарь литературных типов», выпуск IV (1909, изд. «Всходов» Спб.). 13) Б. Соколов, «Гоголь — этнограф» («Этнографическое Общество» LXXXI—LXXXII (1910), ср. И. Л. Трубицын, «О народной поэзии в общественном и литературном обиходе» (Спб., 1912), стр. 550 и сл.). 14) И. Житецкий, «Гоголь —проповедник и писатель» («Ж. М. Н. П.» 1909); 15) В. В. Каллаш, «Основные черты личности и творчества Гоголя» (М.,1902). 16) Алферов А. Д., «Особенности творчества Гоголя» (М. 1901). 17) В. В. Розанов, «Легенда о великом инквизиторе» Ф. М. Достоевского с присоединением двух этюдов о Гоголе (изд. 2 — Сиб. 1902) — дело идет, о Гоголе, как родоначальнике иронические настроения в нашем обществе и литературе и об Акакии Акакиевиче; 18) Брюсов В. А. «Испепеленный. К характеристике Гоголя» (М. 1909. «Весы», № 4) — о гиперболизме в творчестве Гоголя; 19) Чудаков Гоголь Н., «Отношение творчества Гоголя к западноевропейским литературам» («Киев. Унив. Изд.» 1908); 20) А. N. Pypin, «Die Bedeutung Gogol’s für die heutige  international Stellung der russischen Litterаtur» (Archiv für  slav. Phil., XXV (1903), 2, S. 290-306). 21) И. Иванов, «Гоголь человек и писатель» (Киев, 1909); 22) Чудаков Гоголь Н., «Отражение мотивов народной словесности в произведениях Гоголя» (Киев. Унив. Изв.» 1906). Другие статьи о Гоголе см. в указателях литературы; целый ряд статей вошел в юбилейные сборники, преимущественно 1902 и 1909г.; из них следует отметить: 1)»Харьковский университетский сборник в память Жуковского и Гоголя» (Харьков, 1903); 2) «Гоголевский сборник», изд. Нежинским институтом (Киев, 1902); 3) «Памяти Гоголя» (сбор. Киев. учебн. окр. 1902); 4) «Памяти Гоголя», — сборник изд. Истор. Общ. Нестора летописца в Киеве (1902; иначе: Чтения Общ. т. XVI); 5) «Памяти Гоголя», сборник речей и статей, изд. Киевским университетом (Киев 1909); 6) «Памяти Жуковского и Гоголя», изд. Имп. Акад. Наук, выпуски I и III (1907); 7) «Н. В. Гоголь», речи, посвященные его памяти в публичном заседании И. А. Н. и Спб. Университета (Спб. 1902); 8) «Гоголевские дни в  Москве» — Общ. люб. рос. слов. (М. 1910); 9) Сборн., изд. Имп. Новор. университетом (Одесса 1909) и др. — см. В. Каллаша «Гоголевская юбилейная литература» (выше).

Критические материалы прежде всего находятся в соч. В. Г. Белинского (I, III, VI, XI et passim);, особенно много внесено Н. Г. Чернышевским, «Очерки Гоголевского периода русской литературы» (1855) — (Спб. 1892); за ним идет А. Н. Пыпин, «Характеристики литературных мнений» (изд. 3-е — Спб. 1906). Старая критическая литература, кончая 1852 г., в выборках перепечатана В. Зелинским, «Русская критическая литература о произведениях Гоголя» ч. I—III (М. 1889). Обзор этой литературы см. в труде Шенрока В. И., «Материалы для биографии Гоголя» passim. См. также Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона, 17, s. v. (статья А. Н. Пыпина) и выше в биографии Гоголя.

Собственноручные бумаги Гоголя, автографы его художественных произведений и письма собраны главным образом в Московском Рум. и Публ. Музее, в И. Публ. Биб., Историко-филологическом институте в Нежине, многое — в частных собраниях; наиболее ценное из них — П. Я. Дашкова (Спб.). «Gogoliana» — литература, рисунки и пр., касающееся Гоголя, имеется в собраниях Нежинского института и Исторического Музея (Москва).

М. Сперанский.

Номер тома15
Номер (-а) страницы279
Просмотров: 622




Алфавитный рубрикатор

А Б В Г Д Е Ё
Ж З И I К Л М
Н О П Р С Т У
Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ
Ы Ь Э Ю Я