Грузия

Грузия, или Георгия, в древности Иверия, Иберия, страна в Закавказье, бывшая до добровольного ее присоединения к России (18 января 1801 г.) самостоятельным царством. Географию Грузии см. в статье Тифлисская, Кутаисская губернии.

История Грузии. Прародина грузинских племен, известных в древнейших памятниках под именами Тубала и Мосоха, лежала значительно южнее, чем теперь, а именно в Халдее, Месопотамии, Малой Азии, по южному и юго-восточному побережью Черного Моря и Армении, и только впоследствии, оттесненные различными индоевропейскими племенами, они продвинулись на север и заняли принадлежащие им ныне места. История грузинских племен в древнейшую эпоху, между прочим, когда они соприкасались с ассирийцами, пока не может быть представлена с достаточной точностью и полнотой, так как памятники местного происхождения, писанные клинообразным алфавитом, все еще находятся в стадии изучения, и содержание их является пока плохо разгаданной загадкой; приходится довольствоваться сведениями заинтересованной, а потому и не вполне беспристрастной стороны, ассирийцев. В общих чертах история этой эпохи может быть представлена, как борьба ассирийцев, а позднее и ахеменидов с племенами тубалов (иберов) и мосхов (месхов), известными своим могуществом и развитой культурой, особенно металлической, причем произведения этого рода тубал-каинов (туал-чанов) вывозились в такие отдаленные торговые центры, как Тир. Слава об исключительных достоинствах предметов металлического производства тубалов была так велика, что в 1 книге Моисея они считаются изобретателями искусства ковки. Страна тубалов и мосхов имела города и укрепления, богатые дворцовые сооружения в резиденциях царей и властителей, виноградную и земледельческую культуру в деревнях. С XI по VII в. до Рождества Христова продолжалась борьба с переменным счастьем между тубало-мосхами и ассирийцами, пока вторжение в Малую Азию и Месопотамию кимвров не оттеснило первых к северу. С этой эпохи начинается постепенное падение их могущества и культуры; в IV в. до Рождества Христова племена тибаренов, халибов, кардухов, моссиников и мосхов, обитавшие по юго-восточному побережью Черного моря, находились в большой бедности и одичании, а из былой культуры сохраняли еще лишь земледельческое хозяйство и умение обрабатывать металл. Сильный иммиграционный поток индоевропейских племен отнимал провинции одну за другой; в них появлялось смешанное население со смешанным языком. Осевшие же на Кавказе грузинские племена занимали: западную часть Закавказья до Лихских гор — мингрельцы, восточную до Албании — месхи и карты, северные области, начиная с запада, занимали сваны, далее мтиулинцы, шпавы и хев-суры. Внутренние миграции создали более сложные этнические явления. В культурном и политическом отношении грузинские племена, жившие в Закавказье, значительно лучше сохранили былое положение, чем обитавшие по юго-восточному побережью Черного моря. В начале I в. нашей эры грузины политически распадались на 2 больших организма, западную — Колхиду и восточную — Иберию. Страна была густо населена и покрыта городами и селами. Дома строились с двускатными крышами, имелись площади для базара и здания для общественных собраний; пути сообщения, как сухопутные, идущие с севера на юг, так и вместе с тем и водные, идущие с запада на восток, соединяли страну с тогдашними культурными государствами и соседними племенами. Во главе государства стоял царь, по праву старшинства в царском роде и по близости к усопшему предшественнику вступавший на царский престол. Второе лицо после царя предводительствовало на войне и отправляло высшее правосудие. Свободное население в мирное время занималось земледелием, а в военное составляло народное ополчение. Частная земельная собственность еще не существовала, а вся земля принадлежала всему роду, право распоряжения и управления родовым имением имелось лишь у самого старшего члена в роде («мамасахлиси»). Социальное неравенство только что еще зарождалось, и рабы имелись лишь у царского рода. Древнейшей языческой религией грузин был астральный культ с богом Месяцем. Позднее в Грузии из Персии проник маздеизм, а затем распространилось и христианство. Тем не менее, переживания астрального культа так сильны, что они сохранились до наших дней, особенно в культе святого Георгия Победоносца, который в грузинских народных верованиях занял место главного астрального божества — Месяца. В 65 г. до Рождества Христова Помпей, преследуя Митридата, вторгся и в Иберию, принудил иберского даря Артага заключить мир и дать в заложники своих сыновей. Победоносный полководец двинулся затем в Колхиду и там поставил царем Аристарха. Принуждена была признать превосходство римского оружия и Албания, а еще раньше и Армения. Отныне все Закавказье находилось под сильным политическим и культурным влиянием Рима. Отношения Иберии к римским императорам и обратно установились самые дружеские. Возродившаяся с III в. национальная сассанидская династия в Персии начала вести по отношению к Грузии восточной, а позднее и к западной, активную политику, которая привела к соперничеству с Римской империей из-за Грузии и Армении. Открытая борьба началась, когда в последних странах христианство было объявлено государственной религией, так как оно создавало естественное тяготение к Византии, что, конечно, было не выгодно для Персии. Соперничество римского и сассанидского правительств закончилось разделением Иберии в 368 г. на два царства: в одном, прилегающем к Албании, сидел царь, ставленник сассанидского правительства, в другом, соседнем с Колхидой, был царь, находившийся под римским протекторатом. Позднее за восточной частью последовала и западная часть, и вся Иберия подпала под протекторат Персии; тогда же обе половины восточной Грузии вновь объединились под властью одного туземного государя. Узко-националистическая и конфессиональная политика сассанидского правительства и экономическая эксплуатация Иберии не раз доводили грузин до восстания. Наиболее серьезное было при царе Вахтанге, именуемом Гургасалом, в 484 г., кончившееся все же победой персидского правительства. Царем Вахтангом был в Грузии учрежден католикосат, и этим было положено основание самостоятельности грузинской церкви. Второе восстание было поднято царем Гургеном, получившим обещание помощи от византийского императора. Тем не менее, императорское слово не было сдержано, и царю с организаторами восстания пришлось покинуть родину и искать убежища в Византии. Воспользовавшись этим, сассанидское правительство уничтожило в 532 г. царское достоинство в восточной Грузии, и верховная власть перешла в стране к представителю повелителя Персии Марзнану, а управление внутренними делами государства перешло к родовой знати — азнаурам. Совершенно иного характера было отношение западной Грузии, Колхиды или Лазики, и Византии; зависимость была только номинальная: каждый вновь вступающий па престол царь Лазики получал знаки царского достоинства от византийского императора, но и эту тень зависимости хотел уничтожить царь Губаз I в 456 г., однако привести намерение в исполнение не мог. Второе восстание Лазики было вызвано экономической эксплуатацией со стороны представителя византийского императора в Колхиде, который захватил всю торговлю в свои руки, скупал от приезжих купцов товары и по своему личному желанию назначал цены на них. Восстанием руководил сам царь Губаз II, который обратился для этого даже к содействию сассанидского правительства. Возгоревшаяся из-за этого продолжительная война между Персией и Византией окончилась в 554 г. полным поражением первой, так как, благодаря вероломным действиям сассанидского правительства, царь Губаз II, а затем вся страна вновь перешла на сторону Византии и совместно с византийцами дала персам энергичный отпор; ввиду этого в 563 году персы заключили со своим противником мир и навсегда отказались от притязаний на Колхиду. Императором Ираклием был предпринят поход в восточную Грузию, кончившийся победоносно, но и он не дал возможности надолго утвердиться в Иберии. Во второй половине VI в. и начале VII в. религиозные споры по поводу халкедонского собора привели около 607 г. две соседние церкви, грузинскую и армянскую, к открытому разрыву, причем грузинская церковь примкнула к западному, халкедонскому исповеданию, большинство же армянского духовенства — к восточному христианству, монофизитству.

«С этого же времени начинает усиливаться в грузинских церковных сферах националистическая тенденция, а Владычеству сассанидов в восточной Грузии положило конец нашествие арабов, когда они, сокрушив Персию, вступили с войсками в Закавказье и подчинили себе восточную Армению и восточную Грузию, Иберию. На основании мирного договора между арабами и грузинами последние обязывались уплачивать победителям ежегодно 1 динар с дыма. В Тифлисе был посажен эмир, вначале назначавшийся халифом; но потом эмирство постепенно превратилось в пожизненную и родовую должность. Эмиры стали добиваться самостоятельности от центрального правительства, и на этой почве начали возникать столкновения их с халифами. Одновременно с такой дезорганизацией и распадом арабской власти с VIII ст. начинается постепенное усиление и возрождение местных княжеств, главы которых, каждый в отдельности, иногда же совместно, группами, старались расширять свои владения и объединить под своей властью всю Грузию. В этом соревновании принимали участие и таокларджетские багратиды, и преемники лазских государей, абхазские цари, и властелины Кахетии, и Тифлисский эмир, впоследствии и цари возродившегося армянского царства. Окончательная победа после продолжительной борьбы досталась абхазским царям, которые завладели центром Грузии, Карталинией; а объединение более значительных размеров осуществилось, благодаря передовым элементам грузинской знати при Баграте III (980—1014). Царям объединенной Грузии приходилось вести упорную борьбу с родовитой знатью, как в церковной организации, так и в административной иерархии, так как она не хотела поступиться своим господствующим положением и намеревалась по-старинному распоряжаться по своему усмотрению. Эта борьба с непокорными феодалами стоила массы энергии и без нужды осложняла объединительный процесс. Без обуздания своеволия вельмож не могло быть и речи об укреплении государства. Начавшееся еще в XI в. демократическое движение в грузинской церковной жизни, тонером которого был Георгий Мтацмидели, завершилось при царе Давиде Строителе, или Возобновителе (1089—1125) на Рунео-Урбнисском церковном соборе в 1103—4 г. Задачу демократизации высших административных учреждений выполнил тот же государь; он ввел впервые в Грузии постоянное наемное войско, численностью в 50 000; теперь царь Грузии уже не зависел, как прежде, от ополчения своих феодалов. При помощи наемного войска, благодаря мудрой политике и большому стратегическому таланту, Давиду Строителю удалось обуздать непокорную родовую знать и расширить границы своих владений не только до естественных пределов расселения грузин, но и присоединением провинций бывшего армянского царства, а также части территории ширваншахов. Просвещенный монарх покровительствовал ученым, философам и поэтам, создавал центры умственной культуры, воздвигал великолепные постройки, сооружал мосты и дороги по труднопроходимым местам для облегчения путей сообщения и оживления торговли; поддерживал торговлю и промышленность, обнаруживал большую терпимость к представителям других религий. При преемниках Давида Строителя Грузия безостановочно шла по пути территориальных приобретений, могущество ее росло, авторитет ее среди соседних государств возвышался. Одновременно шла оживленная умственная и культурная работа и в высших слоях населения и в недрах народа. Высшего развития Грузия достигла при царе Георгии ІІІ (1154—1184) и знаменитой дочери его царице Тамаре (1184—1212), когда царство Грузинское занимало весь Кавказ и Закавказье от моря до моря, когда победоносное грузинское оружие проникло даже вглубь Персии, а со стороны малой Азии достигало Эрзерума. Внутренняя история Грузии этого царствования еще богаче событиями первостепенной важности: в это именно время была политическая забастовка родовитой знати, домогавшейся смещения всех высших должностных лиц неродовитого происхождения, которых выдвигала корона. Застигнутая врасплох царица Тамара принуждена была исполнить требование забастовавших. После этого сорганизовалась партия, поставившая себе целью добиться полного ограничения прав государя, причем за ним сохранялась лишь исполнительная власть. Дело, однако, кончилось примирением сторон. Наружному политическому блеску и могуществу соответствовал большой культурный подъем, экономическое благосостояние страны, оживленные торговые сношения со всеми культурными народами тогдашнего Востока (между прочим, шерсть лучшего качества доставлялась в Грузию из Александрии). Насколько высоко стояла тогда в Грузии культура, кроме превосходных поэтических сочинений, великолепных художественных и архитектурных произведений, свидетельствует рост гуманности: при Тамаре фактически была отменена смертная казнь и все виды наказаний, сопряженных с членовредительством, уничтожены были также телесные наказания, — гуманная царица ни разу не конфирмировала смертных и увечных приговоров суда. Этические и философские вопросы живо  интересовали тогдашнее утонченно-образованное общество; правительство зорко следило за правильным функционированием учреждений, ведавших организацию государственной помощи и призрения бедных. Дальнейшему прогрессу положило конец нашествие монголов (1220—1221). В решительном сражении грузинские войска были разбиты, царица Русудана укрепилась в горах Сванетии и из западной Грузии в восточную переезжать не решалась. Страна принуждена была признать верховную власть монголов. Утвердившись на месте, монголы не отменяли туземного правительства и не уничтожали царского достоинства, а интересовались вначале лишь получением возможно большего количества дани и пошлин, а также многочисленного хорошо вооруженного войска. Экономическая эксплуатация Грузии вызвала искусственный отлив денег из страны, народ обеднел, ценность денег возросла вдвое, сообразно с этим пала ценность недвижимой собственности. Земля уже не оправдывала, вследствие больших размеров дани, производимых на нее затрат. Этот экономический кризис вызвал задолженность земельной собственности, а вслед за тем и усиленную ее мобилизацию. Высшие слои населения разорялись, горожане и крестьянство обеднело, массами покидали родные места и бежали в другие страны. За одно столетие господства монголов Грузия сильно регрессировала во всех отношениях: устои государственной жизни были в корне расшатаны вследствие все увеличивавшегося своеволия агентов монгольского правительства; на престол Грузии было посажено два правителя; благодаря этому государственный организм начал обнаруживать тенденции к расчленению; народные переписи указывали на страшную убыль населения. Примириться с подобным хозяйничаньем монголов грузины, естественно, не могли, и не раз вспыхивали восстания. Кроме того, во внутренние раздоры правительствующих монгольских сфер из-за вопросов о престолонаследии самими враждующими сторонами вовлекались и грузинские цари, а также высшие административные чины. Некоторое облегчение иноземного гнета началось с воцарением Георгия V Блистательного (1318—1346), которому удалось водворить порядок внутри страны, вновь подчинить зазнавшихся провинциальных правителей и объединить под своим скипетром не только всю Грузию, но и большинство прежде принадлежавших ей земель. Он вернул правосудию прежний блеск и уважение, причем для горцев-грузин он даже создал специальный, приноровленный к условиям их жизни судебник «Дзеглис деба». Наконец, Георгий V реставрировал массу церквей и других зданий. Однако, недолго пришлось наслаждаться Грузии мирной жизнью: грозное нашествие Тимура и многократные походы (1386—1403 г.) его при царе Баграте, сопровождавшиеся неслыханной жестокостью и кровопролитием, повергли страну в неописуемое бедствие, разорили и обратили ее в развалины. Согласно приказанию Тимура было разрушено и срыто до основания множество храмов, монастырей и крепостных сооружений. Неистовства Тимура были столь тяжки, что при возрождении достигнуть былого блеска и могущества страна уже не могла. Лишь благодаря мудрой политике одного из самых выдающихся государей Грузии Александра (1413—1442), Грузия могла несколько оправиться. Государство после Тимура лежало в развалинах, масса опустошенных деревень оставалась незаселенной; нужно было обеспечить безопасность, а для этого требовалось воздвигнуть вновь срытые укрепления. Чтобы добыть необходимые для постройки крепостей и монастырских зданий суммы, Александр ввел в стране временный налог в размере 40 сребреников в год на дым. Благодаря энергичной деятельности царя, дело это было блестяще осуществлено, и экстраординарный налог был отменен. При наследниках Александра политические условия вновь начали ухудшаться. После взятия Константинополя турками и падения Византийской империи, Грузия имела уже с двух сторон исключительно воинствующий мусульманский мир; между тем, именно с конца XV в. произошло разделение Грузии на 3 царства (кахетинское, карталинское и имеретинское) и на 5 княжеств (Самцхэ-Саатабаго, Гурию, Мингрелию, Абхазию и Сванетию); и без того ослабленные силы Грузии должны были от этого разбиться и измельчать; к тому же, внутренние трения и упорная борьба, которая возникала неоднократно среди самих грузинских царей и владетельных князей, вызывали братоубийственные войны, взаимную вражду и ослабление сознания национального единства. При подобном положении вещей было не удивительно, если персы и турки использовали политическую слабость грузин; восточная Грузия (Карталиния и Кахетия) попала в вассальную зависимость от Персии, турецкое же влияние распространялось на Самцхэ-Саатабаго и всю западную Грузию. Но даже в эту эпоху престиж грузин в передней Азии был значительный; это, между прочим, заметно и на тех преимуществах, которыми пользовались грузинские паломники у мусульманских государей, особенно же у египетских мамелюков в Иерусалиме. В качестве компенсации за эти привилегии грузин в Святой Земле царь Грузии обещал «не притеснять мусульман в пределах своего царства». Все же, несомненно, с момента разделения Грузии на 3 царства и 5 княжеств история Грузии носит более тяжелый характер; удручающее впечатление производят бесконечные братоубийственные войны между различными провинциями, истощавшие и без того обессиленную страну, частая смена лиц на престолах, их необузданный эгоизм и своеволие. Дело осложнялось еще на почве острой борьбы сословий, а также то глухим, то явным проявлением недовольства со стороны крестьян по отношению к феодалам. История восточной Грузии за эту эпоху лучше известна и лучше обследована, чем история западной Грузии, но и теперь вполне ясно, что, в общем, в последней замечалось значительно большее падение культуры и уровня национального самосознания, чем в Карталинии и Кахетии. Когда на престоле Ирана воцарилась вновь национальная династия сефевидов, то активная политика по отношению к Грузии была возобновлена; с особой яркостью сказалась она при шахе Аббасе Великом; он хотел обратить грузин, государей в послушные орудия своих велений; управляя по старому принципу divide et impera, Аббас вел постоянно хитрую и тонкую интригу между царями кахетинским и карталинским. Между тем, эти последние не были склонны к пассивной роли и к полному подчинению. Не раз приходилось Аббасу предпринимать походы против царей Карталинии и Кахетии, Луарсаба II (1605—1616) и Теймураза I (1605—1648). Первый из них был шахом вероломно завлечен в ловушку и замучен. Мстя за ослушание, Аббас безжалостно опустошал цветущую и густонаселенную Кахетию и Карталинию, разрушал крепости, дворцы, храмы и далее целые селения. Для того, чтобы прочнее себе подчинить страну и создать преданный себе элемент, шах Аббас не остановился и перед массовым выселением грузин в Персию и перед водворением на их место кочевых турецких племен. Свыше 100 000 жителей было таким образом уведено из Грузии. Вообще, XVII в. является эпохой наибольшего падения восточной Грузии; в царствование Ростома (1634—1658) во всех сферах грузинской жизни стало сказываться порабощающее персидское влияние: в государственную организацию проникли персидско-турецкие институты, но еще больше — терминология; речь членов высших слоев стала пестрить парсизмами, измена вековой религии стала среди знати делом обычным; в одеяниях и обычаях стала прививаться персидская мода. Это был, правда, недолгий, но острый критический период, тяжкое испытание для грузинского национального самосознания. Хорошо понимали это и передовые деятели того времени; они напрягали все усилия для того, чтобы предотвратить надвигавшуюся опасность, кто — как поэт и писатель, кто — как ученый, кто — как государственный муж. Поэты в художественных произведениях старались поддерживать здоровое национальное самосознание, ученые составляли историю, юридические сборники, толковые лексиконы и грамматики, дабы таким путем уберечь родную литературу и язык от варваризмов, углубить национальное и правовое самосознание и т. д. Особенной заботой и деятельностью на этом поприще отличался царь Вахтанг VI (1703—24 с перерывами), по инициативе, а в некоторых случаях и при личном участии которого были кодифицированы грузинские законы и составлено новое уложение, собраны в одну книгу «Дастурламали» все распоряжения и установления, касающиеся государственного, административного и финансового права в Грузии, был дополнен, проредактирован и доведен до начала ХVIII в. летописный сборник «Картлис Цховреба», был реставрирован древний обычай производить периодически народные, а ежегодно податные переписи во всем царстве. Вахтангом же VI была основана первая грузинска типография в Тифлисе. Грузия начала возрождаться; неутомимый царь старался заселить опустошенные земли, проводил каналы для орошения бесплодных местностей и поднятия сельского хозяйства, покровительствовал торговле и охранял пути сообщения. Наивысшего расцвета восточная Грузия, даже при неблагоприятных политических условиях, достигла при царе Теймуразе II (1737—1760) и сыне его Ираклии II (1744—1798). Эпоха этих двух государей характеризуется большим оживлением литературы, особенно научной переводной, сильным подъемом грузинского национального самосознания. В отличие от тенденции времен Вахтанга VI, когда все внимание было обращено на заботливое собирание наследия веков, на сохранение традиции в дошедшем до них виде, основным мотивом эпохи Теймураза и Ираклия была реставрация древних грузинских традиций и учреждений и очистка их от чужеземных наслоений и налетов. Реставрация эта производилась после внимательного и детального изучения соответственных исторических памятников. Оба царя заботились об укреплении родной страны, и с этой целью, помимо возведения большого количества крепостей, Ираклием была введена в Грузии всеобщая воинская повинность, которую обязаны были отбывать все, не исключая и членов царствующего дома. Для поднятия благосостояния народа поддерживались дороги, проводились оросительные каналы, была начата разработка минеральных богатств, и всем, желавшим обучаться горному делу, были предоставлены всяческие привилегии. Вновь открытые учебные заведения и возобновление разграбленной во время вражеского нашествия типографии, основанной царем Вахтангом VI, служили могучим просветительным средством. Систематически производившиеся народные переписи свидетельствовали о постепенном росте населения; заселялись понемногу давно покинутые деревни; увеличивались, хотя и медленно, государственные доходы. С 1760 г. совершилось объединение карталинского и кахетинского царств под скипетром Ираклия II; идея объединенной Грузии начала рисоваться в умах передовых грузинских деятелей. Благодаря осторожной и мудрой политике, Ираклию удалось не только прекратить уплату Персии ежегодной дани, но даже подчинить себе и обложить данью в свою пользу ханов Гянджинского и Эриванского. Для полного закрепления, как ему казалось, достигнутых результатов и обезопасения от возможных нашествий на Грузии персов и турок, Ираклий II заключил в 1783 г. при императрице Екатерине II договор с русским правительством, по которому он вступал под протекторат России и отказывался от самостоятельной иностранной политики, а должен был осведомлять о ней предварительно русскую дипломатию; за это Россия обязывалась гарантировать целость и неприкосновенность земель, как принадлежавших тогда, так и могущих в будущем принадлежать царю Ираклию и его преемникам. Однако, результаты от этого договора получились диаметрально противоположные ожидавшимся: уже в 1787 году был отозван и тот маленький отряд, который должен был якобы охранять неприкосновенность территории Грузии, и даже в самый критический момент, когда персидский повелитель Ага-Магомет-шах, мстя Ираклию за союз с Россией и за отказ его расторгнуть этот договор, двинулся в 1795 г. на Грузию, царь, вопреки договору, был предоставлен собственным силам; о помощи русское правительство и не помышляло. Застигнутый врасплох Ираклий II был после упорного боя разбит, Тифлис был взят, разграблен и разрушен. Удрученный столь неожиданным оборотом дела, видевший крушение своих планов и проблематичность выгод от новой политической комбинации, престарелый Ираклий умер, оставив наследником больного Георгия XII. При нем были возобновлены переговоры с русским правительством, но теперь уже для того, чтобы обещанная помощь стала реальной, со стороны Грузии требовали значительно более серьезных компенсаций. Царь Георгий так и не дожил до конца переговоров. Против всяких ожиданий грузин, русским правительством, вопреки договору, было решено просто напросто инкорпорировать Грузию и, уничтожив там туземное правительство, ввести свое собственное. В 1801 г. был объявлен манифест о присоединении Грузии к России, но из опасения возможных волнений среди грузин о нем было в Тифлисе объявлено лишь в 1802 г. При этом для того, чтобы вынудить присягу, генерал Кнорринг пригласил ничего не подозревавшее дворянство, духовенство и именитых горожан, приказал после оцепить дом кругом, а собравшимся предложил принять немедленно присягу на верность русскому государю. Всякий, осмеливавшийся заявить, что уничтожение царства противоречит существующему договору между Россией и Грузией, арестовывался. Присоединение Западной Грузии стало после этого лишь вопросом времени.

За полной инкорпорацией царства Карталино-Кахетинского последовало уничтожение грузинских государственных учреждений; уже 12 сентября 1801 г. было введено «верховное грузинское правительство» с 4 экспедициями, в которых грузины были оттеснены на задний план, и всюду главенствовали русские чиновники, не знавшие грузинского языка. Подбор чиновников был из рук вон плохой, в столь отдаленную страну приезжали по большей части люди, которым на родине было некуда деваться, которых в России уже не хотели держать на службе. Сразу же была поведена русификаторская политика: во всех учреждениях, даже судебных, был изгнан из употребления единственно известный населению грузинский язык; предписано было также во всех судебных делах, особенно уголовных, руководствоваться во всех инстанциях общими русскими законами, лишь по гражданским делам решения должны были выноситься по законам царя Вахтанга VI. В учебных заведениях, которые стало открывать русское правительство, было также введено преподавание на русском языке, и учителя были нередко столь грубы, что позволяли себе, по свидетельству официального документа, пользоваться в школах «пословицами и обидными выражениями для новоприобретенной земли». В восточной Грузии в эпоху присоединения к России существовали три партии, из которых одна стояла на почве договора Ираклия II с Екатериной II и признавала лишь протекторат России, другая шла на большие уступки и во внутренних делах требовала лишь туземного царского правительства, третья партия, немногочисленная по составу, не имела ничего и против утверждения в стране русского управления, так как членам ее казалось, что Россия обеспечит Грузии политическую безопасность и мир, которые дадут грузинам возможность пойти быстро по пути культурного прогресса. С первых же годов, когда полная инкорпорация, вопреки всем клятвенным уверениям, была осуществлена, обе первые партии стали во враждебное отношение к новому режиму, но своевременно были приняты меры, и всякое проявление протеста и противодействия насильственному захвату царства подавлялось самыми беспощадными мерами. Члены царской фамилии были арестованы и высланы из пределов Грузии. Однако, и руссофильская партия, видя, как бесцеремонно хозяйничают в их стране, как сразу были оттеснены от управления государством, были введены новые, чуждые им законы и политический режим, почувствовала себя обманутой. Неудивительно было, поэтому, если тогдашний главнокомандующий Грузии в 1803 г. должен был признаться, что он «нашел страшное колебание против Российского правления», а бывший грузинский посол князь Гарсеван Чавчавадзе сообщал русскому правительству, что даже у ярых прежде приверженцев водворения русского владычества в Грузии было теперь единственной мыслью «восстановить по прежнему царя и царство». Любопытно, что среди грузин долгое время существовало убеждение, что уничтожение грузинского царства лишь временная мера и что после водворения в стране порядка и внешней безопасности должна была последовать реставрация грузинского туземного царского правительства. В этой надежде составлялись на грузинском языке проекты основных законов и реорганизации государственного управления, деятельно и настойчиво обогащалась переводная грузинская литература по всем отраслям знания, особенно же касающимся технических наук, писались учебники и руководства на грузинском языке по всем предметам, очевидно, предполагавшиеся для употребления в школах. Но все это оказалось лишь неосновательной мечтой. Уже с первых же годов русского владычества население стало ощущать неслыханный дотоле политический гнет и экономическую эксплуатацию. Время от времени на этой почве возникали в Грузии восстания. Первое серьезное восстание произошло в 1804 г., когда горцы-грузины поднялись против русского правительства, заявив, что владычество русских довело их до крайности, что они отягчены поборами и требованиями натуральной повинности, и потому решили не пропускать больше ни одного русского в Грузию. После упорной борьбы и обещаний тогдашнего правителя Грузии князя Волконского, что все жалобы населения будут расследованы и требования удовлетворены, восстание было подавлено в 1805 г. Обещания не были выполнены, злоупотребления и незаконные поборы не только не были устранены, но еще более увеличивались; страна изнемогала особенно от т. н. подводной повинности. «Маленькая Грузия доставляла ежегодно, даже в мирное время, до 112 000 суточных подвод, запряженных волами, и до 100 000 вьючных лошадей с погонщиками», тогда как при Паскевиче выяснилось, что 8 000 арб было достаточно для нужд армии даже в военное время. В злоупотреблениях были замешаны даже такие лица, как главноначальствующий генерал Тормасов, который не исполнил Высочайшего указа 1808 г. об уничтожении в Грузии внутренних пошлин и по-прежнему допускал пошлины за провоз в города и вывоз из них съестных припасов и товаров. В тягостном положении находилось население и от русского суда, действовавшего по русским законам, на русском языке, который ему был не понятен. Грузинское дворянство в 1810 г. во всеподданейшем прошении просило «поставить с нашей воли выборных нами судей, кои бы, следуя законам царя Вахтанга, не продолжали год на год суда и решали по обычаю нашему на грузинском языке». Чашу терпения переполнила военная экзекуция со всеми ее бесчинствами и безобразиями для взыскания с населения, несмотря на неурожайный год, провианта для войска. На этой почве возникло восстание 1812 г., начавшееся в Кахетии и перебросившееся на Карталинию, которое с трудом было подавлено. Снаряженное следствие установило справедливость жалоб населения. В 1811 г. была уничтожена и автокефалия грузинской церкви; католикос, вызванный якобы по делам в Петербург, не мог уже более вернуться к родной пастве. Католикосат, вопреки воле грузинского духовенства, был заменен экзархатом с подчинением грузинской церкви и экзарха Синоду. На первое время экзархом был назначен угодливый и послушный из грузинских иерархов архиепископ Варлаам, но уже в 1817 г. он также был вызван в Петербург, а на его место назначили русского  архиепископа Феофилакта. Таким образом, была уничтожена самостоятельность грузинской церкви, автокефальное существование которой имело 1 400-летнюю историю; тогда же началась русификаторская политика и деятельность и в церковной и религиозной сфере. Энергичный протест грузинских иерархов против самовольного нарушения автокефального строя родной церкви имел последствием лишь ряд суровых репрессивных мер против протестантов. Первой мерой вновь назначенного экзарха Феофилакта, приехавшего в Грузию с русскими священниками, было столь существенное ограничение грузинского языка в богослужении, что в Тифлисском кафедральном соборе он допускался лишь в понедельник, среду и четверг, и то, если в эти дни не приходилось праздников. А чтобы население не могло реагировать на русификационную и разрушительную деятельность по отношению к родной церкви, генерал Тормасов предлагал чудовищную меру: церковных дворян с крестьянами переселить с веками насиженных родных мест на пустопорожние казенные земли. Столь решительная и бесцеремонная деятельность по отношению к грузинской церкви со стороны экзарха Феофилакта встретила убежденных противников в лице иерархов имеретинской епархии. На это русский архипастырь ответил грубой политической и полицейской мерой: было решено выслать в Россию гелатского и кутаисского митрополитов, причем были пущены в ход приклады и штыки, один из архипастырей, избитый и окровавленный, был связан и силой посажен на лошадь. Возмущенный народ поднял в 1819 г. восстание. Экзарх бежал в восточную Грузию. Искусно организованное и направляемое движение после 7 месяцев борьбы было подавлено благодаря тому, что один из взятых в плен повстанцев, умирая, выдал тайну и указал местопребывание штаба инсургентов, который был захвачен врасплох. Беспощадная расправа была ответом на это восстание: 10 человек было повещено, некоторые погибли под ударами штыков, многие же были высланы в Россию, а имения были конфискованы в казну. Вспыхивавшие время от времени восстания заставляли русскую власть несколько подтянуться, но ненадолго и всегда лишь наружно, так что, по словам графа Паскевича, «наружный вид благоустройства только прикрывал беспорядки и злоупотребления весьма важные, давно укоренившиеся». Полнейшая путаница в административных и судебных учреждениях, случайный и большей частью плохой подбор чиновников, для карьеры и материальных выгод приехавших из России, ничем не ограниченный произвол и корыстное нарушение законов даже со стороны высшего органа, «Исполнительной экспедиции», которая «без суда и следствия отбирала от частных лиц недвижимые имения и отдавала их другим», взыскание «двойных податей», наконец, распоряжение о приостановке впредь до пересмотра свыше 10 000 грузинских документов особой комиссией с точки зрения их подлинности (а это рассмотрение затянулось на 7 лет производства дел как тяжебных, так и доказывающих княжеское и дворянское достоинство, по всем присутственным местам, начиная от низших до Правительствующего сената, — создавали в Грузии тягостную атмосферу. Благодаря последнему распоряжению, жизнь страны была придавлена: лиц дворянского происхождения не принимали на службу, владельцы не могли ни продавать, ни закладывать своих имений. Гора родила мышь: 7-летняя работа экстраординарной правительственной комиссии смогла обнаружить во всей массе лишь 14 поддельных документов. Поэтому, неудивительно, если в грузинском обществе замечалось сильное недовольство. Настроение крестьянства было все же выжидательное, так как среди грузинского крестьянства было сильное движение с целью добиться освобождения от крепостной зависимости, и оно надеялось на помощь в этом деле со стороны русского чиновничества. Полное разочарование грузинского дворянства в национальных надеждах, питаемых на протекторат России, создало благоприятную для восстания атмосферу. Польское восстание еще больше воодушевило грузинскую молодежь, и среди избранного круга высшего грузинского общества стали готовиться к восстанию, которое должно было вспыхнуть в 1832 г. Измена со стороны одного из участников дала возможность правительству раскрыть заговор; все были арестованы, инициаторы были высланы на различные сроки из пределов родины. В этом заговоре принимали участие многие видные и талантливые впоследствии писатели и деятели Грузии. Крестьянское освободительное движение также потерпело полную неудачу. Вместо облегчения участи и положения крепостных последовало распоряжение, по которому правительство предоставило и грузинским помещикам право — подобно русским «отдавать крестьян своих в солдаты и ссылать их в Сибирь на поселение». В 1842 г. местной администрацией было предписано держать грузинских крестьян в безусловном повиновении помещикам.

После 30-х гг. правительство было занято вопросом реорганизации Грузии в административном и судебном отношениях, но ввиду того, что лиц, знавших местные условия и понимавших нужды местного населения, среди высших чинов не имелось, то все попытки оказывались неудачными. В 1840 году были, по проекту сенатора Гана, введены в Грузии все русские законы и учреждения полностью, причем все грузинское как в установлениях, так и в праве было изгнано. Неудивительно, что эта «реформа» ничего, кроме всеобщего неудовольствия, не вызвала. В различных местностях вспыхнул даже бунт. Курьезность реформы доходила до того, что публикацию о вызове из деревни ответчика должны были печатать в «Петербургских» и «Московских Ведомостях». Подобным реформам и политике угнетения и русификации был положен конец лишь с назначением в 1845 г. наместником Кавказа князя Воронцова. Оживление, которое замечалось в грузинском обществе со второй половины XVIII в., с момента присоединения к России, начинает затихать: естественный рост грузинской общественной жизни приостановился. Политический и национальный гнет, последствием которого было изгнание грузинского языка из всех государственных учреждений и учебных заведений, лишил грузинскую литературу и мысль здоровой атмосферы. Изгнание и высылка вырывали из грузинского общества наиболее талантливых людей. Общественная и литературная деятельность была ослаблена, наступил общий культурный застой. Воронцов признавал своей задачей способствовать культурному возрождению грузинского народа, оказывать и моральную и материальную поддержку грузинским  культурно-национальным учреждениям и деятелям, покровительствовал и грузинской издательской деятельности, в том числе и периодической прессе. Появились в печати сочинения грузинских писателей эпохи возрождения, вышел в 1852 г. и журнал «Цискари» (Заря). Редакция органа принадлежала почти исключительно к высшему слою грузинского общества, точно так же, как и читатели и подписчики. Под влиянием культурной политики князя Воронцова выработалось чувство доверия и лояльного отношения к высшей власти в крае. Грузинская интеллигенция окрылилась, появилась надежда на возможность беспрепятственного культурно-национального прогресса грузинского народа и под русской властью.

С другой стороны, к этому же времени относится и начало «дворянского оскудения» в Грузии; сближение с русским обществом, приемы у наместника приучили грузинское дворянство к непривычной ему до того роскоши, к балам и увеселениям, к безумной трате на туалеты, обстановку и приемы. Все это требовало больших денег, но их достать было легко путем заклада недвижимой собственности в только что основанном в Тифлисе «Приказе общественного призрения». Так как полученные ссуды тратились на непроизводительные нужды, то, естественно, создалась такая задолженность грузинских дворянских имений, которая должна была привести многих из владельцев к разорению. Наряду с тем прежняя патриархальность быта исчезала, общественная жизнь Грузии подверглась большому изменению, разложение старых устоев шло усиленным темпом. Дифференциация социальная нашла выражение и в грузинской прессе. На разногласиях по вопросам общественного характера происходит постепенно и литературная дифференциация: из редакции журнала принуждены уйти наиболее ярко высмеивавшие недостатки и непорядки современников. С момента, когда вопрос об отмене крепостного права в Грузии получил реальные основы, журнал «Цискари» принял окончательно консервативное направление, являясь выразителем интересов крупного дворянства. Раскол в грузинской интеллигенции был ускорен благодаря молодежи, учившейся в русских университетах, которая уже с конца 60 годов принимала участие в журнале. Идейное разногласие между молодым и старым поколениями было столь велико, что с возвращением из университетских городов на родину целой плеяды талантливых молодых писателей, во главе которых стояли два позднейших корифея грузинской литературы Илья Чавчавадзе и Акакий Церетели, разногласие приняло форму открытой борьбы. Совместное сотрудничество их в одном органе было невозможно, и с 1863 г. под редакторством Ильи Чавчавадзе начал выходить орган молодежи «Сакартвелос Моамбэ» (Вестник Грузии). По происхождению молодое поколение общественных деятелей и писателей принадлежало также к дворянству, но либерализм и отрицательное отношение к крепостничеству, независимые политические суждения, не мирившиеся с упрочившимся в старом поколении преклонением перед правительственной политикой и опекой, делали их  непримиримыми врагами. В новом органе появились великолепные художественные произведения из грузинской крепостной жизни, принадлежащие перу Ильи Чавчавадзе, в которых во всей наготе выставлялись все неприглядные стороны крепостничества. Служение народу было лозунгом нового журнала, борьба с чинопочитанием и с увлечением казенной службой, с слабым сознанием своих прав и гражданского долга составляли его задачу. Старое поколение ставило в упрек молодежи разрушение национальных устоев, религиозный индифферентизм и безверие, порчу грузинского литературного языка варваризмами. Вследствие тогдашних цензурных условий эта полемика между молодым и старым поколениями грузинской интеллигенции велась не на страницах журналов, а в рукописных статьях, циркулировавших в обществе; кстати, вся эта полемика шла в стихотворной форме. Молодое поколение в лице Ильи Чавчавадзе и А. Церетели обвиняло своих идейных противников в эгоистической и оппортунистической политике, преступном индифферентизме к национальным правам и интересам и рабском поведении перед правительственной властью. Либеральная реформа Александра II, особенно же уничтожение крепостного права — подняли дух и деятельность молодого поколения, не имевшего пока достаточных сил, чтобы личным влиянием дать желательное направление при осуществлении этой реформы в Грузии, но зато способствовавшего своим сотрудничеством проведению этого великого дела в жизнь. На подробностях крестьянской реформы в Грузии необходимо остановиться несколько внимательнее, ибо крестьянский вопрос до сих пор является узлом политической и социальной эволюции страны.

Обнародование манифеста об уничтожении крепостного права в Грузии замедлилось на несколько лет сравнительно с центральной Россией, так как ввиду местных особенностей было признано необходимым предварительно разработать вопрос в комиссиях: в Тифлисской губернии были образованы уездные дворянские комитеты, состоящие из выборных от дворянства под председательством местных уездных предводителей дворянства, в Тифлисе учрежден Закавказский Центральный Комитет, который должен был руководить действиями уездных дворянских комитетов, а по получении от последних проектов и условий, на которых, по мнению дворянства, могло бы состояться освобождение от крепостной зависимости, произвести сводку и заключение по имеющемуся материалу. Уездные комитеты дворянства должны были составить инвентари и описание имений по одному типу на грузинском языке. Работа комитетов затянулась с 1861 г. до 1863 г. Ни среди дворянства, ни среди русских должностных лиц не было людей, знакомых с крепостным правом в Грузии, а потому разрешение столь сложного и важного вопроса было им не по силам. Грузинское дворянство на съезде 1863 г. большинством 539 голосов против 15 высказалось за освобождение от крепостной зависимости, причем при освобождении крестьянин должен был бы получить лишь половину из движимого имущества, а все находившееся в его руках недвижимое должно было остаться в пользовании крестьян на 3 года; дальнейшие же отношения между помещиком и бывшим крепостным должны были основываться на добровольном соглашении. Меньшинство (15 лиц) дворянства признавало все движимое крепостных их неотъемлемой собственностью, а все недвижимое имущество (дома, хозяйственные постройки, виноградные и фруктовые сады) оставалось в вечном пользовании бывших крепостных с правом отчуждения его, кроме земли, которая считалась собственностью помещиков. Сверх того, это меньшинство считало необходимым предоставить крестьянам сервитутное право на помещичьи леса и выгоны. Закавказский центральный комитет, приступив с 9 декабря 1863 г. к усиленным занятиям над разработкой поступивших мнений и проектов, подготовил главные основания реформы, и уже 13 октября 1864 г. был подписан Высочайший указ об освобождении крестьян в Грузии. Крепостное право упразднялось, и крепостные получали все права свободных сельских обывателей, — они становились полными собственниками всего движимого и благоприобретенного имущества; земля, на которой жили и которой владели крепостные, была признана собственностью помещиков, но дворовая и усадебная со всеми хозяйственными обзаведениями, равным образом виноградные и фруктовые сады и насаждения оставлялись в постоянном пользовании крестьян за определенную в пользу помещика плату. Помещики обязаны были выделить часть своих пахотных и сенокосных земель в постоянное пользование крестьян. Размер отводимых земель определялся по добровольному соглашению сторон, но помещик не был обязан отвести в надел более 16-дневного паханья или 5 десятин поливной и 20-дневного паханья или 10 десятин неполивной земли; владелец мог оставить в своем пользовании не менее половины общего количества принадлежащих ему в селении земель. Плата за пользование пахотными, садовыми и сенокосными землями определялась по соглашению с помещиком, но не могла превышать ¼  дохода за виноградные сады («кулухи») и пахотные земли («гала») и 1/3  за сенокос. Крестьянам предоставлено право пользоваться помещичьими лесом и пастбищами, но лишь за определенные повинности. Для мелкопоместных помещиков, владевших не более 60 десятин паханья, были установлены более льготные условия. Крестьянин мог выкупить у помещика в полную собственность, предоставленную в его пользование, усадебную и полевую землю, причем правительство приходило на помощь крестьянину выдачей выкупной ссуды, выплата которой рассрочивалась на 49 лет. Но начало обязательного выкупа не было распространено на Грузии, и потому обязательные отношения к помещикам сохранились и до настоящего времени. 8 ноября 1864 г. был обнародован во всех городах восточной Грузии указ об освобождении крепостных. По камеральному описанию 1860 и 1861 г. помещичьих крестьян состояло: в тифлисском уезде — 3 334 дыма или 13 546 душ мужского пола, в горийском уезде — 6 457 дымов или 26 181 душ  мужского пола, в телавском  уезде — 2 174 дыма или 7 911 душ  мужского пола, в сигнахском уезде — 2 358 дымов или 8 978 душ  мужского пола, в тионетском округе — 373 дыма или 1 536 душ  мужского пола, в горском округе — 1 692 дымов или 7 249 душ  мужского пола, в городах 667 дымов или 1 996 душ  мужского пола, а всего в восточной Грузии — 17 055 дымов или 67 397 душ  мужского пола. В то же самое время по камеральному описанию число хизанов, пользовавшихся землями князей и дворян восточной Грузии, было 8 102 дыма или 29 743 душ  мужского пола. Одновременно с уничтожением крепостничества было введено сельское общественное самоуправление, в котором принимали участие все крестьяне без различия (государственные, церковные, временно-обязанные), живущие в одном и том же селении. Сельский сход, в котором могли принять участие все без различия вероисповедания совершеннолетние крестьяне-домохозяева, имеет право выбирать должностных лиц - сельского старшину, его помощника и судей, производить раскладку казенных и земских податей и повинностей, распоряжаться общественными земельными угодьями, назначать опекунов и попечителей и составлять приговоры об удалении из своей среды вредных и порочных членов. На сельском сходе должны присутствовать старшина и не менее ½  домохозяев. В Тифлисской губернии сельских обществ всего было открыто 387. В качестве компенсации за потерю доходов от разного рода повинностей все помещики Тифлисской губернии, владевшие крепостными, получали вознаграждение по 25 руб. по числу душ  мужского пола согласно последнему камеральному описанию. Всего было выдано помещикам за 66 174 душ  мужского пола освобожденных крепостных 1 654 350 рублей. 8 ноября 1865 г. было обнародовано об уничтожении крепостничества и в западной Грузии, Имеретии и Гурии, причем реформа была выполнена на тех же основаниях, как и в восточной Грузии: на каждый дым крепостного 4 ½  десятин или 12 кцев (кцева = 900 кв. саженей), выкупная цена за кцеву была назначена 30 руб., а за весь надел 350 руб.; до выкупа надела помещики могли получать или 1/3 только с урожая вина или ¼  как с урожая вина, так и с посевов; крестьяне сохраняли право пользования выгонами и пастбищами помещиков. Владельцы 60 кцев или 22 ½  десятин признавались мелкопоместными. В Имеретии и Гурии было большое количество, именно около 1 000 семейных дворян, находившихся в крепостной зависимости от князей; за последними было признано право участия в имениях подвластных дворян (азнауров), смотря по основанию крепостной зависимости, в ½, ¹/₃ и ¼  части. Вопрос о дележе доходов с наделов таких временно-обязанных дворян между князьями и азнаурами был очень сложен. Равным образом подлежал выяснению вопрос о благоприобретенных землях многих помещичьих крестьян, которые составляли приблизительно 1/3 всего количества земли, находившейся в руках крепостных. Во время отмены крепостного права в Имеретии и Гурии (уезды: кутаисский, шаропанский, рачинский и озургетский) было освобождено помещичьих крестьян 24 136 дымов или 96 732 душ  мужского пола, государственных и церковных крестьян — 14 311 дымов или 56 421 душ  мужского пола, вместе крестьян обеих категорий – 38 447 дымов или 153 153 душ  мужского пола. Все помещичьи крепостные принадлежали 7 896  владельцам, из них половина, а именно 3 776 помещиков владели менее 21 душами, владевших 21—100 душ было 831, от 101—500 душ, имело лишь 167 помещиков, от 501—1 000 душ владело 7 княжеских семей и более 1 000 душ имелось только у 4. Помещики Имеретии и Гурии в числе 4 785, так же как их собратья в Восточной Грузии, получили денежное вознаграждение за 26 732 души, всего в размере 2 833 815 руб. В 1867 году 19 февраля была обнародована отмена крепостного права и в Мингрелии; реформа была осуществлена на тех же  основаниях, на каких она выполнена в Имеретии и Гурии. К этому времени в Мингрелии имелось крепостных 22 970 дымов или 93 263 душ  мужского пола, из них 19 638 дымов или 80 284 душ  мужского пола принадлежало помещикам, а церковь владела 3 332 дымами или 12 979 душ  мужского пола. В то же время 2 760 помещичьих семейств имели 3 764 отдельных владений. Самым крупным помещиком являлся, конечно, владетельный князь, которому принадлежало 2 823 дыма или 12 385 душ  мужского пола. Больше половины из общего числа помещиков составляли мелкопоместные, владельцы менее 21 душ  мужского пола. Помещикам в Мингрелии также выдано денежное вознаграждение на тех же основаниях, как и в остальной Грузии.

В первые десять лет со дня реформы правом выкупа воспользовались лишь 1220 крестьян и то только в тифлисской губернии. Между тем, среди крестьянства было сильное стремление выкупить земли без правительственной субсидии. Причиной этого, между прочим, являлись маловыгодные условия выкупа при содействии правительства: в то время как в России выкупная сумма определялась капитализацией из 6% положенного по уставной грамоте оброка, и размер правительственной денежной помощи равнялся 80% выкупной суммы, так что русский крестьянин уплачивал из своего кармана лишь 20%, — в Грузии, тифлисской и кутаиской губернии, выкупная сумма определялась взаимным соглашением сторон, и размер правительственной ссуды никогда не превышал 30%, так что грузинскому крестьянину приходилось уплачивать 70% более высоких выкупных платежей. Ясно, что всякий, кто мог собрать 70% стоимости надела, мог раздобыть и остальную часть, и правительственная помощь давала ничтожную выгоду. Другой причиной неуспеха выкупа при помощи правительства являлось то обстоятельство, что правительственная ссуда не выдавалась при выкупе самых ценных для крестьянина и культурных участков, садов виноградных и фруктовых, там, где ввиду высокой стоимости и доходности угодья наиболее важна была бы денежная помощь. Не говоря о том, что при уничтожении в Грузии крепостного права целые категории крепостных собственников были уравнены огулом с безземельными, а их земли признаны собственностью помещиков, самым больным местом отмены крепостного права в Грузии был вопрос о собственных благоприобретенных землях крепостных, которые имели документальные данные о правах на владение. При освобождении крестьян временно-обязанным было предоставлено доказать документально, что оспариваемые участки ими действительно куплены. Ввиду этого при составлении уставных грамот в одной кутаисской губернии крестьянами было представлено мировым посредникам 63 668 документов. Но, видя такую массу документов, в которых наличному количеству мировых посредников в течение 2 лет было не под силу разобраться, правительство распорядилось вернуть обратно крестьянам представленные документы и отложить разбор их до окончательного утверждения уставных грамот; одновременно обязали всех помещиков вернуть взысканные с временно-обязанных по грамотам повинности в случае, если впоследствии за крестьянами было бы признано на основании предъявленного документа право собственности. Это произвольное распоряжение создавало крайне сложное и неопределенное положение. Бесконечная волокита и путаница заставили обе стороны предпочесть взаимное соглашение судебному разбирательству, от чего пострадало, главным образом, крестьянство. Поэтому, в одной только кутаисской губернии к 1876 году до 8 000 дымов временно-обязанных выкупили у своих помещиков до 10 000  кцев земли, уплатив при этом до 1 ½  миллиона руб.; таким путем были прекращены споры по 30 000 документам. Вообще, с момента отмены крепостного права грузинское крестьянство принуждено было действовать в деле ликвидации крепостных отношений самостоятельно, правительственная помощь фактически отсутствовала. В таком положении крестьянство, особенно Западной Грузии, проявило интенсивную деятельность, и с 1864 г. по 1910 г. крестьяне тифлисской и кутаисской губернии выкупили свыше 144 000 десятин, заплатив за них из собственного кармана 7 200 000 руб.; наибольшее стремление освободиться от временно-обязанных отношений проявило крестьянство кутаисской губернии, так что на тифлисскую губернию из указанной общей суммы выкупленной земли приходится лишь 16 108 десятин 539 кв. саженей, то есть около 1/3 общего количества (52 483 десятин) имеющейся в тифлисской губернии надельной земли. Совершенно безучастное отношение со стороны правительства к судьбам временно-обязанных крестьян доходило до того, что за последние 35 лет оно не удосужилось издать «ни одного законоположения, которое изменило бы к лучшему крестьянский быт».

Пока крестьянство пыталось, задыхаясь в тесных рамках закона, разорвать крепостные путы, в стране оживлялась культурная жизнь. С 1866 г. появляется газета «Дроеба», просуществовавшая до 1876 г., в которой сотрудничали все молодые прогрессивные силы грузинской интеллигенции; орган служил проводником господствовавших тогда в Западной Европе, а особенно в России, философских и социальных концепций,   рационализма, утилитаризма, увлечений биологией, а также вопросом об общинном землевладении, об артелях, ассоциациях и товариществах; служение грузинского народу являлось ее идеалом. В эту эпоху заметно особенное оживление издательской деятельности: в 1868 г. начинает выходить. «Сасопло газети» (Сельская газета), с 1869 г. появляется журнал «Мнатоби» (Светило), а с 1871 г.  и «Кребули», вначале в виде альманаха, с 1873 г. принявший облик журнала; в 1877 г. начала издаваться «Ивериа»; тогда же начали издавать народные книжки на грузинском языке, буквари и руководства для детей. Господствовавшая в эту эпоху в России утилитарная точка зрения на поэзию не нашла, несмотря на духовную связь молодой грузинской интеллигенции с передовыми русскими публицистами, отклика, и самодовлеющее значение поэзии в грузинской литературе было общепризнанным мнением.

Политическая программа грузинской интеллигенции 60-х годов не отличалась стройностью; выступив в начале своей деятельности против старого поколения, она осуждала то чрезмерно доверчивое отношение к правительству, которое создалось в старом поколении, благодаря культурным мероприятиям и политике Воронцова. Но позднее и сами 60-ники поддались и подчинились этой иллюзии, постепенно и они стали обольщаться надеждой, будто политика национального угнетения и гонения, которую вновь стали проводить в Грузии главноначальствующие, является не проведением предначертаний центрального правительства, а лишь личной политикой главноначальствующих; они также думали, будто стоит осведомить высшую власть в государстве об истинном положении дел в Грузии, как последует немедленное распоряжение о перемене курса. Жизнь жестоко разбила эту иллюзию по всем вопросам, особенно же тягостно отразилось на лояльном миросозерцании грузинской интеллигенции жестокое, планомерное гонение на грузинский язык; только слепые могли не видеть, что национальный гнет главноначальствующих и попечителей Кавказского учебного округа был отражением общей правительственной системы. Тяжелый политический режим, воцарившийся со второй половины 70-х годов в государстве, создал еще более мрачную и безнадежную атмосферу в Грузии. К политическому гнету присоединялось национальное гонение, всякая самодеятельность была придавлена, во всем старались усмотреть признаки сепаратизма, а глава учебного округа в  официальном отчете ставил себе в исключительную заслугу, что ему удалось изгнать из народных школ родной язык населения. В эту тягостную эпоху выступает новое поколение грузинской интеллигенции, происходившее уже не из высшего, как прежде, дворянского сословия, а из демократических слоев грузинского народа, из духовного сословия, горожан и мелкопоместного дворянства. В 1881 г. эти молодые силы группируются в одном органе «Имэди» (Надежда). Своим направлением этот орган стал в оппозицию к старшему поколению, к грузинским либералам 60-х годов, обвиняя его в том, что оно занималось отвлеченными вопросами европейской науки и жизни и не замечало бедственного положения родного народа, которому необходимо было прийти на помощь, что оно было оторвано от народной почвы и не обращало должного внимания на земельный вопрос и трудовой народ. Вместе с тем грузинские народники и демократы, в лице Г. Майашвили, ставили деятелям 60-х годов в вину отсутствие правильно выработанной общей политической программы, увлечение мелкими вопросами и игнорирование важных. Майашвили и его сторонники находили, что необходимо, прежде всего, изучить народ, его жизнь, интересы и идеалы, просветить его, вовлечь его в общую с интеллигенцией атмосферу и выработать совместную, общую программу деятельности. Благодаря этому течению мы наблюдаем большое оживление в грузинской литературе этой эпохи; были описаны и изучены народные верования, обычаи, уклад жизни, экономическая и правовая структура, записано много образцов народной словесности. Одновременно с плодотворным собиранием богатого материала шло и изучение, и выяснение общих вопросов о народных стремлениях и идеалах, главным же образом, проблем социального и экономического характера. Однако, деятельность народнического поколения грузинской интеллигенции была плодотворна лишь в отношении изучения народной жизни и психики, но проникнуть в народную среду, сроднить ее с собой, создать прочную духовную связь и увлечь за собой — ему не удалось. То, в чем упрекали грузинские народники своих предшественников, — теоретичность и абстрактный характер деятельности — было присуще в значительной мере и им самим: конкретная практическая деятельность среди народа, которая могла способствовать экономическому и духовному укреплению родного крестьянства, была очень слаба и незначительна. Поднять народную массу и увлечь ее за собой удалось народившейся в Грузии с 1893 г. социал-демократической рабочей партии, которая имела органом «Квали» (Борозда) и представляла из себя лишь местную организацию российской социал-демократической партии; она пошла прежде в рабочую среду, а позднее и в деревни, к крестьянскому населению, и принялась за пропаганду и организационную работу и борьбу соединенными усилиями самого трудового класса за улучшение своего правового и экономического положения. Тяжелые аграрные условия, которые имелись в Грузии, создали благоприятную почву среди грузинского крестьянства для восприятия проповеди о необходимости соединенными, общими усилиями добиваться улучшения арендных и временно-обязательных отношений; социал-демократическая рабочая партия в Грузии силой вещей обратилась в партию, которой приходилось направлять свою деятельность не столько на фабричных рабочих, число которых в то время было еще не велико, сколько на крестьян, мелких земледельцев. По отношению к своим предшественникам, грузинской интеллигенции 60—80-х гг., грузинские социал-демократы заняли враждебную позицию, обвиняя их в полном игнорировании народных интересов. Долгое время они относились совершенно враждебно и к национальному вопросу, а национализм был объявлен одним из признаков лишь буржуазного направления. Между социал-демократами и интеллигенцией 60—80-х гг. возгорелась горячая полемика и борьба по вопросам о степени распространения в Грузии капиталистического строя и пролетаризации населения, наличность которой в Грузии последней почти совершенно отрицалась, а также относительно основной концепции социал-демократов, исторического материализма, и национальной проблемы. С начала настоящего столетия выступает в Грузии новая политическая партия, которая конституировалась окончательно в 1904 г. в партию грузинских социалистов-федералистов и которая впервые выдвинула вопрос о национально-политических правах грузинского народа, причем в противовес социал-демократам, которые придерживались централистических тенденций, социалисты-федералисты стояли на принципе децентрализации, автономии и федерализма; они указывали вместе с тем, что Грузия имеет право на автономию и по договору и трактату, заключенному между Ираклием II и Екатериной II. Позднее принцип автономии был включен и в программу грузинских национал-демократов. Между партиями социал-демократов и социалистов-федералистов шла вначале ожесточенная борьба как в прессе, так и в жизни и в практической деятельности. Постепенно автономия Грузии начинает находить сторонников и в социал-демократической среде; с 1908 г. уже появляются грузинские социал-демократические автономисты, и национальная проблема начинает привлекать самое серьезное внимание грузинских социал-демократов. Могучее политическое и социальное движение, которое развернулось в Грузии в 1904—1906 гг., всколыхнуло все население, особенно же крестьянское. Аграрное движение, вспыхивавшее в различных местностях еще с 90-х гг. ХІХ ст., охватило в 1904—05 гг. всю Грузию. Возникнув на чисто экономической почве с единственной целью добиться от землевладельцев улучшения арендных условий, это движение правительством было признано политическим и повлекло за собой репрессивные меры со стороны местных властей. Благодаря этому крестьянство получило наглядное подтверждение того, как тесно связана в России возможность экономического улучшения быта крестьянского населения с общим политическим режимом, и потому движение постепенно начало принимать политическую окраску. Разразившаяся к этому времени по всей России революция окончательно придала движению в Грузии резкую политическую тенденцию, но экономические требования не только не были временно отложены, но вместо вопроса о размерах земельной аренды были выдвинуты под влиянием партийной пропаганды вопросы о социализации земельной собственности. Но ввиду того, что, за исключением части сигнахского уезда Кизикии, в Грузии общинное землевладение не существовало и по складу характера грузинский крестьянин — индивидуалист-собственник, то массой теоретическая пропаганда социализации понималась в смысле справедливого перераспределения земельной собственности или передачи земли от землевладельцев, не занимавшихся личным сельскохозяйственным трудом, в руки земледельцев. В 1905 г., когда в Грузии уже не функционировали правительственные учреждения, и везде были свои выборные должностные лица, в некоторых местностях была произведена попытка осуществления земельной реформы, в других же шла подготовительная работа для земельного передела. Желание разрешить одновременно и сложную социально-экономическую проблему и изменить государственный строй раскололо население России и лишило движение единодушия; это же явление наблюдалось и в Грузии. Подавление революции во внутренней России положило постепенно конец и движению в Грузии. Обещанные высшей властью в момент движения реформы на Кавказе: земство, суд присяжных, свобода преподавания на родном языке, автокефалия грузинской церкви, раздача для поселения безземельным туземным крестьянам казенных свободных земель на Кавказе и мн. др. — по мере успокоения края начали исчезать со сцены. Последовавшее вслед за движением военное положение с карательными экспедициями и наложением денежных штрафов на население из-за разбойников, которых сама же администрация с летучими отрядами стражников не смогла переловить, экономически разорило крестьянство. С другой стороны, экономическим последствием аграрного движения была небывалая по интенсивности за XIX в. мобилизация земельной собственности: отягченные долгами и перепуганные сплоченной борьбой крестьянства против помещиков дворяне за бесценок стали продавать родовые имения; в последние годы этот процесс, имевший панический характер, стал стихать. Все же картина землевладения в Грузии начала сильно меняться. Благодаря воинствующей националистической политике русского правительства и возродившейся правительственной колонизационной деятельности, которая занята лишь водворением русских из центральных губернии на свободных землях Кавказа, эта мобилизация земельной собственности была далеко не всегда использована грузинским туземным населением. Поэтому, малоземелье и аграрный вопрос по-прежнему не только не стоят на пути разрешения, но теперь еще более запутаны. Едва ли будет очень способствовать улучшению дела и новый аграрный закон для Грузии, принятый третьей Думой.

Так как аграрное движение наиболее сильно охватило те районы, в которых имелись временно обязанные крестьяне, то кавказская высшая администрация принуждена была заняться тяжелым экономическим положением грузинского крестьянства и предпринять шаги к окончательной ликвидации остатков крепостного права. В местной, особенно грузинской, прессе обсуждался вопрос о переходе надельных земель в собственность крестьян, и преобладало мнение, что переход по справедливости должен состояться без выкупа, так как грузинское крестьянство в продолжение почти 50 лет платило помещикам земельные повинности (за пахотные земли и сады) в столь увеличенном сравнительно с эпохой крепостного права размере, что владельцы получили сумму значительно выше стоимости наделов; при решении правительства о вознаграждении помещиков за отчуждение считалось обязательным возложение вознаграждения помещиков всецело на казну. На этой последней точке зрения стояла вначале и высшая власть на Кавказе, но затем это было признано недопустимым, так как-де «могло бы создать весьма опасный прецедент, особенно неудобный в настоящее время, ввиду усиленной пропаганды идеи принудительного в пользу крестьян отчуждения частновладельческих земель». В 1908 г. 15 декабря в Государственную Думу было внесено законодательное предположение 34 членов Государственной Думы «О ликвидации обязательных отношений крестьян Закавказского края к помещикам», в котором предлагалось «зависимые» и «временно-обязанные» отношения на Кавказе прекратить «немедленно и навсегда и без всяких новых жертв в пользу землевладельцев», а находящиеся в пользовании «зависимых» и «временно-обязанных» крестьян  «наделы (усадьбы, сады, полевые угодья и пр.) в границах, указанных в уставных грамотах, предоставляются в их собственность»; право же «на пользование сервитутами, — пастбищными, лесными, водными и т. п. — впредь до законодательного урегулирования этого вопроса предоставляется перечисленным разрядам крестьян на тех же основаниях, как это установлено в северо-западных губерниях России». В своем заключении по упомянутому законодательному предположению 34 членов Государственной Думы наместник высказался отрицательно; в 1910 г. 3-я земельная подкомиссия Государственной Думы, также «отвергнув безвозмездное освобождение крестьян от обязательных для них повинностей в пользу помещиков», постановила, что в основу отмены «должно быть положено начало выкупа». На этих именно основаниях построены внесенные в 1911 г. в Государственную Думу наместником на Кавказе «Правила об обязательном выкупе временно-обязанными крестьянами и водворенными в населенных имениях частных лиц государственными поселянами их наделов в собственность в губернии Тифлисской, Кутаисской, Эриванской» и др. Выкупу подлежат надельные земли в границах, указанных в уставных грамотах; выкупная сумма устанавливается путем капитализации денежного оброка из 6 процентов; для случаев, когда вместо денежного оброка имеются натуральные повинности, выкупная сумма устанавливается на основании «особого расписания выкупных цен за десятину каждого рода угодий». Сроки погашения правительственной ссуды в 28 лет при 6% годовых, в 41 г. — при 5% годовых и в 56 лет — при 4 ½% годовых. Помещики получают выкупную сумму наличными деньгами. Общим счетом в Тифлисской губернии подлежит выкупу 98 500 десятин на сумму приблизительно 4 917 864 руб., а в Кутаисской губернии 57 244 десятин на сумму 2 444 146, итого в обеих губерниях 155 744 десятин на сумму 7 362 010 руб. Ахиллесовой пятой проектируемой ликвидации остатков крепостного права является оставление весьма важных пастбищного и лесного сервитутов до поры до времени в прежнем положении, тогда как удобнее всего ликвидировать или, вернее, компенсировать это сервитутное право крестьян в момент, когда помещики будут получать выкупную сумму за надельные земли и угодья. Ввиду того, что большинство, если не все дворянские имения, бывшие в момент отмены крепостного права нераздельной родовой собственностью, ныне поделены, и нередко ближайшие к деревне и доступные для поселян пастбищные и лесные участки принадлежат теперь уже помещикам, которые либо вовсе не имели и не имеют временно обязанных, либо располагающих лишь небольшой частью проживающих в данной деревне или селе временно обязанных, то для успешности и пользы компенсации сервитутного права придется выкупать пастбищные и лесные участки ближайшие к поселению и, вероятно, в общем куске для всех временно-обязанных данного селения, а потому нужно будет отчуждать участки одного владельца, между тем как владельцы, у которых значительное или даже преобладающее количество временно-обязанных, останутся, как обладатели отдаленных участков, в стороне. В таком случае возникнет, естественно, вопрос о вознаграждении ближайшего владельца за отчуждаемые участки за счет других владельцев последней категории, а это гораздо легче и проще сделать при уплате помещикам казной общих выкупных платежей; после же это важное дело осложнится и запутается до крайней степени. Государственная Дума приняла без всяких изменений внесенные наместником «Правила об обязательном выкупе», так же, вероятно, пройдут они и в Государственном Совете.

Из всего изложенного нетрудно видеть, какую мало отрадную картину представляет современная Грузия. В данное время с особенной силой чувствуется в Грузии и национальный гнет. При таком положении вещей, когда помощи ждать неоткуда (кстати, в Государственной Думе по избирательному закону 3 июня от грузин вместо прежних 10 заседает лишь 3 депутата), — вполне естественно, что вся энергия направляется на внутреннюю организационную и созидательную деятельность: укрепление самосознания и экономического благосостояния народа путем распространения грамотности и рациональных сведений по сельскому хозяйству и ремеслам, учреждения кооперативных обществ и товариществ и мелкого кредита и т. п. Внимательный наблюдатель, конечно, заметит бодрую работу в этом направлении.

Литература: Ж. Броссе, «История Грузии», грузинский перевод Гогосберидзе; Д. Бакрадзе, «История Грузии» (на грузинском); обе устарели; И. А. Джавахишвили, «История грузинского народа», т. I. (по-грузински); И. А. Джавахишвили, «Экономическая история Грузии» (по-грузински); Издания документов у Ф. Жордания, «Хроники» и др., т. I и II, «Исторические документы шиомгвимского монастыря» (оба по-грузински); Е. Такайшвили, «Древности Грузии», I, II и IIІ т. (по-грузински); Акты Кавказской Археографической комиссии; В. И. Иваненко, «Гражданское управление Закавказьем» (1901); С. Эсадзе, «Историческая записка об управлении Кавказом», т. I и II; И. Джавахов, «Политическое и социальное движение в Грузии в ХІХ в.»; И. Г. Мокиевский-Зубок, «Кавказ и кавказские наместники» («Вестник Европы», 1906 г. февраль); А. Кипшидзе, «Мтиулетия в 1804 г.» (по-грузински); А. Кипшидзе, «Восстание в Кахетии в 1812 г.» (по-грузински); Ар. Джорджадзе, «Материалы для истории грузинской интеллигенции», «Избранные сочинения», т. I—IV (на грузинском языке) и «Сахалхо газэти» 1911 г. и др.; Кн. И. Б. Туманов. «Материалы по вопросу о крестьянской реформе в Тифлисской губернии», «Сборник материалов для описания Тифлисской губернии», 1871 г.,т. I, вып. I и II, т. II; С. Авалиани, «Крестьянская реформа в Закавказье» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1910 г. декабрь; ничего нового и уступает по полноте сведений труду кн. Туманова); С. Эсадзе, «Историческая записка об управлении Кавказом», т. I и II; Законодательное предположение 34 членов Государственной Думы «О ликвидации обязательных отношений крестьян Закавказского края к помещикам»; «Заключение» наместника на указанное «Законодательное предположение» и внесенные в Государственную Думу наместником «Правила об обязательном выкупе временно-обязанными крестьянами и водворенными в населенных имениях частных лиц государственными поселянами их наделов в собственность в губернии Тифлисской, Кутаисской» etc.

И. Джавахов.

Грузинское право. Древнейшим памятником грузинского права пока может считаться отрывок законов, изданных законодательным собранием по приказанию Баграта Куропалата, нужно думать, Бaгpaтa I (вторая половина IX в.). Этот отрывок уцелел в «Законах атабеков Беки и Агбуги», как составная часть, и начинается с § 99—104 и, вероятно, от § 161—169 по тексту, напечатанному профессором Д. Чубиновым в Грузинской хрестоматии 1863 г., т. I, 226—232. Отрывок содержит общее введение с указанием об инициаторе и авторах законов, положение о назначении судей, об их обязанностях, и дальше следуют определения наказаний за различные преступления. Характерно, что на всех этих наказаниях лежит церковный отпечаток, и духовенству даны большие преимущества. Несомненно, сборники законов были изданы и при царе Баграте III, Давиде Строителе, Георгии III и Тамаре; намеки на это имеются в различных памятниках, но они пока не обнаружены. Но кроме уложения, касавшегося уголовного и гражданского прав, в XII в. в Грузии уже имелись сборники придворного церемониала и инструкций по государственному управлению. В первой половине XIV в. царь Георгий V Блистательный, после предварительного ознакомления на месте и обсуждения с представителями населения и должностных лиц, составил для горцев-грузин араговского ущелья специальное уложение «Дзеглис дадеба», которое содержит в себе нормы лишь административного, уголовного и гражданского прав. Грузинский текст «Дзеглис дадеба» еще не издан, весьма неудовлетворительный русский перевод напечатан в книге Френкеля «Сборник законов грузинского царя Вахтанга» русский перевод, изд. Френкеля. Во второй половине того же столетия были изданы атабеком Бекой, полунезависимым правителем области Самцхэ и протомандатором при грузинском царском дворе, законы для управляемой им провинции, носящие его имя и касающиеся преимущественно уголовного права: убийства, поранения, грабежа, насилия и т. п. «Законы атабека Беки» сохранились в «Законах атабека Агбуги», которым они предпосланы, составляя §§ 1—65. С § 66 начинается уложение амирспасалара атабека Агбуги (1444—1451) с коротеньким введением, в котором указывается на причины возникновения этого законодательного памятника и на способ его составления. Уложение Агбуги содержит, видимо, 32 параграфа (§§ 66— 98 включительно), касающихся наказаний за убийство, грабеж и разбой и регулирующих крепостные взаимоотношения, вопросы об условиях найма прислуги и рабочих, условия кредита и дозволенный размер процентов и т. д. Грузинский текст «Законов атабека Беки и Агбуги» напечатан Д. Чубиновым в хрестоматии 1863 г., ч. I, 208—226 по поздней рукописи, издание некритическое. Неудовлетворительный русский перевод этих законов в книге Френкеля. В начале XVIII в. царь Вахтанг VI приступил к собиранию всех известных ему памятников грузинского права. Одновременно на заседаниях представителей высшего духовенства и администрации, членов государственного совета и «умных» людей он составил законы, именуемые «Уложением царя Вахтанга VI». Оно имеет обширное введение и делится сообразно с содержанием на несколько частей. Весь памятник касается только уголовного и гражданского прав. Грузинский текст законов Вахтанга по поздней рукописи некритически напечатан Д. Чубиновым в первом издании хрестоматии, плохой русский перевод дан у Френкеля. Кроме того, собрав законы Георгия V Блистательного, Беки и Агбуги «Католикосские» и свои в одну книгу, царь Вахтанг присоединил к ним «законы Моисея» и «законы армянские»; последние — представляющие перевод из судебника Мхитара Гоша. К этому сборнику законов был приложен сравнительный указатель к статьям законов всех уложений по содержанию. Вахтангу VI же пришла блестящая мысль составить сборник распоряжений и инструкций по государственному правлению, которому он дал название «Дастурламали»; этот памятник грузинского государственного права составлен между 1704—1711 годами и должен быть признан драгоценнейшим и неисчерпаемым оригинальным произведением, заключающим в себе массу сведений о правах и обязанностях должностных лиц, положение о делении страны на административные, судебные и податные округа, о нормах и единицах обложения, о государственных повинностях, о народных переписях, количестве населения и т. д. «Дастурламали», этот совершенно исключительный по важности для науки и интересный по содержательности памятник, превосходно издан со словарем специальных терминов П. Умикашвили в 1886 г. в Тифлисе. Вахтанг VI в своем неутомимом реформаторском рвении, однако, не остановился на этом и решил составить специальную «книгу права хэвиставского»; так как «хэвистави» — старейшина ущелья в Грузии, исполнял обязанности сельского полицейского чина, важные для правосудия и нормального течения государственной жизни, то он считал необходимым точно регулировать его деятельность. Пока, однако, не установлено, удалось ли талантливому царю осуществить свою мечту. Ираклий II издал в 1765 г. закон об освобождении от крепостной зависимости крестьян, возвратившихся из иноземного плена, в 1774 г. — положение о всеобщей воинской повинности. Грузинский текст этого положения был несколько раз напечатан, последнее и лучшее издание в I т. «Древностей Грузии», стр. 187—198. В 1782 г. царевич Вахтанг Ираклиевич, дополнив, вновь подтвердил прежние установления о судопроизводстве и законах для арагвского эриставства, грузинский текст которых напечатан в I т. «Древней Грузии», стр. 203—208.

Наконец, нужно указать на Законы, которые были приняты при грузинских царях, но записаны 1810—1815 г. при русском правительстве; грузинский оригинал этих записей пока не найден, русский перевод помещен в книге Френкеля.

Литература: Л. Урбнели, «Дзеглис дадеба царя Георгия V Блистательного» (по-грузински); «Атабеки Бека и Агбуга и их судебник» (по-грузински); «Законы католикосские» (грузинский журнал «Моамбэ»); И. Джавахишвили, «История грузинского права», т. I (по-грузински).

И. Джавахов.

Грузинский язык вместе с мингрельским (тубал.), чанским (каин.), сванским и абхазским представляет из себя особую лингвистическую группу, которая характеризуется употреблением, кроме суффиксального, преимущественно и особенно префиксального образования. К этой же языковой группе относятся и доарийские армянский и вайский, а также новоэламский, язык ванских клинообразных надписей и, может быть, даже хетитский. Эту группу условно принято называть яфетической. Яфетические языки, представляя из себя самостоятельную лингвистическую группу, находятся в родстве с семитической группой языков. Эти мысли высказаны и обоснованы профессором Н. Я. Марром, которому принадлежит честь основания яфетического языкознания и дальнейшая научная разработка этой дисциплины. Существование уже в древности двух-трех больших политических единиц, объединявших различные грузинские племена, заставляет предполагать о том, что уже тогда должно было иметься, если не несколько, то, по крайней мере, один общий литературный язык, но на какой основе возник и как он развивался, пока не может быть выяснено. В более позднее время, в христианскую эпоху, таким общим литературным языком был и является до наших дней грузинский. Есть все основания предполагать, что таковая роль имелась у него и в дохристианскую эпоху. Возникнув на картской основе, он выработался совместно с культурной и политической жизнью и творчеством всех грузинских племен, восприняв многое, как в лексическом составе, так и в грамматических категориях и из мингрельского, и из чанского, и из сванского, и из абхазского. Таким путем создался до известной степени искусственный общий литературный язык — грузинский, в котором окончательно растворились картский (кашд.) и месхский (мосох.). Со своей стороны и этот литературный грузинский язык, естественно, должен был влиять и действительно влиял на мингрельский, чанский, сванский, и абхазский. Письменность, известная пока лишь с V в. по Рождеству Христову, дает возможность изучить исторически грузинский язык; мингрельский, чанский, сванский, и абхазский, как лишенные письменности, доступны лишь для современного наблюдения и анализа. Кроме того, по богатству форм, по сохранности архаических черт, грузинский, вероятно, благодаря письменности, стоит выше всех остальных; поэтому, он является базисом для лингвистических исследований в области яфетического языкознания. При наличности массы общих явлений имеются и присущие исключительно или преимущественно одному из них, и эти-то характерные особенности важны как отличительные признаки. Такие характерные черты картского, мингрельского, чанского, сванского и абхазского проявляются как в фонетике, так и в морфологии; при этом сванский и абхазский подверглись смешению, первый менее, второй же особенно сильно, так как в этом случае смешение произошло с языком чуждой структуры, что и способствовало усиленной утрате многих типических свойств и образованию новых языковых явлений. Далее, обособленности чанского от мингрельского немало также способствовало влияние на первый турецкого языка, равным образом чуждой структуры. В склонении характерное отличие каждого из них заключается: во-первых, в особом согласном элементе падежных окончаний: в картском «с», в тубалкаинском (мингрельско-чанском) «ш», в сванском было «н», ныне уже утраченное, современный абхазский также утратил свои древние окончания, и этот дефект восполняет частью синтаксическим путем, частью заимствованиями из картского и других родственных языков; во-вторых, в особом показателе множественности; в картском «н» и «т», в мингрельско-чанском – «п», в сванском – «р», в абхазском имеется целый ряд показателей простых, двойных и тройных, комбинированных из вышеуказанных элементов. Структура глагола в грузинском, картском, мингрельском, чанском и сванском одинакова, причем последний вместе с грузинским сохранил наиболее архаические черты; чанский и в глаголе ближе всего к мингрельскому, от которого отклоняется лишь в образовании будущего и аориста; в чанском только одно спряжение и два класса. Абхазское спряжение той же структуры, но лишь в третичной форме, спряжение с наращенным вспомогательным глаголом, причем суффиксами для образования времен в абхазском служат те же элементы, что и в грузинском и других яфетических языках. В словообразовании является характерным префикс: в картском «са» (из «ha»), в тубалкаинском (мингрельско-чанском) «шо», в сванском «ла» (из «на»), а в абхазском «а»; однако, в абхазском этот префикс получил более широкое применение, и им снабжено каждое абхазское имя существительное. В отношении корней в картском и мингрельском, особенно в первом и в его наследнике, грузинском, архаичность сохранена хорошо, а в сванском и преимущественно в абхазском замечается крайняя истертость и утрата одного или далее двух из трех коренных согласных.

Литература: А. Цагарели, «О грамматической литературе грузинского языка»; И. Джавахов, «Обзор теорий и литературы о происхождении грузинского языка» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1908 г., № IX); Л. Марр, «Основные таблицы к грамматике грузинского языка с предварительным сообщением о родстве грузинского языка с семитическими» (1908); Н. Марр, «Грамматика чанского (лазского) языка с хрестоматией и словарем» (1910); А. Цагарели, «Мингрельские этюды», «Опыт фонетики мингрельского языка», кн. I и II, ср. исправления г. Чарая в журнале «Моамбэ» (на грузинском языке); И. Кнашидзе, «Грамматика мингрельского языка»; Н. Марр, «Грамматика сванского языка» (подготовка к печати); Н. Марр, «К вопросу о положении абхазского языка среди яфетических», 1912.

И. Джавахов.

Грузинская литература. 1. Древний период. Когда были переведены в первый раз священные книги, пока еще не поддается точному выяснению, но то обстоятельство, что сохранились агиографические памятники V и VI вв. и что язык переводов священного писания отличается законченностью, заставляет думать, что время перевода книг Нового Завета должно быть отодвинуто вглубь веков. Ввиду того, что христианская литература на родном языке прежде всего возникла в восточной Грузии, а христианство в этой части проникло из Армении, Персии и Сирии, в западной же Грузии из Каппадокии, то, естественно, древнегрузинская христианская литература должна была находиться в тесной связи с восточной, армяно-сирийско-персидской церковной литературой; в связи с этим стоит и то обстоятельство, что Евангелие и некоторые книги Ветхого Завета были переведены на грузинский с армянского. Древнейшие датированные рукописные списки грузинского Евангелия: Упизийский — 918 г., Джручский — 936 г., Пархальский — 973 г. и Тбетский — 996 г. Все дошедшие до нас евангельские тексты уже не дают древней, первоначальной редакции, а подверглись многократному исправлению по греческим текстам. Исправление такого рода было произведено, между прочим, и в Саввинской лавре, поэтому, существуют «саввинская» («сабацмидури») редакция грузинского Евангелия; окончательное же исправление было сделано в Иверской лавре на Афоне Евфимием и Георгием Святогорцами. Другие новозаветные книги еще не были изданы по древним и хорошим рукописным материалам. Не обследован пока и текст грузинского перевода Библии. Сохранился отрывок библейского текста заглавными церковными буквами, а дошедший до нас в целости афонский список грузинской Библии Х в. свидетельствует, что перевод ветхозаветных книг был сделан задолго до Х века, но позднее, подобно Евангелию, подвергся редакционным исправлениям по греческому тексту LXX толковников. Однако, уцелела рукопись, довольно хорошо, по-видимому, сохранившая древние чтения, но она еще не была научно в достаточной степени обследована. В эпоху политических невзгод Грузии в числе других важных памятников были утрачены некоторые библейские книги, и когда царь Арчил в начале XVIII в. принялся в Москве за печатное издание грузинской библии, то он, за неимением древнего перевода, начал сам переводить со славянского недостающие книги, сличил грузинский текст остальных книг со славянским переводом и исправил по нему древние лучшие чтения грузинского текста; при этом весь текст он поделил на главы и стихи. Довести это дело до конца ему не удалось, и оно было осуществлено царевичами Бакаром и Вахуштием и отпечатано в Москве в 1742 г.

Древнегрузинская историческая литература возникла из мартирологий и агиографий; это видно даже на том термине «цхоребай» (житие, жизнеописание), который в древности употреблялся для обозначения исторического произведения как церковного, так и светского содержания. Из множества мартирологических памятников древнейшим пока должно считаться «Мученичество святой Шушаники», написанное духовником ее и очевидцем событий в конце V в.; оно содержит в себе много интересных данных о тогдашней политической и частной жизни, о церковной организации и религиозности  мирян в Грузии. В конце VI ст. составлено «Мученичество Евстафия Мцхетского» автором-современником, и полно важных сведений об административных и судебных учреждениях того времени в Грузии, о миссионерской деятельности грузинской церкви и о книгах Ветхого и Нового Завета, принятых в ней. К древнейшему периоду относится и «Мученичество 9 отроков колайских». Позднее, в IX—XI вв. древние мартирологические и агиографические произведения подверглись основательной редакционной переработке, и благодаря этому многие первоначальные редакции памятников утерялись, вторые же редакции почти всегда лишены содержательности, но зато заполнены теологическими рассуждениями и описаниями чудес; поэтому, историческое значение и ценность их весьма невелика. Во вторичной только редакции дошли жития 13 сирийских отцов - святого Арчила и др. Первый мартирологический памятник, кроме обычной задачи описания мученических актов, имеющий определенную тенденцию, — это «житие и мученичество святого Або Тифлисского». Автор этого исторического произведения, живший в VIII в., занят не только изложением подвигов Або Тифлисского, но и характеристикой политического, экономического и религиозного состояния Грузии в ту эпоху, а также пропагандой религиозно-националистических идей для усиления культа национальных святых. Монашеское движение с его плодотворной строительной, колонизаторской и литературно-научной деятельностью также нашло отражение в церковно-исторической литературе: это жизнеописания ктиторов монастырей и выдающихся подвижников. Наилучшим и древнейшим памятником этого рода является «Житие Григория Хандзтийского». Это обширное по размерам и по количеству описываемых деятелей произведение открывает перед нами жизнь Кларджетии во всем ее разнообразии, в нем целая галерея лиц самого различного сословного, общественного и религиозного состояния, представители духовенства и административных чинов, феодалов и простых сельчан. Этот ценный исторический памятник был написан в 951 году Георгием Мерчулом, а вскоре после этого было прибавлено описание чудес. Труд Георгия Мерчула выполнен превосходно, это — вполне достоверный памятник, написанный к тому же необыкновенно красивым поэтическим языком. Значительно уступает по размерам да и по содержательности ктиторское «Житие Серапиона Зарзмского», богатое все же историческими сведениями и описаниями духовных и светских деятелей. Сохранившееся житие Серапиона дошло до нас во вторичной редакции Х в. Религиозные диспуты и соборы между армянами и грузинами, не прекращавшиеся и после церковного разрыва, создали потребность в историко-апологетических произведениях, которые бы выясняли время, причину и обстоятельства церковного разрыва, а также, когда и кем было насаждено в стране христианство. На первый вопрос дает ответ произведение Арсения Католикоса: «О разделении церквей, грузинской и армянской». Апологетические цели у автора, конечно, как всегда бывает в подобных случаях, преобладают, и труд его важен не столько для изучения эпохи разделения, сколько для последующей. Ответом на второй вопрос является «Житие святой Нины» в шатбердской редакции, относящееся к IX—Х в., произведение псевдоэпиграфическое и для эпохи обращения Грузии в христианство дающее весьма мало реальных сведений, но важное для изучения религиозно-националистических течений в VII—Х вв.

С IX в. начинается оживление и светской исторической литературы, более древние памятники которой до наших дней не дошли. Поэтому, самым ранним пока является хроника «Мокцевай Картлисай» (обращение Грузии), относящаяся к IX в. Неизвестный автор хроники имел под рукой для истории V—VI вв. древние и содержательные исторические памятники. История Грузии в этом произведении начинается с мнимого похода Александра Македонского на Кавказ, а все изложение носит конспективный характер и не отличается особенной достоверностью, хотя в отдельных случаях и в ней имеются весьма ценные данные. Около 992 г. было написано также ныне утерянное сочинение «Цхоребай абхазтай» (жизнь или история абхазов), которое принадлежит перу царя Баграта III и заключало в себе историю 22 царей. Тао-кларджетские Багратиды имеют также своего историка Сумбата, сына Давида, жившего в XI в. и стоявшего с этим родом в близких отношениях. Автор выводит грузинских багратидов от иудейского царя Давида, указывает, когда и как они очутились в Грузии, и описывает историю их постепенного возвышения и властвования. Несомненно, в руках его должна была быть фамильная хроника багратидов с массой вполне точных хронологических данных; и в этом заключается исключительная ценность этой хроники. В эпоху наивысшего расцвета грузинской государственности начальная история Грузии так, как она изложена в хронологии «Мокцевай Картлисай», не могла уже, конечно, удовлетворять, и новым, более глубоким, запросам должно было отвечать произведение Леонтия Мровели: «Жизнеописание грузинских царей и первых патриархов и племен». Автор начинает историю уже с Ноя; задачей его было написать родную историю с древнейших времен и вместе с тем установить, когда и как произошел грузинский народ, появились грузинский язык и письменность, возникло социальное и сословное неравенство и государственная организация. Взгляды Леонтия Мровели интересны лишь для характеристики научных теорий и общественных течений XI в., когда он должен был жить.

Во второй половине XI века написана Джуаншером история царствования Вахтанга Горгасала, его родителей и наследников, именуемая «Жизнь царя царей Вахтанга». Автор не имел достоверных источников по описываемой эпохе, и изложение его в большинстве случаев смахивает скорее на героический эпос, чем на историческое произведение; таковой характер повествования проистекает, быть может, от влияния на историка народных преданий о каком-то витязе или полубоге. Значительно более высокого уровня достигла грузинская историческая литература в XI—XII вв. Среди произведений этого времени выделяется своими достоинствами сочинение Георгия Мтацмидели: «Житие святого Иоанна и Ефимия», ктиторов Иверской лавры на Афоне, заключающее в себе историю грузинского монастыря на святой горе со времени его возникновения до эпохи современной автору. Георгий Мтацмидели во введении к своему труду подробно указывает те источники, которые послужили ему материалом; редко можно встретить историческое сочинение средневековья столь богатое по разнообразному содержанию и столь достоверное и точное по сообщаемым сведениям. Превосходное историческое произведение и «Житие Георгия Мтацмидели», написанное его учеником и последователем Георгием Младшим; оно содержит массу самых разнообразных сведений о грузинах, как на родине, так и в Иерусалиме, Антиохии и на Афоне, как относительно церкви, так и о мирянах и мирских событиях. Во второй половине XI в. жил также знаменитый грузинский ученый филолог и философ Ефрем Мцирэ (Младший), перу которого принадлежат капитальнейшие переводные, редакторские и ценные комментаторские труды. Он написал также историческое исследование о начальной истории и основных вопросах грузинской церкви, основанное исключительно на греческих источниках, которые он цитирует с большой точностью. Труды этого автора имели большое влияние на младшие поколения историков. К XI в. относится, наконец, и историческое сочинение, обнимающее события от VIII в. до XI в., средины царствования Георгия II. Теперь оно без заглавия, но, кажется, называлось «Цхоребай Картлисай» или «Матианэй Картлисай» (Жизнь или Летопись Картли). Автор описывает политическую и социальную историю Грузии, очень содержательно и интересно, несмотря на классический лаконизм его изложения. Он пользовался хорошими источниками, некоторые из которых у него и названы. Между 1121—1127 г. написана «Жизнь царя царей Давида», посвященная истории царствования Давида Строителя. Имя автора утеряно; он был близок к царю, сопровождал его всюду и разделял взгляды своего государя на внутреннюю и внешнюю политику; с особенной любовью говорит он об умственной жизни и духовных запросах царя, о его культурной деятельности и социальных планах. Следующее крупное историческое произведение посвящено времени царицы Тамары. Автор начинает свою «историю» (как он первый из грузинских историков называет свой труд) с царствования Георгия III и только потом переходит к подробному описанию эпохи Тамары. Первую часть своего произведения он написал в 12 году царствования Тамары. Он проявляет большую и разностороннюю начитанность, исключительное знание древнегреческой светской поэзии и произведений восточных авторов и широко охватывает жизнь описываемой эпохи. Автор заслуживает доверия, несмотря на исключительную для грузинского историка любовь к витиеватости. Из произведений монгольской эпохи уцелело лишь одно обширное историческое сочинение, заглавие и имя которого утеряны. Оно начинается историей Георгия Лаши и идет непрерывно до начала царствования Георгия V Блистательного. Автор жил, видимо, в эпоху Георгия V или его ближайших наследников (XIV в.) и первоначально намеревался описать царствование и Георгия V, но в сохранившейся рукописи этой части не имеется. Он пользовался хорошими источниками и знал много иностранных языков, между ними уйгурский, монгольский и персидский. Произведение его содержит, между прочим, много ценных сведений о государственных учреждениях и экономическом положении Грузии в эпоху монгольского господства. К тому же он является удивительно беспристрастным историком. В последующие века ясно заметно падение исторической литературы, начавшееся уже в эпоху монголов: место исторических сочинений занимают хроники. Из хроники XVI ст. сохранилась в дефектном виде «Хроника Месхийской псалтыри», охватывающая в дошедшем до нас виде события 1561—1587 гг., касающиеся по большей части области Самцхэ. Автор хроники был членом владетельного рода этой области, нередко сам непосредственный участник описываемых им событий. «Гелатская хроника» излагала 100-летнюю историю преимущественно западной Грузии; оригинал ее теперь считается утерянным, но текст сохранился в «2-м продолжении Картлисай Цхоребай» и в т. н. «Chronique paris». Автор, видимо, был близким лицом гелатского архиепископа.

С конца XVII в. грузинская историческая литература возрождается. Пионером в этом отношении пока, по-видимому, нужно считать Парсадана Горгиджанидзе, который в 1б96 году написал большое историческое произведение, начинающееся с момента обращения Грузии в христианство и доведенное автором до своего времени. Но в первой своей части (IV—ХII в. в.) эта история изложена на основании совершенно невежественных, вероятно, устных преданий и носит прямо комичный характер; автор, видимо, не имел и понятия о тех превосходных исторических произведениях VII— XII вв., о которых речь была выше. События XII—XIII вв. излагаются Парсаданом Горгиджанидзе по историкам Тамары и монгольской эпохи и в этом отношении ничего нового не сообщается. Только история походов Тимура в Грузии и эпохи владычества повелителей Ирана в XVI—XVII ст. написана по совершенно новым материалам, по персидским историческим сочинениям. События с 1636 года автор описывает уже как современник, и эта часть труда дает много важных сведений. Вахтанг VI созвал комиссию историков и им поручил пополнить тот пробел, который существовал в грузинской исторической литературе о событиях XIV—XVII вв. Комиссия должна была собрать существовавшие раньше грузинские исторические произведения, написать по архивным материалам прагматическое изложение событий XIV—XVII вв. и выяснить некоторые спорные вопросы по истории Грузии этой эпохи. Это и было выполнено. Колоссальная трудность возложенной задачи оказалась, конечно, не под силу членам этой комиссии, и труд их далеко не безупречен, и, тем не менее, он имел громадное влияние на последующие поколения, способствовал усвоению родной истории, а также оживлению и расцвету исторической литературы. Работа комиссии вызвала блестящую критику, подкрепленную документальными данными, выдающегося ученого — царевича Вахуштия, который вслед за критическим разбором дал очень важное исследование по исторической географии Грузии и ценную историю Грузии XIV— ХVII вв. Сехне Чхеидзе принадлежит сочинение «Цхореба мепета» (жизнь царей), содержащее изложение истории 1653—1739 г. г. Оно имеет характер хроники и касается исключительно политической истории, но в этой области может быть признана надежным источником. Наилучшим историческим произведением XVIII века, несомненно, является обширное сочинение Папуны Орбелиани, излагающее историю Восточной Грузии за 1739—1759 гг. Оно охватывает полную треволнений и важных событий жизнь эпохи во всем ее многообразии: автора кроме фактов политического характера интересуют экономическое и финансовое положение народа, как и культурные, национальные и общественные течения в родном государстве. П. Орбелиани — умный и прозорливый историк, глубоко вникающий в суть событий; свое сочинение он снабдил массой точных хронологических данных. Приблизительно около 60 годов ХVIII ст. под влиянием критики царевича Вахуштия была составлена сводная хроника из различных летописных памятников, причем на этот раз были сделаны точные выписки из источников, некоторые из которых теперь считаются утерянными. И в этом заключается ценность этого труда, носящего наименование «Продолжения Картлисай Цховреба». Неизвестный автор этой компиляции проявил большую точность в эксцерптах из использованных им хроник. Царствованию Ираклия II, именно фактам 1722—1780 гг., посвящено произведение «Краткая история Ираклия II», автор которого Оман Херхеулидзе. Сочинение его не отличается большими достоинствами и содержательностью. Труд Николая Дадиани «История Грузин», охватывающая историю Грузии с древних времен до 1823 г., в первых двух своих частях до начала царствования царя имеретинского Соломона I скомпилирована из «Картлисай Цховреба» и произведений Вахуштия, но в последней части, от Соломона I до 1823 г., он, как современник, нередко и как участник событий, сообщает много ценных сведений, особенно по истории Западной Грузии. Наконец, анонимная хроника о событиях 1744—1840 гг., приписываемая царевичам Давиду, Баграту Георгиевичам и др., в большей своей части компиляция, да и в тех местах, где авторы пишут как современники, сведения даются довольно таки бессодержательные и поверхностные, но не лишенные значения для истории ХVIIІ—XIX ст. Общий обзор грузинской исторической литературы см. И. Джавахишвили, «Задачи и методы истории», т. I. «Древнегрузинские историки» (по грузински, печатается).

Научное обследование памятников древней грузинской изящной словесности не так давно начато, и потому пока можно представить ее историю только в общих чертах. Из различных произведений известно, что в Грузии издревле была развита устная народная поэзия, о ней существуют сведения и из эпохи Давида Строителя, но не она влияла непосредственно на зарождение светской литературы, так как в образованных кругах грузинского общества устная народная словесность не пользовалась почетом. Литературный язык и стихотворную форму получила она в выработанном виде от грузинской духовной литературы, которая и усвоила непосредственно от народа силлабо-тонический шестнадцатисложный рифмованный стихотворный размер, в церковной литературе известный уже с Х века. В отношении сюжетов, при господстве отрицательного взгляда тогдашнего образованного общества на родную народную словесность и при отсутствии изящной поэзии у других христианских наций Востока, единственным источником, откуда могла грузинская литература черпать темы, была мусульманская, персидская и арабская светская поэзия. Персидская изящная литература и имела действительно громадное влияние на зарождавшуюся грузинскую светскую поэзию, тем более, что персидские эпические и романические мотивы уже давно были известны грузинам. Поэтому древнейшие образцы грузинской светской литературы являются переводами с персидского, как например: фантастический героический роман «Амиран - Дареджаниани», принадлежащий перу Мосэ Хонели; роман написан образным и увлекательным языком. Исключительной любовью пользовался прозаический перевод персидского стихотворного романа Гурганского поэта «Вис-о-Рамин», по-грузински именуемый «Висрамиани». Переводчик по большей части придерживался довольно близко подлинника и лишь иногда сокращал. Язык перевода блещет поэтическими достоинствами. Существовали переводы также «Калилы и Димны», «Лейлы и Меджнун» и «Шахнамэ», но еще в XVII ст. древние переводы их считались утерянными. Нужно указать сверх того, что в XI—XIII вв. исключительной популярностью пользовались обе поэмы Гомера, «Илиада» и «Одиссея», но не установлено, в какой редакции и в каком переводе. Придворная жизнь и установившаяся традиция, согласно которой на торжественных выходах государей требовалось присутствие поэтов, произносивших приличествующие торжеству оды, предъявили зародившейся грузинской поэзии самостоятельную задачу и из области чужеземных литературных сюжетов  перенесли в родную действительность. Пока древнейшим образцом хвалебной поэзии должно считаться сочинение начала XII в. Иоанна Шавтели, именуемое «Абдулмесиа» (раб Христа) и посвященное прославлению деятельности царя Давида Строителя. В XII в. была написана историческая поэма-панегирик Иоанна Философа Чимчимели, в которой описывалось царствование Димитрия I, сына Давида Строителя, но сочинение это не уцелело. Ничего пока нельзя сказать и о стихах некоего философа и ритора Шавтели, который жил и подвизался в эпоху Тамары. Сохранилось лишь с десяток од Чахрухадзе. В эпоху же Тамары жил и знаменитый грузинский поэт Шота Руставели. Главное его произведение, создавшее ему неувядаемую славу, романическая поэма «Вепхисткаосани» (Витязь в барсовой шкуре), снабженная замечательным введением. Со слов самого автора известно, что сюжетом для поэмы взята персидская повесть, которая ему была знакома в грузинском переводе, сделанном, видимо, задолго до него. Ни персидский оригинал, ни его перевод до нас не дошли, и пока затруднительно выяснить, в чем заключались те изменения, которые Руставели внес в обработку сюжета. Из введения поэмы видно, что Шота Руставели был проповедником возвышенной  идеализированной любви и поэта считал певцом этого высокого чувства, культа женщины; он был апологетом рыцарской любви и образы такой любви рисует в своей поэме. В авторе заметна начитанность в философской неоплатонической литературе. Творение Руставели по достоинству считается шедевром грузинской поэзии.

Монгольское нашествие в ХIII в. неожиданно приостановило дальнейшее естественное развитие грузинской светской поэзии. Она возрождается вновь лишь с XVII в. В эту эпоху были произведены вторичные переводы прославленных персидских поэтических произведений, как Шахнамэ, Лейла и Меджнун, Калила и Димна, но преобладают оригинальные сочинения. В произведениях поэтов этой эпохи чувствуется подражание Шота Руставели, но достичь его совершенства ни одному поэту этого периода не удалось. С персидского на грузинский в стихах переводил и прославленный у современников царь Теймураз I (1605—1648); он является и автором коротеньких лирических стихотворений и одной оды в честь царя Александра и царицы Нестандареджаны, а также «Мученичества царицы Кетеваны» (умер 1624 г.) в стихах.

Перу Нодара Парсаданидзе принадлежит перевод произведения знаменитого персидского поэта Низами «Семь красавиц», повествующий о царе Балраме-Гуре, и потому перевод именуется «Барам-гуриани». К ХVII веку относится «Русудапиани», в котором автором приводятся рассказы 12 сыновей прославленного Аптвимиана; произведение проникнуто националистической тенденцией; из 12 рассказов семь имеют параллели в литературах других народов. Наиболее интересными из литературы эпохи возрождения по своим темам из родной действительности должны быть признаны исторические поэмы. Лучшим из этих произведений является поэма царя Арчила (умер 1712 г.), именуемая «Арчилиани». Во введении автор дает общий обзор и характеристику современной ему грузинской изящной словесности. Далее, он изображает литературное состязание между царем Теймуразом I и Шотой Руставели, во время которого автор заставляет и того и другого, преимущественно же Теймураза I, обрисовать современное им положение родной страны. Таким путем царь Арчил дает яркую картину Грузии XVI—ХVII веков. Пешангу Пашв-Берткадзе, современнику царя Арчила, принадлежит обширная эпопея «Шах-Навазиани», в которой воспевается грузинский царь Георгий XI. Эпохе, описываемой в произведении царя Арчила, посвящена также историческая поэма Иосифа Тбилели, именуемая «Дид-Моуравиани», в которой описывается и оправдывается деятельность предка автора, главного моурава Георгия Саакадзе. В отношении поэтических достоинств поэма уступает сочинению Арчила, но тоже содержит много ярких картин грузинской жизни. Существует также историческая поэма неизвестного автора «Вахтангиани», описывающая деятельность царя Вахтанга VI в Грузии и политические невзгоды, побудившие его оставить родную землю и поехать в Россию. Произведение не блещет поэтическими достоинствами, но интересно по содержанию. Иессею Тлашадзе принадлежит историческая поэма «Каталикоз-Бакариани», оконченная в 1724 году и рисующая картину жизни Карталинии и Кахетии в современную автору эпоху, и лишь в этом отношении она достойна внимания. Мамука Бараташвили написал «Восхваление царю Бакара» (1774) и дал в 1731 г. первый опыт теоретической разработки вопроса о целях поэзии и о видах стихосложения, опыт не особенно блестящий, проникнутый мыслью, что у поэзии должна быть лишь дидактическая задача. Лучшим и наиболее талантливым выразителем идеалов передовых людей своего времени, горячим патриотом и певцом невзгод Грузии должен быть признан Давид Гурамишвили. В своих многочисленных оригинальных и красивых по форме, звучных и задушевных стихотворениях он излил свою общественную скорбь. Сведениями политического и личного, автобиографического характера полна его большая превосходная историческая поэма, проникнутая, как и все его другие произведения, пессимизмом и религиозно-мистическим настроением. Характерной и вместе с тем ценной особенностью поэзии Гурамишвили должны быть признаны чудные и по форме и по стилю подражания его грузинским народным песням, и в этом отношении он пророчески предуказал будущие пути для новогрузинской изящной литературы. Не без остроумия написана политическая поэма-сатира Захария Габашвили «Война кота с мышкой», в которой имеются намеки на современных автору высоких особ. Процветала в XVIII веке и эротическая поэзия. Лучшим, по-видимому, представителем среди поэтов такого направления может быть признан Бессарион Габашвили (умер 1791г.), красивые и звучные стихи которого обнаруживают большой и искренний подъем чувства. В XVIII в. в грузинском образованном обществе был, видимо, интерес и к родной народной поэзии, и благодаря этому в рук. XVIII в. оказываются записи народных духовных стихов, вроде: «Плач и рыдание Адама», стихи об Аврааме, об Иове, Иоанне Крестителе, об Ахтальских целебных грязях и т. п. В конце ХVIII в. в Грузии возникает и драматическая переводная литература. В  1794 г. князем Г. Аваловым были переведены с русской комедии: «Изображение комедии рогоносцем», «Мать соперница дочери», «Ссора» и «Разговор мертвых». В 1795 г. князем Давид Чолокашвили была переведена с французского трагедия Расина «Ифигения», «для забавы его величества царя всей Грузии Ираклия II». Перевод очень сокращенный, кроме того в него внесены намеки на современное переводчику политическое положение Грузии, причем Чолокашвили под Агамемноном подразумевал царя Ираклия II.

И. Джавахов.

2. Литература XIX столетия. После уничтожения политической самостоятельности Грузии, сила народного гения устремилась в единственную область, куда не был еще загражден ей доступ, — в литературу. Естественно, главный кадр для литераторов набирался из наиболее культурного и свободного  класса. В то время как писатели из феодального дворянства, «поневоле» освобожденные от благородной роли защитников родины, сразу оценили создавшееся политическое положение Грузии и стали оплакивать судьбы обманутой родины, другая часть дворянства оказывала неоценимые услуги новой покровительнице — России в деле завоевания Кавказа, наивно веря, что русская бюрократия расчищает границы Грузинского царства с единственной целью выполнить договор, заключенный русским императором с грузинским царем, и предоставить автономной Грузии, под протекторатом России, безопасное и спокойное существование. Поэты, как наиболее чуткие натуры, поняли, что с самостоятельностью их родины покончено, и начали в своих стихах, сначала туманно, а впоследствии и очень ясно, высказывать свою тоску и горе по обманутым надеждам. Начинает зарождаться грузинская романтическая поэзия в лице наиболее талантливого ее представителя, князя Александра Чавчавадзе. Князь Чавчавадзе (1786—1846 г.) происходил из высшей аристократии; мать его была царского рода, а отец, Гарсеван, был уполномоченным министром царя Ираклия II при русском дворе. Поэт родился в Петербурге, и восприемницей его была императрица Екатерина II. Близость к грузинскому дому, чуткость поэтической натуры очень рано сказались в молодом поэте, и он уже в 1803 г., семнадцатилетним юношей, принимал участие в первом восстании против новых правителей, за что и был сослан в Тамбов. Богатый гвардейский офицер, красавец, баловень судьбы, он, казалось бы, мог пользоваться всеми благами жизни, но мятежная душа его никогда не успокаивалась, и в его пленительных стихах мы нередко видим осадок горечи и яда, которым была отравлена жизнь каждого мыслящего грузина. Главной темой поэзии Ал. Чавчавадзе была любовь; но муза его не могла отдаться целиком радостному культу нежных чувств: судьбы родины волей-неволей настраивали на грустный лад его сладкозвучную лиру. Он доходил до отчаянья и забытья искал в вине и эпикуреизме. Его стихотворение «Гокчайское озеро» показывает, что великое прошлое неустанно занимало его; развалины большого города наводят его на грустную мысль о суетности жизни, и всюду чудится ему лишь смерть и разорение. Вторым поэтом романтической школы нужно считать князя Григория Орбелиани (1801—1883 г.). Герой на поле битвы, суровый, но умный администратор, он часы досуга отдавал музе и дал грузинской литературе томик стихов чрезвычайно нежных, изящных и игривых, хотя подчас и переполненных риторикой. Он воспевал в них любовь безутешную, не освещенную взаимностью, полную самоотвержения и христианского всепрощения. Ал. Чавчавадзе является поклонником чувственности, любви материальной и сладостной, хотя такие же мотивы встречаются и у Орбелиани, но есть и новые: любовь, доходящая до полного самоотречения ради любимого человека. Граф Орбелиани кроме того — певец природы. Красоты кавказской природы воспеты им с неподражаемым мастерством. Он передал не только пластическую, но и лирическую сторону природы, влияние ее на человека, настроения поэта, вызываемые ее красотами.

В зените развития романтической поэзии стоит Бараташвили. Он отражает в своих стихах безутешную, безотрадную жизнь грузинского интеллигента конца первой половины XIX в. Он как бы соединил в фокусе все, о чем думал грузин-интеллигент того времени, и выразил это в своих бессмертных стихах. Хотя от его стихотворений веет бесконечной грустью, но он никогда не доходил до отчаяния европейских романтиков, хотя оснований к безысходной тоске было много: конец самостоятельного существования родины, обманутые надежды на «единоверный братский народ», целый ряд стеснительных для развития грузинского духа мероприятий, внесенных «новым покровителем», вместо дружбы и единения, и др. Поэт сознает всю горечь жизни, но его спасает его глубокая религиозность.

Романтическая поэзия в творчестве безвременно скончавшегося Бараташвили (он умер в 1846 г., 29-ти дет от роду) дошла до такой высоты, что дальше идти было некуда. И следующий за ним поэт, князь Вахтанг Орбелиани (1812—1890 г.), является уже выразителем упадка романтической поэзии. Князь В. Орбелиани, внук царя Ираклия II, двадцатилетним молодым человеком принимает участие в плачевно окончившемся заговоре с целью ниспровержения русского владычества на Кавказе. Затея эта была в корне же уничтожена, а участники ее сосланы в различные места центральных губерний. Вахтанг Орбелиани со своей матерью царевной Теклой и двумя братьями были сосланы в Калугу. В поэзии Вахтанга Орбелиани сильных индивидуальных мотивов не встречается; он думает не о выражении своего душевного настроения, а, о том, чтобы дать читателю образы идеальной жизни: об обязанностях человека, идеальной женщины и т. п. Но и у него имеются стихотворения, как например, «Надежда», которые являются перлом романтической поэзии. В нем поэт воспевает судьбы своей родины в прошедшем, оплакивает настоящее и, после глубокого отчаяния, предается светлой «надежде» на культурное и духовное возрождение Грузии.

После В. Орбелиани романтическая поэзия уступает место реалистическому направлению в литературе. Георгий Эристов (1811—1864), родоначальник этого направления, является, вместе с тем, основателем грузинского театра и грузинской драматической литературы. Он клеймит беспощадно недостатки и нравы отживающего феодального общества. Его ядовитого сарказма не избегли и те первые ласточки, провозвестники новой европейской культуры, которые вводили эту культуру только внешним образом; в своей комедии «Точка-запятая», описывая нравы администраторов и судей того времени, он дает превосходный образец политической сатиры. После Эрнстова настал пышный расцвет грузинской литературы; целая плеяда блестящих молодых литераторов оживила ее, внесла в нее новый дух и поставила в уровень с европейской литературой. Это были шестидесятники. Они выступили на литературное поприще во главе с князем Ильей Чавчавадзе, которому пришлось быть и вождем в походе против старого поколения. Это была не только война идей, но и борьба литературных направлений. Не личные чувства, не индивидуальные настроения занимали молодых деятелей, а народное горе и слезы, народная нужда и несчастие. Судьба Грузии интересовала их совершенно с другой стороны.

Князь Александр Чавчавадзе, граф Орбелиани и др. довольно легко уживались с новыми формами правления отчасти потому, что оно казалось им фатальным и неустранимым, отчасти же потому, что выгоды их личного положения некоторым образом примиряли их со всеми недостатками строя. Правда, в дни молодости они устроили некоторого рода «бунт» во имя попранного договора, но «бунт» этот окончился так трагикомически, что им пришлось склонить гордые головы пред русской администрацией. Позже, уже в летах, в качестве убеленных сединами генералов, которым доверялись высшие административные посты в крае, они удовлетворялись тем, что изливали свое горе в сладкозвучных стихах. Но пришли новые люди с новыми требованиями, с новым методом борьбы и даже с новым языком для выражения своих чувств, и тут-то некоторые из старых столпов, главным образом, граф Орбелиани, встрепенулись... и началась борьба между молодыми и старыми деятелями, окончившаяся, конечно, в пользу молодых. Князь Илья Чавчавадзе (1837—1907 г.) явился руководителем этого движения. Он основал в 1863 г. журнал «Грузинский Вестник», при посредстве которого начал выяснять нужды грузинских трудящихся масс. Прежде всего, конечно, он и его сверстники обратили внимание на крепостное право и всей силою своего таланта восстали против этого, позорящего человечество института. «Разбойник Габро», переведенный и на русский язык, относится к этой эпохе творчества князя Чавчавадзе. Тут описываются уродливые явления крепостной жизни, которые способны были довести до разбойничества даже такие возвышенные, даровитые натуры, как Габро. Второе произведение князя Чавчавадзе «Человек ли он?» является высокохудожественной сатирой на дворянство, воспитавшееся на началах крепостного права. Произведение это глубоко захватывает нравы грузинского общества. В нем нет ничего подобного ни гоголевскому юмору, ни юмору Диккенса; это сатира Вольтера, сатира без слез и без сентиментальности, жестокая критика нравов. Поэт с негодованием смотрит на могильные плиты своих героев, испещренные шаблонными надписями, гласящими: «прошу прощения у прочитавших эту надпись», и восклицает: «что это? неужто для того прожили вы полвека, чтобы прощения просить? Жалкие люди!» В своих прозаических произведениях Илья Чавчавадзе дает нам яркую картину вырождения «первенствующего сословия». Герои его произведения «Вдова Отара» — молодые люди из дворянской семьи с высшим образованием  являются ничтожествами. У них нет решительно ничего, кроме двух-трех готовых формул, они похожи больше на манекенов, чем на живых людей. Зато крестьянская среда дает здоровых, полных сил и энергии, высоких душей людей. Кроме идеализированных крестьян, в произведениях Чавчавадзе встречается удивительный тип, полный жизни и реализма, тип вдовы Отара, энергичной, мужественной женщины, на вид грубой и подчас как будто даже суровой, но, в сущности, необычайно доброй, отзывчивой и сердечной натуры, способной на величайшее самопожертвование и глубочайшее чувство. Из поэтических произведений Ильи Чавчавадзе, кроме его мелких стихотворений, проникнутых гражданскими мотивами и жаждой общественной борьбы, особенного внимания заслуживает его «Отшельник». Это гимн жизненной философии и полное осуждение всякого рода аскетизма. Жизнь, говорит поэт, прекрасна, обладает божественной силой, ее надо любить, а не отворачиваться от нее. Всякий уходящий от жизни погибает, будь он даже такой самоотверженный, много видевший, много знающий, аскетически настроенный человек, каким является «отшельник» Чавчавадзе. Жизнь в образе прекрасной пастушки врывается в его монашескую келью и одним ударом сокрушает всю его пессимистическую философию. Князь Илья Чавчавадзе был самым выдающимся деятелем 2-ой половины XIX столетия. Нет ни одного серьезного начинания в грузинском обществе, на котором бы не лежала печать его благотворной руки; различные просветительные учреждения, газеты, журналы, даже национальные банки — все это создавалось по его инициативе и его трудами. В последнее время (в 1906 г.) он был избран в Государственный Совет и был видным членом левой группы. Но трагически закончилась жизнь великого грузинского поэта: 29 августа 1907 г. он пал от руки убийц. Другая крупная личность этой плеяды — это князь Акакий Церетели (родился в 1840 г.), автор неподражаемых лирических стихотворений. Слог его стиха доходит до классической простоты, а изящество и глубина его способны удовлетворить самые высокие требования. Он пользуется необыкновенной популярностью в Грузии, песни его поются в самых глухих уголках Грузии. Судьба родины — вот главная тема его лирики. Природа для него имеет значение постольку, поскольку она говорит ему о прошлом его родины и предсказывает ее величие в будущем.

Из прозаиков этого поколения обращает на себя внимание Георгий Церетели (1842—1900), повести которого скорее публицистического характера. Он также является критиком отживающих нравов, тарасконского пустого самохвальства, обанкротившегося во всех отношениях дворянства, сутяжничества и кляузничества этого сословия, бесцельности и бессмысленности жизни молодых людей с европейским образованием, идеалом которых сделался чиновнический мундир. Он предусмотрел нарождающиеся классы общества, и в его последнем произведении «Первый шаг» описывается нарождение нового буржуазного класса. Но литературные приемы и художественный багаж его не очень богаты и во всяком случае далеко уступают не только его предшественнику князя И. Чавчавадзе, но и литератору следующего за ним поколения —  Александру Казбек.

А. Казбек (1848—1893 г.) является блестящим бытописателем жизни грузинских горцев. Он с удивительным проникновением описывает душевное настроение свободолюбивого горца, долгие годы не сумевшего приноровиться и приспособиться к новому режиму. Русское владычество было встречено наиболее враждебно именно этими горцами, целые десятки лет геройски проливавшими свою кровь в борьбе против неумелых распространителей новых форм правления. В его романах нашла себе место эта трагическая эпоха жизни горцев. Фоном для этой трагедии служит величественная природа кавказских гор и ущелий, нашедших блестящего художника в лице Казбека. Литературным наследником Казбека является Важа-Пшавэла, его друг и последователь. В высокохудожественных стихах и не менее блестящей прозе он описал нам ту же природу, ту же жизнь; но этот последний, как лирик, возродивший своеобразную романтику, воспевал величие таинственно-молчаливых гор, величественную красоту пораженного стрелой орла, увядающее мужество состарившегося льва, былую восхитительность засохшей «ципели». Все это под его пером является символическим выражением былого величия родины, печальная судьба которой не повергает его, однако, в отчаяние, и в будущее которой он верил беззаветно.

Современная грузинская литература идет по раз намеченному пути — она проходит и прошла те же этапы, что и литература европейская. В начале XIX в. здесь господствовал романтизм, который сменился реалистическим направлением. В 80-х годах в лице Казбека и Важа-Пшавэла грузинская литература возродила неоромантизм; появились первые опыты символической литературы с ее разветвлениями — эротизмом, эстетизмом и психологизмом; каждое из этих направлений имело своих талантливых представителей. Из молодых грузинских литераторов главное внимание обращают на себя Арагвиспирэли и Клдиашвили.

Последний в своих прекрасных юмористических повестях описывает вырождающееся мелкопоместное дворянство: юмор его уже носит следы русского юмора, смех сквозь слезы слышен на каждом шагу. Арагвиспирэли — мрачный пессимист - суровый и беспощадный обличитель людской пошлости и глупости. В своем отрицании жизни он доходит до крайности: он не видит в современном обществе никаких добродетелей, а одни лишь пороки: ханжество, обман и т. п., но тем более мятущаяся душа его жаждет нового, лучшего будущего, но верит ли он сам в возможность этого будущего, сказать трудно. Молодые писатели XIX ст. отражают в своих произведениях жизнь и идеалы современного грузинского общества.

Революционная эпоха не осталась без влияния на грузинскую литературу. Вновь замечающееся оживление грузинской художественной, а также философской и публицистической литературы обращает на себя внимание. Молодая грузинская литература имеет таких талантливых представителей, как поэты Шаншиашвили и Гришашвили, драматурги И. Гедеванишвили и Шиукашвили, которые уже приобрели известность среди широких масс. Публицистика выдвинула Арчила Джорджадзе, являющегося выразителем чаяний и надежд молодой Грузии. Философская литература, почти не существовавшая в 60 годы, имеет таких талантливых авторов, как Кикодзе, Узнадзе, Робакидзе. В социологической литературе видное место занимает Михаил Церетели.

Литература: Иван (Кита) Г. Абашидзе, «Этюды по грузинской литературе XIX в.», І и II т. (1912); А. С. Хаханов, «Очерки по истории грузинской литературы», т. IV.

И. Абашидзе.