Гусев-Оренбургский
Гусев-Оренбургский, псевдоним писателя Сергея Ивановича Гусева, родился в 1867 году. Сын бывшего казака, Гусев еще мальчиком зачитывался сочинениями Ж.-Верна, Э. Сю, увлекается образом Атамана-Бури. B уфимской семинарии он переходит от «Таинственного Острова» к «Что делать», к «Неизлечимому» Успенского, к пониманию «На действительной службе» Потапенко. Образ идеального священника заслоняет Атамана-Бурю. В мордовской деревне оренбургского уезда Гусев-Оренбургский становится священником и сталкивается лицом к лицу с той хмурой действительностью, которая отразилась в его первых рассказах «Самоходка» (1893 г. — 1-й год служения). Шесть лет пробыл Гусев-Оренбургский священником, нагляделся на эти человеческие «норы» и «гнезда», а когда стал писателем, то каждый его рассказ был криком: «человек выехал из клетки». Он сам ушел, уходят и его батюшки и матушки... «Кони мчались бойкой рысью по гладкой дороге, унося меня надолго, навсегда — как думалось мне, — пишет Гусев-Оренбургский, — к тем кипучим центрам, куда от юности рвалось мое сердце» (I—91). Удаление художника «За грань полей» совершилось постепенно. І-й том, посвященный памяти Г. И. Успенского, носит печать пережитого за 6 лет, когда художника угнетала статика действительности, настроение пессимистическое. Народ это — вечный скиталец, Агасфер, и путь его темен. Друзья народа и лучшие люди из народа становятся поджигателями и конокрадами, попадают в тюрьму или кончают с собой. «Пастырь добрый», «Идеалист» еще готовы идти за героем Потапенки.
ІІ-й том посвящен А. М. Пешкову и написан в приподнятом тоне его «Человека». Бытописатель становится «пророком победы». Здесь народ — борец и мститель. Здесь священник-буржуа в рясе делается политиком, а идеалист уходит из «Страны отцов» в страну детей; здесь попадья бросает мужа лицемера, уходит к «пламенным Маккавеям». Гусев-Оренбургский смотрит на мир сквозь стекло, увеличив, в 1 000 раз. О. Викторину кажется, что кузнец «шагает по лесу — большой, высокий, выше леса... шагает верстовыми шагами» (II—284). Автор идет к легенде и спу золотому. Читателя 1904-5 годов не поражали люди «выше леса» и «Голиафы». Он сам переживал героический период. И «Страна отцов», написанная в октябре 1904 года, рисовала яркую картину «исхода» детей из «страны отцов». «Дух бегства» бродит по городам и весям. В конце повести «пророк победы» приветствует надвигающуюся грозу. Растянутость, риторичность, любовь к разговорам, пристрастье к гиперболам — всего этого в годы подъема не замечали и все это обрушилось на читателя через четыре года. В «Сказках земли», в повести «Грани» это — псевдоромантика. Кроткий О. Илья стал громовержцем Илией и мчится уже не на диком мустанге, а на огненной колеснице. «Буря непонимания», «молнии мыслей», «грозная мгла»... так и срываются с языка художника. Он — полон «криков бури». Совершился переход от «человека» Горького к «экстазам» и далее к стилю Пшибышевского. «Люди-звезды» сменили Атамана-Бурю. Художник черпает свой последний восторг не из жизни, а из собственного сердца, надорванного черными днями. Не видит он того нового, что народилось в эти годы. Последняя его большая повесть «Призраки» («Современный Мир», 1911 г.) говорит о повороте к жизни, к простому стилю, к правдивому реализму, изображению действительности. Библиографию см. XI, 634.
В. Львов-Рогачевский.
Номер тома | 17 |
Номер (-а) страницы | 408 |