Хасидизм

Хасидизм (от chasid — благочестивый), еврейская мистическая секта, возникшая в первой половине XVIII века среди галицийского и украинского еврейства и получившая широкое распространение во всех частях тогдашней Польши, где было еврейское население. От других мистических движений, возникавших в разных местах среди еврейства в XVII-ХVІII веках (саббатианство, франкизм и др.), хасидизм отличается, главным образом, тем, что это движение было не интеллигентским, но широко народным, было своеобразной реформацией ортодоксального иудаизма и привело к религиозному расколу среди иудейства прежней Польши, расколу, не изжитому окончательно и до настоящего времени. Корни движения, с социальной стороны еще мало изученные, надо искать в том социальном антагонизме, какой сложился к началу XVIII века в среде галицийского и украинского еврейства между мелкобуржуазной массой мелких деревенских торговцев, деревенских ремесленников, арендаторов и шинкарей, с одной стороны, и правящей группой раввината, с другой стороны. Бедствия Хмельничины чрезвычайно тяжело отозвались на мелком люде; он жестоко пострадал и физически, и в хозяйственном отношении; но вместо помощи от кагальной аристократии, руководимой раввинами, он получал только новые налоговые тяготы и новые стеснительные ритуальные требования, изобретавшиеся неутомимой казуистикой раввинов. Отсюда и в религии, в которой окончательно возобладал бездушный формализм обрядности, мелкий еврей Украины и Галиции не находил того утешения и забвения, которого он искал; а утонченная каббалистика или франкистские спекуляции были для него недоступны, так как для овладения ими нужно было иметь достаточное богословское и философское образование. Но почва для нового религиозного течения, в котором нашли бы себе выражение и чувство социального протеста, и неудовлетворенные религиозные потребности, была вполне подготовлена; поэтому, когда в 30-х годах ХVІII века распространилась молва о новом учителе, который стоит за бедного еврея, против раввинов, учит истинной вере и спасительной молитве, помогает бедным и исцеляет их недуги, вокруг этого учителя сразу образовалась большая группа последователей, и слава о нем, сплетенная с творимой легендой, быстро распространилась по всей Украине, Волыни, Подолии и Галиции. Этот учитель, основатель хасидизма — Израиль бен Элиэзер, ставший известным, однако, не столько под этим именем, сколько под прозвищами Бешт (сокращение по начальным буквам баал шем тов — добрый чудотворец) или равви из Меджибожи — по месту его резиденции со времени его открытой деятельности в качестве религиозного реформатора. Биография Бешта, как и его учение, известны лишь из цикла легенд, сложившихся вокруг его личности, и из записей его изречений, сделанных его учениками; сам Бешт не оставил после себя никаких письменных сочинений; это обстоятельство в значительной степени затрудняет исследователей, когда они пытаются установить точные данные биографии Бешта и основные черты его учения. Легенды о детстве и молодости Бешта содержат очень много подробностей, напоминающих чудесные рассказы о детстве и молодости великих пророков, как Самуил, Магомет или Будда, и потому пользоваться ими приходится с большой осторожностью; более надежны рассказы о жизни Бешта после начала открытой деятельности, которая протекала у всех на виду. Бешт родился в 1698 году, в бедной семье в местечке Окупе, рано остался круглым сиротой, учился, как все его сверстники, в хедере; двенадцати лет он стал помощником меламеда, а затем — помощником синагогального служки; это дало ему возможность пополнить свое образование чтением книг, попадавших ему в руки; в это время он ближе познакомился и с раввинской литературой, и с талмудом, и с каббалой. Около 20 лет от роду он стал меламедом и приобрел популярность не только как учитель, но и как «мудрец» — к нему часто обращались, как к третейскому судье, с тяжбами и другими спорами. Неравная женитьба — на дочери раввина города Броды, — заставила его (под давлением тестя) покинуть Броды; он поселился в Карпатах между Косовым и Куровым, где он был то резником, то корчмарем. В это время все хозяйственные заботы он переложил на жену, а сам отдался целиком религии — уходил в горы, там в одиночестве молился и размышлял. Этот период закончился тем, что около 1735 года Бешт почувствовал себя призванным открыться миру и начать открытую деятельность. Сначала он выступил в роли бродячего знахаря (баал шем), исцелял амулетами, изгонял злых духов заклинаниями, предсказывал будущее. Затем, около 1740 года, он переходит к роли проповедника новой веры, прекращает бродячую жизнь и поселяется в местечке Меджибоже (Подольская губерния, летичевский уезд, теперь — проскуровский округ), где и живет до самой смерти (в 1760 году), продолжая также и свою деятельность целителя. В этот период число его последователей быстро увеличивается и к моменту его смерти доходит до 40 000 человек; главную массу составляли мелкие люди, но его признали также и некоторые представители руководящих слоев (брат его жены, бродский раввин Кутовер, львовский раввин Меир Маргалиот, раввин Яков Иосиф Коген, раввин Бер, ставший преемником Бешта, и др.). Сначала последователи Бешта не имели особой от остального еврейства организации; она сложилась лишь в процессе раскола, к которому привела борьба с хасидизмом талмудического раввината.

Хасиды образовали тогда отдельные от талмудистов общины, со своими синагогами или молитвенными домами, со своими раввинами и со своим ритуалом. — Учение хасидизма претерпело в процессе развития и распространения ряд изменений. Оно развивалось из тех основ, которые были заложены в проповеди Бешта. Учение Бешта является странной смесью примитивного народного дуализма и мистического индивидуализма; его можно было бы охарактеризовать, как анимистический пантеизм. Весь мир есть проявление божества; потому нет абсолютного зла, зло есть «низшая степень совершенного добра», потому оно легко исправимо и легко поддается уничтожению. Душа человека и другие духи — как бы искры божества, одни более яркие и чистые, другие — более тусклые и дымные. Цель религии — достигать слияния человека с божеством; но это достигается не аскетизмом и не изучением талмуда или других толкований закона и строгим соблюдением обрядности (изучение талмуда вошло в мир по наущению дьявола), а путем восторженной молитвы, молитвы радостной, не связанной с постом или с сокрушением о грехах — это последнее также может быть внушением дьявола, желающего отклонить человека от истинного служения богу. Надо думать о боге, а не о торе и не о талмудических ухищрениях; надо тепло и радостно молиться, а не соблюдать стеснительные обряды. Не все люди, конечно, одинаково способны к восторженной молитве и, следовательно, к соединению с божеством; это — удел прежде всего праведников — цадиков (zaddiq), которые в постоянном общении с божеством получают дар ясновидения, прорицания и чудотворения, так как они могут оказывать принудительное влияние на небесные сферы, подчинять их своей воле. Отсюда видно, что в проповеди Бешта укладывались рядом такие противоречия, как отрицание личного божества и вера в лукавого и злых духов; это противоречие генетически легко объясняется теми двойственными влияниями, под действием которых вырабатывалось миросозерцание Бешта — влиянием народной религии с ее примитивным анимизмом и колдовством и влиянием каббалистики. Но противоречия нисколько не мешали успехам учения Бешта в той среде, к которой оно было направлено; наоборот, они делали его более приемлемым. Признавая дьявола и его козни и объявляя раввина и раввинскую ортодоксию стоящими под влиянием дьявола, Бешт удовлетворял наболевшему чувству социального протеста; ставя на место личного божества с его принудительными заповедями разлитое божество с его разносортными искрами, Бешт провозглашал свободу индивидуума не только от обрядовой регламентации, но и от пуристических правил морали, а это для еврейского мелкого торгаша, шинкаря или арендатора, волей неволей принужденного подчас прибегать к не вполне чистым с моральной точки зрения средствам в борьбе за свое жизненное существование, было чрезвычайно важным моментом в новом учении. Наконец, учение об экстатической молитве, как средстве соединения с божеством, открывало дверь для того забвения и утешения, которого искало в религии мелкое еврейство этой эпохи. Таким образом, учение Бешта было по существу вполне мелкобуржуазным; его притупленный дуализм и отсутствие призыва к активной коллективной борьбе в особенности характерны в этом отношении. Вполне соответствовало также потребностям и настроениям мелкобуржуазной массы выдвижение в качестве религиозных руководителей цадиков: цадиком мог стать всякий, для этого не требовалось ни происхождения из среды соответствующего круга, ни долгой дорогой специальной выучки, как для раввинов. После смерти Бешта идеология хасидизма развивалась неодинаково в различных областях, заселенных еврейством. На родине хасидизма его идеология сохранила в общем черты индивидуалистического мистицизма и полупантеизма; развитие здесь заключалось в том, что идеология хасидизма была приведена в стройную систему, главным образом в работах преемника Бешта, раввина Бера из Межирича, человека с законченным богословским образованием, профессионального раввина, перешедшего на сторону нового учения. Первоначальная идеология Бешта была изменена Бером, главным образом, в двух вопросах: он устранил черты дуализма, занимавшие в учении Бешта видное место, и старался последовательно провести пантеизм, допуская, что даже в языческих идолах содержатся искры божества, хотя и в несовершенном, полуугасшем состоянии; далее, он видоизменил учение о цадиках в том смысле, что приписал лишь им исключительную способность истинного служения божеству. Эти два видоизменения значительно ограничили народные черты хасидизма, но зато сделали его приемлемым и для кругов буржуазной интеллигенции. Раввин Бер развил широкую пропаганду, рассылая повсюду проповедников и организаторов нового учения; хасидизм стал распространяться так же в Литве и Белоруссии, но там, на почве иного социального уклада он принял другое направление. В еврейской массе Литвы и Белоруссии хасидизм не нашел сначала приверженцев; его сторонники рекрутировались там преимущественно из среды городской молодежи, имевшей богословское образование, но не удовлетворявшейся ортодоксальным талмудизмом. В среде этих новых адептов литовско-белорусский хасидизм приобрел рационалистический оттенок. Идеология литовско-белорусского хасидизма была сформулирована в трудах р. Шнеура Залмана Борухова (последние десятилетия XVIII века). Он превратил идеологию хасидизма в философско-богословскую систему, согласно которой действительным бытием обладает только божество, весь же видимый материальный мир существует лишь в нашем разуме и в наших чувствах и не имеет самостоятельного бытия. Воля и мудрость божества, непрерывно созидающие мир, получили свое выражение в писании; поэтому, изучение закона, как непосредственного выражения воли божества, дает возможность человеку обрести также настоящее, а не призрачное бытие, ибо в процессе изучения и исполнения божественных заповедей человек начинает воплощать в себе их божественную духовную сущность. Таким образом, литовско-белорусское направление хасидизма стало лишь новым философско-теософическим оправданием прежнего догмата о необходимости изучения и исполнения торы, как основы религии; в сущности, это была новая идеология, получившая и новое условное название хабад (по первым буквам слов chokma — мудрость, bina — разумение, daat — познание); впоследствии значение изучения торы в системе хабад еще более усилилось. Последователи хасидизма в Литве и Белоруссии организовывали сначала тайные общины, но затем, после присоединения раввинов, создавших систему хабад, они перестали скрываться. Распространение хасидизма вызвало со стороны ортодоксального раввинизма сначала тревогу и беспокойство, а затем — целый ряд репрессивных мер, с целью искоренить это новое учение, грозившее подорвать основы традиционного раввинизма. Повсюду начались гонения на хасидов, особенно в Литве и Белоруссии. Хасидов подвергали торжественному отлучению и проклятию (херем), которое лишало их прав, как членов еврейских общин, то есть ставило их вне закона; не довольствуясь этим, раввинат организовал антихасидские съезды для объединения борьбы против хасидизма; на одном из этих съездов (1784 год в Могилеве) хасиды были объявлены лично и имущественно вне закона, имущество их было объявлено выморочным, и всякое общение с ними было запрещено. Это постановление повлекло за собою ряд хасидских погромов в Вильне и других городах; одновременно была организована тайная слежка за хасидами с целью их изобличения и наказания. В разгоревшейся междоусобной распре правительственные власти не сохраняли нейтралитета: русские и австрийские власти были на стороне ортодоксии, заключали в тюрьму видных хасидов, запрещали хасидскую литературу, высылали цадиков за границу (преимущественно в Великое герцогство Варшавское, находившееся под французским влиянием). Перемена к лучшему наступила для хасидизма лишь в начале XIX века, когда правительство Александра I разрешило хасидизму иметь свои синагоги и синагогальные общины и освободило из заключения деятелей хасидизма.

После этого борьба не затихла, но приняла другую форму — богословской полемики; постепенно отношения стали смягчаться, чему особенно способствовало законническое направление хасидизма в Литве и Белоруссии и ослабление крайностей хасидизма на юго-западе. Относительное примирение относится к началу 1900-х годов, когда представители хасидизма вошли в состав центрального комитета ортодоксального иудаизма, объединившего собою главнейшие религиозные течения среди еврейства. Изучение хасидизма затрудняется отсутствием критически проверенного материала источников; до сих пор нет научного издания легенд о Беште, его изречений, а также легенд о первых цадиках и их изречений. Литература о хасидизме громадна; кроме ряда сочинений на еврейском языке, следует отметить: на русском языке, Дубнов, «Введение в историю хасидизма» («Восход», 1888 и отдельно) и ряд статей по отдельным вопросам в журнале «Восход», 1888-1893; Оршанский, «Мысли о хасидизме», 1871; на немецком языке, Schechter, «Die Chassidism»; Günzig, «Rabbi Baal Schem»; Buber, «Die Legende des Baalschem».

Н. Никольский.