Иммунитет (невосприимчивость к болезням)

Иммунитет, или невосприимчивость к болезням. С очень давних пор было известно, что люди и животные, несмотря на частое нахождение в условиях, очень благоприятствующих заражению, тем не менее, избегают его, обнаруживая тем особенную невосприимчивость. Иммунитет связан с организацией и потому находится в зависимости от вида или расы, к которой принадлежит данный организм. Так, человек невосприимчив ко многим болезням домашних животных, каковы: чума рогатого скота, мыт, овечья оспа, куриная холера и проч. Другие болезни домашних животных, между которыми назовем сибирскую язву, сап, бугорчатку, столбняк, одинаково прилипчивы и к человеку. Но между человеческими болезнями есть и такие, по отношению к которым невосприимчивы домашние животные. Назовем из числа их холеру, брюшной, сыпной и возвратный тифы. Как пример расового иммунитета приведем алжирских баранов, отличающихся неизмеримо меньшей восприимчивостью к сибирской язве и овечьей оспе, чем европейские и особенно испанские овцы.

Все упомянутые примеры иммунитета относятся к категории так называемого естественного иммунитета, находящегося в зависимости от природы организма. Наоборот, весьма частые примеры индивидуального иммунитета должны быть отнесены к категории приобретенного иммунитета. Не подлежит сомнению, что иногда самый незначительный недуг скрывает за собой болезнь гораздо более опасную. Так, нередко легкое расстройство кишечного канала вызывается той же причиной, как и тяжелый брюшной тиф; между тем, оно обусловливает стойкий иммунитет против последнего. Иногда кашель, по-видимому, незначительный, скрывает за собою коклюш, являясь причиной иммунитета против последнего. Очень часто члены одной и той же семьи обнаруживают совершенно различное отношение к чахоточной заразе, и в то время, как одни становятся жертвой ужасной болезни, другие члены тут же рядом остаются совершенно здоровыми. В этом факте думали видеть доказательство существования естественного иммунитета у некоторых особей, но гораздо вероятнее, что эти сохраняющие здоровье индивидуумы были ранее бессознательным путем предохранены от чахотки.

Скорее можно согласиться на допущение некоторого естественного иммунитета, связанного с возрастом. Так известно, что дети, в общем, гораздо легче переносят брюшной тиф, чем взрослые, и еще легче, чем старики. Наоборот, последние устойчивее против бугорчатки, которая особенно губительна для детей и молодых людей. Последние гораздо менее подвержены настоящим раковым опухолям, чем старики, которые, наоборот, реже заболевают саркомами, чем молодые люди. Приобретенный иммунитет бывает двоякого происхождения. Он устанавливается или вследствие ранее перенесенной болезни или же вследствие искусственного вмешательства помощью предохранительных прививок. В первом случае, дело идет об естественно приобретенном иммунитете, а во втором — об искусственно приобретенном иммунитете. Очень многие заразные болезни, как оспа, корь, коклюш, скарлатина, брюшной тиф, раз перенесенные человеком, оставляют после себя иммунитет, продолжающийся нередко всю жизнь. Бывают, однако же, и исключения из этого правила, и люди, заболевающие по два раза этими болезнями, не составляют особенной редкости. Чаще повторное заболевание болезнями, оставляющими после себя лишь непродолжительный иммунитет. Таковы возвратный тиф, грипп, дифтерит. Наконец, некоторые болезни не только не ведут за собой иммунитет, но, наоборот, обусловливают особенное предрасположение к ним. Это наблюдается при крупозном воспалении легких, чирьях и особенно при рожистом воспалении кожи. В таком случае речь идет об отрицательном иммунитете, или анафилаксии (см.). Способы искусственно приобретенного иммунитета известны с очень давних пор. Многие дикие народы умели уже предохранять себя от укусов ядовитых змей, и существует предание, что понтийский царь Митридат (120-63 годы до Рождества Христова), боясь быть отравленным, приучал себя маленькими дозами ядов к перенесению их смертельных доз. Известны также с давних пор введенные народные, чисто эмпирические, способы предохранения от некоторых, болезней домашних животных, как, например, от овечьей оспы. Некоторые утверждают, будто искусственный иммунитет против оспы людей был уже известен древним китайцам. С давних времен существовал способ предохранительных прививок против этой болезни при помощи оспенной заразы, взятой от легкой формы натуральной оспы и перенесенной на кожу здорового человека. Утверждают, будто этот способ был особенно выработан в Турции для предотвращения обезображения лица красивых черкешенок, которых охотно брали в турецкие гаремы. Он особенно распространился в Европе в течение XVIII века и, как известно, был введен в Россию при содействии Екатерины II. Несмотря, однако же, на то, что для предохранения употреблялось заразное вещество, взятое из пустул самых легких случаев оспы, тем не менее, после таких прививок бывали примеры очень тяжелого заболевания, вследствие чего вариолизация (как был назван этот способ предохранения) бывала сопряжена со значительным риском, побуждавшим искать менее опасного способа предотвращения. Основываясь на опыте лиц, имевших дело с коровьей оспой, по которому люди, раз заразившиеся этой совершенно неопасной болезнью, становились невосприимчивыми к натуральной человеческой оспе, знаменитый английский врач XVIII века, Дженнер, после продолжительного ряда исследований, выработал новый способ предохранения. Он состоит в прививке на кожу людей заразного материала из пустул коровьей оспы. Отсюда дженнеровский способ получил название вакцины (от vасса — корова). После долгих пререканий, он, с начала прошлого столетия, вошел во всеобщее употребление и во многих цивилизованных государствах сделался обязательным, оказавшись одним из великих благодеяний человечества. Практиковавшееся долгое время перенесение вакцины от руки имевшего пустулу ребенка на здоровую руку лица, которое требовалось предохранить, в настоящее время оставлено и повсюду заменено вакцинацией от теленка, что представляет гарантию против прививки какой-нибудь другой заразы, кроме вакцины. Замечательно, что способ Дженнера, приведший к избавлению от такого ужасного бича, как оспа, был выработан в такое время, когда еще почти ничего не знали об истинной причине инфекционных болезней. Открытие этой причины чрезвычайно подвинуло вперед все учение об иммунитете и связанную с ним выработку новых способов предохранения людей и полезных животных от различных зараз. Открытие это было сделано во второй половине прошлого столетия вследствие работ Пастера о брожениях органических жидкостей. Раз было доказано, что последние не могут бродить иначе, как под влиянием низших организмов, дрожжей и бактерий, то отсюда становилось ясным, что и столь сходные с брожениями заразные болезни должны иметь подобную же причину. Вследствие этого заключения был открыт бацилл, причиняющий сибирскую язву, и бактерии некоторых других инфекций. Увлекшийся этими исследованиями, Пастер тотчас же возымел намерение распространить способы предохранительных прививок на большинство заразных болезней. Вместе со своими сотрудниками, Шамберланом и Ру, он в 1880 году доказал возможность предохранить кур от куриной холеры посредством впрыскиванья им ослабленных культур бактерии этой болезни. В этом опыте был в первый раз получен искусственный иммунитет не при помощи заразного начала, извлеченного из организма, а посредством чистых разводок соответствующего ослабленного микроба. На этом же принципе был выработан способ искусственного предохранения против сибирской язвы и краснухи свиней. Но в то время, как вакцинация (это название было перенесено на всякие предохранительные вещества, хотя бы они не имели ничего общего с настоящей вакциной коровьей оспы) против куриной холеры не нашла себе практического применения, предохранительные прививки рогатого скота, овец и лошадей против сибирской язвы и свиней против краснухи в короткое время распространились повсюду. С этой целью приготовляются две вакцины: первая, наиболее ослабленная, и вторая, более болезнетворная. После впрыскивания этих двух вакцин, состоящих из ослабленных, но живых бактериальных разводок, животные приобретают почти во всех случаях иммунитет, держащийся в течение одного года или даже нескольких лет. Ободренный этим необыкновенным успехом, Пастер захотел применить его к человеку и для этого предпринял исследования относительно бешенства, — этой страшной болезни, общей человеку с многими животными. Хотя и не удалось открыть микроба, вызывающего бешенство, но Пастер, тем не менее, выработал способ предохранительных прививок, оказавшийся действительным даже через несколько времени после укушения бешеными животными. Открытие это сначала встретило большое противодействие, но вскоре было принято почти единогласно и распространилось повсюду. Во многих местах обоих полушарий, даже в Германии, где пастеровские прививки оспаривались с особенной силой, были учреждены станции для предохранения от бешенства. Благодаря этому, болезнь эта сделалась более редкою, и количество жизней, сохраненных помощью нового способа, так велико, что не поддается учету. В виду того, что микроб бешенства до сих пор не открыт, противобешенные вакцины приготовляются не с помощью искусственных разводок, а посредством высушивания спинного мозга кроликов, умерших от привитого им заразного начала бешенства, известного под названием «стойкого вируса» — «virus fixe». В нем заразное начало сохраняется в живом виде подобно тому, как и в дженнеровской вакцине и в вакцине против куриной холеры, сибирской язвы и краснухи свиней. Независимо от этих открытий Пастера и его учеников, в лионском ветеринарном институте Арлоеном, Корневеном и Тома был выработан способ предохранительных прививок рогатого скота против так называемого симптоматического карбункула, — болезни, которую прежде смешивали с настоящей сибирской язвой. Для этой вакцины ими были употреблены не чистые разводки соответствующей бактерии (Bacillus Chauvaei), а заразное начало, в котором, однако же, находились эти бактерии в живом состоянии. Только начиная с открытия, сделанного американскими учеными Сальмоном и Смитом в 1886 году и относящегося к бактерии, найденной в так называемой свиной холере, стали для предохранительных прививок пользоваться разводками, в которых бактерии были предварительно убиты высокой температурой или обеззараживающими химическими веществами. Вскоре этот способ был применен Шамберланом и Ру для предохранения против симптоматического карбункула и так называемого септического вибриона, Шареном — против бактерии синего гноя, Шантемессом и Видалем — против заражения лабораторных грызунов (мышей и морских свинок) бациллами брюшного тифа. Вскоре после открытий Пастера, испанский бактериолог Ферран в 1885 году начал предохранять людей (в провинции Валенсии в Испании) посредством впрыскивания им под кожу живых разводок открытого Кохом холерного вибриона. На основании составленных им статистических сводок, он пришел к убеждению в благотворном действии этого метода, оспаривавшегося, однако же, большинством ученых. Несколько лет спустя, по поводу холеры, вновь появившейся в Европе в 1892 году, стали разрабатывать вопрос о предохранительных прививках против нее, основываясь на опытах с морскими свинками, у которых, однако же, не удалось получить болезни, подобной человеческой холере. Хавкин нашел очень легкий способ предохранять этих животных от лабораторной болезни, причиняемой холерным вибрионом, посредством не только ослабленных живых, но и убитых разводок этих бактерий. Отправившись в британскую Индию, он применил свой способ на большом количестве людей и остался особенно доволен результатами, полученными им у рабочих (кули) на чайных плантациях. Хавкинские вакцины были применяемы во многих других местах, причем некоторые врачи отнеслись к ним очень благоприятно. В последнее время в их пользу высказался голландский бактериолог ван-Лохем на основании прививок, сделанных им в голландской Индии. Но, с другой стороны, были высказаны возражения против возможности вызвать приобретенный иммунитет помощью подкожных впрыскиваний живых или мертвых холерных вибрионов, так как этот способ не предохраняет маленьких кроликов сосунов, единственных животных, способных к заражению настоящей кишечной холерой подобно человеку. Более научно обоснованы предохранительные прививки людей против бубонной чумы, в значительной степени распространенные Хавкиным в британской Индии, так как чума не локализована в кишках, как азиатская холера, а является общей заразой всего организма, против которой подкожные впрыскивания более действительны. Однако ж, по свидетельству всех компетентных врачей, предохранительные прививки, действительные нередко против бубонной чумы, неспособны сообщить приобретенный иммунитет против более смертоносной — легочной чумы. Предохранительные прививки против брюшного тифа были впервые применены в больших размерах на людях английским врачом Райтом. Он пользовался для этого убитыми культурами тифозных бацилл. После него тот же способ с некоторыми второстепенными видоизменениями был применен на войсках в Североамериканских Штатах, в африканских немецких колониях, а в последнее время в Марокко и во Франции. В пользу этих прививок приводят статистические данные, за отсутствием опытных доказательств. Между тем опыты на человекообразных обезьянах, единственных животных, заболевающих брюшным тифом, подобно человеку, после поступления тифозных бацилл через рот, показали недостаточность прививок посредством убитых культур. Большой шаг вперед в деле вызывания приобретенного иммунитета был сделан фон Берингом, открывшим, что кровяная сыворотка животных, иммунизированных против столбняка и дифтерита, приобретает свойство предохранять организм против этих двух ужасных болезней. Открытие Беринга вскоре перешло в практику. При появлении эпидемии дифтерита в школах или в семьях, детям, которым угрожает заражение, впрыскивают под кожу некоторое количество кровяной сыворотки лошадей, предварительно иммунизированных против дифтеритного яда. Также в случаях поранения загрязненными предметами, когда существует риск заразиться столбняком, впрыскивают с целью предохранения от него противотетаническую кровяную сыворотку. Подобные впрыскивания оказались особенно полезны при холощении жеребцов, очень подверженных столбняку. Иммунитет, приобретенный вследствие впрыскивания сывороток, относят, по почину Эрлиха, к категории пассивного иммунитета, в отличие от активного иммунитета, который получается искусственно в результате предохранения живыми или убитыми микробами (или их выщелоченными продуктами), или же получается естественно вследствие ранее перенесенной болезни. Так, например, ребенок, перенесший дифтерит, приобретает активный иммунитет, а другой ребенок, которому была впрыснута противодифтеритная сыворотка, приобретает пассивный иммунитет. Как общее правило, активный иммунитет держится гораздо дольше, чем пассивный. В то время, как первый может продолжаться в течение года и даже больше, пассивный иммунитет сохраняется не более нескольких, часто лишь очень немногих, недель. Эта кратковременность делает иногда необходимым повторные впрыскивания иммунизирующих сывороток, что сопряжено с некоторым риском. Нередко уже после первого впрыскивания наблюдается так называемая сывороточная болезнь, сопровождающаяся лихорадочным жаром, сильным зудом и появлением красных пятен на коже. Но после вторичного или последующих впрыскиваний (если они совершаются через более или менее продолжительный, не очень короткий срок после первого) развиваются часто явления так называемой анафилаксии, более серьезные, чем сывороточная болезнь, и в редких случаях способные даже причинить смерть. Для предупреждения анафилаксии нередко помогает применение способа Безредки, состоящего в предварительном впрыскивании, если возможно в вену, очень малого количества сыворотки. После этого, уже через несколько часов, иногда и того раньше, можно впрыскивать все потребное количество сыворотки, не рискуя причинить вред. За последние годы вошел в употребление способ вызывания активно-пассивного иммунитета, выработанный также Безредкою. Он состоит в насыщении мертвых или живых бактерий предохранительной сывороткой, после чего последняя отделяется на центробежной машине, а бактерии, кроме того, промываются физиологической водой. Бактерии при этом, как говорят, сенсибилизируются. Преимущество этого способа состоит в том, что иммунитет получается в очень короткий срок, держится долго и не сопровождается болезненными явлениями, которые наблюдаются при введении в организм цельной сыворотки или одних не сенсибилизированных бактерий. Этот способ начал применяться для предохранения людей от брюшного тифа, так как он оказался действительным на человекообразных обезьянах и к тому же вполне безвредным. Кроме того, он пригоден даже для таких заразных начал, в которых микробы невидимы ни при каком увеличении микроскопа и столь мелки, что проходят чрез стенку фарфоровых фильтров. Особую пользу этот способ оказывает при предохранении овец от овечьей оспы, что уже было выполнено в Алжирии по отношению более миллиона овец, вывозимых в Европу. В последнее время фон Беринг советует для доставления иммунитета против дифтерита впрыскивать не одну противодифтеритную сыворотку, как делалось прежде, а в строго вымеренной смеси с дифтеритным ядом. Предохранительные сыворотки добываются не только против инфекционных болезней, но также и против отравления некоторыми растительными и животными ядами. Так, Кальмет приготовил очень действенную сыворотку против змеиного яда, а Эрлих добыл сыворотки против рицина (яда клещевинных семян) и абрина (яда семян Abrus precatorius) и подробно изучил их действие. Полученными при этом результатами Эрлих воспользовался для решения вопроса о наследственной передаче иммунитета. Когда дело идет о естественном иммунитете, то не может быть речи о какой-нибудь особенной наследственности иммунитета. Наследуется вся организация вида, в том числе и невосприимчивость к данной болезни. Наоборот, может быть поднят вопрос об унаследовании иммунитета в случаях приобретенного иммунитета. Для разрешения его Эрлих исследовал детенышей мышей, активно иммунизированных против растительных ядов, рицина и абрина. При этом оказалось, что мышата, родившиеся от матерей, приобретших невосприимчивость к этим ядам, тоже обнаруживают по отношению к ним иммунитет, тогда как детеныши, только отцы которых были иммунизированы, оказываются восприимчивыми к названным ядам. Продолжая эти исследования, Эрлих установил, что и мышата первой категории не наследуют иммунитет, а приобретают его пассивно через молоко матери, которое содержит перешедшее из крови иммунизирующее вещество. Приобретенный иммунитет, на основании этих опытов, не передается по наследству.

До открытия приобретенного иммунитета посредством ослабленных или убитых бактерий ученые не могли еще серьезно заняться вопросом о том внутреннем процессе, который обусловливает невосприимчивость организма. Только после открытий Пастера они могли приступить к его разрешению. Установив, что, после вакцинации, соответствующие болезнетворные бактерии более не растут в организме, приобретшем иммунитет, Пастер предположил, что им для этого недостает какого-нибудь вещества, уже израсходованного во время предохранительных прививок. Раньше было доказано, что многие низшие организмы очень чувствительны к химическому составу окружающей среды, и что стоит последнюю лишить ничтожного количества данного вещества, чтобы сделать невозможным произрастание. Другой французский ученый, Шово, видоизменил теорию Пастера, предположив, что во время предохранительных прививок ослабленные бактерии выделяют какое-то особенное, для них самих вредное вещество, делающее невозможным их дальнейший рост. Обе эти теории относятся к категории гуморальных теорий, так как они объясняют иммунитет составом соков невосприимчивого организма. Совершенно иной характер представляет клеточная, или целлюлярная, теория, предложенная мною в 1884 году для объяснения как естественного, так и приобретенного иммунитета. Эта теория основывается на способности некоторых клеток живого организма поглощать болезнетворных микробов, убивать их и даже переваривать. Клеткам этим, представляющим большое сходство с низшими корненожками (амёбами и их родичами), было дано название фагоцитов. К последним относится не только большинство белых кровяных шариков, но еще амебовидные клетки селезеночной мякоти, костного мозга и лимфатических желез, а также многие эндотелиальные клетки и, особенно, так называемые купферовские клетки печени. В тех случаях, когда фагоциты в состоянии захватить и обезвредить болезнетворных микробов, организм оказывается невосприимчивым к заразе. В случаях же, когда фагоциты этого сразу сделать не могут, бактерии размножаются сначала беспрепятственно, вследствие чего организм заболевает. Когда же фагоциты не временно, а постоянно оказываются не в силах поглотить и переварить болезнетворных микробов, последние наводняют организм, причиняя ему смертельное заболевание. Когда фагоциты по своей природе способны обезвредить бактерий, то организм представляет пример естественного иммунитета. Если же фагоциты обнаруживают такую способность лишь после предварительной подготовки во время предохранительных прививок или во время самопроизвольного заболевания, то организм, заключающий таких фагоцитов, представляет случай приобретенного иммунитета. Так как для успешной деятельности фагоцитов необходимо не только химическое или физико-химическое воздействие их содержимого на микробов, а еще и такие жизненные процессы, как движение протоплазмы по направлению к микробам и проглатывание их внутрь протоплазмы, то фагоцитарная теория иммунитета должна быть отнесена к разряду биологических теорий. Вскоре после ее опубликования, эта теория вызвала очень сильную и продолжительную оппозицию со стороны ученых, особенно, со стороны немецких. Прежде всего, было сделано возражение, что фагоциты в состоянии поглощать лишь мертвых бактерий, предварительно убитых кровяной плазмой и другими жидкостями организма. Отсюда было заключено, что фагоциты являются не избавителями от болезнетворных микробов, а лишь подметателями их трупов. Было, однако же, нетрудно доказать несостоятельность этого возражения. В самом деле, в случаях, когда микробы подвижны, можно проследить их захватывание белыми шариками в живом состоянии и даже наблюдать их движения внутри фагоцитов. Такое наблюдение может быть сделано, однако же, лишь вне организма под микроскопом. Для того же, чтобы убедиться, что фагоциты и в самом невосприимчивом организме поглощают и умерщвляют живых бактерий, был сделан следующий опыт. Под кожу животного, обладающего естественным или приобретенным иммунитетом, вводится известное количество соответствующих бактерий. Через различные промежутки времени из места, куда было сделано заражение, извлекаются капельки экссудата. Сначала в нем находят белые шарики рядом с заключенными в них, частью же со свободными бактериями. Позже в экссудате встречаются лишь бактерии внутри фагоцитов. После пребывания такого экссудата вне организма в течение некоторого времени, поглощенные фагоцитами бактерии размножаются внутри их и дают целые маленькие колонии. Ясно, следовательно, что бактерии были поглощены живыми. Спустя более продолжительное время в каплях извлеченного экссудата встречаются только остатки захваченных бактерий, которые ни в экссудате, ни в искусственных культурных средах не дают больше культур. Этим доказывается, что поглощенные живыми бактерии были убиты внутри фагоцитов. Несмотря на столь доказательные опыты, целый ряд ученых все-таки решился выставить гуморальную теорию, по которой иммунитет зависит не от отсутствия какого-нибудь необходимого для жизни микробов вещества, а — более согласно с теорией Шово — от присутствия в жидкостях организма губительных для бактерий веществ. Первым толчком для этой теории послужили исследования Фодора, который доказал, что выпущенная из организма и освобожденная от свертывания кроличья кровь способна убивать огромное количество бацилл сибирской язвы. Несмотря на то, что этот, сам по себе верный, факт находится в противоречии с полным отсутствием у кролика иммунитета против сибирской язвы, открытие Фодора было признано имеющим принципиальное значение. Вскоре было найдено, что не только кровь, но и приготовленная из нее сыворотка кролика убивает бактерий сибирской язвы, благодаря присутствию в ней особого вещества, разрушающегося после нагревания при 55°-56°. Этому веществу Ганс Бухнер дал название алексина (см.). По мнению этого ученого, поддержанному многими другими, естественный иммунитет зависит, главным образом, от присутствия в жидкостях организма алексинов, способных убивать те или другие болезнетворные организмы. Последующие исследования показали, однако же, что в то время, как кровь и сыворотка кролика быстро убивают сибиреязвенных бацилл, эти жидкости, добытые от собак и кур, действительно и притом значительно невосприимчивых к этим бактериям, вне организма не оказывают на них никакого губительного действия. Чем дальше разрабатывали этот вопрос, тем более кидалось в глаза несоответствие между явлениями умерщвления бактерий вне организма и иммунитетом. Наоборот, последний всегда сопровождался очень резко выраженным поглощением и умерщвлением их фагоцитами — фагоцитозом. Мало-помалу, даже наиболее скептические ученые стали относиться благоприятнее к клеточной теории иммунитета и остановились на некоторого рода эклектизме. По их мнению, при естественном иммунитете участвуют два фактора: алексин соков организма и фагоциты. К тому же, некоторые авторы, в особенности сам Бухнер, стали проводить мысль, что алексин, обращающийся в кровяной жидкости, есть не что иное, как выделение белых кровяных шариков. Эта теория продержалась несколько лет, но затем против нее были сделаны многочисленные возражения, исходящие, главным образом, от Р. Пфейффера и его учеников. Ими было доказано, что вытяжки из белых кровяных телец не убивают бактерий, между тем как кровяная сыворотка тех же животных оказывает на бактерий того же вида очень сильное губительное действие. Опыты эти привели большинство ученых к выводу, что алексин не имеет ничего общего с фагоцитами, а представляет вещество жидких частей организма, главным образом, кровяной плазмы. Другой ряд опытов показал, однако же, что и в белых шариках содержатся вещества, убивающие бактерий, но совершенно отличные от алексинов. В то время, как последние разрушаются при сравнительно незначительном нагревании (55°-56°), губительные для бактерий вещества фагоцитов выдерживают гораздо более высокую температуру (60°-65°). Петтерсон, исследовавший эти вещества, назвал их эндолизинами, а Шнейдер — лейкинами. В результате своих исследований он высказал мнение, что организм защищается против нашествия болезнетворных микробов двумя средствами: кровяной и другими жидкостями, с одной стороны, фагоцитами — с другой. Таким образом, он пришел к гуморально-целлюлярной теории иммунитета. При ближайшем расследовании оказалось, что лишь наименее прочные бактерии, как холерные и родственные вибрионы, тифозные и родственные им бациллы, могут быть убиты алексинами, тогда как большинство других болезнетворных бактерий (стафилококки, стрептококки, пневмококки и проч.) легко убиваются эндолизинами. В большинстве случаев естественный иммунитет должен быть, следовательно, приписан фагоцитам. Допущенное гуморально-целлюлярной теорией существенное отличие между алексинами и эндолизинами нельзя считать доказанным, равно как нельзя признать вывод, что алексины не фагоцитарного происхождения. Опыты, на которых был основан этот вывод, были проделаны не над настоящей кровяной плазмой, такой, какой она течет в сосудах, а над извлеченной из организма кровяной жидкостью, то есть сывороткой, значительно отличающейся от плазмы. При соблюдении необходимых для получения точных результатов условий оказалось, что находящаяся в живом организме кровяная плазма не убивает даже таких нестойких бактерий, как холерные вибрионы. Этот вывод, вытекающий из согласных исследований Борде, Левадити и Вольмана, доказывает, что алексины получаются в соках, извлеченных из организма, только после того, как они были выщелочены из находящихся в крови клеток. Ни красные шарики, ни кровяные пластинки к этому непричастны, так как алексины получаются и из жидкости экссудатов, содержащих только белые тельца. Последние оказываются истинным источником алексинов. После того, как, наконец, убедились, что при естественном иммунитете организм освобождается от бактерий при помощи фагоцитов, стали искать каких-нибудь новых гуморальных деятелей, оказывающих влияние на фагоцитов. В этом отношении особенно выдвинулась теория опсонинов Райта. Этим названием он обозначил вещества, находящиеся в кровяной плазме, вещества, единственная роль которых заключается в облегчении захватывания фагоцитами бактерий. Если прибавить к жидкости, содержащей белые шарики и бактерии, некоторое количество нормальной кровяной сыворотки, то фагоцитоз сразу значительно усиливается. Усиление это происходит, однако же, не вследствие возбуждающего действия сыворотки на белые шарики, а вследствие того, что находящиеся в ней опсонины, так сказать, присасываются к бактериям, делая их более приемлемыми для фагоцитов. Тот факт, что опсонины во всех отношениях сходны с маленькими дозами алексинов, которые сами по себе не в состоянии убивать бактерий, привел к выводу, что обе эти категории веществ тождественны. Во всяком случае, так как все опыты с опсонинами были проделаны над белыми шариками вне организма, где они находятся в ненормальных условиях, то заключать из них о том, что происходит в живом организме, невозможно. С теоретической же точки зрения, однако же, нет ничего неправдоподобного в предположении, что организм, обладающий иммунитетом, заключает вещества, содействующие фагоцитозу и тем облегчающие борьбу против болезнетворных микробов.

Естественно или искусственно приобретенный иммунитет сопровождается явлениями более сложными, чем те, которые имеют место при естественном иммунитете. Двадцать три года назад Беринг и Ниссен нашли, что животные, которым они впрыскивали холероподобного вибриона (Vibrio Metchnikowi), приобретали новое свойство кровяной жидкости. В то время, как до впрыскиваний последняя была неспособна убивать этих бактерий, после предохранительных прививок она становилась чрезвычайно губительной для них. Приобретенный иммунитет, поэтому, этим авторам казался зависящим от изменения гуморальных свойств крови. Но когда они захотели возвести эти изменения в общий закон, они увидели, что их предположение не соответствует действительности, так как кровь животных, иммунизированных против других бактерий, не приобретала способности убивать последних. Несмотря на это, Р. Пфейффер, на основании новых очень интересных исследований, попытался восстановить эту новую гуморальную теорию приобретенного иммунитета. Он нашел, что у животных, получивших повторные впрыскивания холерного вибриона, последний уже через несколько минут превращается в мелкие шарики и умирает, если его ввести в брюшную полость. Эта гибель вибрионов происходит в самой брюшной жидкости, а не внутри белых шариков. Отсюда заключение, что приобретенный иммунитет всецело зависит от изменения основных свойств соков организма. Пфейффер хотел возвести гуморальное превращение бактерий в шарики и их окончательное уничтожение в общий закон, но это ему не удалось. Оказалось, что лишь немногие бактерии следуют этому правилу, тогда как значительное большинство их ему не подчинены. Даже по отношению к вибрионам было доказано, что и они претерпевают указанные изменения лишь в случаях, когда они попадают в такие места внутри организма, где заранее были скоплены многочисленные белые шарики. При этом последние претерпевают заметное повреждение (так называемый фаголиз), вследствие которого они уступают окружающей жидкости часть находящегося в них алексина, убивающего вибрионов вне фагоцитов, в самой жидкости. При дальнейшем анализе этого явления Борде установил следующий, очень существенный общий закон. Превращение вибрионов в шарики есть результат действия двух веществ, находящихся в кровяной сыворотке: во-первых, алексина, обусловливающего это превращение и убивающего вибрионов, и, во-вторых, особого, более стойкого вещества (хорошо выдерживающего нагревание на 55°-56°), которое подготовляет вибрионов к действию алексина. Это второе вещество Борде назвал сенсибилизирующим (sensibilisatrice). Оно действует на бактерий наподобие протравы, подготовляющей проникновение красок в ткани. В то время, как алексин был тесно связан с белыми шариками, сенсибилизирующее вещество проникает почти во все жидкости живого организма. Борде, кроме того, доказал, что при приобретенном иммунитете количество алексина не увеличивается против его нормального содержания, тогда как сенсибилизирующее вещество, отсутствовавшее до приобретения иммунитета, появляется в значительном количестве. Эрлих со своими учениками занялся подробно этими явлениями и установил как факт, что сенсибилизирующее вещество фиксируется на бактериях. Эту связь он считает химическим соединением этого вещества, с одной стороны, с алексином, а с другой — с бактерией. На основании своей теории Эрлих назвал сенсибилизирующее вещество амбоцептором, а алексин — комплементом. Между Борде и Эрлихом возникла продолжительная полемика относительно объяснения способа действия двух веществ. В виду крайней трудности окончательного решения этого вопроса, авторы двух теорий остаются каждый при своем мнении, большинство же ученых склоняется в пользу физико-химической теории протравы, хотя номенклатура Эрлиха и распространилась гораздо шире, чем та, которую предложил Борде. Оказалось, что, при приобретенном иммунитете, амбоцепторы очень распространены в жидкостях организма, хотя бы последние и не оказывали губительного влияния, как это составляет общее правило. Дальнейшие исследования, кроме того, показали, что амбоцепторы суть выделения фагоцитов. Согласные показания Пфейффера и Маркса, Вассермана и его сотрудников, а также других авторов утвердили то положение, что амбоцепторы, раньше, чем попасть в кровь, появляются сначала в селезенке, костном мозгу, лимфатических железах и на местах введения бактерий в организм — в экссудатах, то есть именно там, где существует значительное скопление фагоцитов. В общем выводе получается факт, что фагоциты, главные защитники организма против инфекций, производят два основных вещества: алексины (комплементы), освобождающиеся при фаголизе в сыворотке, и амбоцепторы, легко выделяющиеся из фагоцитов и попадающие в кровяную плазму и другие соки живого организма. Так как амбоцепторы сами по себе не только не убивают микробов, но даже не мешают им размножаться и оказывать свое болезнетворное действие, то возник вопрос, зачем же они фиксируются на бактериях в тех случаях, когда от этого им не делается никакого зла. Исследования в этом направлении привели к заключению, что в извлеченной из обладающего приобретенным иммунитетом организма кровяной жидкости находится вещество, роль которого ограничивается подготовлением бактерий к их поглощению фагоцитами, подобно тому, как в сыворотке при естественном иммунитете находятся предполагаемые опсонины. Это вещество, обозначенное Нейфельдом названием бактериотропинов или просто тропинов, отличается от опсонина тем, что не разрушается при 55°-56°, а становится недействительным лишь после нагревания при 70°-75°, так же, как и амбоцепторы. Казалось бы, что оно должно быть тождественно с последним, что подтверждается многими фактами. Нейфельд, однако же, настаивает на независимости тропинов от амбоцепторов, не приводя в пользу этого достаточных доказательств. Относительно тропинов следует сделать то же замечание, что и относительно опсонинов, так как и те, и другие наблюдаются лишь вне организма по отношению к белым шарикам, погруженным в кровяную сыворотку и в другие жидкости, значительно отличающиеся от плазмы живого организма.

Амбоцепторы и, по всей вероятности, тождественные с ними тропины не исчерпывают еще всех веществ, появляющихся в соках организма при приобретении иммунитета. В этих соках образуются еще вещества, склеивающие бактерий и дающие осадок с разводками последних, так называемые агглютинины и преципитины. Имеющие значение для диагноза болезней и для определения бактерий, эти вещества, однако же, не играют выдающейся роли при иммунитете, вследствие чего здесь можно ограничиться лишь упоминанием о них. Возможно, что склеивание микробов иногда облегчает их захватывание фагоцитами, но последнее же хорошо совершается и без них. Значение преципитинов еще не выяснено, но, по-видимому, они играют роль для обезврежения некоторых ядов, выделяемых бактериями. Быть может, что они нейтрализуют вещества, названные Байлем агрессинами, и родственные им антифагины Н. Чистовича, то есть яды, специально направленные со стороны микробов против фагоцитов. Против же, собственно, бактериальных ядов, так называемых токсинов, организм, приобретший иммунитет, вырабатывает открытые Берингом антитоксины. После этого, сделавшего эпоху в науке, открытия, многие, вместе с Берингом, предположили, что иммунитет вообще сводится к присутствию в жидкостях организма этих противоядий. Раз освободившись от губительного действия токсинов, организм справляется с обезвреженными бактериями как с любыми невинными посторонними телами. Теория эта, однако же, не выдержала критики, так как оказалось, что иммунитет против бактериальных ядов и против таких ядовитых бактерий, как бациллы столбняка, может иметь место независимо от антитоксинов. К тому же было доказано, что фагоциты способны не только поглощать и обезвреживать микробов, но также поглощать и обезвреживать бактериальные яды и даже минеральные ядовитые вещества. Так, например, Безредка установил, что белые шарики брюшной полости обезвреживают организм от так называемых эндотоксинов, то есть ядов, содержащихся внутри бактерий, а равно и от некоторых мышьяковистых солей, как, например, трехсернистый мышьяк. Подобные же факты были потом найдены и другими учеными. Во всяком случае, нет более места теории, по которой фагоцитоз должен находиться в зависимости от предварительного гуморального обезвреживанья токсинов. В виду крайней сложности и трудности вопроса, до сих пор еще не могли решить, какие, собственно, клетки организма вырабатывают антитоксины. Только относительно преципитинов, имеющих, как было сказано, родство с антитоксинами, Кантакузену удалось доказать их образование в тех же фагоцитарных органах, которые выделяют амбоцепторов.

Если свести всю накопившуюся за последние 25-30 лет массу фактов относительно иммунитета, то, прежде всего, придется отметить, что в этом явлении на первом плане стоит деятельность фагоцитов, как защитников организма от микробов. Гуморальным началам, как опсонины, амбоцепторы, тропины и антитоксины, если даже их признать всех независимыми и способными действовать в недрах живого организма, можно отвести лишь второстепенную роль. Так как названные гуморальные факторы почти все или все фагоцитарного происхождения, то понятны встречающиеся примеры иммунитета, в которых организм невосприимчив, несмотря на их отсутствие в его соках, но благодаря деятельному фагоцитозу. Понятны также и такие примеры, когда организм, несмотря на присутствие в его жидкостях значительного количества гуморальных начал, так называемых антител, гибнет от инфекции под условием усыпления фагоцитов опием или другими наркотическими веществами. Во всех проявлениях иммунитета фагоциты, отвечающие химиотактически на появление микробов, собираются вокруг них, пользуясь своей способностью проникать через стенку сосудов, посредством воспалительного процесса, отличающегося слабой краснотой и незначительной опухолью, но чрезвычайным богатством выселившихся белых телец (чисто экссудативное воспаление). При этих условиях понятно стремление ученых, ради усиления иммунитета или с целью развития его там, где он отсутствует, ввести в организм вещества, способные усилить фагоцитоз. Для этого пользуются разнообразными веществами, которым дают собирательное название стимулинов и которые вызывают на борьбу с микробами и их ядами многочисленную армию фагоцитов. Среди таких веществ выдаются очень маленькие дозы солей хинина, пептоны, растительные и животные белковые вещества и проч. Как пример, можем указать на введенное в употребление хирургами Р. Пети и Микуличем вливание в брюшную полость при операциях нормальной лошадиной кровяной сыворотки и нуклеиновой кислоты. Более подробная разработка вопроса об искусственном возбуждении фагоцитоза есть дело будущего.

Литература: Мечников, «Невосприимчивость в инфекционных болезнях» (1903); Ehrlich, «Gesammelte Arbeiten zur Immunitätsforschung» (1904); Wright «Studien über Immunisirung» (1909); Bordet, «Studies in Immunity» (1909). Кроме того, главы о невосприимчивости в руководствах и учебниках бактериологии.

М. Мечников.

Реакции иммунитета. Стремление ученых проникнуть в механизм сложного явления невосприимчивости повело к созданию ряда теорий, клеточных, гуморальных (см. выше), к обширному количеству исследований и к открытию целого ряда интересных фактов. На одно из первых мест в этой области, по теоретическому интересу и практическому значению, должно быть поставлено открытие так называемых реакций иммунитета, то есть воздействий, которые оказывают клетки и жидкие составные части невосприимчивого организма на соответственные микробы, а затем и на различные другие объекты и вещества. Известно, что уже клетки и жидкости (кровь, лимфа) нормального организма обладают способностью различным образом изменять чужеродные элементы, с которыми они приходят в соприкосновение (см. алексины). Способность эта резко усиливается при приобретении невосприимчивости как естественным путем в силу перенесения какого-либо заболевания, так и при всякого рода искусственных приемах вакцинации или иммунизации. При этом оказалось, что подобного рода изменения могут быть получены не только по отношению к микробам и их продуктам, но и ко всякого рода чужеродным организму элементам и веществам, например, к красным кровяным тельцам животных другого вида (см. гемолиз) и т.д. В настоящее время можно считать твердо установленным следующее общее положение: если вводить в организм микробы и их продукты жизнедеятельности (например, токсины), чуждые данному организму клеточные элементы другого вида животных (или растений) и всякие вообще содержащие чужеродный белок жидкости, хотя бы лишенные вредного влияния и относящиеся к питательным веществам, то, при условии, если такое введение происходит помимо кишечного канала, так что чужеродные белки поступают в организм, в его кровь и ткани, не подвергшись предварительно действию пищеварительных ферментов, в организме происходит ряд изменений, которые, по аналогии с изменениями, наступающими под влиянием болезнетворных микробов, прежде всего обратившими на себя внимание и изученными, относят к области явлений иммунитета. Природа и характер этих изменений далеко не во всех случаях и вообще далеко не полно прослежены, однако, с несомненностью установлен факт развития при этом в организме особых веществ (особых свойств), являющихся специфическими в том смысле, что жидкости и особенно сыворотка крови такого организма являются способными оказывать известное воздействие исключительно (или, по крайней мере, преимущественно) на те элементы и вещества, которые послужили причиной их образования, а сам организм в целом приобретает способность обнаруживать при новом проникновении в него тех же веществ совершенно иную реакцию, нежели свежий организм. Эта видоизмененная реакция организма, которую Пирке предложил назвать аллергией, может выражаться как в большой устойчивости или невосприимчивости его, в иммунитете, так и в повышенной чувствительности, или анафилаксии (см.). Все вещества, введение которых в организм может повести к таким результатам, то есть все чужеродные по отношению к нему белковые соединения, носят общее название антигенов; продукты же, получаемые в организме вследствие введения антигенов, носят общее название противотел, или антител. Сообразно с характером воздействия, оказываемого антителами, их подразделяют на несколько разрядов:

Главнейшие антигены и антитела:

Антигены.

Токсины (дифтерийный, столбнячный и др., змеиный яд и т.п., растительные токсины, как рицин, абрин).

Антитела.

Антитоксины. Нейтрализуют, останавливают действие соответственных антигенов.

 

Ферменты.

Белки в жидком, растворенном виде (яичный белок, белок сыворотки крови и т.д.).

 

Антиферменты.

Агглютинины — обусловливают склеивание антигенов.

Преципитины — дают осадки с соответственными антигенами.

Анафилактические противотела — обусловливают реакции повышенной чувствительности.

Организованные элементы (клетки, бактерии и т.д.).

Лизины — обусловливают растворение их.

Цитотоксины — убивают антигены.

Тропины — (опсонины) способствуют фагоцитозу антигенов.

Противотела, обусловливающие фиксацию алексина (связывание комплемента, см. ниже) и т.д.

 

 

 (О теории Эрлиха, предложенной для объяснения механизма реакции между антигенами и антителами, см. химиотерапия).

Специфичность реакций иммунитета, то есть то обстоятельство, что определенное противотело оказывает известное воздействие лишь на соответственный антиген, позволяет пользоваться ими с распознавательными (диагностическими) целями и притом в двух направлениях: имея в руках определенные известные нам антигены, мы можем решать вопросы о присутствии или отсутствии соответственных антител, и обратно, имея определенные антитела, можно решать вопросы о природе интересующих нас антигенов. Помимо специфичности, реакции эти отличаются еще чрезвычайной чувствительностью, далеко превосходящей в ряде случаев чувствительность химических реакций, а потому они уже приобрели большое значение и за пределами медицины, причем значение это все растет. В настоящее время реакции иммунитета, или, как их иначе называют, биологические реакции, интересуют не только врачей, гигиенистов, физиологов, но и всех вообще биологов, химиков и т.д. Среди реакций иммунитета, производимых вне организма, прежде всего, была выдвинута реакция агглютинации (склеивания). Честь открытия этой реакции, указания на которую делались Шарреном и Роже, Мечниковым, Борде, принадлежит Груберу и Дургаму, которые показали, что при иммунизации животного каким-либо микробом в его сыворотке появляется и постепенно усиливается способность склеивать этого микроба. Если взять разводку данного микроба в жидкой среде, например, в бульоне, или если смыть разводку с поверхности твердой среды бульоном или физиологическим раствором (8,5 граммов хлористого натрия на литр воды) и если прибавить к такой разводке, имеющей вид более или менее мутной эмульсии, небольшое количество сыворотки иммунизированного животного, то эмульсия просветляется и на дне пробирки образуется осадок; при наблюдении под микроскопом вместо отдельных микробов обнаруживаются скопления их; они все как бы склеены в кучки, причем, если дело идет о микробе подвижном, как холерный вибрион, тифозная палочка, то движения прекращаются. При смешении данной культуры с таким же и даже большим количеством сыворотки нормальных животных агглютинации не получается; не получается ее и в том случае, если мы смешаем, например, сыворотку животного, иммунизированного тифозной палочкой, с холерной культурой — и т.д. — это и есть специфичность реакции. Таким образом, ясно, что, если у нас имеется сыворотка животного, иммунизированного, например, холерной культурой, и культура вибриона, выделенного, допустим, из воды и представляющего по виду сходство с холерным, мы можем, произведя реакции агглютинации, решить вопрос, есть ли наш вибрион истинно холерный или только холероподобный. Вопросы подобного рода возникают на практике нередко, и важность их быстрого и точного разрешения понятна сама собой. Особенную популярность приобрела реакция агглютинации с тех пор, как Видаль установил ее пригодность для распознавания различных болезней и, прежде всего, брюшного тифа, почему она нередко и называется реакцией Видаля. Видаль показал, что сыворотка (а также, хотя в меньшей мере, и другие жидкости: молоко, моча и т.д.) тифозных больных обладает способностью склеивать тифозную палочку, не действуя на других микробов. Если у нас имеется больной, у которого подозревается тиф, то для точного решения вопроса достаточно взять у него несколько капель крови и с полученной сывороткой произвести реакции с заведомо тифозной культурой. Наступление агглютинации (положительная реакция) решает вопрос в пользу тифа, отсутствие ее (отрицательная реакция) говорит против. Необходимо заметить, что при практическом применении, этой реакции и при учете ее результатов приходится нередко сталкиваться с рядом затруднений и осложнений; так, например, если брать сыворотку неразведенной, то агглютинация получается и с нормальными сыворотками, — необходимо, значит, разводить сыворотку соответственным образом; способность агглютинации сохраняется нередко многие месяцы, так что, например, у лица, болевшего полгода назад тифом, а сейчас больного воспалением легких или гриппом, реакция может получиться положительная; надо, значит, считаться с прошлым больного; некоторые организмы мало способны к выработке противотел, которые образуются медленно и в малых количествах, так что реакция получается поздно и слабо и т.д. Исчерпать все эти возможности ошибок, указать способы их исправления и технику реакции агглютинации и других реакций иммунитета, нередко кропотливую и сложную, можно, конечно, лишь в специальных сочинениях, предназначенных для специалистов, которым эти детали, конечно, необходимы. Здесь для них не место; достаточно указать на существование трудностей и осложнений и на то, что основные принципы и сущность дела ими не нарушаются, что современная научная техника позволяет справиться с этими трудностями и источниками ошибок. Помимо практически важных вопросов о природе исследуемых нами бактерий и заболеваний, реакция агглютинации получила еще применение и для решения вопросов научного характера, например, при поисках возбудителя той или иной болезни. Таким именно образом Шига, например, открыл палочку дизентерии. Выделивши из испражнений дизентерийных больных ряд микробов, он стал испытывать их в смысле агглютинации с сывороткой дизентериков; микробы, которые не играли роли, не агглютинировались, а палочка дизентерии, как возбудитель болезни, дала положительную реакцию.

Близко к агглютинации стоит так называемая реакция преципитации. Вскоре после открытия агглютинации Краус показал, что сыворотки иммунизированных животных, при смешении с прозрачными фильтратами культур соответственных микробов, обусловливали выпадение из них осадков, причем эта реакция носила так же, как и агглютинации, специфический характер. Затем Ф. Чистович и Борде доказали, что эта реакция образования осадков, преципитации, носит общий характер: если иммунизировать животное каким-либо белком, то сыворотка его получает способность давать осадок с растворами этого белка. Если, например, впрыснуть кролику яичный белок, его сыворотка даст осадок при смешении с яичным белком даже при разведении его в десятки тысяч раз и т.д. Здесь, как и при агглютинации, и даже в большей мере, приходится считаться с вопросом разведения употребляемых реактивов и с рядом практических затруднений; мы на них не останавливаемся по вышеизложенным соображениям. Важно то, что реакция эта отличается чрезвычайной чувствительностью и позволяет не только открывать присутствие белков там, где никакие химические реактивы сделать этого не в состоянии, но и решать вопросы об их происхождении. Если у нас имеется, например, кролик, иммунизированный человеческой кровью, то его сыворотка будет давать осадок лишь с белками человеческого тела, но не с другими. Реакция эта была детально разработана Уленгутом и др. и получила широкое применение. Так, например, с ее помощью удается решать очень важные для судебной медицины вопросы о происхождении кровяных пятен в тех случаях, когда никакие другие приемы не позволяют решить, какого происхождения данное пятно. Эта же реакция нередко применяется для открытия всякого рода фальсификаций: если, например, при приготовлении колбас делается примесь лошадиного мяса, то достаточно иметь животное, иммунизированное лошадиными белками (чаще всего употребляют кроликов), и испытать действие взятой у него сыворотки на вытяжку из подозрительной колбасы (настой мелко изрубленной колбасы с физиологическим раствором), получится преципитация, значит, примесь есть. В Италии Берторелли с успехом применил такую же реакцию для открытия подмесей низких сортов муки. Ею же доказана в ряде случаев фальсификация различных консервов, фармацевтических питательных препаратов и т.д. Наконец, эта реакция была испытана Уленгутом и Нетталем для решения вопросов биологических, для проверки и обоснования теории Дарвина с новой точки зрения. Дело в том, что при всех биологических реакциях обнаруживаются, помимо специфической, еще и так называемые групповые реакции, заключающиеся в том, что данное противотело, помимо реакции с соответственным антигеном, оказывается способным давать, хотя и в более слабой мере, то есть при меньших разведениях, реакции с близкими, родственными антигенами. Так, например, при смешении сывороток, специфических для человеческих белков, с белками другого происхождения, получилась довольно сильная реакция с белками человекообразных обезьян, слабая с белками других обезьян и отрицательная с сывороткой низших животных. Полученные таким путем в огромном количестве опытов результаты вполне подтвердили выводы эволюционной теории. Наконец, реакция получила применение и для решения ряда вопросов, касающихся физиологии питания и обмена. Выше мы указали, что реакции иммунитета (то есть образование противотел) наблюдаются при проникновении белков помимо кишечника, то есть парентерально. Однако, если отправления кишечника почему-либо нарушены и если то или иное вещество в силу этого всасывается через кишечник, не подвергшись предварительно переработке, противотела также образуются. Поэтому, испытывая сыворотку того или иного животного и человека на присутствие противотел для различных вводимых с пищей веществ, можно получить интересные данные относительно хода и характера процессов пищеварения, всасывания и т.д.

Наряду с агглютинацией и преципитацией возможно также применение и других реакций, то есть других противотел, антиферментов, лизинов, тропинов, опсонинов. Техника и условия производства реакций каждый раз, конечно, изменяются, но существо дела остается то же. Если у нас имеется сыворотка животного, иммунизированного к холере, и если исследуемый нами вибрион растворяется в этой сыворотке (так называемый феномен Пфейффера), то, значит, этот вибрион холерный. Точно также если заведомо холерный вибрион, при соблюдении известных технических условий реакции (разведение, время, температура и т.д.), растворяется в данной сыворотке, то есть если она заключает холерный бактериолизин, то мы заключаем, что поставщик этой сыворотки болел холерой или подвергался иммунизации и т.д. Такие же заключения можно сделать и в том случае, если, вместо микробов, взять клеточные элементы, например, красные кровяные тельца (см. гемолиз). Реакции растворения могут быть наблюдаемы и в живом организме, и на практике феномен Пфейффера обычно производится на морских свинках, впрыскивая им в брюшину исследуемые антиген и антитело и наблюдая через определенные промежутки времени брюшинный экссудат, извлеченный при помощи пипетки, под микроскопом. К аналогичным выводам мы придем, если, вместо литических свойств, будем исследовать способность какой-либо сыворотки влиять на фагоцитоз определенного вида микробов или клеток, то есть содержание в ней тропинов (опсонинов). Вопрос о том, какую из реакций предложить, решается в каждом данном случае практическими соображениями удобоисполнимости. Реакция агглютинации, наиболее простая и легкая, получила в силу этого и наибольшее распространение; реакция преципитации производится там, где мы имеем дело с раствором белков и т.д.

В последние годы большое распространение и популярность приобрела так называемая реакция Вассермана, которую правильнее следует называть реакцией Борде-Жангу, или реакцией фиксации алексина (= связывания комплемента). Сущность этой реакции сводится к следующему: в каждой свежей сыворотке заключается алексин (см.), или комплемент, вследствие чего при прибавлении такой сыворотки к смеси красных кровяных телец и амбоцептора (или сенсибилизатрисы) наступает гемолиз (см.). Если комплемент предварительно каким-либо образом разрушить или связать, то гемолиза не наступит. Таким образом, имея в руках смесь каких-либо красных телец с соответственным амбоцептором, так называемую гемолитическую систему, можно легко решить вопрос, имеется ли в данной сыворотке свободный комплемент или нет. При реакциях гемолиза, бактериолиза и т.п. алексин потребляется и исчезает, так что сыворотка, обусловившая, например, явление растворения сенсибилизированных холерных вибрионов, не будет уже в состоянии вызвать гемолиза и обратно. Установивши этот факт, Борде затем показал, что алексин потребляется, связывается не только при гемо- и бактериолизе, но, вообще, всякий раз, когда заключающая алексин сыворотка приводится в соприкосновение с комбинацией антиген + антитело при условии, конечно, если они соответствуют друг другу, независимо от того, наступают ли при этом явления растворения или нет. Если, например, к смеси сибиреязвенных (или дифтерийных) палочек с противосибиреязвенной (противодифтерийной) сывороткой прибавить свежей сыворотки, никакого растворения микробов не произойдет, так как названные микробы бактериолизу не подвергаются, но алексин все-таки будет связан, и если мы затем прибавим гемолитическую систему, гемолиза не будет. При наличности подобных отношений, эта реакция, как легко понять, также может быть использована с диагностическими целями, для определения антигенов с помощью антител и обратно. У нас, допустим, имеется противосибиреязвенная сыворотка и культура, подлежащая проверке. Мы смешиваем их, прибавляем свежей нормальной сыворотки, оставляем смесь при 37° в течение часа, чтобы реакция связывания алексина успела совершиться, затем прибавляем гемолитическую систему и оставляем эту новую смесь опять на 1 час при 37°. Если гемолиз наступит, значит, алексин не был связан, значит, далее, соответствия между антигеном и антителом нет, — наш микроб, следовательно, не сибиреязвенный; поэтому при наступлении гемолиза реакция называется отрицательной. Если, наоборот, гемолиз не наступит — так называемая положительная реакция, — значит, алексин связался, соответствие, следовательно, имеется, и мы заключаем, что микроб, в данном случае, сибиреязвенный. Точно таким же путем можно с помощью известных, выверенных культур решать вопросы о присутствии в данной сыворотке противотел, то есть о наличности заболеваний, иммунизации и т.п. Вслед за этим, Вассерман нашел, что можно вместо микробных культур употреблять экстракты из этих культур, а затем он же применил эту реакцию для диагностики сифилиса, пользуясь, вместо культур бледной спирохеты, в качестве антигена экстрактом из печени сифилитических плодов. В этом видоизменении реакции Борде применительно к сифилису и заключается его заслуга. Проверка показала применимость реакции, которая, благодаря огромной распространенности сифилиса и нередко встречающихся затруднений в распознавании, приобрела огромную популярность — реакция Вассермана, по названию, по крайней мере, сейчас известна всем и каждому. Хотя относительно природы реакции Вассермана и существуют серьезные разногласия между учеными, но практически она себя оправдала. Принципиально простая реакция Борде и Вассермана на практике представляет много затруднений, в виду необходимости большого количества контролей и проверки всех реактивов как с качественной, так и с количественной стороны (так называемого титрования). Все реактивы надо брать в известных количественных отношениях, определение которых приходится производить каждый раз заново, в виду нестойкости и изменчивости большинства биологических реактивов. Важность точной техники, позволяющей избежать ошибочных результатов, не требует пояснений. В тех случаях, где реакция не может быть произведена с необходимыми гарантиями в этом отношении, гораздо лучше вовсе не прибегать к ней, так как ошибочный или сомнительный ответ может повлечь к тяжелым последствиям, отравить понапрасну существование больного. Здесь, однако, техника реакций Борде и Вассермана изложена быть не может. Это дело специального лабораторного изучения. Реакция Вассермана оказывается положительной почти во всех случаях активного сифилиса даже при отсутствии других видимых признаков — в этом и заключается ее ценность. Она позволяет иногда открыть сифилис в тех случаях, где наличность его неизвестна больному, что бывает далеко не редко, дает известные гарантии в смысле стойкости достигнутого излечения, вследствие чего она является ценным подспорьем при решении вопроса о женитьбе сифилитиков, при выборе кормилиц и т.п.; она позволила окончательно установить принадлежность к сифилису целого ряда болезней, как, например, прогрессивного паралича, спинной сухотки, аневризм аорты. Идя по этому же пути, Гедини и Вейнберг предложили применить реакцию Борде для распознавания эхинококковых заболеваний, употребляя в качестве антигена содержимое и экстракты эхинококковых пузырей, — результаты получились вполне удовлетворительные. Чувствительность и точность реакции бесспорны, но более широкое применение ее ограничивается ее технической сложностью; она употребляется лишь там, где другие, более простые, реакции, как, например, агглютинации, почему-либо неприменимы или не дали определенного результата.

Реакции повышенной чувствительности (анафилаксии, см.) по своей специфичности, чувствительности и простоте производства также должны были найти и нашли себе применение. Наиболее известна из них так называемая коховская туберкулиновая реакция, основанная на чувствительности к туберкулину (см.) людей и животных, зараженных туберкулезом. Чувствительность эта сказывается тем, что введение даже ничтожных количеств туберкулина, совершенно индифферентных для незараженного организма, вызывает у зараженных резкую реакцию общую (лихорадка, головная боль и т.д.) и местную воспалительную. Первая наблюдается при введении туберкулина в кровь или под кожу; к ней у человека теперь не прибегают, в виду того, что она может повлечь к неприятным и даже опасным последствиям, какие и наблюдались в первое время после открытия Коха и повели к его временному несправедливому дискредитированию. Местная реакция проявляется в месте введения реактива, на коже, слизистой оболочке, и сводится к безобидным воспалительным явлениям красноты, припухлости, развивающимся через несколько часов или суток и обычно быстро и бесследно исчезающим. Наибольшей известностью пользуются кожная проба Пирке и глазная Кальметта и Вольф-Эйзнера. Последняя, впрочем, теперь оставлена, в виду неудобств, связанных с воспалительной реакцией для такого чувствительного и важного органа, как глаз. Проба Пирке, наоборот, применяется часто. Ее значение для клиники ничтожно, именно в виду ее чрезвычайной чувствительности: реакция оказывается положительной не только у больных, но и у всех подвергшихся заражению, даже если болезненный процесс давно остановился или вовсе не развился. Но при решении теоретических и эпидемиологических вопросов о распространении туберкулезной заразы, о времени и путях заражения и т.д. она оказывает большие заслуги. К этому же типу реакций относится и маллеиновая проба, то есть распознавание сапа у животных и людей с помощью маллеина (см.). В последнее время Ногучи предложил аналогичную реакцию и для сифилиса с помощью особого экстракта из культур бледной спирохеты, — люэтина. Если дальнейшие исследования подтвердят данные Ногучи, то эта реакция, как более удобная и простая, вытеснит, конечно, реакцию Вассермана, но пока вопрос о практической пригодности люэтина находится еще в стадии разработки. Вышеизложенным далеко не исчерпывается все разнообразие и вся область применения реакций иммунитета; в настоящее время трудно найти болезнь, при которой подобные реакции не были бы испытаны с большим или меньшим успехом, не говоря уже о других областях, где эти реакции также нашли себе применение; но приведенные данные, касающиеся наиболее важных практически и теоретически случаев, достаточно все-таки характеризуют эту область и оправдывают тот интерес, который она возбуждает не только среди специалистов, но и среди широкой публики.

Литература: «Медицинская микробиология», сборное руководство под редакцией Л. Тарасевича (1912-13 гг., особенно 1-ый том); Розенталь, «Иммунитет» (1913). В этих книгах указана и важнейшая литература по всему вопросу вообще и по каждой из реакций или форм болезней в частности.

Л. Тарасевич.

Номер тома21
Номер (-а) страницы550
Просмотров: 894




Алфавитный рубрикатор

А Б В Г Д Е Ё
Ж З И I К Л М
Н О П Р С Т У
Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ
Ы Ь Э Ю Я