Индоевропейские языки

Индоевропейские языки разделяются на следующие большие семьи языков: I, арийская: древнеиндийский (или санскритский) язык, среднеиндийский (или пракрит), новоиндийские языки (несколько языков и множество диалектов), а также древние иранские языки: восточный (язык Авесты) и западный (язык клинообразных надписей), пехлеви (или среднеиранский язык) и новоперсидский; II, армянский язык и его предок, древний фракийский; III, древний иллирийский язык, от которого в известной степени произошел современный албанский; IV, древнегреческие языки (7 групп диалектов) и новогреческий язык; V, италийские языки: латинский и оско-умбрийские диалекты, а также происшедшие от латинского языка в средние века романские языки; VI, кельтские языки, разделяющиеся на три группы: островную (кимврийский, бретонский, корнуэльский языки), гаэльскую (ирландский, шотландский, мэнский) и континентальную (галльский язык); VII, германские языки, состоящие из трех групп: готского, северных (исландского, шведского, норвежского и датского) и западногерманских языков (англо-саксонского, фризского, нижненемецкого, нидерландского и верхненемецкого); VIII, балтийские языки, к которым относятся прусский (язык вымершего прусского племени), литовский (с жмудским) и латышский; IX, славянские языки, распадающиеся на группы: западнославянскую (польский, полабский, вымерший поморский, верхне- и нижнелужицкий, чешский, словацкий), южнославянскую (сербскохорватский, словинский, болгарский) и восточную, или русский язык. Ограничивается ли перечисленными семьями языков состав индоевропейских языков, сказать теперь трудно: недавно открытый тохарийский язык восточно-туркестанских скифов не подходит ни к одной из указанных групп, приближаясь в некоторых отношениях к европейским языкам (о нем см. Е. Sieg u. W. Siegling, «Tocharisch, die Sprache der lndoskythen», «Sitz. Ber. d. Kgl. Preus. Akad.», 1908). Вполне возможны и другие открытия этого рода (см. Ed. Meyer, «Geschichte d. Alterthums», I; S. Feist, «Europa im Lichte der Vorgeschichte und die Ergebnisse der vergleich. indogerm. Sprachwiss.», 1910).

Названные группы индоевропейских языков распадаются, с точки зрения своего состава согласных звуков, на два главные отдела: в одном из них общеиндоевропейское к передненебное перешло в свистящие и шипящие с и ш, в другом оно сохранилось. Если предположить праиндоевропейское «сто» — kntom с таким к, то мы получим восточную группу (авест. satэm, откуда эта группа и получила название — языки сатем): санскритский сatam, славянский съто, литовский szimtas, и западную группу (от латинского centum она называется языки кентум): латинский centum, гр. (he-)katon (одна сотня), ирландский cet, готский hund. Но к области гласных звуков это деление на две группы, оказывается, не подходит: в то время как арийские языки индоевропейские е и о слили в один звук с а, остальные сохранили древний вокализм. Новые открытия и здесь вносят необходимость пересмотра: тохарийский-скифский, то есть арийский, язык имеет, однако, е и о и приближается к языкам centum. Так же трудно установить генеалогические отношения между индоевропейскими языками: Авг. Шлейхер полагал возможным установить генеалогическую классификацию, «родословное древо» индоевропейских языков, исходя из деления их на западно- и восточно-арийские, но так как эта классификация не выдерживала во многих отношениях критики, то были сделаны иные попытки сгруппировать индоевропейские языки: так, И. Шмидт предложил (1872) теорию «волнообразного» (Wellentheorie) распределения фонетических и морфологических признаков среди сопредельных языков. Праязык был в его глазах лишь ученой фикцией. В настоящее время вопрос о ближайшем родстве языков почти не поднимается исследователями; только вопрос о славяно-литовском языковом единстве еще не установлен окончательно (см. И. Эндзелин, «Славяно-балтийские этюды», 1911). Вообще же, только индоиранское, итало-кельтское и славяно-литовское языковые единства остаются пережитками шлейхеровского генеалогического древа; господствует убеждение, что уже в индоевропейском праязыке были выработаны диалектические особенности, которые легли в основание отдельных языков (подробное изложение с литературой предмета А. Меillet, «Les dialectes indo-européens», 1908). Термин индоевропейские языки был установлен еще Боппом: он должен был указывать на распространение родственных языков во всей Европе и в Индии, как будто к той же семье не принадлежат языки Ирана. Термин этот так же неточен, как и введенный Клапротом («Asia polyglotta», 1831) термин индогерманский, основанный на крайнем распространении родственных языков, в Индии на востоке и в Исландии (германский язык) на западе; на самом деле, было бы правильнее говорить об индокельтских языках. В немецкой науке эти языки принято называть индогерманскими, тогда как в английской, французской и русской более распространен термин: индоевропейские языки. Название арийские в применении к целой семье языков индоевропейских неправильно, так как арийцами называли себя лишь индусы и иранцы, и именно в применении к индоиранской группе в науке употребляется термин арийские.

Родство индоевропейских языков. Бопп полагал, что индоевропейские языки родственны малайско-полинезийским, что уже давно опровергнуто. Точно также едва ли имеются в настоящее время серьезные защитники первоначального родства индоевропейских и семитических языков, хотя их соприкосновение уже в древнейшее время не подлежит сомнению (см. Joh. Schmidt, «Die Urheimat der Indogermanen und das europäische Zahlensystem», 1890). Гораздо более вероятным представляется или первоначальное родство индоевропейского праязыка с финно-угорским или весьма древнее соприкосновение их на территории средней России. На это указывает как близость самого принципа словообразования в этих семьях языков, так и поразительное сходство суффиксов (А. Погодин, «Следы корней-основ в славянских языках», 1903; Nik. Anderson, «Studien zur Vergleichung der ug.-fin. u. indogerm. Sprachen», 1879; К. В. Wiklund, «Finnisch-Ugrisch und Indogermanisch», в «Le Monde oriental», I. 1906), но, прежде всего, много общих слов, которые указывают или на родство языков или на очень древнее время заимствований (большой, но некритически собранный материал в книге Ф. Кеппена, «Материалы по вопросу о первоначальной родине и первобытном родстве индоевропейского и финно-угорского племени», 1886; вполне научно: Н. Paasonen, «Zur Frage von der Urve wandtsch. der fin.-ugr. und ind.-europ. Sprachen», Журнал Fin.-Ugr. Forsch., т. 7). Разрешение этого вопроса бросит настолько яркий свет на этнологию древней Европы и на все те древнейшие отношения, в которых слагался индоевропейский язык, что на него обращено в последнее время все более пристальное внимание. Указывается и на сродство двух культур в древнейшую эпоху, устанавливаемую языкознанием. Об этой культуре (см. арийцы) ср. еще Н. Hirt, «Die Indogermanen», 2 тома (1905-1907); П. Brunnhofer, «Arische Urzeit» (1910); А. Погодин, «Новые сочинения о родине и культуре индоевропейцев» («Журнал Министерства Народного Просвещения» 1911); Schrader, «Die Indogermanen» (1910; русский перевод 1913); S. Feist (выше названное сочинение). Отличное изложение современных антропологических знаний об арийцах см. Н. Жупанич в издании Сербской Академии Наук, «Глас» (кн. 86 за 1911 г.). Об особенностях индоевропейского праязыка см. приложение.

А. Погодин.

Индоевропейский праязык. 

Индоевропейский праязык представляет совокупность восстановляемых, путем сравнения родственных языков, грамматических форм и звуков, «общий фонд всех отдельных его ветвей» (Поржезинский). Разумеется, при таком понимании его можно указать, какие именно формы и звуковые сочетания могли быть в языке при выделении на него той или другой ветви, но нет возможности доказать одновременное существование этих языковых явлений. Таким образом, в понятии праязыка есть нечто условное: если это и не просто символы, то все же схематический характер восстановляемого праязыка, как и его словаря, не подлежит сомнению. Это относится как к звуковому и формальному составу праязыка, так и к его словарю. Попытки восстановить этот последний представляла особый интерес для определения родины и культуры «пранарода», самое понятие которого представляет нечто еще более условное, чем понятие «праязыка»: ведь языки могли распространяться к среди неродственных народов, стоявших на разных ступенях культурного развития, путем завоевания их или внедрил в их среду во время передвижений и т. п. Поэтому история восстановления этой культуры дает за истекшее столетие множество трудов, в которых критическая мысль становится все более тонкой: от простого заключения от общего слова к наличности предмета уже в древнейшую эпоху наука пришла к необходимости изучать не только общие или родственные словари, но и самую бытовую старину. Таким образом, на помощь лингвистике пришла археология, доисторическая ботаника и зоология, этнография, а для определения родины «индоевропейцев» и география. История этих изучений дана Шрадером «Sprachvergleichung und Urgeschichte», 3 изд. 1907, и его же, «Reallexicon der indogerm. Alterlumskunde», (1901), Гиртом («Die Indogermanen, ihre Vcrbreitung, iLre Urhcimat nnd ihre Kultur», 1905—1907), Меле, а в новейших трудах Фейста, Шрадера идет речь уже не столько о «пранароде» и его культуре, сколько о том древнейшем культурном уровне, который можно приписать Европе в ту пору, когда народы, принявшие индоевропейские языки, еще не настолько дифференцировались, чтобы не понимать друг друга, и не разнились своей материальной культурой. Для таких народов, которые лишь в условном смысле могут быть названы индоевропейскими, и которые могли быть разного антропологического происхождения, отыскивается и район распространения, который в настоящее время обыкновенно определяется очень широко в средней Европе, может быть, в восточной ее части и на западе Сибири.

Звуковой состав индоевропейского праязыка. В фонетике индоевропейского языка имелись три группы звуков: гласные, сонанты и согласные, разделяющиеся на взрывные и спиранты. Из гласных особенно часто употреблялись е и  о, которые в арийских языках совпали в одном а (например, sakate, следует, = греческий έπεται, литовский seku, следую, литовский sequitur или санскритский bharami, армянский berem, греческий φέρω), древнеирландский berim, готический baira=бэра, несу: славянский беру; славянский то = санскритский tad, греческий το, латинский istud из istod), Кроме этих кратких е и о   индоевропейский праязык  знал еще один краткий, но нелепый звук, который в отдельных индоевропейских языках развился в другой звук, чем эти е и о; его принято теперь обозначать буквой э (скр. pita, отец, = латинский pater, греческий πατηρ, готический fadаr и т. д.). Реже, чем е и о, в индоевропейском праязыке встречалось а, которое в своем дальнейшим развитии слилось в  целом ряде восточных индоевропейских языков с о (славянский ось, литовский asis, санскрит aksas, греческий αξων, латинский axis, древненемецкий ahsa). Мелье предполагает наличность еще другого нелепого гласного звука в праязыке, но это еще невыясненный вопрос, опирающийся на слишком незначительное число материалов.

Наряду с е, а и о праязык знал и краткие звуки i и и, которые в праславянском языке перешли в глухие звуки ь и ъ (славянский вьдова, санскритский vidhava, латинский tidna, готический widuno и ъ в славянском медъ = греческий μέδος;, санскритский madhu, литовский medus). Кратким гласным в праязыке соответствовала система таких же долгих гласных: ī (славянский вить = латинский vitis), ū (славянский сынь = санскритский sunus), ē (славянский семя = латинский semen), õ (два = ведийский dvа), ā (славянский брат = санскритский bhratar). Сочетание гласных е, о, а, ē, õ, ā, с i и и дало ряд дифтонгов, двугласных, в которых вторая часть то приближалась к согласпым j и v, то произносилась, как самостоятельный звук. В славянском праязыке двугласный характер этих сочетаний сохранился только перед гласными, в том числе и перед древними ь и ъ (т. н. разложение е и у: венок — повойник, слути — слово).

Сонанты — «звуки, характеризуемые большим сужением пути, проходимого воздухом, чем  при образовании собственных гласных, и потому дающие более определенную артикуляцию» (Мелье.) К ним относятся такие звуки, которые могут быть то гласными, то согласными, в зависимости от того, выступает ли на первый план (гласная) звучность и непрерывность их, или артикуляция затвора. Это — j, v, r, l, m, n. Учение о сонантах составляет достояние новой школы в развитии индоевропейского сравнительного языкознания. Оно представляет одну из темных областей его и едва ли будет когда-нибудь совершенно разработано уже вследствие незначительности материала, представляемого праязыком (Ср. Iohan. Schmidt, «Kritik der Sonantentheorle», 1895; Н. Hirt, nDer indogerm. Ablaut», 1900, литература во втором издании фонетики Бругмана и др.)

В области консонантизма различаются взрывные звуки, которые производятся мгновенным раскрытием затвора, образовавшегося в полости рта; раскрытие вызывается напором воздуха, выходящего из легких. Индоевропейский праязык, как полагает современное языкознание, обладал очень сложной системой взрывных: кроме чистых р, t, b, d, еще в придыхательными рh, th, bh, dh и тремя родами «гортанных» звуков: к, g, которые во всех индоевропейских языках отразились в виде гортанных или их смягчения, k и g, которые в одной группе языков дали гортанные звуки, а в другой спиранты, и наконец, k и g с призвуком w (лабио-велярные взрывные звуки). Т. о., славянский гореть соответствует греческому θερμος, латинский formus, санскритский gharmаs, славянский верно, литовский granum и т. д. Наряду с этими звуками чистыми стоит и система придыхательных: kh, gh и т. д. Такого рода сложность системы взрывных звуков в индоевропейском праязыке устанавливается на сличении, в сущности, весьма незначительного материала. Может быть, современное языкознание грешит  чересчур поспешным обобщением «праязыков» вообще. При большом обилии взрывных согласных праязык отличался бедностью в области спирантов («длительных согласных, образуемых простым сужением на пути потока воздуха», Мелье): несомненно, он имел звук s, в известных сочетаниях (перед звонкими согласными) s, но ни х, ни ш, по-видимому, в нем не употреблялись. Во всяком случае, многие вопросы индоевропейской фонетики еще не разрешены, одно представляется современным исследователям гораздо более сложным, чем это было во времена Шлейхера и старой школы. Именно, новейшей школой создано сложное учение об ударении в  индоевропейском языке, под влиянием которого происходили различные фонетические перемены: одно и то же звуковое сочетание в зависимости от восходящего или нисходящего ударения дает в отдельных индоевропейских языках различные отражения (см. об этом Н. Eirt, «Der indogеrm. Akzent», 1895 и литературу, здесь приведенную; ср. также в разных местах книгу О. Hufer, «Slovanska deklinacio jmenna», 1910). Таким образом, современная грамматика индоевропейского праязыка тесно связывает две эти области, фонетику и морфологию. В области формообразования индоевропейский праязык еще сохранил следы того уровня, на котором глагольные основы не отличались от именных (ср. А. Погодин, «Следы корней-основ в славянских языках», 1903 и литер.), но обычно каждое слово его состоит из корня, суффикса, служащего для более точного определения коренного значения, и окончания, благодаря которому определяется отношение слова к другим словам того же приложения. Ввиду этого система склонения и спряжения была разработана уже в праязыке, причем образование форм склонения и спряжения происходило здесь не только по способу присоединения суффиксов и окончаний к корню, как в агглютинирующих языках, но и с помощью изменения гласных в самом корне или в суффиксах, образующих основу, с помощью теснейшего слияния в окончании с гласными и согласными звуками основы и т. п., так что уже в индоевропейском языке были нередки формы, представлявшие точное и неразделимое соединение всех частей. Это типичный флексирующий язык, в основе которого лежит, однако, принцип агглютинации. Именные основы разделялись на три группы: существительные и прилагательные, местоимения указательные и им подобные и местоимения личные. Первая группа выработала основы трех родов: о с окончанием s или m для мужского и среднего родов в именительном падеже единственного числа, а или t и т. п. без всякого окончания в том же падеже для женского рода или os — для среднего; в других основах точного различения родов не замечается. В склонении различались семь падежей и три числа (единственное, мпожественное, двойственное); падежи именительный, винительный, родительный, отложительный (Ablativus), дательный, местный (Locativus) и творительный (Instrumentulis). Звательный падеж чаще всего представлял краткую основу имени без всякого окончания, родительный единственного числа оканчивался на es, os, s или sio, so (санскритский irkasya-волка), дательный единственного числа на аi (славянский руце с е из дифтонга), отложительный на od, ed (русский волка, из od), местный на i (церковнославянский влеце с е из двугласного), или просто этот падеж предъявлял удлиненную основу; творительный падеж, как дательный отложенный множественного числа и двойственного числа, имел существенной частью окончания звук bh, которому соответствовал в славянском, литовском отчасти германском и кельтском языках m. На чем было основано это соответствие, этот вопрос не разрешен до сих пор. В окончаниях множественного числа господствует s: так, именительный падеж имеет es, винительный мужской и женский род ns (при m в единственном числе), местный падеж — su и si (при i единственного числа), творительный — bis и bhis, mis (при bhi, mi в единственном числе). Здесь обнаруживается более, чем в других падежах, агглютинативное происхождение именных окончании в индоевропейском языке. Родительный множественного числа имеет окончание оm, дательный и отложительный bh (m) с прибавлением различных гласных. В двойственном числе было лишь 3 падежа: именительный и винительный, дательный, отложительный и творительный с согласными bh или m в окончании; родительный и местный.

Так же, как имена существительные, склонялись и прилагательные, но в местоименных основах, которых праязык представляет значительное число, наблюдаются известные отступления от приведенной системы флексии: таковы наращения или присоединения различных суффиксов к корню (например, дательный единственный от основы tо —  tosmoi, родительный множественный *toisom и т. п.). Местоимения личные представляют еще в склонении праязыка многие чрезвычайно древние особенности, которые указывают, по-видимому, на древнейшую стадию в развитии индоевропейских языков. К этим особенностям относятся различные основы в единственном и множественном числе (ты—вы, я—мы), одна и та же форма для обозначения различных падежей и т. п. Самая краткость личных местоимений остаток старины. Чрезвычайно сложна в индоевропейских языках и была еще более сложной в праязыке система глагольной флексии. Здесь больше еще, чем в склонении, обнаруживается, как крепко сливались в одно целое все части глагольной формы в индоевропейском языке. Этот последний выработал множество основ для обозначения различных оттенков глагольного корня; в спряжении различались также залоги, представлявшие в свою очередь глагольные основы; для образования времен в спряжении употреблялись опять-таки отдельные основы. Таким образом, учение о спряжении в сравнительной грамматике индоевропейских языков сводится к изучению основ и к изучению окончаний. Одним из принципов в образовании основ, притом, вероятно, чрезвычайно древним, служило удвоение корня или нескольких звуков его (русский тороторить, да-дуть); другим — прибавление к корню гласного в (греческий έφερον от  φέρω), далее — вставка между корнем и окончанием целых слогов (двиг-а-ть, по-двиг-ну-ть, где вставлено древнее индоевропейское по; или — sko, латинский nosco, то — или по-живу, жить и т. п.) или отдельных гласных (и, п, а) и согласных (иту при ити, пле-т-у — латинский plec-t-о). Благодаря таким различным способам образования, основы распределились между глагольными временами, залогами и видами; так, прошедшее время аорист образовался с помощью согласного я (откуда церковнославянский х в несох и т. п.), другое прошедшее время perfectum с помощью удвоения (греческий λείπω - оставляю, λέλοιπα — оставил и т. д.). Наконец, уже в праязыке ряд глагольных форм образовывался с помощью описательных выражений, подобных по своему значению старославянскому ходил есм (ходил — причастие) или теперешний русский бывало ходил, буду читать и т. п. Различались по залогам и глагольные окончания, которые распадались в общем на две группы: действительного и среднего залогов. В обеих группах были окончания настоящего и прошедшего времен. Так, глагол есмь представлял в настоящем времени в праязыке следующее спряжение: esmi 1 л., essi 2 л., еsti ед. чис., çmes 1 л., ’ste 2 л., sonti или senti 3 л. мн. ч., sves 1 л., stes 2 и 3 л. двойственное чис. (славянский есмь, еси, есть, есм, всте, сжт исжт, есв, еста, есте), а глагол  bhero (несу, беру) след.: bhera, bheresi, bhereti, bheromes, bherite, bherov’i, bheroves, bheretes, bheretes (слав, берж, берешь, берст, берем, берете, бержт, береве, берета, берете). Из этой парадигмы видна близость системы славянского спряжения к праиндо-европейским. Такую же близость обнаруживают и другие древние индоевропейские языки, причем многие из них (особенно, греческий, санскритский и отчасти латинский языки) сохранили и древние формы среднего залога. Древнейшей формой, представляющей чистую глагольную основу, служило второе лицо повелительного наклонения (греческий φέρε), тогда как славянское повелительное наклонение (бери) представляет лишь второе лицо желательного наклонения (греческий φέροις; optativus). Что касается личных окончаний, то не подлежит сомнению что в основе их лежат  те же характерные звуки, что и в соответствующих личных местоимений (1 лиц. mi в настоящем времени, m в прошедшем, основа местоимения ме-не и т. п.), но индоевропейский праязык пережал уже ту стадию развития, когда к основе глагола приставлялись только личные местоимения для образования форм. Уже он достиг  гораздо более сложной системы образования основ времени и залога и присоединения к ним окончаний.

А. Погодин.