Испания (Испанская литература)

Испанская литература.

1. Период 718—1252 г. (от создания королевства Астурии до Альфонса Х Кастильского). Начало испанской литературы на народном языке приходится отнести к концу XII века. До того времени все, что было более или менее похоже на литературу — творения выдающихся по своему образованию испанских архиепископов и епископов вроде святого Исидора Севильского и Родриго Толедского вместе с проповедями, поучениями и моральными поэмами остального духовенства, единственного класса, имевшего тогда некоторое подобие образования — сочинялось исключительно на латинском языке. Первые опыты испанской литературы складывались под двумя различными влияниями: первое из них — влияние арабской культуры, второе — влияние уже успевшей к тому времени сложиться во Франции изящной литературы на французских наречиях Іаngue d’oll и langue d’oc. Особенно заметно было французское влияние. Оно появилось в Испании самыми различными путями — постоянные паломничества французов на могилу апостола святого Иакова де Компостелья, с IX столетия одного из самых популярных святых всего латинского средневековья, учреждение в Испании монастырей французского ордена Клюни, возведение многих французов в сан испанских епископов, бесконечные толпы французских рыцарей и авантюристов всех сортов, привлекаемых в Испанию жаждой добычи и славы в войне с неверными маврами.

Литература на народном языке в Испании, как и во Франции той эпохи, началась, несомненно, с эпических поэм. Поэмы эти сочинялись и пелись на народных празднествах особыми странствующими певцами, жонглерами (ioglares). Отсюда наименование их поэзии — mester de joglaria, жонглерское искусство, в противоположность искусству духовному — mester de clerica. Имена авторов mester de joglaria оставались обыкновенно неизвестными, ибо творчество их было скорее коллективным, тогда как произведения авторов mester de clerica принадлежали всегда перу отдельных, вполне определенных лиц. Из произведений «mester de joglaria» сохранились только две поэмы и то не в их первоначальном виде, а значительно измененные средневековыми переписчиками с массой безвозвратно утерянных стихов. Одна из них — «Поэма о Сиде», другая — «Рифмованная хроника, или Родриго». В обеих главное действующее лицо герой многих испанских легенд и преданий, Родриго Диац Бивар, получивший от мавров прозвище Сид—Непобедимый, и Кампеадор—Воитель. В первой поэме неизвестного автора, написанной под заметным влиянием «Песни о Роланде», героическая фигура благородного Сида обрисована в ярких и суровых тонах. Знаменитый рыцарь — кондотьер, в действительности дравшийся лишь за тех, кто ему больше мог платить — выступает в поэме тем лицом, каким его сделало испанское народное воображение, справедливым и мужественным защитником слабых и угнетенных, непобедимым бойцом за христианскую веру против жестоких и коварных мавров. В «Рифмованной хронике», или, как ее еще чаще называют, «Легенде о юношеских подвигах Сида» — произведении более позднего времени, чем поэма о Сиде — рассказывается о юношестве и любви последнего к прекрасной Химене, дочери гордого и непреклонного кастильского гидальго. В этой поэме исторические события передаются с большей точностью, чем в предыдущей, и вся она может служить для изучения нравов, обычаев и характеров описываемой эпохи. Наиболее ярким представителем «mester de clerica» является Гонзало де Берсео, священник одного маленького местечка в провинции Риоха. Произведения его носят исключительно религиозный характер. По большей части это описания жизни различных местных святых, поэмы в честь Св. Девы и т. д. Главное достоинство их не в содержании, а в манере выполнения, в стиле, искреннем и изящном, и в массе бытовых подробностей жизни низших классов тогдашней Кастилии. Сам Гонзало де Берсео признается в одном из своих произведений, что единственная его цель — быть понятым простым народом, к которому он и обращается не на ученой латыни, а на обыкновенном, всем и каждому доступном, разговорном языке. Из других дошедших до нас произведений «mester de clerica» особенно выдается поэма об Александре, приписываемая некоему Иоанну Лоренцо, рожденному в Асторге (по другим источникам, он был только переписчиком, но не автором поэмы), затем поэма о Фернандо Гонзалеце и, наконец, «Книга об Аполлонии». Содержанием первой поэмы служит жизнь и похождения Александра Македонского, превращенного автором в средневекового героя. Во второй поэме описывается история Фернандо Гонзалеца, первого владетельного графа Кастилии, а в книге об Аполлонии передаются злоключения сирийского принца Аполлония из Тира, который сперва теряет и, наконец, после долгих и невероятных приключений, опять находит свою жену. Все три поэмы имеют большой интерес как по богатству и разнообразию форм их поэтического языка, так и по массе передаваемых в них народных преданий, обычаев и легенд. Все эти произведения — первые образцы будущих «рыцарских романов». Кроме упомянутых поэм, имеется еще очень много более мелких произведений «духовного искусства» — книга о трех восточных волхвах, жизнь Марии Египетской и т. д. Из всей этой массы дошедших до нас отрывков, часто без начала и конца, внимание останавливает на себе лишь маленькая поэма начала XIII века — «Рассудок любви», которая представляет собой по внешней форме и по содержанию первый хронологически образчик кастильской лирической поэзии.

Лирика в Кастилии описываемой эпохи находила себе очень слабое выражение. Богатые арабские, еврейские и провансальские лирические произведения не имели на развитие этого рода поэзии в Испании почти никакого влияния. Последнее обстоятельство объясняется тем, что в соседней с Кастилией Галисии и в Португалии (в то время нынешнее галисийское наречие и португальский язык были одно и то же) лирическая поэзия находилась в периоде своего расцвета. Португальские рыцари и трубадуры соперничали с каталонскими менестрелями и знаменитыми певцами Лангедока. В Испании, где, вообще, занятие поэзией было привилегией богатых и образованных людей, считалось модным сочинять мелкие стихотворения, в которых трактуется о чувствах, переживаниях и т. д., на португальском наречии. С легкой руки короля - поэта Альфонсо Х и его внука Дионисия, окончательно объявивших, что «cantares de amor» (песни любви) необходимо составлять на «единственно подходящем для них языке», т. е. по-португальски, традиция эта усердно поддерживалась и остальными поэтами той эпохи. Таким образом, лирические произведения кастильцев, арагонцев и даже андалузов, в роде севильского поэта Педро Амиго, принуждены были в течение долгого времени появляться на чужом языке, благодаря требованиям традиции и моды.

Драматическое искусство, впоследствии достигшее в Испании такого блестящего и яркого развития, в этот период делало только свои первые робкие шаги в тени церковных порталов во время грубых и наивных религиозных мистерий, вроде «Страданий Христа», «Рождества Христова» и т. д. Однако, драма «Поклонение волхвов» неизвестного автора, составленная в начале XIII века, уже имеет в себе кое-какие начатки будущих театральных представлений. В ней есть диалоги отдельных действующих лиц, стремление придать действию нарастание драматического интереса. К сожалению, до нас дошло не более 150 стихов из всей драмы, и по началу ее трудно судить о дальнейшем. Но, во всяком случае, «Поклонение волхвов» можно считать первой по времени испанской драматической пьесой.

2. От Альфонсо Х до Хуана II (1252—1406). Наиболее выдающимся представителем этой эпохи, в хронологическом порядке, является король Кастилии Альфонсо Х, за свою эрудицию и таланты получивший прозвище «Еl Sabio» (ученый). Он по справедливости считается основателем кастильской прозы во всех ее проявлениях, начиная с ученых трактатов, юридических   и исторических сочинений вплоть до моралистических басен и рассказов. До Альфонсо Х все, имеющее научный характер, писалось обыкновенно по латыни. Король Альфонсо оставил после себя необычайно богатое и разнообразное литературное наследство. Здесь есть и «Руководство к астрономии», и «Руководство к шахматной игре», и «Трактат об охоте» и т. д. Но из всех произведений ученого короля наибольший интерес имеют три вещи: «Всеобщая хроника», или история Испании, «Семь партий», «Песнопения Святой Марии». Первое произведение представляет собой нечто вроде всемирной истории в четырех частях, причем начинается она с сотворения мира, а оканчивается царствованием короля Фернандо ІII. Автор сосредоточивает здесь все, что знает сам, с одинаковым вниманием передавая своими словами и библейские рассказы, и арабские предания, и испанские народные сказки и легенды. Такой обширный труд едва ли мог принадлежать одному лицу, и давший ему свое имя король, при целом ряде сотрудников вроде известного монаха-францисканца Хиль де Замора и др., был, если можно так выразиться, лишь главным редактором всего коллективного произведения. Вторая вещь, «Семь партий», составлена тоже под редакторством короля знаменитыми испанскими юристами той эпохи и содержит в себе собрание законов, сопровождаемых философскими рассуждениями на тему о падении современных нравов, картину которых и воспроизводит замечательно образно и ярко. Наиболее литературным произведением короля Альфонсо являются «Песнопения Святой Марии», сопровождаемые далее нотами «neumes» и представляющие собой рассказы о различных видениях и чудесах. Примеру короля ученого и поэта следовали сын его король Санчо IV (1284—1296), написавший несколько не дошедших до нас поэм и составивший трактат о морали и хорошем воспитании, и его племянник, двоюродный брат короля Санчо, инфант Хуан Мануэль (1284—1348). Последний, несмотря на постоянные войны с маврами, в которых принимал деятельное участие, нашел время оставить после себя литературное наследство ничуть не меньше, чем сам король Альфонс. Но из всей массы написанного им и также на различные темы, начиная от «Руководства, как быть настоящим рыцарем» и кончая «Книгой об охоте», выделяется «Граф Луканор, или книга Патрония», где мудрый наставник Патроний рассказывает всевозможные нравоучительные анекдоты своему юному воспитаннику, графу Луканору. Многие из них не потеряли и до настоящего времени литературного интереса и напоминают собой новеллы Боккачьо, «Декамерон» которого появился 13 годами позже книги Хуан Мануэля. Между прочим, впоследствии Лафонтен воспользовался многими баснями из этой книги. Если произведения короля Альфонса Х представляют собой первые опыты кастильской прозы, то в произведениях инфанта Хуана Мануэля эта проза уже достигает некоторой степени совершенства.

Поэзия описываемой эпохи тоже носит, главы, образом, сатирический и нравоучительный характер, хотя в ней уже замечаются время от времени некоторые, впрочем, еще слабые, предвозвестники будущей испанской лирики на народном языке. Из поэтов особенно выделяются трое — Хуан Рюис, протоиерей местечка Хита, дон Педро Лопец де Айала, знатный гидальго, и Сем Тоб, ученый еврейский раввин из Карриона. «Книга о доброй любви» («Еl Libro de Buen Amor») Хуана Рюиса представляет собой яркую сатиру общественных нравов, где главную роль играют сам автор, ищущий «доброй любви», и донья Уррака (сорока), тип монахини-сводницы, доставляющей своему жизнерадостному компаньону возможность побывать в качестве галантного кавалера у монахинь различных монастырей, у пастушек и даже у мавританок. Кончается все смертью доньи Урраки, которую автор горько оплакивает, не без надежды, впрочем, встретиться с ней впоследствии на небесах. Сатира Хуана Рюиса написана образным, уже вполне выработанным и гибким языком. Автор, настоящий тип своего времени, смотрит на изображаемые им пороки окружающих и на собственные свои грехи с снисходительностью, достойной лучшего применения. Описываемые им дебоши монахов и монахинь, их веселая и праздная жизнь, жадные мужики, обманщики-торговцы, — все это скорее забавляет его, чем вызывает негодование. Совершенно иным духом проникнута «Поэма придворной жизни» дона Педро Лопец де Айала. Последний, будучи одним из образованнейших людей не только тогдашней Испании, но и всего средневекового мира, автор исторических «Хроник», где собраны живые и интересные характеристики наиболее выдающихся государственных деятелей эпохи, смотрел на жизнь с точки зрения сурового и непреклонного моралиста. В «Поэме» его длинной, нескончаемой вереницей проходят короли, прелаты, высшая знать, все те, кто сидит спокойно и весело на шее простого народа и, по выражению автора, пьет его кровь до последней капли... И Лопец де Айала, по рождению своему и по связям сам принадлежащий к придворным и аристократическим кругам, пытается разбудить дремлющую совесть у развратного и жестокого общества своих современников, но чувствует невольно, что попытки его останутся бесплодны. «Так было!., так есть!., так будет!..» — постоянно повторяет он в виде унылого и безнадежного припева к своим, написанным с большим лирическим подъемом, нравоучительным и обличительным стихам. Аналогичный характер с «Поэмой» Лопец де Айала имеют «Моральные пословицы» еврейского раввина Сем Тоба, сборник мелких стихотворений (coplas), поднесенный автором кастильскому королю Педро Жестокому (1350—68). Эти «coplas» содержат в себе «exemplos buenos», добрые советы житейской практики, написанные мудрым и гуманным мыслителем, стремящимся к достижению идеала справедливости и правды на земле. С внешней стороны «Пословицы» Сем Тоба — большой и знаменательный шаг вперед в развитии кастильского стихосложения.

3. Эпоха Ренессанса. От Хуана II до Карлоса I (1406—1516). Сношения с Италией, еще более усилившиеся после завоевания арагонской династией Неаполитанского королевства, помогли идеям итальянского Возрождения проникнуть на испанскую почву, в среду испанского образованного общества той эпохи. Но провозглашение свободы живой человеческой личности от оков средневековой схоластики и мертвящего авторитета церкви нашло в Испании, по чисто политическим причинам (рост абсолютизма и гнет инквизиции), лишь очень слабый отклик. Испанские гуманисты заимствовали от своих итальянских собратий, главным образом, стремление к изучению классической древности, в то же время оставаясь по-прежнему в стороне от их литературной борьбы с отжившими понятиями средневековья во имя идеалов человечества, освобождающегося для новой, более сложной в духовном отношении и свободной жизни.

Тем не менее, под влиянием занесенных из Италии новых идей, в постепенно подпадающей под исключительную власть церкви и усиливающегося абсолютизма Испании литература, искусства и науки продолжали развиваться, охватывая все более и более литературные общественные круги. Громадный толчок к распространению просвещения и любви к нему был дан введением в Испании в 1470 г. первых печатных типографий. Книги стали множиться в бесконечном количестве. Составились у некоторых знатных и богатых лиц прекрасные, и даже не только для того времени, домашние библиотеки, как, например, у сеньора Вильены, маркиза Сантильяна, у Фернандо Колона, сына Христофора Колумба, у Фердинанда и Изабеллы. Последние представляли собой блестящий пример просвещенного абсолютизма: объединив политическую власть в своих руках, они в то же время объединили вокруг себя наиболее выдающихся людей своей эпохи, вроде кардинала Хименеца Сиснероса, основавшего университет в Алькала де Генарес, и других ученых, историков, писателей и поэтов. При них же, в конце XV столетия, испанская литература, в особенности прозаическая, постепенно освобождается от подражаний иностранным образцам, принимает вполне оригинальный характер и, черпая свое вдохновение преимущественно в народных источниках, в явлениях окружающей жизни, становится отныне на национальную дорогу.

Вся почти испанская лирическая поэзия XV века содержится в нескольких, составленных различными компиляторами сборниках, носящих название «Cancioneros». Из них наиболее замечательны cancionero Альфонса Баена, «Общий Cancionero», Эрнандо де Кастилья, cancionero Резенда, cancionero Лондонский — и т. д. В одном только «Общем Cancionero» содержатся произведения не более и не менее как 200 лирических авторов! Вообще, в XV веке лирика в Испании достигла в количественном отношении наибольшего процветания. К сожалению, нельзя сказать того же и о ее качестве. В то время, как проза этого периода развивалась все более и более самостоятельно, лирическая поэзия продолжала находиться по-прежнему под тремя сильными влияниями, отнимавшими у нее всякую непосредственность и живость изображения. Влияния эти, во-первых, провансальской поэзии, во-вторых, итальянской и, в-третьих, поэтов классической древности. Стремясь не отступать ни на шаг от раз навсегда установленных образцов, испанские лирики невольно впадали в искусственность, поэзия их была условной, далекой от действительной жизни, ее требований, настроений, радостей и страданий. В cancioneros встречаются имена, как и высшей испанской аристократии той эпохи, так и имена людей, вышедших из простого народа. Но последние так же далеки от источников непосредственного народного творчества в этой, неблагоприятно создавшейся, академической атмосфере — их вдохновение так же безжизненно и монотонно, воспеваемые ими прекрасные дамы так же никого не трогают своей мертвой красотой, и якобы переживаемые поэтами любовные страдания, равным образом, оставляют читателя равнодушным. Бесконечную серию поэтов XV века открывает собой в хронологическом порядке Энрике Арагонский, брат арагонского короля, называемый маркизом Вильена (1384—1434). Из лирических его произведений до нас дошло очень мало; проза его подчас трактует предметы самые разнообразные, начиная от «Морального письма» знаменитому своей необузданностью рыцарю Суэро де Киньонес, в продолжение двух месяцев подряд вызывавшему на поединок и побеждавшему всякого, кто пройдет по одному, заранее определенному мосту, и кончая «Искусством, как резать мясные блюда за столом». Но Вильена был также первым по времени гуманистом Испании, перевел «Энеиду» и «Божественную комедию» на испанский язык, составил «Руководство к стихосложению на провансальский манер», собрал замечательную по богатству и редкости рукописей и книг библиотеку и заслужил себе в народе и придворных кругах славу чернокнижника и колдуна. При жизни, как принца королевской крови, его трогать не смели, но после смерти духовник Хуана II Кастильского, доминиканец Фрай Лопе, сжег признанную церковными авторитетами «нечестивой» библиотеку первого испанского гуманиста. Более талантливым поэтом был маркиз Сантильяна (1398—1458), знатный гидальго, игравший крупную роль при дворе Хуана II и Энрике IV. Из массы созданного им в подражание провансальским и итальянским образцам интересны по смелости и независимости мысли «Защита Энрике де Вильена», написанная после смерти последнего; по изяществу формы и стиха — «Любовная ссора», сюжетом которой служит печальная судьба приятеля Сантильяны, Масиаса, убитого ревнивым мужем любимой им дамы, и «Ад влюбленных», произведение, где влияние «Божественной комедии» Данте невольно чувствуется на каждом шагу. Но «Ад влюбленных», в свою очередь, создал маркизу Сантильяне целый ряд последователей и подражателей. Еще долго после него в испанской лирике не переставали появляться различные «Гробницы любви», «Преисподни любви» и т. п. Но единственное, что пережило маркиза Сантильяна, это его «coplas», юмористические, сантиментальные и любовные куплеты, написанные народным языком и, очевидно, под сильным впечатлением испанских народных песен. Общепризнанным главой поэтов этого периода был Хуан де Мена (1411—1456), родом андалузец из Кордовы. Влиянием андалузского характера, склонного к излишней живости воображения и к преувеличенной яркости красок позднейшие историки испанской литературы пытаются объяснить недостатки поэтического творчества Хуана де Мена. Современники им восхищались и пытались ему подражать. Но его напыщенная, риторическая поэзия оказала развитию литературного вкуса в Испании плохую услугу. В некоторых своих произведениях Хуан де Мена пытается соперничать с Данте, главным образом, в поэме «Триста строф», известной еще под названием «Лабиринт жизни». Поэма эта — нечто вроде мистического видения, воображаемое путешествие в область прошедшего, настоящего и будущего. Путешествие прерывается иногда отдельными драматическими сценами и эпизодами, из которых «Смерть Давалоса» и «Героическое самопожертвование графа Ниебла» до сих пор еще не утратили занимательности и интереса. В общем, про Хуана де Мена можно сказать, что это был первый стилист своего времени, хотя в большинстве случаев и чересчур злоупотреблявший стилем. Остальные поэты этого периода, имена которых известны преимущественно из «Cancionero» Альфонсо Баены, представляют собой слишком незначительные в литературном отношении величины, чтобы о них стоило говорить отдельно. Но к началу царствования католических королей Фердинанда и Изабеллы из общей серой массы успел выделиться Антон де Монторо, кордовский крещеный еврей, выпустивший сборник сатирических стихов, в которых хотя в очень грубой и подчас циничной форме, но с большой искренностью бичевалось поведение андалузских властей во время последних гонений на евреев и их изгнания из Испании Контрастом ему является Гомец Манрике (1412—1490), изящный, элегантный и спокойный поэт, игравший большую политическую роль при Хуане II и Энрике IV. Помимо мелких поэм и стихотворений, из которых «Жалоба добродетелей и поэзии» считается одним из лучших образцов испанской лирики той эпохи, Гомец Манрике написал также мистерию для Рождества и таковой же диалог для Пасхи, не считая еще двух маленьких религиозных драматических пьес. Но настоящим основателем испанского театра считается Хуан дель Энсина (1469—1534), архидиакон городского собора Малаги. В свои религиозные пьесы, или «аутос», как их называют в Испании, он впервые ввел элемент быта, и в его драматических произведениях наряду со святыми и апостолами появились всем знакомые и близкие типы из окружающей, действительной жизни. Особенным успехом пользовался «Auto del repelon», написанный на чисто народном языке с массой комических бытовых персонажей и даже с изображением драки между студентами саламанкского университета и окрестными пастухами. Главой же лирических поэтов этого периода был, несомненно, Хорхе Метрике (1440—1478), племянник Гомеца Манрике, превышающий талантом и своего дядю и всех остальных современных ему представителей испанской лирики. Хорхе Манрике удалось силой непосредственного, искреннего вдохновения создать замечательную вещь, перед которой невольно кажутся бледными все составленные по точным правилам лирического искусства произведения его современников. Вещь эта — знаменитые «Стансы», переведенные немедленно на все почти европейские языки, служившие предметом восхищения и подражания таких крупных литературных величин, как португальский поэт Камоэнс, автор всемирно известной «Луизиады», Монтемайор, один из наиболее блестящих писателей XVI века, и т. д. В «Стансах» Хорхе Манрике, написанных по поводу смерти его отца, говорится о тщете всего земного, о скоро проходящем земном счастье и проч., всем давно известных и банальных вещах. Но никогда еще никто из лирических поэтов не только Испании, но и всей Европы средних веков не сумел до Хорхе Манрике найти более близкого человеческому сердцу выражения вечной грусти о несовершенстве и напрасных радостях нашего существования пред лицом равно всех ожидающей и неизбежной смерти!..

Но наиболее замечательными произведениями испанской литературы этого периода являются «Амадис Гальский» Гарей Родригеца, называемого также Ордоньес де Монтальво, и «Селестина» Фернандо де Рохаса (1475—1536). «Амадис Гальский» — родоначальник всех позднейших, наводнивших Испанию рыцарских романов и в то же время их совершенный и никем еще из подражателей не превзойденный образец. В основу его положены средневековые легенды о знаменитом своей храбростью, верностью, неустрашимостью и другими благородными качествами принце Амадисе, представляющем собой идеал странствующего рыцаря, защитника слабых и угнетенных. В половине XIII столетия та же тема была обработана португальским писателем Жоао Лобейра, но настоящей своей всеевропейской популярностью «Амадис» стал пользоваться только после переделки его Ордоньесом де Монтальво. Помимо легкости и изящности языка, действительно увлекательных по своей фантастичности приключений благородного принца, «Амадис» интересен еще и тем, что там впервые в испанской литературе появляется тип отважного и неотразимого авантюриста-соблазнителя, рыцаря Галаора, в котором уже можно отметить характерные черты будущего Дон Жуана.

Насколько «Амадис» представляет собой роман в полном смысле этого слова «благородный» по испытываемым главными его персонажами чувствам и совершаемым ими поступкам, настолько другое знаменитое произведение той же эпохи, «Селестина», является его противоположностью. «Селестина» — или, как сам автор назвал свое детище, «Комедия Калисто и Мелибеи» — состоит из 16 актов и содержит в себе описание несчастной любви двух молодых людей — Калисто и его невесты Мелибеи, любви, кончающейся после бесконечных мытарств и препятствий со стороны окружающих смертью Калисто и самоубийством Мелибеи. На этой несложной канве автору удалось нарисовать необычайно интересные в бытовом и общественно-историческом отношении узоры. Все второстепенные персонажи возле главных действующих лиц выхвачены прямо из жизни, а старая сводница Селестина, из жадности к деньгам покрывающая грехи молодых влюбленных, сразу же стала в Испании одним из наиболее известных и ярких литературных типов. Комедия Фернандо де Рохаса была переведена на все европейские языки немедленно после своего появления, влияние ее на развитие испанской литературы и испанского театра было громадно, в течение долгого времени ей подражали и в Испании и в остальной Европе, и в прозе и в стихах. По словам известного французского литературного критика Эрнеста Мериме, «Селестина» Фернандо де Рохаса — один из самых драгоценных подарков, сделанных Испанией европейской литературе.

4. Династия Габсбургов. От Карлоса I до Карлоса II (1516—1700). Начало «Золотого века» испанской литературы отличается борьбой между двумя течениями — все возрастающим влиянием итальянской лирики и стремлениями противопоставить ей свою национальную школу. Главнейшими представителями первого направления были Хуан Боскан Алмогавер (1490—1542) и его друг Гарсиласо де ла Вега (1503 — 1536). Их противник Кристобаль де Кастильехо (умер в 1556), прославился сатирой «против тех, кто оставляет кастильское стихосложение для того, чтобы следовать итальянскому», но, в конце концов, все же не сумел остановить победоносного нашествия итальянской лирики на Испанию XVI века.

Независимо от поэзии искусственной, по всем правилам литературных традиций, но параллельно с ней развивалась анонимная народная поэзия, имеющая исключительно национальный характер и свободная от всяких посторонних влияний. Поэтические произведения этого рода, раньше обыкновенно передаваемые из уст в уста, впервые стали записывать и издавать в особых сборниках, называемых «Romancero» (от el romance, романс). И до нашего времени романс остался излюбленной формой испанского народного поэтического творчества. Романсы бывают самого разнообразного содержания — описания подвигов исторических или легендарных героев, любовные приключения и т. д. Известны несколько изданий сборников романсов в 1545, в 1550, 1555 гг. и сборник под названием «Первая и вторая часть леса различных романсов», опубликованный в Сарагосе Эстебаном де Шхера в 1550 году. В следующем столетии в Мадриде был издан «Общий Романсеро, в котором содержатся все до сих пор напечатанные романсы»; вслед за ним появилась «Вторая часть Общего Романсеро», составленная в 1605 г. в Вальядолиде Мигелем де Мадригалем. Почти одновременно с тем начались попытки отдельных лиц собирать народные романсы, приуроченные к определенным историческим лицам. Так составились «Романсеро 12 пэров Франции» Лопецом де Тортахада, «Романсеро о Сиде» Эскобара и «Романсеро об инфантах Лары» Метхе — последний — в 1626 г. «Романсеро» представляет собой один из самых замечательных памятников испанского творческого гения и грандиознейший вклад в мировую народную литературу. В нем в поэтическом изображении отразилась душа испанского народа, его верования, традиции, обычаи, бытовые особенности и характернейшие национальные черты. Виктор Гюго сравнивает «Романсеро» с «Илиадой». Влияние «Романсеро» на развитие испанской литературы было чрезвычайно. Почти все испанские поэты и писатели, особенно драматурги, как, например, Лопе де Вега, Гильен де Кастро и т. д., черпали свое вдохновение в этом источнике народного творчества и находили в нем темы для многих произведений. Вне Испании «Романсеро» влиял на три европейские литературы: немецкую, английскую и французскую от Корнеля до Виктора Гюго.

Из писателей и поэтов начала «Золотого века» особенно выделяется Диего Уртадо де Мендоза (1503—1575), одновременно придворный, воин, дипломат, поэт, ученый, романист и историк. Он же был одним из основателей знаменитой библиотеки при монастыре в Эскуриале, пожертвовав ей свое замечательное собрание греческих и арабских манускриптов. Поэзия Уртадо де Мендоза ничем не отличалась от поэзии других его современников — те же гладкие, изящно написанные в итальянском вкусе, элегантные, но ничего глубокого, кроме любви к искусству и образованию, не выражающие стихи. Главнейшее его литературное наследство составляют прозаические произведения «Лазарильо де Тормес», роман «жульнических нравов» (genero picaresco), и «Осада Гранады», ученое, историческое исследование о причинах падения последнего мавританского королевства в Испании. «Рисаго» — веселый, наглый жулик, из общественных низов, часто проникающий в высшие социальные слои единственно при помощи своей ловкости и беззастенчивости в средствах, а еще чаще того оканчивающий свою разнообразную карьеру в тюрьме или на галерах — с некоторых пор стал настолько распространенным явлением испанской жизни, что литература не могла пройти мимо него, не отразив его в себе в виде какого-нибудь художественного образа. Раньше еще были отдельные слабые поползновения вывести «рисаго» в испанской литературе, но Уртадо Мендозе принадлежит честь придать впервые этому типу полную художественную законченность и определенность. С его легкой руки романы «жульнических нравов» начали расти в Испании как грибы, создался особый род литературы с специальным наименованием «genero picaresco» и с специальной целью изучать и описывать нравы, быт и подчас удивительные приключения этой своеобразной среды, созданной социальными условиями тогдашней испанской действительности. «Лазарильо де Тормфс» написан в виде рассказа самого Лазарильо, сообщающего свою автобиографию и с беззастенчивостью истинного «рисаго» хвастающегося мошенничествами, которые ему удалось совершить. Роман, к сожалению, не окончен, но и написанного Уртадо де Мендоза оказалось вполне достаточным, чтобы вызвать ряд бесконечных переделок и подражаний.

Другой современник Мендозы, Хорхе де Монтемайор, родом португалец, но писавший по-кастильски (умер в 1561 году), автор сонетов в духе итальянской школы и нескольких религиозных пьес, запрещенных инквизицией, прославил свое имя в истории испанской литературы введением в нее так называемого «пастушеского романа». К тому времени читающая публика была уже отчасти утомлена нахлынувшей на нее лавиной всевозможных рыцарских романов. Постоянные войны самой Испании тоже должны были невольно ослабить у читателей жажду сильных и кровавых впечатлений литературного характера — их было более чем достаточно и в окружающей жизни! Появилось стремление к чему-нибудь мирному, светлому, на чем можно было бы успокоиться и отдохнуть. Хорхе де Монтемайор верно понял настроение своих современников. В составившем его славу романе «Диана» он, вместо сложных и запутанных похождений какого-нибудь непобедимого рыцаря, избивающего по примеру Амадиса Гальского целые полчища гигантов и проливающего потоки вражеской крови, изобразил нежную и трогательную идиллию — любовь пастушка и пастушки на фоне буколического пейзажа берегов реки Эзла в провинции Леоне. Разумеется, и пастушок и пастушка, равным образом, как и все прочие герои Хорхе де Монтемайора, были бесконечно далеки от реальной действительности и совсем не похожи на настоящих пастушек и пастухов. Но прекрасный, легкий стиль романа, сантиментальные стихотворения, перемежающие прозу, и, главное, новизна и оригинальность для тогдашнего времени всего произведения создали «Диане» небывалый до сих пор успех, положивший начало новому виду литературного творчества, пастушескому роману. Почти одновременно (между 1550—60 гг.) вместе с «Лазарильо де Тормес» и «Дианой» появился роман еще третьего жанра, тоже сразу же завоевавшего себе почетное место не только в испанской, но и в общеевропейской литературе того времени. Это так называемый «мавританский роман» неизвестного автора под заглавием «История Абенсеррага Абиндараеца и прекрасной Харифы» — родоначальник обширнейшего впоследствии цикла произведений, имеющих сюжетом действительность или вымыслы богатой красочностью мавританской жизни. Драматическое искусство на пороге Золотого века было представлено особенно ярко Бартоломеем де Торрес Наарро (умер в 1530 г.) и Жилем Висенте (ни год рождения, ни год смерти неизвестны). Оба писали театральные пьесы, постепенно совершенствуя эту, до сих пор еще не культивируемую в Испании, отрасль литературы и приближая ее к эпохе великого Лопе де Вега, при котором испанская драматургия, наконец, достигла своего полного расцвета.

5. Апогей Золотого века. От Филиппа II до смерти Лопе де Вега (1555—1635).

Характерными признаками этого периода являются, во-первых, необычайное развитие драмы в лице Лопе де Вега и последователей созданной им школы, развитие реалистического, бытового романа, расцвет мистической литературы и начало двух литературных течений, известных под именем «гонгоризма» и «консептизма». Первое произошло от имени знаменитого поэта этой эпохи Гонгора (1561—1627) и состоит в стремлении придать стилю особую благозвучность путем введения в стихотворную речь массы совершенно ненужных для смысла иностранных, преимущественно латинских и греческих, слов, гиперболических сравнений и неумеренной цветистости для выражения самых простых и обыкновенных понятий. «Консептизм» (происходит от concepto — мысль) явление уже более сложное; первоисточником его был Алонзо де Ледесма (1552—1623), соперник Гонгоры и тоже создавший себе бесчисленных подражателей поэт. Но Гонгора был родом андалуз из Кордовы, а андалузская поэзия всегда отличалась склонностью к внешним, чисто словесным эффектам в ущерб внутреннему содержанию. Алонзо де Ледесма, в качестве кастильца, создал совсем другую школу. Его «консептизм» стремится сделать с мыслью то, что «гонгористы» делали со словами. В поисках за оригинальностью и новизной Ледесма и его последователи предпочитали жертвовать истиной для красивого парадокса, жонглировать уже самими понятиями, а не только их внешними выражениями, чтобы окончательно сбитый с толку и ослепленный читатель покорно шел вслед за автором по запутанным дорожкам созданного им лабиринта к заранее намеченной и определенной цели. Оба эти течения принесли испанской литературе больше вреда, чем пользы, ибо на долгое время, пожалуй что и вплоть до наших дней, многие ее шедевры, безукоризненные с стилистической стороны, блестящие по высказанным в них мыслям, оставляют желать много лучшего в идейном отношении.

Наиболее выдающимися поэтами этого периода, кроме упомянутых выше, были: Фернандо де Эррера (1534—1597), глава андалузской школы, и два брата Люперсио и Бартоломео Архенсола, родом арагонцы, но по выражению Лопе де Вега, «пришедшие из Арагона, чтобы научить нас, как нужно писать по-кастильски». Поэзия обоих братьев изящна, глубока и проникнута искренним, непосредственным чувством. В историю испанской литературы они перешли, как представители старой школы, равно чуждые и далекие от модных новшеств «гонгоризма» и «консептизма». В этот период появляется также бесчисленное количество эпопей — религиозных, исторических, сатирических и т. п. Из первых оригинальна и интересна по положенной в ее основу легенде о раскаявшемся грешнике «Монастырь Монсеррат» Кристобаля де Вируес (1550—1610). Из вторых — «Араукана» Алонзо де Эрсилья, знаменитая поэма о восстании индейского племени арауканов против завоевателей — испанцев. Из сатирических эпопей, несмотря на их обилие, вряд ли хотя бы одна заслуживает особого внимания. Пастушеский роман в этом периоде усердно культивируется многочисленными подражателями «Дианы» Монтемайора до самого Сервантеса включительно. Мавританский роман нашел себе блестящего выразителя в лице Хейнеса Перец де Хита, написавшего «Гражданские войны в Гранаде», увлекательную историческую хронику последних дней последнего мавританского королевства в Испании, перемешанную с любовными приключениями главных действующих лиц. Роман имел успех необычайный — в продолжение одного только ХVII века было выпущено 30 изданий, и в последующие периоды в литературе других европейских стран без труда можно найти следы влияния «Гражданских войн в Гранаде» Переца Хита. Романы «жульнических нравов» также начали появляться один за другим. Из них наиболее интересны в литературном отношении «Жизнь и похождения жулика Гуцмана де Альфараче» Матео Алемана (1547—1609), — автобиография севильского искателя приключений, ряд сатирических бытовых картин разнообразнейших слоев тогдашнего испанского и итальянского общества, и «Жульница Юстина» Франциско де Убеда, оригинальная попытка вывести женский тип, аналогичный Гуцману де Альфараче, с которым многообещающая героиня и соединяется по воле автора законным браком в одной из последних частей этого неоконченного романа.

К циклу «genero picaresco» принадлежит также «Еl Gran Тасаňо» Франциско Гомец де Кеведо (1580—1645), кульминационный пункт «жульнического романа» описываемого литературного периода. В «Еl Gran Тасаňо» выводятся, главным образом, низшие слои испанского общества —  нищие, авантюристы, бродячие актеры, мелкие жулики, сутенеры и т. д. Роман полон потрясающего реализма, граничащего подчас с самым откровенным цинизмом. Автор не стесняется ни в сарказмах по адресу своих героев, ни в выборе выражений — «ибо я злоречивый скорпион, — как рекомендуется он сам, — достойный сын тех песчаных пустынь, где скрываются наиболее ядовитыя змеи».

Франциско Гомец де Кеведо — первый, по времени, журналист Испании, понявший всю силу печатного слова, но употреблявший ее хотя и против «великих мира сего», однако, исключительно лишь в тех случаях, когда его к тому побуждали чисто личные причины. Жизнь его — сплошной роман приключений, заговоров, дуэлей и отсиживаний в тюрьме за различные политические памфлеты. Из массы написанного им и в прозе и в стихах особенно любопытна сатирическая поэма «Сны», где автор якобы встречается в аду с целой вереницей знакомых лиц всевозможных общественных рангов и профессий. Исключение составляют лишь бедняки и солдаты — тем и другим Кеведо не нашел места ни в аду, ни в своей сатирической поэме!..

Крупнейшей литературной фигурой этого периода был Мигель Сервантес Сааведра (1547—1616), писавший и пастушеские романы вроде «Галатеи», и драматические произведения, и новеллы «жульнических нравов», и стихи, но во всем этом лишь иногда превышавший других своих современников, а большей частью остававшийся на одном с ними уровне и чаще — даже ниже. Единственная вещь, которой он сам не придавал особого значения, написанная небрежно и торопливо среди невзгод и огорчений скитальческой жизни, по преданию, начатая в тюрьме, куда автор был посажен за растрату казенных денег, внезапно засверкала чудным и бессмертным огнем. В продолжение столетий «Славный гидальго Дон Кихот Ламанческий» остается для человечества одной из любимейших, всем и каждому дорогих и близких книг (см. Дон Кихот). Глубокие общечеловеческие достоинства знаменитого романа Сервантеса, обширность и вечная ценность затронутых им идей были скрыты для современников великого романиста, да, равным образом, и для него самого. Божественное вдохновение осеняло Сервантеса только тогда, когда рука его бралась за перо, чтобы писать «Дон Кихота». Все остальное, написанное им, не превышает посредственности, кроме некоторых новелл «жульнического» и бытового жанра вроде «Ринконет и Кортадильо», «Illustre Fregona» и т. д. Театральные пьесы его монотонны и неинтересны, пастушеские романы скучны, а «Персилес и Сихисмунда», любимейшее детище автора, о котором он заранее говорит, как о произведении, долженствующем поразить мир, немедленно по появлении своем, год спустя после II части «Дон Кихота», покрывается пылью вполне заслуженного забвения.

По свидетельству Сервантеса, испанская комедия начинается в том виде, в каком ее культивировал Лопе де Вега, только лишь с комедий Лопе де Руеда (1510—1565), севильца по месту рождения и в течение всей своей жизни непрерывно объезжавшего Испанию из конца в конец с драматической труппой, в которой он был одновременно главным актером, директором и автором представляемых пьес. В произведениях Руеды окончательно устанавливается народная форма испанской драматургии, деление пьесы на три акта, перемежаемость драматического действия диалогами комических персонажей и т. д. По общему признанию, Руеда получил почетное наименование — «основателя испанского театра», создав бесчисленное количество подражателей и учеников. Из них особенно выделяются соотечественник Руеды, также севильский уроженец, Хуан де ла Куэва (1550—1609), впервые пытавшийся сбросить тяготевшее до сих пор над драматическими произведениями иго классического единства времени, действия и места, щедрой рукой начавший черпать сюжеты из неиссякаемого источника народной поэзии «Романсеро», и валенсианец Гильен де Кастро (1569—1631), автор двух замечательных трагедий — «Юношеские подвиги Сида» и «Подвиги Сида Кампеадора», из которых первая послужила образчиком и материалом для более известной в Европе французской трагедии Корнеля «Сид».

Жизнь и произведения величайшего гения испанского театра Лопе де Вега (1562—1635), этого «monstruo de natnraleza» (чудовища природы), как с почтительной иронией называл его Сервантес, представляют собой нечто безусловно выходящее из обыкновенных рамок. Уже тринадцатилетний Лопе де Вега пишет театральную пьесу «Настоящий любовник», где обнаруживает и драматический талант и знание жизни, неожиданные для ребенка его возраста. Дальнейшая карьера Лопе де Вега — непрерывный ряд сменяющихся любовных интриг, душевных драм, перемен социального положения от блестящего пажа и придворного, солдата Непобедимой Армады до монаха и священника включительно. Побывав сам лично во всевозможнейших ролях, представляемых драмой и комедией действительной жизни, Лопе де Вега сумел перенести те же роли на театральные подмостки, в драмы и комедии, созданные его необычайно богатым воображением. По собственному признанью, он писал ежедневно в течение всей своей жизни по 20 листов и в 24 часа мог создать больше 100 комедий!.. Оставленное им литературное наследство необъятно. Не считая прозаических произведений, сонетов и т. д., одних театральных пьес у него было написано в 1603 году — 219, в 1609 — 483, в 1618 — 800 и т. д., пока, наконец, в год его смерти (1635) — число его пьес не достигло чудовищной цифры — 2 200!.. До нашего времени из всего этого дошло в целом виде не более 400 пьес, что уже само по себе является достаточным для характеристики автора литературным багажом.

Лопе де Вега был без соперников во всех решительно отраслях драматического искусства. Он писал с одинаковой легкостью и блеском и религиозные драмы, и бытовые комедии, и исторические пьесы, и «autos sacrementales» для церковных праздников, и фантастические и заимствованные из древней мифологии трагедии, и пастушеские «интермеццо» и т. д. без конца. Но наиболее талантливыми, по отзыву историков испанской литературы, являются его исторические пьесы и комедии «плаща и шпаги» (сара у espada), где выводится быт современной автору Испании с бесчисленными похождениями знатных сеньоров, совершаемых в романтической обстановке, под покровом ночи и под защитой своей верной шпаги. «Толеданская ночь», «Цветы дон Жуана», «Собака садовника» и т. д. навсегда останутся лучшими и непревзойденными образцами этого чисто испанского народного жанра. Из исторических пьес, имеющих общественный характер, интересны «Овечий источник», «Звезда Севильи» и проч. Всюду и везде у Лопе де Вега замечается стремление писать не для зрителей привилегированных мест в театре, а для «партера», где в те времена толпился простой народ, зачастую бывший наиболее строгим и справедливым ценителем какого-нибудь нового произведения своего любимейшего театрального кумира. Потому все драмы и комедии Лопе де Вега глубоко народны, написаны простым и ясным, всем понятным языком, и чувства и мысли, выражаемые в них, тоже доступны и понятны всем и каждому, ибо они находятся на уровне понимания не только немногих избранных, а и всего испанского общества того времени, без различия социальных положений. Лопе де Вега своими пьесами жанра «плаща и шпаги» придал испанской комедии ее окончательную форму, от которой она дальше уже не пытается отступать и которая сохранилась почти в полной неприкосновенности до самого недавнего периода испанской литературы.

Из учеников и последователей Лопе де Вега особенно выделяется Габриель Тельец, более известный под своим литературным псевдонимом — Тирсо де Молина (1571—1648). Тирсо де Молина с молодых лет вступил в монашеский орден «Благодарности» и окончил жизнь настоятелем монастыря в Сории. В качестве духовного отца и исповедника, он глубоко проник в тайные изгибы человеческой души, и потому драмы его полны психологического интереса, главным образом, при изображении женских характеров и типов.

Из прозаических произведений Тирсо де Молина заслуженной известностью пользуются «Los cigarrales de Toledo» — сборник новелл в жанре «Декамерона» Боккаччьо.

Из массы написанных Тирсо де Молина комедий и драм — по собственному его утверждению их было около 400 — до нашего времени дошло не более восьмидесяти. Из них наиболее интересны «Севильский обольститель» («Еl Burlador de Sevilla») — история ставшего отныне всемирно известным Дон Жуана и статуи командора, затем «Благочестивая Марта» — злая и яркая сатира на женское лицемерие, и «Скромник во дворце» — картина людского тщеславия и погони за успехом. Во всех своих произведениях Тирсо де Молина остается верным принципам школы Лопе де Вега, из которых главнейший высказан самим Тирсо: «лучший способ писания комедии это тот, который больше всех нравится простому народу!» В некоторых вещах, как, например, в религиозной драме «Проклятый за недостаток веры» и в исторической трагедии «Король дон Педро в Мадриде», Тирсо де Молина даже превосходит своего учителя и соперника Лопе де Вега по глубине замысла и по силе и жизненности изображенных им характеров.

Из других современных двум упомянутым выше столпам испанского театра более второстепенных драматургов можно отметить Антонио Мира де Мескуа, мексиканца Хуана Руиц де Аларкона, про «Подозрительную истину» которого Корнель сказал, что охотно бы отдал за нее два самых лучших своих произведения, Антонио де Мендоса, Хуана Перец де Монтальвана, автора знаменитых «Влюбленных из Теруеля», и, главным образом, Луиса Киньонес де Бенавенте, впервые введшего в моду интермедии с пением и танцами, позднее послужившие основой для создания нового жанра испанской легкой комедии — zarzuela (сарсуэла).

6. Закат Золотого века. От Филиппа IV до династии Бурбонов (1621—1700). Со смертью Кальдерона умирает созданная в начале XVI столетия и достигшая совершенства при Лопе де Вега и его последователях испанская комедия и драма. В других отраслях литературы — в романе, исторических сочинениях, поэзии и т. д. — тоже наблюдается упадок и утомление. Отдельные фигуры писателей и драматургов пытаются поддерживать «честь Испании», но на них уже ложатся лишь отблески догорающей вечерней зари «Золотого века». Недавно еще самобытная яркая страница испанской литературной летописи перевертывается окончательно, чтобы дать место слабым и бесцветным повторениям. Независимые, оригинальные характеры уходят и из жизни и из литературы. Искренняя горячая вера убивается бездушным и холодным формализмом торжествующей над умами церкви, абсолютизм верховной власти пригибает к земле все ищущее новых и свободных путей, знаменитые некогда университеты Саламанки и Алькала — рассадники просвещения и науки — разгромлены и опустели, немногие ученые взяты под надзор, невежество, бедность разрастаются в стране все безнадежнее и шире, наступают всеобщая усталость и равнодушие как в жизни, так и в литературе.

Еще один, последний гигант поддерживает на своих плечах всю тяжесть завещанных ему от создателей испанского народного театра литературных традиций, Педро Кальдерон де ла Барка (1600—1681 г.) По примеру своего знаменитого предшественника Лопе де Вега, он, прежде чем успокоиться духовно под сводами толедского собора в должности «главного капеллана», ведет бурную и тревожную жизнь солдата, полную романических историй, дуэлей, подвигов и приключений. Слава его, как драматурга, между тем растет с каждым годом. Король Филипп IV отпускает Кальдерона из Мадрида на войну с Каталонией не прежде, чем он успевает закончить свою новую комедию «Свидетельство ревности и любви». По возвращении ему дается ежемесячный пенсион из сумм королевского двора, его осыпают почестями и знаками благоволения. По преданию — 25 мая 1681 года — в день смерти Кальдерона во всех без исключения театрах Испании шли его «autos sacrementales», специальные религиозные пьесы для праздника «Corpus Cristi», в которых Кальдерон не имел соперников...

Число написанных им пьес доходит до 481. Это обширное литературное наследство можно разделить на несколько отдельных жанров, как и у Лопе де Вега: на пьесы исторические, пьесы «плаща и шпаги», религиозные, философские и т. д. К ним необходимо еще прибавить новый, специально созданный Кальдероном, свой собственный жанр, который можно охарактеризовать, как «пьесы чести». В этих пьесах исключительно трактуются вопросы супружеской верности и измены, разрешаемые автором с типичной для него и его тогдашней аудитории прямотой. В «Враче своей чести» подозревающий жену в неверности муж приказывает хирургу вскрыть предполагаемой изменнице вены и кровью ее смывает с родового герба якобы осквернившее его позорное пятно.

Настоящими шедеврами  Кальдерона являются его религиозные и философские драмы, из которых особенно замечательны «Жизнь—сон», «Знаменитый магик» и «Поклонение кресту». Во всех трех на первом плане идея ничтожества всего земного, человеческого и необходимость подчинения Высшей Воле. Человек — это низшее животное, которое управляет своими поступками и сдерживает их лишь при помощи разума. А разум показывает нам, что все вокруг нас — иллюзия, сон, и только по ту сторону жизни находится вечная истина, которой нет места на земле...

В комедиях «плаща и шпаги» Кальдерон успешно справляется со своей задачей удивлять, смешить и заинтересовывать публику, но в них уже заметно, что в пределах, установленных Лопе де Вега, испанская бытовая комедия начинает повторять самое себя. Равным образом, провозглашенный основателями народного театра принцип подчинения вкусам и требованиям наиболее широкой аудитории привел неизбежно к тому, что пьесы исторического характера, особенно заимствованные из иностранной жизни, вполне сознательно «приспособляются» к уровню понимания испанской публики «партера», и все их герои, греки, римляне, арабы, англичане и т. д., говорят, думают, чувствуют и поступают, как соотечественники автора, испанцы. Из исторических пьес Кальдерона особенно ярка и колоритна драма «Алькад Саламеи» (El Alcalde de Zalamea), где выведен ряд удивительно жизненных, специально испанских типов эпохи Филиппа II и, главным образом, сам алькад местечка Саламеи Педро Креспо — представитель народной Испании или, вернее, ее третьего сословия, благородный, искренний, но упрямый старик, выше всего на свете ставящий свою честь и доброе имя и готовый защищать их какими угодно средствами и против кого угодно.

Наряду с Кальдероном более или менее выдвинулся из массы драматургов, безнадежно запутавшихся в окаменевших и к тому времени уже лишенных жизни и прежнего интереса формах установленного Лопе де Вега народного испанского театра, Франсиско де Рохас Зорилья (1607—1660), сумевший и старыми средствами дать несколько новых и интересных настроений. Его «Гарсиа дель Кастаньар» останется навсегда в истории испанской литературы одним из лучших образцов национальной драмы. Кроме того, помимо многих других, менее значительных пьес, комедия «плаща и шпаги»: «Где оскорбленье, там нет места ревности, или лакей-хозяин»...

Из романистов интересен Луис Велец де Гуевара, автор почему-то не имевшего успеха у публики талантливого сатирического романа «Хромой бес», несколько десятков лет спустя, в 1707 г., под тем же заглавием и с тем же содержанием в обработке французского писателя Лесажа обошедшего всю Европу и вызвавшего бесчисленное количество подражавших ему романов с действующими героями «из потустороннего мира»... Равным образом можно отметить даму-писательницу, донью Марию де Сайас Сотомайор, «Любовные новеллы» которой, несмотря на их незначительность, неоднократно переиздавались в Испании и даже во Франции. Характерным признаком упадка тогдашней испанской литературы служат попытки некоего Наваррете Рибера писать новеллы, не употребляя буквы «А» — и верх виртуозности в этом направлении со стороны Алонзо де Алькала, обратившего на себя внимание публики не своим талантом и не содержанием изданных им пяти новелл, а тем, что в каждой из них автор ухитряется обходиться без употребления другой гласной буквы, чем в предыдущей...

7. Период ложно-классицизма. Династия Бурбонов. От Филиппа V до Фернандо VII (1700—1833). С появлением на испанском троне внука французского «Короля-Солнца» Людовика XIV, Филиппа, герцога Анжуйского, вместе с нахлынувшими на Испанию толпами французских придворных, чиновников, французскими модами и т. д., начинается также усиленное влияние французской литературы. Равным образом, династия Бурбонов переносит с собой на испанскую почву некоторые идеи «просвещенного абсолютизма». Короли, особенно Карл IIІ, пытаются поднять упавшую индустрию и промышленность Испании, борются с наводнившими страну иезуитами, открывают ряд высших учебных заведений, музеев, библиотек и т. д. В конце XVIII в. отчужденность Пиренейского полуострова, благодаря связи с Францией, постепенно утрачивается. Заводятся сношения и с остальной Европой. Впервые появляется в Испании до сих пор неизвестная английская литература и производит сразу сильное впечатление, не остающееся бесследным. Последующие события — борьба с Наполеоном, изгнание и возвращение Бурбонов, испанские кортесы в Кадиксе, выработавшие первую в стране конституцию, и т. д. — вводят окончательно самые широкие сдои испанского населения в круг общеевропейских идей и понятий.

Хотя количественно число поэтов начала этого периода было огромно (на один только литературный конкурс 1727 г. выступило не менее 150 конкурентов обоего пола), однако же, в качественном отношении произведения их были ниже всякой критики. Занесенный из Франции ложно-классицизм, нашедший себе в Испании горячего проповедника в лице Игнацио де Луцана (1702—1754), овладел всеми умами и с тех пор, вплоть до эпохи романтизма, оставался единственной в стране литературной школой . Агустин Монтиано Луйандо (1697—1764) вместе с Луцаном был наиболее ревностным пропагандистом французского ложно-классицизма и, в пылу полемики с некоторыми робкими защитниками прежней национальной школы, дошел даже до отрицания Сервантеса и Лопе де Вега. По его следам шел Николас Фернандец де Моратин (1737—1780), написавший против национального испанского театра три остроумные и злые сатиры, но в красивой народной поэме «Бой быков в Мадриде» совершенно неожиданно сделавшийся снова настоящим испанцем. Дальнейшие писатели и драматурги продолжали рабски копировать французские ложно-классические образцы и относиться с презрением ко всему, что имеет жизненный, национальный характер. В борьбу с французским влиянием вступил Висенте Гарсия де ла Уэрта (1734—1787), начавший издавать старинные пьесы испанского театра. Единомышленником его и помощником является Рамон де ла Круц (1731—1794), которому на долю выпало снова придать уже исчезнувший блеск национальному драматическому творчеству, воскресить весь прежний мир народных типов и героев — лукавых и грациозных «манол» с их пестрыми шалями и черными веерами, тореадоров, легкомысленных дворянчиков, гитаристов, нищих, веселых бражников-монахов и т. д. В коротеньких, остроумных и занимательно написанных пьесках Рамона де ла Круц, как в зеркале, отразился старый Мадрид с его обычной, ежедневной жизнью, с тревогами, интригами и мелкими уличными скандалами. Среднее положение между крайностями ложно-классицизма и народным театром Рамона де ла Круц занимает Леандро де Моратин (1760—1828), сын Николая Моратина. Его драматические произведения составлены так, что могут нравиться одинаково и избранному обществу, благодаря изысканности языка, соблюдению правил ложно-классицизма, и простому народу по чисто испанской, в традициях Лопе де Вега, обработке сюжета и по занимательности интриги. В общем, Леандро де Моратина можно назвать первым в Испании представителем буржуазной комедии, описывающей почти исключительно нравы среднего сословия.

Из поэтов этого периода самым ярким и интересным является Гаспар Мельхиор де Ховельанос (1744—1811), бывший одновременно одним из главных организаторов народного движения против Наполеона, политиком, ученым, дипломатом и при жизни еще получивший почетный титул «отца отечества». Другие поэты — Хуан Мелендец Вальдес (1754—1817), Томас де Ириарте (1750—1791), Альварец Сиенфуегос (1764—1809) — все были ученики и последователи Ховельаноса, вместе с ним боровшиеся против нашествия французов. Поэзия их носит исключительно «гражданский», боевой характер. Из этой группы выделяется Мануэль Хозе Кинтана (1772—1857), патриот, историк и философ. Трагедии и драмы его, на сюжеты из героической эпохи Испании, много способствовали поднятию национального чувства у его современников против притязаний Наполеона. Из исторических произведений Кинтаны особенно интересны «Письма лорду Голланду», содержащие в себе картины драматических событий испанской внутренней жизни от 1820 до 1823 года, и «Жизнеописания знаменитых испанцев», куда вошли, между прочим, биографии Сида, Бартоломея де лас Касас и т. д. Из романистов этой эпохи можно отметить иезуита Франциско де Исла (1703—1781), прославившегося своим сатирическим романом из монашеских нравов, «Отец Герундий», первый том которого был запрещен святейшей инквизицией, а второй мог появиться только после того, как автор, вместе со всем иезуитским орденом, был изгнан из пределов Испании.

8. Эпоха романтизма. Как и в остальной Европе первой половины XIX века, ложно-классическое направление уступает место в Испании романтической школе, прежде всего обращающейся к народным источникам и к историческим воспоминаниям для поддержки и развития своего творчества. Связующим звеном между ложно-классиками, с одной стороны, и новым поколением романтиков, с другой, является Франциско Мартинец де ла Роса (1789—1862). Юношеские его произведения, трагедии «Мораима», «Вдова Падильи» и т. д., еще написаны с соблюдением всех правил ложно-классицизма, тогда как «Заговор в Венеции», «Перец дель Пульгар» и проч. уже служат показателем усилившегося влияния на автора нового направления в испанской литературе. Именем Хозе де Эспронседа (1808—1842) открывается окончательно период романтизма, давший Испании ряд выдающихся драматургов и поэтов. Эспронседа, находившийся под сильным влиянием Байрона, оставил после себя сборник пользовавшихся заслуженным успехом стихотворений и легенд на старинные испанские темы, как, например, «Студент из Саламанки» и т. д., и неоконченную философскую поэму «Диавольский мир», где перемешаны в самом причудливом беспорядке и попытки литературной и социальной сатиры на современное автору общество, и нежные элегии, и фантастические экскурсии в область потустороннего мира.

Наиболее ярким и разносторонним выразителем испанского романтизма был «король поэтов и драматургов эпохи» — Хозе Зорилья (1817—1893), еще при жизни в 1889 г. увенчанный лаврами в Гранаде, которую воспел во дни своей юности в героической поэме того же имени. Большинство стихотворений Зорильи, написанных на исторические темы и на темы народных испанских легенд, до настоящего времени не утратили своего интереса. Но главная заслуга Зорильи — в воскрешении прежнего испанского драматического театра «плаща и шпаги», исправленного, дополненного и переделанного сообразно духу времени и новым литературным требованиям XIX века. Некоторые драмы Зорильи, как, например, «Сапожник и король», «Предатель, нераскаявшийся и жертва», до сих пор еще не сходят со сцены испанского театра и представляют собой несомненные шедевры общеевропейского драматического искусства. В самой же Испании наибольшим успехом из всех пьес Зорильи пользуется его «Дон Хуан Тенорио», оригинальная переделка старинной легенды на новый лад, причем идеализированный Тирсо де Молина, знаменитый «Севильский обольститель», выведен автором в виде самого вульгарного и беспринципного, лишенного всякого чувства чести и благородства негодяя.

Из соперничавших с Хозе Зорильей современных ему драматургов выделяется герцог Ривас (1791—1865), драма которого «Дон Альваро, или Сила предопределения» принадлежит к лучшим образцам испанской романтической драматургии и по появлении своем вызвала в свет целую серию подражателей. В числе их — Антонио Хиль Зарате (1793—1861) И Хуан Арценбуш (1806— 1880), последний — автор имевшей большой успех трагедии «Влюбленные из Теруеля», и Антонио Гарсиа Гутиеррец (1812—1884), «Трубадур» которого, обойдя все испанские сцены, послужил либретто Верди для его известной всем и каждому оперы. Блестящую плеяду драматургов-романтиков заканчивают собой Бретон де лос Эррерос (1796—1873) и Вентура де ла Вега (1807—1865), с успехом изображавшие выступавшую вперед на исторической сцене современной им Испании испанскую крупную и мелкую буржуазию.

Из романистов описываемой эпохи интересен своей плодовитостью и необузданной фантазией à la Dumas-отец — Мануель Фернандец Гонсалец (1826—1888), наводнивший тогдашний литературный рынок своими якобы историческими произведениями, для которых, благодаря их внешней занимательности, читатели находятся и до сих пор. В области сатиры и изображения нравов выдвинулся талантливый Мариано де Ларра (1809—1837), писавший в периодических изданиях того времени под псевдонимом Фигаро. Его «Письма бедного болтуна» много послужили для развития общественного самосознания в широких массах читающей испанской публики. Изображение нравов в это время сделалось любимейшей литературной темой. Бесконечное число писателей обрабатывало ее на все лады, но первыми и непревзойденными никем в данной области являются Серафин Эстебанец Кальдерон (1801—1867), в своих «Андалузских сценах» давший яркую картину народной жизни и нравов Андалузии, и Рамон де Месонеро Романов (1803—1882), певец старого живописного Мадрида, уходящего в вечность и в исторические воспоминания со всеми своими узкими улицами, грязными предместьями и целым муравейником всевозможных забавных, трагических и грустных типов, уступающих дорогу новой жизни и все нивелирующему общеевропейскому прогрессу.

9. Вторая половина XIX века и до наших дней. Характерными особенностями второй половины XIX века в Испании в политическом и социальном отношении являются крушение правительственного империализма после революции 1868 года, потеря Филиппин, островов Кубы и Порто-Рико в результате неудачной войны с Соединенными Штатами и, вместе с тем, все усиливающееся самосознание широких народных масс наряду с вполне определенными попытками реакционных элементов повернуть колесо истории назад «к счастливым дням Аранжуэца»... В области литературы реалистический роман и психологическая и социальная драма решительно сменяют недавнюю романтику обновленного жанра «плаща и шпаги». Появляется также сатирическая, легкая комедия с пением, «сарсуэла» (zarzuela), и, благодаря изменению социальных условий, нарождается новый тип народного театра, состоящий из очень коротеньких, длящихся не более часа пьес, genero chico, «малый жанр», где в «сконцентрированном» виде дается за дешевую, всем доступную плату масса самых разнообразных драматических и комических переживаний.

Из лирических поэтов начала этого периода особенно выделяются трое, совершенно различных друг от друга, как по силе, так и по направлению своих талантов. Густаво Адольфо Беккер (1837—1870), бедный, вечно голодающий чиновник в Мадриде и «испанский Альфред де Мюссе», прославился своими красивыми, полными нежной, элегической грусти стихотворениями, написал известные всем и каждому в Испании «легенды в прозе» и, оставив после себя скудное количественно, но глубоко интересное по внутреннему содержанию литературное наследство, ушел из жизни и литературы 33 лет, не довершив того, что мог бы сделать по своему гибкому и симпатичному таланту. Другой поэт этой триады, Рамон де Кампоамор (1817—1901), за всю свою долгую жизнь хорошо обеспеченного рантье написал много различных вещей, но по силе творческого вдохновения лишь одна из них сможет остаться для потомства, «Dоloras», — сборник поэтических описаний интимных переживаний поэта, скоропреходящих, мелких дрязг повседневной жизни и ее настроений, в которых, как в крохотной капле воды, иногда отражается вечность сияющего над ней или покрытого хмурыми тучами неба. Третий поэт, Гаспар Нуньец де Арсе (1834—1903), поставил девизом своего поэтического творчества свои же собственные слова: «поэзия должна мыслить и чувствовать, отражать в себе идеи, радости и страдания общества. Она не должна ограничивать себя бесцельным пением, как птица — нужно, чтобы она затронула самые глубокие недра человеческой души, как плуг разрывает землю. И чем глубже вонзится она в мясо и внутренности народа, тем более она будет достойна внимания и уважения»... В поэмах «Раймон Лулий», «Видение отца Мартина» и т. д. Нуньец де Арсе следует, прежде всего, стремлению пробуждать в читателе «душу живу», указывать ему дорогу к возвышенным и светлым идеалам. Поэзия Нуньец де Арсе вся проникнута верой в прогресс, истину и добро, которые, в конце концов, победят злое и темное начало жизни. В знаменитой поэме «Miserere» автор описывает полночь в монастыре Эскуриале, где находятся гробницы испанских королей. Страшные тени прошлого, собравшись снова вместе, поют «отходную» всякому новому и свободному начинанию человечества. Но внезапно свистит локомотив проникшей даже в Эскуриал железной дороги, и беспомощные перед силой человеческого знания и прогресса прежние повелители вселенной злобно прячутся в свои забытые могилы...

Испанский театр второй половины XIX века обращается почти исключительно под влиянием французской, русской и, главным образом, скандинавской литературы к социальной и психологической драме. Переходом от прежней романтической школы к новой служат произведения трех драматургов: Мануэля Талиайо Баус (1829—1898), автора «Безумия любви», исторической трагедии из жизни матери Карла V, Иоанны Безумной, Луис Мартинец де Эгилац (1830—1874) и Аделардо Лопец де Айала (1820—1879). Вслед за ними наступает почти до самого недавнего времени ничем неограниченное владычество на испанской сцене и поныне здравствующего Хозе Эчегарая (родился в 1832 г.), одновременно соединившего в себе плодовитость и изящество французов Сарду и Дюма-сына вместе с глубиной проникновения в изгибы человеческой души и холодным северным анализом скандинава Ибсена. К сожалению, испанская пылкость очень часто прорывается у Эчегарая сквозь облекающую его бесчисленные драмы иностранную оболочку, пьеса становится от этого более национальной, но зато в погоне за чисто внешними эффектами много теряет в артистической простоте своего содержания.

Образцом первой драмы в Испании из рабочей жизни и на социальные мотивы является «Хуан Хозе» Хоакина Дисента (родился в 1860 г.), а прекрасное изображение сельского крестьянского быта можно найти в популярной драме Хозе Фелиу Година (1843—1897) «La Dolores». Из прочих драматургов современной Испании небезынтересен Линарес Ривас, находящийся под сильным французским влиянием, а общепризнанным их главой бесспорно является Хасинто Бенавенте (родился 1866 г.), беспощадный изобразитель нравов испанской аристократии и высших буржуазных кругов, автор настоящего шедевра по замыслу, красоте и изяществу выполнения — переведенной теперь на все европейские языки фантастической пьесы «Созданные интересы».

Из представителей genero chico, «малого жанра», выдаются блеском и разнообразием своего таланта Хозе Бикон, автор обошедшей все испанские театры «сарсуэлы» «Хлеба и боя быков!..», и Рикардо дела Вега, «Lа Verbena de la Paloma» которого известна наизусть почти каждому испанцу, к какому бы классу общества он ни принадлежал. В настоящий момент мадридские и провинциальные сцены заполнены пьесами двух братьев Альварец Кинтеро, родом андалузов из Севильи, которых плодовитость хотя и не всегда сопровождается отборным качеством их произведений, однако же, из массы написанного ими многое имеет большой интерес, особенно картинки из андалузской жизни и жизни низших и средних общественных слоев современного Мадрида.

Бытовой, реалистический роман начинается в Испании с произведений нередко сухих и нестерпимо длинных, хотя и изображающих правдиво и верно современные автору испанские типы и нравы, женщины-писательницы Сесилии Боль де Фабер, писавшей под мужским псевдонимом Фернан Кабальеро (1796—1877). В лице Педро де Аларкона (1833—1891) испанская литература находит многогранный и оригинальный талант для самых разнообразных ее отраслей: Аларкон пишет и стихами и прозой, издает описания своих путешествий по Европе, выступает как историк и журналист, но из всех его произведений наиболее интересными являются «Национальные историйки», сборник новелл из эпохи народной борьбы Испании с Наполеоном, и «Треугольная шляпа», живое и яркое изображение Андалузии перед нашествием французов.

Образцом первого в Испании психологического и философского романа может служить «Пепита Хименец» Хуана Валера (1824—1905), бывшего одновременно и дипломатом, и путешественником, и литературным критиком, и глубоким и зорким наблюдателем испанских провинциальных, преимущественно андалузских, нравов. Нравы и обычаи провинции Галисии превосходно описаны в романах и повестях «La Puchera», «Горных сценах» и т. д. блестящего стилиста и верного сына церкви по убеждениям Хозе Марии де Переда (1834—1906). Иезуит Луис Колома (родился в 1851 г.) имел большой успех со своим сатирическим романом из жизни высшей мадридской аристократии, «Pequeňeces» (Пустячки), но, кроме этого романа, больше не дал ничего заслуживающего внимания.

Интересна по разносторонности своего таланта и ученой эрудиции Эмилия Пардо Базан (родилась в 1851 г.). Перу ее принадлежат, кроме серии больших психологических и нравоописательных романов из современной жизни, ряд научных, философских и исторических исследований, как, например, критические очерки дарвинизма, «Жизнь Святого Франциска Ассизского» и т. д., еще первое в Испании серьезное сочинение по истории русской литературы, под названием «Революция и роман в России».

Отдельно от других, превосходя их плодовитостью, яркостью литературной физиономии, неутомимым исканием в своем творчестве все новых и разнообразных путей, стоит Бенито Перец Гальдос (род. в 1845 г. на Канарских островах), «Вальтер Скотт Испании» и один из наиболее деятельных ее борцов за свободу и права человека. Написанное Гальдосом можно разделить на три серии: «Национальные эпизоды», ряд исторических романов, иллюстрирующих историю Испании от битв при Трафальгаре до наших дней; роман бытового и обличительного характера, как, например, «Донья Перфекта», «Глория» и т. д., и театральные пьесы, большей частью содержащие в себе горячий и смелый призыв к испанскому обществу сбросить с себя иго попов и монахов — пьесы, первое представление которых одновременно было в Испании и литературным событием и поводом для антиклерикальных манифестаций.

В стороне от остальных испанских писателей современного периода находится талантливый и красочный валенсианец Висенте Бласко Ибаньец (родился в 1867 г.). Первые его романы из валенсианской народной жизни имели в Испании вполне заслуженный успех. Но постепенно, с переходом автора на социальные сюжеты и к изображению незнакомой ему обстановки  других испанских провинций, наряду с все возрастающей его популярностью за границей, благодаря бесчисленным переводам на все почти европейские языки, симпатии к Бласко Ибаньецу в самой Испании значительно уменьшились. Теперь его называют обыкновенно «писателем для заграничного экспорта», ибо в погоне за яркостью красок он часто изображает в своих романах современную Испанию не такой, какая она есть в реальной действительности, а какой ее привыкли представлять себе романтически настроенные иностранцы.

Наиболее оригинальными, хотя и абсолютно непохожими друг на друга, представителями «молодой Испании» в настоящий момент являются Пио Бароха и Рамон дель Валье Инклан. Первый, воспитанный на русской литературе, — поклонник реалистического направления, по преимуществу певец «униженных и оскорбленных», изобразитель ужасов и несправедливостей современного социального строя и людей, вступивших с этим строем в непримиримую борьбу. Его трилогия «Искание», «Дурная трава» и «Красная заря» — правдивая и яркая картина жизни пролетарских слоев Испании наших дней. В большом психологическом романе «Путь к совершенству» представлены поиски мятущейся и беспокойной человеческой души, не находящей ответа на мучащие ее «проклятые» вопросы...

Рамон дель Валье Инклан ничего не ищет и ни о чем не беспокоится. Первый стилист и художник слова современной Испании, он нашел уже давно свой символ веры и в нем успокоение от всяких тревог и треволнений. Идеал Валье Инклана — героическая Испания далекого и, к счастью, безвозвратного прошлого, с таинственными аллеями ее старинных парков, прекрасными и легкомысленными маркизами, жестокими и благородными кабальеро, для которых выше всего на свете — любовь к церкви и верность королю, и смысл существования которых заключается в различных любовных интригах и переживаниях. Но силой своего, действительно, увлекательного таланта Валье Инклан заставляет даже нерасположенного к подобному мировоззрению читателя невольно заинтересовываться героями его произведений, следить за ними и чувствовать в них нечто близкое, общечеловеческое, несмотря на чрезмерное пристрастие их и автора к самым подчас рискованным и даже возмущающим моральное чувство парадоксам. Наиболее интересными из романов Валье Инклана являются его знаменитые в Испании «Сонаты» — Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя, в которых рассказываются похождения любимейшего героя автора, маркиза Брадомина, «безобразного и неотразимого Дон Жуана современности». Библиографию см. приложение.

А. Деренталь.

Испанское искусство. Памятники искусства на территории Испании ведут свое происхождение от эпохи римского завоевания. В течение четырех веков развивалась здесь строительная деятельность римлян, и вестготы, завоевавшие Пиренейский полуостров в V веке, прибавили к вырождавшимся римским традициям некоторые черты византийские. С VІII века, когда значительная часть Пиренейского полуострова была завоевана арабами, началась более оживленная художественная производительность. Элементы архитектуры римской и византийской потерпели переработку мавров, и зодчество, делаясь все более декоративным и грациозным, создало такие выдающиеся памятники, как мечеть в Кордове (VІII в.), мечеть (XII в.) и Альказар (XIV в.) в Севилье, Альгамбра (XVI в.) в Гранаде. Достигший в последних памятниках утонченного развития, мавританский стиль, несмотря на семивековую борьбу и вражду, просачивается и к христианам полуострова. Их соборы, воздвигнутые по покорении городов в память побед над мусульманами, показывают влияние соседства мавританского искусства. Романские соборы в Сант-Яго де Компостела ХII века, величественные готические соборы XIII века в Толедо и Бургосе, XV века в Севилье, построенные французскими мастерами по французским образцам, в декорации и кружевном убранстве из камня обнаруживают мавританский элемент. Нет этого элемента в испанской скульптуре и живописи при слабости развития в арабском искусстве первой и полном отсутствии второй. Но очень сильно французское и фламандское влияние в скульптурных изображениях из дерева, камня и мрамора и, особенно, в статуях мадонн и надгробных памятниках эпохи романского и готического стилей. В живописи влияние французское сменяется в XIV веке итальянским, утвердившимся в школах Каталонии и Валенсии, и старонидерландским в XV веке, преобладавшим в Севилье, где в это время работали Санчез де Кастро и Алехо Фернандез; от них пошел целый ряд художников, в конце которого стоит Мурильо. В XVI веке, с блестящей эпохи Фердинанда и Изабеллы, Испания, бывшая главной частью могущественной монархии, вошла в непрерывные сношения с подвластными ей более ее культурными землями. Это возбуждало ее умственную и художественную жизнь, и искусство этой эпохи отразило влияние различных стран. С конца XV в. развивается в архитектуре — Ренессанс. Смешение готических, мавританских и античных форм особенно ясно выступает в порталах. Соборы в Гранаде и Малаге, выстроенные Диего де Силоэ, — лучшие образцы этого стиля, введению и распространению которого много содействовали А. Берругете и Бессера, изучившие Ренессанс в Италии. Некоторым своеобразием отличается, представляя полную противоположность декоративному стилю Силоэ, строгий величественный стиль эпохи Филиппа II, выразившийся в тяжеловесной массе Эскуриала, возведенного Хуаном де Толедо и Геррерой. При содействии того же А. Берругете, перенесшего стиль Возрождения в архитектуру, и в скульптуре под итальянским влиянием наступила эпоха блеска. Но его ученики, увлекшись Микеланджело, доводят до крайности формы и движение, и скульптура, теряя чувство меры, стала клониться к упадку. Сильный напор итальянского искусства испытала в первой половине XVI столетия и живопись. Королевские дворцы наполнялись итальянскими картинами, итальянские художники целыми колониями переселялись в Испанию. Декоративная и религиозная живопись, начавшая несколько раньше приобретать своеобразные черты, усвоила все особенности итальянского искусства. В работах А. Берругете просвечивает знание Микеланджело, у Луи де Варгаса — знакомство с Рафаэлем, у Наваррета видно изучение венецианцев; фламандец Педро Кампана, прекрасно компонующий картины, тоже находится под итальянским влиянием. Несколько самостоятельнее Луи де Моралес, воплощающий испанскую церковность. В портретах по-прежнему Антон Мор, Алонзо Коэлло и Пантоха де ла Крус держались нидерландцев. В самом конце XVI века, однако, проснулось снова национальное направление. Сильнее всего оно проявилось в Севилье в картинах Хуана де лас Роеласа и Франциско Герреры, учителя Веласкеса; видно оно и в Валенсии в произведениях Рибальты. Последователь итальянских маньеристов, Рибальта внес в искусство испанско-валенсианский пошиб и выразительность. По его стопам шел Рибера, впервые давший образец соединения натурализма с католическим испанским настроением. Так шла подготовка полного расцвета живописи, который наступил в XVII веке. Все заимствованное у итальянцев и нидерландцев к этому веку было усвоено. Менее натуралистичные, чем нидерландцы, менее античные, чем итальянцы, испанцы заняли среднее место между теми и другими, дав под влиянием особых условий жизни нечто своеобразное. Овладевшая вполне техническими средствами живопись посвятила себя исполнению того, чего требовали церковь и двор. Изображения мучеников, иноческий восторг, Пречистая Дева в сиянии — вот сюжеты, которые диктовала церковь; портретов желал двор; чувство жизненной правды влекло к изображению окружающей действительности. И это чувство, и влияние иноземных натуралистов создали жанр, портрет и те оригинальные религиозные картины, где с экстазом и аскетизмом пришел в гармоническое сочетание натурализм. Центром художественной жизни в  XVII веке была Севилья. Ряд знаменитых представителей этой школы начинает суровый Зурбаран; подле него стоит изящный Кано, и завершают ее развитие, поднимаясь до недосягаемой высоты, Веласкес и Мурильо. Веласкес, долго живший в Италии, чистый реалист, превосходный наблюдатель и колорист, дал блестящие произведения в области портрета и жанра. Мурильо показал удивительное соединение мрачного религиозного идеализма с реализмом, богатство фантазии, наблюдательность и колорит, чарующий переходами от света к тени. При религиозности народа, при покровительстве двора, кроме Севильи, возникли еще значительные школы в Гранаде около Кано и под влиянием Веласкеса — в Мадриде, кроме того, менее важные — в Кордове и Валенсии. Но такой расцвет живописи продолжался недолго. К концу века, когда сошли со сцены корифеи и основатели школ, испанская живопись показала уже признаки падения. Подобные фазисы прошла в XVII в. и скульптура. В Севилье же, в мастерской Мартинеса Монтаньеса (умер в 1649 г.), пробудилось стремление к реализму в скульптуре. Монтаньес покинул итальянские образцы, изучал и черпал вдохновение в природе, и его произведения дышат правдой и экспрессией, особенно в изображении страданий. Его ученик Алонзо Кано (1601—67) выдвинул сильнее, чем это было у его учителя, благородство форм. Вокруг них образовалась в Андалузии целая школа. Искренность, печать аскетизма и религиозного вдохновения и здесь, как в живописи, входят в тесный союз с натурализмом. Но, подобно живописи, блеск скульптуры был непродолжителен. Падение архитектуры XVII века увлекло за собою и пластику. В XVIII веке бурбонский двор не возродил Испанское искусство. Приглашение знаменитостей из разных стран не способствовало поднятию художественной деятельности испанского народа. Скульптура почти не проявляла жизни. Мало жизненности было и в архитектуре, занятой постройкой дворцов, церквей и музеев в стиле барокко. Только в конце XVIII века и начале XIX испанская живопись ярко расцвела в лице Франциско Гойи (1746—1828), талантливого реалиста и колориста, давшего в картинах и гравюрах оригинальные образцы жанрового, фантастического и сатирического творчества. Новейшее искусство Испании XIX—XX вв. в области архитектуры и скульптуры не представляет ничего выдающегося. Скульптура, основанная на изучении классической древности и на наблюдении природы, движется по пути реализма, стоя на высоте общего уровня. Повторяющая общие мотивы, архитектура находится в таком же положении.

В несколько лучшем свете является в XIX веке испанская живопись. Церковь находит теперь немногих служителей. Сюжеты трагические, большей частью заимствованные из истории национальной, главным образом занимают испанских художников, работающих обыкновенно в Риме или Париже. Они трактуют эти сюжеты с полной свободой от академических пут, с сильной экспрессией, очень натуралистично. Другое видное направление — колористическое, не без некоторого тоже французского влияния. Во главе его стал рано умерший Мариано Фортуни (1839—1874), снискавший себе большую славу виртуоза сверкающей краски. Подле него нужно поставить и удивительного мастера сильных красок, Зулоагу, возродившего старый испанский колорит.  Испанское искусство не туземного происхождения, и ему недостает постоянства в  развитии. Элементы испанского искусства родились не в Испании, не созданы жизнью, а принесены извне и в Испании получили только окраску. Своеобразный замысел, склонность к необузданной фантастике, сильный пафос, энергия, правдивость — вот главные отличия искусства, создавшегося в стране страстей и многовековой борьбы с маврами. Внешние воздействия почти непрерывно следуют одно за другим из различных культурных центров, и заимствованным извне художественным направлениям редко суждено продолжительное существование и развитие. Новое заимствование быстро вытесняет старое, не имеющее под собой национальной почвы. Такая смена направлений без развития, редкая переработка их в национальное достояние и составляет характерную черту истории испанского искусство.

Н. Тарасов.