Италия (I. Италия и варварские нашествия)

История. В настоящей статье читатель найдет общий очерк истории Италии Его дополняют сведения, содержащиеся в статьях: Венеция, Генуя, Милан, Рим, Сицилии обеих королевство, Флоренция, Папство, Германия (история).

I. Италия и варварские нашествия. С упадком Западной Римской империи Италия постепенно теряла то значение, которое создало ей всемирное владычество Рима. Еще при последних императорах V в. (Авит, Север, Майоран и др.) власть фактически находилась в руках начальников наемных германских дружин (Рицимер), и устранение одним из этих начальников, скиром Одоакром, юного Ромула Августула (476) было лишь формальным знаком крушения империи. Одоакр был даровитый политик с большим творческим умом. Он понимал, что прочно добиться власти можно только двумя путями: разбив старый фетиш империи и обеспечив себе деятельную поддержку германских наемных и вспомогательных отрядов, т. е. сделавшись германским королем на троне цезарей. Первое не представляло большого труда, для второго нужно было найти способ более устойчивый, чем те, которые практиковались его предшественниками. Чем можно было привлечь полудиких воинов, которые в недрах родного племени (герулы, скиры, гепиды и проч.) переживали острый процесс перехода от кочевого состояния к оседлому? Только землей. Одоакр обещал своей дружине треть земель, занятых римлянами, и этого было достаточно, чтобы поддержка их была ему обеспечена. Мера Одоакра не была, однако, чем-нибудь совсем новым. Наемники всегда жили более или менее на счет землевладельческого населения, а в пограничных областях им всегда отводились земли. Одоакр с большой осторожностью произвел наделение. Мелкие собственники, поскольку они еще существовали (см. Рим, империя) в то время, были оставлены в покое. У них нечего было отбирать. Их положение сделалось даже несколько легче, потому что фискальный гнет стал слабее. Пострадали исключительно латифундисты. Но и они получили облегчение в том отношении, что оставшаяся им часть земли была теперь обложена легче. Землевладение стало вследствие этого более дробным, а обработка земли — более интенсивной. Отобрание земли у римских крупных помещиков не было революцией и не вызвало возмущения даже в римском обществе, потому что большинство его не было затронуто этой мерой, но оно указывало путь, по которому должно было идти новое строительство в одряхлевшем организме империи. Все внешние формы — право, администрация — остались нетронутыми и были распространены на новых римских граждан. Во всем этом видна ясная, планомерная работа, и недаром в исторической науке намечается за последнее время склонность считать настоящим основателем остготской державы Одоакра, а не Теодориха, который был только хорошим солдатом, не обладал крупной индивидуальностью и обнаруживал всюду чрезмерный консерватизм. Воцарение Теодориха было, скорее, личной переменой, чем началом чего-нибудь нового. Войска Одоакра было недостаточно, чтобы оградить Италию от нового нашествия. В 489 г. он должен был уступить половину Италии Теодориху. Но тот, не довольствуясь этим, завладел и второй половиной, отделавшись от Одоакра убийством. Наделы герулов, скиров и прочих воинов Одоакра перешли к воинам Теодориха, а для уравнения бремени, павшего на римских крупных землевладельцев, было объявлено, что помещик, не привлеченный к процессу отобрания, уступает казне треть своего дохода. Все нововведения Теодориха были результатом того, что в рамках римских учреждений он оказался бессильным править сложной государственной машиной. Он отказался от той системы сложной регламентации, которая, начиная с Диоклетиана, стала устанавливаться в империи: чтобы не следить за выполнением колонами их обязательств, он уничтожил прикрепление колонов к земле, к определенному участку; этот акт (Ed. Theod., 142) просто низводил колонов на степень рабов, отчуждаемых по произволу без земли. Точно так же, желая, подобно Одоакру, сохранить целиком римский юридический, судебный и административный строй, которого он был большим поклонником, Теодорих должен был, однако, сделать уступки своим готам: их судили согласно готским законам свои judices Gothorum. Потом, римский бюрократический механизм оказался чересчур сложен и тяжел, и Теодорих должен был допустить уклонения от него в духе племенных готских тенденций: наряду с государственными чиновниками в управлении, в суде и проч. участвуют королевские дружинники, sajones, действующие непосредственно от имени короля. Так, все новое, введенное Теодорихом, было не результатом сознательного изменения старой системы, а бессознательным приспособлением к старому малокультурного политического организма. Поэтому римский строй не испытал при остготах никакого видоизменения под влиянием германских элементов. Действовало муниципальное устройство, держалось и усиливалось влияние церкви. И молодая энергия готов растворилась в растлевающей римской атмосфере. При преемниках Теодориха полководцы Юстиниана, Велизарий и Нарсес, разрушили готскую державу (536—555). Италия была подчинена заседавшему в Равенне экзарху восточного императора. Но греки тоже продержались недолго. С севера нахлынула новая волна варваров, лангобарды, и после лангобардского завоевания (568) общественный строй Италии преобразовался очень заметно. Лангобардские короли не были такими поклонниками Рима, как Теодорих. Они хотели укрепиться в Италии раз навсегда, и потому сознательно сокрушали многое из старого, чтобы на место его поставить нечто новое, что они считали более жизнеспособным. Так произошло смешение римских и германских элементов, из которого вырос итальянский феодализм.

Лангобардское завоевание было ступенью от культуры к варварству. Сложные отношения империи не могли поддерживаться при том элементарном политическом устройстве, которое принесли с собой и властно водворили на итальянской почве северные завоеватели. Но завоевание было в то же время и обновлением старого римского мира, потому что оно разрушило ту мертвящую регламентацию, которой держалась римская государственная традиция, устранило финансовый гнет, которым было сковано и закрепощено городское и, особенно, сельское население. Общественная жизнь стала вольнее, рост социальных отношений уже не тормозился классической опекой государства, потому что само государство утратило былую, римскую, силу.

Так как лангобарды пришли в Италию, не будучи приглашены никем, как завоеватели, и так как, кроме того, они отличались крайне диким нравом, то завоевание сопровождалось большими истреблениями людей и крупными захватами земли. Что касается переживших разгром римских земельных собственников, то они должны были перейти в зависимое положение и уплачивать лангобардам, поселившимся на их участках (hospites), треть своего дохода. Несколько позднее, при Автари, произошел второй захват: земли римских помещиков с сидящими на них колонами и рабами были частью конфискованы в пользу лангобардских hospites.

Социальные последствия завоевания и конфискации земель стали обнаруживаться довольно скоро. Лангобарды пришли в Италию с хорошо расчлененным общественным строем. У них были свободные люди различных категорий: arimanni, или exercitales, т. е. служащие в войске, и, следовательно, согласно германским традициям, не подлежащие никаким ограничениям; отпущенные на свободу, которые могли быть haamund, т. е. вполне независимыми и fulfree, или fulfrial, т. е. находиться под патронатом (non haamund). Потом, были полусвободные, альдги, соответствующие франкским литам (XIII, 450), и рабы. Если альдий или раб получал свободу, он переходил в разряд fulfree, что было удобно и отпускающему, который получал клиента, освобождаясь от обязанности его кормить, и отпускаемому, потому что он не оставался без защиты. Только особая процедура превращала отпущенного на свободу в haamund’а. Римское население разместилось по этим рубрикам: рабы подчинились положению германских рабов, колоны — альдиев; бывшие свободные римляне составили особый клан homines pertinentes (на юге они назывались tertiatores), не прикрепленных к участкам, но зависимых от свободного человека.

Эволюция несвободного населения постепенно приводила к слиянию всех его разветвлений в однородную крепостную массу. Положение рабов несколько улучшается, положение колонов и альдиев становится тяжелее: натуральные повинности увеличиваются. Иногда процесс закрепощения захватывает и людей лично свободных, но находящихся в имущественной зависимости, потому что в последнем случае они, согласно исконному германскому обычаю, очень живучему у лангобардов, подчинялись патронату, mundium. Mundium у лангобардов был институтом, настолько ясно ограничивающим свободу, что приходилось его выкупать. Процесс закрепощения свободных, который сначала касался только римлян, постепенно захватил и германские элементы по причинам, которые всюду в варварских государствах действовали в одном направлении: тяжести военной службы, отсутствию личной безопасности, экономическим притеснениям, исходящим от более сильных, и проч. Другой стороной этого социального процесса была концентрация земли в руках светских и духовных баронов.

Что касается форм землевладения, то римский земельный индивидуализм удержал свое господствующее положение. Но уже в VIIІ веке мы встречаем и общинное землевладение с временно исправляемыми нарезками полос в разных конах или полях. В этом отношении германское влияние несомненно. Еще более несомненно оно в строении новой государственной власти.

Королевская власть в период завоевания по необходимости должна была делегировать свои полномочия отдельным местным военачальникам, герцогам. И герцоги воспользовались этим для того, чтобы укрепить свое положение в управляемых областях и совсем упразднить королевскую власть. Это им временно удалось после смерти Клефа, но Автари восстановил королевскую власть и усилил ее. Правда, два больших южных герцогства, Беневент и Сполето, остались почти самостоятельными, но власть герцогов вообще была сильно ограничена тем, что королевские гастальды, управляющие от его имени преимущественно в городах, сделались очень влиятельным политическим органом. Закон ставил королевскую власть очень высоко. Достаточно указать, что Лангобардская Правда (Ed. Rothari, 2) освобождает от ответственности всякого, кто составил заговор против чьей-либо жизни при участии короля или по его приказанию умертвил человека. Конечно, при всем этом власть королей оставалась в достаточной мере ограниченной. Она безусловно признавалась только в сфере военного командования, суда, монетного дела и опеки над людьми, не имеющими патронов. Кроме герцогов, был еще и другой элемент, ограничивающий власть лангобардских королей, — папы. Папы призвали франкских королей на помощь против лангобардов, и у лангобардской державы не оказалось сил, чтобы противостоять напору с севера. В 774 г. Карл Великий уничтожил владычество лангобардов.