Италия (V. Иноземное владычество)

V. Иноземное владычество. С середины XVI в. Италия вступает в мрачную полосу, которая составляет такой странный контраст с кипучей, напряженной, блестящей деятельностью предыдущего периода. Отличительный, наиболее яркий признак этих годов испанского ига — феодально-аристократическая реакция. Под влиянием указанных выше причин торговля и промышленность замерли и продолжали безостановочно падать. А в тех частях страны, которые находились в прямом владении Испании, торговля и промышленная деятельность еще и подавлялись искусственно. Началось это уже при Карле V, когда правительство стало прибегать к усиленной порче монеты, чтобы справиться с финансовыми затруднениями. А порча монеты в такое время, когда почувствовались в хозяйственном обороте результаты революции цен, вносила настоящую панику и в промышленность и, особенно, в торговлю. Но при Карле V испанское правительство, по крайней мере, не награждало Италию скорпионами той своеобразной экономической политики, которая, в конце концов, привела к гибели и самоё Испанию. При Филиппе II на несчастную Италию, измученную налогами, солдатским постоем, инквизицией, полицейским угнетением, начали изливаться и благодеяния этой торговой политики: нелепого запоздалого меркантилизма. Вызывалась она нелепо понимаемыми интересами испанского фиска и продолжалась довольно долго при ближайших преемниках Филиппа II. Регламентация, которой в то время были подчинены торговля и промышленность, сейчас кажется только комичной, но для итальянцев того времени, привыкших свободно отдаваться экономической деятельности, она была настоящим наказанием. Мельники и торговцы хлебом, торговцы вином и другими спиртными напитками должны были торговать только там, где находилось их постоянное место жительства. Они не имели права ни выезжать в другие места ни заводить где-нибудь отделения. Если купец бывал уличен в том, что он вывозил хлеб за границу испанских владений, ему грозила смертная казнь. Нет ничего удивительного, что размеры торговли и промышленности беспрерывно сокращались. Около 1580 г. в Милане было 70 суконных мануфактур; в 1616 г. оставалось всего 15. В 1611 г. в Кремоне было 1 300 купцов; в 1648 г. их оставалось только 40 человек. И так было всюду. Запрещая купцам развивать производительную деятельность, в корне пресекая всякую предприимчивость и хозяйственную инициативу, испанское правительство облагало их ни с чем не сообразными налогами. Крестьянство делило в этом отношении участь городских классов. Все третье сословие изнемогало под бременем податей и, конечно, всячески старалось от него избавиться. Главным средством было бегство с испанской территории на соседнюю: венецианскую, генуэзскую, тосканскую, папскую, где города сохранили свою автономию. Это вело к постепенному обезлюдению цветущей раньше страны, но не всегда помогало, потому что и в неиспанских владениях люди натыкались на системы правительственных монополий по продаже предметов первой необходимости и на преследование промышленной и торговой деятельности. В Тоскане, например, герцог Козимо прямо заставлял старые промышленные семьи Флоренции прекращать свои дела и обращать капиталы на покупку земли.

Зато настал рай для дворянства. Италия переживала настоящий рецидив феодализма. Вся титаническая работа городов в средние века, искоренившая феодальные порядки, казалось, пропала даром. В конце XVI и в XVII вв. Италия больше, чем когда-нибудь, была феодальной страной. Испанцы разбили те оковы, которыми буржуазия сковала свободный рост феодализма, и он теперь как бы наверстывал упущенное. И не только в испанских владениях: в Тоскане, в Папской области, даже в венецианской terra firma дворянское землевладение росло с каждым годом. Свободные от налогов, одолевавших буржуазию и крестьянство, не подчиненные многим из тех стеснений, которые тяготели над торговым классом, дворяне покупали земли горожан и крестьян, округляли прежние родовые владения, заводили на них сеньориальные порядки доброго старого времени. Ни испанское правительство, ни правительства независимых итальянских государств этому не мешали. На почве Италии абсолютизм вошел в ту полосу, которую он переживал в то время за Альпами: полосу союза с землевладельческим дворянством, которое отказалось от каких бы то ни было политических притязаний и по молчаливому согласию государственной власти беспрепятственно развивало свои социальные привилегии. О размерах новой феодализации могут дать представление некоторые цифры,, относящиеся к XVIII в. В Неаполитанском королевстве 4/5  всей территории с 3 376 504 жителями принадлежали 10 000 дворян; на королевских же доменах жило всего около 1 млн. человек. В Сардинии только семь городов и несколько деревень непосредственно зависят от короля. В Сицилии три четверти общин имели сеньоров. Вотчинный режим был очень тяжелый на феодальных землях: царил полный произвол в назначении крестьянских повинностей, и был никуда негодный суд. Суров был режим, и много раз поднимали восстание угнетенные люди и в королевстве обеих Сицилий, и в Сардинии, в Пьемонте и в Ломбардии. Иногда эти восстания приводили к некоторым результатам. К XVIII в. кое-где были ограничены права помещиков по части суда (помещикам обыкновенно оставляли гражданскую юрисдикцию и отнимали у них уголовную) и права обложения (в Тоскане и Модене помещики лишились права измышлять новые налоги). Но все это, конечно, было полумерами. Радикальная отмена феодальных прав произошла лишь во время оккупации Италии войсками французской республики и империи.

Чужеземное иго было настолько тяжелое, что национальные и объединительные чаяния заглохли надолго. Правда, был один момент, когда Сикст V,  энергичный старик, начал какие-то   секретные переговоры с великим герцогом Тосканы, Фердинандом, об организации восстания против испанского владычества, но Сикст, как и Юлий II в свое время, был очень стар, и  его смерть помешала принять переговорам сколько-нибудь определенную форму. Вообще, папство, которому реформация нанесла очень сильный удар, мало-помалу начало приходить к пониманию того факта, что ему теперь уже не суждено играть в Италии и в Европе крупной политической роли. Папы посвятили все свое внимание борьбе с реформацией и распространению взглядов, враждебных протестантизму. В Италии эта пропаганда была очень успешна. Она так пропитала культуру страны, что явилась даже целая школа в живописи (Болонская школа), которая объявила войну лучезарному, светлому языческому миропониманию, царившему в искусстве Ренессанса. И эта школа имела успех, который отнюдь нельзя отнести на долю художественного таланта ее представителей. Когда страна способна с такой легкостью метнуться от преувеличенно страстного служения мирским идеалам к увлечению религиозными, от нее трудно ждать энергии в борьбе с поработителями. И действительно, все территориальные перемены, которые в ХVII—XVIII вв. происходили в Италии, — все без исключения были обусловлены игрой общеевропейских интересов.

Франция и после Като-Камбрези не оставляла мысли о реванше против империи. С этой мыслью носился Генрих IV, и начал осуществлять ее Ришелье. Он возобновил борьбу и с Испанией и с империей, едва только взятием Ларошели были покончены счеты с французскими протестантами. Войны пошли удачно. В 1631 г. Фердинанд II должен был уступить в лен французскому ставленнику Мантую с Монферратом. Но война за Испанское наследство, кончившаяся поражением Франции, надолго отдала Австрии испанские владения в Италии Милан, Неаполь, Сардиния и Мантуя сделались подвластными Австрии. В 1720 г. Австрия обменяла Сардинию на Сицилию, отданные по Утрехтскому миру герцогу Савойи. Савойя теперь стала называться Сардинским королевством.  Испанские Бурбоны не хотели оставить своих притязаний на прежние владения Испании. Это в некоторой степени им и удалось. В 1731 г. герцогства Парма и Пьяченца были переданы инфанту Карлу Испанскому, а в 1738 г. он по Венскому миру променял их на Неаполь и Сицилию. По Венскому же и Ахенскому мирам (1731 и 1748) Австрия должна была уступить Сардинии некоторые пограничные области из Миланского герцогства. Ахенский мир, кроме того, оторвал от ее владений Парму и Пьяченцу в пользу Бурбонов. Некоторым вознаграждением за это послужило Тосканское герцогство, которое в 1737 г. получил муж Марии Терезии, герцог Франц Стефан Лотарингский. Венеция, Генуя и Папская область сохранили свою самостоятельность, а при Урбане VIII, по прекращении династий Эсте в Ферраре и делла Ровере в Урбино, папы завладели обоими государствами. С крушением испанского государства полицейский гнет стал слабее, и благосостояние страны возросло. В умственном движении ХVIII века Италия принимала участие очень незначительное. Юг был крайне обособлен, а отголоски того, что делалось вне Италии, доходили лишь до севера. Север и отозвался на просветительное движение книгой Беккарии.

Французская революция произвела радикальную перемену в настроении итальянского народа. Она указала ему путь к национальной независимости, к объединению, к свободе. Влияние революции сказалось не сразу. Первые ее соприкосновения с Италией вызвали скорее недовольное возбуждение, чем какой-нибудь энтузиазм. Причин этому было немало. Крестьянство и городские классы в австрийских владениях, крестьянство в остальной Италии были так пришиблены двумя веками порабощения, так привыкли довольствоваться теми крохами, которые оставляли им фиск и помещики, что революционных лозунгов было слишком недостаточно, чтобы сразу вывести их из состояния пассивности и индифферентности. Горожане в Папской области и, вообще, там, где сохранилась городская автономия, боялись, что при каких-нибудь переменах они могут получить что-нибудь в роде испанского режима. К тому же первые столкновения Италии с войсками французской революции не представляли ничего радостного. Солдаты грабили, генералы назначали огромные цифры контрибуции. Но у революции сразу нашлись, тем не менее, сторонники. Во-первых, интеллигенция, в австрийских и не в австрийских владениях одинаково. Она горячо приветствовала революцию, самым энергичным образом принялась за пропаганду, связала преданность революции с ненавистью к поработителям, вообще, подняла шум. Впереди интеллигенции шли студенты, со всем юным пылом отдавшиеся делу освобождения. И совершенно неожиданно, кроме интеллигенции, у революции оказался еще один сторонник: дремавшие два века воспоминания о былом суверенитете подчиненных теперь городов. Они рассуждали так: революция несет свободу; какая же свобода должна прийти прежде, чем свобода от непосредственного подчинения покорителю? Поэтому не только города, входящие в состав австрийской территории, но и те, которые находились не в австрийских владениях, но утратили суверенитет, радостно предвкушали восстановление самостоятельности: Виченца, Падуя, Верона, принадлежавшие Венеции, Реджио, принадлежавший Модене, Сиена, принадлежавшая Тоскане, Феррара, Урбино, Болонья, принадлежавшие папству.

Война была перенесена на итальянскую территорию в 1796 году. Генерал Бонапарт двинулся из Савоны, при Монтенотте отрезал савойскую армию от австрийской, разбил сначала первую и принудил к миру короля, потом обратился на австрийцев, победой при Лоди заставил их очистить Милан, осадил главную крепость австрийской Ломбардии, Мантую, разбил одну за другою две армии, посланные ей на выручку, заставил ее сдаться, погнал австрийцев через Тироль на север, подчинил по дороге Венецию. Кампоформийский мир (1797) отнял у Австрии Ломбардию, но отдал ей Венецию и учредил республики Лигурийскую и Цизальпинскую. В 1798 г. уже без Бонапарта французы завоевали Папскую область и Неаполь и учредили еще две республики: Римскую и Партенопийскую. Пьемонт же был просто присоединен к Франции. Суворов своими победами чуть было не вернул австрийцам все их потерн, но Маренго (1800) поправило дела. По Люневильскому миру (1801) Франция получила Парму и Пьяченцу, в Тоскане учреждено королевство Этрурия, Церковная область, сильно урезанная, восстановлена (первый консул не был уже так щедр на республики, как генерал Директории); цизальпинская и лигурийская конституции переделаны в сторону большей умеренности. После провозглашения империи, Цизальпинская и Лигурийская республики были упразднены; восстановлено итальянское королевство с Евгением Богарне в сане вице-короля; Генуя и Лукка, разбитые на департаменты, присоединены к Франции. Эта бесцеремонная узурпация вызвала войну в 1805 г. против Наполеона австро-русской коалиции, кончившуюся Аустерлицем. По Пресбургскому миру Австрия отказалась от Венеции и Далмации, которые были присоединены к итальянскому королевству. После этого Наполеон прогнал из Неаполя Бурбонов и посадил туда королем своего брата Жозефа. Сестра его Элиза получила Лукку, а в следующем году Массу и Каррару. Тоскана в 1807 г. была присоединена к Франции, а в 1809 отдана Элизе. В 1808 г. была присоединена Папская область. В том же году Жозеф был переведен в Испанию, а неаполитанский престол отдан Мюрату.

Завоевание Италии французами в двух отношениях знаменовало невозвратный перелом. Во-первых, были уничтожены все феодальные пережитки, крестьяне освобождены, старые стеснения, лежавшие на промышленности и торговле, пали; был введен французский гражданский кодекс, который по сравнению со средневековыми итальянскими законами был огромным шагом вперед. Большего Наполеон дать не хотел. В политическом отношении в Италии царил такой же деспотизм, как и во Франции. Наполеон без конца требовал от страны жертв людьми, которые гибли потом в  горах Испании и в снегах России. Континентальная блокада тормозила торговлю. Но французское завоевание пробудило-таки тоску по национальной независимости: оно объединило Италию и познавшей объединение Италии показало, что чужеземное иго всегда будет игом, будет ли завоевателем реакционная Австрия или революционная Франция. Нетрудно было сделать вывод, что только независимость, только знамя единой, но суверенной Италии может обеспечить стране процветание.

Когда пала империя Наполеона, французское иго в Италии сделалось для всех нестерпимым. Но в стране не было согласия о том, как быть дальше. Дворянство и духовенство хотели возвращения под власть реакционной католической Австрии. Буржуазия и особенно интеллигенция мечтали об единой, независимой Италии. Но у Италии не было больше сил защищать эту свою мечту. Она должна была покорно смотреть, как вместо нее распоряжались дипломаты Венского конгресса, и примириться — по крайней мере, на первых порах — с установленной там политической системой.

Конгресс придал Италии такую политическую организацию: Австрия получила Ломбардию и Венецию, составившие Ломбардо-Венецианское королевство с чисто абсолютистским режимом; Папская область была восстановлена; вернувшийся в Турин сардинский король Виктор Эммануил получил на Венецианском конгрессе титул Пьемонтского короля, и его владения были восстановлены в границах 1792 г.; в Неаполе водворился Фердинанд IV сицилийский под именем Фердинанда I, короля Неаполя и Сицилии; мелкие государства попали в габсбургские руки: Тоскана и Модена получили австрийских эрцгерцогов, Парма отдана Марии Луизе, экс-императрице французской. Старая административная система восстановилась целиком. Полиция и духовенство вступили в свои права. Дворяне возвратились на свои земли и вернули крестьян под ярмо феодальных повинностей. Люди, обнаруживавшие преданность революции или просто французам, подверглись всем преследованиям. Словом, как будто была целиком вычеркнута из истории эпоха французского владычества. Но это только так казалось. Разница была огромная.