Казаки

Казаки. Татарским словом «казак» или «козак», что значит «вольный человек», еще в XIV веке назывались люди «гулящие», то есть свободные и не приписанные ни к какой тяглой общине, нанимавшиеся притом на работу в разного рода промыслах, относящихся к области добывающей промышленности, например, в солеварении, рыболовстве и т.д. Таким образом, сложились два основных признака, отличавших казаков: во-первых, свобода личная и свобода от тягла, во-вторых, занятие добывающей промышленностью. Позднейшие казаки отличались от древнейших только тем, что усвоили еще третий признак — военные занятия. Сочетанием этих трех основных черт казачества объясняются все подробности хозяйственного быта, социальных отношений и политического строя казацких общин. Третья черта — военные занятия — явилась следствием того, что казачество — с конца XV века в Литовской Руси и со второй половины XVI в Московском государстве — сложилось на окраинах страны, по соседству с инородцами, от которых приходилось защищаться вооруженной рукой. Происхождение казачества и кроется в условиях, вызвавших выселение части народа на окраины. Эти условия были крайне разнообразны. Прежде всего, здесь повлияли перемены в народном хозяйстве: конец XV века в Литовской Руси и половина XVI столетия в Московской — время экономического перелома, заключавшегося в том, что при сохранявшемся еще господстве натурального хозяйства начало развиваться хозяйство денежное. Эта перестройка хозяйственных отношений с одного основания на другое болезненно отозвалась на тех хозяйствах, которые были слабее, то есть на хозяйствах крестьянских. Многие крестьяне не в состоянии были примениться к новым экономическим условиям, обеднели и стали искать спасения от бедности в переселении на новые места. К этой экономической причине прибавилась еще другая — социальная: возникновение крепостного права (см. крестьяне в России), которое было также тягостно для многих крестьян, привыкших к прежней свободе и неспособных примениться к новым порядкам. Недовольные уходили туда, где этих новых порядков еще не было, — на окраины. Наконец, и политические обстоятельства вызывали выселение недовольных. И в Литве в XV веке, и в Московской Руси в XVI веке сложилось единое государство, у которого явились свои потребности, более сложные, чем прежде: это государство наложило на неслужилую массу целый ряд новых податей и повинностей, усилило государственное тягло. Обременительность податей и повинностей вызвала стремление их «избывать», удаляясь на новые места, в которые еще не успела проникнуть властная рука московского и литовского правительств. Под влиянием этих экономических, социальных и политических условий образовались первые казацкие общины. Древнейшими из них были общины украинских казаков (см. ниже). Около половины XVI столетия возникла казацкая община на Дону из выходцев преимущественно из Московского государства. Первоначально донские казаки организовались в верхнем и среднем течении Дона, и центром их служили Раздоры, но потом они подвинулись к устьям Дона и основали другой центр — Черкасск. В конце XVI века часть донцов выселилась на реку Яик (нынешний Урал) и основала здесь новую общину — яицких казаков. Наконец, к тому же XVI столетию относится образование еще двух вольных казацких общин в Прикавказье: то были гребенские и терские казаки, составившиеся также главным образом из великороссийских выходцев, смешавшихся затем с некоторыми туземными (кавказскими) элементами. Так образовались первые казацкие общины. История их и вообще история казачества в России может быть разделена на три периода: первый — XVI и XVII века; второй — XVIII столетие и первые тридцать с небольшим лет XIX века; третий — современное состояние казачества, начиная с тридцатых годов прошлого века. Так как все вольные казацкие общины были вызваны к жизни одинаковыми причинами и образовались в приблизительно одинаковых природных условиях, то их быт и первоначальное устройство в XVI и XVII веках сложились почти совершенно по одному образцу. Хозяйство казацких общин характеризовалось преобладанием добывающей промышленности, то есть охоты и рыболовства; большое значение имело скотоводство, но земледелия в первый период не существовало. Причина такого преобладания первоначальных отраслей промышленности заключается в большом обилии земель и в богатстве занимаемых казаками территорий всякого рода естественными дарами природы. Занятия добывающей промышленностью и скотоводством требуют постоянных передвижений в поисках за зверем, рыбой и пастбищами для скота. Это отразилось на казацком землевладении: земля признавалась собственностью всей казацкой общины, и каждому предоставлялось право свободного ею пользования для хозяйственных целей в меру своих потребностей. На деле, впрочем, само собой вышло так, что известное количество казацких хуторов или деревень соединилось в станицы, и каждая станица стала пользоваться определенной, довольно обширной, территорией, в пределах которой отдельные хутора свободно занимали землю для себя на время в потребном размере. Хлеб получался казаками от правительства или покупался ими у русских в обмен за рыбу, турецкие и татарские товары. Торговля вообще была слабо развита; еще менее значения имела обрабатывающая промышленность. В отношении прав и обязанностей все казаки признавались сначала совершенно равными, но уже в первый период существования казацких общин обнаружилось имущественное неравенство, и результатом этого явилось социальное расчленение: казаки стали делиться на домовитых (зажиточных) и голутвенных (голытьбу, пролетариат, бедноту). В среде домовитых казаков выделилась немногочисленная, наиболее состоятельная и влиятельная, группа, которую можно обозначить названием правительственной аристократии, — группа старшин: укоренился обычай, что лица, служившие в старшинах по выбору, навсегда сохраняли это звание, и обыкновенно при новых выборах кандидаты намечались именно из среды бывших старшин или их семейств. Во главе управления казацкими общинами стоял «круг», то есть собрание всех казаков; «кругу» принадлежала распорядительная власть по всем вопросам, равно как и высшая судебная власть. Для исполнительной деятельности «круг» выбирал войскового старшину — атамана, то есть главного начальника, его помощника — есаула и войскового подьячего, или писаря, для письмоводства. Будучи исполнителем решений казацкого круга в мирное время, атаман имел неограниченную деспотическую власть во время военных предприятий. Но и в «кругу» главное значение принадлежало домовитым казакам и среди них бывшим старшинам, которые фактически большей частью руководили казацкими решениями, встречая оппозицию лишь со стороны голытьбы. Каждая станица имела свой круг и выбирала для исполнительной деятельности своих старшин, являлась, следовательно, самоуправляющейся корпорацией, подчиненной лишь в главных общих делах войсковому кругу и войсковому старшине. Во внешних сношениях для всех казацких общин XVI и XVII веков первостепенное значение имели: 1) отношения к инородцам, их окружавшим, и 2) отношения к московскому или польскому правительствам.

Внешними врагами донских казаков были турки и крымские татары. На тех и других донцы делали набеги, выезжая в лодках Доном в Азовское, а затем и в Черное море. Турецкий султан жаловался на них московскому правительству, но в Москве отвечали, что казаки — вольные люди, не подчиняющиеся московскому государю. Действительно, в конце XVI и в начале ХVII веков донские казаки держали себя самостоятельно по отношению к Москве. В Смутное время донцы —  главным образом голытьба — приняли деятельное участие в социальной борьбе, разгоревшейся в Московской Руси, и, естественно, явились защитниками простого народа, из которого вышли сами: донские казаки всегда стояли за кандидатов черни, например, за второго Лжедимитрия, или так называемого Тушинского вора. Когда Смута кончилась, казаки, в виду опасности, грозившей от турок, и необходимости получать из Москвы хлеб и деньги, вынуждены были признать над собой верховную власть московского государя и в 1623 году были подчинены ведению Посольского приказа, то есть учреждения, заведовавшего в то время по преимуществу иностранной политикой. Казаки получали от московского правительства жалованье хлебом, деньгами, боевыми припасами и сукнами. В 1637 году донцы овладели турецкой крепостью Азовом в устье Дона и просили царя Михаила Феодоровича принять Азов в свои руки. Но Московскому государству не под силу было воевать с могущественной Турцией, и потому казаки, хотя и отразили турецкое войско, должны были все-таки бросить Азов. Голытьба, скоплявшаяся на Дону и принявшая участие в московских смутах начала XVII века, не могла оставаться спокойной и позднее. Голутвенные казаки постоянно ходили с Дона разбойничать на Волгу, и, наконец, в семидесятых годах XVII века разыгралось страшное восстание Разина. Домовитые, зажиточные донцы не сочувствовали Разину, и когда он был разбит и бежал на Дон, то был выдан атаманом Яковлевым. Затем на Дону начались волнения раскольников, укрывавшихся там от преследований правительства и находивших поддержку в местном духовенстве. Волнения эти были прекращены в 1689 году, и донское духовенство утратило с тех пор прежний выборный характер, а стало назначаться из Москвы. Таким образом, XVII век положил начало стеснению вольностей донских казаков.

Яицкие казаки, первая служба которых московскому царю относится к 1591 году, вели борьбу с ногайцами, калмыками, киргизами, башкирами и хивинцами. Подобно донцам, они участвовали в социальной борьбе, известной под названием Смутного времени. При Михаиле Феодоровиче яицкие казаки были пожалованы землями по нижнему течению Урала и его притокам с правой и левой стороны, начиная от впадения Илека. Они играли также видную роль в Разинском бунте.

Терские казаки очень скоро, уже в 1586 году, потеряли прежнюю волю: с основанием московского города на Тереке они стали нести сторожевую службу и совершенно уподобились так называемым городовым или служилым казакам, составлявшим часть московской армии XVII века, которых следует отличать от казаков вольных; между ними нет ничего общего, кроме названия.

Та же участь постигла, наконец, и появившихся в XVII веке казаков сибирских: они были колонизаторами и завоевателями Сибири, но вслед за ними обыкновенно шли московские воеводы, которые насаждали московские административные порядки и обращали вольных казаков в служилых, налагая на них обязанность отбывать сторожевую службу.

Все упомянутые выше виды казаков перешли из XVII века в ХVIII, которым начался второй период в истории казачества, закончившийся в 30-х годах прошлого столетия. Этот период характеризуется двумя основными чертами: во-первых, постепенным и неуклонным стеснением казацкой воли; во-вторых, образованием новых казацких войск правительственной властью и в полном подчинении последней. И то, и другое было вызвано существенными переменами в русском общественном и государственном строе. Существование вольных казацких общин находилось в противоречии с условиями общественного и государственного развития России в XVIII веке: крепостное право мешало крестьянам, тяготившимся своим положением, уйти под покровительство казацких общин, охотно принимавших к себе беглых крестьян; самоуправление казаков и преобладание в их устройстве выборного, демократического принципа не мирились с торжеством централизации и бюрократии; наконец, регулярная армия устраняла ту потребность в защите пределов страны от вражеских нападений, какая прежде ощущалась столь остро, и какой в значительной степени удовлетворяло существование казацких организаций на окраине; военная техника эпохи, отдавая предпочтение правильно организованному войску, правда, не требовала уничтожения иррегулярного ополчения, но это последнее необходимо было подчинить общему военному начальству и бдительному надзору правительства. Вся эта сеть условий, разрушивших старое казацкое устройство, осложнялась еще продолжавшимся процессом социальной дифференциации в среде самих казацких общин, — увеличивавшейся рознью между старшинами и рядовым казачеством. Старшины тянули к дворянству и склонны были добиваться права частной собственности на землю и специальных сословных дворянских привилегий. Рядовые казаки стремились удержать разлагающуюся старину.

Община донских казаков не была уничтожена, но вполне подчинилась правительственной власти и утратила прежнюю независимость. Количество беглых на Дону настолько увеличилось, что Петр Великий отправил туда в 1707 году для их сыска и возврата на место прежнего их жительства князя Долгорукова с командой. Голутвенные казаки, число которых пополнялось именно беглыми, подняли восстание, под начальством бахмутского старшины Булавина (см.). Восстание, от которого потерпели и многие домовитые казаки и старшины, было подавлено, но оно послужило поводом к репрессивным мерам правительства: Петр Великий стал все более стеснять привилегии донских казаков, особенно относительно выбора атаманов; с 1738 года атаманы стали всегда назначаться правительством. Позднее в административное устройство Донской области стали вводиться порядки, приближавшие его к общерусскому; так, при Екатерине II для гражданского управления в помощь войсковому атаману учреждена была особая комиссия из двух старшин по назначению от правительства и из четырех — по казацкому выбору. В 1802 году, при Александре I, гражданское управление на Дону было совершенно сравнено с общегубернским. Наконец, завершился и процесс социальной дифференциации — обращения старшин в дворянство: в 1798 году старшины донских казаков уравнены по своему положению с офицерскими чинами регулярной армии; в 1835 году каждый казак получил по 30 десятин земли; старшины получили землю в собственность; звание войскового атамана предоставлено было наследнику престола, которого в делах управления донским казачьим войском должен заменять войсковой наказный атаман.

В судьбе яицкого казацкого войска в ХVIIІ веке и в первые десятилетия XIX заметно большое сходство с теми переменами, какие в то же время пришлось пережить донским казакам. Уже с начала XVIII века правительство стало проводить меры, ограничивавшие казацкую самостоятельность: произведена была перепись яицких казаков, установлено для них денежное и хлебное жалованье, определено подчинение яицкого войска сначала астраханскому, потом оренбургскому губернатору. В сороковых годах XVIII века оренбургский губернатор Неплюев разделил казаков на полки и добился увеличения их жалованья, но вместе с тем ограничил казацкое самоуправление, предоставив «кругу» ведать почти исключительно одни хозяйственные дела. По мере того, как затруднялся прием беглых на Дону, Яик становился для них почти единственным убежищем и потому привлекал их в ХVIIІ веке в очень значительном количестве; сюда стекались в то время и раскольники. Вследствие этого на Яике скоплялось очень много горючего материала. Все было готово для смуты, тем более, что и здесь старшины стали очень скоро отделяться от рядового казачества, отличаясь от последнего своим экономическим, а отчасти и правовым положением. Притеснения со стороны старшин приводили к жалобам казаков правительству, но посылаемые на Яик по этим жалобам следователи большей частью оказывались доступны подкупу и брали сторону старшин. Все эти обстоятельства вызвали при Екатерине II два восстания на Яике: одно было усмирено довольно легко и скоро, но другое, под предводительством Пугачева, разгорелось в громадный бунт, охвативший все нижнее и среднее Поволжье. После усмирения пугачевского бунта яицкое войско было переименовано в уральское, у него была отнята артиллерия, на Урале поставлен постоянный гарнизон из состава регулярной армии. В 1832 году уральские казаки были окончательно организованы в полном подчинении правительственной власти.

Из других старых казачьих войск терские казаки были организованы в кавказское линейное войско в 1832 году, а сибирские еще раньше, именно в XVIII столетии, получили подобную же организацию. Но XVIII и XIX столетия принесли с собой образование также нескольких новых казачьих войск, отличавшихся от прежних тем, что они были созданы искусственно — для удовлетворения чисто государственных потребностей — и потому с самого начала оказались в полном подчинении правительственной власти.

Первым из таких казачьих войск нового типа образовалось волжское войско; оно возникло в 1733 году в нижнем течении Волги (от Царицына) из переселившихся сюда по вызову правительства казаков с Дона. В семидесятых годах XVIII века большая часть волжских казаков переселилась на кавказскую линию, от Моздока до Азова; здесь в 1832 году казаки эти были зачислены в кавказское линейное войско и вместе с тем утратили казацкое устройство. Но от волжских казаков уцелел остаток в виде астраханского казачьего войска. Затем в 1755 году оренбургским губернатором Неплюевым было организовано оренбургское казачье войско для защиты восточных и юго-восточных границ государства от киргизов и башкир. В основу этого войска легли поселения так называемых исетских казаков на реке Исети, а также контингенты служилых уфимских и самарских казаков. Черноморское войско, впоследствии названное кубанским, было учреждено Потемкиным в 1783 году для защиты Новороссии. Оно состояло из бывших запорожцев, поселенных первоначально между Днепром и Бугом. В 1792 году черноморские казаки были переселены на Кубань, где и основали Екатеринодар. В XIX веке состав кубанского казачьего войска пополнялся выходцами из Малороссии. Старшины успели себе и здесь захватить значительное количество земли. Атаман назначался в XIX веке правительством, и остатки казацкого самоуправления сохранились лишь в куренях, соответствовавших донским станицам. В 1842 году каждый рядовой казак, как и на Дону, получил 30-тидесятинный надел, офицеры же разных рангов получили каждый от 200 до 1 500 десятин.

В 1829 году образовалось азовское войско из задунайских запорожцев, принявших во время турецкой войны при Николае I русское подданство. Азовские казаки были поселены между Бердянском и Мариуполем по берегам Азовского моря, но просуществовали здесь недолго, были переселены на Кубань, где и слились с кубанскими казаками, большею частью родственными им по происхождению. В тех же двадцатых годах XIX века было организовано забайкальское казачье войско в восточной Сибири. Оно было зерном, из которого разрослись другие организации восточносибирских казаков: так, в 1858 году, когда по Айгунскому трактату с Китаем Россия приобрела течение реки Амура, появилось для защиты этой новой границы амурское казачье войско, от которого затем пошли уссурийские казаки, по притоку Амура реке Уссури; впрочем, в состав уссурийского войска вошли также переселенцы с Дона; наконец, в 1867 году образовалось семиреченское казачье войско.

В настоящее время — в третий период истории казачества — существует всего одиннадцать казачьих войск: донское, кубанское, оренбургское, уральское, терское, астраханское, сибирское, забайкальское, семиреченское, амурское и уссурийское. Первые шесть из них находятся в Европейской России, остальные пять — в Азиатской. Численный состав отдельных казачьих войск по данным 1910 года следующий: донское — 1 372 702 человека (692 543 мужчины, 680 159 женщин); оренбургское — 492 373 человека (244 800 мужчин, 247 573 женщины); астраханское — 36 232 человека (17 802 мужчины, 18 430 женщин); уральское — 153 111 человек (76 907 мужчин, 76 204 женщины); кубанское — 1 181 860 человек (656 412 мужчин, 525 458 женщин); терское — 229 089 человек (114 296 мужчин, 114 793 жителя); сибирское — 155 683 человека (77 443 мужчины, 78 240 женщин); забайкальское — 238 368 человек (118 368 мужчин, 120 000 женщин); семиреченское — 38 557 человек (19 557мужчин, 19 000 женщин); амурское — 39 102 человека (20 173 мужчины, 18 929 женщин); уссурийское — 30 896 человек (16 288 мужчин, 14 608 женщин). Как и в первые два периода истории казачества, положение современных казаков — экономическое, социальное и административно-военное — слагается под совокупным влиянием, с одной стороны, общих условий хозяйственного, социального и политического строя России, с другой — местных особенностей. Из общерусских условий важно влияние развившегося в России денежного хозяйства и быстро растущей обрабатывающей промышленности, втянувших и казацкие общины в меновой оборот; затем сказывается возникновение и развитие гражданской свободы личности, сделавшее возможным законное поселение среди казаков пришлого элемента, главным образом торгово-промышленного и рабочего; наконец, развитие централизации и сильной правительственной власти содействовало точному определению прав и обязанностей казаков и их правильной военно-административной организации. Местные условия — главным образом положение казачьих войск на окраинах страны, слабее населенных, чем центры, и более богатых естественными не использованными еще дарами природы, чем другие области, — способствовали сохранению казаками значительных отличий от других сословий Российской империи. В хозяйственном отношении рыболовство играет еще очень видную роль в хозяйстве донских, уральских, терских и кубанских казаков; надо, впрочем, заметить, что рыболовство мало-помалу уходит из казацких рук: прежнее рыболовство, производившееся отдельными казаками или небольшими их группами, превращается в значительные степени в рыболовство капиталистическое, захватываемое пришлыми предпринимателями и лишь отчасти капиталистами из казацкой среды. В области сельского хозяйства скотоводство у всех казаков имеет огромное значение наряду с земледелием, чему способствует наличность обширных свободных земель: угодья (кроме пашни) везде находятся еще в общем пользовании. На Дону в большом количестве водятся хорошие степные лошади; богата лошадьми и область уральского казачьего войска. Овцеводство особенно развито у донских, кубанских, уральских и семиреченских казаков. Затем скотоводство составляет главный источник благосостояния забайкальских казаков. Наконец, и сибирские, и амурские, и уссурийские казаки также богаты скотом. Земледелие у всех казаков ведется по экстенсивной системе, по преимуществу залежной или переложной. Наибольшего значения оно достигло в Донской области. Из специальных культур заслуживают упоминания лишь табаководство в Кубанской области и виноделие в областях Терской и особенно Донской. Но табаководством занимаются не казаки, и оно удовлетворяет лишь местным потребностям; вино, выделываемое в Терской области, отличается низким качеством (оно известно под названием чихиря); лучше поставлено виноделие у донских казаков, виноградники которых занимают площадь более З¹/₂ тысяч десятин и дают очень значительное количество вина. Виноградники донских казаков тянутся, главным образом, по правому берегу Дона, в его среднем и нижнем течении. Центрами виноделия являются Раздорская и Цимлянская станицы. Но выделка вина из винограда производится на Дону не казаками-садовладельцами, а пришлыми виноторговцами, скупающими у казаков виноград, так что в сущности казацкого виноделия не существует, а существует лишь производство винограда казаками. Еще меньше значения в разных казачьих областях имеет обрабатывающая промышленность: она важна в одной лишь Донской области; но все это производство находится в руках пришлого элемента, казаки же не принимают в нем участия. Более важна торговля, но и она ведется казаками в ограниченных размерах: значительна только торговля рыбой на Урале и Дону, виноградом на Дону, а также меновая торговля сибирских и семиреченских казаков с киргизами, по преимуществу скотом. Землей казаки обеспечены в несравненно большей степени, чем крестьяне: каждому рядовому казаку полагается 30-тидесятинный надел, офицеры разных рангов имеют право полной собственности на свои участки, в несколько десятков раз большие, чем надел рядового казака. Остальная земля зачисляется в войсковой запас для наделения будущих поколений. Однако, фактически в Европейской России размеры душевого надела казаков значительно ниже узаконенной нормы. Так, в Донской области к началу 1900 года на душу мужского пола казачьего населения приходилось в среднем 13,6-12,6 десятин. По данным 1905 года казачьих надельных земель состояло 9 269 642 десятины, а войсковой запас составлял 1 892 тысячи десятин. Что касается социального деления казачьих войск, то в этом отношении все казаки делятся на дворян (офицеров) и простых, или рядовых казаков. Основная черта, которая образует резкую грань между теми и другими, заключается в праве дворян владеть землей, как полной своей собственностью. Другая отличительная черта дворян — образование, получаемое или в Донском кадетском корпусе или в других корпусах империи, где существуют особые казачьи стипендии, а также в военных училищах и высших военно-учебных заведениях. Впрочем, грамотность среди казаков Европейской России, в значительной степени также и Азиатской, распространена довольно сильно, как видно из следующих цифр, относящихся к 1910 году (процент грамотных к населению школьного возраста): оренбургское войско — 70,8%, астраханское — 81,2; донское — 66,9; уральское — 47,7; кубанское — 50,6; сибирское — 68,8; терское — 47,0; уссурийское — 46,8; семиреченское — 71,7; амурское — 42,3; забайкальское — 25,7. Обязанности казаков, как особого сословия в империи, сводятся к поголовной военной службе всего взрослого мужского населения в течение 18 лет в общей сложности (закон 24/V 1909), из них один год в приготовительном разряде, 12 лет в строевом разряде и 5 лет в запасном разряде. При этом казак обязан иметь на свой счет лошадь, обмундировку, снаряжение и амуницию (стоящие от 150 до 200 рублей), а от казны получает лишь огнестрельное оружие. В мирное время вообще содержится налицо, в действительной службе, около трети всех частей, выставляемых казаками при мобилизации армии во время войны. В этих полках, несущих действительную службу в мирное время, — в так называемых полках первой очереди, каждый казак служит четыре года. По истечении этого срока он зачисляется в полк второй очереди, откуда, по прошествии также четырех лет переводится в полк третьей очереди. Полки второй и третьей очереди призываются на действительную службу лишь в военное время, а в мирное время ее не отбывают, числятся в запасе и периодически призываются на учебные сборы. Всего от всех казачьих войск выставляется в военное время около 180 тысяч человек. В мирное время несут действительную службу 55 тысяч человек казаков. Административное устройство казачьих войск и областей, ими занятых, организовано следующим образом. Все казачьи войска и области, в которых населены казаки, подчинены военному министерству не только в военном, но и в общеадминистративном отношении. Казаками и их делами заведует особое отделение военного министерства — так называемое Главное Управление казачьих войск. Высшей административной и военной властью в каждом казачьем войске пользуется наказный атаман, по положению своему равный начальнику губернии. Во главе Донской области стоит войсковой наказный атаман, на правах генерал-губернатора. Наказным атаманам (на Дону — войсковому наказному атаману) в деле администрации содействует хозяйственное правление, равное по своему положению губернским правлениям в губерниях, не имеющих земских учреждений, то есть ведающее не только административно-полицейскую часть, но и так называемые местные хозяйственные дела (медицину, народное образование, санитарную часть, пути сообщения, покровительство торговле и промышленности и т.д.). Вся войсковая территория делится на более мелкие административные единицы, называемые станицами. Во главе каждой станицы находится станичный атаман. Но, кроме того, в каждой станице существуют еще три коллегиальных учреждения: станичное правление, станичный сбор и станичный суд. Станичное правление состоит из станичного атамана, его помощника, казначея и выборных от казаков доверенных. Его ведомство заключается в административно-полицейской исполнительной деятельности под руководством станичного атамана. Станичный сбор состоит в небольших станицах из всех казаков-домохозяев, а в обширных и многолюдных станицах — из выборных домохозяев. Ведомство станичного сбора сводится, в сущности, только к выбору доверенных от казаков в станичное правление и судей. Наконец, станичный суд состоит из выборных судей, число которых колеблется по разным станицам от 4 до 12. Станичному суду подлежат гражданские дела на сумму не свыше 100 рублей и маловажные уголовные преступления. Вторую, по отношению к этому суду, инстанцию — апелляционную — составляет так называемый суд почетных судей — для каждых двух станиц особый. Апелляция на приговоры суда почетных судей идет уже в войсковое хозяйственное правление, в котором, следовательно, соединяются функции административные и судебные. Станичный суд — низшая судебная инстанция, но станичное правление, станичный атаман и станичный сбор не представляют собой низшие административно-полицейские учреждения: существует еще более мелкое, чем станица, административное деление — хутор или поселок. Административная власть в хуторах принадлежит хуторному атаману и хуторскому правлению. Важнейшие сочинения о казаках (кроме Запорожья и украинских): Костомаров, «Исторические монографии», т. II; Багалей, «Очерки истории колонизации и быта степной окраины Московского государства»; Дубровин, «Пугачев и его сообщники»; Броневский, «История донского войска»; Сухоруков, «Историческое описание земли войска донского»; Савельев, «Трехсотлетие войска донского»; Левшин, «Историческое и статистическое описание уральских казаков»; Рябинин, «Уральское казачье войско»; Стариков, «Краткий исторический очерк оренбургского казачьего войска»; Попко, «Терские казаки с стародавних времен»; П. Короленко, «Черноморцы»; Фелицын и Щербина, «Кубанское казачье войско»; Головинский, «Слободские казачьи полки»; Хорошихин, «Казачьи войска»; Абаза, «Казаки»; П. Соколовский, «Экономический быт земледельческого населения России и колонизация юго-восточных степей пред крепостным правом»; М. Харузин, «Сведения о казацких общинах на Дону»; Н. Бородин, «Уральское казачье войско. Статистическое описание».

Н. Р-в.

Казачество на Украине получило особенно широкое развитие и, сложившись, в конце концов, в определенный общественный класс, в особый институт, из бытового явления, в сущности разрушительного, даже антикультурного, стало представителем национальных интересов своего народа и приняло на себя государственное строительство Украины. Однако, с того момента, когда оно принимает на себя представительство общественных и национальных стремлений украинского населения, его история входит в общую историю Украины. Мы здесь укажем лишь общие условия развития казаков на Украине, как бытового явления, и те пути, какими оно приходит на свою общественную и национальную позицию.

Как бытовое явление, то, что в XVI веке получает техническое название «казаки», на Украине существовало издавна: пограничное добычничество, военное полуоседлое население, служившее оплотом оседлой колонизации в борьбе со степными ордами и вместе с тем очень чуткое к посягательствам на свою свободу со стороны всяких представителей власти. Причины, возродившие в украинской жизни старое пограничничество под новым именем «казаки», благоприятствовавшие его формированию в могущественный общественный класс, лежали в условиях колонизации восточной Украины XV-XVI веков.

Медленный отлив населения из среднего Поднепровья, вызванный падением политической, государственной и культурной городской жизни, заметный уже в XII-XIII веках, усиливающийся в XIII-XIV, достигает своих крайних пределов к концу XV века, вследствие целого ряда опустошительных походов, предпринятых крымским ханом Менгли-гиреем в интересах его союзника, великого князя московского, на старые киевские и переяславско-черниговские земли. В начале XVI века все пространство по обеим сторонам Днепра, вплоть до настоящего, глубокого Полесья, превратилось в совершенную пустыню. По стратегическим соображениям, на средства правительства, его агентами были восстановлены в первой половине XVI века главнейшие пограничные замки — Киев, Остер, Канев, Черкассы, Житомир, снабжены артиллерией и гарнизонами. Под защитой их ютились небольшие поселения земян-шляхты, мещан и крестьян; все остальное огромное пространство земель, изобиловавших всеми богатствами природы, лежало в забросе или эксплуатировалось лишь урывками, «ватагами» промышленников «уходников», в которых страх встречи с татарскими наездниками превозмогался жаждой добычи и военной удалью. В этих условиях (см. также Запорожье) развивается казацкое уходничество и добычничество, занимающее не только местное украинское население, но и привлекающее ежегодно, ко времени открытия сезона степных промыслов, все более значительные массы смелого и предприимчивого люда из соседних украинских и белорусских земель — киевского, волынского и белорусского Полесья главным образом. Местная администрация имела также все поводы благоприятствовать развитию этих степных промыслов, так как все они — и охота, рыболовство, пчельничество и военное добычничество — были обложены значительными поборами в пользу местных замков; с другой стороны, военное казачество давало местной администрации ценные и дешевые (или — и вовсе ничего не стоившие) военные силы для пограничной борьбы с татарами, составлявшей жизненный нерв местных отношений и управления края. В 1493 году наместник (или староста) черкасский князь Богдан Глинский с казаками напал на татарских людей, взял и разрушил Очаков; в первых годах XVI века приобрел репутацию «славного казака» управитель черкасского староства, потом наместник овручский Сенько Полозович; но наибольшую популярность на этом поприще стяжал староста каневский и черкасский Ост. Дашкович (см.).

Это употребление, которое местная администрация делала из местного казачества в интересах обороны и пограничной войны, объясняет нам также появление первых проектов организации постоянного казацкого правительственного корпуса, из казаков, принятых на государственную службу и содержание. Древнейший известный из этих проектов относится к началу 1520 году; по всей вероятности, он вышел от киевской администрации и был принят великим князем литовским, который поручил своему правительству изыскать средства для организации казацкого отряда из тысячи или двух человек для охраны границ от татар. Поручение это по недостатку средств, однако, не было исполнено правительством великого князя литовского. Равным образом безрезультатным остался аналогичный проект, предложенный Ост. Дашковичем на сейме в 1533 году.

Так же точно неосуществимым оказалось распоряжение правительства о реестрации казаков, сделанное в 1541 году старостам поднепровских замков. Правительство было в это время обеспокоено жалобами крымского и турецкого правительства на казацкие нападения и угрозами мести и серьезно озабочивалось обузданием казаков; реестрация должна была дать возможность следить за казаками и за их пособниками из местной администрации. Эта последняя потому не могла сочувствовать этому плану; но и независимо от этого несочувствия реестрация была неосуществима уже вследствие того, что казачество еще далеко не сложилось в это время в какой-нибудь определенный общественный класс. В первой половине и середине XVI века казачество — это, прежде всего, бездомная голытьба, бродячий люд, и самое имя это употреблялось в довольно презрительном, отнюдь не почетном значении, так что даже во второй половине обращаясь к казакам, избегали называть их этим именем, а называли «молодцами», «рыцарством» или другими более почетными титулами. Организованных форм казачества «на волости», то есть в пограничных городах, мы в это время тоже еще не видим: казацкая организация нарастала в это время в степных уходах, на «Низу», вдали от контроля пограничной администрации, вне досягаемости ее фискальных претензий и поборов (см. Запорожье).

Процесс образования казацкого сословия и организации казацкого войска и казацкой администрации развивается во второй половине, главным образом — в последней четверти XVI века, под влиянием очень сложных условий и воздействий.

Как момент, сильно поднявший самочувствие и настроение казачества, раздвинувший его кругозор за пределы мелкой пограничной войны и добычничества, нужно отметить деятельность в 1550-1560 годах князя Дмитрия Вишневецкого - Байды (см. XX, 522). Его крымские и молдавские походы, после трагического конца в 1563 году, находят свое продолжение в целом ряде смелых казацких походов в татарские, турецкие и молдавские земли в 1570-8 годах князя Богдана Бужинского, Подковы и Шаха, затем после участия казачества в московской войне, организованного Баторием, — в ряде новых походов в 1582-1586 годах. Эти походы, (большей частью удачные, добычливые) чрезвычайно поднимают военную энергию казачества, привлекают все новые силы. Одновременно мероприятия правительства, направленные на упорядочение казацких отношений, сообщают казачеству характер привилегированного звания, так что принадлежность к нему обещает представителям непривилегированных классов очень серьезные социальные выгоды и привлекает в ряды казачества массы местного населения совершенно независимо от добычнических или военных интересов. Под влиянием этих условий кадры казачества неизмеримо вырастают в своей численности, организуются в общественный класс и начинают прочно устраиваться «на волости», в области коронного управления и шляхетского режима.

Мероприятия правительства, сыгравшие такую важную и неожиданную роль в эволюции казачества, диктовались, прежде всего, желанием обуздать последнее и предотвратить дальнейшие нападения на турецкие и крымские владения, в виду серьезных политических осложнений, создававшихся в результате этих нападений. Крымская орда оправдывала свои опустошительные набеги казацкими нападениями; турецкое правительство поддерживало представления Крыма и со своей стороны грозило военными выступлениями, если нападениям казачества не будет положен конец. Польско-литовское правительство, утратившее всякую энергию борьбы с Ордой, решилось для предотвращения дальнейших осложнений возвратиться к старому плану организации правительственного казацкого войска. Устанавливалась новая должность судьи или комиссара по казацким делам, на которого возлагался общий надзор над казачеством, и предоставлялась судебная и административная власть над ним.

Первая такая реформа была обещана правительством в его грамоте к казакам 1568 года и затем осуществлена в 1570-1572 годах. Коронный гетман, исполняя поручение короля (напомним, что это был момент, когда восточная Украина из состава великого княжества Литовского перешла непосредственно в состав короны польской), произвел набор отряда казаков на королевскую службу, однако в размере всего 300 человек. Кроме того, он установил и «старшего и судью» над «всеми казаками низовыми». Одновременно с этим гетман изъял казаков из-под власти и суда всех других властей и взял их исключительно под свою гетманскую власть, представителем которой должен был являться упомянутый «старший и судья».

Реформа эта не достигла своей непосредственной цели — предупреждения казацких набегов и эксцессов; но она положила начало казацкому иммунитету, этому изъятию казаков от всякой иной власти и зависимости, кроме специальных казацких властей, — сыгравшему такую важную роль в истории формирования казачьего класса. В этом направлении реформа 1570 года нашла свое продолжение в последовавших реформах Батория, получивших специальное значение в позднейшей казацкой традиции, и последующих мероприятиях польского правительства в том же духе. Так как организованный в 1570-2 годах казацкий отряд скоро распался, и нападения казачества в период бескоролевья (1572-6) очень усилились, а крымский хан в видах их обуздания со своей стороны настойчиво советовал польскому правительству повторить опыт предшествующих лет — взять лучшую часть казачества на королевскую службу, а остальных сдержать строгими полицейскими мерами, — новый король Стефан Баторий считал нужным исполнить этот совет, хотя едва ли верил в его практическое значение. В 1578 году был произведен новый набор казаков на королевскую службу, в числе пятисот человек, разделенных на десятки, под начальством «атаманов»; «верховным начальником» казаков был назначен староста черкасский и каневский князь Вишневецкий. Это войско получило от короля знамя, может быть, и другие инсигнии, входившие в понятие позднейших казацких «клейнотов» (от немецкого Kleinod — сокровище); в качестве резиденции ему было пожаловано мест. Терехтемиров на Днепре, со старинным Зарубским монастырем, предназначавшимся на войсковой «шпиталь» — приют для раненых и неспособных к службе казаков. Позднейшая грамота 1582 года разъяснила содержание «вольностей», которыми должны были пользоваться «низовые казаки», «в особенности получающие плату от короля»: администрация не имеет права судить и подвергать взысканиям казаков без ведома и суда казацких властей, казаки освобождаются от всяких налогов и поборов, лежавших на местном населении, и проч.

Такова была эта знаменитая реформа, от которой позже выводилось войсковое казацкое устройство, — шеститысячный казацкий реестр, разделенный на 6 полков, казацкие чины и позднейшая батуринская резиденция, шляхетские права казаков и различные шляхетские учреждения на территории Гетманщины. В действительности она повторяла в главных чертах реформу 1570 года, и действие ее не было продолжительнее, чем этой последней.

Набранный в 1578 году казачий полк распался с окончанием московской войны, для которой предназначался. Набор был снова повторен в 1583 году, но и этот новый казачий полк очень скоро растаял, сообщив казацкой массе лишь свои претензии на разные права и привилегии, начиная судебно-административным иммунитетом и кончая претензиями на обложение населения квартирной повинностью, доставкой припасов и амуниции для нужд казацкого войска. В виду ультиматума турецкого правительства, раздраженного казацкими нападениями, в 1590 году снова было решено произвести организацию казацкого войска (размер его в 1591 г. был определен в тысячу человек), а против своевольного казачества принять самые суровые меры: удалить казаков с Низу, обязать всю украинскую администрацию и помещиков строжайшим образом следить за тем, чтобы из их поселений никто не уходил в степи, на Низ или за границу для добычничества, не укрывать и не оказывать никакого пособничества этим своевольникам и т.п. Все эти суровые репрессивные меры не достигали своей цели, наоборот — они только давали лишний материал для конфликтов со своевольным казачеством, перешедших в настоящие войны в 1592-6 годах; но казацкая реформа, «ординация» 1590 года послужила дальнейшим этапом в формировании казацкого войска и казацкого класса.

В результате этих (и последующих) «ординаций» у казачества и созвучных ему элементов слагается указанное высокое о себе понятие. Правительство такое привилегированное военно-служебное звание признавало собственно за теми «лучшими» контингентами казачества, которые служили в набранных на королевскую службу отрядах. Но, с одной стороны, оно никогда не могло в продолжение сколько-нибудь продолжительного времени удержать эти набранные отряды в порядке и повиновении назначенным им властям, и вследствие неаккуратной выдачи жалования они постоянно расползались и сливались с общей массой казачества; с другой стороны, правительство в своих военных нуждах само не ограничивалось этими небольшими отрядами «реестровых» и обращалось к услугам гораздо более широких кругов «нереестровых», и эти круги стремилось подчинить власти и суду назначаемых им комиссаров по казацким делам, по всякого рода искам и нарушениям правительственных распоряжений. В результате, так как разграничения между казачеством реестровым, принятым на службу, и нереестровым, формально в службу не зачисленным, фактически не существовало, — все казачество, реестровое и нереестровое, одинаково считало себя служащим правительству (от которого обыкновенно за свою службу тоже одинаково ничего не получало и вознаграждало себя, сверх добычи, поборами и контрибуциями с местного населения). На свою сторожевую службу и партизанскую войну, на походы против Орды или в турецкие владения оно смотрело, как на исполнение своей государственной миссии, независимо от того, предпринимало ли их по поручению правительства или вопреки его желаниям и распоряжениям. Не придавая значения официальному реестру, единственным критерием казацкого звания оно считало признание над собой казацкой власти и казацкого присуда, но власти и суда неправительственных комиссаров, а выборных казацких властей.

Лица, подчинявшиеся этим выборным властям, считали себя полноправными участниками всех казацких «свобод и вольностей», совершенно независимо от того, были ли их имена когда-либо вписаны в казацкий реестр или нет.

Круг этих «свобод и вольностей» только отчасти опирался на букве королевских грамот, в роде Баториевой грамоты 1582 года, в значительно большей мере — на разных более или менее распространительных толкованиях и выводах, делавшихся из правительственных распоряжений, или аналогиях с другими военно-служебными категориями государства, до шляхетского сословия включительно. Казацкое войско не упускало случая хотя бы в более или менее общих выражениях указать, что казачеству собственно должны принадлежать шляхетские права, так как они несут ту же военную службу, на которой опираются права шляхты; присутствие в казацких рядах довольно большого количества мелкой шляхты поддерживало эти притязания. Но это была, так сказать, программа-maximum; minimum, который осуществляло казачество, заключался в том, что члены казацкого войска, лица казацкого звания, живут ли они на землях государственных, в городских общинах или в имениях помещичьих, не признают над собой соответственной власти и юрисдикции, не несут никаких налогов и повинностей ни лично, ни со своих земель.

Такая постановка вопроса — признаваемая до известной степени и местной администрацией — делала принадлежность к казачеству желательной и соблазнительной для представителей непривилегированных и полупривилегированных классов, как мещанство, остатки старого боярства, полупривилегированное военно-служебное население разных категорий и даже мелкая шляхта, полноправная в теории, но на практике жестоко придавленная господством магнатов, сделавших своей монополией землевладение и управление юго-восточной Украины. Если раньше представители всех этих общественных категорий, занимаясь фактически «казачеством», вовсе не спешили объявлять себя казаками, то теперь, когда военная слава и известная политическая роль облекли казацкое звание известным почетом, а описанная выше эволюция снабдила различными социально-экономическими привилегиями, — под казацкий присуд переходили и объявляли себя казаками люди, даже не особенно расположенные к казацкому ремеслу, искавшие в своей принадлежности к казацкому классу другого — различных социально-экономических выгод. Если раньше, еще даже в половине XVI века, казачество означало по преимуществу неоседлый пролетариат, то теперь наряду с ним, с людьми, сделавшими войну и добычничество («казацкий хлеб») своим ремеслом, в большом количестве входят представители местного землевладения — крестьянского, мещанского и полупривилегированного. Не старое добычническое неоседлое казачество садится на землю, как предполагали некоторые историки, а наряду с этим пролетарско-добычническим элементом нарастают кадры, так сказать, казацкой буржуазии — мелкой и средней, обозначаемые в наших источниках такими выражениями, как «статочнейшие», «умеренные», «лучшие люди» и т.п.

Это было время, когда вследствие ухудшения положения крестьянства в западных и северных частях Украины чрезвычайно усилилось эмиграционное движение крестьянства из этих областей в местности, менее захваченные развитием помещичьего хозяйства и крепостного права. В конце XVI века и в начале XVII века эта эмиграционная волна, переходя с этапа на этап, ударяет с необыкновенной силой в почти незаселенные, совершенно незнакомые с крепостническими отношениями пространства Поднепровья. Вырастают в самое короткое время десятки местечек и сел, сотни хуторов. По следам за колонизацией движется помещичье право, устанавливающее различные повинности для населения — сначала, правда, в очень легких формах. Когда в это время создается упомянутое представление о казачестве, как о социальной категории, сообщающей взамен военной службы и подчинения казацкой власти полную свободу от всякой иной зависимости, огромные массы мещан и крестьян устремляются в ряды казачества. Пересматривая перепись коронных имений, произведенную в 1616 году, мы встречаем на каждом шагу огромные массы «показачившихся», иначе «непослушных», мещан и крестьян, и на этом основании отказывающих в каких-либо повинностях старостинской администрации. Встречаем местечки, показачившиеся почти поголовно, отказывающие администрации в требованиях самых необременительных (в роде той же военной службы), очевидно — принципиально уклоняющиеся от признания какой-либо зависимости от шляхетского режима. То же самое среди населения сельского.

Все это вносит существенные изменения в жизнь и характер казачества и определяет его дальнейшие отношения.

Казачество, слагающееся в определенное сословие, неизмеримо вырастает; казацкое войско располагает не сотнями и тысячами, а десятками тысяч готовых к походу по первому приказу казацкой власти; еще в 1590-х годах казацкая старшина считала возможным мобилизировать в поход 6 тысяч казаков — в хотинской войне 1621 года казаки выставляют свыше 40 тысяч. При этом центр тяжести казачества переходит с Низу «на волость», в область «городовую» (см. XX, 524). Войсковая организация переходит в территориальную, военные отделы садятся на землю, войсковая администрация приобретает и расширяет функции судебные и административные по отношению к казацкому населению своих округов, создает сеть чисто казацкого управления, конкурирующего с управлением коронным (или фактически — магнатским). Казачество, обращаясь в могучую социальную силу, становится противоположным полюсом польско-шляхетского режима и в силу реакции собирает вокруг себя все, стоящее в оппозиции этому последнему. С другой стороны, поглощая все более значительные массы местного населения, оно принимает на себя представительство его интересов — не только социальных, но и национальных (в тогдашних условиях национальной жизни, сосредоточивающихся главным образом на вопросах церковно-вероисповедных). На этой почве создаются более или менее тесные связи казачества с представителями верхних слоев украинского общества  — духовенством, мещанством и остатками украинского дворянства.

Параллельно с этим обостряются отношения к казачеству польского режима, правящих шляхетско-магнатских кругов, не мирящихся ни с таким численным возрастанием казачества и его самостоятельными выступлениями в области политики, ни с присвоенными казачеству свободами и вольностями и тем употреблением, какое делали из казацкого иммунитета широкие украинские массы, «выламывавшиеся» из-под шляхетского господства. На этой почве происходят тяжелые конфликты, кровопролитные казацкие войны с польским режимом, оканчивающиеся решительным разрывом в 1650-х годах.

С другой стороны, внутри самого казачества обозначается социальная трещина между казацким пролетариатом («чернью» или «голотою») и новой казацкой буржуазией, захватывающей руководство казацкой жизнью «в городах», между тем как «Низ» с Запорожской Сечью (см. XX, 519 и сл.) группирует вокруг себя всех недовольных правлением этой старшины («дук»), в конце концов, слагающейся в особый высший общественный класс, возрождающий в своей среде, в своих интересах, традиции польского шляхетского класса и шляхетского права.

История этой борьбы, однако, входит уже в историю политических и социальных отношений Украины ХVІІ-XVIII веков (см. Украина).

Литература по истории украинского казачества очень велика; она в главнейшем указана в моей книге «История украинского казачества» т. I, 1913 г., т. II, 1914 (т. III, доводящий историю украинского казачества до восстания Хмельницкого, выйдет, вероятно, до конца 1914 г.); в этой книге, составляющей извлечение из VII и VIIІ т. моей «Истории Украины», излагается история украинского казачества в связи с колонизационными условиями восточной Украины, с социальным процессом и национальной борьбою XVI-XVII веков. С польской точки зрения освещена история украинского казачества в недавно вышедшей книге А. Яблоновского, «Historya Rusi poludniowej» (Краков, 1913). Для начальной истории казачества из новейшей литературы следует отметить книгу А. Стороженка, «Стефан Баторий и днепровские казаки» (Киев, 1904), и исследование Ив. Крипякевича, «Козачина и Баториеви вильности», помещенное в виде вступительной статьи к VIII т. «Жерела до истории Украини», изданном Львовским «Науковим Товариством им. Шевченка» (1908).

М. Грушевский.