Казанский университет

Казанский университет. Основание Казанского университета приурочивается к тому моменту, когда император Александр I подписал «Утвердительную грамоту» и «Устав Императорского Казанского университета» — к 5-му ноября 1804 года. Устав 1804 г. даровал ему широкое самоуправление — выборность профессоров, деканов отделений, или 4-х факультетов, ректора и др.

Хотя открытие Казанского университета состоялось 14 февраля 1805 года, тем не менее в течение ряда лет Казанский университет  существовал лишь на бумаге; на самом же деле он представлял лишь высшие классы казанской гимназии, несколько учеников которой (6) были, при открытии, произведены в студенты, директор Яковкин в профессора, а некоторые учителя в адъюнкты. За неимением подготовленных отечественных ученых, пришлось пополнять университет иностранными, как Браун, Бартельс, Литтров, Броннер и др. Несмотря на стремление иностранных профессоров отделить университет от гимназии и осуществить дарованные ему права, это долго не удавалось, главным образом, по проискам директора гимназии Яковкина, овладевшего первым попечителем казанского учебного округа, Румовским, и безраздельно господствовавшего в университете. В 1814 году, 15 июля, последовало, наконец, и настоящее открытие университета, в полном факультетском составе, — с четырьмя отделениями. К этому моменту преподавательский состав университета достиг 41 человека. Студентов к моменту полного открытия университета оказалось всего 42. В первые годы Казанский университет  по характеру преподавания был более немецким, чем русским.

Лучшие ученые силы Казанского университета — иностранные профессора — вели преподавание преимущественно на латинском языке, а так как знания студентов ни в этом языке, ни в немецком не были достаточными, то преподавание далеко не достигало цели; однако, при всем том, нашлось несколько студентов, особенно по математическим наукам, которые увлеклись наукой в изложении таких видных ученых, как математик Бартельс и астроном Литтров, и явились достойными их преемниками по преподаванию: таковы в особенности Лобачевский и Симонов, положившие, вместе со своими иноземными, недолго пробывшими в Казани, учителями, начало видной математической школе в Казанском университете. Немец К. Ф. Фукс, обрусевший в России, тоже выдвинулся из ряда других профессоров Казанского университета, сначала, как натуралист, потом, как профессор «терапии и медики». Количество студентов с 1814 г. быстро возрастало и к моменту ревизии Магницкого увеличилось почти в 4 раза (в 1819 г. 161 чел.). С появлением в Казани Магницкого, сначала в роли ревизора, потом — попечителя (1819—1826), начался упадок Казанского университета: этот «попечитель» сделал со своей стороны все, чтобы парализовать тот университет, упразднить который он рекомендовал после произведенной им мимолетной и поверхностной ревизии (1819 г.). Магницкий в высшей степени отрицательно отнесся к предшествовавшей его ревизии деятельности Казанского университета. Главнейшие задачи самого Магницкого, как известно, свелись к насаждению особого рода воинствующего благочестия, в чем ему значительно помогали все уцелевшие от разгрома члены университета, не исключая и выдающихся его представителей — Фукса, Лобачевского и др. Особенно рьяно «благочестие» Магницкого обрушилось на философию и вообще гуманитарные дисциплины. Тщета и пагубность первой для человеческих душ уяснялась в инструкции ректору университета выдержками из Священного писания, относительно которых попечитель высказал пожелание: «златыми буквами слова сии да начертаются над кафедрою философии»; это пожелание было выполнено буквально. Успешно насаждаемый Магницким мистицизм в Казанском университете, обращенном им в какую-то пародию на монастырь — с постоянными церковными службами, наименованием студенческих проступков грехами, с наложением на провинившихся эпитимий, —  обратил, в сущности «в пустое место» преподавание всех предметов словесного и нравственно-политического отделений. Всего менее коснулся он наук математических: они процветали и при Магницком, а если некоторые из математиков, при обычном способе доказательства той или другой теоремы, опирались и на волю Божию, то это они делали по собственному «усердию».

Словом, при Магницком Казанский университет  падал все глубже и глубже. Неудивительно, что и число студентов стало уменьшаться, и к 1823 г. упало до 88 чел. С воцарением императора Николая I мистический курс кончился. Ревизия вывела подвиги попечителя на свет Божий, указав и на запутанность в счетах по постройкам, и в 1826 г. Магницкий пал, с тем, чтобы более не подняться. Казанский же университет быстро поднялся под управлением нового попечителя — Мусина-Пушкина (1827—45 гг.). Уже к этому времени фактически властным положением по отношению к университету попечителей и отдельными министерскими циркулярами широкая автономия Казанского университета была настолько сужена, что продолжение бюрократизации университетского управления в николаевское царствование и введение в 1835 г. нового устава, передавшего в попечительские руки все нити управления университетом, не являлись какими-либо неожиданностями: устав 1835 г. лишь санкционировал давно на деле установившийся порядок. Справедливость требует сказать, что Мусин-Пушкин не употребил во зло большой своей власти по отношению к Казанскому университету. Новый попечитель особенное внимание обратил на восточную словесность, солидное начало коей в Казанском университете было положено еще в первые годы известным ориенталистом Френом, и «разряд восточной словесности» достиг высшего процветания. Когда этот попечитель был переведен (в 1845 г.) на ту же должность в Петербург, то он через несколько лет выхлопотал перевод в петербургский университет и восточного «разряда» Казанского университета (1855 г.). За время попечительства Мусика-Пушкина Казанский университет  выставил целый ряд замечательных ученых: кроме Лобачевского и талантливого астронома Симонова, выдвинулись, как даровитые ученые и преподаватели: анатом Аристов, цивилист Мейер, математик Котельников, историк Иванов и некоторые другие. Число студентов увеличилось приблизительно до 500 чел., когда в 1848 г. на русские университеты опять обрушилось сугубое правительственное недоверие; некоторые науки (в особенности философия) сейчас же лишены были живого духа, как и вообще университетское образование, для распространяемости которого была указана предельная норма — 300 чел. студентов для каждого университета. После севастопольского погрома, правительство Александра II объявило новый курс: сделалось возможным двинуться вперед и университетам, в том числе и казанскому, когда в нем блеснул метеором и профессор-гражданин, незабвенный А. П. Щапов. Но наиболее притиснутые в предшествовавшее время слои общества пошли быстрее правительственных сфер, произошла коллизия между теми и другими, результатом чего явились студенческие волнения и в Казанском университете — особенно в острой форме в октябре 1861 г. С  введением устава 1863 г., введшего университетскую жизнь в умеренно-автономную норму, студенческие волнения в Казанском университете прекратились надолго, до 1881 г., когда усилившаяся реакция внутренней политики и новый поворот к бюрократизации университетского управления снова толкнули учащихся в высших учебных заведениях России, в том числе и в Казанском университете, к разного рода коллективным протестам. В течение почти всего периода действия устава 1863 г. казанским попечителем был П. Д. Шестаков (1863—1883 гг.), человек образованный и даже ученый, старавшийся возможно ближе стоять к университету. Автономия эпохи устава 1863 г., несмотря на некоторые печальные проявления партийной борьбы в совете (в роде профессорской истории, закончившейся удалением по 3-му пункту из университета талантливого профессора Лесгафта и выходом, в виде протеста, в отставку нескольких профессоров), содействовала подъему университета, и за это время Казанский университет  может указать в рядах своей ученой корпорации немало почтенных имен как на чисто научном, так и на преподавательском поприще: таковы астроном Ковальский, юристы Кремлев, Нелидов, Шпилевский, филологи Григорович (кончивший свою учено-преподавательскую работу в Казанском университете 1 января 1864 г.), Булич, Бодуэн де Куртене, медики Адамюк, Виноградов, Лесгафт, Ковалевский, Петров и др.

В новейшее время Казанский университет  обогатился целым рядом новых клиник, выстроенных на Арском поле, также новой астрономической обсерваторией, получившей (в 1903 г.  наименование Энгельгардтовской в  честь доктора астрономии В. П. Энгельгардта, который содействовал ее учреждению и обеспечил ее будущность. Преподавательский персонал (профессора, приват-доценты и другие младшие преподаватели) возрос более чем до 200 чел., причем одних членов совета в 1912 г. числилось 75 человек (ординарных профессоров 53 и экстраординарных 22). Количество студентов, колебавшееся до 1905 г. между 900—1000, увеличилось более чем до 2 000 чел. С наукой и обществом Казанский университет, как и другие, соприкасается, прежде всего, через публикацию научно-литературных трудов своих членов, чему главным образом содействовала университетская типография, долго обслуживавшая своей работой весь восток России и имеющая свою любопытную и поучительную историю; а затем для той же цели, для науки и жизни, много сделали и делают существующие при Казанском университете ученые общества, каковы: общество археологии, истории и этнографии, общество естествоиспытателей, общество невропатологов и психиатров, юридическое общество, общество врачей, педагогическое общество. Возникло было общество любителей русской словесности в память Пушкина, но в настоящее время о фактическом существовании этого общества известий не имеется.

Источники и пособия: «Обозрение хода и успехов преподавания азиатских языков в Императорском Казанском университете», составлен профессор О. Ковалевским, Казань, 1842 г.; «Обозрение» того же за дальнейший период, составлено профессором Карлом Фойгтом, Казань, 1852 г.; «История Казанского университета» — Н. П. Загоскина, 4 тт. Казань, 1902—1906 гг.; «Студенческие истории в Казанском университете 1855—1863 гг.» («Русская Старина», 1889 г.); «О студенческих волнениях в Казани 1882 г.» — П. Д. Шестакова, («Русская Старина», 1889 г.); «Из воспоминаний старого педагога» — Овсянникова («Русская Старина», 1899 г.); «Воспоминания» д-ра Ильинского (Ibid., 1894).

Н. Фирсов.