Кони Анатолий Федорович

Кони, Анатолий Федорович, сын Ф. А. Кони, выдающийся судебный деятель, оратор и писатель. Родился в Петербурге 28 января 1844 г., воспитывался сначала в немецком училище св. Анны, затем во 2-й гимназии и, окончив шесть классов, прямо сдал экзамен в Петербургский университет, куда и был принят в 1861 г. на математический факультет. Но вскоре разразились известные события, повлекшие за собой закрытие этого университета, и Кони перешел в Московский университет, но уже на юридический факультет, курс которого окончил в 1865 г., получив степень кандидата за работу «О необходимой обороне». Эта работа была первым шагом по пути научной деятельности и подготовки к профессуре по кафедре уголовного права, но приостановка в это время заграничных командировок заставила Кони искать службы, которую он проходил сперва по государственному контролю, а потом по главному штабу. Но эти стадии оказались весьма непродолжительными: как только была введена в России судебная реформа, Кони переходит в судебное ведомство, которому посвящает с этих пор все свои силы. В 1867 г. Кони состоял секретарем при прокуроре московской судебной палаты, известном Ровинском (см.); в том же году перешел товарищем прокурора в Харьков; в 1870 г. он выполняет в качестве прокурора казанского окружного суда при введении здесь судебной реформы важную миссию организации прокурорского надзора и с честью выходит из трудной задачи наладить правильные отношения между самостоятельным новым судом и администрацией, представителем которой являлся в то время известный крутым образом действий и крайним самовластием губернатор Скарятин. В 1871 г. Кони возвращается прокурором суда в Петербург и через 6 лет в том же суде занимает председательское кресло. Недовольство, создавшееся в сферах в связи с приговором по делу Засулич, на котором председательствовал Кони, вызывает ого невольное превращение из криминалиста в цивилиста: его назначают председателем гражданского департамента петербургской судебной палаты, и эта своего рода почетная ссылка в места, отдаленные от излюбленного Кони уголовного права, длится четыре года, и лишь в 1885 г. он назначается на пост обер-прокурора уголовного кассационного департамента. Шесть лет он занимает этот пост; в 1891 г. его делают сенатором того же департамента, но быстро оказывается, как незаменим Кони в роли ответственного и влиятельного руководителя и направителя уголовной кассационной практики, и уже год спустя, оставляя Кони в звании сенатора, на него возлагают исполнение обер-прокурорских обязанностей. Лишь через 5 лет Кони снова возвращается к сенаторской работе, а с появлением у нас представительных учреждений призывается на пост члена Государственного Совета.

Но эта обширная деятельность не мешала Кони энергично работать и на других поприщах. В течение почти семи лет он читал лекции по уголовному процессу в Училище Правоведения; эту же кафедру до самых последних лет он занимал в Александровском лицее; не раз он читал и публичные лекции, всегда привлекающие массу слушателей; он деятельно работал во многих ученых, литературных и благотворительных учреждениях.

Многочисленные научные и литературные труды Кони получили полное признание. В 1890 г. Харьковский университет подносит Кони ученую степень доктора уголовного права honoris causa; его избирают почетным членом Московский университет, Харьковский университет  и несколько юридических обществ; со времени открытия разряда изящной словесности в Академии Наук Кони был избран почетным академиком и всегда уделял много внимания, как разряду, так и Академии вообще.

А. Ф. Кони (род. в 1844 г.). С портрета, писанного И. Е. Репиным (р. в 1844 г.). (Городская галерея П. и С. Третьяковых в Москве.)

Прежде всего, Кони выдающийся судебный оратор, дающий редкую гармонию содержания и формы (см. его «Судебные речи» и «За последние годы»). Блестящая форма его речей чужда внешних эффектов; содержание отличается разносторонней эрудицией, где обширные познания в области юриспруденции сочетаются, с одной стороны, с познаниями из области других научных дисциплин, особенно психологии, а с другой стороны — дополняются богатым знакомством с изящной литературой. Отсюда — оригинальность речей Кони; как справедливо отметил министр юстиции Н. В. Муравьев, «этим речам нельзя подражать, но по ним нужно учиться». Каждая речь представляет законченное целое; каждая речь отмечена всесторонним и вдумчивым изучением всех особенностей данного случая. Преступление предстает перед нами в речах Кони не как нечто изолированное и формальное; Кони подвергает личность преступника глубокому анализу; он умело вскрывает не только внешнюю обстановку и условия среды, где возникло преступление, но и истинную душу преступления, — его мотивы, без установления которых дело всегда остается темным и загадочным. Устраняя все несоответствующее высоким и важным задачам суда, Кони на кафедре прокурора не знает ни сентиментальности, ни ожесточения. Извлекая из дела все, что говорит против обвиняемого, он иногда произносит незабываемое сурово - правдивое слово (вспомним хотя бы его знаменитый термин «кандидат бесправия», примененный к отличившемуся на поприще произвола кандидату прав), но в то же время он всегда видит в преступнике человека. Эти же качества отличали Кони, как на обер-прокурорской трибуне, так и на председательском кресле, где он дал примеры образцовых заключений и резюме, всегда содержательных, всегда тонких, но в то же время всегда хранящих правильность «судебной перспективы», глубоко беспристрастных и чуждых малейшего уклона в сторону обвинительных тенденций, столь частых в новейшей судебной жизни. И как оратор, и как судебный деятель вообще, и как писатель, и на профессорской кафедре, Кони прежде и больше всего подчеркивал этические начала и принципиальные основы. Кони — враг оторванного от жизни догматизма и бездушного формализма. Он не восхищается (столь нередкими и теперь среди юристов) «людьми приказного склада, для которых мертвые правовые схемы казались скрижалями завета, - заставлявшими чаяния и упования жизни смолкать перед своим мертвым глаголом». Уважение к закону Кони гармонически сочетает со стремлением к тому, чтобы правда материальная, правда житейская «выступала наружу, пробивая кору формальной и условной истины». Отсюда решительное отрицание всего того, на чем лежит отпечаток «бездушной узости и казуистичности», отсюда резкое и справедливое порицание таких построений и таких толкований закона, которые исходят от «хладных духом скопцов», стремящихся не к расширению юридических норм, а к «болезненно и насильственно» производимому втискиванию жизни в их узкие рамки. Эта чуткость к биению пульса жизни и к ее назревающим потребностям, соединенная с высокими этическими критериями и богатством данных, налагает яркий отпечаток и на произведения Кони, и на всю его разностороннюю деятельность.

Новым духом давно уже веет в судебном ведомстве; почти забыты заветы творцов судебных уставов, но тем ярче вырастает значение верных этим заветам требований Кони, который не устает подчеркивать, что работа в судебном ведомстве должна быть не заурядной службой, а высоким служением: строгая разборчивость в оценке материала, терпеливое внимание, отсутствие предвзятости и угодливого склонения перед мнением высших, стремление не к одному правомерному применению карательных определений закона, но и к возможному осуществлению закона нравственного, — все это должно неизменно сопровождать работу судебного деятеля. Поэтому, если мы видим перед собой «поругание человеческого достоинства» или даже просто «забвение про живого человека, способного на чувство страдания», то мы должны «вменить в ничто, и ум и талант судебного деятеля и внешнюю предполагаемую полезность его работы». Краткая, но незабываемая по силе формула Кони дает поэтому судебным деятелям основной завет: «следовать точным требованиям судебных уставов и быть слугою, а не лакеем правосудия».

Нельзя далее не отметить важное историческое значение трудов Кони. В настоящее время явилась бы невозможным делом попытка написать историю нашего дореформенного суда, а равно и историю нового суда, не собрав тех фактов и указаний, которые обильно дает Кони в своих произведениях. Благодаря мастерской кисти автора, в них, независимо от бытовых контуров, вырисовываются целые институты и целые полосы судебной жизни, непреложно убеждающие нас в том, что судебные уставы удачно поставили дело русского правосудия, и что, пока дух их был жив, новый суд находил принципиальных и соответствующих работников, будем ли мы говорить о мировых судьях, следователях, адвокатах, прокурорах, сенаторах —  безразлично.

Особенным видом творчества Кони являются характеристики и портреты. Они написаны с особой мягкостью и объективностью; там, где автор рисует дорогие ему и светлые образы, он ярко оттеняет каждую черточку; там, где приходится говорить о людях недоброй памяти, он ничего не замалчивает, но в то же время хранит историческую перспективу и показывает нам этих людей без сгущения красок и в условиях, питавших их отрицательные черты. Иногда это обширные очерки, иногда небольшие статьи или речи, но всегда это ценные по содержанию и блестящие по форме произведения, где меткими и оригинальными штрихами изображены деятели на самых разнообразных поприщах. Тут и целый ряд старых соратников автора — судебных деятелей и деятелей науки, таких как Спасович, Неклюдов, Урусов, Ровинский и мн. др.; тут и корифеи изящной литературы, о которых, казалось бы, трудно сказать что-либо новое, но это новое находится у автора неизменно; тут и государственные деятели разного направления, начиная с великого князя Константина Николаевича и великой княжны Елены Павловны и кончая такими административными фигурами, как Трепов и Скарятин, тут, наконец, разнообразная серия других деятелей, начиная со «святого доктора» Гааза и кончая артистом Горбуновым.

Как общественный деятель, умеренность политических воззрений Кони соединяет с редким у нас отсутствием компромиссов и с энергией в защите того, что ему дорого. Еще в конце семидесятых годов ввиду нападок на суд присяжных он представил министру юстиции Палену обширную докладную записку в защиту этого института, написанную с таким знанием дела и с такой силой убеждения, что записка сыграла серьезную роль, и Пален прямо признал богатство собранных материалов и верность выводов. Когда в 1893 г. возник проект министра юстиции Манассеина, но коему коронному суду должно было быть предоставлено право единогласно отменять оправдательные вердикты присяжных заседателей, этот гибельный для самостоятельности присяжного суда и для устойчивости его работы проект проваливается главным образом благодаря блестяще мотивированной записке уголовного кассационного департамента, написанной Кони. Когда в комиссии (1894—1900) Муравьева по пересмотру судебных уставов стало вырисовываться искажение основ последних, Кони по всем наиболее важным вопросам подал сильно и ярко написанные особые мнения, которые, несомненно, много способствовали отвержению проектов комиссии в старом Государственном Совете. Когда в Сенате приходилось вести трудную борьбу в защиту свободы совести угнетаемых сектантов, Кони, как обер-прокурор, сыграл видную роль в этой борьбе и в этом, как и во многих других случаях, не поддавался господствующему курсу и плыл против течения во имя истинных интересов правосудия и здоровых начал государственной жизни. Этим же началам служил и служит он и своей работой в Государственном Совете.

«Там (говорит Кони), где справедливость и правосудие не сливаются в единое понятие, — там общественный быт поколеблен в своих нравственных основаниях». Вера в необходимость хранить эти основания красной нитью проходит через всю жизнь и деятельность Кони и составляет их главную привлекательную особенность. Основные труды Кони: «Судебные речи» (1-е изд. 1888 г.; 4-е изд. 1905 г.); «За последние годы» (1-е изд. 1896 г.); «Феодор Петрович Гааз» (1897 г.. 4-е изд. 1904 г.); «Очерки и воспоминания» (1906 г.); «На жизненном пути», т. I и II (1912 г.; уже вышло новое издание).

И. Чубинский.