Костомаров Николай Иванович

Костомаров, Николай Иванович, знаменитый историк и писатель, родился в помещичьей семье 4 мая 1817 г. Отец его был человек крутого, сурового характера; мать — крестьянка, полюбившаяся помещику, мягкая, любящая и религиозная женщина. У мальчика рано проявились замечательные способности и любовь к чтению. Особенное влияние на Костомарова оказал профессор харьковского университета Лунин, талантливо читавший всеобщую историю. По окончании харьковского университета Костомаров поступил на военную службу, но скоро бросил ее, когда случайное знакомство с архивом Острогожского   казачьего полка пробудило в нем интерес к старине. Вернувшись в Харьков, Костомаров принялся за изучение украинской истории. Проявился у него и интерес к этнографии. Изучив немногочисленные тогдашние этнографические сборники, он сам стал собирать этнографические материалы, записывал сказки, песни, составлял словарь украинского языка. Этнография, по мысли Костомарова является ключом к познанию души народа, а такое познание души народа необходимо для правильного понимания прошлых судеб его. В Харькове Костомаров сблизился с кружком украинских писателей, мечтавших о широком развитии украинской литературы. В эти годы Костомаровым написаны две исторические драмы — «Сава Чалый» и «Переяславська Нич» и ряд стихотворений на украинском языке. На всех этих произведениях лежит печать романтизма: выбор исторических тем, их разработка, обрисовка характеров — все это выполнено в духе романтической школы. В стихотворениях разработаны исторические воспоминания и этнографические темы; влияние романтического миросозерцания ясно чувствуется здесь в разработке народных суеверий и описании событий украинской истории. Дальнейшие занятия Костомарова сосредоточились на изучении истории украинского казачества. В поисках источников Костомаров переселился в Киев и в киевском университете читал лекции по русской истории (1846—1847). В Киеве же Костомаров близко сошелся с кружком прогрессивной украинской молодежи, принявшим затем наименование Кирилло-Мефодиевского братства (см.). Когда братство постигла кара, Костомаров был сослан в Саратов. Несмотря на трудные условия жизни, Костомаров продолжал заниматься эпохой Хмельницкого и, сверх того, историей Московского государства. В 1859 г. Костомаров сделался профессором Петербургского университета и приобрел здесь громадную популярность, но его профессорская деятельность была недолга (оборвалась в 1862 г.). Покинувши университет, Костомаров всецело посвятил себя ученым занятиям. Умер 7 апреля 1885 г. Список работ Костомарова приложен к его автобиографии («Литературное наследие», 1890). См. Юнге, «Из моих воспоминаний» («Вестник Европы», 1911, V—VIII).

А. Грушевский.

Н. И. Костомаров (1817—1885). С портрета, писанного Н. Н. Ге (1831—1894). (Городская галерея П. и С. Третьяковых в Москве).

Многочисленные и разнообразные по содержанию исторические работы Костомарова производили в свое время сильное впечатление на широкие круги читателей; велико было их значение и в ходе развития нашей научной историографии. Как историк-популяризатор, Костомаров достигал своих целей, благодаря присущему его перу изобразительному изложению исторических фактов, литературному мастерству повествования, хотя эти свойства его таланта проявлялись далеко не в равной мере в его различных произведениях. Работы Костомарова последнего периода его жизни значительно уступают в этом отношении его предшествующим трудам. Как историк-исследователь, Костомаров не являлся представителем какой-либо законченной системы воззрений, не был он и основателем какой-либо определенной научной школы. Но несомненное научное значение его работ состояло в том, что он яркой постановкой различных проблем возбуждал работу научной мысли, все равно, направлялась ли она на дальнейшее развитие высказанных им положений или на их критику и опровержение. Две идеи с особенной яркостью были проводимы Костомаровым в большинстве его исторических произведений. Первая из них состояла в необходимости сосредоточить изучение исторического прошлого на исследовании бытовых условий жизни народных масс. Эта идея получала в трудах Костомарова двоякое выражение: с одной стороны, он выступал против выдвигания в исторических трудах на первый план изучения государственных форм и отводил в своих работах большое место изображению бытовой истории народа, с другой стороны, он восставал против преувеличенной оценки исторической роли единичных деятелей и придавал преимущественное значение коллективному творчеству масс. То и другое сближало Костомарова с славянофилами, что сказалось и в общности многих тем у Костомарова со славянофилами и в высокой оценке, которую Костомаров дал в печати историческим работам К. Аксакова. Однако эта симпатия Костомарова к славянофилам была далека от настоящего сродства воззрений Костомарова с славянофильским учением. Можно сказать, что Костомарова сближало со славянофилами скорее общее с ними отрицательное отношение к крайностям западничества (к культу государственности, культу Петра Великого), тогда как исходные положения и конечные выводы славянофильского мировоззрения Костомаров отнюдь не разделял. Интерес Костомарова к изучению народного быта и творчества сказался уже в самом начале его литературной деятельности. После того, как его первая диссертация «О значении унии в западной России» (1842 г.) была сожжена, как неблагонадежное произведение, Костомаров написал другую: «Об историческом значении русской народной поэзии» (1843 г.). В последующие же годы Костомаров не раз посвящал бытовой истории обширные труды, из числа которых в особенности следует назвать: «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII ст.» и «Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII cт.».

Что же касается стремления Костомарова переместить центр тяжести научно-исторического интереса с отдельных исторических лиц на проявления коллективной деятельности масс, то оно выразилось прежде всего в том, что наиболее крупные труды Костомарова посвящены были как раз таким событиям и эпохам, в которых на первом плане стояли массовые народные движения; сюда относятся его многочисленные монографии: из истории казачества — «Богдан Хмельницкий», «Руина» и мн. др.; «Смутное время Московского государства», «Бунт Стеньки Разина» и др. Может быть этой же руководящей идеей были внушены и те статьи Костомарова, в которых он разрушал легенды о некоторых популярных героях русской истории (например, об Иване Сусанине) или критиковал сказания о доблестях отдельных исторических лиц (например, Димитрия Донского). Такие статьи Костомарова вызывали горячую полемику со стороны Погодина, Забелина и Соловьева. Нельзя не признать, что в этих своих выступлениях Костомаров иногда увлекался скептическим настроением в большей мере, нежели на то уполномочивали документальные данные, что, надо думать, объясняется именно тем, что он писал такие статьи под влиянием общей тенденции своей научной мысли, направленной на умаление значения отдельных исторических деятелей на счет возвеличения коллективного творчества народа, и потому Погодин по чистому недоразумению усматривал в таких статьях Костомарова недостаток патриотизма и почтительного уважения к национальной славе. Вторая основная отличительная черта Костомарова как историка, состояла в его усиленном интересе к проявлению федеративных начал в народном сознании минувших эпох и к самостоятельному развитию исторической жизни отдельных областей и окраин в составе русского государства. Основу федеративных стремлений, свойственных, по мнению Костомарова, многим частям русского государства, он склонен был видеть в племенных различиях их населения, уходящих своими корнями в глубочайшую историческую древность. Нет сомнения, что научно-исторические построения этого порядка складывались у Костомарова под влиянием его политических федеративно-панславистских симпатий и влечений, упрочившихся в нем еще в 40-х годах XIX в., когда он участвовал в Кирилло-Мефодиевском обществе. Отсюда возникла его статья «Мысли о федеративном начале в древней Руси», отсюда — его живейший интерес к истории Малороссии и к «северно-русским народоправствам». Необходимо отметить, что симпатии к окраинной самостоятельности и стремление к проникновению вглубь народного быта при изучении истории иногда шли у Костомарова наперерез друг другу. Так, с явным сочувствием воспроизводя историческую борьбу Малороссии за самостоятельное существование, Костомаров за этой борьбой недостаточно различал внутреннюю социальную борьбу в недрах населения самой Украины и не разграничивал стремлений казацкой старшины от стремлений низших слоев казачества, как это делают современные исследователи социальной истории Малороссии. Помимо указанных основных течений в научном творчестве Костомарова, имя его связано с разработкой ряда отдельных вопросов русской истории. При этом нередко Костомаров выдвигал положения, легко уязвимые научной критикой, но и в тех случаях, когда эти положения не выдерживали ударов критики, они оказывали плодотворное действие на прогресс науки, вызывая всестороннее исследование поднятых вопросов. Характерная черта писаний Костомарова состояла как раз в том, что около вопросов, им выдвигаемых, обыкновенно возгоралась горячая полемика — знак того, что своей остроумной и своеобразной аргументацией он будил научную мысль даже и тогда, когда по существу оказывался слабее своих оппонентов. Так, его теория литовского происхождения «Руси» не может быть признана удачной; в полемике с Погодиным о происхождении крепостного права в Московском государстве точка зрения Костомарова об учреждении крепостного права Борисом Годуновым также не получила признания большинства последующих исследователей; теория Костомарова о татарском влиянии на возникновение государственной организации в Московской Руси несомненно преувеличивает размеры этого влияния и т. п. Но эти увлечения по отдельным вопросам не помешали Костомарову занять первостепенное место в ряду русских историков своего времени, благодаря присущему ему незаурядному научно-литературному таланту.

Л. Кизеветтер.