Масоны

Масоны, или франкмасоны (Francmaçons, Freemasons, Freimaurer — «вольные каменщики»), название членов религиозно-философского общества, возникшего в первой четверти XVIII в, в Англии и оттуда распространившегося по всему цивилизованному миру. Где только есть европейские поселения, там можно наверное встретить если не масонские организации, то, по крайней мере, отдельных масонов. Количество последних исчисляется миллионами (статистика разных стран дает различные цифры, и в то время, как французские масоны довольствуются для всего земного шара ½  миллионами, американские насчитывают более 5 млн. адептов различных направлений масонов в одних Соединенных Штатах). Масонские организации (ложи, см. ниже) ставят себе практические цели, просветительные и благотворительные. От обычных просветительных или благотворительных обществ они отличаются, однако же, тем, что доступны не всякому желающему, а только лицам, получившим особое посвящение (которое, впрочем, дается довольно легко), причем посвященные связаны известным ритуалом. Наличность последнего сближает масоны с религиозными сектами, а закрытый характер масонских лож давал основание определять их, как «тайные общества». Масоны  протестуют против обоих сопоставлений. От секты масон  отличается отсутствием какой-либо религиозной догматики, доходящим в наиболее либеральных масонских течениях (например, во французском масонстве) до полного религиозного индифферентизма: во Франции масоном может быть даже атеист. «Тайным» же масонское общество может быть названо лишь весьма условно: тайной является, собственно, лишь масонское учение, которое посвященные честным словом обязываются не открывать посторонним. Что же касается внешней организации масонов, то она совершенно публична: ложа есть официальное учреждение, адрес которого можно найти в любой справочной книжке, списки членов публикуются, опубликован — по крайней мере, отчасти — и ритуал. Кроме того, говорят масонские тайные общества преследуют обыкновенно какую-нибудь политическую цель, из масонских же лож политика изгнана их уставами. Последнее верно только буквально, и как раз на этом примере мы можем видеть, в каком смысле сближение масонских лож с тайными обществами не вовсе лишено основания. Политических задач, действительно, нет ни в каких масонских уставах, но это не мешало в прошлом и не мешает в настоящем масонам быть политическим орудием в руках различных общественных сил, реакционных или прогрессивных, смотря по тому, какие общественные классы этим орудием пользовались. Так, в Германии ХVIIІ в. масоны в руках Фридриха II было орудием «просвещенного деспотизма». Во Франции начала XIX в. оно явилось одним из средств общественной организации, которым широко пользовался в своих целях Наполеон I; а после падения второй французской империи масонству, как это с гордостью признают сами французские масоны, выпала на долю роль одного из виднейших деятелей, способствовавших укреплению третьей республики. «Аполитизм» масонов, таким образом, чисто формальный, и, в частности, для нашего времени масонство, прежде всего, интересно и важно, как политическая сила. С этой стороны, наиболее выдающеюся чертой масонства является его антиклерикализм. Всюду в мире не дружащие с официальной церковью и ей, по преимуществу, преследуемые, во Франции и в Италии масоны представляют собой могущественные антицерковные организации, за это служащие предметом ненависти клерикалов, а по солидарности с последними — и всех реакционеров вообще. Такие перевороты, как отделение церкви от государства во Франции или как низвержение светской власти папы в Италии, невозможно себе представить без участия масонов. Широким распространением и признанием начала свободы совести человечество также обязано, главным образом, масонам, которые принимали в свою среду представителей всех религиозных толков безразлично еще в то время, когда принадлежность к определенному исповеданию всюду являлась непременным условием гражданских и политических прав.

Тайна, облекающая масонское учение, очень затрудняет изучение истории масонства. Как бы хорошо ни знали мы подробности его внешней организации, даже в этой последней многое останется для нас загадкой, пока мы не знаем, что именно людей к этой организации притягивало. Но историки-масоны, — те, кому наиболее широко доступны источники для его истории, подчиняясь данному обязательству, об этом не говорят, историкам же не-масонам многое недоступно. По случайности, не весьма симпатичной, лучше других оказались поставлены в этом отношении русские историки. Масонская организация в России была закрыта правительством в 1822 г., и ее архивы оказались в руках административных учреждений, не заинтересованных в сохранении тайны. Результатом явилось опубликование в более новое время Ешевским, Пекарским и др. целого ряда «секретных» документов, живо и наглядно рисующих нам интересы русских масонов XVIII стол. А так как русское масонство было лишь копией западного, то по русским документам мы можем себе составить понятие и о последнем. Судя по этим документам, в центре масонских интересов того времени стояли те явления, которые в наши дни культивируются «теософами» и «оккультистами» разных толков: гипнотизм, или, как тогда называли, магнетизм, вызывание духов (спиритизм), наравне с алхимией и мистической медициной, чудесными секретами исцеления всех болезней, наиболее привлекали к себе масонскую «толпу». Предполагалось, что орден даст своим адептам возможность проникнуть во все эти тайны. Отдельные деятели (у нас в России, например, Н. И. Новиков, см.) поднимались выше этого, но лишь для того, чтобы погрузиться в мистическую философию, чрезвычайно сильно отдававшую первобытным анимизмом и, во всяком случае, ведшую свое происхождение по прямой линии от гностиков первых времен христианства и средневековых сектантов (масонский миф о сотворении мира, например, непосредственно примыкает к легендам средневековых катаров и богомилов, а представление творения, как эманации, «истечения» Божества, можно целиком найти в др. христианском «гнозисе»). Параллельно с этим масоны развивали широкую общественную деятельность, иногда весьма благотворную, но она не стояла ни в какой связи с «тайным учением», и масонство служило этой деятельности только, как удобная внешняя организация (оставляя в стороне вопрос о том, насколько привлекавшая простые умы «тайна» способствовала поступлению в орден материальных средств, которыми питалась общественная деятельность масонских организаций: противниками масонства эта сторона дела разрабатывалась очень тщательно и с большой настойчивостью; в нашей литературе памятниками этого остались комедии Екатерины II: «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман сибирский»). У нас это совмещение в одних рамках двух течений, по существу не имевших между собой ничего общего, происходило, по-видимому, бессознательно. Но в Западной Европе была попытка сознательно использовать масонский орден, как чисто внешнюю раму для деятельности общественно-политического характера (см. ниже об иллюминатах).

Уже из этой краткой характеристики масонской «тайны», поскольку она нам доступна, видно, как односторонне освещают дело западноевропейские историки-масоны, пытающиеся уверить своих читателей, что «тайна» сводилась просто-напросто к «начертательной геометрии», унаследованной масонами XVIII в. от их предшественников, настоящих каменщиков, строителей средневековых соборов. От каменщицких цехов, или, вернее, братств, состоявших при цехах обществ взаимопомощи средневековых ремесленников, на религиозной основе, масонство усвоило только внешнюю форму и символику. Каменщики строили вещественные храмы, масоны воздвигают невещественный храм всечеловеческого счастья. Отсюда всем хорошо знакомые «масонские знаки» - молоток, наугольник, куб и т. п. Средневековые храмы строились веками — рабочие создавали около постройки целые городки, где и жили. У них были помещения, где хранились инструменты, и где, в торжественных случаях, собиралось все «братство». Эти «хижины», или «избы», строительных рабочих (немецкий Bauhlitte) получили более распространенное название лож, которое, как и слово «церковь», имеет двоякое значение: помещения, где собираются масоны, и самого собрания. Членами братств могли быть не только сами ремесленники, но и сторонние «благотворители». Этих «почетных членов» в братствах каменщиков стало особенно много в эпоху Возрождения, с характерным для нее меценатством. У шотландских каменщиков ХVІІ в. мы встречаем даже некоторое противодействие этому наплыву «господ» в бедную и простую ремесленническую среду; но в конце концов пришлый элемент взял верх, и к началу следующего века в тех же шотландских и в английских «ложах» «почетных» членов было втрое более, чем действительных. Как и при каких обстоятельствах среди каменщико-джентльменов (почетными членами лож бывали и лорды и генералы, наряду с пасторами и профессорами; впрочем, и каменщики-ремесленники не допускали в свою среду людей наиболее низкого происхождения: из цехов еще в средние века исключены были крепостные) получили преобладание деисты (см.) — вопрос, не вполне выясненный. Как бы то ни было, в 1717 г. лондонские ложи (державшие свои собрания уже преимущественно в тавернах, откуда несколько странные, ставшие традиционными в масонстве, названия, например, ложа «яблони» или «решетки»; была даже ложа «Большого стакана»; на континенте мы позже встречаем «ложу Трех глобусов», «Трех золотых пальмовых ветвей» и т. п. напоминания о первоначальном родстве с трактирными вывесками) под влиянием деистов слились в одну организацию под управлением «Великой ложи». Статут этой последней (древнейший из существующих масонских уставов), вышедший в 1723 г., впервые установил, что членами лож могут быть люди всех исповеданий, а не только всех христианских исповеданий, как было раньше. Практическое применение этот принцип получил не без колебаний, но в общем английские ложи уже в первой половине XVIII в. не затруднялись принимать в свою среду евреев.

Первоначальный состав лож был буржуазный. Наряду с представителями английской интеллигенции мы встречаем тут и купцов и даже ремесленников других профессий (портных, например). Но олигархический строй тогдашней английской конституции не мог не отразиться и на масонстве. Ложи искали себе высоких покровителей: гроссмейстеры английского масонства сплошь выходили из рядов титулованной знати. Распространителями масонства на континенте были, преимущественно, эти знатные масоны, много путешествовавшие и имевшие связи при европейских дворах, а также английские офицеры, принадлежавшие к тому же общественному кругу. Родоначальниками русского масонства, например, были капитан Филиппс (по английским документам 1738 г.) и фельдмаршал Кейт (по русской масонской традиции, по английским документам преемник Филиппса). Происхождение французских лож связано с именем лорда Derwentwater, а первые германские масоны были посвящены гр. Strathmore. На континенте масонство сразу получило аристократический характер: английские джентльмены и тогда являлись предметом подражания для континентального дворянства. Первая немецкая ложа уже в 1738 г. считала в числе своих членов кронпринца прусского, будущего короля Фридриха II; гроссмейстерами французских лож уже с 1740-х гг. были принцы крови. Скромное английское масонство, с его двумя степенями, ученика и мастера, и суховатым деистическим учением, не отвечало вкусам и требованиям новой среды. В придворных кружках континентальной Европы английским джентльменам неловко было признаваться в своем духовном родстве с простыми ремесленниками, и они внезапно открыли своих предков в средневековых тамплиерах (см.), остатки которых укрылись будто бы в Шотландии и воспользовались каменщицкими братствами, чтобы замаскироваться от своих преследователей. Число степеней увеличилось сначала до 3, потом до 7, потом до 33. На место мастеров и подмастерьев появились «рыцари востока» и даже «императоры востока и запада». Ритуалы приобрели необыкновенную театральность и пышность, отвечавшую привычкам нового общественного круга, затронутого масонами. Но всего сильнее перемена сказалась на масонском учении. Некоторая тайная традиция существовала уже в каменщицких цехах. Элементарные сведения о механике и геометрии, перешедшие к европейским архитекторам частью из античной, частью из арабской литературы, казались в то темное время чем-то чудесным. Знаниям этим приписывалось сверхъестественное происхождение, и начало их возводилось к построению Соломонова храма. Помимо этого, экономические соображения заставляли масонский цех, как это делали и другие цехи, тщательно охранять свои профессиональные секреты. Средневековая архитектурная премудрость могла сообщаться только «своим», и для того, чтобы отличить «своих», была выработана особая система: существовали особые условные знаки (известная манера складывать пальцы, известный способ рукопожатия и «слово», т. е. пароль), по которым каменщики узнавали друг друга. Все эти знаки (аналогичные существовали и в других средневековых ремесленных цехах) перешли и к современным масонам. Но «тайна» последних, как мы уже упоминали выше, не имеет ничего общего со скромными профессиональными секретами средневековых архитекторов. Тайна масонского учения взята масонами XVIII в. у розенкрейцеров. В основе учения розенкрейцеров (имя это можно производить или от фамилии легендарного «первоучителя», Христиана Розенкрейца, жившего будто бы в XIV—XV в., или от реального автора первого розенкрейцерового сочинения, «Fama Fraternitatis», Валентина Андреэ, писавшего в эпоху Тридцатилетней войны: в гербе последнего был андреевский крест с 4 розами) лежала еврейская каббала (см.), весьма популярная в кругах европейских ученых эпохи Возрождения (Пико Мирандола, Рейхлин и др.). С ней был связан целый цикл «тайных знаний», понятие о которых может дать оглавление одного русского масонского сочинения ХVIII в. В сочинении этом, носившем название «Теоретического градуса соломоновых наук», после вступительных глав, содержавших в себе уставы масонского ордена и описания обрядов, мы читаем такие заголовки:

«О стихиях вообще. — Об огне. — О воздухе. — О воде. — О земле. — О стихийных вещах и духах. — О телесных вещах. — Солнце — Сера — О Меркурии. — О семени всех  вещей.— Рождение. — Соблюдение. — Разрушение. — Действие верхних звезд. — О метеорах. — О металлах. — Рождение металлов. — Золото. — Серебро. — Меньшие металлы. — Дорогие камни. — Простые камни. — Минералы. — О растительных. — О животном царстве. — Человек. — О болезнях тела. — О болезнях ума. — О болезнях души. — О совершенном согласии всех вещей».

Согласно новейшим исследованиям, вполне можно допустить, что в основании первых масонских лож розенкрейцеры принимали не менее непосредственное участие, чем деисты: розенкрейцерская символика встречается у масонов с самого начала. Но только с переходом масонства на континент «тайная мудрость» становится в центре масонских интересов, причем в одних странах (преимущественно в Германии) берет верх ее практическая сторона — алхимия, в других (например, у нас в России) более интересовались теоретической стороной — мистикой. Сильный толчок развитию мистического учения розенкрейцерства дал Сен Мартен, Le Philosophe inconnu (1743—1803), сочинение которого «Des Erreurs et de la Vérité» стало евангелием для наиболее интеллигентной части русского масонства (Новиков, Шварц и др.; русский перевод издан в Москве в 1785 г.), откуда название мартинисты, дававшееся им в свое время их противниками и в новейшее время, например, историками (в сущности, название это происходило не от фамилии С. Мартена, а от имени его учителя, розенкрейцера Мартинеса Пасквалиса, но последний в России был едва известен). Писания С. Мартена представляют собой попытку перевести каббалу и гнозис на язык материализма XVIII в. Он старался придать мистическому откровению «физическую очевидность» и, не достигая, конечно, этой цели, он дал нечто, казавшееся понятным людям, начитанным в «философской» литературе того времени. Но, будучи мистиком, С. Мартен не был обскурантом. В его сочинениях еще дореволюционной поры мы находим резкую антиклерикальную тенденцию, и их даже во Франции приходилось распространять контрабандой (например, печаталась книга в Лионе, а помечалась «Эдинбург»). К революции, лишившей его, дворянина по происхождению, всего достояния, С. М. отнесся, тем не менее, с горячим сочувствием и принял в ней даже некоторое участие. В 1791 г. он вместе с Кондорсе и Сийесом был предложен, как один из воспитателей дофина, в 1795 г. мы находим его в первом составе организованной конвентом Ecole Normale. Со своей точки зрения, он видел в терроре прообраз Страшного суда, справедливое возмездие за зло старого порядка.

Еще более решительное преследование вызвало другое течение масонства — орден иллюминатов. Основатель ордена илов, Вейсгаупт (см.), профессор университета в Ингольштадте, в Баварии, был свободным мыслителем в религии. Но в тогдашней Германии ни политические, ни религиозные свои идеи он не мог проповедовать открыто. Воспитанник иезуитов, которых он ненавидел, Вейсгаупт пришел к мысли образовать тайный орден, своей организацией кое в чем напоминающий братство Лойолы. Чтобы вернее его законспирировать, он стремился воспользоваться, как безобидной внешней рамкой, существовавшими тогда уже во множестве в Германии масонскими ложами. Человек чрезвычайно энергичный, талантливый организатор, стремившийся привлечь в свой орден людей знатных и могущественных, Вейсгаупт до некоторой степени достиг своей цели. У иллюминатов было свое «тайное учение». Другой энергичный член ордена, Книгге, сочувствовал общему движению к свободе против деспотизма и верил, что этой цели можно достигнуть посредством «благого обмана» и соблюдения строгой конспирации. Он надеялся ввести в союз папу и государей. Но он разошелся с Вейсгауптом. Орден стал разрастаться, но иезуитские приемы скомпрометировали нравственные задачи, которые ставили себе учредители. Взаимный шпионаж вносил недоверие и подозрительность. Его противники, баварские клерикалы, скоро проникли в «тайну» иллюминатства и обратили внимание власти на деятельность Вейсгаупта, и в 1784 году в Баварии были закрыты все масонские и иллюминатские ложи, а в следующем году все тайные общества. Вейсгаупт бежал из Нигольштадта, на него сыпались самые возмутительные обвинения, но он энергично защищался (см. VIII. 119/120).

XVIII столетие было классическим  веком масонства. По мере успехов естественных наук в XIX в. «тайное учение» все более становилось анахронизмом. Единственная страна, где оно продолжает, по-видимому, привлекать адептов, — это Соединенные Штаты, родина спиритизма и излюбленное место всевозможных теософских и оккультистских орденов и обществ. Там мы до сих пор встречаем и «тамплиеров», и «пифийских рыцарей», и «Маккавеев», и другие почтенные остатки эпохи Калиостро с его «египетской системой» о 99 степенях. Социальный облик классического масонства лучше всего сохранили английские и германские ложи. Они по преимуществу находятся под руководством высшей аристократии. В Пруссии, по традиции со времен Фридриха II, сам король обыкновенно был членом ордена. Традицию эту решился нарушить только Вильгельм II, вместо которого вступил, однако, в орден один из принцев Гогенцоллернского дома. В Англии место гроссмейстера обычно занимал один из принцев: им был, например, с 1875 г. будущий Эдуард VII, тогда принц Уэльский; со вступлением его на престол его сменил герцог Коннаутский. Согласно с социальным составом, общественное направление английского и германского масонства строго консервативное. Один из авторитетнейших масонских писателей Германии, после нескольких весьма резких отзывов о социализме, прямо заявляет, что «рабочему сословию» (Arbeiterstand) не место в ложах, т. к. рабочие «не имеют времени» для исполнения масонской «работы». Общественное значение германских масонов невелико, и едва ли больше значение английского, что подтверждает и статистика (в Германии не более 50 тыс. масонов, в Англии с колониями до 300 тыс.). Совершенно иная была судьба масонов в новейшее время в латинских странах, особенно во Франции и в Италии. Во Франции с масонами классического типа покончила революция. Последний аристократический гроссмейстер «Великого Востока Франции» (учреждение, соответствующее «великим ложам» других стран), герцог Орлеанский Филипп Egalité, не только вышел из ордена, но публично от него отрекся. После этого «Великий Восток» не решился избрать нового гроссмейстера; в 1794 г. во всей Франции «работало» только 3 ложи. Буржуазная реакция после 9 термидора оживила в числе прочего и масонов: к 1802 г. насчитывалось уже снова 114 лож. Но это выродившееся масонство настолько подчинилось новым веяниям, что отказалось почти от всякой тайны: ритуал 7 первых (низших) степеней был напечатан. Затем, как мы уже упоминали, масонство использовал Наполеон I. Реставрация, вместе с реакцией против всего бонапартистского, привела с собой и преследование масонов. Крупная буржуазия июльской монархии была к масонам холодна, а интеллигенция уже стояла под влиянием позитивизма или социализма. До восстановления империи французской ложи влачили жалкое существование. Переход власти к бонапартистам их оживил. К концу 60-х годов «Великий Восток» снова играет видную роль и продолжает идти дальше по пути демократизации и освобождения от всяких «тайн». В 1877 г. провозглашена абсолютная свобода совести: вычеркнута статья статута, которой всякий масон  обязывался признавать бытие Бога и бессмертие души. Результатом было, между прочим, то, что английские масоны прервали всякие сношения с «Великим Востоком Франции». Гроссмейстерство было уничтожено; делами ордена стал заведовать верховный совет, председатель которого сменяется ежегодно. О характере деятельности французских масонов при третьей республике уже говорилось выше. В Италии до 1850-х гг. масонство было запрещено в большей части государств, и его возрождение совпало с национальным объединением. Уже это одно достаточно определяло позицию новейших итальянских масонов: то, что возрождение совершилось под непосредственным влиянием «Великого Востока Франции», должно было дать дальнейший толчок в том же направлении. Выдающиеся деятели объединения Италии, в т. ч. Гарибальди, были членами ордена, играющего теперь такую политическую роль, что исход выборов во многих округах зависит от образа действий масонских лож. Аналогичный характер носит масонство в Испании, но там оно гораздо менее влиятельно; заклятым врагом его является католическое духовенство (католическая церковь сразу отнеслась к масонству отрицательно: уже в 1738 г. их проклял Климент XII, и его булла подтверждалась его преемниками). В других европейских странах (исторически наиболее важную роль играло шведское масонство) оно ближе к англо-германскому образцу.

Масонство в России официально, как мы видели, появляется в 1730-х годах. Первыми масонами у нас были английские купцы, проживавшие в Петрограде. Но уже в 1747 г. допрашивали по поводу масонства вернувшегося из Германии графа Головина. В 1765 г. на русском языке могло уже выйти опровержение масонского учения, — значит, последнее предполагалось довольно широко известным. Оно носило, однако, тогда характер скорее моды, чем серьезного дела. Известный впоследствии масонский деятель Елагин признавался, что в ту эпоху его привлекло к масонам «любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хоть на минуту в равенстве с такими людьми, кои в обществе знамениты... Содействовала тому и лестная надежда, не могу ли через братство достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастию моему». Совершенно естественно, что ритуал тогдашних русских лож собрал в себя все, что было театрально-эффектного в западном масонстве. В «елагинских» ложах мы находим и обнаженные шпаги, и окровавленные рубашки, и гроба, и черепа с костями, — словом, всю бутафорию «рыцарского» масонства. В центре теоретических интересов стоял «философский камень», т. е. делание золота. Из западноевропейского масонства особенно тесные связи были у московских масонов с Велльнером, близким человеком кронпринца прусского (впоследствии короля Фридриха Вильгельма II) и главой прусских розенкрейцеров, одним из обскурантнейших масонов, какие когда-либо существовали. Крупное общественное значение русское масонство получило в 1780-х гг., когда масонам удалось завладеть (в кураторство Хераскова, см.) московским университетом (см. Шварц, Ив. Ег.) и привлечь в свою среду такого выдающегося человека, как Н. И. Новиков. Сохранились известия, что последний был принят в орден (в 1775 г.) без всякого ритуала, согласно поставленному им условию. Увлекаясь мистикой С. Мартена, Новиков относился с крайним отрицанием к алхимии и прочим «тайным наукам». Он, несомненно, старался влить в масонство новое общественное содержание; каковы были новые общественные слои, на которые он рассчитывал, показывают его известные слова о том, что в России книги читают только мещане, и стремление сделать свои издания интересными для купечества (последним он мотивировал помещение в «Прибавлениях» к «Московским Ведомостям» экономических и географических сведений). Такие тенденции московских масонов подтверждаются и тем изображением масонов нового типа, какое мы находим в комедиях Екатерины II. «Одеты они дурно, лицами бледны, от голода ли то, не ведаю, но когда обедают, то для них вдвое пить и есть изготовить надлежит», говорит о масонах один из персонажей «Обольщенного». Уже эти попытки демократизировать масонов не должны были понравиться автору комедии, на престоле представлявшему интересы дворянства. Но у Екатерины II были и гораздо более личные причины относиться к масонам подозрительно. Уже первое соприкосновение, в самом начале царствования, не могло оставить хорошей памяти: один из участников заговора Мировича (см.) был масоном. Окончательно же орден погубило в ее глазах его явное — и, по-видимому, успешное — стремление привлечь в свою среду великого князя Павла Петровича. Масоны  подносили ему свои сочинения и издания (для печатания которых Новиков и Лопухин  устроили специальную тайную типографию), в своих песнях выражали надежду видеть его государем: последнее, при некоторой встревоженности воображения, могло показаться даже признаком заговора. Московское масонство было разгромлено. «Типографическая компания», ведшая широкую пропаганду масонства печатным путем, была закрыта, и ее книжный склад конфискован; с ней погибло и «Дружеское ученое общество», ведшее ту же пропаганду путем воспитания. Один из последних ударов нанесло смешение московских розенкрейцеров с иллюминатами, не имевшими с ними ничего общего (в новиковской типографии была напечатана резко-обличительная история ордена иезуитов, иллюминаты ж были известны, как главные противники последних). Убившая иллюминатов французская революция добила и московское масонство; в 1792 г. Новиков был заключен в Шлиссельбург. Павел Петрович поспешил освободить его немедленно по вступлении на престол. Что новый император сам принадлежал к ордену, об этом западноевропейские историки-масоны говорят вполне определенно¹⁾; в Стокгольме портрет Павла I находится в портретной галерее знаменитых масонов. Но надежды последних на Павла не оправдались: с общим характером его режима никакие свободные общественные организации, хотя бы масонство, были несовместимы. Более благоприятные условия для русского масонства открылись со вступлением на престол Александра I. Сам император не был масоном и относился к ордену подозрительно, внимательно следя за его деятельностью через свою тайную полицию (де Санглен, директор особенной канцелярии министра полиции, с этой целью нарочно вступил в одну из лож). Но масонство нашло себе опору в лице Сперанского, который надеялся, при помощи ордена, реформировать русскую церковь, — мысль, с которой носился уже Новиков; вступление в орден наиболее вольномыслящих священников в России тогда не было редкостью.

¹⁾  Есть известие того времени, что Павел Петрович был принят в масонство в Вене в 1782 г. Engel, «Geschichte des Illuminatec Ordens», Berl., 1906. S. 193.

С падением Сперанского эти тенденции русского масоны погасли. Но его распространению был дан сильный толчок заграничными походами, когда масса военной молодежи получила случаи познакомиться с западноевропейским масонством. Почти все прогрессивные офицеры того времени, в том числе почти все выдающиеся декабристы, были членами лож. Организационное влияние последних на более ранние из политических тайных обществ, например, «Союз Спасения», не подлежит сомнению. Но использовать самые ложи, как ячейки заговора, не решились: достаточное объяснение этому факту дают те связи ордена с тайной полицией, о которых говорилось выше. По западным известиям, один из последних гроссмейстеров «Великой ложи Астрея», сенатор Кушелев, сам сыграл полицейскую роль, и по его именно докладу русские ложи были закрыты, на основании указа о «тайных обществах», 1 августа 1822 г. Попытки возрождения масонства в России относятся к новейшему времени (после указа о веротерпимости 17 апреля 1905 г.). Насколько известно, широкого успеха они не имели, хотя усиление интереса к масонству в русском обществе за последние годы не подлежит сомнению.

Библиография. R. F. Gould, «History of Freemasonry», London, 1883—84, 5 vol. (его же «Concise history», 1903, переведена на французский язык: «Histoire abrégée de la f. m-ie», Bruxelles, 1910); Findel, «Geschichte d. Freimaurerei» (несколько изданий, первое в 1861 г., 7 изд. 1907 г., есть русский перевод 1872 г., т. 1); «Astraea», Taschenbuch für Freimaurer; L. Engel, «Geschichte des Illu minaten-Orden», Berl. 1906; Георг Шустер, «Тайные общества, союзы и ордена» (1907), т. II; С. В. Ешевский, «Материалы для истории русского общества XVIII в. Несколько замечаний о Новикове»; «Московские масоны (1780—1789 гг.)», то и другое — в «Сочинениях по русский истории» (масоны 1900); Лоигинов, «Новиков и московские мартинисты» (М. 1866); Пекарский, «Дополнения к истории масонства в России в XVIII в.» (Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук, т. VII); Цыпин, статьи в «Вестнике Европы» (за 1867, 68 и 72 гг.); А. В. Семеко, «Русские розенкрейцеры и сочинения Екатерины II против масонства» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1902, февраль); В. Н. Тукалевский, «Искания русских масонов. Из истории философских направлений в русском обществе XVIII в.» (там же, 1911, май); Ernst Friedrichs, «Geschichte der einsteigen Maurerei in Russland» (1904); «Масонство в его прошлом и настоящем», под ред. С. П. Мельгунова и Н. П. Сидорова, т. I, 1914; В. И. Семевский, «Декабристы-масоны», в журнале «Минувшие Годы», 1908 г., №№ 2 и 3 и в книге «Политические идеи декабристов», Спб., 1909; Zalęski, «О masonii w Polsce» (1889).

М. Покровский.