Монтэнь Мишель

Монтэнь (Montaigne), Мишель, знаменитый писатель, типичнейший представитель французского Возрождения (1533-1592). Происходя из богатой дворянской семьи, Монтень получил блестящее, но тепличное воспитание. Пройдя юридический факультет в Тулузе, Монтень был советником в Cour des Aides в Периге и членом бордоского парламента. После смерти отца Монтень вышел в отставку и всецело предался умственной работе. В 1580 году вышли в Париже две первые книги его «Опытов» (Essais). В том же году Монтень предпринял большое путешествие по Европе. Во время своего отсутствия Монтень был избран мэром родного города и по возвращении в Бордо после многих колебаний принял эту должность. Но на следующее трехлетие сам не выставил своей кандидатуры, и всю остальную часть своей жизни Монтень посвятил литературе. Знаменитые «Опыты» ясно отражают многогранную личность французского скептика. Свести всю пеструю афористическую мозаику Монтеня в одно стройное органическое целое совершенно невозможно. Монтень, действительно, эссеист до мозга костей. Начав доказывать какой-нибудь тезис, он поминутно отвлекается в сторону, делает выписки из древних и новых писателей и никогда не упускает случая подчеркнуть слабость человеческого разума, обманчивость чувств, недостоверность знания, изменчивость суждения. Разрушив какое-нибудь ложное мнение, он не решается выдвинуть что-либо на освободившееся место. Ничто не достоверно в его глазах. Он знает только то, что ничего не знает. В этом он похож на Сократа, хотя лишен его нравственного величия. Полушутя, полусерьезно Монтень поддерживает богословскими доводами свою теорию философского неведения. Прямой предшественник Ренана, он считает свою уклончивую и поверхностную иронию неотразимым критическим оружием. Мнимо-философское сомнение было коренной интеллектуальной способностью Монтеня, воздухом его дыхания, самым характерным свойством его литературного облика. Неглубокое и нестройное миросозерцание Монтеня проникнуто, однако, некоторым беспечным оптимизмом. На историческом пути человечества в его глазах нет трагических рытвин, нет безысходных конфликтов. Этот нетребовательный оптимизм не является у Монтеня таким плодом многолетней рефлексии, как оптимизм Лейбница или Гегеля. Это — преобладающее органическое настроение человека, не развившего у себя логической дисциплины и нравственного критицизма. Он внушает себе без труда любовь неиссякаемую «к жизни, славе и здоровью» и тщательно оберегает у себя расположение духа, «такое же ясное и безмятежное, как тихое звездное небо». Монтень никогда не покидает эмпирической плоскости привычного житейского кругозора и никогда не выходит за тесные пределы своего самолюбующегося «я». Порой весь познаваемый мир сжимается у Монтеня в мертвую точку нравственного солипсизма. Этим предопределяется неизбежно большая неустойчивость его моральных и правовых воззрений. Монтень держится в вопросах философии права беспечного релятивизма. Юрист по образованию и опытный сановник муниципального самоуправления, он хорошо видел несовершенство господствовавшего правопорядка. Безжизненная рутина отечественного судопроизводства и обрядовый педантизм провинциальной французской администрации дали богатый материал для его сатирического остроумия. Однако Монтень не вступил на путь либерального протеста и идеалистической непримиримости. В его глазах никакая юридическая норма не может покрыть целиком ни одного индивидуального правоотношения. Монтень признает неизбежное глубокое несовершенство каждого законодательства, обличает полное бессилие современного ему правового творчества, но не выдвигает в противовес этой безотрадной критике никаких политико-юридических идеалов. Он прямо говорит, что первый долг человека по отношению к государству — повиновение существующим законам.

Любовь к собственному спокойствию, связанная с неверием в человеческий разум, заставила его склониться к строгому политическому охранительству. Всякого рода перемены и потрясения страшны ему. Таким же безучастным консерватором является он и в вопросах религиозно-нравственных. Однако моральные нормы лишены авторитетного значения в глазах Монтеня. Высота и ценность добродетели измеряются наслаждением и пользой, которые она приносит. Итог людских идей и привычек сводится к обычаю тиранического господства, которого не может избежать ни один человек. Нравственные оценки бывают безысходно противоречивы не только у народов, чуждых друг другу по расе и языку, но даже у людей, связанных кровной приязнью. Совершенно немыслимо найти два одинаковых мнения не только у двух различных людей, но даже у одного человека в разное время. Монтень принадлежал к последнему поколению гуманистов. Подобно последним скептикам античного мира, Монтень до конца дней своих не изменял своему отрешенному и пассивному индивидуализму. Тем не менее, влияние его на последующую скептическую мысль было огромно. Гёте и Ницше, Мериме и Ренан, Байрон и Эмерсон почитали в нем всегда своего духовного предка. Наиболее благотворным было авторитетное воздействие Монтеня в вопросах педагогических. Здесь его полустоические заветы были восприняты и Коменским, и Руссо, и нашим Пироговым. О Монтенье см. F. Strowski в серии «Les grands philosophes» (Paris, 1906); Мережковский в серии «Вечные спутники»; В. Сперанский, «Общественная роль философии», I (1913); «Опыты» Монтеня имеются по-русски в «Пантеоне литературы» 1891/93 гг.

Валентин Сперанский.