Мор Томас

Мор (More), Томас, автор «Утопии» (1478—1535). Сын видного адвоката, Мор воспитывался в доме кардинала Мортона, раньше примыкавшего к Ричарду III, потом в звании государственного канцлера усердно и ловко помогавшего Генриху VII укреплять свой трон. Лет 15-ти Мор, по настоянию Мортона, был послан в оксфордский университет, бывший тогда центром английского гуманизма, и со всем пылом молодого увлечения отдался «новому просвещению». Впоследствии он близко подружился с Эразмом, и в его доме Эразм писал свою «Похвалу глупости» (1510). В университете Мор пробыл не более двух лет; отец торопил с практической карьерой, и Мор, пройдя положенную адвокатскую выучку, в 1500 г. был принят в корпорацию. Он быстро выдвинулся как практический юрист, но в то же время выступал с рядом лекций о блаженном Августине, собиравших всю тогдашнюю интеллигенцию Лондона. 26-ти лет, в 1504 г., он был выбран в парламент и сразу увлек палату своими неслыханно-смелыми по тому раболепному времени разоблачениями беззаконий, которыми пользовался Генрих VII, чтобы выжать из страны побольше денег. В результате всегда послушные общины отвергли субсидию. Это выступление стоило бы Мору головы, настолько велик был гнев против «безусого юнца», но по форме речь его была совершенно неуязвима, и вместо сына поплатился отец: под каким-то вымышленным предлогом его оштрафовали на большую сумму и до уплаты томили старика в тюрьме. Но и молодому Мору пришлось на время стушеваться. По-видимому, к этому моменту относится пребывание его в монастыре (хронология и самые факты ранней биографии Мора плохо выяснены); рассказывают, что в монастыре Мор проявлял исключительный аскетизм, как ни плохо это вяжется и с общим настроением гуманизма и с далеко не монашескими мотивами ранних «эпиграмм» самого Мора. Во всяком случае, в 1505 г. Мор уже опять жил в Лондоне, женился и с громадным успехом занимался практикой. Только от политики он должен был держаться в стороне, зато он усердно перелагал на латинский язык сатирика Лукиана, одного из любимейших своих писателей, и снабдил его «Туrannicida» язвительным антимонархическим комментарием. Однако, когда на престол вступил Генрих VIII, Мор приветствовал его восторженной одой. В 1515 г. Мор, по представлению лондонского купечества, среди которого пользовался исключительной популярностью, был прикомандирован к посольству, отправлявшемуся в Нидерланды, чтобы уладить разные политические и торговые разногласия. Здесь, во время перерыва в переговорах, он написал главную часть своей «Утопии»; по возвращении в Англию он ее окончил и издал в 1516 г. на латинском языке в Лувене; потом она была переиздана, также на латинском языке, в Париже, Базеле, Венеции, в 1517—1519 г.; после того «Утопия» при жизни Мора больше, по-видимому, не выходила (по-английски она появилась лишь в 1551 г., в переводе Робинсона). В 1519 г. Мор, по настойчивому приглашению Генриха VIII, поступил на коронную службу и через 10 лет, в 1529 г., после свержения Уолсли, был назначен государственным канцлером. Это была скорее дружба, чем служба, обаяние великого ума и таланта. Всего больше, быть может, Генрих дорожил тем, что в друге гуманистов и авторе «Утопии» он неожиданно обрел горячего соратника в борьбе с реформацией. Мор несомненно принимал участие в составлении памфлета короля против Лютера, затем взял на себя защиту Генриха против ответного памфлета Лютера («Vindicatio Henrici VІII» под псевдонимом Gulielmus Rosseus). Вскоре он выступил и против английских реформатов, написал «Диалог о ересях» (1528) и, когда появилось «Моление за бедных» («Supplication for the Beggers», около 1529, приписанное Симону Фишу), направленное против католического духовенства, выступил в защиту духовенства («Моление душ», «Supplication of the Soules of Purgatory»), хотя раньше в «Утопии» сам не менее сильно обличал духовенство. Впрочем, споров по существу, всяких  богословских вопросов он тщательно избегал; это он предоставлял богословам и не столько защищал старое, сколько иронизировал над прозелитами нового. Однако, памфлетами борьба Мора с реформацией не ограничивалась, и в должности канцлера он пользовался для искоренения ересей всей предоставленной ему властью; было при нем и несколько случаев казни за пропаганду реформации. И не то особой злобой, не то горькой иронией над  своей неожиданной ролью палача свободной мысли звучат слова, им самим вписанные в свою эпитафию: «ненавистный ворам, убийцам и еретикам». Говорят однако, что он добродушно смеялся, когда жертве его удавалось бежать из заключения, и несомненно, что с отдельными протестантами-иностранцами, пассивными еретиками, не агитаторами, как с Гольбейном, он по-прежнему поддерживал дружбу и часто оказывал им и гостеприимство, и покровительство. Во всяком случае, посылая других на казнь за их проповедь, он и сам легко пошел на плаху за то, что защищал. Когда разногласия короля с Римом очень обострились и стал обозначаться полный разрыв с католичеством, Мор отказался от канцлерства. Герцог норфолькский долго  убеждал его смириться, напоминал, что гнев короля — это смерть, но ответ Мора был: «Разница, милорд, лишь та, что я умру сегодня, а вы завтра». Это «сегодня» наступило очень скоро. Сначала (1533) хотели приплести Мора к т. н. «заговору девы из Кента», но обвинение было слишком нелепое, и от него пришлось отказаться. Тогда от Мора потребовали присяги акту о престолонаследии, потом новому акту о супрематии. Первому акту он соглашался присягнуть, но с оговоркой, исключавшей признание первого брака короля незаконным; акту о супрематии он решительно отказался присягать, хотя за это в самом законе прямо назначалась смертная казнь. 15 месяцев держали Мора в тюрьме, в надежде сломить его стойкость. 6 июля 1535 г. он был казнен, встретив и смерть саркастической шуткой. Он пал мучеником за старую веру, и католическая церковь, — правда, через много веков, в 1886 г., — причислила его к лику «блаженных». Но был ли он истинным католиком? В «Утопии» он бесспорно от католичества очень далек; в «Утопии» явно сквозит пантеизм, эвдемонизм, но никак не католицизм. Правда, в «Утопии» он стоит также за веротерпимость, а в жизни активно боролся с протестантизмом. Но правы ли те, кто считает, что Мор изменил идеалам своей молодости? Вряд ли. И в «Утопии» веротерпимости поставлены строгие пределы. И там для народа, для массы он считал необходимой веру в загробную жизнь; и там отрицание этой веры лишало права на общественные должности; излагать такие взгляды разрешалось только пред учеными и жрецами, отстаивать их пред «простым народом» прямо воспрещалось, а пропаганда новых религиозных верований, даже христианства, строго карается у утопийцев, вплоть до изгнания, ссылки и обращения в рабство. Рабство, т. е. по существу каторжные работы, заменяло в «Утопии» смертную казнь, и, посылая проповедников реформации на эшафот, Мор не шел вразрез с идеалами своей молодости, — сами идеалы его были со значительными оговорками. Большие идеалы были для больших умов. «Простому народу» нужна незыблемая вера, его «недалекому уму» многое недоступно не только в реальном настоящем, но и в отдаленной Утопии. Но при таком глубоком презрении патриция духа к уму толпы мог ли коммунизм «Утопии» быть серьезной проповедью, возможно ли вслед за Каутским признать Мора первым провозвестником коммунизма? Как с коммунизмом сочетать рабство, хотя бы для преступников, самую преступность, социальные корни которой Мор так отчетливо сознавал, захват чужих территорий, войны, всякое предательство по отношению к врагам и все эти многочисленные советы и рецепты, явно отвечающие только интересам текущего преходящего момента? Как известно, большинство английских биографов Мора считают, что «Утопия» главным образом и имела  ввиду именно текущий момент, что коммунизм в большой степени служил лишь ширмами, отводом глаз для слишком смелой критики настоящего и слишком радикальной для тогдашней Англии практической программы. Но вряд ли в этой программе лежал центр интересов автора. Тогда не прошло бы так бледно и безрезультатно его канцлерство. В паллиативы он всего менее верил, превосходно сознавая, что все будет претворено в действительности в интересах господствующего класса, и устами своего героя, путешественника-философа Гитлодея, говорил: «Когда я мысленно обозреваю все ныне существующие государства, я, поистине, не вижу ничего другого, как один заговор богатых, устраивающих свои личные дела от имени и по праву государства». Анализ его шел глубоко, «мерка вещей» была большая и требовала полной перестройки всего до фундамента, но силы, на то способной, не было. Дворянство и купечество он знал насквозь и добровольного отречения от классовых интересов от них не ждал. Нарождавшийся межклассовый абсолютизм он наблюдал слишком близко, чтобы серьезно рассчитывать на пришествие нового Утопа, а народ в глазах гуманиста был стихийной силой, не творческой. Естественно, что бесцельными казались все попытки реализовать идеалы, и жизнь ему, как Гитлодею, представлялась пошлой комедией Плавта, в которую смешно врываться с патетической речью Сенеки. Играть по пьесе, как он рекомендует своему герою, он оказался не в силах и в своей практической государственной деятельности сыграл почти что немую роль (mutarn personam); таков ведь был его другой альтернативный совет. Но все же со своим негодованием взыскательного зрителя он совладать не мог, и горячее обличение «Утопии» несомненно сыграло немалую роль в развитии социальных идей и социального движения. В этом отношении Каутский бесспорно прав.

См. «Sir Th. More’s Utopia» ed. by Сhurton Collins (Clarendon Press, 1904); «Утопия», перевод Генкеля (1905); Каутский, «Т. Мор и его Утопия» (русский перевод 1905); Тарле, «Общественные воззрения Т. Мора» (1901); Rudhart, «Th. М. aus den Quellen bearbeitet» (1829); «The worke of Sir Th. М.», ed. by Rastell (1557); более современное издание сочинений Мора принадлежит W. I. Walter (Baltim., 1841) и Т. Е. Bridgett («Wisdom and Wit of Blessed Th. М.», Lond., 1891); Brewer, «Letters а. papers of the Reign of Henry VIII», v. II, р. I (1864).

z.