Надсон Семен Яковлевич

Надсон, Семен Яковлевич, поэт, родился 14 декабря 1862 года в Петербурге, в семье чиновника. Детские годы Надсона протекли в тяжелых, безотрадных условиях. Рано овдовевшая мать Надсона осталась без всяких средств, имея на руках двухлетнего мальчика и дочь, родившуюся уже после смерти отца. Несколько лет она служила в Киеве экономкой. Затем некоторое время прожила в Петербурге, в семье одного из братьев, и, уже больная чахоткой, вторично вышла замуж. Новый брак был крайне неудачен и скоро закончился самоубийством психически больного отчима Надсона. После этого семье Надсона пришлось испытать «все ужасы нужды». В 1872 году Надсон был принят пансионером во 2-ю петербургскую военную гимназию (ныне кадетский корпус), а мать его через год скончалась. В 1879 году, по окончании гимназического курса, Надсон перешел в Павловское военное училище. Здесь у него обнаружился туберкулезный процесс в легких, и он был отправлен на казенный счет в Тифлис. Только через год он мог возвратиться в училище, откуда в 1882 году, в чине подпоручика, поступил в стоявший в Кронштадте Каспийский полк. Для мальчика, еще в раннем детстве мечтавшего о писательской карьере, поступление в корпус было «первым серьезным горем». И теперь, когда он впервые почувствовал себя самостоятельным и освобожденным от тяжкого бремени «помощи добрых людей», радость его была неполной и непродолжительной. Физические и моральные условия его нового положения тяготили его. «Болезнь груди и пламенное личное желание» заставили его в 1884 году выйти в отставку. Ему хотелось целиком посвятить себя литературе, в которой он уже первыми своими поэтическими дебютами успел обратить на себя общее внимание. По выходе в отставку он устроился секретарем в «Неделе» и был вполне доволен своей новой работой. Но усиливающаяся болезнь приняла слишком угрожающий характер. «Чтобы отсрочить свой смертный приговор», поэт уступает дружеским настояниям и снова берет на себя бремя «помощи добрых людей», причем теперь тяжесть этого бремени больно сказалась в злостных инсинуациях по адресу умирающего поэта со стороны «Нового Времени». Пользуясь поддержкой Литературного Фонда, он побывал в Висбадене и в Ницце. В Берне перенес две мучительных операции. Но все эти меры существенной пользы не принесли, и через год он возвратился в Россию уже без всякой надежды на выздоровление. Надсон умер в Ялте 19 января 1887 года и похоронен в Петербурге, на Волковом кладбище.

Надсон начал писать стихи 9-ти лет. И хотя, по его же признанию, эти первые опыты хромали во всех отношениях, но со стороны ритма они были безупречны. В этом, по мнению поэта, сказались его музыкальные способности, унаследованные им от родителей. И в самом деле, в стихах Надсона, при всех свойственных им недостатках, прежде всего, поражает их своеобразная музыкальная мелодия, как бы органически связанная с темой. В этом и заключается то неуловимое «надсоновское», что, по замечанию многих критиков, дает возможность безошибочно узнать и выделить стихи Надсона из сотен других поэтических произведений. В этом находит и свое формальное выражение та подкупающая искренность, которой особенно дорожил Надсон и которая действительно почти осязается во всем его творчестве, в общем, таком капризном, таком противоречивом по своим колеблющимся настроениям. Не подавляя ни одного из этих настроений, как бы они не противоречили одно другому, Надсон для каждого из них находил соответствующую мелодию, следуя своему же завету: «Не налагай оков на вдохновенье, свободный смех не сдерживай в устах; что скорбь родит, что будит восхищенье, — пусть все звенит на искренних струнах». Постоянный житель города, не имевший, по собственному признанию, «никакого понятия о крестьянской жизни», Надсон вращается главным образом в круге тех переживаний, которыми болела и мучилась вся интеллигентная молодежь его времени. Желавшая быть боевым авангардом освобожденного народа, мечтавшая вести его к новым завоеваниям в области политической и социальной жизни, она, после многих героических усилий и жертв, оказалась одинокой в своей фактической оторванности от массы. В результате — неразрешимая трагическая коллизия. С одной стороны, «не хотел он идти, затерявшись в толпе, без лишений и жертв, по избитой тропе». А с другой — в то же время становилось очевидным, что «не нужен ты толпе, неверующий гений», не нужны ей твои лишения и жертвы. Поэт искал успокоения на лоне «личного счастья», стремился уйти в мир «грез» и «чистой красоты». Но встревоженная совесть не позволяла удовлетвориться таким решением. Хотелось верить, «только бы верить, во что-нибудь верить душой». Казалось, что только извне пришедший «пророк» может возродить однажды утраченную веру, и поэт в эту сторону направляет свои жадные поиски: «Пора, явись, пророк! Всей силою печали, всей силою любви взываю я к тебе!». Так на распутье многих дорог стоял Надсон, колеблясь в выборе. Поэт-гражданин все время борется в нем с поэтом-индивидуалистом, и этой борьбе нет ни исхода, ни примирения. В таком именно смысле можно принять замечание Надсона, сказавшего о своих стихах: «Это не песни — это намеки». Это намеки, понятные для тех, кто сам стоит на распутье; кто прежде, чем сделать решительный выбор, желает не только мыслью, но и сердцем осознать предстоящий ему путь. Словом, это намеки для молодежи, любимым поэтом которой был и остается Надсон. Ранняя смерть, охранившая поэта от всякого касания к «беспощадной пошлости», дала его творчеству известную целостность и законченность. Обаяние глубокой искренности и незапятнанной моральной чистоты окружает его взволнованную музу.

Надсону обыкновенно ставится в упрек недостаточная образность и книжная отвлеченность его поэтического стиля. И поскольку содержание его поэзии определяется указанной выше трагической коллизией, этот упрек справедлив, как справедлив он был бы и по отношению к знаменитой «Думе» Лермонтова: «Печально я гляжу на наше поколенье»... Надсон и сам отмечал в своей поэзии известную дозу «публицистичности», художественно преобразуя ее экспрессивной сжатостью и музыкальной мелодичностью своего стиха. К тому же содержание его поэзии и не замыкается в однажды и навсегда очерченный круг. И там, где вдохновение его питалось из непосредственных источников жизни, Надсон умел выражать его красочными и яркими образами. Таковы, например, многие, чисто лирические, интимные стихотворения, навеянные его ранней любовью и ранней утратой («Н. М. Д.»), внушенные близким общением с природой и т.д.  Огромная популярность Надсона поддается точному цифровому учету. Первое издание его стихотворений вышло в марте 1885 года, то есть меньше, чем за два года до его смерти, но и за это время оно было повторено пять раз. Литературный Фонд, унаследовавший литературные права поэта, в 1911 году выпустил стихотворения Надсона уже в 25-м издании, причем образованный от продажи их особый «надсоновский» капитал составил к 1 ноября 1914 года сумму слишком в 172 тысячи рублей. А между тем эстетическую оценку поэзии Надсона до сих пор нельзя считать установившейся: от чрезмерного преувеличения объема его дарования она спускается в иных случаях до полного отрицания в нем поэтического таланта. Всегда осторожный в своих оценках А. П. Чехов назвал Надсона «лучшим современным поэтом» (в письме к Лейкину 8 февраля 1887 г.). К эпитету «лучший» можно было бы добавить теперь и «влиятельнейший», потому что это был единственный поэт 80-х годов, влияние которого сказалось на многих поэтах следующего поколения, независимо от их школ и направления. Мережковский, Брюсов, Бунин, 3. Гиппиус не только испытали, но и признали это влияние. Библиографию см. XI, 672.

В. Кранихфельд.