Николай-он

Николай-он, псевдоним выдающегося русского экономиста Николая Францевича Даниельсона. Даниельсон родился в 1844 году в Москве, образование получил в Петербургском коммерческом училище, одно время слушал лекции в университете, затем практической деятельностью избрал бухгалтерию и до последних лет служил в кредитных учреждениях Петербурга. Но рядом с банковской службой шло изучение Маркса и, по рекомендации Г. А. Лопатина, ему был поручен Марксом перевод 1-го тома «Капитала» (перевод вышел в 1872 г., но вскоре был запрещен, и новые издания, 2-ое и 3-е, могли появиться только в 1898 г.); затем он выпустил также перевод 2-го и 3-го томов «Капитала» (1885, 1896).Между автором и переводчиком завязалась оживленная переписка. Николай-он регулярно снабжал Маркса книгами и материалами по России, и в переписке, как это видно из опубликованных в 1908 году писем Маркса и Энгельса к Николай-ону, на первом месте стоял вопрос о перспективах дальнейшего развития экономического строя России, о возможности непосредственного перехода к общественному укладу народного хозяйства, минуя капитализм. И Маркс, и Энгельс такой возможности не отвергали, хотя, по-видимому, считали ее мало вероятной. Для Николай-она этот идеал народничества являлся исходным началом, и в учении Маркса он видел полное подтверждение разумности такого перехода, соответствия его с интересами народа в его большинстве. Эту мысль он проводил уже в первой своей статье по этому вопросу, помещенной в журнале «Слово» в 1880 году; дальнейшему развитию ее он посвятил главный труд своей жизни — «Очерки нашего пореформенного хозяйства», вышел через 13 лет (1893; статья в «Слове» составила первый отдел книги). Решающим доводом в аргументации Николай-она является теория капиталистической перенаселенности. Капитал сокращает затраты рабочего времени, общественно необходимого на производство, и тем освобождает много рабочих сил, но занять эти освободившиеся силы для более широкого удовлетворения потребностей населения при частноправовом строе хозяйства нет возможности; увеличение производительности народного труда при капиталистическом строе не только не увеличивает соответственно доли рабочих в народном доходе, а, напротив, ее уменьшает, покупательная способность масс, определяющая главным образом емкость внутреннего рынка, не возрастает соответственно возросшей возможности производить, и силы, ставшие лишними на внутреннем рынке, направляются на производство для внешнего рынка. Но страны, позже других вступающие на путь капитализма, такого внешнего сбыта для своих товаров найти уже не могут, все иностранные рынки оказываются занятыми более передовыми и более сильными в экономическом отношении странами. Для стран же с большим населением, как Россия, никакой внешний сбыт не мог бы дать достаточное занятие всей той громадной массе населения, которую развитие капитализма и увеличение продуктивности труда делают излишней. «Чтобы произвести хлопчатобумажных изделий, — указывает Николай-он, — для двух третей всего мирового потребления, требуется всего с небольшим 600 тысяч человек... И так по всем производствам. И выходит, что даже в том случае, если бы мы заполучили значительнейшую часть мирового рынка, — а это по условиям рынка, как мы видели, сделать при всем нашем желании просто невозможно, — все-таки капитализм не был бы в состоянии эксплуатировать всю массу рабочих сил, которую он теперь непрерывно лишает занятия». Между тем капитализм у нас, в России, получив готовую технику с Запада и пользуясь охраной покровительственно-запретительных таможенных тарифов, развивается особенно ускоренным темпом. Благодаря сохранившемуся общинному землевладению не получив доступа в земледелие, он концентрируется в промышленности и, увеличивая производительность труда, удешевлял предметы одежды и многие другие изделия массового потребления. Для крестьянина вследствие того становится явно невыгодным продолжать далее выделывать в собственном хозяйстве эти предметы, тратя на них гораздо больше труда; он начинает их покупать, отказывается от натурального строя своего хозяйства, отказывается от своих домашних промыслов; средства на эти покупки должна ему дать его земля, и на ней он должен найти достаточное занятие для освободившегося от домашних промыслов рабочего времени. Но доход его от земледелия не возрастает, а скорее падает. И раньше значительнейшая часть его земледельческого труда присваивалась торговым и всяким иным посредническим капиталом в процессе обращения его хлеба на рынке; с течением времени к этому присоединилась конкуренция более дешевого заокеанического хлеба. В Америке капитал нашел себе доступ и в земледелие и значительно сократил и здесь рабочее время, общественно необходимое на производство; цены вследствие этого пали. Но русский крестьянин, работая при прежних первобытных условиях, тратит на получение своего зерна по-прежнему много времени, и этот излишек трудовых затрат против общественно-необходимых остается неоплаченным. Таким образом, расходы крестьянина возросли, а доходы уменьшились; естественно, что он не имел возможности увеличивать свой инвентарь, что земля распахивалась все более и все более истощалась; это привело к голоду 1891 года, явившемуся неотвратимым последствием обнищания крестьянства с развитием капитализма. С другой стороны, обеднение крестьянства делает для капитала внутренний рынок крайне недостаточным; внешнего рынка для расширения производства также нет, и занять освободившиеся вследствие капитализации промыслов рабочие силы нет возможности, и в результате, по официальным данным, в 50 губерниях Европейской России избыток рабочих совершенно излишних выражается «громадным числом в 5 588 тысяч человек, что с семействами составит никак не менее 15 миллионов человек» («Очерки», стр. 302). «Это несоответствие форм производства, — заключает Николай-он свое исследование (стр. 343), — с потребностями большинства угрожает такими губительными последствиями и населению и всему государству, что не остается иного средства, как, опираясь на материальные условия производства, унаследованные нами от нашего исторического прошлого, прекратить ломку нашей веками сложившейся формы производства, основанной на владении орудиями производства самими непосредственными производителями... и направить все усилия на объединение земледелия и обрабатывающей промышленности в руках непосредственных производителей, но объединение не на почве мелких разрозненных производительных единиц, — что было бы равносильно «увековечению всеобщей посредственности», — а на почве создания крупного общественного, обмирщенного производства»; и нет нужды дожидаться для этого, пока «каждый мужик выварится в фабричном котле», как то находят необходимым Зибер и другие. Не касаясь здесь старого спора народников и марксистов, — хотя война неотразимо должна вновь выдвинуть вопрос, не подошел ли уже капитализм на Западе к какому-то роковому перелому в своем развитии и может ли этот кризис капитализма не отразиться на странах, экономически и социально более отсталых, — необходимо отметить, что в книге Николай-она народническая программа впервые получила стройное научное обоснование. Но и помимо того исследование Николай-она представляет крупное научное значение и по блестящему приложению дедуктивно-индуктивного метода и по глубокому анализу многих частных вопросов русской хозяйственной жизни. Труд Николай-она переведен на немецкий (1899) и французский (1903) языки. Критику его взглядов дали: Струве, «Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России» (1894); В. Ильин в статье, перепечатанной в его сборнике «За 12 лет» (т. I, 1908); Бельтов, «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю».

Z.