Новгород, или Великий Новгород
Новгород, или Великий Новгород, как он назывался в старину, был самым важным вольным городом удельной Руси XII, XIII, XIV и XV веков. Расположенный в начале торгового водного пути «из варяг в греки», он и до XII века привлекал к себе особое внимание старших, киевских князей, старавшихся держать его в непосредственном себе подчинении. Это уже тогда встречало некоторое сопротивление новгородцев: Ярослав, будучи посадником Владимира Святого в Новгороде, готовил восстание против отца; он же при деятельной поддержке новгородцев вел борьбу со Святополком киевским. Победив в этой борьбе, Ярослав дал льготы новгородцам, изложенные в «грамотах Ярославлих», которые не дошли до нас, и на которые позднее новгородцы нередко ссылались. Но так как ссылки эти делались всегда лишь в тех случаях, когда князья пытались обложить Новгород новыми налогами, то ясно, что льготы Ярослава носили исключительно финансовый характер: была, по-видимому, отменена особая дань, платившаяся раньше Новгородом киевскому князю, и регулированы впервые, закреплены в определенной форме и размере другие княжеские поборы. Возводить начало других новгородских вольностей ко времени Ярослава нет оснований. Эти вольности, впервые определившиеся ясно в XII в., были результатом хозяйственных и социальных особенностей Новгорода, к тому времени сложившихся.
Основной из этих особенностей было сильное развитие торговли — внешней и внутренней. Памятниками внешней торговли Новгорода являются торговые договоры с немцами 1195 г., 50-х годов ХIII в., 1270 г., начала XIV в. и торговая переписка немецких (ганзейских) купцов, указывающие, что новгородские купцы ездили торговать в Нарву, Ревель, Дерпт, Ригу, Данциг, на о. Готланд, в Любек, Або, Выборг и Стокгольм, что немцы ввозили в Новгород иногда хлеб и всегда соль, железо, медь, золото, серебро, олово, свинец, краски, сукна, полотна, металлические изделия, вина, фрукты, конфеты, а вывозили оттуда главным образом меха, воск, мед, ворвань, свиное сало, лен и коноплю. С XIII века сильно оживились торговые сношения Новгорода с бассейном Оки и верхней Волги: по летописи в ХIII в. Переяславль-Залесский новгородские купцы посещали в количестве в 10 раз большем, чем, например, смоленские; тогда же один новгородский князь, поссорившись с новгородцами, захватил в Торжке более 2 000 новгородских купцов, возвращавшихся с Волги. Велась также торговля с Литвой, Витебском, Полоцком, Смоленском, Киевом, Черниговом.
Развивал Новгород и внутреннюю торговлю в собственных обширных владениях. Правда, на севере — в Обонежье, Заволочье, на Югре, т. е. в пределах нынешних Олонецкой и отчасти Архангельской и Вологодской губерний, торговля носила старый разбойничий характер: меха и металлы просто грабились новгородскими дружинами «повольников» или в лучшем случае брались как дань. Правда и то, что во всей Новгородской земле хозяйство массы населения все же продолжало оставаться натуральным, хотя появились не только торговые «пригороды», но и несколько десятков «рядков» — торгово-промышленных поселений городского типа.
Торговля, таким образом, широко и глубоко захватила в Новгороде только верхи населения. Но зато она создала им огромный экономический перевес. Она дала возможность новгородским боярам, архиепископу новгородскому, или «владыке», и монастырям оккупировать и заселить много земель в Обонежье, на Северной Двине, Ваге. Она же, сосредоточив в руках бояр большие капиталы, дала им средства для скупки земель и для «обояривания» их путем дачи денег взаймы или в пособие свободным людям под условием поступления последних в «закладни», подчинения боярам в податном и судебном отношениях и передачи им высшей собственности на землю (закладничество — подобие западноевропейской коммендации). В результате — главная масса земли в новгородских владениях сосредоточилась в руках бояр, что давало им господство над массой сельского населения. Церковное землевладение — владычне и монастырское — далеко уступало по своим размерам боярскому. Совсем ничтожны были владения свободных черных людей — земцев, или своеземцев.
Господствуя посредством землевладения над сельским населением, новгородское боярство подчиняло себе население городское, — в том числе и купцов, — посредством кредита: уже в XIII веке бояре перестают сами торговать, а развивают кредитные операции: уже в начале ХIII в. у боярина Дмитра Мирошкинича оказывается огромное количество долговых «досок», — домашних расписок с обозначением должных ему разными лицами сумм; сложилось также и народное предание о богатом посаднике Шиле, дававшем деньги в рост.
Став крупными землевладельцами и банкирами и перестав принимать непосредственное участие в торговле, новгородские бояре тем самым экономически обособились от купцов, с одной стороны, и от черных людей — с другой. Это повело и к их юридическому, сословному обособлению: новгородское боярство стало приобретать специальные сословные права. За ним, во-первых, окончательно утвердилось право на занятие высших должностей — посадника, тысяцкого, сотских, старост, пригородных посадников; во-вторых, боярство, вытеснив из новгородского правительственного совета в XIII веке княжеских дружинников, а в XIV — и купеческих старост, приобрело право исключительного участия в совете. Второй социальный слой в Новгороде составляли купцы, наиболее богатые из которых называл, «житьими людьми». Основой специальных политических прав купечества была его корпоративная связь. Широкое развитие торговли создало в Новгороде ряд торговых товариществ или купеческих компаний. Еще в XII веке появилось товарищество купцов-торговцев воском, организовавшееся около церкви св. Ивана на Опоках или на Петрятине дворище; это было товарищество на вере или коммандитное, т. е. такое, в котором материальная ответственность участников простиралась лишь на сумму, внесенную в общую кассу: эта сумма равнялась здесь 50 гривнам, взнос которых давал звание «пошлого», т. е. настоящего, полноправного купца. Есть известия также о компании заморских купцов, т. е. ездивших торговать за море, за границу, или, быть может, торговавших заморскими, иностранными товарами, о товариществе купцов-прасолов, торговцев скотом и продуктами скотоводства, о купеческих товариществах побережском, любяницком, данславском, чудинцевском. Корпоративная связь купечества и послужила основой его специальных сословных прав. Первое из этих прав — право торгового суда и торговой полиции (заведывания мерами и весом), переданное в 1135 году указанному выше товариществу купцов при церкви св. Ивана на Опоках; второе — право участия новгородских купеческих старост вместе с немецкими альдерменами под председательством тысяцкого в суде по всем гражданским и уголовным делам между новгородцами и немцами. Под общее название черных людей подходило много разрядов населения: сюда относились городские жители, занимавшиеся ремеслами и мелкой торговлей, земцы, или своеземцы — черные люди, обладавшие землей в уездах на праве полной собственности, смерды, сироты и крестьяне, жившие на чужих землях, и т. д. Уже из этого перечня видно, как пестр был состав черных людей в экономическом отношении, какую различную роль в производстве и обмене хозяйственных благ играли отдельные элементы этого общественного слоя. Черные люди не были единым, цельным экономическим классом; притом они были большей частью весьма слабы материально. Поэтому и политически они не были сильны: единственным их политическим правом, общим им с другими сословиями, было право участия в вече. Зато на них лежала главная тяжесть государственных обязанностей. Высшие сословия обыкновенно не платили постоянных прямых податей, а облагали себя и все население в случае нужды экстренными сборами сообразно имущественной состоятельности. Единственным постоянным прямым налогом, падавшим на все население, была введенная около половины ХIII в. татарская дань, причем во время раскладки этой дани, по свидетельству летописи, «вятшие творили себе добро, а меньшим зло». На купцах лежали, конечно, торговые и проезжие пошлины. Но целый ряд других прямых налогов и повинностей лежал на черных людях: во-первых, они платили «черный бор», поступавший новгородскому князю в размере одной гривны с сохи; во-вторых, «поралье посадниче и тысяцкого» — особый налог в пользу новгородской выборной администрации; в-третьих, черные люди обязаны были повозной повинностью, т. е. доставкой кормов и подвод ездившим по области должностным лицам; в-четвертых, наконец, на них лежала постройка и починка укреплений, причем иногда из пяти домохозяев один являлся отбывать эту повинность. В XIV и XV веках можно проследить ограничения личной свободы черных людей: в договорах с Новгородом князья обязываются выдавать бежавших к ним из новгородских владений крестьян наряду с холопами; по тем же договорам нельзя было судить не только холопа, но и крестьянина-половника на месте, в области, в отсутствие хозяина; Новгородская судная грамота обязала землевладельцев доставлять к суду не одних холопов, но также и крестьян. Значителен был в Новгород и слой совершенно несвободных людей — холопов, которые здесь носили наименование «одерноватых» — от акта передачи дерна, символизировавшего и сопровождавшего обращение свободного человека в рабство.
Сочетанием описанных хозяйственных и социальных условий определился и политический строй Новгорода. По принятому обычаю, главной политической силой в Новгороде считалось вече, состоявшее из всех свободных граждан, причем правом решающего голоса пользовались только главы семейств. Решение постановлялось единогласно, почему в случае разногласия происходили усобицы. Иногда собирались и два веча: одно — на площади Торговой стороны — Ярославовом дворе, другое, на площади стороны Софийской — у собора св. Софии; приняв разные решения, они вступали между собой в борьбу на «великом мосту» через Волхов. Вече законодательствовало — так, Новгородская судная грамота была принята «на вече на Ярославле дворе», — устанавливало налоги, определяло монету, объявляло войну и заключало все договоры, избирало и сменяло должностных лиц, наконец, судило по политическим и должностным преступлениям и иногда даже приводило само в исполнение приговоры по таким делам. Но так как на вече численно преобладали черные люди, а социально-экономический перевес принадлежал боярству, то на деле вече стало в положение, подчиненное правительственному совету, состоявшему под председательством архиепископа из представителей боярства — степенных (т. е. состоявших в данное время на должности) посадника, тысяцкого, сотских и кончанских старост и старых (отбывших свой срок) посадников и тысяцких. Этот совет подготовлял все решения веча, фактически диктовал их и даже нередко решал дела, не доводя их до веча. Княжеская власть, постепенно ограничиваемая в XII и ХIII веках путем отдельных уступок и прецедентов, окончательно определилась в Новгороде XIII—XV века (см. XV, 638/40). Князь в административном отношении обязывался держать новгородские волости не своими, а новгородскими мужами, не лишать мужа волости без вины, не раздавать волостей и не давать грамот без посадника и не замышлять войны без новгородского слова. Судебная власть князя ограничивалась непременным участием в суде посадника, назначением сроков для суда по волостям в самом тексте договоров, обязательством «не посужати грамот», т. е. уважать раз состоявшийся приговор, не менять его. Точно определены были также княжеские поборы и доходы. Князь выбирался вечем, которое и сменяло его, «указывало ему путь». Словом, новгородский князь перестал быть обладателем верховной власти, только делившим ее с вечем, как то было в киевской Руси, — он сделался простым наемным новгородским слугой. Он необходим был в Новгороде лишь в качестве военачальника, защитника от внешних врагов, да и тут, в походах, его нередко сопровождал посадник. Таким образом, Новгород, как и все вольные города средних веков во всех странах, был аристократической республикой. В соответствии с этим строилась и вся система новгородского управления. Важнейшим органом выборной администрации был в Новгороде посадник. Посадники выбирались вечем непременно из бояр на неопределенный срок — до тех пор, пока не нарушалось доверие к ним веча. Поэтому они оставались в должности и по несколько месяцев, и по году, и по два, иногда даже по 18 и 14 лет. Причина замены одного посадника другим не всегда коренилась в борьбе партий и победе одной из них над другой; иногда один боярин уступал посадничество другому потому, что последний был старше его по наследственному служебному положению или «по отечеству», как следовало бы выразиться на позднейшем московском местническом языке. Так, в 1211 г. Твердислав Михалкович уступил посадничество Дмитру Якуничу, «старейшему себя», потому что отец Дмитра, Якун, был посадником гораздо раньше, чем отец Твердислава Михалко. По своей компетенции посадник был чисто исполнительным органом веча и совета. Он являлся, прежде всего, представителем народной воли и власти во всех судебных, административных и даже иногда военных действиях князя. Затем посадник председательствовал на вече, был членом совета и, наконец, часто участвовал в посольствах и, в отсутствие князя, начальствовал над войском. Другой орган новгородской выборной администрации — тысяцкий — выбирался также вечем из бояр и на такой же неопределенный срок, как и посадник. Подобно посаднику, тысяцкий участвовал в вече и совете, иногда также в посольствах, но у него были и важные специальные обязанности. Прежде всего, он был начальником тысячи, т. е. новгородского городского ополчения, которое вместе с княжеской дружиной и владычным полком находилось под верховным предводительством князя. Еще важнее были судебные обязанности тысяцкого: в 1135 г. новгородские князья вынуждены были отказаться от права торгового суда, и суд по торговым делам был передан коллегии из пяти старост — трех от житьих людей и двух от рядовых купцов — под председательством тысяцкого; по договору 1270 г. между Новгородом и ганзейскими городами тысяцкий сделался председателем суда, разбиравшего все без исключения дела между новгородцами и немецким купечеством и состоявшего из новгородских купеческих старост и двух немецких альдерменов. Новгород делился на две стороны: Софийскую — по левому берегу Волхова и Торговую — по правому его берегу. На Софийской стороне были три конца: Неревский, Загородный и Людин, или Гончарский, на Торговой — два конца: Плотницкий и Славянский. Концы делились на сотни, а сотни — на улицы. То были не только топографические деления, но и политические корпорации, в основе которых лежал хозяйственный принцип. Экономическая основа такого деления Новгорода видна уже из названия некоторых концов, как Гончарский и, Плотницкий; затем сотня в Новгороде соответствует московским черным сотням, которые были ремесленными корпорациями; наконец, и факты политической борьбы и прямые свидетельства источников (например, шведского военного агента Пальмквиста) убеждают в том, что, например, на Софийской стороне жили по преимуществу ремесленники, а на Торговой — бояре и купцы. Понятно при таких условиях происхождение концов, сотен и улиц, как политических корпораций. Во главе конца стоял кончанский староста, выбиравшийся кончанским вечем непременно из бояр конца. Староста в своем конце играл такую же роль, какую посадник в городе. Концы строили укрепления, заготовляли военные снаряды, заботились о благоустройстве, имели особенно важное значение в судебном отношении: они представляли на суд по два боярина и по два житьяго, если кто-либо из членов конца являлся истцом или ответчиком, для защиты его интересов; на высшем суде — «у докладу во владычне комнате» — присутствовали в качестве заседателей по боярину да по житьему от конца; кончане обязаны были ставить к суду преступников — своих людей, т. е. холопов и крестьян, живших на кончанских землях. Из этого уже видно, что у концов были свои земли и свои люди. Этим подтверждается весьма интересное свидетельство Герберштейна, что ближайшие к Новгороду земли, впоследствии именовавшиеся пятинами (Вотцкая, Деревская, Бежецкая, Шелонская и Обонежская), приписаны были по управлению к концам. Сотен в Новгороде было 10. Во главе их стояли выбиравшиеся из бояр сотские, бывшие военными предводителями сотни, ведавшие торговую полицию (меру и вес) и замощение новгородских улиц. Во главе улицы стоял уличанский староста, выбиравшийся уличанами из бояр. Уличане давали своим сочленам судебную защиту, посылая на суд, где разбиралось их дело, двух представителей - защитников или «ятцев». Новгородские пригороды имели свои веча, во всем однако подчинявшиеся, по общему правилу, вечу старшего города, и управлялись посылавшимися князем, по соглашению с посадником, посадниками из новгородских бояр. В Двинскую землю посылались из Новгорода два посадника. Во всех остальных внепятинных владениях Новгорода на севере не было постоянной новгородской администрации: новгородцы только собирали здесь вооруженной рукой дань. Особое, весьма влиятельное положение в Новгороде занимал архиепископ новгородский или «владыка». С половины XII века он стал выбираться вечем при непременном участии духовенства. Управление церковными делами, конечно, было его функцией, но на первом плане в деятельности владыки стояли дела светские. Владыка регулировал, направлял деятельность веча двумя способами: благословением вечевых актов с приложением к ним своей печати и примирением враждующих партий во время крайнего обострения их борьбы. Огромное влияние имел владыка во внешней политике: обыкновенно он вел переговоры, отправлялся во главе важных посольств, особенное внимание оказывал иностранным купцам и установлению между ними и Новгородом вполне мирных отношений. Широка была и судебная власть владыки: кроме дел, подсудных всем епископам по Номоканону (по церковным преступлениям, преступлениям против нравственности ит. д.), владыка имел значение судьи-посредника, третейского судьи, выступавшего в некоторых делах по обоюдному приглашению сторон, а главное — являлся председателем верховного новгородского суда. Наконец, будучи богат и землей и деньгами, владыка содержал на свой счет особый владычень полк, помогал Новгород при уплате контрибуций, сооружал на свои средства разные полезные постройки — мосты, богадельни и т. д. Широта светской власти владыки отразилась и на характере владычной администрации. Главное значение здесь имели светские слуги — так называемые софияне — нарочитые дворяне, или владычни бояре и дети боярские. Они управляли имениями владыки, судили крестьян, собирали с них оброк, служили во владычнемь полку, занимали должности софийского казначея и владычия наместника, замещавшего архиепископа в руководстве церковными делами и суде. Даже церковное местное управление в Новгороде имело светский характер: из софиян назначались владычни наместники в Двинской земле и Пскове, а также десятинники.
Таков был «Государь Великий Новгород» в эпоху полного своего расцвета — в XII, XIII и XIV веках. В XII веке еще совершались завоевания вольностей, причем боярство, не успевшее еще овладеть положением, нередко сдерживало демократическое рвение масс и поддерживало сильных князей. В ХIIІ и XIV веке аристократия окончательно восторжествовала и извлекла для себя всю пользу из завоеванных вольностей, обделив массы населения и тем создав в них полное разочарование в тех политических порядках, которые составляли особенность Новгорода. В летописях XV в. часто встречаются сетования на «бесправдивых бояр», которые «насилья держат», совершают «боры (поборы) частые», откуда происходят «крич и рыдания и вопль и клятва всими людьми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права». Этим настроением масс воспользовались «собиратели» Руси, великие князья московские, которым в их объединительной работе помогала теснейшая связь Новгорода с северо-восточной, московской Русью: Новгород вел передаточную торговлю, сбывая за границу продукты центра и севера нынешней России и продавая здесь, в центральной Руси, иностранные товары; притом Новгород с его областью не мог пропитаться собственным хлебом и нуждался в привозе его из московских владений; стоило порвать экономическую связь Новгорода с бассейном Волги и Оки, и все его торговое могущество погибло бы. Вот почему московские великие князья стали неизменными обладателями и Новгородского стола, а в договорах XV века появился и формальный отказ Новгорода от свободного выбора князей, обязательство «быть неотступным» от великого князя московского. В XIV веке Новгород пытался достигнуть автокефальности своей церкви, но потерпел неудачу, и в договоры XV века стало вноситься также условие о подчинении владыки митрополиту московскому. Это были условия, прежде небывалые, свидетельствовавшие о падении Новгорода. Наконец, двумя последовательными ударами — в 1471 и 1478 гг. — Иван III, которого, по словам летописи, «новгородцы люди житии и моложшии сами призвали» против бояр, сокрушил новгородскую вольность. «Государь Великий Новгород» перестал существовать.
Литература: С. Соловьев, «Об отношениях Новгорода к великим князьям» (1846); Неволин, «О пятинах и погостах новгородских» («Записки Императорского Русского Географического Общества», книга VIII, 1853); С. Соловьев, «История России с древнейших времен», тт. ІII (1853) и IV (1854); Костомаров, «Северно-русские народоправства» (2 тома, 1863); Беляев, «Рассказы из русской истории», книга 2-я (1866); Пассек, «Новгород сам в себе» («Чтения Общества Истории и Древней России», 1869 г., кн. IV); Никитский, «Очерк внутренней истории церкви в Великий Новгород» (1879); Ключевский, «Боярская дума древней Руси» (1-е изд. 1881); Никитский, «История экономического быта Великого Новгорода» (1893); Рожков, «Политические партии в Великом Новгороде XII—XV вв.» («Исторический и социологический очерки», ч. 2, 1906).
Н. Рожков.
Номер тома | 30 |
Номер (-а) страницы | 284 |