Палий Семен

Палий, Семен. В лице этого эпигона старого украинского казачества, его героической эпохи и лучших традиций, народная память воплотила свои мечты и представления о казаке-богатыре, страже и печальнике народных интересов, наделив его не только богатырскими, но и сверхъестественными свойствами чудодея-кудесника. Его прозвище Палий — от корня палить, сожигать — дало повод к созданию легендарных сказаний о его чудесных похождениях на Запорожье, доставивших ему это имя. Но центральным пунктом легенды служит борьба Палия с Мазепой: вероломное пленение Палия гетманом, заточение Мазепой (или его покровителем — царем Петром) в сибирскую пустыню или в тесное узилище — в каменный столп, где Палий чудесным образом живет целые десятилетия, и затем помощь Палия Петру в борьбе его с Мазепой в критический момент, причем чудодейственным способом Мазепа и шведы побеждаются, а Палий является ходатаем за свою родину перед грозным царем. В соперничестве исторического Палия с Мазепой современные массы видели столкновение старых, демократических, освободительных тенденций старого казачества, олицетворявшихся в Палии, с тенденциями панскими, старшинскими, крепостническими, носителем которых народ считал Мазепу, — между тем как в легендах о борьбе Палия с Мазепой, под влиянием того, что Мазепа был подвергнут церковью анафеме («вельможный Мазепа» старых вариантов заменяется под влиянием ее «проклятым Мазепой»), этот исторический, социальный конфликт превращается в стихийную борьбу двух сил — темной, демонической, и светлой, героической.

Палий был родом из Борзны, его имя и отчество было Семен Филиппович, фамильное же его прозвище было Гурко. На историческое поприще Палий выступает в 1680-х годах, как один из главных деятелей по восстановлению казачества в Правобережной Украине, запустевшей после принудительного выселения остатков здешнего населения в конце 1670-х годов. Районом его деятельности была центральная часть Киевской земли, центром Фастов, позже Белая Церковь, отбитая у поляков. Но значение Палия не ограничивается этой местной ролью. Благодаря своим выдающимся военным и административным способностям, Палий скоро занимает центральную позицию в этом процессе возрождения Правобережья, выдвинувшись на первое место среди местных полковников, и одновременно сосредоточивает на себе внимание всех элементов, жаждавших возрождения старых традиций казачества. Колонизация Правобережья и организация казачьих кадров идет очень успешно; массы населения начинают двигаться сюда не только из областей, принадлежавших Польше, но из Заднепровья, из Гетманщины: развивавшийся здесь в это время процесс образования крупного старшинского землевладения и крепостного хозяйства вызывает сильное неудовольствие среди населения и, как двадцать-тридцать лет раньше правобережное население неудержимо уходило на левый берег, ища более спокойного и безопасного существования, так теперь оно так же стихийно и непреодолимо движется назад, на вольные земли, на свободную жизнь под управлением Палия, приобретающего чрезвычайную популярность, как представитель лучших традиций Украины, идеальных воззрений народа на казачество. После неудачи Петрика (см. Мазепа) Запорожье мечтает выставить Палия для борьбы со старшинским режимом, но Палий слишком дорожил интересами своей деятельности на Правобережье и решительно отказывался от всяких авантюр в этом направлении.

С ростом правобережной колонизации и развитием правобережного казачества среди руководителей последнего растут и крепнут стремления к воссоединению этой правобережной территории с левобережной Гетманщиной, от которой она была отделена последними трактатами Москвы с Польшей и Турцией. Свои представления в этом смысле гетману Мазепе и через него российскому правительству Палий начинает уже с 1688 года и находит полное сочувствие у гетманского правительства, но российское правительство не желает из-за этих правобережных земель портить свои отношения к Польше, под властью которой находилось правобережное казачество, и предложения Палия неизменно отклоняются, даже после того, как правобережное казачество вступило уже в открытый конфликт с Польшей и Палий фактически вышел из всякой зависимости от Польши (см. Украина). На жалобы польского правительства и просьбы помочь обуздать Палия царь Петр даже ответил обещанием со своей стороны принудить Палия к покорности. Тогда Мазепа, не желая допустить перехода правобережной территории снова под власть Польши, а с другой стороны — считая за лучшее устранить Палия, как небезопасного демагога и соперника, представлявшего постоянную угрозу новому строю Гетманщины и старшинскому господству в ней, самовольно, вопреки воле Петра, арестовал его, пригласив к себе в лагерь, и занял Фастовщину, назначив сюда полковника от себя (1704). Палий был обвинен в сношениях со шведской партией и сослан в Томск, откуда возвратили его только после перехода самого Мазепы на сторону шведов. Палий был восстановлен в своем белоцерковском полковничестве, но здоровье его было настолько разбито ссылкой, что он после своего возвращения уже не играл никакой роли и вскоре умер (в начале 1710 г.). Предание связывает его последние дни с Межигорским монастырем, где хранились потом его вооружение, его портрет, и Шевченко в знаменитом своем произведении «Чернець» (1848) представил Палия доживающим свои дни в этом монастыре. Но его политические традиции продолжали жить. Белоцерковский полк был отдан его зятю Антону Танскому, при нем жила также вдова Палия, энергичная сподвижница его в былой деятельности, и на Танского переносятся те надежды и упования, которые раньше народ возлагал на Палия. Даже после того, как Фастовщина со всей правобережной полосой была фактически передана Петром полякам (1714 г.).

Танский был переведен на киевское полковничество, — правобережное население все ожидало от него избавления от польского господства и восстановления старой свободы; еще во время волнений 1734 года среди населения ходили разговоры об имеющих явиться на помощь с левобережными войсками Танском и старом сподвижнике Палия Самусе (давно уже умершем). См. В. Антонович, «Последние времена казачества на правом берегу Днепра» (1868); Костомаров, «Мазепа и Мазепинцы», главы VІІІ и IX).

М. Грушевский.