Парцелляция

Парцелляция, в широком смысле обозначает всякое дробление земельных владений — и мелкополосицу, при которой крестьянский участок составляется из множества незначительных полос (см. землеустройство), и раздробление крупных имений на несколько самостоятельных ферм (см. XXI, 87 и след.) или разбивку его на мелкие участки для продажи крестьянам, но всего чаще под парцеляцией разумеется чрезмерное раздробление крестьянских участков вследствие раздела между наследниками или отчуждения отдельных полос. Чрезмерное дробление, конечно, понятие весьма относительное, всецело зависящее от системы хозяйства, степени интенсификации земледелия. При грядковой культуре и преобладании рисовых посевов в Японии и Китае уже участок в 0,5 гектар, считается достаточным для прокормления семьи, а владение в 6 гектар, почитается крупным имением. В Западной Европе при плодопеременной системе минимальным размером для мелкого крестьянского хозяйства признается в Германии 2 гектара, во Франции и Бельгии — 1 гектар; при меньших размерах хозяйство на собственной земле может иметь лишь значение побочного занятия. В России при экстенсивном трехполье такой минимум определяется в 5 десятин (6,45 гектар; см. XXI, 132). Парцелляция — явление, широко распространенное на Западе. В Германии из 5 736 тысяч земледельческих хозяйств 3 378 тысяч имеют менее 2 гектар; в Пфальце, в Бадене, Гессене, в Эльзас-Лотарингии, Прирейнской провинции и некоторых других местностях Германии площадь, занимаемая такими, более или менее карликовыми, хозяйствами (менее 2 гектар), достигает 11—14,8% всей сельскохозяйственной площади (см. XIV, 171/2, приложение, табл. IV). Во Франции из 5,7 млн. хозяйств 2,2 млн. имеют менее 1 гектара. Но классической страной парцелляции является Бельгия: здесь 56,2% всех хозяйств имеют менее полугектара и 10,5% от 0,5 до 1 га. Естественно, что такие «участки величиной с носовой платок» в большинстве случаев доставляют, по выражению Вандервельде (см. V, 250/252), «лишь некоторый приварок к заработной плате промышленных рабочих». Однако, продавая свою рабочую силу или принанимая чужую землю, чтобы как-нибудь прокормиться собственным хозяйством, владелец карликового участка большей частью оказывается в более невыгодных условиях, чем полный рабочий пролетарий или чистый фермер, не имеющий собственной земли: собственный клочок земли привязывает карликового крестьянина к месту, вынуждает его наниматься на работу не там, где она лучше оплачивается, а поближе к дому, арендовать землю не там, где она дешевле сдается, а по соседству со своим участком. Даже в том случае, когда недостаточность участка еще может быть компенсирована более интенсивной обработкой, неравномерное распределение земли при частном землевладении и развитой парцелляции ведет к тому, что труд мелкого хозяина будет вознаграждаться хуже, чистый доход его хозяйства по сравнению с расходами будет меньше, чем у его соседей, более обеспеченных землей. Вот, например, что показывает подсчет, сделанный для одной, правда, небольшой группы крестьянских хозяйств в Швейцарии на основании однообразно веденных ими приходо-расходных книг за 1901—1907 гг. (см. ст. профессора Эслена в Archiv f. Sozialw., 1910, XXX, 368/9):

Естественно поэтому, что с течением времени почти во всех странах в большей или меньшей степени наблюдается сокращение численности и общей площади парцеллярных владений. Полупролетарий и полуарендатор волей или неволей расстается со своим клочком собственной земли и становится полным пролетарием, свободным от всякой собственности, или чистым фермером. Особенно ярко это проявляется во Франции. Это видно из значительного уменьшения числа собственников, состоящих в то же время фермерами, половниками или сельскими рабочими, за 30-летие 1862—1892 г.

С 80-х гг. прошлого столетия в Германии начинаются усиленные заботы о поддержании «крепкого крестьянства»; отчасти при этом руководило стремление найти в зажиточном крестьянстве оплот против растущей силы социал-демократии. Для предупреждения дальнейшей парцелляции была сделана попытка возродить унаследованный от средневековья порядок крестьянского единонаследия. В первоначальном своем виде институт Anerbenrecht сохранился еще почти на всем протяжении королевства Саксонии, в баденском Шварцвальде и в некоторых мелких государствах средней Германии. Теперь он был введен, как факультативный порядок, в Ганновере (зак. 1374, 1880, 1884), Вестфалии (1882, 1898), Бранденбурге (1883), Силезии (1884),Шлезвиг-Гольштейне (1886). Установление единонаследия предоставляется усмотрению владельца, который для этого заносит свое имущество в особые дворовые списки (Hoferoile, Lanciguterrolle), при этом и ему и последующим владельцам предоставляется право впоследствии отказаться от порядка единонаследия и потребовать исключения двора из регистра.

В Брауншвейге (1874, 1888), Шаумбург-Липпе (1870), в Бадене для т. н. Hofgüter (1888, 1898) и в Пруссии для рентных и поселенческих дворов (1896) единонаследие является обязательным порядком наследования по закону, при отсутствии завещания. Привилегированным наследником большей частью признается старший сын, реже младший (Ольденбург, Шлезвиг-Гольштейн, местами в Вестфалии). Обыкновенно наследник получает часть имущества (б. ч. треть) без всякого вознаграждения сонаследников; остальное имущество оценивается по его доходности (а не по покупной рыночной цене), сумма делится по числу наследников (считая и предпочтенного наследника) и таким образом, определяется размер денежного выдела каждому из сонаследников. Однако, кроме Ганновера и Лауенбурга, опыт не имел почти никакого успеха. Всего в дворовые списки было занесено имуществ:

Ганновер – 67008 (к концу 1897 г.); 73213 (к концу 1907 г.);

Лауенбург – 518; 504;

Вестфалия – 2512; ?;

Бранденбург – 78; 71;

Силезия – 43; 64;

Шлезвиг-Гольштейн – 30; 36;

Округ Кассель – 175; 302.

Поскольку система единогласия и денежного выдела сохранилась или введена как обязательный порядок для наследования по закону, она неизбежно ведет к сильному обременению двора ипотечными долгами, и в конечном счете владелец крупного неделимого двора является не более, как приказчиком банка, ответственным за доход. Выделенные (насколько можно судить по анкете, касающейся одной Вестфалии) обычно (39% для дворов до 7,5 гектар, и 47% для более крупных дворов) заводят собственное крестьянское хозяйство, т. е. покупают клочок земли и опять, конечно, в большей степени в кредит; другие становятся хозяевами и старшими служащими промышленных и торговых предприятий. На малых дворах, до 7,6 га, четверть выделяемых вынуждена стать наемными рабочими, своим наплывом в города понижая уровень заработной платы. Трудно поэтому сказать, что большее зло, парцелляции ли или единонаследие, которое и самую неделимость сохраняет лишь формально, а по существу с каждым новым выделом все новую долю двора передает в руки заимодавцев. Во Франции новый закон 1909 г. о неотчуждаемой семейной собственности (см. XXI, 113), напротив, главным образом стремится оградить крестьянский двор именно от чрезмерной задолженности. Тем не менее, и у нас, для увенчания дела землеустройства, предполагается ввести в хуторских и отрубных владениях институт единонаследия — притом не факультативного, а обязательного единонаследия, несмотря на то, что Anerbenrecht даже исторически совершенно чуждо русской крестьянской жизни (оно встречается лишь у немецких колонистов южной России, у литовцев и в Прибалтийском крае у латышей и эстов).

См. «Die Vererbungdes ländlichen Grundbesitzes im Königreiche Preussen» (14 т. 1897-1910, под ред. Зеринга); «Die bäuerliche Erbfolge im rechtsrhein. Bayern» (1895); Buchenberger, «Agrarwesen u. Agrarpolitik» (2 т., 1892/3; перев.); Соболев, «Мобилизация земельной собственности в Германии» (1898); Левитский, «Сельскохозяйственный кризис во Франции» (1899); Посников, «Общинное землевладение» (2 т., 1875/78); Булгаков, «Капитализм и земледелие» (1900, т. 2, гл. VI); Чупров, «Социальные последствия разрушения общины» («Речи и статьи», II, 1909).