Писарев Дмитрий Иванович

Писарев, Дмитрий Иванович, блестящий критик и публицист 60-х годов. Ни происхождение, ни воспитание,  ни задатки, ни первые шаги в жизни не позволяли думать, что Писарев займет то положение «популяризатора отрицательных доктрин», которое выпало на его долю. Он родился в состоятельной помещичьей семье (2-го октября 1840 г.),  находился под руководством нежно любившей его матери, бывшей институтки, воспринял от нее и правила общепризнанного приличного поведения, и приличное знание французского языка.  Как дома, так и в петроградской гимназии, куда он поступил после неблагоприятного изменения, происшедшего в имущественном состоянии родителей, он отличался прилежанием, скромным поведением, готовностью послушно следовать по тому пути, который будет указан преподавателями и воспитателями. Таким же послушанием, прилежанием и любовью к установленным правилам отличались его первые шаги в университете, куда он перешел 16-ти лет, окончив гимназию с медалью. По его собственным признаниям, душевное состояние его в эти годы было далеко от какого бы то ни было протеста; деля учеников и студентов на овец и козлищ, себя относил он к первому разряду. Но наблюдения, чтения, знакомства и отчасти несчастная любовь, заставившая его серьезнее отнестись к жизненным требованиям, изменили его душевный облик. Журнальной деятельностью он начал заниматься еще на университетской скамье, доставляя библиографические отзывы, составляя небольшие статейки. Начало литературной деятельности еще не заставляло предполагать в нем того блестящего критика и учителя молодого поколения, каким  он оказался впоследствии. Почти в самом начале эта деятельность была прервана тяжелым душевным недугом, толчок к которому был дан неразделяемой любовью Писарева к двоюродной сестре. Несчастная страсть сопровождалась острым умопомешательством, приведшим Писарева в больницу для умалишенных (1859 г.). Там он пробыл 4 месяца и после продолжавшегося лечения дома возродился настолько, что мог свободно продолжать и университетские занятия, и журнальную деятельность. Особенно благоприятный период в последней начался со вступлением Писарева в журнал «Русское Слово», редактировавшийся Благосветловым. Здесь, в этом журнале, были помещены лучшие статьи Писарева; здесь он прибрел ту славу и значение, которые сделали его на время «властителем дум» молодого поколения.  Удивительнее всего то, что наиболее блестящие статьи были написаны в одиночном заключении, в каземате Петропавловской крепости, куда Писарев попал в 1862 г. после того, как при обыске у студента Баллода была найдена статья Писарева о «глупой», как он выразился, «книжонке» Шедо-Ферроти. Почти два года Писарев просидел в крепости до решения Сената, который приговорил его к 2 годам и 8 месяцам заключения. В течение четырех лет заключения Писарев неустанно работал, доставляя журналу ежегодно до 50 печатных листов. Заключение не влияло на его работу. Напротив, одиночество как будто приближало его к требованиям и запросам молодого поколения, как будто изощряло его талант, делало его голос громче, авторитетнее, значительнее. Уча молодых читателей, Писарев в то же время учился сам, и это накладывало на его произведения ту печать искренности и свежести,  которая вместе с блестящим литературным дарованием была тайной его влияния на читателей. В оставленном Писаревым литературном наследстве не могут поэтому не встречаться противоречия; в   начальных своих статьях Писарев может  признавать писателя, которого в последующих произведениях отвергнет  (так было, например, с Пушкиным);  он может известное общественное или  литературное явление оценивать различно в разные периоды своей жизни.   Но мелкие противоречия не отнимают   от всего наследства Писарева цельности и стройности, которые для молодых его почитателей казались результатом неуязвимой логичности и неопровержимой истинности его утверждений. По терминологии реакционных писателей, Писарев был только «разрушителем», «нигилистом», «отрицателем». На самом деле главным делом Писарева было подведение положительных оснований под разрушительную работу отрицателей. Конечно, и он «отрицал» и, в порыве борьбы и увлечения, заносил руку на то, за что должен был бы стоять даже в интересах того дела, которому служил. Конечно, в особую заслугу людям своего  образа мыслей он ставил разрушение старых авторитетов, «популяризацию отрицательных доктрин». Но главнейшие его статьи посвящены подведению фундамента под новое здание, ставившееся взамен разрушаемого. Тех, кто подводил этот фундамент, кто ставил новые основы общежития, он называл «реалистами». Они, эти реалисты, должны были понять, по его мнению, что несовершенства русской жизни зависят главным образом от того заколдованного круга, в котором вертятся наша «глупость» и наша «бедность». Первая поддерживает вторую и обратно. Выйти из заколдованного круга нельзя иначе, как при помощи разумной экономии умственных сил, вменив себе «до последней степени ясности», что полезно и бесполезно обществу. Писарев и определяет «строгий и последовательный реализм», как экономию умственных сил. Забота об экономии умственных сил должна определять отношение реалиста ко всем общественным явлениям, к розни и связи поколений, полов, к различным видам индивидуальной деятельности, к свойствам отдельной личности, к вопросу о счастье. Эта экономия подсказывает реалисту чисто отрицательное отношение к «эстетике», ибо в ней, по мнению Писарева, реалист не может видеть разумной общественной выгоды. Тратить время на эстетику значит тратить его бесплодно, что при нашей бедности непозволительно. Но экономия общественных сил допускает литературу, возлагая на нее обязанность доказывать «существенные интересы» умственной жизни общества. Только в литературе и проявлялась до сих пор общественная деятельность в России. «Гоголь, Белинский, Добролюбов — вот в трех именах полный отчет о всей нашей умственной жизни за целое тридцатилетие»... «Наше общество создало своими собственными силами только одну журналистику»... Последовательный реалист, экономизирующий умственные сипы, направляющий свою деятельность, в разумно понимаемых эгоистических целях, на общественную пользу, отвергает неразумный эгоизм «эстетика», который напоминает ребенка, готового «облопаться сквернейшими леденцами и коврижками». Разумный эгоизм толкает реалиста на изучение явлений внешнего мира; и так само собой выступает на первую очередь изучение природы, занятие естествознанием. Естественные науки Писарев ставил во главу угла того здания, которое строит разумный и сознательный реалист. Но, говоря о «труде», об «общественной пользе», Писарев возвращался к современным ему условиям русской жизни и находил, что людей нет, а без людей ничего нельзя создать. Его главным стремлением было не изменить учреждения, не исправить заранее условия жизни, в которых плодятся «глупость и бедность», а обратить внимание на необходимость создания сознательных личностей, разумных реалистов. Надо «сначала сформировать честных и дельных людей, а потом уже приниматься за составление акционерных компаний или за какие-нибудь другие столь же общественные предприятия». Осмеивание глупостей и распространение научных сведений являются средствами для формирования таких личностей. Эта сознательная личность, реалист, ставит на первый план своей жизни труд и им меряет все отношения к людям: «что помогает успеху его труда, то он любит, что мешает его труду, то он ненавидит». Этим критерием реалист определяет свои отношения к женщине, — любит или не любит ее, — так же, как к поэзии, или признавая ее, или относя ее к «эстетике». Как последовательный «реалист», Писарев разрушал эстетику, осмеивал Пушкина, иронически относился к сатирам Щедрина, серьезно советуя сатирику заняться популяризацией естествознания. Все это было таким же логическим результатом увлечения идеей труда и непосредственной общественной пользы, каким было восхищение Базаровым до последней буквы его утверждений, до признания, что в настоящее время более нечего делать, как сложить руки перед общественными неустройствами и стремиться лишь к самосовершенствованию. Видя в умственном труде и самосовершенствовании задачи реалиста, Писарев тем самым исключал из области реалистических стремлений народную массу. «Конечно, труд тех людей, которые кормят и одевают нас, в высшей степени полезен, но эти люди совсем не реалисты; при теперешнем устройстве материального труда, при теперешнем положении чернорабочего класса во всем образованном мире, эти люди не что иное, как машины... Покуда приходится оставить их в покое»... Это сведение задач реалиста к самосовершенствованию, это откладывание общественного переустройства до того времени, когда общество будет состоять из «разумных эгоистов» и сознательных реалистов, так же как «оставление в покое» «людей-машин», было несомненно теоретическим шагом назад сравнительно с тем, что развивали Чернышевский и Добролюбов. Но все учение Писарева, все его стремление к подведению новых основ под здание общественной солидарности до такой степени мало гармонировало своим духом с этим индифферентизмом заключения, что, оставаясь увлеченными и убежденными им, молодые читатели 60-х годов видели в Писареве прямого продолжателя учений Добролюбова и Чернышевского. Наивность и юношеская непродуманность многих выводов Писарева не только не ослабляла, но увеличивала в глазах читателей убедительность его аргументации, потому что к блеску изложения, к редкому литературному таланту, который не могли отрицать у Писарева даже его литературные противники, прибавлялась соблазнительная сила искренности и веры. Литературная деятельность Писарева была прервана смертью в молодом возрасте: 4 июля 1868 года, купаясь в Дуббельне, Писарев утонул.

И. Игнатов.