Подданство
Подданство с точки зрения юридической доктрины и действующего права определяется как политическое и юридическое отношение лица к государству, вытекающее из юридического понятия государства, как «осбой формы человеческого общежития, основными необходимыми элементами которого являются: верховная власть, народ (государственный, подчиняющийся этой власти) и определенная территория (ср. XVI, 311). При таком формально-юридическом взгляде на государство, политическое и юридическое отношение подданства должно иметь своим источником и основанием принадлежность лица к составу государственного «народа» данного конкретного государства, т. е. к той части его «населения», вследствие наличности коей существует индивидуально-конкретное государство, как обособленный от других государств организм (в широком смысле). В исторической основе государственного народа лежит целый комплекс «исторических» условий, — этнографических, экономических, юридических, социальных, психологических и политических связей, объединяющих известную группу людей в одно обособленное политическое целое — государство (ср. гражданин). Отсюда политическая доктрина т. н. договорного происхождения государства и contrat social. Отсюда и психологически и юридически создается особое содержание отношения подданства. Но этот комплекс условий принадлежности лица к конкретному государству, — его подданства, имеет полную силу и резко выражается обычно лишь в первоначальной стадии жизни государства; в этой его стадии наблюдается и резкое различие в юридическом положении подданных («туземцев») и иностранцев в государстве. С течением времени, с изменениями территориального состава государства и с развитием международного оборота, государство, сохраняя, впрочем, свои первоначальные исторические устои, утрачивает отчасти свой первоначальный строго органический характер и превращается в более или менее искусственный «политический» организм, покоящийся на выработанной историческим процессом его жизни особой политической и юридической организации его строя; в связи с этим процессом отношение подданства утрачивает свой первоначальный органический характер и получает в конце концов чисто формальное значение и содержание, точно, но не единообразно и лишь формально устанавливаемое и определяемое всяким государством (его законодательством) в виде определенного комплекса прав и обязанностей, являющихся как бы внешним выражением этого отношения подданства. Вместе с тем государство определяет обычно и юридическое положение пребывающих в нем иностранцев в отличие от подданных. В связи с этим изменением «органического» характера государства, с изменениями его территориального состава и с развитием международного оборота открывается немыслимая ранее возможность для подданных менять подданство, переходить в подданство чуждого государства, возможность натурализации в нем, при условии удовлетворения лишь тем формальным условиям, какие ставит для этого формальный закон данного государства. Очевидно, что при таком положении духовные моменты отношения подданства утрачивают всякое практическое значение.
Наблюдаемое при сравнении современного государства с государством первобытным различие основ подданнического отношения между лицом-подданным и государством, отразилось и на тех построениях, какие даются в научных доктринах об отношении подданства. Так, с точки зрения старой «договорной» теории государства подданство является двусторонним договорным отношением подданных и государства с определенными правами и обязанностями на каждой стороне, причем нарушение этого отношения одной стороной освобождает другую от соответственных обязанностей. Старая позитивная доктрина и старые законодательства (XVIII—XIX в.) различных государств, ограничиваясь простым перечислением прав и обязанностей подданного, вносили еще однако в этот список и чисто духовные моменты: «верность и любовь к отечеству» и т. п. То же следует сказать и об «органической» теории. В новейшей доктрине, создавшейся на почве новейшей действительности, можно отметить два течения. Одни ученые (Иеллинек) совершенно отказываются от определения содержания подданства (это — «сумма притязаний и обязанностей индивида, основанных на законах страны к изменяющихся в зависимости от их изменения»). Другие (господствующая в Германии формально-юридическая теория, Гербер, Лабанд), признавая в подданном лишь один из «объектов» государственной власти, допускают «субъективные» права лица лишь в качестве «рефлексов» подданства и отрицают существование самостоятельных прав личности относительно государственной власти. Поэтому, и принимая во внимание, что по существу, с материальной и формально-юридической точки зрения, отношение подданства выражается в известной сумме взаимных прав и обязанностей подданного и государства, формулированных в законе, сторонники формально-юридической теории (например Лабанд) пытаются определить отношение подданства путем простого перечисления этих прав и обязанностей; так, ими указывается «обязанность повиновения» подданного отечественной власти независимо от его местопребывания, — притом повиновения не только пассивного (оно обязательно и для иностранца), но и «активного», т. е. несения личных натуральных повинностей (воинская повинность для защиты отечества) и иных активных обязанностей, налагаемых на лицо его подданством и служением государству; обязанность «верности», т. е. не предпринимания ничего во вред государства (поэтому понятие «измены» применимо только к деяниям подданных). С другой стороны, указывают на обязанность государства защищать подданного повсюду, где бы он ни находился (в отличие от иностранца, который стоит под защитой государства лишь во время пребывания в его пределах), и на соответственное «право» подданного требовать такой защиты (ср. XXII, 43); далее — на право подданного пребывать в отечественном государстве и на обязанность государства не отказывать в принятии обратно своих подданных (хотя бы бродяг, нищих и т. п.), возвращающихся в отечество или возвращаемых чужим государством; соответственно этому отрицается право изгнания государством своих подданных и навязывания их чужим государствам (ср. XII, 37/38). Наконец, указывают на невыдачу государством своих подданных и на присвоение т. н. политических прав (т. е. участия в управлении) только подданным (не иностранцам).
Однако и такой перечневой способ определения прав и обязанностей, специально будто бы характеризующих отношение подданства, неудовлетворителен, так как на практике и даже в законодательствах можно указать нередкие отступления.
Рассмотрение различных доктрин об отношении подданства приводит к выводу, что доктрина в данном случае, как и во многих других, подчиняет свои построения явлениям действительной жизни. Этим объясняется смешение ею в рассматриваемом вопросе о взаимных правах и обязанностях подданства и государства представлений и выводов, почерпаемых из органического понятия о «государстве», с явлениями действительной современной государственной жизни. Так, в вопросе о праве подданного на пребывание в отечестве, это «право» очевидно является выводом доктрины из того факта, что «изгнание» подданного из отечества рассматривается в законодательствах как наказание, как ограничение прав подданства. Но, например, несущий за границей государственную службу и не имеющий права вернуться в отечество без разрешения государственной власти подданный не лишается подданства. Также и «обязанность» государства принимать обратно своих подданных вытекает не из мотивов государственного права, а международного, государство не вправе навязывать другому своих подданных (в этом смысле заключено много международных договоров, между прочим — России с Германией 1894 г.). Также в вопросе о «праве» подданного на защиту его отечественным государством на чужбине и о соответственной «обязанности» государства к своим подданным. Такое «право» подданства точно установлено только в 3 ст. германской конституции, а «обязанность» государства можно лишь косвенно вывести из того факта, что обязанность охранять соотечественников за границей возлагается всеми культурными государствами на их дипломатических агентов и консулов и фигурирует как в национальных консульских уставах (у нас — ст. 47), так и в международных консульских конвенциях. Также и в случае разрыва между двумя государствами защита подданства обычно препоручается ими какому-либо дружественному государству. Но, с одной стороны, это «право» ничем не обеспечено, а с другой — государство осуществляет обычно эту свою «обязанность» лишь в той степени, в какой признает это для себя удобным по «политическим» соображениям. Заметим кстати, что в международных отношениях право государства на выступление в защиту своих подданных в чужом государстве признается только в том случае, если последние подвергаются неправомерному, т. е. противному договорам, обращению со стороны самой государственной власти чужого государства или ее органов. В частности весьма спорным является вопрос о праве защиты государством подданных, потерпевших в своих экономических или финансовых интересах (при участии в государственных займах и т. п.). И вообще, вследствие нынешнего чисто формально-юридического характера подданства, нельзя указать ни одной даже обязанности лица к государству, которая могла бы быть признана как исключительно характерная для отношения подданства: даже обязанность активного служения государству (отбывание воинской повинности) налагается некоторыми законодательствами (Бельгия) и на иностранцев, а «верность» государству (в формальном, конечно, смысле) обязан соблюдать и иностранец ввиду наказуемости всякого его деяния, направленного в ущерб государству, в котором он хотя бы временно пребывает. Поэтому все встречаемые еще и в современной доктрине попытки юридически охарактеризовать отношение подданства путем перечисления таких взаимных прав и обязанностей подданного и государства, которые специально свойственны этому отношению, должны быть признаны неудачными ввиду разнообразия в этом отношении современных законодательств и современного чисто формального отношения их к вопросам о приобретении и утрате и вообще об изменении подданства, и единственным в настоящее время юридическим признаком, отличающим подданного от иностранца, может быть признано лишь правило, по которому подданный подлежит как территориальному, так и личному верховенству государства, т. е. подчинен его власти всегда и везде, независимо от его местопребывания, а государственной власти государства, в котором он пребывает, он подчинен лишь пока пребывает в пределах этого чужого государства (вследствие территориального верховенства последнего) и поскольку это подчинение совместимо с его обязанностями подданного. Это согласование обычно достигается на практике путем международных соглашений между отдельными государствами и внесением соответственных постановлений в местное законодательство в виде особых «прав иностранцев» (например изъятие иностранцев от несения воинской повинности и т. п.). Такой вывод современной доктрины является необходимым последствием новейшей тенденции законодательств всех культурных государств к уравнению прав иностранцев и подданных, тенденции, вызываемой развитием, и расширением международного общения и оборота, причем изъятия делаются лишь из особых соображений политических или экономических того или иного конкретного государства.
Так как подданство лица государству иногда исключает возможность одновременного служения и другому (например, воинская повинность, некоторые виды государственной службы, обязанности к отечеству в случае войны или внешней опасности для государства), то подданство возможно de jure только одному государству. Исключение возможно только в так называемых сложных государствах, когда подданный союза является вместе с тем подданным какого-либо отдельного государства, входящего в состав союза, причем иногда одно обусловливается другим. Например, в США подданство союзу влечет за собой подданство штату, в котором лицо имеет местожительство; в Швейцарии подданство кантону влечет за собой подданство федерации; в Германии подданство союзному государству совмещается с подданством империи подданство устанавливается, конечно, рождением от подданства в стране, — по всем законодательствам; иногда оно приобретается рождением в стране, хотя бы от иностранца (jure soli) — в южноамериканских государствах, в Дании, прежде — в Англии, Франции; но в большинстве государств принято признавать подданными и лиц, рожденных от подданных за границей; иногда рождение в стране от иностранца дает лишь преимущества такому лицу в смысле облегчения формальностей натурализации в ней (Россия). Подданство приобретается и изменяется в силу брака (жена следует за подданством мужа) и семейного положения (малолетние дети следуют за подданством отца), вследствие узаконения (Россия) и усыновления, вследствие перехода территории во власть другого государства. Особенно неудовлетворительно поставлен в законодательствах вопрос об утрате подданства. Перемена подданства вполне признается всеми законодательствами, но лишь в очень редких случаях приобретение чужого подданства обусловливается прекращением прежнего (как при натурализации, так и при увольнении из подданство). Так, дети датского подданства, рожденные в России, по нашим законам будут считаться датскими подданными, а по датским — русскими. Особенно благоприятные для возникновения двуподданства и даже бесподданства условия создаются утратой подданства (ср. XXII, 43). Так, отказ подданного вернуться в отечество для отбывания воинской повинности, или отказ его оставить иностранному государству службу, или продолжительное, в течение определенного законом максимального срока (10 лет) пребывание за границей без имматрикуления в отечественном консульстве, или, наконец, эмиграция без разрешения влекут за собой иногда (Австрия, Швеция, Дания) утрату подданства (увольнение из него). Наконец, в Германии, Австрии, Соединенных Штатах натурализация подданного в чужом государстве не влечет сама по себе утраты отечественного подданства, и таким образом закон прямо дает возможность подданному фиктивно принимать чужое подданство ради личных или политических интересов. Зато Германия не разрешает увольнения из германского подданства ранее отбытия германским подданным воинской повинности в отечестве (тоже Россия). Англия пытается противодействовать фиктивным или недобросовестным натурализациям в Англии отказом в защите натурализовавшегося в Англии иностранца в случае возвращения его в его прежнее отечество. Наконец, законодательства, устанавливающие утрату подданства за незаконную отлучку из отечества, допускают восстановление его в любое время утратившим его лицом (Германия, Венгрия, Швеция, Норвегия, Голландия). Предварительного увольнения натурализуемого лица из его подданства требуют очень немногие законодательства (Швейцария, Венгрия) и некоторые международные конвенции (Австрия—Германия, Швейцария—Германия), и не требуют его законодательства таких стран, как Франция, Германия, Англия, Италия, Бельгия. В США требуется формальное «отречение» натурализуемого от его прежнего подданства. Вступление на иностранную государственную службу без разрешения своего правительства влечет за собой иногда утрату своего подданства (Германия, Италия, Франция), хотя бы такою службой не приобреталось новое подданство.
Подданство лица имеет огромное значение не только во внутригосударственной жизни, но и в международном обороте. Не говоря уже о том, что так называемый личный статут индивида (недееспособность, права семейные, по наследованию и т. п.: определяется в так называемом частном международном праве подданством лица, т. е. сообразно его отечественному законодательству, помимо этого, индивид, как «человеческая личность», пользуется в международном обороте лишь очень ограниченной защитой в зависимости от юридического строя данного государства, где он пребывает: лицо, иностранец пользуется широко обеспеченным юридическим положением и точно определенными и юридически обеспеченными правами лишь в качестве подданного того или иного государства, и притом в той степени и в тех размерах, в каких эти права обеспечены за ним, помимо местного законодательства, еще международным соглашением (договором) его отечественного государства с государством его пребывания (ср. иностранцы). Между тем, при нынешнем разнообразии положительных законодательств различных государств, как мы видели, возможны и очень часто наблюдаются в действительности случаи двуподданства (sujets mixtes) и даже бесподданства (apolis) лиц несмотря на то, что по существу подданство возможно только одному государству и что обязанности подданства к государству исключают иногда возможность служения двум государствам (например, защита отечества, т. е. воинская повинность). Двуподданство возможно как явление случайное (как последствие указанного различия законодательств); но при желании для отдельного лица является возможности легально воспользоваться им в своих личных целях или ради целей политических; с другой стороны, этим вносится неопределенность в государственный и гражданский правовой порядок в тех случаях, когда (как во Франции, Бельгии, Голландии, Италии, Швейцарии и т. д.) личный статут лица в чужом государстве определяется его национальным законом, а не местожительством (domicil).
Литература: Lehr, «La nationalité» (1909); Sicber. «Das Statsbürgerrecht» (2 Т., 1907); Bisocchi, «Acquistе e perdita della nazionalità» (1907); Weiss, «Traité théorique et pratique de dr. internat. privé» (т. I, 1907); Gogordes, «De la nationalité» (1890); Martitz, «Recht d. Statsange hörigkeit im internat. Verkehr» (1875); Гессен, «Подданство» (1899); Коркунов, «Укоренение иностранцев и прекращение подданства» (в «Сборнике статей», 1898), Александренко, «О подданстве и натурализации» (1904).
В. Уляницкий.
Номер тома | 32 |
Номер (-а) страницы | 413 |