Полонский Яков Петрович

Полонский, Яков Петрович, поэт (1819-1898). В своих письмах к А. П. Чехову Полонский называет себя человеком, «не избалованным восторгами». В самом деле, стихи Полонского, как озими: семена его лирики и до сих пор лежат под снегом; а между тем Полонский, несомненно, настоящий поэт Божьей милостью:

Были невнятны и дики его вдохновения

Многим, — но тайна богов требует чутких людей;

Музыки выспренний гений недаром любил сочетания

Слов его, спаянных в нечто душевным огнем.

Это нечто захватывало чуткого читателя в поэзии Полонского. С доверчивой близостью, душевной теплотой подходил поэт к своему читателю, с которым, казалось, давно сжился. С редкой свободой и легкостью лились его музыкальные песни «чужды сует» и улыбались, и вызывали улыбку, и согревали своим теплым лиризмом. Кто же не знает его «Кузнечика-музыканта», его «Елки», его «Песни цыганки», «Мой костер в тумане светит», его музыкального стихотворения «О, за что я люблю тебя, светлая ночь!», его незабываемого полного грации детского стихотворения «Ночью в колыбель младенца» или чудесного «Был у Христа-Младенца сад»?...

У Полонского есть свое лицо, есть свой акцент творчества, своя манера выражаться, свои настроения. И. С. Тургенев в его поэзии находил «смесь простодушной грации, свободной образности языка, на котором еще лежит отблеск Пушкинского изящества, и какой-то, иногда неловкой, но всегда любезной, честности и правдивости впечатлений». Это счастливое определение индивидуальности Полонского. Часто стихи его неряшливы, не отполированы и не отшлифованы, льются, как импровизация; длинные поэмы и повести в стихах утомляют длиннотами и прозаизмами, напоминают черновики, — но все это искупают задушевность, детская непосредственность и свежесть. Правда, наряду с пьесами, написанными по вдохновению, по наитию, поэт пытается придумывать дидактические произведения, в роде «Вложи свой меч», «За непогрешимость», «15-го июля 1888 г.» и т.д.; но они ему не удаются.

В литературе Полонский появляется еще в 40-е годы. Уже тогда в стихотворении «Дорога» он пишет: «про черный день нет песни у меня». Правда, у Полонского не было стройного миросозерцания, не было «плана». Это в особенности отразилось на его многочисленных прозаических произведениях, которых у него шесть томов и которые неприятно поражают своей натуралистической стенографичностью. В ценном письме к А. П. Чехову (88 г.) он признается ему, только ему, в отсутствии плана: «Все, что писал я прозой, я писал без всякого заранее обдуманного плана. Написав первые главы и ясно, до наглядности ясно, представив себе выводимые мной личности и характеры, я точно решал задачу: что выйдет из таких-то и таких-то их соотношений, — и таким образом все предыдущие главы диктовали мне главы последующие» (см. сборник «Слово», Полонский к десятилетию смерти Чехова, стр. 233). И как поэт и как прозаик Полонский не вынашивает произведений, которые бьются у него под сердцем. Но зато прав был поэт, когда ставил себе в заслугу правдивость по отношению к эпохе, которую изображал. В «Признаниях Сергея Чалыгина» он изобразил конец царствования Александра I, время после Отечественной войны, настроения накануне 14-го декабря. Он рисует психологию ребенка, который был случайно свидетелем исторических событий на Сенатской площади, с захватывающей правдивостью. В «Дешевом городе» Полонский дает «вернейшую копию» Одессы и одесского общества в 1845 году; в «Нечаянно» рисует петербургские нравы 60-х годов. Лучшими произведениями в прозе являлись его «Крутые горки» и «Под гору», в которых описан быт петербургских мелких хищников и милых хищниц-зверьков. Трогательна здесь история гимназиста Пети  Клика, который явился жертвой классицизма и был загублен тупицей чехом. Страницы, посвященные классической муштре и борьбе против этой муштры, критика называла гражданским подвигом со стороны романиста. Если поэт не явился ни в стихах, ни в прозе провозвестником определенных идей, то, несомненно, над ним властвовали идеи, воспринятые им еще в московском университете 40-х годов. Полонский до конца был поэтом гуманности, его симпатии на стороне того певца, который заставил в его поэме «Казимир Великий» вспомнить о народе, голодном и бесправном. Н. Н. Страхов видел в его поэзии направление, которого «лучшим представителем был Грановский: это — поклонение всему высокому и прекрасному, служение добру и красоте, ненависть ко всякому насилию и мраку». Свои настроения передавал поэт наиболее ярко не в риторических стихах, а в наивных поэмах, согретых глубокой любовью. «В его слове была правда истинная».

Полонский родился в Рязани. По окончании курса юридического факультета московского университета в 1844 году, он издал первую книжку своих стихотворений («Гаммы»). В первое время жизнь его складывалась очень неудачно: ему приходилось терпеть нужду, переезжать с места на место, зарабатывая средства частными уроками. Был он сначала в Одессе, затем перебрался в Тифлис, где занял место помощника редактора «Закавказского Вестника»; здесь он, кроме целого ряда стихотворений, написал драму «Дареджана» для тифлисского театра, которая, впрочем, не была дозволена к представлению. Затем он снова думает устроиться в Петербурге, но неудачно, и, больной, уезжает за границу. По возвращении в Петербург в 1858 году, Полонский становится редактором журнала «Русское Слово», но через два года оставляет его и поступает секретарем в комитет иностранной цензуры, и по цензурному ведомству Полонский служил до конца жизни. (Библиографию см. XI, 688).

В. Львов-Рогачевский.