Преступления политические

Преступления политические. В ряду преступных деяний, признаваемых современными кодексами, преступления, именуемые политическими, выделяются в особую группу, причем такое выделение может быть производимо с различных точек зрения: 1) с международно-правовой точки зрения вопрос о преступлениях политических возникает в связи с особенностями в области выдачи, определения пространства действия уголовных законов и значения иностранных уголовных приговоров; 2) с точки зрения процессуальной преступления политические часто выделяются в особую группу ввиду особой подсудности, особых судопроизводственных гарантий и изъятий, а иногда особого порядка преследования; 3) с точки зрения помилования и амнистии — ввиду особых условий применения их к политическим преступникам; 4) с точки зрения карательной — ввиду существования особых наказаний за преступления политические или особых правил отбытия общих наказаний. Объем деяний, охватываемых термином преступления политические, для каждой из этих групп может быть определен различно, причем в редких случаях он строго определяется законом, большей частью же он определяется доктриной и практикой. Перед тем как перейти к определению этого понятия на основании нашего положительного права, укажем на имеющиеся в литературе попытки определения существа преступления политического. Наиболее узким по объему, но чаще всего встречающимся является определение по объекту: политическими признаются деяния, посягающие на основные начала государственного устройства страны, как бунт, восстание, участие в заговорах; или посягательства на целость и независимость государства,   как измена; или, наконец, деяния, грозящие опасностью для государственного спокойствия, как составление сообществ, пропаганда, некоторые виды преступлений печати и т. д. Редакционная комиссия по составлению Уголовного Уложения понимала под преступлением политическим «преступление, направленное против государства, как целого, не против отдельных материальных условий существования государства, а против его политического внутреннего или внешнего бытия» (Объяснительная Записка I, стр. 106). Составитель бельгийского уложения Гос признает политическими «деяния, исключительно направленные против существующего государственного строя, которые стремятся его низвергнуть, изменить или хотя бы поколебать». С такой точки зрения к числу преступлений политических должны быть отнесены преступления государственные в тесном смысле, т. е. по нашему праву бунт, посягательства на монарха, государственная измена, смута, т. е. главы II, IV и некоторые части V гл. Уголовного Уложения 1903 г., причем остается неясным, должно ли быть при этом принято воззрение законодателя на данное преступление, как на государственное, или теоретическая точка зрения. Например, оскорбление члена Императорского Дома, могущее не иметь под собой политических оснований, остается ли преступлением государственным (ст. 106 Уг. Ул.) или лишается этого характера? Составители Уг. Ул. предполагали «признаком, определяющим существо преступлений государственных, с точностью указать объект, т. е. интерес или благо, охраняемое выраженной в законе нормой, на которую посягает преступник. Таким объектом в данном случае является самое существование государства, ненарушимость его бытия, целости, независимости» (Объяснительная Записка II, стр. 3). Стройность предположений редакционной комиссии была однако нарушена Особым Присутствием при Государственном Совете, которое включило посягательства на членов Императорского Дома в главу о бунте, хотя та же комиссия признавала, что «таковые преступления не содержат в себе посягательства на бытие государства, на его государственный строй» (стр. 10). С другой стороны, в других главах кодекса рассеяно немало преступлений, отнесенных к группе противодействия правосудию, должностным   преступлениям, связь которых с посягательствами на государственный строй самая тесная (например, ст. 163, 164, 166 ч. 2, 170, 173 ч. 4, 437, 643, 644 ч. 4 и т. п.). Классификация преступлений политических по объекту оказалась недостаточной. Группу преступлений собственно государственных пришлось дополнить понятием «примыкающих к преступлениям политическим деликтов» (delits connexes). Определение этой группы представляет наибольшие трудности. Под «примыкающими» прежде всего можно разуметь преступные деяния, учиненные в развитие преступлений государственных в собственном смысле. Так, редакционная комиссия признавала, что «к группе преступлений политических должны быть отнесены и такие преступные деяния, которые были выполнены или которые сопровождались насильственными действиями, если только эти действия составляют известные моменты развития попыток колебания или ниспровержения государственного строя, например, поджоги, повреждение телеграфов, путей сообщения при бунте и т. п.» (Объясн. Зап. II, 106). Ограничение délits connexes только насильственными посягательствами является слишком тесным. Шире определение бельгийского кассационного суда (от 12 марта 1855 г.), который под деяниями, имеющими связь с государственными преступлениями, разумеет «такие деяния, оценка которых в отношении их преступности может зависеть от чисто политического характера главного деяния, но это постановление не должно применяться к тем деяниям, какова бы ни была их цель и какова бы ни была форма правления страны, которые осуждаются нравственностью и должны подвергаться каре уголовного закона во все времена и у всех народов». Но выставленный критерий универсального нравственного характера едва ли может быть признан устойчивым. С 80-х годов XIX в. поэтому вместо «примыкающих» преступлений политических стали говорить вообще о «преступлениях, вызываемых политическими побуждениями», в группу каковых могут входить самые разнообразные преступления общеуголовного характера, но учиненные с политической целью. Лишь чтобы сузить этот критерий, из него стали выделяться отдельные более тяжкие преступления. В чем лежит причина особого положения преступлений политических в системе уголовного права? Одни авторы видят ее в крайней изменчивости охраняемого блага: что вчера было преступлением, то сегодня, с изменением политического строя, перестает им быть. Этот взгляд не вполне точен. Объекты государственных преступлений обладают не большей изменчивостью, чем объекты некоторых иных преступлений; составы многих преступлений этого рода, напротив того, обладают весьма значительным постоянством. Другая теория обращает внимание на особый характер субъектов этих преступлений. Здесь несколько разновидностей: одни видят в политических преступниках людей увлекающихся, которые могут впоследствии изменить свои взгляды; другие считают, что это — люди, действующие по высоким, принципиальным побуждениям, против которых уголовная угроза бессильна; третьи считают политических преступников особым психофизиологическим типом (Ломброзо и Ласки). Но все эти различия, если и признать то или иное из них, могли бы иметь значение в области специального предупреждения, но далеко не объясняют правовых особенностей преступлений политических. Наконец, имеется взгляд, рассматривающий политическую преступность, как тип эволютивной преступности, в противоположность преступности дегенеративной: преступление политическое не служит проявлением нравственной порочности лица, его антисоциальных качеств, напротив, мотивом политической преступности является стремление к общественному благу, как его понимает данное лицо, и, кроме того, эта преступность имеет коллективно-классовый характер: преступления политические — скорее внутренняя борьба, чем преступность. Такой взгляд на нее сложился преимущественно в середине XIX в., в эпоху частых политических переворотов, связанных с утверждением в Европе представительного  строя. С упрочением последнего, в общий взгляд вносятся поправки, и, например, из политической преступности начинают выделять анархистическую (ср. II, 583), на которую особенности преступления политического не распространяются. С другой стороны, характер, аналогичный преступности политической, начинают получать акты социально-экономической борьбы.

Переходим теперь к характеристике особенностей преступлений политических, имея ввиду главным образом русское право.

I. Преступления политические в международно-правовых отношениях: а) Выдача. Первые случаи невыдачи политических преступников относятся к концу XVIII в., но лишь после 1830 г. этот принцип невыдачи становится общим началом, оговариваемым почти во всех трактатах о выдаче. Несколько позднее многие страны провели в законодательном порядке запрет выдачи политических преступников (Англия, Италия, Швейцария и др.). В нашем праве оговорка о невыдаче за преступления политические проводится впервые с 60-х гг. (договор 1866 г. с Данией, 1867 — с Голландией и т. д.). С 1856 г. из области преступлений политических, не допускающих выдачи, начинают исключаться деяния, состоящие в посягательствах на жизнь (а позднее здоровье и честь) главы государства или его семьи (ср. XII, 7). Эта оговорка, впервые принятая Бельгией после произведенного покушения на жизнь Наполеона III (убийца скрылся в Бельгии, которая затем выдала его Франции), получила название «бельгийской». Международными соглашениями эти изъятия распространяются еще далее. По формуле, принятой Институтом международного права на сессии в Женеве в 1892 г., постановлено, что выдаче подлежит лицо, учинившее, хотя и по политическим побуждениям, тяжкие с точки зрения морали и общего права преступления, каковы: убийство, отравление, нанесение увечья, поджог, взрыв (тез. VIII), причем не почитаются политическими деяния, направленные против основ всякого общежития, а не только против данного государства. По заключенным ныне Россией договорам преступления политические исключаются из выдачи безусловно (договор с Италией, Англией и Швейцарией) или с «бельгийской оговоркой» (договор с Бельгией, Баварией, Австрией, Нидерландами, США и др.). В договорах с Испанией и Пруссией оговорки о невыдаче политических преступников не содержится. Вопрос о проведении запрета выдачи политических преступников в законодательном порядке у нас возник в связи с составлением Уголовного Уложения в 80-х гг. Редакционная комиссия стала на точку зрения недопустимости такой выдачи с рядом оговорок (Объяснительная Записка, т. ІІ, стр. 110). Но при издании Уголовного Уложения в 1903 г. Государственный Совет счел необходимым отказаться от принципа невыдачи политических преступников, допустив выдачу «за тяжкое преступление или преступление, хотя бы вызванное политическими побуждениями или совершенное совместно с преступным деянием, именуемым в международных договорах политическим, или по поводу такого деяния». Выдача происходит согласно договору или на основании установившейся взаимности. Закон 25 декабря 1911 г. о выдаче преступников повторил эту оговорку Государственного Совета (ст. 852; Уст. уг. суд.), требуя лишь условий взаимности. б) В отношении действия уголовного закона Уг. Ул. 1903 г. (ст. 11) предоставляет русской судебной власти преследовать и карать виновного по русским законам даже в том случае, если учиненное им за границей деяние не было воспрещено местом его учинения, или если он был за границей оправдан, осужден или освобожден от наказания, при учинении ряда преступлений политических (ст. 99 до 102, 126, а когда виновный — российский подданный, то и 103 ч. 1,108—111, 114—118, 643 ч. 2 и 3, 645 ч. 4 и 668 Уг. Ул.), причем даже время, отбытое в качестве наказания за границей, ему не засчитывается в срок наказания. в) В отношении силы иностранных приговоров ныне признается  возможность признания юридической силы за праволишениями, назначенными иностранным приговором; однако это признание, согласно резолюциям Парижского конгресса 1900 г. и Вашингтонского тюремного конгресса 1910 г., должно быть распространяемо лишь на общеуголовные, но не преступления политические.

II. С точки зрения процессуальной преступления политические издавна выделяются особо. Так, для них создается часто особая подсудность. Например, в английском праве важнейшие преступления политические рассматривались в суде парламента, а в былое время в королевском совете (Звездная Палата), ныне же они должны быть рассматриваемы в королевском суде (центральном или   в ассизах) с участием присяжных, а не в четвертных сессиях. Во Франции, Италии, Австрии преступления политические рассматриваются в суде присяжных, независимо от их тяжести. У нас особенно развита чрезвычайная подсудность преступлений политических. До 1906 г. они могли рассматриваться в Верховном уголовном суде. С 1872 г. и по настоящее время по особым Высочайшим повелениям дела о преступлениях политических могут быть передаваемы в Особое Присутствие Сената (п. 2 ст. 1032). Нормально они ведаются не мировыми и окружными судами, как преступления общие, а судебными палатами (ст. 1032 Уст. уг. суд.). Участие присяжных заседателей по этим делам устранено, вместо них по делам, влекущим наказания с лишением прав или, по новому уложению, не ниже исправительного дома, участвуют сословные представители. Это ограничение, которому составители Судебных Уставов придавали временный характер, сильно упрочилось в нашем праве. Отступление от него составил закон 18 марта 1906 г., который подчинил суду с присяжными важнейшие преступления против свободы и правильности выборов в законодательные учреждения. Далее для преступлений политических создаются особые процессуальные гарантии. Ими особенно богато английское право, которое в случае политических обвинений предоставляет обвиняемому право широкого немотивированного отвода присяжных, заботливо относится к организации защиты и т. д. Наше право знает также множество процессуальных особенностей, создающих даже особый порядок производства по государственным преступлениям (ст. 1030—1061 Уст. уг. суд.), но большинство их не улучшает, а ухудшает положение обвиняемого. Таково введение жандармского дознания, имеющего силу, одинаковую с предварительным следствием, расширение прав ареста, обыска, осмотра почтовой корреспонденции, отмена предания суду, сокращение процессуальных сроков, более широкое право закрытия дверей заседания, ограничение круга лиц, могущих быть защитниками, и т. д. Понятие государственного преступления в процессуальном смысле у нас имеет совершенно точный объем (см. ст. 1030 и 1031 Уст. уг. суд.).

III. С точки зрения помилования и амнистии преступления политические у нас обыкновенно выделялись при Всемилостивейших манифестах (см. манифест и помилование); дарование помилования здесь обыкновенно обставлялось различными условиями. В конституционных странах преступления политические являются почти исключительным объектом амнистии (см.), причем существует подробная практика разграничения общих и преступлений политических с этой точки зрения. У нас круг преступлений политических, подлежащих амнистии, был впервые намечен в указе 21 октября 1905 г., а затем в проектах об амнистии, вносившихся в 1 и 2 Государственные Думы (см. П. Люблинский, «Право амнистии», 1907, стр. 334 сл.).

IV. С точки зрения наказания. По отношению к преступлениям политическим существуют особые наказания. Так, французское право запрещает применение смертной казни за преступления политические (с 1848 г.) и знает особое наказание-депортацию. В нашем праве смертная казнь становится наказанием, назначаемым по общему праву, кроме карантинных преступлений, исключительно за преступления политические. Ссылка на поселение также применяется по преимуществу за преступления политические (с закона 1900 г.); в прежнее время известна была политическая смертная казнь, заменявшая физическую казнь (отменена с введением в действие Уг. Ул. по закону 1904 г.); по преимуществу за преступления политические назначается крепость. При отбытии общих наказаний политические преступники иногда подлежат особым правилам: они содержатся отдельно от прочих осужденных (кроме каторжных работ), по некоторым западным законодательствам они содержатся в привилегированном классе и освобождены от обязательных работ (Англия, Америка). В общем следует сказать, что в нашем праве по отношению к политическим преступникам остатки старого права, видевшего в них квалифицированных преступников, сильнее, чем ростки нового, выработанного Западом права, признающего политических преступников лишь людьми, нуждающимися в сдержке, а не в строгих карах.

Литература: П. Малянтович и Н. Муравьев, «Законы о преступления политические» (1910); Ломброзо и Ласки, «Политическая преступность» (1906); Proal, «Les crimes politiques»; Urysohn, «Verbrechen des Hochverraths im russischen Rechte» (1908); «Труды русской группы криминалистов собрание в Москве 1909 (доклады Полянского, Урысона, Ордынского и др.); Люблинский, «Преступления против избирательного права» (1906); Червонецкий, «О государственных преступлениях», под ред. П. Пусторослева (1914); его же, «Система государственных преступлений» («Ж. Уг. Пр.», 1912); Farbequelles, «Traité des debts politiques et de la presse»; Klibansky, «Die strafbaren Verbindungen nach russischen Rechte» (1913); Есипов, «Уголовное право», часть особенная: «Преступления против государства и отечества»; «Объяснительная записка к уголовному уложению» (1897, т. II).

П. Люблинский.