Пуризм

Пуризм (от латинского purus — чистый), стремление к чистоте языка, иногда преувеличенное, но часто и законное. Язык народа есть живая традиция, и здесь, как во всяком развитии, естественно столкновение между закономерностью традиционного целого и непокорностью живого языка, преступающего традицию иногда творческим ее преодолением, иногда ненадлежащим ее нарушением. Против невнимания к общепринятым формам языка, как органического целого, восстает как подсознательное языковое ощущение, чаще всего консервативное, эстетическое и национальное, так и сознательная мысль, которая, видя в языке важнейшее практическое орудие, не может мириться с различными недостатками речи литературной и разговорной, отражающимися на ее должном применении. То, что язык есть явление развития, хотя и целесообразного, однако свободного, нисколько не устраняет возможности появления в нем искажений, инородных стихий, нарушающих его целостность, затрудняющих понимание, неспособных к слиянию и развитию, звучащих неприятно для слуха, привыкшего ощущать в языке известную систему, иногда оскорбляющих условное и групповое чувство пристойности. И стихийно-органическому характеру языка не противоречит сознательное тяготение к чистоте речи, к ее обереганию от иноязычных влияний, от грамматических и стилистических неправильностей, от недостаточно понятных или нецелесообразных новшеств. Особенно естественно стремление охранять от всего наносного, уродующего, грубого и неблагозвучного речь литературную, и стилистическая теория, обсуждая различные такие уклонения, как архаизмы, варваризмы, провинциализмы, неологизмы и т.п., с одной стороны, видит в них законное проявление индивидуальности речи писателя, с другой стороны, однако, пользуется этими категориями для распределения по ним многообразных погрешностей против правильности и чистоты языка. Среди таких погрешностей заслуживают особого внимания варваризмы и неологизмы, обличаемые с особенной страстностью, объясняемой тем, что пуризм часто бывал связан с тенденциями не чисто литературно-лингвистическими, но больше общественно-политическими.

Под прикрытием борьбы против иностранных слов не раз велась борьба против чужеземных освободительных идей; возмущение новым словом часто прикрывало ненависть к враждебной мысли. И наоборот, отвержение старого способа выражения есть вид нападения на устарелое мировоззрение. Так, в наши дни одни нападают на новые термины и новые словообразования, связанные с новым бытом, другие же отвергают, как устарелую и тормозящую, церковную, библейскую, канцелярско-бюрократическую или религиозно-идеалистическую фразеологию. Политический пуризм, видящий во внесении иностранного слова кощунственное потрясение основ народно-государственной жизни, обычно бывает груб и невежествен, так как забывает, что языковые заимствования также неизбежны в культурном развитии, как идейное взаимодействие. И, во всяком случае, было ли в свое время уместно введение иностранного слова, или нет, оно в дальнейшем почти всегда срастается с живой тканью языка, делая ее необходимым его элементом. В частности, в русском языке, как показало исследование, к иностранному первоисточнику восходит множество слов, давно усвоенных речью и звучащих как коренные русские слова (например, немецкие: плуг, меч, буква, блюдо; татарские: сарай, сундук, туман, товар; греческие: исполать, куралесить, катавасия и мн. др.). Практика пуризма должна направляться не столько общими теоретическими соображениями, сколько языковым чутьем и литературным тактом. Во всяком языке много новообразований, казавшихся уродливыми в момент их внесения и, однако, прочно вошедших в состав языка. Нельзя также отвергать новые формы только на том основании, что мы с ними не встречались у образцовых писателей или в разговорной речи; язык должен обновляться, и не так просто решить в отдельном случае, имеем мы дело с словесной однодневкой, — также имеющей права на существование, — или с обогащением языка. Лишь его история скажет, в какой степени жизнеспособны были новшества, принесенные, например, «словесной инструментовкой» декадентов, «заумью» футуристов и т.п. Но надо помнить, что мы говорим и писатель пишет не для обогащения языка и истории литературы, но для выражения своей личности и для воздействия на других.

В разные времена в разных условиях всегда менялись объекты пуризма. Деятельность его бывала направлена то на поэтический стиль, то на разговорную речь, то на научный язык, то на словарь, то на фонетику, то на грамматику.

После периода литературной изысканности (гонгоризм в Испании, маринизм в Италии, юфуизм в Англии, прециозность во Франции) в Европе XVII века получили всеобщее преобладание требования простоты и ясности, черпавшие идеал в стиле классической древности и с наибольшей отчетливостью выразившиеся в свое время во французском классицизме. Однако, классицизм тоже нес с собой, с одной стороны, пуристическое предпочтение высокого стиля и борьбу с «низкими» словами; с другой — под французским влиянием национальные языки загромождались иностранными словами, и борьбой с ними отмечены лингвистические стремления XVIII века в Германии, Италии, России. До сих пор показательным остается то, что усилия французских пуристов направлены почти исключительно на правильность и стилистическую безукоризненность литературного языка, тогда как немецкий пуризм заботится почти исключительно об очистке языка обиходного и научного, очень склонного к словарным заимствованиям. Средоточием этих тенденций является во Франции Академия, во многовековой работе обновляющая свой словарь, назначение которого не только научное, но и практически-нормативное. В Германии стремление пуристов практически объединяет и направляет Deutscher Sprachverein, развивающий чрезвычайно широкую и напряженную деятельность по очистке словаря от иностранщины, но при этом борющийся также за ясность и простоту, например, научного, торгового, законодательного языка и добившийся в этом отношении очень многого. Авторитет общества так велик, что с ним считаются при редактировании законопроектов. Несмотря на ясную националистическую окраску деятельности общества, оно успешно борется и с претенциозными и неуклюжими «истинно-немецкими» архаизмами. В России уже Крыжанич и Посошков указывали на необходимость очистки языка, уже Тредьяковский, Ломоносов, Сумароков изобретали удачные русские слова для замены иностранных и успешно боролись со славянизмами.

Российская академия, работая над словарем, пыталась при его посредстве заменять иностранные слова русскими, но сочиненные слова (например «слушалище» вместо аудитория, «приобщник» вместо адъюнкт и т.п.) не привились. Неизмеримо удачнее была деятельность отдельных ученых, создавших русскую естественнонаучную и философскую терминологию. Начало XIX века ознаменовано пурификаторской деятельностью знаменитого Шишкова, яростно боровшегося против удачных неологизмов Карамзина. В дальнейшем против иностранщины выступал Погодин (1860) и другие националисты, вплоть до «Нового Времени». В 1897 году был основан «Союз ревнителей русского слова», мало проявивший себя. В шовинистическом неистовстве, вызванном войной 1914 года, значительное место занимал (не только в России) националистический пуризм правительств, выражением которого явилось у нас переименование Петербурга в Петроград. Однако, то, что даже направленный на иностранщину пуризм не имеет необходимой связи с политическим консерватизмом, показывает краткая заметка В. И. Ленина «Об очистке русского языка», где говорится: «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности, употребляем неправильно. К чему говорить дефекты, когда можно сказать недочеты, или недостатки, или пробелы... Не пора ли объявить войну коверканию русского языка?» («Ленинградская Правда», 1924, №278). В речи на московской губернской партийной конференции М. И. Калинин говорил: «Нужно к преподаванию политграмоты допускать только таких лекторов, которые умеют говорить на настоящем русском языке... Ни один агитатор, ни один оратор не будет ни агитатором, ни оратором, если он русский язык изучает только по газетам. По газетам русский язык не изучишь, а забудешь, потому что вы сами знаете, как пишутся наши газеты» («Известия», 1927, №15). Здесь основа пуризма чисто практическая.

Литература. Стилистики: немецкие — Эльстера (1911), Энгеля (1914), французская Бальи (1905); Noreen, «Оm sprákrightighet» (Упсала, 1888); М. Bréal, «Qu’appelle-t-on pureté de language» («Journal des savants», 1897); Soyson Bidet (М. Schwob), «Moeurs des diurnales» (1902); Е. Dêschanel Les déformations de la langue française» (1904); Витберг, «Ревнители русского слова прежнего времени» (1899); В. Чернышов, «Правильность и чистота русской речи» (1914-1916, 8 т.) - Словари неправильностей русской разговорной речи В. Долончева (1909), Н. Огиенко (1912.); Горнфельд, «Новые словечки и старые слова» (1922); Винокур, «Культура языка» (1925).

А. Горнфельд.