Рабле Франсуа

Рабле (Rabelais), Франсуа, самый крупный из писателей французского Возрождения. Основные даты его биографии, многие из важнейших событий его жизни не могут еще считаться окончательно установленными. В последнее время наука очень энергично работает над жизнью и произведениями Рабле (главным образом, в журнале «Revue d. études rabelesiennes», 1903—1912, продолжающемся с 1913 г. под названием «Revue du seizième siècle»). То, что теперь мы знаем о Рабле, гораздо более точно, зато  и несравненно более скудно. Исчезли многие яркие легенды.

Рабле родился в 1494 г. в Шиноне (Турэн). Он был младшим сыном мелкого судебного чиновника, в 1510 г. поступил во францисканский монастырь и до 1524 г. пробыл монахом в Фонтенэ Леконт (Пуату). Там же был посвящен в священники. Но духовные подвиги мало соблазняли даровитого юношу. Он хотел учиться. К великому соблазну товарищей по монастырю он засел за науку, легко одолел ученую латынь, принялся за греческий, читал Платона, вступил в переписку с Гильомом Бюде. В конце концов, обозленные этим чрезвычайно нефранцисканским образом жизни Рабле («non curent nescientes litteras litteras discere», учил ведь святой Франциск), монахи отняли у него его греческие книги, добытые с величайшими жертвами. Его спасли друзья, выхлопотавшие ему папское разрешение перейти в бенедиктинский орден, не имевший столь пылких обскурантских традиций. Рабле сделался настоятелем бенедиктинского аббатства в Мальезе, где его поддерживала дружба местного епископа Д'Эстиссака. Здесь ему не мешал никто. Он не только продолжал свои эллинистические занятия, но стал отдавать все больше и больше времени естествознанию и медицине. В 1528 г. — пока еще с разрешения духовного начальства — он отправился в Париж для пополнения своих знаний, а оттуда, уже самовольно — дальше, все с той же целью. Сначала (1530) он попал в Монпелье, где читал лекции по Гиппократу и Галену и зарабатывал себе на пропитание то, как врач, то, как священник. В 1532 г. он уже в Лионе —  врачом большой больницы в городе. Отсюда он завязал сношения с Эразмом. Здесь начал писать и печатать. В 1532 г. появилась под псевдонимом-анаграммой Alcofribas Nasier І-я часть «Пантагрюэля» («Les horribles et pouvantablesfaits etprouesses de très renommé Pantagruel, roi des Dipsodes, fils du grand Géant Gargantua»). В 1533 г. он начал издавать свои календари (непрерывно до 1553 г.) и в том же году издал сатирическое предсказание на ближайший год: «Pantagrueline рrоnostication». В 1534 г., в качестве врача кардинала Дюбелле, Рабле в первый раз отправился в Рим. Вернувшись в Лион, он напечатал пролог к «Пантагрюэлю», ставший первой книгой его эпопеи: «La vie inestimable du grand Gargantua, рèrе de Pantagruel». В 1535 г. он вторично посетил с кардиналом Дюбелле Рим, где добился от папы отпущения за самовольное оставление монастыря. В 1537 г. он получил в Монпелье степень доктора и ближайшие годы практиковал как врач в разных местах на юге Франции. В это время у него завязываются сношения с королем Франциском. В 1542 г. напечатал вместе обе первые книги эпопеи, причем из опасений репрессий — уже начинались гонения на «еретиков» — смягчил нападки на богословов Сорбонны. В  1540—42 гг. он находился при дворе пьемонтского наместника — Пьемонт в значительной части принадлежал тогда Франции — брата кардинала Дюбелле, а в 1545 г., благодаря ему, получил от короля привилегию на дальнейшие издание «Пантагрюэля», что было далеко не лишним, ибо Сорбонна уже точила на него когти. Третья книга «Пантагрюэля», такая сравнительно невинная, вышла в 1546 г., а начало четвертой — в 1548 г. В промежутке Рабле пришлось все-таки скрыться из Парижа, куда он приехал, чтобы следить за печатанием книги. Он пробыл год городским врачом в Меце, а потом съездил третий раз в Рим, все еще с кардиналом Дюбелле. Круг его покровителей расширился: через кардиналов Лотарингского и Шатильона он вступил в сношение с могущественными домами Гизов и Колиньи. Этого крепкого щита было едва достаточно, чтобы уберечь его от крупных неприятностей. В 1549 г. на него написал злейший донос некий католический монах, а в следующем году напал на него Кальвин в памфлете «De scandalis». Католики и протестанты ненавидели Рабле одинаково, но под эгидою трех кардиналов он рискнул вернуться во Францию. Гизы дали ему приход в Мэдоне под Парижем, где он пробыл два года. Перед тем, как выпустить четвертую книгу (1552), он оттуда скрылся: книга была полна резких нападок на католических богословов. Она была осуждена парламентом, но королю — это был уже Генрих II — объяснили, что она помогает ему в борьбе с Римом за Галликанские вольности, и лично Рабле не тронули. В 1553 г. он спокойно умер в Париже. Легенда больше всего приукрасила рассказ о его последних часах. Ему приписывают и знаменитые, трудно переводимые, скептические слова: «Je vais quérir un grand Peut-être», и насмешку над священником, подававшим ему последнее причастие: «Мне смазывают сапоги для большого путешествия», и буфонное завещание: «У меня нет ничего ценного, я много должен, остальное я оставляю бедным». Все это, по-видимому, выдумки его врагов. В 1562 г. появилась в печати частично, в 1564 г. целиком —пятая книга «Пантагрюэля». В ней самому Рабле принадлежат, по-видимому, лишь наброски, не весь текст, более тяжелый, более перегруженный аллегорией и более яростно нападающий на церковь (религиозная борьба за это время стала острее), чем в книгах, вышедших при жизни Рабле.

С легкой руки Брюнетьера, в последнее время Рабле стараются изобразить чуть не правоверным католиком, человеком, в котором преобладали средневековые черты, в котором нет ничего, что было бы типично для Возрождения. Все это резко противоречит фактам. Французское Возрождение очень скоро утратило свой основной характер, благодаря возгоревшейся религиозной борьбе, в гораздо большей мере, чем это было в Германии. Во Франции Возрождение начиналось, как и в Италии, классическими занятиями (Фише, Гагэн, Шампье) и новеллистикой. То и другое отражало общественный рост: служило ответом на культурные запросы буржуазии. Яростный напор кальвинизма нарушил спокойное течение культурного процесса и, начиная с Лефевра д'Этапля, гуманизм насыщается религиозными интересами. Выяснить свое отношение к католицизму и протестантству стало обязательным для всякого гуманистически образованного писателя. И наоборот, отношение ко всякому идеологу нового течения определялось его религиозными оценками. Поэтому вопросы религии занимают такое несоизмеримо большое место у всех, начиная с Лефевра. А это всегда придает налет средневековщины.

Рабле — монах, эллинист, врач, ботаник — с первых же шагов попробовал выяснить свою точку зрения. Он не пошел ни за Сорбонной, ни за Женевой. Он примкнул к Деперье, который во имя свободы духа отверг и католицизм и кальвинизм. Это была, по-видимому, подлинная позиция Рабле. Она прекрасно отвечала настроениям научного критицизма ученого филолога и естествоиспытателя. Внешне Рабле на этой позиции не устоял. Он затушевал свои первые формулы уже в повторном издании двух первых книг эпопеи (1542) и разразился чрезвычайно сердитой инвективой против старого друга, Этьена Деле, напечатавшего их перед этим без изменений. Дальнейшие его формулы становились мягче. Но это не вводило в заблуждение никого. Сорбонна его кляла. «Плеяда», перешедшая с развернутыми знаменами в лагерь католической реакции, осыпала его издевательствами и преследовала доносами. Кальвинисты, для которых натиск во имя свободы совести был более нестерпим, чем, что бы то ни было, поражали его своими перунами. Но над Рабле были простерты три красных мантии, и перуны были бессильны. Совершенно несомненно, что Рабле сам старался набрать себе побольше покровителей и для этого был готов на многие компромиссы. Он отказывался от опасных теорий, от личных намеков и инсинуаций, смягчал все, что было можно. В нем не было темперамента мученика, как у Беркена или у Доле. Терновый венец не прельщал его. Он любил жизнь. И он был оппортунистом, подобно Эразму, подобно большинству итальянских гуманистов. Эти люди создавали новую идеологию для буржуазии, и характер у них вырабатывался соответствующий. Картина Телемского аббатства (I книга) поэтому вдвойне характерна для Рабле. Прежде всего — по распорядку, в нем заведенному. В уставе аббатства было только одно правило: «Fay се que vouldras», «делай, что захочется». Полная свобода. Никакого обязательного труда. Светлое, спокойное существование. Ни надрыва, ни фанатических выступлений, ни ссор. В этом эпикурейском монастыре к тому же царит дух тонкого аристократизма. Сын мелкого буржуа, Рабле, как и все гуманисты, привержен к высшему обществу, всю жизнь стремился быть поближе к его представителям, умел сделать себя для них не только необходимым как врач, но и приятным как собеседник. И извлекал для себя выгоды всякого рода. Поэтому жизненный строй аристократии становится идеалом для буржуазии, для того класса, к которому Рабле преимущественно обращается: «В людях свободных, хорошего происхождения, хорошо образованных, вращающихся в порядочном обществе, от природы заложен инстинктивный порыв, толкающий их к добродетельным поступкам и отвлекающий от порока; они зовут его честью». Естественным дополнением такого взгляда является отношение к трудящимся, как к profanum vulgus, который в лучшем случае не представляет никакого интереса. Типичное мировоззрение буржуазии, расправляющей свои крылья.

Но для этой буржуазии, чтобы она могла легче осуществлять свои исторические задачи, нужна особая идеология. Рабле в эту новую идеологию внес большой вклад. Он застал гуманистическую науку вполне разработанной. Не только итальянцы, не только Рейхлин и Эразм, но и свои: Шампье, Бюде, Анри Этьен сделали очень многое. Рабле не хотел вступать с ними в соревнование. Поэтому мы и не найдем у него восторженного преклонения перед древней культурой. Поэтому во время путешествия по Италии в нем ни разу не вспыхнул пафос развалин, которым так часто загорались другие, до него. Рабле больше естествоиспытатель, чем гуманист. Он хочет сделать достоянием нового общества уже не гуманитарные науки, как его предшественники, а естественные. Рабле одинаково интересуется и ботаникой, и зоологией, и медициной, и то над чем Леонардо да Винчи думал в тиши своего кабинета и что, боясь гласности, набрасывал криптографически в своих тетрадях, Рабле стремится популяризировать. Те элементарные знания, которые помогли Колумбу открыть Америку, у Рабле разработаны с поразительной точностью и широтою. Детальная сверка путешествия Пантагрюэля с картой, произведенная недавно, раскрыла это вполне. География Моровой «Утопии»— детский лепет по сравнению с географией «Пантагрюэля».

А для пропаганды своего настроения у Рабле было орудие, которого не было ни у кого: его смех. Смех Рабле — не мелкое пасквильное острословие Аретино и не тонкая скептическая усмешка Монтэня. Это оглушительный  смех, который понятен каждому и потому обладает огромной заразительностью, от которого рушится все, над чем он разражается, смех здоровый, освежающий, очищающий атмосферу.

Сатира Рабле делала не только общественное дело, но творила чудеса в области художественной.

«Пантагрюэль» — первоклассное художественное произведение, немного грубое по форме, но сочное и полное красок, богатое описаниями и образами (Панург (см.) и брат Жан принадлежат к наиболее ярким фигурам в мировой галерее эпических типов). Поэма скромного «мэдонского кюре», борца за новое общество, художника и мыслителя,  имеет полное право считаться национальной эпопеей французского народа. Она создана в такой момент его истории, когда он только что закончил свое политическое объединение и в бурях и муках ковал свою культуру. Все формальные недочеты поэмы именно тем и объясняются, что она писалась в атмосфере борьбы и незавершенного культурного строительства.

Лучшие издания Рабле: Marty-Lavaux (5 т. 1868 сл.) и критическое Lefranc, Boulanger, Clouzot и др. (8 т.  1912 сл.). Из литературы о Рабле: Gebhart, «R., Renaissanсе et Réforme» (1877); Brunetière, «Histoire de la littérature française classique» (I т. 1909, статья о Рабле опирается на его старые этюды); Staffer, «R., sa реrsonne, son génie, son oeuvre» (1889); Millet, «R.» (Gr. écriv. franc., 1892); Tilley, (Lond. 1907); Morf, «Gesch. d. franz. Litteratur im Zеitalter d. Renaissance» (1914, суммированы результаты монографической разработки).

А. Дживелегов.