Радищев Александр Николаевич

Радищев, Александр Николаевич, знаменитый литератор, политический писатель и выдающийся поборите просветительной философии ХVІІІ века (1749-1802). Родившись в Саратовской губернии в дворянской семье среднего достатка, Радищев получил хорошую образовательную подготовку благодаря заботам отца, человека весьма гуманного и культурного, и родственному попечению М. Ф. Аргамакова, у которого он воспитывался в Москве под руководством просвещенного француза-гувернера из эмигрантов, и пользуясь уроками лучших профессоров московского университета; окончив затем Пажеский корпус (1762-66), в качестве питомца которого он рано познакомился с придворным бытом и нравами, Радищев в 1766 году, вместе с 12 лучшими учениками, был отправлен, по выбору Екатерины, за границу в целях подготовки «людей к службе политической и гражданской способных», в виду задуманных тогда «коронованным философом» либеральных реформ. Молодые люди были направлены в лейпцигский университет. Программа их занятий была выработана самой государыней, причем главным образом они должны были заниматься «моральной философией, историей, а наипаче правом естественным и всенародным». За 5 лет заграничного обучения Радищев глубоко впитал в себя начала рационалистического миросозерцания отцов просветительной философии XVIII века (Лейбниц, Вольтер, Мабли, Руссо, Монтескье, Гельвеций, Гольбах, Вольф), примкнув к его радикальному крылу. С юношеским жаром увлекся он теорией естественного права и общественного договора. Научившись ненавидеть «деспотизм» и восприняв теорию «тираноубийства», как законный корректив против «уполномоченных злодеев», Радищев провозгласил своим высшим политическим идеалом «правила, народным правлениям приличные», сочетая их столь характерно для своей эпохи с верой в просвещенный абсолютизм. Однако, Радищев не был слепым поклонником своих западных учителей. Испытав на себе глубокое влияние французского материализма и сенсуализма (научившись «мыслить по Гельвецию»), он все же не сделался материалистом. Усвоив вольтеровский деизм и будучи врагом всякого мистицизма (отсюда разрыв Радищева с масонством), Радищев, тем не менее, навсегда сохранил в себе «заквас» немецкого идеализма (Лейбниц, Мендельсон), соединяя веру и «просвещенный разум» с верой в высшее мировое духовное начало (бога), бессмертие души и «откровенный» закон. Высказываясь за гражданское равенство и уравнение имуществ, он решительно отверг коммунистические «утопии» Мабли с идеей национализации земли, оставаясь до конца индивидуалистом, защитником частной собственности и личного интереса («корысти»), как мощного двигателя экономического и культурного прогресса и «общего блага»«. Немало был обязан Радищев в своем развитии влиянию старшего своего товарища по заграничному учению и друга, вскоре умершего на чужбине, Ф. Ушакова, памяти которого он впоследствии посвятил целую книгу «Житие Ф. Ушакова» (1786), напечатанную в 1789 году. Вернувшись в Россию в 1771 году, Радищев, окрыленный лучшими надеждами, рвением честно послужить родине под покровительством либеральной императрицы, готовый даже «жертвовать и жизнью для пользы отечества», должен был, однако, вскоре же почувствовать страшный контраст и разлад между своими теоретическими воззрениями, вывезенными в виде готовых формул с Запада вместе с впечатлениями европейской жизни, и российской действительностью. Восторженное настроение Радищева сменяется горьким разочарованием и недовольством и, по мере того, как либеральная политика Екатерины все решительнее превращалась в 80-ые годы в «фарсу» просвещенного абсолютизма, Радищев переходит к резкой критике и протесту против всего строя империи. Эти настроения Радищева целиком мотивировались объективными условиями внутреннего состояния государства и положением того класса, из рядов которого вышел автор «язвительной» книги. Эпоха Екатерины была одновременно моментом наивысшего расцвета дворянско-крепостной империи и началом ее рокового кризиса (пугачевщина, 1779) и разложения рабовладельческого хозяйства (голод 1786-87 гг.), грозившего государственным банкротством (падание курса, займы). Вопрос о крепостном праве и хозяйстве стал в центре общего внимании (ср. XI, 175). Как раз к этому времени образуются и первые кадры русской (дворянской) интеллигенции, складываются «кружки» и «салоны», и начинает бродить критическая мысль (вольтерьянство, масонство). Нарождается независимая, сбросившая с себя придворную ливрею, литература и журналистика (Фонвизин, Новиков и др.), появляется писатель-общественник, «вольнодумец», обличитель, сатирик. Тогда же наметились и два течения общественной мысли — первоначальное «вольтерьянство», как идеология феодального барства и вельможества (князь М. Щербатов, граф Мордвинов, граф Воронцов, граф Панин), сочетавшая крепостничество с политическим и религиозным вольнодумством, и вторичное, буржуазно-либеральное направление, исходившее из рядов среднего и мелкопоместного дворянства с легкой примесью разночинцев, от Вольтера резко повернувшее к Руссо и Мабли и соединявшее политический радикализм с раскрепостительными тенденциями. Это были предтечи декабристов. Наиболее яркой фигурой среди этого второго слоя дворянско-демократической интеллигенции конца XVIII века и был Радищев, первый и наиболее типический представитель «кающегося дворянства» на заре русской общественности.

Вернувшись из-за границы, Радищев, прежде всего, приступил к осуществлению своей миссии, устроившись сначала в сенате, потом обер-аудитором (1773-1775) при штабе графа Брюса, а затем (после женитьбы в 1775 г.) асессором коммерц-коллегии (1777) у графа А. Р. Воронцова, своего покровителя и друга, и, наконец, в санкт-петербургской таможне у Даля (1780-90), принимая вместе с тем участие в работах «Комиссии о коммерции». Заявив себя здесь вполне независимым и либеральным работником, Радищев одновременно вступает на путь общественного служения. Вращаясь в литературных кружках (Новикова) и аристократических салонах (княгини Дашковой, Воронцова), он начинает втягиваться в литературу, печатается в «Живописце» (1773) и «Беседующем Гражданине», вступает в члены «Общества друзей словесных наук» и выпускает переводы (Мабли), в качестве сотрудника «Общества старающихся о напечатании книг», состоящего под покровительством самой императрицы. Под влиянием окружающих противоречий «уязвленная» совесть Радищева поднимает бунт, и он начинает писать свое знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», увлеченный образцами Стерна и Рейналя. Декларации екатерининского «Наказа», когда «мягкосердие начало писать в России законы», бунт Пугачева и, наконец, победоносное восстание американских колоний (1776-83), воспетое Радищевым в «Оде на вольность», — таковы ближайшие возбудители, толкнувшие Радищева выступить со своим смелым протестом и бросить в лицо «чудовищу» ликующей империи свою бунтарскую книгу. По существу, Радищев был далек от каких-либо революционных тенденций, подобно Вольтеру, Гольбаху, Руссо и Мабли. Французская революция, вспыхнувшая уже после написания его книги, вызвала с его стороны явное осуждение: Радищев — враг гражданской войны, когда «человек претворен в лютого тигра», и его симпатии на стороне «мирной» английской революции 1688 года. Своей книгой он хотел открыть глаза Екатерине на истинное положение страны (подобно старухе с «терновым кольцом» в главе «Сон») и «уговорить помещиков», покаявшись в своем «жестокосердии», поспешить — пока еще не поздно, под угрозой новой пугачевщины — с отменой «рабства». Автора еще не покинула вера в просвещенный разум мудрой власти, и он пишет свой «проект в будущем» (гл. «Хотино» и «Выдропужск») — проект постепенной ликвидации «зверского обычая» крепостного права — от лица «мудрого» правителя, «законодавца», полагая, что «государь есть первый гражданин народного общества», и утверждая вместе с Мабли, что «высшая слава государя в его добровольном ограничения», то есть в знании, «како власть со свободою сочетать должно». (Самый проект ликвидации крепостных отношений см. ХХV, 483/84). Радищев, так же, как и Мабли, не верил в способность «толпы» на форуме издавать «разумные законы» и вместе с Руссо готов был видеть «республику» во «всяком государстве, управляемом законами», хотя бы и монархическом. Законы, взвешенные на «весах любомудрия» просвещенным законодателем, — лучшее средство воспитания народа. Книга Радищева была, таким образом, прежде всего, апелляцией к власти автора «Наказа». «Я размышлял, каким бы образом сие происшедшее могло достигнуть до слуха верховной власти» — так думал Радищев, раскрывая шаг за шагом «язвы» родины и развивая свой главный тезис, что Россия гибнет от рабства, убивая раба и развращая господина. Около 20 лет отдал Радищев своей книге, первый отрывок которой появился еще в 1772 году в журнале «Живописец», а окончена она была только в год начала Великой французской революции (1789). «Путешествие» Радищева было делом его жизни, в книге своей он сказался весь, стяжав и себе и ей неувядаемую историческую память. Радищев, можно сказать, вынес смертный приговор рабовладельческой, дворянской, самодержавной империи, за что эта последняя, в свою очередь, вынесла в двух инстанциях (уголовной палате и сенате) настоящий смертный приговор (24 июля и 8 августа 1790 г.) автору («отсечь голову»), замененный Екатериной ссылкой на 10 лет в Сибирь (Илимск).

Книга Радищева является ярким памятником просветительной литературы XVIII века, рядом с «Наказом», как его антипод. «Бунт» Радищева был поднят во имя популярных политических идей ХVІІІ века, и Екатерина правильно увидела в его книге «яд заразы французской», хотя и ошиблась, объявив, что «французская революция его решила себе определить в России первым подвизателем». Исходя из основных предпосылок рационалистической доктрины естественного права и общественного договора, Радищев подверг убийственной критике весь строй России, направив главные удары против института «крещеной собственности». Из естественного равенства людей и равного ограничения их свободы в гражданском обществе, где «один другому не подвластен», но все повинуются единому закону, Радищев вывел незаконность как «зверского» обычая «порабощать себе подобных», так и дворянских привилегий, объявив екатерининского дворянина «варваром» и «общественным татем», ежедневно похищающим чужой труд и насильно присвоившим «ниву» земледельца. Опираясь на то же естественное право, Радищев провозглашает, что земля должна принадлежать трудящимся, то есть тем, «кто ниву обработать может». Автор грозит при этом «пьявицам»-помещикам всеми ужасами народного «веселия мщения» и оправдывает убийства крепостными жестоких господ, поскольку «крестьянин в законе мертв». Он дает ряд вопиющих картин барского произвола и жестокости (рекрутчина, принудительный брак, торги крепостными, «омерзение девок» и проч.), высмеивает «хвастовство породой» и невежество дворян, у которых «на лице румяна, а на совести сажа», и т.д. Далее автор убедительно доказывает экономические невыгоды рабского труда, его непроизводительность, неизбежное оскудение «нивы, чуждой ее возделывателю», подчеркивая, что при таких условиях «богатство» страны покупается за счет разорения народа, и Радищев готов развеять по ветру богатые «житницы» дворян-«кровопийц». Столь же резко обрушивается Радищев и на правительственный режим империи, где «пасутся рабы жезлом самовластия», обличая жестокое неправосудие, «зверской» бюрократизм, «пышность» царей и раболепство вельмож, ужасы военщины. Но Радищев, в пределах основной темы, затрагивает ряд и других вопросов, включая в свою книгу целые трактаты о свободном воспитании и живой школе на родном языке, о «законной» проституции, о свободе печати и слова, веротерпимости, с резким протестом против насаждаемого духовенством «священного суеверия», о литературе и поэзии, развивая ряд замечательных мыслей о стихосложении, и т.д. Книга Радищева потрясает силой и искренностью чувства автора, яркостью картин и открытой «дерзостью» писателя, увлеченного благородным порывом. Его обличительные стрелы бьют не в бровь, а в глаз философу на троне, распустившему «павлиний хвост» просвещенного абсолютизма, а появление книги в момент падения Бастилии как грозное memento заставило содрогнуться крепостническую империю.

Осужденный автор отправляется в ссылку и поселяется в Илимске (1792), «отрекшись» перед грозным трибуналом от своей книги, «наполненной гнусными, дерзкими и развратными выражениями». Но в душе Радищев не изменил своему credo и в ссылке не пал духом, поддержанный своим другом графом Воронцовым, облегчившим ему тяжесть изгнания. Здесь из-под пера Радищева вышел замечательный (первый в России) философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии» (начата в 1792 г.), где автор обнаружил обширную эрудицию и глубину мысли, сделав попытку примирения идеалистических предпосылок с материалистическими учениями его времени. Тогда же им составлены очерки Сибири и рассуждение «О китайском торге» для графа Воронцова. Однако, Радищеву недолго пришлось томиться в ссылке: рескриптом Павла I 23 ноября 1796 года он был возвращен на родину и поселен в своем имении в селе Немцово Калужской губернии, а затем 15 марта 1801 года последовала полная его амнистия, и он был даже призван снова на государственную службу Александром I, получив назначение в «Комиссию законов» (1801). Радищев ожил духом и, вновь обманутый верой в «просвещенную власть» — на сей раз «дней александровых прекрасного начала», — весь отдался новым либеральным веяниям. Он становится неофициальным сотрудником «Негласного комитета» и через него проводит в это время ряд проектов и актов, тесно связанных с преобразовательными планами конституционного кружка Александра I. В это время Радищев (при посредстве Сперанского и Воронцова) составляет: 1) записку «О законоположении» (1802), где, вслед за «Наказом» Екатерины, выставляет общие начала будущего законодательства, призванного утвердить «блаженство народное», «нагибая нравы во благо» путем закона; 2) обширный «Проект гражданского уложения», в виде особого трактата об общих принципах гражданского права, составленного на основе широкого знакомства Радищева с европейской юридической литературой и законодательством, причем автор целиком остается на прежней своей позиции теории естественного права и общественного договора, по-прежнему отстаивая начала гражданского равенства, частной собственности и экономического либерализма (свободная торговля и конкуренция); 3) «Проект всемилостивейшей грамоты Российскому народу» (1801), которую предполагалось опубликовать в день коронации Александра I и где проектировалось провозглашение основных прав «русского гражданина» (составление грамоты было поручено Негласным комитетом Воронцову). В грамоте этой утверждалось равенство перед законом, гласный суд с институтом присяжных, свободы: слова, печати, совести, торговли, неприкосновенность личности, ограничение крепостного права и проч. Таким образом, Радищев вновь получил возможность проводить свои заветные идеалы в жизнь. Но иллюзии на этот раз были рассеяны еще быстрее: автору официально напомнили о ссылке, и 12 сентября 1802 года Радищев покончил с собой, сказав пред смертью: «Потомство отомстит за меня». Так погиб великий «либералист» XVIII века. К последним годам жизни Радищева относятся: экономический трактат «Описание моего владения» и ряд поэтических опытов в «народном» стиле («Бова», богатырская песнь; «Песни исторические»; «Песни древние»), но, конечно, историческое имя Радищева связано с его знаменитым «Путешествием». «Полное собрание сочинений» Радищева 1-2 т. (1907); его же, «Путешествие из Петербурга в Москву» со ст. Павлова-Сильванского (1905); В. П. Семенников, «Радищев» (1923).

Б. Сыромятников.