Реформация

Реформация, совокупность социальных, политических и культурных движений, в результате которых большинство стран германской расы в течение нескольких десятилетий XVI в. отпало от римско-католической церкви. В других частях культурной Европы те же процессы начинались и кое-где приняли довольно значительные размеры, но им не удалось преодолеть сопротивления элементов, отстаивавших старую религию. До XVI в. идеи, которые легли в основу реформации и привели к распаду церковного единства Западной Европы, провозглашались неоднократно, но ни разу не могли поднять большого движения, организовать крупные общественные группы, собрать массы под государственным знаменем и одержать победу. Только общая хозяйственная и общественно-политическая ситуация XVI в. сумела создать предпосылки для победы реформации. Нельзя поэтому рассматривать реформации как ряд эпизодов в истории отдельных стран. И нельзя ограничиваться рассмотрением только идеологической ее стороны. Реформация  определила целую эпоху в истории всей Европы и всколыхнула самые глубины общественной жизни. Значение реформации не столько в том, что часть Европы в течение XVI в. отложилась от Рима, сколько в том, по каким причинам это произошло, произошло именно в XVI в., и каковы были те процессы, которые к этому привели.

Зачатки идейного содержания реформации нужно искать в средневековых городах. Социальная почва города, взрыхленная цветущей торговлей с Левантом, ширила у людей кругозор, давала толчки к свободному ощущению бога, резко отличному от того, какого требовала церковь. Ереси, особенно крупные ереси катаров (см.) и вальденсов (см.), впервые формулировали расхождение между свободным религиозным исканием и официальной церковной догмой. В ересях главным было чтение евангелия и его свободное толкование, приводившее к «подражанию Христу» и к мистике. В процессе этого толкования многие из идей, которые легли потом в основу различных реформационных доктрин, сделались знаменем общественных движений местного характера, но мобилизовать широкие массы они были не в состоянии. Правда, церковь была ими очень встревожена и вынуждена была узаконить самую популярную из средневековых ересей францисканство. То обстоятельство, что благодаря францисканству глубокий церковный кризис был предупрежден показывает, что ереси и тесно связанные с ними движения не имели еще под собой достаточно крепкой социальной почвы. Но еретическое движение после францисканства в сущности уже никогда не прекращалось надолго. Францисканство (см.) стало ортодоксальным, но в его среде возникали очень опасные порой уклоны (см. фратичелли), а кроме того от времени до времени бушевали очень крупные общественно-религиозные движения: апостольских братьев (см. Апостолы) и Дольчино в начале ХIV в., виклефизм (см. Виклеф) — в конце его, и гуситство — в ХV в. (см. гуситы).

Эти ранние движения были двух типов: чистая ересь и ересь с политической окраской. Первая хочет немногого: верить по-своему и по-своему «ощущать бога». Она не считает, что это является разрывом с церковью, не выступает против церкви; и когда церковь обрушивает на нее гонения, она не сопротивляется, а покорно несет муки. Таково, например, вальденство. Движение апостольских братьев пережило обе фазы. Оно было поначалу мирной ересью и не покушалось на отпор. Оно приобрело боевой характер, когда во главе его стал Дольчино и связал еретическую проповедь с социальной борьбой ломбардских крестьян против их феодальных господ. Церкви и местным баронам нелегко было с ним справиться. Но движение Дольчино было ограничено и территориально, и социально. Оно захватило только небольшую область в восточной Ломбардии и только крестьянство этой области. Чтобы получить больший размах, проповеди свободной религии нужно было связаться с интересами многих классов, и религиозный раскол должен был превратиться в борьбу против церкви, активную и провозглашающую политические лозунги, и ощущаться его участниками не столько как борьба против церкви, сколько как борьба против Рима, как центра религиозного и политического. Вот почему, хотя нигде не возникало столько ересей, сколько в Италии, — ни одно итальянское движение не могло выкинуть именно такого знамени: среди пяти более крупных и полутора десятка мелких итальянских государств Рим был слишком большой силой, и игра экономических и политических интересов, фокусом которой он являлся, была слишком сложна. Подобные же причины удержали от отпадения юго-запад  Германии, чересчур тесно связанный экономическими узами с Италией и Римом, а также лесные кантоны Швейцарии, поставлявшие наемников в папскую армию. Осталась верной Риму и Испания, ибо у нее на руках была тяжелая борьба с маврами, национальный характер и популярность которой сообщали религиозные лозунги, а их давал и освящал Рим.

В первый раз широкий национальный размах еретическое движение приобрело в гуситстве (см. ХVII, 414 сл.). Проповедь Гуса (см. XVII, 427 сл.) и его преемников сумела поднять очень значительные социальные силы. Но и гуситство было побеждено, потому что в коалиции общественных групп, которая сообщила борьбе чешского народа за свободную религию национальный характер, произошел раскол, и она не сумела вынудить власть прочно стать на сторону реформы. Значение гуситства было, тем не менее, огромно: оно показало, что против Рима может быть поднято широкое национальное движение. И всем европейским правительствам оно демонстрировало методы возможной борьбы с Римом. Ибо едва ли было в католической Европе государство, которое в период обострения религиозной борьбы не ощущало необходимости освободиться от экономических тягот, налагаемых на него Римом. Итальянские государства и Испания не составляли исключения, но им был закрыт путь для борьбы. Другие вступили на него очень рано. Во Франции уже в самом начале XIV в., при Филиппе Красивом, произошел первый победоносный конфликт с папством (см. XLIV, 535/36). В Англии, несколько позднее, издание статута Praemunire (см. англиканская церковь) положило начало борьбе. В различных государствах Германии такие же эпизоды разыгрывались в течение всего XV в. В первой половине XVI в. события начали развертываться быстрее, потому что они совпали с огромным переломом во всех главных областях жизни.

Торговый капитал, непрерывно накопляясь, раздвигал границы своей деятельности. Под его давлением был найден морской путь в Индию, была открыта Америка, и центр тяжести европейской экономики передвинулся к берегам Атлантики. Началась эксплуатация колоний. Из-за океана в Европу полился непрерывный поток драгоценных металлов, приведший к революции цен, к росту банков, к появлению бирж, к разложению цехового ремесла, к распространению крупного производства, возвестившего эру меркантилизма. Европа переживала  такой гигантский хозяйственный кризис, который наложил свой отпечаток на все: на социальные отношения, на политику, на культуру, на церковь. Реформация, как всякий большой и сложный процесс, протекавший в обрамлении этого кризиса, была обусловлена им целиком.

Политическая ее сторона отразила кризис непосредственно. Ибо вызванная всеми этими переменами энергичнее пошла в отдельных странах национально-политическая концентрация, которая привела к ослаблению феодальных классов, к усилению буржуазии и к укреплению абсолютистских тенденций власти. Абсолютизм создавал армию и бюрократический аппарат. Он нуждался в деньгах. Где было их взять? Церковь была богата и к серьезной обороне не приспособлена. Но она была настолько влиятельна, что просто ограбить ее было опасно. Это нужно было сделать под популярными предлогами. Поэтому государство поддерживало те общественные движения, которые стремились порвать с Римом. Но государство по многим причинам должно было дорожить союзом с церковью. Поэтому оно поддерживало бунт против нее лишь до тех пор, пока оно само по фискальным мотивам было заинтересовано в разрыве. Когда эта заинтересованность кончалась, кончалась и поддержка. Лишь когда выгоды разрыва с церковью перевешивали выгоды союза с ней, государство решительно становилось во главе оппозиции.

С этой точки зрения типичны события во Франции — с одной стороны, в немецких княжествах, в скандинавских государствах и в Англии — с другой. Франция по Болонскому конкордату между Франциском I и папой Львом Х (1516) уступила Риму аннаты, но король получил взамен право распоряжаться епископскими кафедрами, аббатствами и вообще высшими церковными должностями, что отдавало ему в руки огромные доходы с церковных имуществ. В Англии, в Германии и на севере эти доходы получал Рим, а в Германии, кроме того, значительная часть церковных бенефиций доставалась итальянцам. Поэтому мотив секуляризации церковных имуществ во Франции роли не играл, а в германских странах роль   его была огромна. Поэтому во Франции реформационное движение, если не считать короткого момента, обусловленного соображениями международной политики, развертывалось в упорной борьбе с властью и было побеждено; в Германии оно восстановило одни государства против других и повело к победоносной борьбе страны против империи, а в Англии, Дании и Швеции поставило власть во главе общества в его борьбе с Римом и этим союзом обеспечило себе легкую победу. Объединение власти и общества решало вопрос, если национально-политическая концентрация в стране была осуществлена в достаточной мере. Если она была недостаточна, если, как в Германии, помимо княжеских территорий приходилось считаться еще с империей, руководившейся собственными интересами, решение затягивалось.

Еще важнее, чем отношение к реформации государственной власти, — отношение к ней различных классов общества. Что обусловливало их восстание против Рима? Причин было много. Главных было две. Первая на языке реформационных борцов называлась порчей церкви. Под этим боевым лозунгом церковная оппозиция объединяла весь комплекс фактов, порожденных вторжением торгового капитала в церковные отношения: обмирщение курии и превращение ее в светское государство, разложение церкви, разврат одних пап (Александр VI), увлечение других (Юлий II) завоевательными авантюрами, непотизм всех без исключения, безудержная симония, пышность ватиканского двора, его празднеств и его зрелищ, веселая жизнь кардиналов, распущенность клира, преступления монахов. В обстановке буйного молодого роста торгового капитала все эти вещи были вполне естественны: Рим не жил изолированно, а наоборот — очень тесно был связан со многими сторонами хозяйственной жизни Европы. Но обществу была не видна связь церковного быта с экономикой. От Рима оно требовало, чтобы он жил сам и заставлял жить всю церковь в духе христианского учения. «Порча церкви» была великим соблазном. Она вызывала горячие протесты верующих и вообще всех, кто к утехам беспечального церковного жития не был причастен. А известность эти вещи получили очень широкую. Сами папы их не скрывали, а более искренние и менее обмирщенные (Адриан VI) их всенародно горько оплакивали.

Тем не менее, не «порча церкви» была решающей причиной противоцерковного бунта половины Европы. Протесты против «порчи церкви» раздавалась повсюду, в Италии больше, чем где-нибудь: там они привели к драматическому эпизоду, связанному с коротким периодом теократической диктатуры Савонаролы (см.) во Флоренции. А большее движение, способное вести борьбу и побеждать, поднялось не всюду. Что обусловливало упорство реформационного движения в странах, где католицизм был побежден?

То, что там хозяйственный кризис особенно бурно всколыхнул общественную жизнь и внес в нее особенно острые потрясения. То, что там реформационная проповедь упала в взбудораженную общественную среду, пустила в ней корни, ускорила сплетение узла классовых противоречий и втянула в общественную и идеологическую борьбу власть. Картина постепенной кристаллизации общественной оппозиции против Рима в политическую силу яснее всего в Германии. Успех Лютера объясняется тем, что он с самого начала не только проповедовал новую религию, но сумел найти такие формулы, которые связали его дело с интересами отдельных классов и сделали его знаменем национальной борьбы против римской курии.

Вследствие слабости торгового капитала в Германии, по сравнению с Италией и Францией, церковь в лице богатых епископских резиденций и монастырей захватила целый ряд хозяйственных функций. Она занималась кредитными  операциями, крупной и мелкой торговлей, ремеслами. Она была едва ли не самым богатым помещиком в стране. И, кроме всего этого, выжимала из населения большие суммы в виде церковных сборов различного наименования, меньшая часть которых оставалась в Германии, а большая отправлялась в Рим. Из этих сборов самую большую ненависть вызвал тот, который падал не на церковь и ее чинов, а на все население и взимался при этом с самым неприкрытым цинизмом: сбор с продажи индульгенций. Нет ничего удивительного, что классовые интересы, которые в той или иной форме задевались эксплуатацией или конкуренцией церкви, были в Германии разнообразны и в сумме очень значительны (см. Германия, XIII, 558/64). Они пришли в движение, как только раздалась лютерова проповедь.

Проповедь Лютера действовала двояко. Во-первых, она давала новую религию вместо старой и новую церковь вместо католической (о лютеровом миросозерцании см. Лютер, о лютеровой догматике см. лютеранство). Во-вторых, этим самым она развязывала у людей совесть, эмансипировала их от мыслей о грехе и от эсхатологических страхов, которыми пугало их католичество. Отнимая религиозную защиту у всего того, что защищала старая церковь, лютеранство утверждало более свободное критическое отношение к миру, к жизни, к общественному и политическому строю. И, освобожденное от религиозной сдержки, бурно поднимало голову социальное недовольство. Недаром реформационное движение начиналось тем, что в городах ремесленники заставляли власть ликвидировать монастырские ремесла и для верности отбирать все оборудование, горнорабочие требовали лучших условий работы и более высокой оплаты труда, обедневшие рыцари протягивали руки к церковной земле, а крестьяне самочинно отменяли крепостные отношения. И недаром реформация сопровождалась в Германии целым рядом революций: ремесленными и рабочими в городах, крестьянской и рыцарской в селе (см. XIII, 565/78). Успех Лютера объясняется тем, что он пришел в самый момент, когда социальные предпосылки и политическая конъюнктура созрели.

Каковы же были источники лютеровой проповеди? Это была та религиозная идеология, которая издавна, со времен первых ересей постепенно складывалась в городах. В его учении было усвоено и переработано все то, что с первых моментов организованной культурной жизни в городах восставало против католической религиозной метафизики средних веков: и общее всем ересям требование свободного чтения евангелия, и выросшие в городах мистические настроения, и индивидуалистический субъективизм Возрождения, и гуманистическая ученая экзегеза, и религиозно-универсальный теизм — учение о том, что божество одинаково проявляется во всех религиях (в том числе и нехристианских) и раскрывается в нравственно-религиозном сознании всякого чистого человека. Индивидуализм, основной элемент городской культуры, является общим признаком всех этих настроений, и реформация выражает религиозную сторону индивидуализма как в Германии, так и вне  ее (см. Меланхтон, Цвингли, Кальвин, кальвинизм). И другая особенность городской культуры нашла свое выражение в реформации, после того как она оплодотворила искания и достижения Возрождения: идея ценности всякой профессии. Город, как очаг экономической культуры, без такого представления существовать не мог. Католическая церковь признавала греховными целый ряд профессий. Возрождение, провозглашая законность всех мирских промыслов и мирских занятий, подводило под практические максимы городской культуры теоретический фундамент. Реформация  учла результаты хозяйственного переворота, которых Возрождение, начавшееся раньше, учесть не могло, и дала этой теории религиозную санкцию.

Идея законности Beruf’a, профессии, т. е. всякого производительного труда, и у Лютера, и особенно у Кальвина означала освящение мирской жизни и освобождение труда от религиозных пут. Сознание этого факта рано сделалось достоянием научного анализа. В передовых торговых странах, уже в XVII веке, родилось понимание того факта, что торговля больше всего процветает в руках религиозных отщепенцев (теория В. Петти, см. XXXII, 148/44). В новейшей социологической историографии реформации (Зомбарт, Макс Вебер и др.) теперь очень много говорят о том, что без реформационного учения не было бы возможно мощное развитие капитализма в XVI и ХVII вв. (см. капитализм, XXIII, 385/89).

В реформации получили дальнейшее развитие многие из особенностей культуры Возрождения. В этом отношении реформация является завершением эволюции средневековой городской культуры. По сравнению с Возрождением реформация уже потому была огромным шагом вперед, что она была — в противоположность ему — последовательно демократична. Ей была стихийно необходима пропаганда, ибо она могла жить, только набирая массы прозелитов: чем их больше, том больше шансов у нее существовать, укрепляться и шириться. Эта необходимость ломала все социальные рамки. Для новой религии важен был каждый новый адепт, независимо от того, к какому он классу принадлежал. Реформаторы не могли позволить себе роскошь аристократизма, не могли идти исключительно с буржуазией и сторониться народа, как гуманисты. Поэтому реформация могла донести пропаганду индивидуалистической идеологии до самых социальных низов. Идея свободы мысли и свободы совести впервые дошла до них благодаря реформации.

Этой своей позиции, однако, реформация изменила, когда она вышла из периода разрушения старой веры и старой церкви и вступила в период созидания. Возрождение в своих лозунгах не было связано никакой практической политикой. Оно высказывалось, не заботясь о том, как будут применяться его принципы на практике и к чему это приведет. Реформация  создала церковь, и с этой новой церковью у нее появилась своя политика. Нужно было думать о защите только что воздвигнутой религиозной общины и лавировать среди множества разнообразных интересов. В зигзагах этого лавирования чистота первоначальной идеологии удержана быть не могла. Это лучше всего сказалось в вопросе о полной свободе веры. Когда три главных творца реформационной догматики в интересах сохранения церковного единства стали подчеркивать значение писаного закона, т. е. библии, они этим самым отбросили от себя множество толков и сект, выдвигавших — в полном согласии с первоначальной реформационной идеологией — преимущественно перед «внешним словом», т. е. той же библией, авторитет «слова внутреннего» непосредственного откровения божества в душе верующего. Для них это был возврат к мистическим началам, оттесненным более поздней догматикой и заглушенным соображениями политики. Секты, отколовшиеся от основных реформированных церквей, приобрели большое значение тем, что они находили сторонников в социальных низах, среди трудящихся, т. е. в наиболее многочисленной части населения. Их политическая роль и в Германии, и особенно в Англии, была огромна. И реформаторам необходимо было установить к ним определенное отношение. Оно было полно колебаний, ибо принципиальная точка зрения находилась в непримиримом противоречии с требованиями политики. Даже Лютер, который очень убедительно доказывал («О границах послушания светской власти») бессмысленность и вред насилия в делах веры и его противоречие с духом христианства, в конце концов, не устоял на этой позиции. Что касается Меланхтона и Кальвина, то они не мудрствуя лукаво, со спокойной совестью «благочестиво» жгли на кострах еретиков протестантизма, не уступая в усердии католическим инквизиторам, а Цвингли для разнообразия топил несогласных с его учением в водах Цюрихского озера. Реформаторам невозможно было практически удержаться на бескомпромиссной позиции и признать неограниченную свободу веры, ибо это могло грозить распылением новой церкви. И последовательные идеологи Возрождения, как Кастеллион, защищавшие против реформаторов принцип полной веротерпимости, были правы, когда громили их за оппортунизм и за тиранию.

Политическое влияние реформации было в некоторой степени подорвано этой внутренней усобицей. Но оно было достаточно велико вопреки этой усобице, ибо принцип автономии совести все-таки, после того как стихла борьба, продолжал оставаться главным завоеванием реформации и ее главным орудием. Благодаря ему реформация освободила общество и государство от церковной опеки, освободила производительный труд и профессиональную работу от религиозных стеснений и внедрила в широкие массы идею свободной критики в сфере высших духовных ценностей.

О ходе реформации в различных странах и об особенностях местного ее развития см. историю отдельных стран.

Литература: К. Hagen «Deutschlands Iiterarische und religiöse Verhältnisse im Reformationszeitalter» (3 т., 1841—44); L. Ranke, «Deutsche Gesch. im Zeitalter der Reformation» (6 т., 1839—47); Bezold, «Gesch. der deutschen» Janssen, «Gesch d. deutsch. Volkes seit d. Ausgang d. Mittelalters» (8 т., 1877 и сл.; катол.); Below, «Die Ursachen d. Reformation» (1916); Böhmer, «Luther im Lichte d. neueren Forschungen» (1906; ряд изданий); М. Weber, «Die protestant. Ethik und d. Geist d. Kapitalismus» (1901, перепеч. в «Gesam. Aufsätze zur Sozial- und Wirtschaftsgesch.», 1924); Imbart de la Tour, «Les origines de la Réforme en France» (3 т., 1905 и сл.); С. Beard, «The Reformation in relation to Modern Thought» (1883, нов. изд. 1927, русский перевод); J. Gairdner, «History of English Church in the XVI Century» (1902); R. Н. Tawney, «Religion and the Rise of Capitalism» (1926); Hauser, «La modernité du XVI s.» (1931).

А. Дживелегов.