Республика

Республика (латинский res publica — общественное дело) — государство, во главе которого стоит выборное лицо или орган. Республика  есть обязательно государство; другие общины, хотя бы и управляемые на выборных началах, например города, провинции, графства (в Англии и Соединенных Штатах) и т. п., не считаются республикой, хотя управление в них и является нередко выборным. С другой стороны, республикой может быть и государственная единица, не обладающая полнотой самостоятельности, так называемым суверенитетом (см.), и входящая в состав другого, более мощного государственного образования. Не говоря уже о государствах-городах древней Греции или Италии эпохи Возрождения, которые то обретали самостоятельность, то утрачивали ее, то существовали в неопределенном положении вассальных и т. п. государств, любопытный образец несамостоятельных республик  в более близкое к нам время представляли германские вольные города — Гамбург, Бремен и Любек, которые на равных правах с монархическими государствами (Пруссия, Бавария, Саксония и др.) входили в состав Германской империи, сохраняя республиканский строй. Современные федеративные республики сплошь состоят из республиканских же государств и в той или иной форме полагают республиканский строй необходимым условием принадлежности к федерации (Германская конституция, 17; конституция С.-А. С. Ш., IV, 4). Случаи, когда федеративные республики включали в свой состав монархические государства, чрезвычайно редки и должны быть отнесены к области исторического антиквариата; тем не менее, следует указать, что некоторые из древнегреческих федеративных объединений, управлявшихся на республиканских началах, включали в свой состав, наряду с республикой, и монархические государства (Ахейский союз, Фокейское государство IV в. до нашей эры и др.). Во всяком случае, исторически доказанная возможность сожительства монархических и республиканских образований в пределах одного государства наглядно свидетельствует о том, что значение той или иной формы управления весьма относительно и что господствующие классы избирали обычно ту из них, которая в данное время и в данном месте наилучшим образом обеспечивала их господство.

Глава республики — отдельное лицо или целый орган — в том и другом случае должен обладать признаком выборности. Вопрос о том, кто является главой республики или государства, вообще представляется зачастую чрезвычайно сложным, во-первых, потому, что в действительности мы имеем прихотливое переплетение формально-юридических мотивов и фактических властеотношений, во-вторых, и потому, что даже в каждой из этих областей порознь не всегда бывает легко выделить «главный» элемент. Так, в Японии до свержения шогуната можно было колебаться в выборе между шогуном и микадо, как носителем звания главы государства, сопоставление же функций президентов и премьер-министров в современных республиках заставляет государствоведов и  публицистов почитать главой республики то одно, то другое из этих должностных лиц. Однако, в основном наиболее общепризнанным критерием главенствования в государстве является момент внешнего представительства государства в целом, представительства, необязательно связанного с какими-либо властительными полномочиями. С этой точки зрения главой республики считается по большей части одно лицо, именуемое обычно президентом и нередкого не всегда соединяющее со званием главы государства звание главы исполнительной власти и в частности начальника армии (Франция, С.-А. С. Ш., Польша, Германия, Чехословакия и др.; исключение — Австрия) — несомненный пережиток представлений  о всяком государстве, как о монархическом, прежде всего (см. XLVIII, 300/01). Иногда звание президента совпадает со званием премьер-министра (Эстония; см. XLVIII, 300) или председателя исполнительной комиссии республики (президент Национального совета в Швейцарии; см. XLIX, 246). Случаи коллегиального главенствования весьма редки, прежде всего потому, что фактические функции, представительства  естественно могут осуществляться лишь одним определенным лицом. Тем не менее, в истории государственных форм встречаются и такие, когда республика возглавлялась коллегией и эта же коллегия была представителем республики перед внешним миром (архонты в Афинах; Балия и Совет семидесяти во Флоренции XV в.).

При всех этих формах необходимым признаком республики является именно выборность главы государства. Срок, на который производится избрание, имеет значение в том смысле, что открывает большие или меньшие возможности для сосредоточения власти в руках главы республики, но независимо от срока правления продолжает оставаться республиканским. Современное конституционное право буржуазных держав стремится к установлению более или менее длительных сроков пребывания главы республики у власти. Исключением является Швейцария, в которой президент и вице-президент Национального совета избираются сроком на один только год и притом без права перевыборов в следующем за окончанием полномочий году. Во Франции президент избирается сроком на 7 лет, в С.-А. С. Ш. — на 4 года, причем обычай, столь влиятельный в политической жизни англо-саксонских стран, приводит в подавляющем большинстве случаев к избранию того же лица на второй срок, а всего на 8 лет.

Однако, прецедент, установленный Г. Вашингтовем, закрепил правило, по которому избрание на третий срок уже не производится, хотя конституция никаких формальных препятствий к этому не содержит. Попытка Рузвельта сломить силу этого прецедента и добиться избрания на третий срок закончилась, как известно, неудачей, несмотря на довольно широкую популярность кандидата в среде влиятельных буржуазных кругов американских избирателей (см. XLI, ч, в 379/80).

Латвия и Литва, установившие у себя трехлетний срок президентских полномочий, легализировали в конституции американский обычай с той лишь оговоркой, что нельзя занимать должность президента в течение шести лет кряду. Препятствий к выбору одного и того же лица в третий, четвертый раз и т. д. — по истечении соответствующего перерыва — конституции этих стран не встречают. Однако, если принять во внимание преклонный, по общему правилу, возраст лиц, избираемых на должность президента, надлежит считать, что реальная возможность выполнения ими этой должности в течение больше чем шести лет представляется весьма ограниченной. Семилетнего срока, кроме Франции, придерживаются Чехословакия, Польша, причем конституция последних держав не ограничивает возможности переизбрания. Чехословакия, а также Австрия, устанавливающая четырехлетний срок президентских полномочий, воспроизводят в своих конституциях американский обычай в его латвийско-литовском толковании (см. XLVIII, 300). Более длительные сроки в современном конституционном праве не применяются, хотя пронунциаменто, столь частые в республиках Латинской Америки, иногда закрепляют за удачливыми генералами власть на десятки лет или даже пожизненно. История государственных форм за прошлое время дает нам примеры пожизненных выборов главы республики. Так, пожизненно пользовались своими полномочиями венецианские дожи, гонфалоньер Флоренции, а также выборные должностные лица, возглавлявшие Польскую республику с 1425 г., когда состоялась первая «элекция», и до 1794 г.,  т. е. до самого кануна падения Польши, отмеченного третьим ее разделом в 1795 г. Своеобразие польского государственного устройства тех времен заключалось в том, что государство называлось республики (Rzeczpospolita — Речь Посполитая), а пожизненный глава государства носил звание короля. По современной терминологии это был лишь пожизненный президент, именно в силу «элекции», т. е. выборного характера его должности. Сходные элементы мы видим в устройстве Священной римской империи, представлявшей избирательную монархию во главе с избиравшимся пожизненно императором. Придерживаясь такой точки зрения, следует сказать, что единственным республиканским периодом в истории Англии был период пребывания у власти Оливера Кромвеля в качестве выборного, хотя и пожизненного лорда-протектора, и что реставрация монархии состоялась ранее реставрации Стюартов, а именно тогда, когда Ричард Кромвель стал протектором (1658—59), но уже по праву наследования после отца (согласно завещанию Оливера), а не в силу парламентского избрания.

Самое происхождение республиканского правления восходит к первым зачаткам государственной власти и связано, по-видимому, с теми формами экономического быта, которые характеризовались относительной слабостью хозяйственных связей между отдельными родами, семьями, племенами и т. п. Подчиняясь в обычное время старшему в роде, общины, связанные племенным родством, территориальной близостью или некоторым единством хозяйственной базы (пастбища, охотничьи угодья и т. п.), испытывали потребность в более тесной политической связи и организации лишь в каких-нибудь чрезвычайных, например военных, обстоятельствах и тогда прибегали к выборам общего вождя, первоначально обладавшего полномочиями лишь на время, пока длились эти обстоятельства. Особой распространенностью пользовались такие выборы среди кочевых — пастушеских или охотничьих — племен. Богатые иллюстрации этому дает этнология исчезающих американских народностей. О нижних калифорнийцах исследователи сообщали, что это племя выбирает вождей лишь на время войны или крупных охотничьих предприятий. Караибы перед войной собираются на общие собрания и с большой торжественностью выбирают своих вождей. Власть вождей Плоскоголовых (Flat heads) точно так же прекращается с окончанием войны. Бедуины выбирали себе шейхов, запорожские казаки — атаманов, славянские задруги — старейшин, или господарей, скандинавские народности — королей. О древних германцах Цезарь рассказывает, что отдельные племена состояли из самодовлеющих родовых групп и не нуждались поэтому в постоянных центральных учреждениях. Однако, на время войны эти группы сплачивались и избирали единого предводителя, наделенного правом жизни и смерти. К более поздней эпохе относятся сведения Тацита, сообщающего, что в собрании племени избираются начальники (principes), которые творят суд по округам и деревням. Правом голоса пользовались, по общему правилу, все свободные и способные носить оружие мужчины. Однако, уже в те времена выборная демократия на деле терпела существенные ограничения: вождь избирался обычно из среды знатного и богатого рода. Общепризнанное право вождя на львиную долю военной добычи вело в последующем к обогащению его рода земельными владениями, скотом и рабами, а рост богатства опять-таки укреплял могущество рода и создавал, наконец, почти полную бесспорность его притязаний на военное, а впоследствии и гражданское руководство племенем. В одних случаях процесс этой эволюции приводил к установлению наследственной власти вождя, и тогда создавалась монархия, а в других — к закреплению власти за наиболее знатными и богатыми родами, сосредоточившими в своих руках пассивное, а иногда и активное избирательное право (см. ХIII, 436, 439). Так возникали аристократические республики, имевшие весьма большое распространение в античном мире, в частности Афинская республика, по поводу которой Энгельс пишет, что первым признаком ее устанавливавшейся государственности было стремление разложить род на привилегированных и угнетенных, а последних, в свою очередь, разделить по отраслям производства. До реформы Солона Афинская республика управлялась знатными, эвпатридами: коллегия девяти архонтов, во главе с архонтом-эповимом, являлась важнейшим органом эвпатридской власти, оставившей по себе память жестокой и притеснительной олигархии. Морская торговля, пиратство и ростовщичество служили главными средствами поддержания господства знатных. Реформа Солона уничтожила многие элементы сословного неравенства, но закрепила неравенство  классовое. Естественно, что и после реформы эвпатриды сохранили преобладающее положение (ср. ХVІ, 567/68, 579/82).

Афинская олигархия была прообразом всех почти аристократических республик, воспроизводивших все ее существенные черты: знатность правящих, крупное землевладение, ростовщичество и морская торговля, как основные источники их обогащения, жестокость правительственного режима по отношению к трудящимся, превосходившая жестокость единоличной деспотии, именно ввиду неприкрытого классового характера самой государственной организации. У римлян, изобретателей самого слова республики, место эвпатридов занимали патриции, борьба которых с плебеями составляет одну из интереснейших страниц в истории классовой борьбы вообще. Тит Ливий, давший в своей Римской истории художественное изображение целого ряда эпизодов этой тянувшейся столетиями борьбы, с удовольствием подчеркивает то обстоятельство, что уже добившись доступа к консульским должностям, плебеи выбирали консулами патрициев: богатство и знатность здесь, как в Афинах, пролагали себе путь к власти, в равной мере, казалось, доступной для всех, кто отвечал формальным признакам, установленным законом. При этом, правда, исчезли те суровые формы охраны ростовщических прав, которые были выработаны в гражданском праве древнего Рима и предоставляли кредиторам право не только обращать несостоятельного должника в рабство, но и рассечь его на части (in partes secare), если своей ценностью в качестве раба он не мог погасить лежавших на нем долговых обязательств. Но и после того общая система управления мало смягчилась в своей суровости, поддерживая диктатуру римской знати над трудящимися города и провинций (об экономических основах господства этой знати см. Рим — история).

В государствах древнего Востока республиканский строй был распространен значительно менее, чем в Европе. Причины этого факта не вполне ясны до сих пор; во всяком случае, заслуживает внимания тесная связь, существовавшая, по общему правилу, между государством-городом и республиканской формой правления. Связь эта сказалась и на Востоке, где основанное финикийцами Карфагенское государство-город с господством торговой морской аристократии явилось как бы прародителем аристократических республик северного побережья Средиземного моря, в частности Венеции (см.), Генуи (см.) и других государств-городов Апеннинского полуострова с их хитроумными системами больших, малых и тайных советов, сеньорий, консулов подеста, капитанов и других правительственных органов (см. IX, 479), менявших внешние формы, но неизменно служивших орудием господства городских нобилей, или popolo grasso (буквально «жирных людей», верхних слоев буржуазии) над popolo minuto («людьми мелкими»), то есть ремесленниками и прочей «чернью», нередкие восстания которых подавлялись с беспощадной жестокостью (см. XLIV, 174). Наиболее совершенным образцом этих республики являлась Венеция с ее знаменитым Великим советом 480 членов, избиравшихся из среды занесенных в Золотую книгу богатейших фамилий, и тайным Советом десяти, который, опираясь на широко разветвленную систему шпионажа, доносительства и государственного розыска, держал в своих руках все нити управления и судьбу всех без исключения должностных лиц, до блистательного дожа республики включительно. Некоторые сходные черты мы встречаем в т. н. северных русских народоправствах (см. Новгород и Псков).

На севере центральной Европы — во Фландрии и отчасти в Германии — возникали республиканские общины с более демократическим уклоном (Гент) и более мягким режимом управления; здесь сказывалось преобладание промышленной буржуазии, имевшей больше общего с ремесленниками, цеховыми и городскими низами, нежели представители торгового и банковского капитала, дававшие тон государственной жизни в средиземноморских республиках. Эти государства являются как бы переходной ступенью к демократическим республикам, возникновением которых в Америке и Европе отмечен конец XVIII в. Характерной чертой современных буржуазно-демократических республик  является формальное равенство всех перед законом и формальная же возможность доступа всех к участию во власти, в том числе и к занятию президентской должности. Однако, и «суверенитет народа», и верховенство права получают не менее красноречивое выражение в основных законах конституционных монархий, причем сплошь да рядом президент республики (например, С-А. С. Ш.) пользуется гораздо более широкими полномочиями, нежели король (Великобритания, Бельгия и др.), а классовый аппарат угнетения отличается в республиках нередко гораздо большим совершенством, чем в монархиях. Наряду с конституционными учреждениями, классовая борьба XIX в. выработала гораздо более мощный в гибкий инструмент организации в виде партий, прорастающих корнями в самые глубины правительственного аппарата и армии.

Система партий есть то, что с наибольшим вниманием изучается современными буржуазными государствоведами и что привносит в государственную науку более острую, чем когда-либо, струю социологизма (Брайс, Острогорский, Михельс). Выборность главы республики становится в этих условиях чистой фикцией, потому ли что формальный глава республики не состоит ее главой de facto (Польша), потому ли, что он назначается партийным конгрессом, а не волей избирателей (С.-А. С. Ш.). Вровень с процессом республиканизацаи монархий, о котором любили писать либеральные приверженцы теории правового государства, идет процесс монархизации республики. Их неофициальные главы управляют без срока, а официальные снабжаются тем политическим оружием, которое сами изобретатели его, римляне, доверяли не постоянным (консулы), а чрезвычайным (диктаторы) носителям власти.

Юристы, следуя за далеко  опередившим их развитием политических событий, вынуждены уже ставить вопрос о правовых предпосылках диктатуры и формах ее осуществления, как основной вопрос современной теории республиканского государства (Карл Шмитт). Такова эволюция республики тресто-банковского капитала.

Особняком стоят советские республики, представляющие совершенно новую форму политического устройства, имеющую лишь общее название с соответствующими буржуазно-государственными образованиями.

Освещению  организационной и идеологической генеалогии этих республик  посвящена особая статья (см. ХII, ч. І, 242/318). Республики  эти ориентируются, так сказать, не на прошлое, а на будущее, не ищут в истории никаких политико-юридических традиций и открыто объявляют себя формой диктатуры пролетариата, в противоположность республикам буржуазным, стремящимся сделать наименее, заметными именно диктаторские элементы властвования.

Литература. Кроме указанной в статье Государственная власть (XVI, 173/74), см. К. Frohme, «Monarchle оder Republik?», Hamburg, 1904 (есть русский перевод); Н. Kelsen, «Allgemelne Staatslehre», 1925; Rich. Schmidt, «Wesen und Entwicklung dea Staates», 1924; Carl Schmitt, «Die Diktatur», 1928; его же, «Verfassungslehre», 1928; Rud, Smend, «Verfassung und Verfassungsrecht», 1929; Dugui, «Traité de droit constitutionnel», 1923; Léon Accambray, «Qu’est ce que la république?» 1924; J. Bryce, «Modern Democracies», 1923; L. Lowell, «Public opinion and рopular Government», 1921; La Bigne de Villeneuve, «Traité général de l’Etat», 1—2 tt., 1929—31; Chultz, «Das Gesicht der Democratie», Lpz.. 1931; Mс. Leod, «Organ and History of Politics», L., 1931; М. А. Рейснер, «Государство», 1911-12; он же, «Государство буржуазии и РСФСР», 1923; К. Н. Соколов, «Современная республика», 1917; А. Л. Малицкий, «Советское государственное право», 1926; И. Л. Ильинский, «Кризис буржуазной юриспруденции», 1927; А. Г. Гойхбарг, «Ленин о государстве», 1925; В. Н. Дурденевский, «Иностранное конституционное право в избранных образцах», 1925.