Россия. VII. История рабочего класса в России 1. Предыстория рабочего класса.

Россия. VII. История рабочего класса в России 1. Предыстория рабочего класса.

Вопрос о рабочей силе, как социально-экономическая проблема, встает с возникновением мануфактуры (см.), то есть в России приблизительно со второй половины XVII века. Для ремесла, городского и сельского, такого вопроса не существует, так как оно нуждается в крайне ограниченном числе работников, которыми и обеспечивается через ученичество и привлечение к работе членов семьи. Мануфактура, сосредоточивала ли она рабочую силу в одном месте или эксплуатировала рассеянных по деревням мелких производителей, впервые предъявляет более или менее массовый спрос на рабочих. Если на Западе мануфактура, как начальная стадия капиталистической эры, «открывается там, где давно уничтожено крепостное право» (Маркс), то в России мануфактура стала возникать в условиях крепостного порядка, черты которого она воспринимала, одновременно его разлагая. Первоначально государственные и частные мануфактуры в большей мере пользовались вольнонаемным трудом, которого им требовалось не много, но скоро перешли к широкой эксплуатации труда принудительного, и не столько всегда по недостатку вольнонаемной рабочей силы, которую поставляли разные слои экспроприируемого крестьянства, сколько по естественному стремлению торгового капитала использовать обычные методы феодальной эксплуатации. В распоряжении государства, монастырей и феодалов-помещиков были зависимые от них крестьяне; что касается частных предпринимателей из иностранцев и купцов, то, так как феодальный порядок не признавал за ними права владеть крепостными, для них право пользования принудительным трудом должно было быть оформлено иначе, без прямого нарушения интересов господствующего класса. Форма эта была найдена в том, что иностранцы, а вскоре и русские предприниматели, в порядке привилегий, наряду с землями, заводскими строениями и проч., наделялись крестьянами, приписанными к предприятию (см. XXV, 563/64, приложение 17 сл.), причем считалось, хотя не всегда обязательно исполнялось, что «к партикулярным заводам деревни приписываются на время, а не вечно». За купцами, в частности, право пользования крепостными вообще сперва отрицалось, пока они «кроме купечества к пользе государственной никаких заводов не имели»; когда же «купецкие люди компаниями и особенно многие возымели к приращению государственной пользы заводить вновь разные мануфактуры и фабрики», то указом 1721 года им было разрешено покупать крестьян на праве ограниченной собственности — купленные ими крестьяне прикреплялись к предприятию, отдельно от которого не могли продаваться (так называемые посессионные крестьяне, см. XXV, 563/64, приложение 17 сл.). Отличие приписных от посессионных состояло в том, что они оставались государственными и могли так же быть отписаны, как приписаны; посессионные же были собственностью купца и могли быть от него отняты лишь в тех случаях, когда он нарушал обязанности посессора. Формально-правовое положение обоих этих разрядов крестьян не определяло, конечно, их фактического положения, которое, если и отличалось от положения прочих крепостных, то в худшую сторону. Они жили под двойным гнетом — крепостной зависимости и той жесточайшей эксплуатации в порядке подчинения «власти и дисциплине» предпринимателя (Маркс), которое так свойственно мануфактуре, в том числе крепостной. Поэтому, в особенности на всем протяжении XVIII века и первой половины XIX века, не прекращаются их волнения, нашедшие наиболее яркое выражение в активном участии горнозаводских рабочих Урала в пугачевщине (см.).

Право купечества покупать крестьян то отменялось, то восстанавливалось (отменено в 1762 году, восстановлено в 1798 г., снова отменено в 1816 г.), что указывало не только на борьбу между дворянством и купечеством, но и на то, что купцы-предприниматели могли обходиться вольнонаемным трудом. Так оно и было в действительности, и с течением времени применение вольнонаемного труда все возрастало. Таких вольнонаемных работников поставлял, конечно, рынок: это были выбитые из строя ремесленники, обедневшие из городских мещан, купцов, духовенства и т. п., а также в еще большей степени оброчные крестьяне, отпускавшиеся на заработки; такой оброчный, будучи крепок тому, кому он принадлежал, по отношению к нанимателю был как бы свободен вступать в договор найма. Конечно, свобода эта была очень условна (помещик мог отозвать своего крепостного, оброк поглощал значительную часть его заработка и т. д.), но все же и такого рода вольнонаемный труд пробивал изрядную брешь в системе чисто феодальной эксплуатации.

Таким образом, в XVIII веке сложились и до падения крепостного права сохранились следующие основные разряды «фабрично-заводских» работников: 1) работники вотчинно-дворянских мануфактур из крепостных той же вотчины, 2) приписные, 3) посессионные и 4) вольнонаемные. Хотя все эти разряды работников по времени предшествовали образованию пролетариата капиталистической эпохи (см. рабочий класс, XXXIV, 361), а часть из них и влилась в его ряды, но не каждый из них генетически является его предшественником. И Маркс, и Энгельс много раз указывали, что ряды предпролетариата заполнялись рабочими, стоявшими «совершенно вне всяких цеховых отношений» (Маркс), теми слоями, которые находились «вне общины, феодальной зависимости и вне цехового союза», деклассированными «отверженцами феодального и цехового общества» (Энгельс). Лишь в меру того, как рвались феодально-классовые связи и одни выбрасывались из деревни, а другие оказывались вне цеха, складывался «самый низший» слой феодального общества, обреченный на продажу рабочей силы, этот «предпролетариат», чтобы стать пролетариатом при господстве капиталистических отношений: в условиях феодального порядка этот слой был уже лишен средств производства и был свободен «как птица». В России в этом смысле значение могли иметь крепостнические связи, но не цеховые, которые были ничтожны, так что элементы предпролетариата могли складываться только там, где рвалась крепостная зависимость и где наемный рабочий, будучи в той или иной степени лишен средств производства, мог более или менее «свободно» собой располагать. И если капиталистическая фабрика развилась «из купеческого заведения» (Ленин), работавшего вольнонаемным трудом, а не из мануфактуры, основанной на крепостном труде, то и предпролетариат формировался не в среде крепостных работников, которые «вовсе не были фабричными рабочими в точном значении этого термина, — это были зависимые крестьяне, работавшие на помещиков» (Ленин), — а в среде вольнонаемных и, прежде всего, тех из них, которые не были крепостными, в «плебейских» низах свободного населения, а в среде оброчных — лишь постольку, поскольку постоянной фабричной работой (и это имело уже место) они фактически так же «откупались» от крепостной работы, как покупали себе свободу те из крепостных, которые выходили в фабриканты. В «купеческом заведении», из которого развилась капиталистическая фабрика, зарождались капиталистические отношения между трудом и капиталом, формировались ряды предпролетариата, которым все больше вытеснялся принудительный труд. Процесс этот совершался в первые десятилетия XIX века так быстро, что еще за четверть века до падения крепостного права (в 1835 г.) издан был закон «об отношениях между хозяевами фабричных заведений и наемными работниками», лишавший помещика права отзывать работника до истечения срока паспорта его, а рабочего оставлять работу до окончания срока найма. Новые отношения настолько развились, что требовали, в интересах фабриканта, правового оформления, как одновременно оформлялось и разложение посессионной фабрики. После неоднократных домогательств со стороны фабрикантов правительство уже с середины 30-х годов приступает к ликвидации посессионного права — купеческая мануфактура не нуждалась больше ни в какой мере в принудительном труде, так как располагала достаточными кадрами вольнонаемных работников.